Текст книги "Гусары денег не берут"

ГЛАВА 7

С этим же вопросом к ней утром явилась и Леся. Выглядела она встревоженно. О чем свидетельствовал крайне небрежно накрашенный рот, съехавший на щеку, а также тот факт, что один глаз Леся накрасила в бежево-золотой гамме, а второй в сине-серо-голубой.

– Я не помешала?

– Нет.

Леся понизила голос и заговорщицки спросила у подруги:

– Скажи честно, он хорош?

– Не знаю.

– Как же так?

– Так!

– Ты что, одна?

– А то ты не видишь! – разозлилась Кира.

– Он что, от тебя тоже ушел?

Кира замерла, осмысливая вопрос подруги.

– Борис от тебя что, тоже смылся? – спросила она наконец.

– Да, представь себе! Проводил до дверей, чмокнул в щечку, потребовал, чтобы я берегла себя. И испарился! Сказал, что по делам.

– Ага, – хмуро кивнула Кира. – У меня то же самое было.

– Знаю я их дела!

– В три часа ночи!

– К бабам отправились!

– К проверенным!

Объединившись таким образом еще тесней, подруги постарались выбросить из головы своих новых знакомых и принялись обсуждать план на следующий, а точней сказать, уже на сегодняшний день. Первым пунктом на повестке дня стоял визит к госпоже Элеоноре Мерцаловой. Она также была пациенткой доктора Пешкова. И пришла к нему в кабинет, по словам Оксаны, сразу же следом за Лесей. Ах, нет. Следом за Лесей пришла Елена Яковлевна, которую Оксана, должно быть, из родственных чувств сначала вообще не упомянула в своих показаниях.

Потом уж, после Елены Яковлевны, пришла Мерцалова, а потом явился Пятипалов. И следом за ним еще один человек, который назвался частным пациентом доктора Пешкова, которого тот сразу же и принял. Его фамилии Оксана не знала. Хотя и видела в офисе. Но всего один раз.

Все трое пациентов уходили через заднюю дверь, как и Леся. И таким образом время их визита к доктору Оксана проследить не смогла. Одна только вдова, а тогда еще законная жена – умничка Елена Яковлевна, как прошла к мужу через Оксану, так через нее и вышла. И пробыла она у мужа всего пять-семь минут.

Остальные, если судить по временному промежутку между их появлением возле Оксаны, задержались в кабинете у доктора все же чуть дольше. Обсудили все это подруги за чашкой кофе.

– Знаешь, а я вчера заснула без всяких сновидений, – неожиданно похвасталась подруге Леся.

Впервые с момента ее визита к доктору Пешкову Лесю ни капли не мучили кошмары на тему одиночества и неумолимо надвигающейся старости.

Кира кивнула. События вокруг развивались так бурно и были чреваты такими опасностями, что существовал прямой риск просто не дожить до этой самой старости. А потому приходилось ценить каждый миг жизни и… как ни парадоксально, наслаждаться им.

– Едем к этой Мерцаловой, – вместо ответа сказала Кира. – Чует мое сердце, что это она пряталась в маленькой задней комнатке, пока доктор пытался избавиться от неврастеника Пятипалова.

– И что нам это дает?

– А дает нам это следующее. Если после Пятипалова к доктору пришел еще кто-то, а Мерцалова так и сидела в задней комнатке, то она могла слышать разговор доктора с его VIP-больным.

И подруги поехали к Мерцаловой. Вначале, еще сидя за кофе на кухне у Киры, они пытались до нее дозвониться. Но ее домашний телефон исправно гудел, а трубку никто не снимал. Мобильник оказался вообще выключенным. И подругам ничего не оставалось, как отправиться в гости к этой даме без ее личного приглашения.

– В конце концов, ситуация такова, что тут уж не до церемоний.

Леся даже и не подозревала, насколько близка она была к ужасной истине.

