Текст книги "Последний писк модницы"

Глава 5

Но Фима снова напомнила себе, что должна держать себя в руках.

Как можно спокойнее она сказала Арсению:

– Мы должны отыскать этого маньяка. И должны сделать это прежде, чем он убьет Аню!

– Согласен. Должны. Только не мы, а МЫ.

– Ну да, я и сказала, мы должны.

– Нет, Фима, ТЫ никого искать не будешь.

– Но Аня – моя подруга!

– И что? Ей будет легче, если ты станешь следующей жертвой? Пойдешь по проторенной другими дорожке?

– Все со мной будет в порядке.

– Я сказал нет! Я тебе запрещаю!

Арсений так разволновался, что даже стукнул кулаком по столу.

На шум тут же примчался Пятница, который проснулся и злобно облаял Арсения. Мол, не забывайся!

– Видишь, какой у меня защитник! – рассмеялась Фима. – С ним мне никакой маньяк не страшен!

Но Арсений не собирался признавать ее правоту.

– Ты не будешь ловить маньяка. Я так сказал!

Скажите, какой деспот выискался! А прикидывался-то мягким и почти плюшевым.

– Да ты тиран! – воскликнула Фима. – Пожалуй, я и замуж за тебя не пойду.

Но Арсений ответил необычайно сухо:

– Для меня главное, чтобы ты осталась жива. А твое стремление сунуть свой нос всюду может привести к беде.

– Хорошо, я понимаю, ты за меня волнуешься.

– Волнуешься – это еще очень мягко сказано.

– Но у меня есть кое-какие сведения про Аню. Накануне у нее был гость. Григорий. Живет в нашем подъезде этажом выше. И по странному стечению обстоятельств Аня – это уже вторая женщина из числа знакомых Григория, которая исчезла. Первая – это Ольга, хозяйка квартиры, в которой он живет. Возможно, были и другие, кто пропадал.

Арсения новая информация заинтересовала. И он пообещал, что обязательно проверит Григория. После чего повторил, что Фима должна оставаться дома, желательно безвылазно, а если уж выходит, то должна соблюдать все меры предосторожности.

Он так основательно запугал Фиму, что она клятвенно пообещала, что будет следовать всем инструкциям и во что бы то ни стало останется цела и невредима, на радость своим близким и в первую очередь самому Арсению.

Только после этого Арсений удалился. А Фима еще какое-то время пребывала в раздумьях. Разумеется, она не собиралась следовать инструкциям по выживанию, которые оставил ей любимый мужчина. У нее были свои собственные наметки, как ей будет лучше остаться в живых. И логика подсказывала Фиме, что она может прятаться сколь угодно долго, но до тех пор, пока маньяк не будет пойман, пока он орудует на свободе, о полной безопасности речь не идет.

– Либо его должны изловить, либо я должна состариться, чтобы перестать его интересовать. Одно из двух. На старушек этот маньяк не покушается, охотится исключительно за девушками и молодыми женщинами.

Пока они варили, а потом пили кофе, Арсений все-таки успел разболтать достаточно, чтобы у Фимы имелось кое-какое представление о том, как действует этот маньяк. И самой главной отличительной особенностью этого изувера было то, что никакой системы в выборе жертв у него вроде как и не было.

– Бывает, что маньяка привлекает только какой-то один тип женщин. Допустим, рыженькие миниатюрные худышки. Или, напротив, пышечки-блондинки. Но у этого определенного любимого типажа женской красоты вроде как и нет. В его сети попадаются самые разные девушки. Единственное, что все они живут одни и чаще всего вообще не имеют никаких близких родственников.

– Любит сироток?

– Три раза девушки были сиротами с детства, а две другие успели потерять родителей уже в более зрелом возрасте. Но это и все, что есть общего между жертвами. Если у маньяка и есть какие-то дополнительные критерии, по которым он отбирает свои жертвы, то нам они до сих пор неясны.

– Совсем ничего?

