Текст книги "Тушканчик в бигудях"

Глава 8

Возле входа в фирму «Паркет без проблем» стояла черная иномарка. Тонировка не позволяла увидеть, есть ли внутри люди. Я осторожно постучал пальцем по стеклу. Приоткрылась щель, и послышался приятный баритон:

– Вам чего?

– Это автомобиль господина Иволгина?

– Да.

– Вы его шофер?

– Именно.

– Виктор?

Дверца распахнулась, и я увидел за рулем того самого мужчину со снимка.

– Откуда вы меня знаете? – хмуро поинтересовался он. – И что вам надо?

Какую-то секунду я колебался, потом вынул газету.

– Узнаете себя?

Виктор молча изучил снимок.

– Ну… да. А что? Меня хозяин отправил одну свою знакомую из больницы встретить, я человек подневольный, чего велят, то и делаю.

– Неужели он приказал ей розы купить? – не утерпел я.

Виктор моргнул.

– Нет, – сказал он уже иным тоном, – я сам букет взял, неудобно показалось вроде…

Он замолчал, прищурился и вдруг заявил:

– Вообще-то я с вами беседовать не собираюсь, чего вы тут вынюхиваете? Я в хозяйские дела не лезу.

– Мне абсолютно неинтересна личная жизнь господина Иволгина, – попытался я успокоить водителя.

– Ну и до свидания, – заявил тот, – ступайте себе мимо!

– Мне необходимо поговорить с вами.

– О чем?

– Об одной истории, деле давно минувших дней.

Виктор снова заморгал, его лицо выражало недовольство и раздражение. Я быстро вытащил удостоверение.

– Разрешите представиться, я из агентства «Ниро».

– Да пошел ты, – буркнул шофер и попытался захлопнуть дверцу, – я ментам справки не даю!

– Вам говорит что-нибудь имя Валерия? Валерия Ермилова, – быстро сказал я.

Рука, тянувшая на себя дверцу, упала. Я взглянул на лицо Виктора и понял: поиск закончен, вот он, убийца. Лоб шофера мгновенно покрылся мелкими капельками пота, в глазах заплескался ужас, губы стали белыми.

– Вы… того… ну… – забубнил он.

Я молча смотрел на убийцу, ему не следовало нарушать закон с такой-то нервной системой.

– Так я и знал, – с горьким отчаянием воскликнул Виктор, – сначала каждый день готовился, потом слегка успокоился! Только вчера думал… жена… Люся… Вы меня сейчас арестуете? Могу я позвонить домой?

Я кашлянул:

– Сначала поговорить надо.

– Садитесь в машину, – предложил Виктор.

Оказавшись внутри иномарки, я включил диктофон и сурово сказал:

– Чистосердечное признание смягчает наказание.

Виктор с силой вцепился в руль, костяшки его пальцев побелели.

– Да, я знаю, слышал… хорошо. Я не хотел!!!

– Но вы убили свою жену!

– Поверьте, я не собирался! Это случайно вышло! – с отчаянием воскликнул Виктор. – Вы послушайте! Пожалуйста!

Я откинулся на сиденье.

– Говорите.

Из его рта полились ровные, округлые фразы. Мне стало понятно, что речь была подготовлена заранее, очевидно, Виктор не раз мысленно ее произносил, репетировал.

– Я очень ревнив. Сейчас немного поостыл, но раньше просто голову терял, если считал, что партнерша мне неверна, – начал он.

Да уж, было бы желание, а повод для выяснения отношений всегда найдется. Вот поэтому Виктор никак не мог отыскать себе невесту. Все девушки, как одна, казались ему слишком легкомысленными. Да еще мать без конца подливала масла в огонь. Стоило Виктору, послушному сыну, привести в дом очередную даму сердца, как матушка мигом заявляла:

– Да уж, юбка короче некуда, милая девочка, вся улица видит, какие на ней трусы.

Если же претендентка на сына являлась в брюках, будущая свекровь колко бросала:

– Глазки-то какие блудливые. Небось ты, Витюша, сотый в очереди. Хорошая девушка так не смотрит, уж поверь мне.

И Виктор верил. Иногда, правда, в его голову закрадывалась крамольная мысль: почему маме не нравится ни одна из будущих невест? Вдруг дело не в девушках, а в родительнице?