Дверь в квартиру Элеоноры Мерцаловой открыла молодая женщина. Со слов все той же вездесущей Оксаны, подруги знали, что Элеоноре примерно за тридцать, может быть, чуть больше. И потому они радостно приветствовали появившуюся на пороге женщину. Но как оказалось, возраст был далеко не единственным критерием.

– Вы ошиблись, – удивленно покачала головой открывшая подругам женщина. – Хозяйка в своей спальне.

– В спальне? Спит?

Часы показывали уже одиннадцать. Время вполне подходящее для визитов. И не слишком подходящее для сна.

– Да, она вчера выпила много снотворного и просила ее не беспокоить, – сказала горничная. – Это так ужасно! Убийство всегда ужасно! А когда погибает такой прекрасный человек – вдвойне ужасно.

– Вы тоже знали покойного? – удивилась Кира.

Горничная молча кивнула и уткнулась носом в платочек. Как заметили подруги, платочек и без того был уже основательно намочен слезами. Скорбь горничной по поводу убийства психотерапевта ее хозяйки показалась девушкам несколько преувеличенной. Вряд ли она его настолько близко знала. Тогда чего ревет? Нервы не в порядке? Или правду говорят, что некоторые психические болезни заразительны? Вдруг и горничная подцепила заразу от своей хозяйки? Вот теперь и рыдает взахлеб по поводу убийства малознакомого ей человека. Истеричка!

– Ну, полно! – попыталась утешить ее Кира. – Вам-то что? Чего вы ревете?

– Такой прекрасный был человек! – рыдала горничная. – Как теперь бедная Элеонора будет одна? Погибнет! Как пить дать пропадет!

– Одна? Позвольте, а почему?..

– Так как же! – воскликнула горничная. – К тому все и идет! Даже насчет похорон распорядиться не умеет. Да и то сказать, отдадут ли нам тело?

– Почему вам?! У покойного имелась семья!

– Ага, – кивнула головой горничная. – Жена.

– Вот именно. Ей и должны отдать тело.

– А если она не может? Если она в шоке?

Подруги переглянулись. Разговор напоминал бред сумасшедшего. О чем толкует эта особа? Видели они вчера Елену Яковлевну, она не показалась им слишком уж беспомощной или беззащитной. Вон ведь, сообразила, что может взять себе часть пациентов мужа и не потерять годами наработанную практику.

– Ой, не сможет она! – продолжала рыдать горничная. – Как с вечера таблеток напилась, так еще и не вставала. А коли и встанет, какой прок? Она с этих таблеток всегда словно сама не своя. Ни одеться сама не может, ни до уборной дойти. Все за ней ходить нужно и чуть ли не кусок ко рту подносить!

– Да что вы такое про свою хозяйку говорите? Она так расстроилась из-за смерти своего доктора?

Горничная на мгновение перестала рыдать и недоуменно уставилась на подруг.

– Какого доктора?

– Доктора Пешкова!

Горничная изумилась еще больше.

– Бог с вами! – воскликнула она. – Я этого человека и не знаю вовсе! У нас другое горе. Хозяина… Мужа Элеоноры Сергеевны убили! Вот оно горе, так уж горе!

И она снова приготовилась зарыдать. Но подруги ей не дали этого сделать, опередив вопросом:

– Так о смерти психотерапевта вашей хозяйки вам ничего не известно?

– Вроде бы звонили из милиции, – вздохнула горничная, явно недовольная, что ей не дадут вволю предаться своему горю. – Да мне не до того было. Что мне какой-то доктор? Живой он там или мертвый, а у меня хозяйка сама словно мертвая.

И женщина всхлипнула.

– Да еще мамаша ее в истерике у себя дома бьется и нам телефон своими звонками обрывает. Хотя ей-то чего? Она Сергея Павловича всегда ненавидела! И жена его собственная тоже ненавидела! А теперь вон белугой воет. Ой, чует мое сердце, не к добру это!

– А что с ним случилось? С вашим хозяином? Как он погиб?

