Текст книги "Сердце красавицы склонно к измене"

Дарья Калинина
Сердце красавицы склонно к измене

Глава 1

Все-таки насколько хорошо бывает взять и вернуться из чужих мест к себе домой. Все тут знакомо и подогнано именно под твои собственные вкусы. Нет ни одной лишней или раздражающей тебя детали. Недаром люди говорят: дома и стены помогают.

Очень они точны, эти простенькие народные пословицы и поговорки. Они всегда бьют точно в цель. Поговорку невозможно трактовать как-то двояко. В этом их главное достоинство.

– Нет, что ни говори, в гостях хорошо, а дома лучше, – блаженно простонала Леся, вытягиваясь в полный рост на диване в гостиной.

Гостиная в доме, в котором обитала Леся вместе со своей лучшей подругой Кирой, была огромной. Девушки хотели, чтобы в комнате могли с комфортом собираться вместе их многочисленные друзья и соседи, пить, веселиться или просто разговаривать. И диван в комнате, следовательно, тоже должен был быть огромным. Стоящий вдоль стены, он напоминал огромного удава, на котором с ногами могли запросто устроиться пятеро взрослых и еще парочка детей.

Чуть наискось от дивана в углу комнаты горел камин. Весна в этом году выдалась прохладной, и хозяйки, не сговариваясь, едва войдя в дом, первым делом зажгли очаг, прогнав из дома сырость и холод. Подруги не признавали никаких газовых или электрических подделок. Только настоящее пламя, только в настоящем камине.

– Ммм… Как же все чудесно! Я просто заново родилась, как домой вернулась!

Напротив Леси мерно бубнил телевизор, мелькали на экране яркие картинки, без которых жизнь уже вроде как и не жизнь. А совсем близко от нее стоял маленький журнальный столик со стеклянной столешницей. Столик был дизайнерским. Под круглым стеклом особым образом были разложены пестрые осенние листья – высушенные и покрытые лаком. Леся сама придумала оригинальный дизайн и страшно гордилась своим столиком.

На безупречно гладкой и блестящей поверхности стояла тарелочка, полная кураги и любимого лакомства Леси – свежего сладкого миндаля. Время от времени девушка брала вкусный орешек и клала его себе в рот. Тепло от горящих поленьев наполняло ее какой-то тягучей негой. Так она могла бы пролежать очень дольно, благо столик на коротких изогнутых ножках и со стеклянной столешницей сильно напоминал черепаху.

Собственно, это и была черепаха. Узор ее панциря создавали осенние листья. А на ее голове была крышечка, откинув которую можно было превратить черепаху еще и в пепельницу. Правда, данная функция ни разу подругами не использовалась. Девушкам не нравилась мысль, что у их черепахи вместо мозгов будет пепел и окурки. Пусть лучше в голове у нее будет чисто и пусто.

К тому же ни Кира, ни Леся не курили. А когда к ним переехал их друг – Лисица, то и ему пришлось избавиться от этой вредной привычки. Как от души надеялись подруги, окончательно. Возможно, где-то за пределами дома Лисица и позволял себе несколько сигарет, но дома он принял наложенное девушками табу на табак.

Как уже говорилось, Леся могла пролежать возле телевизора, наслаждаясь теплом и орехами, очень долго. Но всему приходит конец.

– Кира! – крикнула Леся, заскучав. – Иди сюда! Где ты там?

Но Кира не ответила. До Леси донесся лишь звук текущей из крана в ванной комнате воды, а потом ликующий возглас:

– Как же хорошо дома!

Подруги только что вернулись из Солнечногорска от тети Тамары, одной из семи или даже восьми Лесиных теть. В отличие от Киры, которая после смерти бабушки осталась одна как перст, у Леси было много родни. Даже слишком много для одной маленькой Леси. Всех этих кузенов, троюродных племянников, тетушек и двоюродных дедушек с лихвой хватало на обеих подруг. И уже давно родня Леси считала Киру чем-то вроде родственницы. Девушку приглашали на все семейные сборища. И совсем не делали разницы между ней и самой Лесей.