– Разве что отталкиваться следует от платья, которое он выбирает для несчастной пленницы. В отсутствии вкуса его упрекнуть нельзя. Все платья идеально подходят той или иной девушке. Цвет, фасон, даже стиль – все составляющие безупречны. Если бы модели не были мертвы, то они могли бы блеснуть на любом подиуме или балу. Ни разу не было, чтобы брюнетку он нарядил в зеленое или желтое, что ей совсем не пойдет, и не случалось, чтобы нежная блондинка получила от него платье ярких красок, которые бы затмили ее собственную красоту. Нет, каждое платье выбрано не для того, чтобы затмить или затенить красоту самой девушки, а, напротив, чтобы подчеркнуть ее.

То есть получалось, что маньяку для воплощения его чудовищного замысла нужны были самые разные модели.

– Получается, что он сначала планирует, какое будет следующее платье, и потом уже выбирает под него девушку? Или сначала видит девушку, а платье для нее уже потом рождается у него в голове?

– Так или иначе, а платье и девушка связаны в его голове намертво. Если ему не удается при первом же нападении заполучить себе данную модель, то он способен идти на нешуточный риск, повторяя попытки раз за разом, но все равно добиваясь своей цели.

– Значит, были девушки, которые интересовали его сильнее остальных?

– Ради намеченной цели он способен сделать и второй, и третий заходы.

– Какой упорный! И все три раза никто из близких жертве людей никого поблизости не замечал?

– Вот тут проявляется тот момент, который роднит между собой жертвы и о котором я тебе говорил. Все они были одиноки.

– То есть замужних среди них не было?

– Были. Но в тот момент времени, который нас интересует, они по той или иной причине жили одни.

– И много уже было жертв?

– Всего на счету Стилиста пока что насчитывается пять девушек.

– Стилиста?

– Да, за приверженность следовать выбранному образу для жертвы он получил от нас такое прозвище. Твоя Аня, если наши опасения подтвердятся, станет его шестой жертвой. Шесть жертв меньше чем за три года его деятельности.

– А что за следы, о которых ты говорил?

– Катушка ниток и иголка. Он всегда оставляет их в том месте, где было совершено похищение.

Фима своим ушам не поверила:

– Нитки и иголка? Это их вы приняли за след Стилиста? Но ведь они могли ровным счетом ничего не значить! У кого угодно дома может оказаться катушка и иголка.

– Да, возможно. Но в таком случае Ане ничего не грозит и в скором времени она вернется. Можно даже не волноваться.

– Ты чего-то недоговариваешь! Там какие-то особые нитки?

– Похоже, что все они из одного набора, – нехотя признался Арсений. – Набор производства ГДР. Все катушки, которые использует Стилист, из этого набора, отличается лишь цвет ниток в очередной катушке. И всегда цвет ниток потом совпадает с основным тоном платья жертвы. Если худшие опасения сбудутся, то для твоей Ани предназначено алое платье, потому что найденные у нее дома нитки красные.

Фима побледнела. Красный – это был любимый цвет Ани. Любая брюнетка чуть ли не с колыбели знает, что красный – это ее цвет.

– Ну подумаешь нитки! Может, просто совпадение. У Ани было много вещей красного или даже алого цвета, может, она порвала любимую блузку и хотела ее аккуратненько зашить прямо по шовчику. Отсюда и нитки с иголкой.

Арсений давно ушел, но Фима никак не могла успокоиться. Она по сто раз твердила себе, что еще ничего не известно, что улики весьма косвенные, но, вопреки голосу разума, не могла не волноваться. Гнетущее чувство приближающейся беды буквально душило ее, не давая разумно мыслить и даже просто дышать. Давно уже вернулись родители, которые что-то возбужденно обсуждали на кухне, потом вернулась тетушка Римма, которая сразу же прошла в свою комнату. А Фима все мерила шагами расстояние от кровати до окна.

– Надо исходить из самого худшего, а именно, что Аня похищена, – решила она. – Потому что если окажется, что это не так, то это будет мне своего рода приятный бонус. Но если Аню все-таки похитили, то это вполне мог сделать Григорий. Конечно, он тут мне наплел, что ушел от Ани, когда с ней все было в порядке, но где гарантия, что он не врет? Еще и свидетеля приплел, который из нашей квартиры якобы выходил. Небось снова вранье!