– Разное говорят, – покачала головой женщина. – Сначала позвонили, так сказали, что под машину угодил.

– А потом?

– Потом следователь звонил, сказал, что не все ясно, хочет с Элеонорой поговорить.

– А потом?

– Что потом? Я ему русским языком объяснила, не может она. В шоке. Рыдает.

И, помолчав, горничная добавила:

– А с чего ей рыдать, если сама ему только тем утром смерти пожелала?

– Прямо так и пожелала?

– Ну, да это дела семейные, – отмахнулась горничная. – Редкая жена иной раз не мечтает от мужа избавиться. Может, на душе и не то совсем, а все равно на мужика орешь. Ну, этого я следователю говорить не стала, наверное, сам знает.

– А он что вам сказал? В смысле, следователь, что он сказал?

– Он все свое твердит. Пусть завтра к одиннадцати у меня в кабинете будет.

Так как часы показывали уже изрядно после одиннадцати, то девушки смекнули: добудиться свою хозяйку горничная не сумела. И к следователю Элеонора вовремя не попадет. А если так, то он должен позвонить сам и выяснить, в чем причина задержки. Не успели подруги подумать об этом, как красивый, стилизованный под старину телефонный аппарат с бронзовыми вставками мелодично зазвонил.

Трубку сняла горничная. Но весь разговор сводился лишь к гавкающим выкрикам из трубки. И кратким ответам самой горничной: «да», «нет», «я попробую» или «хорошо». Когда трубка была водружена обратно на рычаг, горничная выглядела утомленной и еще более расстроенной.

– А я виновата? – пробормотала она, обращаясь к самой себе. – Попробовал бы сам Элеонору добудиться. Небось не стал бы так на меня орать.

– Зачем она ему так экстренно понадобилась?

– Не поняла я. Но вроде бы бумаги какие-то надо подписать. Вот он и злится. Чинуша! Тут у человека горе, а ему лишь бы бумажки были в порядке!

– Может быть, попытаемся вместе разбудить вашу хозяйку?

В ответ горничная неожиданно поморщилась.

– Да какая она мне теперь хозяйка! Деньги мне всегда Сергей Павлович платил. Он зарабатывал, он и платил. А Элеонора только пыль в глаза знакомым пускать умела. Ах, у меня личная прислуга! Ну да небось, теперь ей свои барские замашки бросить придется!

И женщина покачала головой.

– Хотя и жалко ее, конечно, – произнесла она. – В принципе, Элеонора – баба неплохая. Только ветер в голове. А этот ее доктор… Как, вы сказали, его фамилия была?

– Пешков!

– Ага, ладно. Но я вам так скажу, он ей только еще больше все в голове запутывал.

– В самом деле?

– Ага! Бывает, вернется она от этого своего доктора, рыдает. Сама на себя не похожа. Потом, пару часиков пройдет, вроде бы ничего. Снова нормально с ней разговаривать можно. Только внутри словно что-то затаит. Нехорошее такое.

– А муж что говорил? Он не возражал, что его жена посещает врача, после которого ей становится только хуже?

– Да, во-первых, он и не видел! Сергей Павлович целыми днями на работе пропадал. Он домой только к ночи возвращался. И такой усталый, что ему уже не до разговоров особо. Когда уж тут за перепадами в настроении жены следить.

– А во-вторых?

– А во-вторых, Элеонора его совсем к ногтю прижала. Он и возражать не смел, когда она на свои прихоти деньги выбрасывала. И за доктора этого он бешеные тысячи ежемесячно платил и не крякал. Уж я-то знаю! Считайте, что все на моих глазах происходило!

В этом она была права. Прислуга зачастую оказывается куда более информированной об интимной стороне взаимоотношений своих хозяев, чем им бы того хотелось. А к тому же горничная Элеоноры выглядела женщиной живой и по натуре очень любопытной. Этим последним обстоятельством и следовало воспользоваться. Немедленно, еще до пробуждения самой Элеоноры.