У тети Тамары, в свою очередь, имелись три дочери, которых она поочередно за последние десять лет выдала замуж. Последняя – Аннушка – умудрилась даже отхватить себе не просто жениха, а жениха богатого. И поэтому ее свадьба была особенно пышной.

Несмотря на то что Солнечногорск отделяло от Москвы сорок минут езды на маршрутке, а в случае пробок – так и несколько часов, жениха Аннушка отыскала именно в Москве. Так что с московскими деньгами жениха и сравнительно скромными требованиями рестораторов Солнечногорска свадьба получилась поистине потрясающая.

Но, как уже говорилось, в гостях хорошо, а дома лучше. И подруги, отгуляв два дня, на третий почувствовали, что совершенно вымотались и не хотят больше ни веселья, ни шума, ни плясок и пенья под гитару.

– Все хорошо в меру. Свадьба эта мне уже не в радость, – призналась Кира, когда неугомонный жених завел речь о том, что теперь надо бы поехать на его собственную малую родину, повидать родню.

И несмотря на обиду жениха, который счел чуть ли не личным оскорблением, что с его дядькой (вот такой мировой мужик, двадцать лет его не видал!) ни одна из подруг не хочет знакомиться, Кира с Лесей отбыли из Солнечногорска восвояси.

– Дом! Милый дом!

Кира отправилась в душ, ей не терпелось смыть с себя запах поезда. А Леся, наплевав на гигиену – мылась ведь уже утром, а спать еще рано, – устроилась на диване и принялась мечтательно щелкать пультом и поедать миндаль с курагой.

– Кира, ты там вся сотрешься!

Кира снова не ответила. А Леся почувствовала, что сушеные абрикосы ей наскучили. Пора бы перекусить основательней. На свадьбе было множество блюд, начиная от бессмертного оливье и заканчивая причудливым крабовым коктейлем. Кроме мяса краба, туда входило множество морепродуктов. Но, как уже сказала Кира, хорошенького понемножку. И после двухдневного застолья желудок требовал чего-то простого и хорошо ему понятного.

– Пойду сварю-ка я нам картошечки, – решила Леся.

При мысли о горячей картошке с соленым огурчиком, пряно пахнущим укропом, чесночком и листьями смородины и вишни, у нее в животе требовательно забурчало. Картошка была покупная, с рынка, – крупная, гладкая и с красивой, слегка желтоватой серединкой. А вот огурчики имелись свои собственные, с огорода. Леся по осени солила их сама, закладывала в стеклянные банки, и огурцы спокойно стояли в прохладе кладовки всю зиму, сохраняя и хрусткость, и аромат.

Кроме того, Лесе помнилось, что, уезжая, она оставляла в холодильнике огромную кастрюлю украинского борща. Она варила его по всем правилам, с фасолью и запеченными, а затем протертыми через сито томатами. На третий день такой борщ только вкуснее. И даже через неделю, даже забродив, он будет хорош. Вроде как и борщ, а вроде как и молодая бражка. Можно, поев, и захмелеть. Но это уж на любителя. Леся надеялась, что никаких катастрофических изменений с борщом не произошло.

Но сейчас, сунув нос в холодильник, Леся обнаружила там зияющую пустоту.

– Хм, странно, – произнесла девушка, таращась на абсолютно пустые недра холодильника. – А… А где же… все?

Ей помнилось, что, кроме борща, в холодильнике имелось множество другой снеди. Леся с большим трудом приткнула кастрюлю супа. Для этого ей пришлось долго перемещать и сортировать продукты, распихивая маленькие сверточки по верху и водружая тяжелые чугунки внизу.

Увы, ни сковороды с тушеным мясом, ни салата из курицы, ни палки твердокопченой колбасы, ни солидного куска копченого окорока, ни шматка сала, ни даже сырного ассорти в холодильнике не наблюдалось. Не было яиц, не было масла, и хлеба в хлебнице не было ни крошки.