Но потом появилась Лера, и Виктор влюбился до такой степени, что наплевал на мамин бубнеж. Сыграли свадьбу. Перед отъездом в свадебное путешествие, обнимая сына на перроне, мать кисло сказала:

– Ну, видели глазки, что покупали, теперь ешьте, хоть повылазьте. Смотри, сынок, помянешь мое слово…

Но Виктор не стал слушать матушку, вскочил в поезд. Последнее, что он запомнил, были злобно прищуренные глаза и плотно сжатые губы матери. «Ничего, – попытался сам себя утешить парень, – привыкнет, еще и полюбит Леру». Но, очевидно, семена, брошенные рукой мамы, дали плохие всходы, потому что Виктор волей-неволей приглядывался к поведению Валерии, наблюдал за ее реакцией на мужчин. Когда он, оставшись с насморком в номере, увидел с балкона, как жена, бросив больного мужа в одиночестве, развлекается на пляже, в голову парню ударил гнев. Не успела Валерия вернуться, как вспыхнула драка, в пылу которой Виктор что есть силы толкнул жену.

Лера упала, ударилась о столик, брызнувшая фонтаном кровь залила ей лицо, она дернулась и обмякла. Виктор тронул ее за руку, но пульса не нащупал.

В его мозгу молнией пронеслась мысль: убил! Теперь его арестуют, дадут как минимум пятнадцать лет, лучшие годы Виктор проведет на зоне в бараке, и неизвестно, выйдет ли он оттуда.

Парень заметался по номеру, отыскивая паспорт. В голове лихорадочно складывался план действий. Следует бежать со всех ног как можно дальше. Виктор, прихватив сумку с вещами, выскочил было на улицу, кинулся к вокзалу, но внезапно притормозил. Сегодня, максимум завтра тело Валерии найдут и объявят его, мужа, в розыск. Нет, следует действовать по-иному.

Витя пошел на почту, купил лист бумаги, написал «предсмертную» записку, потом поднялся на скалу, оставил там вещи, паспорт и ушел с пустыми руками, в одних брюках и футболке.

Как он жил дальше, где раздобыл паспорт на имя Виктора Харченко, как путал следы, часто переезжая с места на место, он рассказал не так подробно.

– Долго в одном городе я не задерживался, – объяснял шофер, – боялся, что найдут. Потом, правда, слегка успокоился, вроде никто меня не искал. Но все равно на хорошую работу устраиваться не решался, диплом о высшем образовании пропал зря. В приличном месте кадровик мигом затеет проверку и выяснит, что господин Харченко возник ниоткуда, ни детства у него не имелось, ни юности, появился на свет уже почти взрослым.

Вот почему Виктор трубил шофером, похоронив свои амбиции. Можно сказать, что он одним ударом кулака разрушил свою жизнь.

Дойдя до этого места, водитель замолчал.

– И вы никому из старых знакомых не намекнули, что живы?

– Нет, очень боялся.

– Даже матери?

Виктор нервно потер руки.

– Нет. Сначала я переживал, конечно, даже хотел ей сообщить о себе, потом… Знаете, мать, конечно, никогда не выдаст сына, но она могла захотеть встреч, ее могли выследить и меня вычислить. И еще… Мама бы постоянно твердила: «Говорила тебе! Предупреждала! Вот, не захотел меня послушать…» Знаете, лучше уж одному в подобной ситуации.

– Как же вы в Москве оказались?

– Случайно, – вздохнул Виктор. – Я женился на Людмиле. В Рязани мы жили, квартиру имели. Я автобус водил, а Люся в фирме работала, бухгалтером. А потом ее хозяин в гору попер, в столицу переехал, Люсю он с собой взял, главбухом сделал, квартиру ей купил. Да, хороший главбух на дороге не валяется. Уж как я сюда ехать не хотел, руками и ногами отбивался, только Люся словно с цепи сорвалась, охота ей было из провинциалки в столичную штучку превратиться. Да и для дочери в Москве больше возможностей.

В общем, Виктор поддался на уговоры жены. Сам себя он успокаивал тем, что родственников в Москве он не имеет. Что мама умерла, Витя знал. Он иногда все же звонил из телефона-автомата домой и слушал мамин голос.

– Алло, – говорила Алла Сергеевна, и сын понимал: она жива.

Виктор предпринимал «разведывательные звонки» нечасто, боялся быть пойманным. «Проверку» осуществлял примерно раз в полгода, и однажды вместо привычного «алло», в ухе раздалось:

– Слушаю. – Говорил мужчина, похоже, молодой.