У Фимы даже возникла мысль наведаться к Григорию, но тут к ней самой пришли гости. Папа с мамой появились на пороге ее комнаты, и по их радостным и чуточку взволнованным лицам Фима поняла, что у них есть для нее какая-то новость и они оба изрядно волнуются, как к этой новости отнесется их дочь.

Фима попыталась спрятать зарычавшего Пятницу, но папа замахал руками:

– Мама мне уже рассказала про твоего песика. Все в порядке.

– И ты не против?

– А почему я должен быть против? Всегда мечтал, чтобы у моих детей было какое-нибудь животное. Пусть твой песик остается у нас сколько ты захочешь.

Пятница в ответ перестал рычать, словно понял слова папы. И даже хвостиком завилял, паршивец такой!

Но родители пришли не для того, чтобы дать разрешение на проживание собаки. Им, в свою очередь, требовалось получить кое-что от дочери.

– Фима, дорогая, ты представляешь, папе очень повезло. И ему от его работы презентовали небольшой тур в Карелию.

– Начальник решил отметить нас за досрочно сданный объект.

– Поздравляю.

– Три дня! Пятница, суббота и воскресенье.

– Пятница – это уже завтра, – задумчиво произнесла Фима.

– Вот я и хотела спросить: справитесь вы тут без нас?

Тревожный звоночек звякнул у Фимы в душе при этих словах мамы. Что там говорил Арсений касательно жертв Стилиста? Все они были одинокими и проживали без мужей и прочих родственников? Но Фима тут же заставила умолкнуть этот противный, дребезжащий в ней звук. В конце концов, с ней остаются тетушка Римма и Павлик. И вовсе она не одинока. А значит, и маньяка ей бояться нечего.

– Конечно, мамочка! Поздравляю тебя, папочка! Хороших вам выходных. Вы так редко проводите время вместе. Вам обязательно надо поехать.

Счастливые родители тут же упорхнули к себе собираться, а Фима вновь сосредоточилась на своих мыслях.

Да, вроде бы на первый взгляд все указывало на виновность Григория. Но что, если это не так? Вдруг сосед сказал Фиме правду и ночью по их подъезду шатался кто-то еще? И этот кто-то был высоким мужчиной, худым и бледным.

– А кто у нас высокий и бледный? Филипп Петрович, вот кто!

И хотя сам Филипп Петрович не признался в том, что ночью наведывался к ним в квартиру или вообще в дом, но если преступник – это он, то глупо ждать откровенности от самого Стилиста. Если у него ноги без ран и собачьих укусов – то это еще ничего не значит. Может, Пятница ему в руку умудрился вцепиться.

– Значит, надо хорошенько разузнать всю подноготную про этого сердечного друга нашей тетушки, – сказала Фима, обращаясь к Пятнице.

Тот в ответ тихонько гавкнул.

– Решено! Утром иду к тетушке, чтобы она мне все в подробностях рассказала о своем старом друге.

Но то ли что-то пошло не так, то ли Фима слишком переволновалась, но утром она не услышала звонок будильника и проснулась, когда солнце уже стояло высоко. Еще хорошо, что на учебу сегодня было не надо. Преподаватель заболел и пообещал, что проведет оба занятия онлайн.

Раздался стук в дверь.

– Да, – произнесла Фима, все еще не до конца проснувшись. – Заходите!

И лишь после того как в двери показалась тетушка Римма, девушка спохватилась. В последний момент она накинула на спящего Пятницу угол одеяла, укрыв песика целиком с головой.

– Душно у тебя, – заметила тетушка. – И пахнет чем-то… Не пойму, что за запах? Какой-то знакомый больно.

– Не знаю.

– А что это у тебя тут на кресле? Уж не собачья ли шерсть?

– Что ты! Откуда?

– Да и впрямь, – засмеялась тетушка, – окажись тут собака, я бы уже все стены обчихала.

Фима с тревогой увидела, что одеяло в том месте, где оно прикрывало Пятницу, опасно шевелится. Похоже, песика разбудили голоса, и теперь он пытался сообразить, что случилось и почему до сих пор вокруг него темно.