– Чайком не угостите? – спросила Кира.

Горничная не возражала. Она и сама была рада, что есть перед кем выплакаться и выговориться. Вот уж точно, к чему русскому человеку к психотерапевтам ходить? Негоже это. Только лишняя трата времени и денег получается. У русского человека, а в особенности у русской женщины, для этих целей всегда есть изнывающие от безделья соседки или подруги.

Так угрюмо размышляла Леся, пока горничная готовила им чай. Она налила подругам густой заварки зеленого чая. Лесе досталась чашка с тонкими, почти прозрачными стенками, разрисованными крохотными нежно-голубыми незабудками и розовыми бутончиками. Чашка, когда в нее была налита заварка, немедленно окрасились в светло-салатный цвет. Потом горничная, слегка разбавив заварку горячим молоком и насыпав по ложке сахара в каждую чашку, придвинула этот напиток гостьям.

– Угощайтесь.

Девушки с опаской отхлебнули по глоточку, но напиток оказался на удивление приятным. Молоко смягчило терпкий вкус зеленого чая, а сахар придал ему дополнительный вкус. Или все дело было в волшебно-прекрасных чашках? Из такой посуды и полынь бы слаще меда показалась.

– Нравится?

– Да, – искренне признались подруги.

– Вот и Сергею Павловичу нравился чаек-то! Сколько он его пил! И как раз из этой кружечки.

И она показала на Кирину кружку, тоже фарфоровую, но в синих якорях. Кира поперхнулась. Вкус у напитка совершенно пропал. Пить из посуды, принадлежавшей покойнику, ей решительно не хотелось.

– А теперь уже не побалуется, бедный, – продолжала говорить женщина, не замечая, какое впечатление произвели ее слова на гостью. – Вот уж точно сказать, не в деньгах счастье.

– Это вам сейчас следователь звонил? Что сказал? В чем причина смерти? Авария или с вашим Сергеем Павловичем…

Леся не решилась озвучить вслух то, что подумала. Две смерти и обе практически в одно время. И связь какая-никакая, а имеется. Прекрасная Элеонора, которая, обожравшись таблеток, дрыхнет сейчас в соседней комнате, знала обоих мужчин.

– В грузовик врезался наш Сергей Павлович, – запричитала горничная, грузно рухнув на табуретку и вновь бурно предавшись своему горю. – У следствия подозрения были, что он пьяным за руль сел. Только потом оказалось – наоборот. Водитель грузовика был выпивши. А я снова права оказалась! Я этому следователю так сразу и сказала: не брал Сергей Павлович в рот ни капли! Никогда! Даже на праздники сок пил или минералку. А уж чтобы пьяным за руль сесть, такого и быть не могло.

Подруги были разочарованы. Провести аналогию между этими двумя смертями не получилось. Вероятно, они явились в гости не к тому человеку. Но не уходить же теперь, не поговорив с Элеонорой. К счастью, горничная и сама была озабочена тем, как бы добудиться хозяйку.

– Следователь обещался, ежели Элеонора к нему до пяти часов не приедет, он сам сюда явится. А он нам тут нужен? Только лишнее беспокойство, когда мужчина в доме. Да еще незнакомый. Нет уж, пусть Элеонора собирается и сама туда двигает. А мне к поминкам готовиться надо.

И она отправилась будить хозяйку. Подруг она взяла с собой. Как она выразилась, на подмогу. И помощь девушек в самом деле пригодилась. Элеонора упорно не желала просыпаться. И даже посаженная в подушках, валилась обратно на мягкую постель, словно куль с мукой.

– На вид тощая, а весит как битюг! – пыхтела Леся.

– Кость такая. Тяжелая.

Элеонора и в самом деле была дамой жилистой и угловатой. Такой травить доктора было совсем не нужно. Достаточно ей было слегка двинуть толстячка и пузатика Пешкова, как из него бы и дух вон. Наконец Элеонора очухалась. И, выслушав, что ей толковала возбужденная горничная, пробормотала:

– Отведи меня в душ.

