Текст книги "С царского плеча"

Дарья Калинина
С царского плеча

Глава 1

Поселок Зубовка славился своими женихами. Вроде бы в окрестных деревнях и селах тоже были свои парни, но все-таки по сравнению с зубовскими – это были не женихи, а какая-то несерьезная мелочь. Даже посмотреть-то там было не на что. Во всяком случае, девки из окрестных сел все поголовно мечтали выйти замуж за парня именно из Зубовки.

В свою очередь, невесты в Зубовке были словно на подбор, страшные на лицо, но зато дико богатые приданым. За каждую засидевшуюся в девках невесту родители очень даже запросто давали автомобиль, дом, кое-какое барахлишко и обязательно деньги молодым на обзаведение. Деньги клались тут по старинке на «сберкнижку», которая торжественно и вручалась молодой на ее свадьбе. Этим жестом родители невесты как бы в очередной раз подчеркивали, что деньги дарят они для своей дочери, так что и распоряжаться ими будет именно она.

Конечно, это не сильно нравилось новоиспеченному супругу, но, с другой стороны, громко жаловаться было грешно. Ведь ему в полное его распоряжение доставался автомобиль. А полностью машина переходила в руки мужа потому, что вождению зубовские невесты не бывали обучены. Их родители не признавали такого рода новшеств. И девушки тут свое образование заканчивали в лучшем случае на уровне средней школы. Многие знания, многие печали, говорили старые люди и жили согласно этому принципу уже не первый десяток лет. Дело в том, что Зубовка была поселком не совсем обычным. И люди там жили тоже не совсем обычные. Да и детей своих женить, если уж говорить совсем честно, они предпочитали между собой, не отдавая их в другие села, в другие семьи, и самое главное, в другую веру.

Потому что вера в деревне Зубовка была своя особенная, церковь у них тоже была своя особенная, и даже поп у них был свой собственный, тоже особенный. И этим попом, надо сказать, зубовские очень гордились и ни с кем из своих соседей не делились. Да и как бы они могли с ними поделиться? Коли поп у них, а точнее святой муж отец Захария, исполнял роль пророка, первосвященника и старосты, считался в Зубовке первым человеком и ходил исключительно туда, куда ему самому бывало угодно.

Ему недавно исполнилось восемьдесят пять лет, но выглядел он еще очень бодрым и полным сил мужчиной. Обладал густой окладистой бородой, высоким ростом и был широк в плечах. Кроме того, имея еще и зычный голос, отец Захария любил проповедовать о конце света. И эти его проповеди отличались такой красочностью и сочностью описаний страданий грешников, что сразу хотелось приобщиться к спасению и успеть сберечься от описываемых отцом Захарием мучений.

Впрочем, путь сей был достаточно прост. Нужно было всего лишь искренне раскаяться в содеянном грехе или повинности, сделать пожертвование и затем очиститься от своих грехов. Пожертвованием мог быть крупный или мелкий скот, птица, а также особенно любимая отцом Захарием жертва – деньги.

– Серебро-то оно почище всех прочих жертв будет, – гудел он в свою окладистую бороду, получая очередное пожертвование от очередного страждущего очищения клиента. – Через серебро все твои грехи и очистятся. Серебро-то оно чудное свойство имеет, в себя всю грязь человеческую впитывать, а самому при этом чистым оставаться. Видал, в некоторых домах серебро у людей все черное бывает. Почему это?

– Окисление металла на воздухе… – пытался проявить эрудицию отвечающий, но отец Захария его быстро прерывал на середине фразы.

– Серебро грехи человеческие к себе притягивает! – громовым гласом возвещал он, да так страшно сверкал глазами и скалил зубы, что у его оппонента отпадало всякое желание с ним спорить. – А само чистым при этом остается. Водой те грехи смыть можно. Вода все смывает. Протрешь серебро теплой водой, оно и очистится, вновь беленькое, блестящее, глаз радует.

С такой же позиции отец Захария объяснял вообще все природные явления. По его представлению мир вокруг нас был буквально пропитан недремлющей силой, ведущей строгий счет всем человеческим прегрешениям, а затем докладывающей о них лично отцу Захарию.