Витя решил, что не туда попал, повесил трубку и повторно набрал номер.

– Слушаю, – ответил тот же баритон, – говорите!

– Можно Аллу Сергеевну, – решился наконец Виктор, подумав: если незнакомец ответит: «Сейчас ее позову», тогда он просто отсоединится, но в ответ прозвучало:

– Она скончалась, ее квартира нам досталась, по очереди.

Других родных у Виктора не имелось, да и с момента его исчезновения прошло немало лет, навряд ли он столкнется на улице со старыми знакомыми. Пораскинув мозгами, Виктор согласился на переезд в столицу.

Но, оказавшись в Москве, Витя ощутил новый приступ страха, ему мерещилось, будто милиционеры слишком пристально вглядываются в его лицо.

Шофер замолчал.

– Дальше, – поторопил я его.

Виктор хмуро посмотрел на меня.

– Устал я очень.

Я взглянул на бледное лицо Виктора. Лоб его покрывали капли пота, глаза запали, губы стали синими. Как мне быть? Заставить его рассказать о том, как он узнал, что Лера жива, как пытался убить бывшую жену, когда сообразил, что может стать ее наследником? Еще свалится в обморок или заработает сердечный приступ! И вообще, я здорово сглупил! Нашел убийцу в два счета, но что теперь с ним делать?

Внезапно шофер с трудом выдавил из себя:

– Я боялся, ждал, а тут вы пришли! Можно Люсе позвонить?

Я кивнул.

Водитель вынул мобильный, я вышел из машины, вытащил свой сотовый, набрал номер Макса и сказал:

– Я попал в щекотливое положение.

– Эка невидаль, – отозвался приятель, – что на сей раз?

– Задержал убийцу, а куда его деть, не знаю.

– А ну, поподробней! – рявкнул Макс.

Целый час потом мы просидели с Виктором в машине. Преступник не делал никаких попыток сбежать, просто молча смотрел в окно. Когда появились милиционеры, Виктор вдруг с явным облегчением воскликнул:

– Ну вот, отмучился. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца!

Я подавил тяжелый вздох: странное дело, Виктор не должен вызывать у меня никакого сочувствия, но отчего-то его жаль.

– Послушайте, – тихо спросил шофер, – меня ведь сейчас увезут?

– Да, – кивнул я.

– А работа?

– Думаю, эту проблему решат.

– Сделайте божеское дело.

– Что вы хотите?

– У жены телефон не работает, батарейка села, а может, она отключила его. Пожалуйста, предупредите ее о моем… моей… в общем, обо всем.

Я заколебался.

– Пожалуйста, – зашептал Виктор, – понимаете, я никак не мог решиться и открыть ей правду, все собирался, собирался – и дождался. Вы, похоже, человек интеллигентный, а Люся…

Жалость к Виктору захлестнула меня.

– Хорошо, давайте координаты Люси.

– Вот, – водитель сунул мне в руку визитку, – там все есть.

Макс открыл дверь иномарки. Виктор, не говоря ни слова, вылез наружу.

После того как профессионалы занялись Виктором, я с чувством выполненного долга завел свои «Жигули». Жаль, что Нора лишена контакта с внешним миром, она была бы мною довольна. Иван Павлович в два счета справился с задачей. Правда, мне самому удачное завершение работы не принесло никакой радости. Отчего-то жалость к Виктору не проходила, мне все время вспоминались его белые пальцы, сжимавшие руль, и растерянные, совсем не хитрые и не злые глаза. По моему мнению, мужчина, замысливший коварное убийство с корыстной целью, должен выглядеть иначе. И еще, мне очень не хотелось встречаться с этой Люсей, выслушивать истерики, утешать, говорить глупые, ничего не значащие слова. Но отец всегда внушал мне:

– Не давши слова, крепись, а давши – держись. Умение исполнять свои обещания отличает джентльмена от общей массы людей.

Выкурив сигарету, я еще раз взглянул на визитку и поехал в то место, где сейчас сидела у компьютера ничего не подозревавшая о произошедшем Людмила Семеновна Харченко.

Услышав стук в дверь, бухгалтерша крикнула:

– Открыто. Кто подумал, что я запираюсь? Входите, ребята.