В душе Элеонора безропотно выстояла под ледяным потоком, которым ее поливала горничная. И при этом (вот уж удивительная выдержка!) умудрилась снова задремать. Подруги ворвались в ванную, когда услышали жуткий грохот. Элеонора снова сладко дремала, свернувшись калачиком на дне ванны и не обращая внимания на лужу холодной воды, в которой мокла ее голова и которая, бодро журча, стекала в сливное отверстие.

Растерев Элеонору докрасна, в нее влили две чашки крепкого кофе и в шесть глаз стали следить за реакцией.

– Ударьте меня, – пробормотала Элеонора, все еще не просыпаясь. – Ну! Дайте мне пару пощечин!

Все растерялись. И тогда Элеонора начала сама хлестать себя по щекам. Потом ущипнула за руку, стукнулась коленкой об стол и наконец открыла глаза.

– Уф! – пробормотала она. – Какая же дрянь эти таблетки! А вы кто такие?

Вопрос относился к подругам. Когда девушки объяснили ей, что расследуют смерть доктора Пешкова и хотят получить помощь от Элеоноры, женщина тут же покачала головой:

– Понятия не имею, кто мог желать ему смерти. Я не настолько хорошо его знала.

– Но вы же были его постоянной пациенткой!

– Виделись с ним каждую неделю!

– Ну и что? Мы с ним говорили обо мне и моих проблемах. Его личной жизни мы никогда не касались. Это было табу.

– Табу?

– Ну да. Доктор никогда не смешивал личную жизнь и работу. Никакой откровенности с его стороны. Он мог расспрашивать пациентов о чем угодно. А они ни-ни! Так что, можно сказать, я его совсем не знала.

– Но зато вы знали, с кем он разговаривал в тот день, когда его убили.

– И кто к нему приходил помимо вас.

– Я? Откуда?

– Потому что вы сидели в маленькой комнатке позади кабинета доктора.

Это был удар наобум. Кира, по своему обыкновению, блефовала. Впрочем, почему блеф? Кира ведь была в спальне Элеоноры. А там все пропахло тяжелым восточным ароматом амбры. Тот самый запах, который учуял в приемной доктора Пятипалов. И который, судя по всему, являлся излюбленными духами самой Элеоноры. Конечно, точно Кира ничего не знала. Но ее выпад попал в цель. Элеонора сначала покраснела, потом побледнела, а потом разозлилась:

– Ну и что с того? Сидела я там или не сидела, а только я ничего не знаю!

– Зачем доктор попросил вас задержаться?

– Потому что мы с ним не договорили, а к нему приперся тот придурок. Вот мне и пришлось спрятаться по просьбе доктора. Он сказал, что переговорит с ним и снова займется мной.

– И о чем они говорили?

– Да ни о чем особенном! Доктор быстро купировал истерику этого актеришки и выставил его из своего кабинета.

Было похоже, что Элеонора говорит правду. Во всяком случае, она подтверждала слова Пятипалова.

– А что было дальше?

– Дальше я ушла!

Леся не выдержала и хмыкнула:

– Стоило столько времени ждать, чтобы уйти, ни о чем не поговорив!

– Слушайте! – вспыхнула Элеонора. – Я не обязана выкладывать вам подробности моей беседы с доктором. Это касалось только меня. Меня и моего мужа. Покойного!

И Элеонора неожиданно затряслась всем телом. Подруги сначала подумали, что это у нее запоздалая реакция на ледяной душ, но ничего подобного.

– Это я виновата! – дрожа, восклицала Элеонора. – Это я довела его до такого состояния! Я виновата в его смерти!

– Что вы ерунду порете? Вы же сами сказали, что с доктором вне его работы никогда не общались. Как вы могли его довести?