– Странно, – повторила Леся. – Очень странно.

– Что тебе странно?

В кухне появилась Кира, одетая в белый махровый халат. Он был ей чуточку велик и волочился за ней по полу. Кира отжимала одной рукой свои короткие рыжие волосы, а второй листала сообщения в телефоне.

– Ни одной эсэмэски от Аннушки, – произнесла она. – Похоже, обиделась она на нас заодно со своим женихом.

– Теперь он ей муж.

– Все равно мне, любовник, жених, хахаль… – махнула рукой Кира, отчего по кухне полетели мокрые брызги. – Мужик – он и есть мужик, как его ни назови.

– А кстати, где наш Лисица?

Леся задала этот вопрос, и одновременно в ее голове сверкнула догадка. Теперь она понимала, куда могли запропаститься все запасы из холодильника. Томимая нехорошим предчувствием, она метнулась в кладовую. И тут вздох облегчения вырвался у нее из груди. Запасы заготовок если и уменьшились, то ненамного, а куча засыпанного еще с осени картофеля позволяла надеяться, что до нового урожая, пусть даже и из Узбекистана, подругам покупать картошку не придется.

– Ну что? – встретила вопросом подругу Кира. – Нашла?

– Нашла.

– И где он?

– Кто?

– Лисица.

– Понятия не имею, – пожала плечами Леся. – Я за картошкой ходила.

– Зачем? – удивилась Кира. – Тут же ее полно.

И она приоткрыла дверцу кухонного шкафчика, где хранился расходный запас картошки. Он был не тронут.

– Не понимаю, – удивилась Леся. – Лисица слопал у нас в доме все запасы мясного и копченого. Даже борщ съел. Я думала, он себе на гарнир хоть картошки отварил.

– Ты что? Он же мужик!

– Не понимаю. Он же ел у меня и пюре, и запеканку, и просто вареную картошку.

– Так это когда перед ним все готовое было поставлено.

– Но он и картошку мне в помощь всегда чистил.

– Притворялся, – отмахнулась Кира. – В доверие втирался. Боялся, что ты его прогонишь. Не захочешь, чтобы он вместе с нами жил на всем готовом. А теперь обжился и обнаглел.

Леся грустно взглянула на нее.

– И что? Все мужчины такие?

Кира собиралась ответить, но внезапно в холле раздался шум.

– О! Явился! Ну, если он не притащит двух огромных букетов, то я за себя не отвечаю!

Однако это был вовсе не Лисица, это была их соседка – тетя Маруся. Хорошая женщина, хотя и большая любительница поболтать. Но когда живешь в нескольких комнатах всего с тремя молчаливыми кошками, то в гостях отмалчиваться уж точно не будешь.

– Тетя Маруся! – с несколько фальшивой радостью воскликнула Кира, ожидавшая увидеть на пороге совсем другого. – Как мило, что вы к нам заглянули! Мы по вас соскучились.

– Где же вы были, девочки?

– В Москве, на свадьбе.

– Уехали, парня своего на три дня дома оставили! Одного! – не слушая, продолжала распекать подруг тетя Маруся. – Пятницу, субботу, воскресенье вас не было! Сегодня уже понедельник! Да не утро, а вечер. И вы только домой нос показали. Разве же так можно?

– А в чем дело-то?

– Мужика одного оставили.

– Он не маленький. Небось не пропал.

– Уж он, бедняжка, так по вас тосковал, так тосковал, – причитала соседка. – Я к нему зашла, проведать по-соседски, смотрю, он от тоски все подъел. Меня тоже угостил. Я ему после ужина посудку помыла. Много ее в раковине-то накопилось.

– У нас посудомойка есть, – брякнула Леся, но тетю Марусю факт посудомоечной машины никак с ситуацией не примирил.

И, устремив на подруг укоризненный взгляд, тетя Маруся воскликнула:

– Нельзя мужчину одного оставлять!

– Но мы же всего на пару дней…

– Пару дней, пару недель. Все равно нельзя! Ну, не выносят они одиночества. Вот где ваш целый день болтается? Не знаете? И я тоже не знаю!