Я застыл на пороге комнатенки, где с огромным трудом уместился письменный стол и два стула. Странная штука жизнь, вот сейчас эта милая, довольно молодая женщина чувствует себя просто превосходно. Она счастлива замужем, перебралась в Москву, ее карьера идет в гору, благополучие семьи растет… На лице Людмилы при виде незнакомого посетителя появилось лишь легкое недоумение. Но через пятнадцать минут ее жизнь изменится самым полярным образом. Из добропорядочной гражданки, любимой жены и ценного сотрудника она превратится в супругу уголовника. Ей предстоят тяжелые минуты свиданий, сборы посылок с харчами, поездки на зону, бессонные ночи, слезы… Ох, не зря в древности гонца, принесшего плохие вести, убивали.

– Слушаю вас, – улыбнулась Люся.

Я слегка замялся.

– Можно войти?

– Ну конечно, только с вашими габаритами, боюсь, вы тут не поместитесь, – засмеялась она.

– Я не толстый, просто высокий.

– Да в этом кабинете должен работать хомяк, – окончательно развеселилась Харченко. – Директор, когда рабочие места распределял, так и сказал: «Здесь Люсе сидеть, кроме нее, никто больше не пролезет». Вечно меня из-за крохотного размера в щель засовывают.

– Мал золотник, да дорог. – Я старательно отодвигал момент начала серьезного разговора.

– Это верно, так вы ко мне с чем?

– Вы Людмила Харченко?

– Да.

– Жена Виктора?

– Именно так, – слегка насторожившись, кивнула бухгалтер.

– Ваш муж шофер?

Людмила прижала к груди кулачки.

– Говорите скорей. Я не истеричка. Авария, да? Почему мне не позвонили?

– У вас телефон не отвечает.

Людмила сунула руку в карман и вытащила крохотный аппарат.

– Батарейка разрядилась, а городской аппарат с утра сломался, – прошептала она. – Виктор жив?

– Абсолютно здоров, – быстро заверил я ее.

Люся с облегчением выдохнула:

– Что случилось-то?

– Понимаете… э…

– Ну?

– Право, трудно так, в общем… э…

– Хватит мямлить, – Люся стукнула кулачком по столешнице.

– Ваш супруг в милиции, – выпалил я.

Она снова стиснула кулаки.

– Господи, он сбил человека!

– Нет, нет…

– Влетел в дорогую иномарку.

– Не…

– Обругал гаишника? Подрался с ним?

Я набрал полную грудь воздуха:

– Виктор убил свою жену, к его профессии преступление не имеет никакого отношения.

Люся начала грызть ногти, молча, сосредоточенно, потом сказала:

– Я жива.

– Не о вас речь.

– А о ком?

– О Валерии Ермиловой.

– Это кто?

– Первая супруга Виктора.

Люся схватила со стола карандаш и сломала его.

– Глупости, Витя до меня не имел жены.

– Это не так.

– Он мне говорил…

– Выслушайте меня до конца, – взмолился я.

Чем больше неприятных новостей высыпал я на Люсину голову, тем несчастнее и круглее делались ее глаза. В конце концов она прошептала:

– Нет, нет, нет… я же останусь одна с ребенком… Конечно, Витя не лучший муж, но… нет, нет…

Я растерялся, надо было прихватить по дороге валокордин и бутылку воды, сейчас Люся упадет в обморок. Но она огромным усилием воли справилась с собой.

– Где он? – спросила Люся, вставая.

– Могу узнать, – кивнул я.

– Действуйте.

Я соединился с Максом.

– Послушай, тут…

В то же мгновение Людмила выхватила у меня мобильный.

– Я Харченко. Где мой муж? Да. Да. Еду.

Швырнув сотовый на стол, она схватила сумку.

– Уходите, я поеду к Виктору. Какой ужас! Я теперь жена убийцы! Вот позор-то!

Я молча вышел в коридор, потом на улицу, Люся встала у обочины и подняла руку.

– Давайте отвезу вас, – предложил я, – говорите адрес.

Она с готовностью скользнула в «Жигули», я покатил по проспекту и через пару минут, решив нарушить тягостное молчание, включил радио. «Все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо, я это знаю, знаю», – полетело из динамика. Мои пальцы быстро крутанули ручку, песня явно не соответствовала настроению. «И только мать-старушка заплачет на могиле…» Я снова предпринял попытку сменить радиостанцию. «Таганка, я твой бессменный арестант, пропали юность и талант…»

Палец Люси ткнул в кнопку, дальнейший путь мы проделали в полнейшем молчании.