– Да при чем тут доктор! Я говорю про моего мужа! Это я виновата в его смерти!

И, кинув на горничную смущенный взгляд, Элеонора продолжила:

– Мы с ним накануне утром здорово поругались. Никогда, никогда, до самой смерти не забуду, как он на меня смотрел, когда уходил! Боже мой, этот взгляд будет преследовать меня до могилы!

В общем, у Элеоноры был острый приступ раскаяния. И отвлекаться от него она упорно не желала, попутно страдая, где же она теперь найдет себе нового психотерапевта, раз доктор Пешков умер. В общем, горе Элеоноры было густо замешено на эгоизме.

– Ах, как некстати он погиб! – восклицала она. – Именно теперь, когда он мне больше всего нужен!

В целом она исполнила арию Пятипалова, только с большей эмоциональностью. Но все равно эгоизм пациентов доктора Пешкова подруг просто поражал. И где он только умудрялся находить таких эгоистов? А может быть, психические отклонения – это все последствия эгоистических устремлений? Или, наоборот, махровый эгоизм – это и есть основной симптом развивающейся душевной болезни у человека?

– А если вы хотите знать, как доктор провел свои последние минуты, – неожиданно заявила Элеонора, – то спросите у нее.

– У кого это у нее?

– У этой особы, которая вломилась к нему в дверь, когда я уходила!

– Но вы же уходили через заднюю дверь.

– Вот-вот! А она там его подкарауливала. И вломилась как сумасшедшая!

– А он что?

– Мне не показалось, что он ей обрадовался, – сморщилась Элеонора. – Но вот что странно, он обращался к этой девушке на «ты» и даже повысил на нее голос, обозвав идиоткой.

– Так и сказал?

– Да. Когда она прорвалась мимо меня, я услышала, как доктор ей сказал: «Тихо ты, идиотка! Мы же обо всем переговорили вчера. Ты что, уже все сделала?»

– А потом?

– Потом дверь окончательно закрылась, и я уже больше ничего не услышала! – с явным сожалением призналась подругам Элеонора.

Девушки переглянулись. Значит, на сцене появляется еще один подозреваемый. Верней, подозреваемая. Итак, вначале в кабинет доктора в пять часов вечера прошла Леся, потом около шести Елена Яковлевна, а потом пошел поток. Сначала двое заурядных пациентов доктора, Мерцалова и Пятипалов. Затем один VIP-клиент и еще одна молодая и пока никому не известная девушка, которая ворвалась через запасный выход.

– А как она выглядела?

Элеонора задумалась.

– Знаете, эта девушка была очень богатой. Мой муж тоже неплохо обеспечивал семью, но до тех шмоток, что были на той девушке, мне еще тянуться и тянуться. И дело даже не в этом, не в шмотках, которые на ней были. Хотя и они стоили целое состояние, но…

– Но?.. А в чем же?

– Стоить-то они стоили, – пробормотала Мерцалова, – только носить их эта девица не умела. Понимаете, едва я ее увидела, как подумала: вот уж кто точно не в себе.

– Почему?

– Дело было в той особой ауре, которая исходила от этой девушки. Понимаете, все в ней словно кричало о духовном кризисе! Она была взвинчена до предела. Даже напялила на себя зеленый пиджак и красные брюки! Можете себе такое представить? Хотя эти вещи были от дорогих костюмов. Но не ее цвета и не ее стиль. И потому выглядели на ней просто вульгарно.

– А ее лицо?

– Лицо? А вот лицом она была самая обычная. Ничего примечательного. То есть тоже очень ухоженная, стрижка там, кожа и все такое, но никакого шарма. Я бы даже сказала, очень невзрачная особа. И нос…

– Что – нос?

– Нос слишком длинный для такого маленького лица.

Произнося эту фразу, Мерцалова снова оживилась:

– Вот уж странно, иметь столько денег и не сделать себе нормальный нос!

– А фигура? Рост?