– А должны были? – не удержалась от ехидного вопроса Кира.

Но тетя Маруся внимания на подначку не обратила. Ее обуревали сильные эмоции, до ерунды ей дела не было.

– Как мы вчера вечером с ним вместе поужинали, он меня до дома проводил и исчез. Всю ночь его дома не было! Я специально несколько раз среди ночи вставала, смотрела. Не было света в доме! Нигде не было. А что это значит? А это значит, что не появлялся ваш голубчик. И сейчас уже вечер. Где он болтается?

И, подняв сморщенный и сухой указательный палец, соседка провозгласила:

– Вывод ясен: другая девица его себе на крючок подцепила!

И тетя Маруся торжествующе уставилась на подруг. Она не сомневалась, что ее выводы приведут их, мягко говоря, в отчаяние. Но ничего такого не произошло. Подруги сохраняли невозмутимое спокойствие. А причина тому была проста. Лисица до сих пор не перебрался из гостевой спальни в спальню Киры. Не сделал ей предложения руки и сердца, а следовательно, был свободен как ветер. Да, подруги жили с ним под одной крышей, но между ними и Лисицей не было никаких отношений, кроме дружеских.

Но тете Марусе такие сложные взаимоотношения полов были просто непонятны. Будучи человеком старой закалки, она признавала между мужчиной и женщиной лишь одну форму отношений – законный брак! В свое время, чтобы отвязаться от настырной сплетницы, Кира сказала соседке, что они с Лисицей женаты. И даже брачное свидетельство как бы случайно забыла на столике.

На самом деле Кира сама положила туда бумажку перед приходом соседки. Свидетельство было фальшивое, состряпанное на скорую руку и не выдерживающее никакой проверки. Но тете Марусе с ее потерянными очками и зрением минус пять свидетельство показалось очень даже подходящим документом. Она тепло поздравила Киру и с тех пор присматривала за Лисицей, преданно докладывая подругам о всех промашках предполагаемого мужа.

– Нельзя мужиком пренебрегать! – зудела тетя Маруся. – Они этого страх как не любят. Раз уж вышла замуж, береги своего мужа. Хочется тебе или не хочется, а будь готова по первому же требованию все его прихоти ублажать. В комнату вошел, ты ему глазки навстречу вскинь. Мол, предана тебе, любимый. Одним тобой только и живу. Чего, мол, изволишь желать, драгоценный мой? И молча так на него смотри, так чтобы он только понял, что небезразличен тебе. Но с вопросами лишний раз тоже не лезь, этого они опять же не любят. Глазки вскинь, а потом быстренько взгляд так отведи и покрасней. Пусть думает: баба-то у меня до сих пор не в себе от счастья, что ей привалило.

Леся не выдержала и рассмеялась.

– Тетя Маруся, откуда вы так хорошо в семейной психологии разбираетесь?

– Так и я молодая была. И замужем дважды побывала. Не всю жизнь я с кошками одними и племянниками малыми куковала. – И, устремив на подруг грозный взгляд, тетя Маруся изрекла: – А вот вы одни останетесь, если мужика холить и лелеять не будете!

Подруги, тихонько хихикая, удалились на кухню. Там они в четыре руки приготовили чай, без которого, проверено опытом, тетя Маруся бы обратно к себе не ушла. Но когда девушки вернулись в гостиную, тетя Маруся сидела там со смущенным видом.

– Склероз! – трагически воскликнула она, увидев подруг. – Подкрался, проклятый, незаметно!

И в ответ на недоумевающие взгляды девушек воскликнула:

– Я ведь к вам вовсе не из-за вашего мужика пришла. Проблема у меня.

– Какая, тетя Маруся?

– И не у меня даже, у всех нас.

– У кого это – у нас?

– У нас, у жителей нашего поселка, – твердо произнесла тетя Маруся. – Преступник у нас выявился, убийца!

– Кто?

– Сосед мой!

– Лисица наш?