– Фима, я хотела тебе сообщить, что переезжаю к Филиппу Петровичу.

Новость буквально оглушила девушку.

– Что? Вот так сразу?

– Не навсегда, конечно, – успокоила ее тетушка, – на время. Он попросил меня пожить у него пару дней. Приезжает его младший сын с женой, а Филипп Петрович не очень ладит с ней. Вот ему и пришла в голову мысль, что мне, как женщине, будет легче наладить контакт.

– И ты сразу согласилась?

– Не сразу! Всю ночь думала. Но ведь Филипп Петрович столько для меня сделал, неужели я откажу ему в такой малости? Да и, признаюсь, мне любопытно взглянуть, что там за фифа такая, что никто не может ее построить.

Фиме стало слегка тревожно. Родственники расползались в разные стороны, оставляя ее в одиночестве. Правда, был ведь еще Павлик. Братик никуда не уезжал и никому никого помогать строить не собирался. Все выходные проторчит в смартфоне, сидя в соседней комнате. И в расчете на братика Фима дала тетушке добро, чему та очень обрадовалась.

И все же Фима не могла не волноваться.

– Надеюсь, хоть Павлик никуда не денется!

И, выбравшись из кровати сама, девушка откинула одеяло и выпустила Пятницу. Счастливый песик, который уже простился с белым светом, от радости принялся скакать и лаять.

– Фима, ты чего лаешь? – немедленно раздался голос тетушки. – С ума сошла?

Фима показала Пятнице кулак, и тот замолчал. А Фима отправилась на кухню, где тетушка варила уху.

– Приготовлю вам первое, а второе уж вы сами как-нибудь сообразите. Не маленькие.

Уха у тетушки всегда получалась знатная. Старушка варила свой суп неизменно из красной рыбки, да не из какой-нибудь там тощей горбуши, а исключительно из жирной семги.

– Хватит с меня этой горбуши, в девяностые я ею досыта наелась. Теперь только семга или форель.

И добавляла в уху сливки, и выставляла мелко порубленную зелень укропа на блюдечке, и сушила крохотные сухарики, чтобы можно было ими весело похрустеть.

Увидев свой любимый суп, Фима мигом почувствовала, как проголодалась.

– Только одно условие, я провожу тебя к Филиппу Петровичу лично.

– Это еще зачем?

– Пусть видит, как тебя в семье любят и ценят. Больше будет тебя ценить.

– Он и так меня ценит, – пробурчала тетушка, но все же согласилась на предложение девушки.

Дом у Филиппа Петровича был знатный. Красивый каменный коттедж аж о двух этажах. Штукатурка была выкрашена в приятный для глаза светло-бежевый цвет, по цоколю и углам был выложен декоративный кирпич. В целом все выглядело очень пристойно и даже более того.

Помимо воли Фима начала считать примерную стоимость такого домика. Ближний пригород, до центра всего каких-нибудь минут двадцать. Это раз. Огромный участок, соток тридцать, не меньше, в престижном поселке, где имелось все для достойной жизни – теннисный корт, детские площадки и даже закрытый бассейн. Это два. Сам дом тоже был снабжен всеми городскими прелестями, включая посудомоечную машину, джакузи и спутниковую тарелку. Это три, четыре и пять!

– А жених-то из тетушкиного ухажера получится славный, – пробормотала Фима. – Конечно, если он не Стилист.

Так Стилист или не Стилист? Этот последний вопрос волновал Фиму сильней всего. Ради его решения она и напросилась к тетушке в сопровождающие. Фиме было позарез необходимо своими глазами увидеть, как живет подозреваемый, и принять решение, продолжать его подозревать или же нет.

Конечно, можно было бы попросить Арсения, чтобы тот проверил алиби Филиппа Петровича на ночь исчезновения Ани, но Фиме не хотелось раньше времени поднимать шум. И тетушка может обидеться, и сам Филипп Петрович. Поэтому Фима решила действовать тихо, но настойчиво.

– Потому что если даже лично тетушке ничего и не грозит – Стилист пожилым дамам одежду не шьет, – то все равно мало приятного, если такой персонаж войдет в нашу семью.