Едва машина подкатила к нужному дому, Люся резко спросила:

– Ты кто, адвокат?

– Нет, – удивился я. – Отчего вы вдруг так решили?

– На мента не похож.

– Я работаю частным сыщиком.

– Ясно, – кивнула Люся, – я заплачу тебе, вот, сто баксов, держи, хватит?

– Я не совсем понял…

– Езжай в детский сад, – отчеканила Люся, – найди нянечку Ираиду Семеновну и скажи ей, чтобы Соню Харченко на ночь оставили.

– Но…

– Не нокай, – перебила Люся, – меня отсюда сразу не отпустят, а садик работает до шести.

– Неужели вам некого, кроме меня, попросить?

– Точно! Некого.

– А если по телефону…

– Да они трубку не берут!

Я растерялся.

– Ну, если так… Впрочем, нянечка может мне не поверить.

Люся вытащила из сумки блокнот.

– Я записку напишу.

– Хорошо, – сдался я, – учитывая форсмажорные обстоятельства, я выполню вашу просьбу.

Глава 9

Двухэтажное здание садика пряталось в глубине большого двора. Я вошел внутрь пропахшего щами помещения и увидел на стене объявление: «Дети выдаются родителям только в трезвом виде». Вот и гадай после этого, что имела в виду администрация. То ли пьяных воспитанников тут оставляют на ночь, то ли родители обязаны являться сюда трезвыми.

– Дядя, ты чей папа? – тронуло меня за штанину крошечное ангелоподобное существо.

Вместо того чтобы ответить: «Ничей», я присел на корточки и спросил:

– Скажи, солнышко, где можно найти нянечку Ираиду?

– Она на кухне, – сообщило дитя, – чай пьет, с печеньем. Если мы чего не съедаем, это потом нянечка скушает.

Я улыбнулся и пошел по длинному коридору, в который выходило бесчисленное множество белых одинаковых дверей. Нянечка нашлась за пятой. Она и впрямь баловалась чаем с курабье.

– Вы Ираида? – спросил я.

Нянька вытерла рукой губы.

– Ну?!

– Вам записка.

– Что?

Я сунул ей под нос листок.

Бабища близоруко прищурилась, потом поднесла к носу цидульку.

– Поня-ятно, – протянула она.

– Значит, девочка останется присмотренной? – обрадовался я столь скорому разрешению проблемы.

– Деньги за ночную группу уплочены, – мрачно буркнула Ираида, – я никакого права не имею возражать, хотя ясное дело, что ребенку лучше дома, чем тут. Любая мать, даже такая, как… Впрочем, ладно, хорошо хоть догадалась записку написать. Эх, ну и люди.

Не желая вступать в разговор с обозленной бабой, я вежливо сказал: «До свидания» – и пошел к двери.

– Эй, постойте-ка! – воскликнула Ираида.

Я обернулся.

– Слушаю вас!

– Ну офигеваю прямо, – взвизгнула она, – просто цирлих-манирлих. Вас Павлом зовут?

– Иваном Павловичем.

– А, значит Соня спутала. Она все говорит: «А про Павла рассказывать ни-ни!» Неужели вам не стыдно?

– С какой стати я должен испытывать душевные муки, – удивился я, – я ничего плохого не сделал!

– Ладно тебе, – махнула рукой Ираида, – Люся дочку запугала, та дома как могила молчит, а сюда придет и мне рассказывает. Зачем в семью влез? Некрасиво это! Девочку к себе привязываешь, подарки даришь. Уж и не знаю, как такое поведение назвать. Позавчера Соня куклу приносит, эту, как ее, Барби. Дает мне и шепчет: «Спрячьте на полку».

Ираида удивилась и отчего-то тоже шепотом поинтересовалась:

– А зачем ее убирать? И почему ты в детский сад дорогую игрушку притащила? Вдруг кто сломает. Давай положим в шкафчик, а вечером домой заберешь.

– Нет, – озираясь, ответила малышка, – мне ее дядя Павел подарил, нельзя к себе нести, вдруг папа спросит, откуда Барби взялась? Пусть пока тут посидит, а потом мама за дядю Павла замуж выйдет, и я ее заберу.

Ираида сначала оторопела, а потом спросила:

– Твоя мама надумала развестись с папой?