– Бог всюду, он говорит со мной!

По словам отца Захария откровенный разговор с Богом у него происходил всякий раз, как он приходил в молельный дом, который тут хоть и был снабжен крестом, но этим его сходство с традиционным православным храмом и заканчивалось. Не было тут ни купола, ни звонницы. Отец Захария считал, что это все лишнее и только мешает ему общаться со Всевышним. Кое-кто говорил, что чисто внешне дом для собраний верующих в Зубовке сильно напоминал ветхозаветную скинию, как ее изображают на картинках в детской Библии. Сам Захария этого и не отрицал, и не подтверждал. Но если правда это, то получалось, что отец Захария мнит себя никем иным, как самим новым Моисеем.

И конечно, запросто можно было бы счесть отца Захария обыкновенным мошенником, каких полным-полно водится в мире, кабы не одна его особенность. Отец Захария умел исцелять людей. Причем лечил он самые тяжелые болезни. И даже тех больных, от которых отказались все другие врачи, Захария умел вылечить.

Но брался не за всех. Иным сразу говорил:

– Душа у тебя такая черная, что мне уж ее и не вытянуть самому. За грехи конец тебе в муках дан.

– Но я хочу жить!

– Обратись к Спасителю, – невозмутимо советовал Захария. – Только он тебе теперь и поможет.

И напрасно пациент пытался ему объяснить, что уж коли он за всю свою жизнь не удосужился этого сделать, то и теперь ему нечего начинать, отец Захария ничего в ответ больше не говорил, уходил к себе и затворялся до тех пор, пока этого пациента не увозили прочь. Мог просидеть так взаперти несколько часов, день, а один раз так даже сидел целую неделю, не принимая ни еды, ни воды, но вышел, как только пациент махнул рукой на упрямого старика и уехал восвояси.

– Не дотянет он до города, – сообщил Захария своим прихожанам, собравшимся у молельного дома, и осуждающе покачал головой. – Ох, и упрямый он. Сколько времени меня выкурить пытался и теперь в покое не хочет оставить! Тут будет похоронен, в двадцати верстах от нас.

Его слова вспомнили через день, когда оказалось, что пациент скончался по дороге, и его машина, потерявшая управление, врезалась на полном ходу в грузовик. Родственников, желающих заняться его похоронами, у погибшего не нашлось, и поэтому похоронили беднягу на одном из местных кладбищ.

А Захария после этого случая больше месяца ходил с таким видом, словно отбивался от чьих-то невидимых остальным нападок. Иной раз он даже тряс головой и твердил:

– Уйди ты, постылое семя! И когда же тебя только черти от меня заберут?

И лишь на сороковой день после случившегося он наконец повеселел и даже устроил внеочередное собрание, где разразился долгой и обличительной речью в адрес тех, кто тратит отпущенное им на земле время на пьянство, безудержный разгул и веселье. Для кого он произнес эту речь, прихожанам опять же осталось непонятно, потому что стараниями самого отца Захария в Зубовке давно уже спиртного и в рот не брали, а про разгул и веселье тут лишь слышали. Да и эти рассказы считались в поселке греховными.

Но каким бы чудаком ни был отец Захария, никто не мог упрекнуть его в том, что он присваивает себе доходы общины или как-то иначе способствует личному обогащению или обогащению своей собственной семьи. Жил отец Захария скромно, а всю получаемую с полей и фермы прибыль честно делил между нуждающимися в помощи и поддержке. И тут единственным мерилом его щедрости была праведность самого просящего. Отец Захария был нетерпим к грешникам, не делая в том снисхождения и своим собственным отпрыскам.

Потому что у отца Захария, как у ветхозаветного священника, была семья – жена и многочисленное потомство. Сыновей у отца Захария было семеро, а дочерей на одну больше. Таким образом, он надежно обеспечил своему роду продолжение. Всех сыновей и дочерей отец Захария уже переженил, дал им дома и помог обустроить собственное хозяйство. И оставалось ему женить всего одного последнего своего сына.