– Нет. Не про вашего мужика речь, говорю же! Другой сосед! Тот, что напротив меня живет. Чуть меньше года назад к нам переехал!

И тетя Маруся ткнула пальцем в том направлении, где жил предполагаемый злодей.

Сама она жила в поселке не больше двух лет, но считала себя старожилом здешних мест и ко всем новичкам относилась с предубеждением, подозревая их во всевозможных кознях и гнусностях. Вот и своего соседа из дома напротив с самой первой минуты его появления в поселке буквально засыпала обвинениями. И в кустах у себя на участке он гадил, лень до сортира ему добежать было, и в доме пожар устраивал, и порнофильмы соседским ребятишкам включал.

И самым главным обвинением, которое тетя Маруся вслух не высказывала, но оно подразумевалось, было то, что сосед постоянно пьянки-гулянки устраивал, а тетю Марусю на шашлыки не звал. Других соседей звал, а ее нет.

Ни одно из этих первых трех обвинений так и не было доказано, но тетя Маруся не сдавалась и продолжала шпионить за нелюбимым соседом. Впрочем, и других соседей она вниманием тоже не обделяла. Одним словом, тетя Маруся за неимением собственной личной жизни активно участвовала в личной жизни соседей.

Что касается самих подруг, то им живший через дом от них пожилой пузатый дядечка со смешной фамилией Горшков казался вполне симпатичным человеком. Правда, жил он один, но это ведь не возбраняется? Если подозревать всех одиноких людей в гнусностях, то начать следовало бы с самой тети Маруси.

Хоть и племянники, и брат-инвалид у нее имелись, но тетя Маруся поставила себя так, что они сами по себе, а она сама по себе.

Но подруги соседке этого, разумеется, не сказали, а, напротив, очень вежливо попросили, чтобы она им объяснила, что случилось на этот раз.

– Убийство! – округлила глаза тетя Маруся. – Самое настоящее убийство, вот что! Он ее убил!

– Тетя Маруся, но это уж слишком!

– Ничего не слишком! Как есть, так и говорю! Этот злодей укокошил ее, бедняжку!

– Кого укокошил-то? Кошку вашу?

Леся так спросила, потому что однажды тетя Маруся уже обвиняла своего соседа в том, что тот, дескать, поймал и окрасил ее кошку в фиолетовый цвет. Потом выяснилось, что над кошкой подшутили ребята, которым фиолетовая кошка была позарез нужна для участия в инопланетной постановке. Она должна была изображать зверя с планеты Цитрон.

– Нет, с кошками моими все в порядке. Теперь я их одних из дома не выпускаю. И проблем нет! Кстати, что касается кошек, почему вы своих мне тоже не оставили? Я ведь вам предлагала.

– Лисица сказал, что присмотрит за ними. А кстати… Где же Фантик с Фатимой?

Фантик и Фатима были почтенной супружеской парой, проживающей у подруг. И надо сказать, под старость лет кошки сделались очень обидчивы и мнительны. Они и прежде бывали недовольны отлучками своих хозяек, но теперь всякий отъезд Киры с Лесей превращался кошками в настоящую драму. Но только сейчас девушки сообразили, что у порога дома их никто не встречал. Сначала они отнесли такую немилость на счет обиды Фантика и Фатимы, а теперь заволновались.

– Может быть, их Лисица с собой забрал?

– Не было у него с собой ни переноски, ни чего другого, – тут же заявила тетя Маруся, которая, похоже, глаз вовсе не спускала с их дома. – Так вы, как приехали, кошек своих еще не видели?

– Нет. Мы их еще не видели.

– Вот видите, как мужику что-либо поручать и одного его дома оставлять! – возликовала тетя Маруся. – Вернулись, а ни его, ни кошек, ни продуктов. Скажите еще спасибо, что дом цел остался. Мог и спалить!

Судя по всему, замужества тети Маруси не прибавили ей веры в сильную половину человечества. Но сейчас она была настроена весьма решительно.