– А чего с ним жить, – по-взрослому ответила девочка. – Копейки приносит, а его за это кормить, одевать и обстирывать надо. Да еще на маму бросается, кричит: «Убью, зараза».

Я с легким изумлением слушал нянечку. Лично у меня создалось впечатление, что Люся очень встревожена судьбой Виктора – пока мы ехали в милицию, на ней просто лица не было.

– Так что, мил-человек, зазря ты в чужую семью лезешь, – с осуждением закончила Ираида, – дитя у них, тебе девочка чужая, как ни прикидывайся – родной не станет. Оставь их в покое, найди себе незамужнюю. Нехорошо!

– Вы ошибаетесь, – непонятно по какой причине я попытался разубедить няньку, – я не имею никакого отношения к Люсе.

Следовало просто молча уйти, но меня отчего-то потянуло оправдываться.

– Ага, – скривилась Ираида, – а то записки чужие люди носят? Ваще обнаглел, в садик явился! При живом отце.

– Поверьте, я сегодня впервые в жизни увидел Харченко, – продолжал бубнить я.

Ираида сморщилась. Я слегка растерялся, может, стоит рассказать про арест Виктора? Но вдруг Люся не хочет, чтобы о задержании супруга знала каждая собака? Да и с какой стати я обязан давать отчет няньке? Просьбу Люси я выполнил, а уж на семейные секреты госпожи Харченко мне абсолютно наплевать.

Я повернулся и пошел к двери.

– Бесстыжие глаза, – полетели мне в спину злые фразы, – наглая морда! Ну погоди, господь-то все видит, ничего не простит. Плохо тебе будет!

В самом мерзком настроении я сел за руль, услышал треньканье мобильного, глянул на дисплей и увидел номер Николетты. Первой мыслью было не отвечать, но потом я справился с детским желанием спрятаться в шкаф при виде неприятности и спросил:

– Что случилось?

– Вава, – затрещала маменька, – ты где?

– Ну, в принципе не так уж далеко от дома.

– Прелестно. Немедленно купи мочалку.

– Что?

– Мо-чал-ку, – по слогам повторила Николетта, – такую мягкую, длинную. Ясно?

– Абсолютно, – ответил я.

– Как окажешься в магазине, позвони.

– Зачем?

– Важен цвет.

– Мочалки?

– Да.

Я снова не стал спорить. Долгие годы общения с Николеттой научили меня: если хочешь сохранить психическое здоровье, никогда не занимайся выяснением ненужных подробностей. Желает маменька мочалку определенного цвета? Приобрету без проблем и отправлюсь спокойно читать Рекса Стаута. Начну совершенно справедливо объяснять ей, что цвет губки никак не влияет на ее качество, получу жуткую истерику. Да и какая мне разница, с чем Николетта отправится в ванную?

Приехав в супермаркет, я соединился с маменькой.

– Стою в отделе хозяйственных товаров.

– Ну-ка, – оживилась Николетта, – скажи, какая там гамма красок?

– Серые, голубые, зеленые, красные.

– Вава! Это же синтетика! – закричала маменька.

– Виноват, пошел искать натуральные губки, – быстро ответил я.

Походив между стеллажами, я наконец наткнулся на желтые мягкие пористые мочалки и снова позвонил Николетте.

– Нашел!

– Какой цвет?

– Песочный.

– А должен быть рыжий, – не сдалась маменька.

Я оглянулся, увидел продавщицу и поинтересовался:

– Такой же товар, но кирпичного оттенка есть?

– Нет, – последовал быстрый ответ, – и не бывает. Это же не искусственная вещь, она без красителя, экологически чистая.

– Ладно, – сдалась маменька, когда я пересказал ей монолог продавщицы, – наверное, это то самое. Просто у тебя, Вава, нет чувства цвета, что для меня рыжее, тебе кажется желтым. Кстати, это губка или мочалка? Мне нужна последняя.

– А какая между ними разница?

– Вава! Спроси у продавца, если сам отличить не можешь, – заворчала Николетта. – Губка и мочалка! Кто же их спутает. Это все равно что не отличить чулки от колготок!

Я тяжело вздохнул. Лично мне кажется, что это одно и то же, хотя вроде чулки на подвязках.

– Вава! – гневалась Николетта. – Почему ты молчишь?

Внезапно я почувствовал смертельную усталость, чтобы побыстрей избавиться от Николетты, я быстро сказал:

– Это мочалки!