Того, кто должен был остаться со стариком отцом и унаследовать его власть. Но также и того, который менее других был покорен отцовской воле, предпочел крестьянской жизни, покою и молитвам грешную и суетную городскую жизнь. И вот теперь младший сын возвращался, причем не один, а с невестой, которую ему отец не выбирал и про которую сын соизволил лишь сообщить, что ее зовут Анастасия и что они живут вместе уже пять лет, а теперь собираются наконец узаконить свои отношения.

Новость эта стала для отца Захария шокирующей. Нет, не о такой невесте мечтал он для своего сына. Не такую невестку ждала в дом его жена. Чужачка, склонившая их мальчика к блуду и греху, вот кем была будущая невестка в глазах этого почтенного, но, к сожалению, слишком сурового к недостаткам и грехам других человека.

Собираясь на знакомство с семьей своего мужа, Настя здорово нервничала. Все-таки увидит она их в первый раз. Как-то они к ней еще отнесутся? Ясности в этом вопросе никакой не было. Да и ехать к ним приходилось именно Насте, а значит, она заведомо окажется в невыгодном положении, перейдя играть на чужое поле.

– Обычно родня из провинции норовит в город выбраться, а у нас все наоборот получается, – жаловалась Настя своей двоюродной сестре – Лесе. – Ой как мне не хочется ехать в эту их Зубовку, если бы ты только знала!

– Боишься?

– Боюсь, – честно призналась Настя. – Уж наслышана я об их диких порядках. Лешка и то через это дело от своих родителей в город удрал. А теперь вот едем, обещали уже, ждут нас.

И, схватившись за голову, Настя вновь застонала:

– Как подумаю, что надо ехать, в животе прямо холодно становится. И тошнота к горлу подкатывает.

– Тошнит – это нормально. То есть не нормально, конечно, но в первом триместре такое случается.

Настя была беременна не первый раз, и сейчас она кивнула, соглашаясь:

– Да, сейчас у меня уже третий месяц. И тошнота стала заметно меньше. А как меня в первые дни выворачивало, даже вспоминать не хочется. Но сейчас-то меня тошнит не поэтому, а от страха. Я отца Лешкиного очень боюсь.

Лешей звали Настиного жениха, приятного, веселого и работящего молодого человека, который за эти годы всем пришелся ко двору, вот только его отец…

– Отец у него с конкретным задвигом, – жаловалась Настя. – Я даже не знаю, как он отреагирует на то, что мы уже давно живем вместе, а его благословения на то даже и не спросили.

– Вас Бог за него благословил, – улыбнулась Леся, кивая на плоский еще Настин живот, в котором тем не менее уже активно рос и развивался ребенок. – И разве дед может не обрадоваться будущему внуку или внучке?

– Ох, ты его просто не знаешь! Лешка говорит, если отец осерчает на кого шибко, так он и убить может.

– Убить? Что? В прямом смысле?

– Да.

– И многих он так положил? – невольно насторожилась Леся.

– Мне Лешка про двоих рассказывал. Но, возможно, есть и другие жертвы.

– И такой тип до сих пор на свободе?

– Так ведь доказательств никаких нету. Те люди от болезни умирали.

– Ах, от болезни! – с облегчением произнесла Леся. – Значит, твой будущий свекр к этому отношения не имеет.

– Нет, имеет! – упрямо произнесла Настя. – Это он их проклял, они и умерли.

– И кто это был?

– Одна женщина и один мужчина, которые посмели вслух хулить Бога и сомневаться в его силе. Вот отец их и проклял. И знаешь, кто были эти люди?

– Кто?

– Женщина – была родная сестра Леши, а мужчина – один из зятьев старика, муж другой его дочери.

– Близкая родня.

– Так он и их не пожалел. Проклял и из деревни выгнал. А на проповеди в тот день сказал, если сгнила одна ветвь, отсеки ее, дабы она не заразила своей болезнью все дерево. И что проклятым не жить, и чтобы никто не смел им помогать. В итоге сестра Лешки ушла из жизни через два месяца. А мужчина продержался чуть больше, но тоже долго не протянул.