На одно коротенькое мгновение Фима задумалась о том, что это бы и неплохо, глядишь и пощадит Фиму на правах друга семьи или даже ее члена, неизвестно ведь, как далеко это у них зайдет с тетушкой. Женится на тетушке, а в безопасности окажутся они все. Не станет же маньяк убивать своих новых родственников? И плевать тогда на всех остальных, пусть Стилист с ними развлекается как хочет. Но, к чести Фимы, мысль эту она с позором прогнала и даже застыдилась, как такое ей вообще могло прийти в голову. Нельзя оставлять маньяка на свободе, ни в коем случае нельзя.

А пока что Фима ходила за хозяином по его дому, ахала, охала и всячески изображала бурный восторг.

– Филипп Петрович, я просто в восхищении. Мне так у вас нравится! Чувствую, что оставляю тетушку в надежном месте и руках.

– Можешь даже не сомневаться. Если тебе тут так нравится, то оставайся и ты, погости.

Еще не хватало!

Вслух Фима ответила другое:

– Я бы с радостью, но дома Павлик и… И Павлика нельзя оставлять одного.

– Это правильно. Но давай я хотя бы закончу для тебя экскурсию по дому?

– Разве мы еще не все видели?

– Остался второй этаж. Идем?

На это Фима согласилась тем охотней, что сама только о том и мечтала, как бы ей осмотреть логово предполагаемого злодея целиком и полностью.

Увы, они проходили комнату за комнатой, но ничего не указывало на то, что Филипп Петрович – это и есть злодей. Комнаты были небольшими, но какими-то очень уютными.

Фима похвалила и услышала:

– Да, многие отмечают, как со вкусом у нас все обставлено. Но обустройством дома всегда занималась моя Стася, покойная, увы. Я ничего не смыслю в таких делах. А вот у жены был вкус. Она и умела, и понимала в этом деле. А я что… Кстати, вот ее мастерская, где она работала. Дети хотели, чтобы я избавился от ее вещей, но я настоял на том, чтобы все тут осталось в точности как было при ней. Заглянете?

Фима хотела отказаться, но побоялась огорчить отказом доброго Филиппа Петровича. И как хорошо, что она согласилась! Потому что стоило ей шагнуть внутрь, как она замерла на месте. Это не была обычная комната. Это была мастерская, но какая! Настоящая мастерская портнихи! Всюду на столах были разбросаны обрезки ткани вперемешку с мотками ниток, линейками, мелками и прочими необходимыми для кройки и шитья вещами. В углу стояла профессиональная швейная машинка, которая с легкостью бралась шить как тончайший шелк, так и толстую замшу.

И всюду, всюду, куда хватало глаз, на полках, в шкафах и просто в открытых ящиках и коробках лежали отрезы тканей! Они высились вдоль стен, громоздились на полках, возвышались на столах.

– Сколько же тут материи? – ахнула Фима. – Это же целый магазин!

Филипп Петрович ничуть не смутился, а вроде как даже выглядел довольным.

– Да, ты совершенно права, целый магазин. Когда при Горбачеве в стране стало немножко легче дышать, а дела у меня пошли на лад, мы с коллегами сумели открыть совместное с немцами ЧП и даже получили выход на кое-какие западные рынки. У нас появились деньги, а моя Стасенька словно сошла с ума. Она ездила со мной в Германию и там сметала с прилавков все ткани, какие только попадались. Из наших заграничных командировок я возвращался буквально навьюченный самыми разными материалами. Вез ей бархат и шелк, хлопок и парчу, шифон и маркизет. Я даже не помню, сколько именно денег потратил на прихоти моей Стаси, но не жалею ни о чем. Благодаря этим тканям моя дорогая Стасенька была счастлива до последней минуты. Она и умерла, занимаясь эскизами. И как умерла! Какая это была прекрасная смерть! Я тебе говорил, Риммочка, помнишь?

– Много раз говорил.

Кажется, тетушка была не очень довольна, но Филипп Петрович этого даже не заметил. Он был у себя дома, ему хотелось говорить про свою жену, и он это делал.