– Хорошо, бери.

– Одну?

– Нет, конечно!

– А сколько?

– Ну… думаю, килограммов пять! И поторопись, потому что время уйдет.

Я заморгал. Пять килограммов? Зачем Николетте столько?

– Ты не оговорилась? Может, пять штук?

– Нет, – заорала маменька, – не надо считать меня идиоткой! Именно килограммов! Ну сколько можно говорить одно и то же!

Я опять подозвал продавщицу:

– Девушка, мне нужны вот эти штуки.

– Натуральные губки?

– Именно.

– Берите.

– Боюсь, их тут мало.

– Здесь двадцать штук, – мило улыбнулась девушка, – они просто сжались.

– Понимаете, мне нужно пять килограммов.

Продавщица отступила назад.

– Пять килограммов губок?

– Точно, – кивнул я, ощущая себя идиотом.

– Но зачем?

– Надо.

– А-а… а… – вдруг протянула девушка, – наверное, вы надумали гуманитарную помощь оказать, да? В детский дом отправите?

– Верно, – кивнул я, – там хотят именно такое количество.

– Но они у нас поштучно продаются.

Я взял одну губку.

– Сейчас узнаю, сколько она весит, и вернусь.

– Конечно, конечно, – защебетала девушка и захихикала.

Я дошел до отдела, где отпускали сыр, и попросил:

– Сделайте одолжение, взвесьте ее.

– Зачем? – изумился парень с той стороны прилавка.

– Вам трудно?

Продавец пожал плечами:

– У нас весы электронные, кладу товар, набираю его код, аппаратура сама выставляет цену: выползает чек, который потом наклеивается сверху. Но губки поштучно идут.

– Мне надо знать вес!

– Ну… ступайте в овощной, у них другие весы есть.

Я порысил в противоположный конец магазина, подошел к даме постбальзаковского возраста, мирно укладывавшей яблоки горкой, показал губку и снова услышал песню об электронных механизмах и чеках. Следующие десять минут я пытался объяснить продавщице, зачем мне понадобилось взвешивать губку. Наш разговор заинтересовал как свободных продавцов, так и некоторых покупателей, поэтому вскоре около нас собралась толпа.

– Чего вы мне голову дурите! – обозлилась наконец дама.

Она явно собиралась продолжить фразу, вероятнее всего, сейчас всем предстояло услышать ее мнение о моих умственных способностях, но тут вдруг из подсобки вынырнул подросток в грязных джинсах и прошептал ей что-то на ухо.

Вмиг продавщица стала приторно любезной, просто сахарная вата, а не женщина.

– Уж и как вам помочь, прямо не знаю! – участливо воскликнула она. – Для нас покупатель завсегда прав. Любой его каприз исполним. Но только губочку, чес слово, взвесить не на чем! Поверьте!

Я пригорюнился. И тут подросток сказал:

– А пусть он на весы для картошки встанет, сначала один, а потом с этой дрянью!

– Молодец, – одобрил хор голосов.

– Сюда, сюда, – заквохтала тетка. – Кстати…

В ту же минуту она горделиво выпрямилась, выпятила пышную грудь, попыталась втянуть живот, не справилась с этой задачей, поправила волосы, откашлялась и сообщила:

– Меня зовут Галина Сергеевна Пилипенко, я продавец первой категории, в торговле тридцать лет, награждена грамотами и отмечена записями в трудовой книжке, имею среднее специальное образование, а это мой сын Владик, он тоже хочет стать продавцом, идет по моим стопам.

Сказать, что я удивился, это не сказать ничего. Перед моим носом неожиданно оказалась пухлая рука с безвкусным золотым кольцом, в котором слишком ярко сверкал искусственно выращенный рубин. Пришлось пожимать бабе длань и представляться.

– Очень рад знакомству, Иван Павлович Подушкин.

– Становитесь сюда, – велела Галина.

Я ступил на железный прямоугольник. Владик ловко подвигал гирьки.

– Восемьдесят пять, – сообщил он, – а теперь с губкой.

Я покорно повторил маневр.

– А столько же… – протянул подросток.

– Она очень легкая! – крикнул кто-то из толпы.

Я приуныл.

– Да, и как же мне купить пять килограммов?

– А зачем? – удивился Владик.