– Это просто совпадение, – пожала плечами Леся, которая не верила в такого рода вещи. – То есть, может быть, раньше и случались такие сильные проклятия, а сейчас люди измельчали и проклятия их тоже жалкими сделались.

– Только не проклятия этого старика, – покачала головой Настя. – Лешка говорит, отец очень суровый. И я боюсь, боюсь к нему ехать! Вдруг я ему не понравлюсь?

– Да с чего ты ему не понравишься-то? Сына его ты обожаешь. Внука ему скоро родишь. В чем проблема-то?

– А Ванька? – спросила Настя шепотом. – Ты не забыла про Ваньку-то?

Ванькой звали старшего Настиного отпрыска, которому в этом году сравнялось уже восемь лет и который никак не мог решить, кого он хочет больше, чтобы принес ему аист. Братика или сестричку? По этому поводу Ванька исписывал своими каракулями бесчисленное количество писем к аисту, почти ежедневно меняя свое желание. И если бы где-нибудь существовал такой аист, который разносил бы по адресатам младенцев, то он давно бы уже сбился со счета и махнул крылом на такого непостоянного мальчишку, и вовсе никого бы Ванькиным родителям не принес.

– Ваньку мне, конечно, очень страшно с собой брать. Но так будет порядочнее. Если этот старикан такой благонравный, пусть уж он поймет, что я играю честно. Но сразу же предъявить ему Ваньку как своего сына я тоже не могу, боюсь гнева старика. И поэтому так решила, пусть старик сначала свыкнется с моим присутствием у него в поселке. А когда он поймет, что я человек хороший, верный, тогда я ему и скажу про Ваньку.

– Ну да, когда старик тебя полюбит, тогда и на наличие у тебя ребенка он закроет глаза.

– Да и не буду я Ваньку прятать, лучше… Лучше я тебе его отдам!

– Мне? – неприятно поразилась Леся. – Как это мне? Ребенка? Живого ребенка?

– А что? Ты не согласна?

– Нет, я… как бы тебе это помягче выразиться… У меня пока что есть опыт только с кошками.

В доме у Леси жили две кошки – Фантик и Фатима. Причем Фатима считалась собственностью Леси, а вот Фантик принадлежал ее подруге – Кире. И если обращению с кошками Леся была хорошо обучена, то дети оставались для нее тайной за семью печатями.

И сейчас Лесю здорово напугала просьба ее двоюродной сестры.

– Я не очень хорошо разбираюсь в детях. И понимаешь, твой Ваня, он очаровательный малыш, вот только ни тебя, ни меня он не слушается. Единственный, кого он хоть немного уважает, это твой Леша. Но я так понимаю, что Лешка едет с тобой?

– Разумеется, – нахмурилась Настя. – Значит, не возьмешь Ваню к себе?

– Ни в коем случае!

Леся была так тверда, потому что, собираясь к сестре в гости, была предупреждена подругой:

– Ни в коем случае не приглашай ее малолетнего разбойника к нам. Даже на день, даже на час!

Но Настя хмурилась недолго. Внезапно ее лицо просветлело, и она воскликнула:

– Слушай, сестричка, а если ты поедешь с нами?

– Зачем это?

– Ну, вроде как ты моя сестра, а Ванька – это твой ребенок. Получается, мой племянник.

– Зачем это? Ты же хотела сказать старику правду.

– Но не прямо же в лоб. Нельзя так травмировать психику пожилого человека. А как я придумала, так очень хорошо получится и Ванька при нас с Лешкой будет, и старик ни о чем не догадается.

Леся не считала, что такой обман – это хорошо. Не с этого надо начинать знакомство с родителями будущего супруга. Но Настя вцепилась в нее, словно клещ.

– Умоляю! Поедем! С тобой мне ничего не страшно! И Ванька будет при мне. А то когда он где-то далеко, я всегда за него беспокоюсь. Ты права, он такой шубутной, за ним кроме меня никто не сможет углядеть. Поедем, а?