– Но ваши кошки найдутся. Они где-то в поселке. Морозов нет, не замерзнут. А вот у меня дело посерьезнее! Убийство!

– Да кто и кого убил?

– Сосед мой! Жену! Убил!

Некоторое время подруги молчали, силясь вникнуть в смысл сказанного. Про кого говорит тетя Маруся? У господина Горшкова, к которому пожилая женщина предъявляла претензии, жены никогда и не было.

– А вот и нет! Вот и ошиблись! Есть у него жена. Верней, была! И он ее убил!

Подруги решили не спорить с соседкой.

– И когда же это случилось?

– Да вот в ночь с пятницы на субботу и случилось. Вы уехали в пятницу утром?

– Правильно.

– А вечером в ту же пятницу она, сердечная, приехала.

– Кто?

– Жена.

– Но ведь нету у вашего соседа никакой жены!

– Если они вместе не живут, это еще не значит, что оба свободны! Я свидетельство о браке видела!

Небось тоже фальшивое!

– А еще я ее саму расспросила.

– Кого?

– Да жену его! Этакие вы бестолковые! И как вам только ваши детективные расследования удаются, в толк не возьму! Русским же языком вам говорю, как она вышла из дома, так я к ней сама подошла. К этой женщине-то!

– И прямо спросили, кто она такая?

– Не прямо. Разговорились мы с ней. Милая такая женщина, сердечная, простая. Моя ровесница будет, может, чуть помоложе меня.

Подруги переглянулись. Тете Марусе было уже за шестьдесят. Их сосед выглядел куда моложе.

– Да к пятидесяти ему уже, – отмахнулась тетя Маруся. – Мужики поздно стареют. А жене его и еще больше. Она мне всю их жизнь рассказала. Она его на семь лет старше. Поженились-то они еще в молодости. Она работала вовсю, он нищий студент. Она и ее родители его из грязи вытащили, из гнилой провинции к себе в квартиру прописали. Бизнес ему, паразиту, родители жены помогли построить. И вот вам! Убил он ее! Никакая благодарность его не удержала!

– Погодите, тетя Маруся. Убийство – это слишком серьезное обвинение. С бухты-барахты никого обвинять нельзя, а то можно и под суд за клевету попасть. Вы нам все подробно объясните.

– Так я же и объясняю. Господин Горшков этот у меня давно на большом подозрении. Как въехал в наш поселок, я сразу поняла, нехороший он человек, редиска! Ну, и присматривала за ним!

О том, что тетя Маруся присматривала за всеми своими соседями, подругам было хорошо известно. И не один господин Горшков удостаивался пристального внимания тети Маруси. Но ему, как новенькому, конечно, доставалось больше всех. Да еще эти его вечные «пьянки-гулянки», на которые тетю Марусю упорно не приглашали.

– Жена к нему под вечер приехала. Верней, они вдвоем приехали. Он ее на своей машине привез. Ну, сначала все чин по чину. В дом зашли, я еще решила, что это нотариус или бухгалтер. У Горшкова ведь свой бизнес. Ну, я и подумала, что женщина эта с ним по службе связана. Они так официально друг с другом держались. Я и помыслить не могла, что это его родная жена, которой он всем своим нынешним благополучием обязан!

И, схватив чашку чая, тетя Маруся жадно отхлебнула из нее.

– От возбуждения у меня совсем пересохло в горле.

– Может быть, каплю ликера или коньяка? – вскочила на ноги Леся. – Раз уж тут такие дела…

От рюмки ликера тетя Маруся не отказалась, и чай с выпитым вприкуску ликером помог женщине справиться со своими чувствами, так что дальше ее рассказ протекал без задержек, плавно и внятно.

Женщина, которую тетя Маруся вначале приняла за бухгалтера или юриста, не задержалась в доме Горшкова надолго. Она вылетела назад буквально спустя сорок минут. Вид у нее был до того взбудораженный, что тетя Маруся немедленно заподозрила неладное. Незнакомка озиралась по сторонам, явно не в состоянии понять, куда и в какую сторону ей идти. И тетя Маруся немедленно воспользовалась этим шансом.