– Стася просто внезапно охнула, схватилась за сердце и упала со стула. Когда я подбежал, она уже не дышала.

– У нее было больное сердце?

– Видимо. Хотя никогда не жаловалась.

– А что сказали врачи?

– Как мне помнится, они написали в диагнозе «острая сердечная недостаточность». Врач в личном разговоре пояснил, что у бедной Стаси просто остановилось сердце. Но это я и без его объяснений понял.

Фима огляделась по сторонам, изо всех сил стараясь не выдать тем самым охватившего ее волнения. Нельзя! Ни в коем случае нельзя, чтобы Филипп Петрович, или, как правильней его было бы называть, Стилист, понял бы, что она заподозрила неладное. Надо было изображать восторг и удивление, но ни в коем случае не следовало переборщить с этим. В том, что она нашла Стилиста, нечего было даже сомневаться. Однако еще нужно было выбраться из его логова.

– У вас тут такой порядок! Нигде ни пылинки. Вы сами поддерживаете чистоту?

– Приходят женщины из клининговой компании. Они и наводят порядок и тут, и во всем доме.

– Вы за ними следите?

– Нет, зачем?

– Вдруг украдут?

– Что украдут? – удивился Филипп Петрович. – Ткани?

– Да.

На лице мужчины появилась грустная улыбка.

– Зачем же их кому-то красть? Если кому-то надо, то я всегда могу подарить.

– Вы ими совсем не дорожите? Это же память о вашей любимой супруге.

– Стася была бы только рада, если бы ее ткани пригодились кому-нибудь другому. Ей-то они, увы, уже больше совсем не нужны. Так пусть порадуют тех, кто в них нуждается.

– И много вы уже раздали?

Филипп Петрович молчал, словно задумавшись над вопросом.

– Много, – признался он наконец. – Очень много.

– А кому же вы их отдали?

– Так… самым разным людям.

– Друзьям?

– И им тоже. А почему тебя это интересует? Тоже любишь шить?

– Обожаю!

– Тогда я сделаю тебе настоящий подарок!

– О! И что же это?

– Вот!

И Филипп Петрович указал рукой на швейную машинку.

– Бери ее! Забирай вместе с рабочим столиком!

Столик был прекрасен. Машинка тоже.

– Но я… Это же вашей жены! Я не могу!

– Можешь! Я просто не хотел выкидывать вещи Стаси на помойку или отдавать их неизвестно в чьи руки. А ты не чужая, ты внучка дорогого мне человека, я знаю тебя с младенчества. Буду просто счастлив, если машинка достанется тебе и принесет тебе удачу. Сошьешь себе на ней юбочку или… платьице.

– Платье!

Фима не удержалась и ахнула. Что он ей предлагает? Или на что намекает?

Она с опаской взглянула на Филиппа Петровича, ожидая увидеть на его лице злорадный оскал, но ничего такого там не наблюдалось. Филипп Петрович потирал руки и твердил, как он рад, что прекрасная вещь нашла свою хозяйку. Никакого смущения он не демонстрировал. И все же Фима не могла поверить, что он совсем не был замешан в истории со Стилистом.

Так Фима стала обладательницей швейной машинки, которая была ей совсем не нужна. Шить она почти не умела. Пределом ее способностей была хозяйственная сумка, которую они шили в школе на уроках труда. Да и она получилась такой неудобной и с такими длинными ручками, что почти волочилась по земле. А из самой сумки при этом все содержимое вываливалось при каждом неосторожном движении. В общем, за картошкой и то не сходишь, половину по дороге растеряешь.

И вот теперь одним махом Фима становилась обладательницей механизма, которому позавидовала бы и опытная швея.

Так, с машинкой, Фима на такси и вернулась домой. Она-то вернулась, а вот тетушка Римма осталась. И у Фимы было такое чувство, словно она оставляет любимую старушку в заложницах у опасного маньяка. По сути, так оно и было. Оставалось успокаивать себя мыслью о том, что если Стилист и покусился бы на жизнь тетушки Риммы, то сделал бы это много-много раньше, когда она еще была свеженьким румяным яблочком, а не нынешним сушеным виноградом.