– Средние. Глазу не за что зацепиться. Просто очень ухоженная богатенькая девушка. То есть обычно ухоженная. В тот раз она больше напоминала душевнобольную. Но все же мне показалось, что она или уже замужем, или у нее есть постоянный мужчина, с которым она живет и за которого, возможно, скоро выйдет замуж.

– Почему вы так решили?

– Чисто интуитивно, – призналась Элеонора, и подруги этим ответом полностью удовлетворились.

Что и говорить, женский глаз – он же алмаз! Чего и нет, все равно увидит.

– А по имени доктор эту девушку называл?

Элеонора задумалась.

– Да! Называл!

– И как?

– Светлана!

– Вы уверены?

Вместо ответа Элеонора энергично затрясла головой, показывая, что полностью отдает себе отчет в своих словах.

– Повезло нам, что мы добрались до Элеоноры первыми, – сказала Леся, когда они уже вышли на улицу. – Сразу, и в яблочко!

– В какое яблочко?!

– Ну, эта самая Светлана. Ее же никто, кроме Элеоноры, не видел. Ни Оксана, ни Елена Яковлевна. Ни даже я. Вообще никто. И милиция про нее не знает. А мы знаем!

– И тем не менее, хотя про эту девушку никто раньше и словом не обмолвился, отношения у милой обеспеченной Светланы и доктора были самые близкие.

– Да, никому из своих пациентов доктор «ты» не говорил – был безукоризненно вежлив. То есть гадости говорил, но не прямо в лицо, а этак завуалированно, что и не придерешься. А уж чтобы идиоткой назвать, такого от него никто бы не услышал.

– Нам надо разобраться с этой девушкой.

– А как?

– Если это любовница доктора, то жена должна была знать. Или хотя бы догадываться.

С этим Леся была согласна на все сто процентов. Ни один мужчина не сумеет так обмануть свою жену, чтобы она ни о чем даже не заподозрила. Женщины могут строить из себя простодушных дурочек, делать вид, что верят своим мужчинам и принимают их ложь за чистую монету. Но на самом деле не родился на свете еще такой мужчина, который мог бы обмануть женщину. Все их вранье для женщины всегда шито белыми нитками. И даже если женщина не всегда понимает, где именно ее обманывают, то уж насчет того, что дело нечисто, они никогда не ошибаются.

Но теребить Елену Яковлевну сейчас, когда у нее было полно дел с предстоящими похоронами мужа, подруги не решились.

– Поговорим с ней на поминках, – сказала Леся. – Все равно идти придется.

– Нас не приглашали.

– На похороны никого не приглашают, – наставительно произнесла Леся.

– Ладно, спорить не буду. Сходим и так.

– Но мы пока чем займемся?

Кира была в растерянности, не зная, что ответить подруге. Но ее неожиданно выручил звонок Валеры. Как всегда, он позвонил очень вовремя.

– Считайте, что я вам вашу вчерашнюю выходку простил, – заявил он Кире первым делом и тут же попросил: – И я провел ужасную ночь, так что не надо снова об этом.

– Не будем. Только скажи, что ты мне подсыпал в вино?

– А что такое?

– Нет, ты скажи.

– Ты что, думаешь, я мог бы причинить тебе вред?

Голос Валеры похолодел. И хотя Кира в глубине души именно так и думала, но вслух она свою мысль озвучить не решилась. Как говорится, промолчи, зубки целей будут.

– Что ты! – с максимальной горячностью воскликнула она. – Конечно, я так не думала. Просто интересно.

– Интересно ей! – фыркнул Валера. – Это было легкое возбуждающее средство. Мне показалось, что ты как-то закрепощена, и я хотел, чтобы ты…

– Я поняла, – перебила его Кира.

– Не перебивай меня! Я просто хотел, чтобы ты немного расслабилась.

– Я все уже поняла! Все нормально. Только в следующий раз, когда тебе захочется доставить мне удовольствие, спроси сначала у меня, что я думаю по этому поводу.