– Но я не могу. У меня ведь Эдик… Как он на это посмотрит?

– Бери с собой и Эдика тоже!

– Ну, я даже не знаю, – промямлила Леся, которой, откровенно говоря, не хотелось ехать никуда, а особенно в гости к суровому и такому странному старику.

Однако придумать отходной маневр она тоже не успевала. И поэтому лишь пробормотала:

– Я поговорю с Эдиком…

К удивлению Леси, ее жених отнесся к предстоящей поездке с удивительным воодушевлением.

– В деревню? На торжество в честь Лешки и Насти? И ты еще спрашиваешь, поеду ли я? Конечно, и с удовольствием!

– Но это не совсем обычная поездка.

– Понимаю, в конце церемонии знакомства состоится свадьба.

– Кто говорит о свадьбе? Пока еще рано о ней упоминать. Свадьба состоится лишь в том случае, если невеста приглянется старику. А у Насти на этот счет есть сильные сомнения.

– Какие тут могут быть сомнения? Настя – беременна. Лешка жаждет на ней жениться. Какие, к черту, тут сомнения?

– Сомнения могут возникнуть у старика, когда он узнает о том, что у Насти есть еще и старший ребенок – Ванька.

– Ванька – чудный малыш, – произнес Эдик, впрочем, уверенности в его голосе поубавилось. – Дед его обязательно полюбит, как родного. Ну, со временем точно полюбит.

– Ага! – фыркнула Леся. – Особенно, когда Ванька подожжет ему курятник, напустит в кровать жуков или вздумает поиграть с самим стариком в доктора? Помнишь, как он изображал санитара из морга перед дядей Толей, который неосмотрительно задремал после обеда на диване? Бедный дядя Толя, у него до сих пор остался шрам на том месте, где Ванька ему собирался вскрытие делать.

– Да, хорошо, что он ему сухожилие не рассек, только кожу порезал.

– Но Ваньке тогда три года было, не забывай. А сейчас он здорово подрос и возмужал. Так что можно ждать от него фокусов посерьезнее. Настя мне рассказывала, что ее каждую неделю вызывают в школу, а бывает, что даже по два или даже по три раза. Она с этим своим Ванькой совсем измучилась. Да и Лешка, если честно, тоже уже не знает, что делать с мальчишкой.

И выдержав для нагнетения драматизма нужную паузу, Леся добавила:

– И вот этого ребенка Настя хочет всучить нам с тобой!

– Как это нам? – оторопел Эдик.

– А вот так! Она говорит, что боится представить своего сына Лешкиному отцу. И хочет, чтобы мы поехали с ней и вели себя так, словно Ванька – это наш с тобой сын.

Эдик значительно скис. И предстоящая поездка уже не казалась ему такой уж заманчивой. Возможно, они бы с Лесей вдвоем что-нибудь придумали, нашли повод, чтобы отказаться от поездки, но тут на кухню вошла Кира – лучшая подруга Леси, с которой они на паях когда-то купили коттедж в пригородном поселке «Чудный уголок», в котором теперь проживали вчетвером, а если считать еще и кошек – Фантика и Фатиму, то вшестером.

Жили они парочками. Леся и ее Эдик, Фантик и его Фатима, а также Кира и ее Лисица, получивший свое прозвище за способность выкручиваться из самых щекотливых ситуаций без видимого вреда для собственной шкуры.

– О чем разговор? – поинтересовалась Кира, налив себе кофе и присев рядом с друзьями.

И узнав, в чем проблема, немедленно воскликнула:

– Конечно, мы все должны поехать с Настей!

– Все? Мы? Да еще должны?

– Сама посуди, если старикан такой деспот, как о нем рассказывает Лешка, то он запросто может Насте ляпнуть что-нибудь обидное. А она беременна. Ей лишний стресс ни к чему.

– Лешка ее сумеет защитить.