– Выскочила я к ней, говорю, холодно же, голубушка, на улице. Замерзнете совсем. Зайдемте ко мне.

То ли потому, что жена Горшкова была в шоке, то ли по другой причине, но она к говорливой и добродушной тете Марусе зайти согласилась. И там за чашкой чая, до которого тетя Маруся была такая охотница, поведала доброй соседке свою горькую правду.

– Муж от нее ушел, – перечисляла тетя Маруся прегрешения Горшкова. – Алименты, правда, платит, но на совместную жизнь больше не соглашается. И самое обидное, что ведь это он на ее деньги так поднялся. Верней, на те деньги, что ему родители Анастасии давали.

– Значит, жену зовут Анастасия?

– Да, Анастасия Горшкова. Хорошая женщина. Посидела у меня, а потом снова к нему пошла. Мириться.

– Вроде бы вы сказали, что Горшков с женой повздорили?

– Поэтому она от него и убежала, – кивнула тетя Маруся.

– Тогда зачем снова к мужу сунулась?

– Эх, молодые вы еще! Всей жизни не знаете! Не знаете вы, как больно бывает, когда вас использовали, а платить по счетам не хотят!

– Значит, от вас Горшкова к своему мужу направилась?

– То-то и оно! Пойти-то пошла, а назад не вернулась! Я до самой темноты за их домом наблюдала. Свет погас, а на улицу так никто и не вышел.

– Ну, так радуйтесь! Помирились они! Старая любовь не ржавеет!

– Кабы оно так, так я бы и не возражала. Только тут другое. Убил он ее!

– С чего вы это взяли?

– А с того… Тело он ее вынес!

– Ночью?

– Утром.

– И вы это видели? Только вы одна?

– Только я одна поняла, ЧТО он из дома своего вынес!

– И что же?

– Труп убиенной жены.

– Вы это видели? Сам труп то есть?

– Видела, что большой мешок из дома вынес. В машину свою погрузил, да и увез. Закопал бедняжку где-нибудь в лесу. Никто и могилки-то ее не найдет, не поплачет над ней.

И, устремив на подруг стальной взгляд, тетя Маруся хлопнула рукой по столу:

– А мы, девки, обязаны порядок восстановить! Если уж преступление предотвратить не удалось, то хотя бы преступника надо наказать!

Подруги покосились на порядком опустевшую бутылку с ликером. Тетя Маруся слишком уж щедро сдабривала им свой чай, вот и мерещится ей теперь всякое.

Но вслух девушки лишь сказали:

– Тетя Маруся, мы вам, конечно, поможем.

– Поможете? Правда?

Взгляд у женщины сделался радостным и теплым.

– Спасибо вам, девочки! – кинулась она благодарить подруг. – Так я и знала, что вы не оставите злодея без наказания!

– Но нам надо будет собрать доказательства против него. А это, сами понимаете, процесс не быстрый.

– Понимаю-понимаю. Но я вам всем помогу, чем смогу. Вы мне только скажите!

– Скажем, обязательно скажем. А теперь вы идите к себе, тетя Маруся. Нам подумать надо о том, что мы узнали.

И, спровадив соседку к ней домой, подруги вернулись в свою гостиную. После визита тети Маруси на душе у них было как-то муторно. И чтобы немного успокоиться, они распили на двоих весь имеющийся в доме коньяк. А когда закончили, тут и Лисица домой пожаловал.

– Пьянствуете! – воскликнул он при виде девушек и пустой коньячной бутылки между ними. – На свадьбе вам мало наливали?

Явился Лисица, держа под мышками двух кошек. Под правой Фатиму, под левой Фантика. И вид у всех троих был до того обиженный, недовольный и осуждающий, что подруги не выдержали и тут же кинулись целовать всех троих.

А как иначе, скажите на милость, продемонстрировать этим ревнивцам, что свадьбы свадьбами, а они для них по-прежнему самые дорогие, любимые и желанные?