В ответ Валера пробурчал что-то неразборчивое, но у Киры сложилось мнение, что ничего он у нее спрашивать не станет. Поступит так, как считает нужным, и все. Такой уж это человек.

– Но я тебе по делу звоню, – произнес тем временем Валера. – Наши ребята выяснили список тех людей, к которым наш доктор ездил на дом.

– Как? – ахнула Кира. – В смысле, как вам это удалось? Нам сказали, что список был только в одном месте – в голове самого доктора.

– Еще чего придумают! В голове он его держал! И что дальше? А вдруг бы он забыл номер дома или название улицы? Так бы и блуждал, пока в голове не прояснится? И в любом случае должны быть где-то записаны номера телефонов этих пациентов.

– И ты их нашел!

– Нет. Этим пусть менты занимаются, у них времени много.

– Но как же…

– А так, доктор наш сам машину не водил. У него даже прав не было. Значит, что?

– Что?

– Туго соображаешь, – осудил Киру Валера. – Либо он пользовался такси, либо имел личного водителя. Я решил, что такая шишка, какую изображал из себя ваш док, должна была иметь водителя. Ну а найти этого парня не составило труда.

– И он вспомнил, по каким адресам возил доктора?

– Вспомнил. Сначала не хотел вспоминать, но мы с ним по душам потолковали, и он вспомнил.

– А он?..

И Кира замялась.

– Я так понимаю, тебя снова интересует тот же вопрос: а жив ли этот парень? – заржал Валера.

– Да!

– Жив, что ему сделается. И вообще, ты уже второй раз задаешь мне подобный вопрос. Честное слово, это меня начинает обижать.

Вот уж чего-чего, а обижать Валеру девушке совсем не хотелось. Во-первых, он еще не продиктовал ей список частных пациентов доктора Пешкова, который так любезно раздобыл по ее же просьбе, а во-вторых… во-вторых, ей просто не хотелось обижать Валеру. Потому что, как подозревала Кира, раз обидевшись, он мог доставить ей и Лесе кучу проблем. Но, с другой стороны, если человек не хочет, чтобы его подозревали в чем-то, зачем он ежеминутно демонстрирует готовность совершить это «что-то»?

– Ладно, слушай! – грубовато сказал ей Валера. – Слушай или записывай, как хочешь. Но чтобы больше у меня не переспрашивала. Я этого не люблю.

Кира только зубами скрипнула. Не любит он. Она тоже много чего не любит, да помалкивает. Ну, ничего, вот разберутся они с этой гадостной историей, вернут, кому надо, сто тысяч долларов, а потом уж она Валере скажет все, что думает по поводу его поведения и манер.

– Эй, ты там что, заснула? Пиши скорей, у меня еще дел по горло.

Кира записала.

– Все верно записала?

– Все.

– Прочитай!

Валера определенно сомневался в умственных способностях Киры. Интересно знать, с чего бы это? Но Кира послушно, сама дивясь своей кротости, прочитала ему список.

– Все правильно! – одобрил Валера. – И вот еще что. Этот водила сказал, что пациенты, к которым он доктора возил, все мужики. Внешность он не запомнил, те у дверей дома с доктором прощались. Но все были мужчинами.

– Все ясно.

– Ну, раз все тебе ясно, тогда до вечера! – сказал Валера. – И смотрите там, берегите себя с Леськой.

– А это…

Кира хотела сказать, что вечером они с Лесей страшно заняты. И не только в ближайший вечер, но и во все последующие. Но Валера уже отключился.

– Что он хотел? Чего ты так покраснела?

Кира решила подругу раньше времени известием о предстоящем очередном свидании с Борей и Валерой не травмировать. Тем более до вечера еще далеко. Глядишь, чего-нибудь и не срастется. Потому что при всей своей обаятельности, Валера был кавалером далеко не простым. И в обычном обиходе, прямо скажем, не слишком удобным.