– Лешка? – фыркнула Кира. – Не смеши меня! Лешка, конечно, славный парень, но он чуточку бесхребетный. Настя им крутит, как хочет, но это пока не появился авторитет покруче. Нет, я просто уверена, мы должны поехать с Настей к ее будущему свекру и посмотреть, что там за пророк такой выискался.

– А Ванька?

– Ваньку тоже возьмем с собой. Что мы вчетвером пару часов с одним мальцом не справимся? Быть такого не может!

Но как показало ближайшее будущее, этот оптимизм Киры был несколько преждевременным. И если бы девушка могла знать, какие испытания и трудности выпадут всей их компании в поселке Зубовка, то она бы никогда не поехала туда сама и своих друзей тоже бы за собой не потащила. Но сейчас Кира так разохотилась, что даже побежала заказывать через Интернет книжки по педагогике.

– Надо ведь знать, каким оружием лучше всего сражаться с неуправляемым Ванькой.

– Мне эта затея не нравится, – предупредила Леся подругу.

Но Кира и слышать ничего не хотела и возразила:

– Ерунда! Натренируемся на Ваньке, а там и своих деток заведем. Давно уже пора этим делом заняться.

Когда она ушла, Эдик посмотрел на Лесю и озабоченно произнес:

– Ты тоже считаешь, что нам пора завести своих детей?

– Давай сначала посмотрим, что у Киры получится, – осторожно ответила ему Леся.

Эдик успокоился и задумался уже совсем о другом:

– Надеюсь, что старик не сечет детей.

– Еще чего не хватало!

– А иначе Ваньке может от него здорово достаться.

– Насилие в воспитании недопустимо! – твердо произнесла Леся, которая на тот момент действительно именно так и думала.

Поездка в Зубовку была назначена на пятницу. И уже с самого раннего утра весь коттедж в буквальном смысле стоял на ушах, а Леся начала подумывать о том, что гуманные методы воспитания детей не для всех них подходят. Ванька был каким-то сгустком энергии. Причем энергии злой и разрушительной, оставляющей за собой сплошные руины. Он умел находиться сразу в нескольких местах. То его голос слышался из подвала, а вот он уже на кухне, там что-то гремит и падает, а сам Ванька уже грохочет своими тяжелыми ботинками, поднимаясь по лестнице на второй этаж, и там тоже что-то тяжело ухает, кажется, старинные часы с маятником.

– Ну и мальчишка, – со вздохом призналась в собственном бессилии Кира, которая с самого утра пыталась воздействовать на Ваньку различными педагогическими методами, вычитанными ею в книгах, да так в том и не преуспела.

– Сущий кошмар!

– И как только мать с таким справляется. Он у нас всего несколько часов, а у меня от него уже голова раскалывается.

Настя с женихом уехали еще рано утром. Но у Лисицы и Эдика были еще кое-какие дела в том ведомстве, название которого люди до сих пор избегают произносить вслух громко, и где ребята работали вот уже который год. И сегодня им предстояло закончить работу около полудня, во всяком случае, так они сказали своим подругам. Но потом что-то их задержало на работе дольше назначенного срока. И поэтому, когда в начале четвертого они сообщили Кире с Лесей о том, что скоро подъедут за ними к дому, подруги были уже близки к обмороку. Ванька разгромил все, что можно было разгромить. Уронил, перевернул и разбил все, до чего дотрагивались его ручонки. А что не смог окончательно уничтожить, просто переставил и запрятал так, что искать можно было много дней подряд, да так и не найти.

Он успел поиграть в Робокопа, повоевать с десептиконами и обуздать Человека-Паука, который вдруг принялся, по версии Ваньки, творить зло в мире.

– Тетя Кира, что вы делаете?! – возмущался ребенок, когда не менее возмущенная Кира выпутывала из клейкого скотча своего любимца Фантика. – Это же приманка, как вы не понимаете?

Фантик, едва только Кира сумела освободить его морду от липкой пленки, завыл не своим голосом и попытался бежать. Фатима находилась тут же, но хранила молчание, ее мордочка все еще была стянута полосками скотча.

– Ты поступаешь жестоко с бедными животными! – пыталась вразумить мальчишку Кира. – Наши кошки уже старенькие, а ты их мучаешь!