– Чего ты любопытничаешь? – оборвала его Галина. – Раз надо человеку, значит, надо, наше дело товар отпустить. На фига было покупателя взвешивать? Мы сейчас барахло в мешок натолкаем, пять кило весы покажут. Эй, Света, Нина, тащите губки.

Работа в магазине была парализована. Со склада притащили невероятное количество серо-желтых губок, вам и в голову не придет, какого размера мешок получился.

Провожаемый взглядами и хихиканьем, я добрался до кассы. Толпа следовала за мной, впереди мощным авианосцем плыла Галина, в кильватере шел Владик, за ними остальные продавцы и покупатели. Возле кассы нервно улыбалась стройная женщина в деловом костюме.

– Сидоркович Раиса Сергеевна, – представилась она, – директор магазина, вы довольны обслуживанием?

– Более чем, – кивнул я.

– Считай, Инна, – велела Раиса Сергеевна.

Девушка за кассой принялась вынимать губки и пробивать их, процедура заняла довольно много времени. Наконец мне вручили чек, который смело можно было вешать в туалете вместо туалетной бумаги, и назвали стоимость покупки. Цифра оказалась невероятной, но отступать было некуда. Тихо радуясь тому, что Нора обязала меня всегда носить с собой большую сумму денег на случай форсмажора, связанного с расследованиями, я расплатился, взвалил мешок на плечо и пошел к выходу.

– А где букет? – закричала Галина.

Я обернулся.

– Простите…

– Цветы дарить не будут?

– Кому?

– Вам.

– Мне? За что?

– Ну как же! – возмутилась продавщица. – Я сколько раз по телику видела! Потом розы дарят и кричат: «Розыгрыш, розыгрыш!» Нас же сейчас для передачи снимали!

Я моментально понял, отчего Галина и директриса магазина представлялись мне по всей форме, чуть ли не с предъявлением паспорта, и по какой причине другие продавцы толпились около весов с идиотскими улыбками. Они решили, что в их супермаркет прибыло телевидение и тайком запечатлевает на пленку происходящее. Может, кто-то из вас видел передачу «Розыгрыш»? Я пару раз нападал на нее и даже смеялся. Жаль, но придется разочаровать персонал.

– Простите, но мне и в самом деле нужны губки, никаких камер нет.

Раиса Сергеевна моргнула раз, другой, третий.

– Пять килограммов? – ошарашенно поинтересовалась она. – Но зачем?

Я вцепился в покупку и дал деру. Следующая проблема поджидала меня на улице. Запихнуть огромный куль в «Жигули» было не так просто. Я по наивности подумал, что губки мягкие и легко сомнутся, но они пружинили и никак не желали деформироваться. Кое-как я все же сумел наполовину затолкать мешок в салон и в этот момент был остановлен милиционером, юным парнишкой с наивной физиономией. Сначала он тронул меня за плечо, потом сурово сказал:

– Сержант Федорчук, чем мы занимаемся? Что в мешке?

Я прислонился к машине и вытер со лба пот.

– Губки.

– Какие?

– Натуральные.

– А ну покажь!

– Смотрите на здоровье.

– Вымай, – велел сержант.

– Но я с таким трудом начал впихивать груз в машину, – сопротивлялся я.

– Давай, не спорь, – не дрогнул парнишка, – а вдруг ты террорист, а там взрывчатка!

– Побойтесь бога, молодой человек, – возмутился я, – представляете, какое количество тротила должно находиться в подобной таре! Его хватит, чтобы взорвать пол-Москвы!

Но сержант не стал слушать мои справедливые возражения, пришлось высыпать губки.

– Эт-та чего? – изумился милиционер, увидав начинку мешка.

– Объяснил ведь уже, губки, натуральные.

– Зачем?

– Ими моются, в ванной.

– Не, зачем тебе столько? Торгуешь? Тогда показывай накладную.

– Я вовсе не занимаюсь продажей банных принадлежностей, для себя купил.

– Столько? За каким фигом?

– А вот это мое личное дело, – осерчал я, – вы искали тротил, его нет, теперь я могу уезжать?

– Просто мне интересно, – по-детски ответил юноша. – Давайте помогу мешок внутрь засунуть.

Когда куль оказался на заднем сиденье, я сел за руль и сказал:

– Спасибо.

– А все-таки, – не успокаивался сержант, – чего вы с ними делаете?

Я тяжело вздохнул. Сказать правду? Мол, имею матушку, которая попросила приобрести пять килограммов губок? Мальчик мне никогда не поверит.