– Отдайте мне кошек!

– Даже и не подумаю!

И если сначала подруги хотели везти кисок с собой в Зубовку, полагая, что пребывание в деревне пойдет им только на пользу, то теперь они свое мнение изменили и быстренько отнесли обеих кошек к тете Наташе – генеральше и их соседке. Потому что за несколько часов плотного общения с Ванькой они успели понять одну истину: подальше от Ваньки положишь, поближе потом возьмешь.

Впрочем, оставить мальчика одного дома они все же не рискнули. И Ванька тоже отправился с ними, утверждая, что будет им вместо эскорта на случай внезапного нападения враждебного племени марсиан.

У тети Наташи он поочередно разбил две вазы, перевернул новенькую плазменную панель, отчего она покрылась неприятными квадратиками, а затем еще и сам свалился со стула, после чего тетя Наташа выставила всех троих из своего дома с таким напутствием:

– Кошек ваших возьму к себе на выходные, а маленького сатану заберите от меня, сделайте такое одолжение!

И подруги, которые вначале еще пытались протестовать и чем-то занять неугомонное дитятко, для чего ими были куплены пазлы, книжки и даже диски с компьютерными играми, под конец сдались и предоставили Ваньке самому себя развлекать. В принципе, у него это неплохо получалось. К самим подругам он не приставал, не ныл, не хныкал. Большой и незнакомый дом полностью поглотил мальца. Аппетит у Ваньки тоже оказался отличный. Прямо на ходу, двигаясь из сада на чердак, он проглотил миску наваристого густого горохового супа, который, по утверждению Леси, следовало обязательно доесть перед отъездом.

И все же, когда возле дверей раздался гудок машины Лисицы, означавший, что мужчины прибыли, подруги не смогли сдержать облегченного вздоха. Быстренько запихав в машину все еще оживленного сверх всякой меры Ваньку, который сжимал в руках какую-то металлическую штуку, подруги заявили о своей готовности ехать. В присутствии малознакомых ему мужчин Ванька заметно притих. А когда Эдик поинтересовался, что это у него в руках за штуковина, Ванька и вовсе смутился.

– Это, дяденька, так… – пробормотал он неловко и попытался спрятать под себя металлическую штуку.

Но Эдик уже заинтересовался и почти силой извлек из-под попы мальчишки тот предмет, который Ванька от него прятал.

– Это же моя катушка от спиннинга! – ахнул Эдик. – Вот шельмец! Кто тебе позволил ее брать?

– Дяденька Эдик, не сердитесь! – захныкал испуганный Ванька. – Мне папа сказал, что у деда будет рыбалка отличная. У него там прудов очень много выкопано. А в них и карп, и окунь, и всякая красная рыба плавает. Лови, сколько хочешь. Но у папы удочки нет. Он сказал, что можно ее из палки сделать, только катушка нужна, а купить уже не успеем. Вот я и запомнил его слова, а когда увидел, то взял вашу катушку.

Услышав про рыбалку, Эдик немного утих. Ругать Ваньку за испорченный спиннинг он больше не стал, вместо этого лишь легко пожурил его:

– И все равно, брать без спроса чужое – это нехорошо.

– Так я же не насовсем. Я бы вам ее обязательно вернул.

Эдик с интересом взглянул на мальчика.

– Скажи, а как же ты ее снял?

– А чего там? Повертел, покрутил и снял. Ничего не сломал даже.

– Ну и ну, – покачал головой Эдик. – А ты хозяйственный, как я погляжу, парень.

Ванька польщенно засопел носом. Но катушку из рук так и не выпустил. Ехал, сжимая ее в испачканных чем-то липким пальчиках, пока не заснул. Но подруги и не думали будить ребенка. Дорога была неблизкой, ехать нужно было больше двух часов. Можно было и вздремнуть, ведь и они сами порядком утомились от шустрого Ваньки, мамаша которого сейчас устраивала свою судьбу и, наверное, здорово радовалась возможности хоть немного отдохнуть от сыночка.