Текст книги "Две птицы на снегу"

Дарья Кузнецова
Две птицы на снегу

© Д. Кузнецова, 2023

© ООО «Издательство АСТ», 2023

Глава 1. Анамнез

Снег начал идти еще днем, к пяти вечера уже валил стеной, а к восьми превратился в такую метель, что уличные фонари сквозь нее едва виднелись. Врач-силовик Летана Горская наблюдала за буйством природы из гостиницы и радовалась, что уже вечер, что не надо никуда выходить, а можно поужинать в уютном ресторане на первом этаже и спокойно закопаться в записи. Хоть до Разлома она так и не добралась, и нужных замеров нет, но зато коллеги поделились интересной статистикой собственных наблюдений и за тварями, и за теми, кто с ними боролся. Пока было непонятно, к чему эту статистику прикрутить, но Летана по умолчанию считала полезной всю информацию, а разбираться во всем этом предстояло уже дома, в компании научного руководителя за чашкой чая с медом. В столице зима малоснежная и очень сырая, там без меда никуда.

Мечты оказались нарушены, когда она уже собиралась ложиться. Сплетенная из чистой магии весточка, имевшая вид мелкой белой пичуги, влетела сквозь оконное стекло, с размаху плюхнулась на стол и растеклась белым листом с черными печатными буквами. Просьба о помощи и вечерний привет от Разлома – очередной патруль попал в переплет, раненые прибыли в госпиталь экстренными порталами.

Подробностей весточка не содержала, но Летана в любом случае не собиралась отсиживаться в стороне, когда речь шла о человеческих жизнях. Быстро оделась, собрала непослушные мягкие волосы в косу, не тратя время на аккуратный привычный пучок, и помчалась в госпиталь, благо располагался он совсем недалеко, на этой же улице.

Здесь все находилось недалеко – городишко крошечный, вблизи Разлома больших не бывает. Однако даже это расстояние в жестокой метели показалось бесконечным.

– Уф, ну у вас тут и погодка! – посетовала Летана, одолев тугую входную дверь и ввалившись в приемный покой госпиталя. – Идти сто метров, но только зигзагами против ветра, от укрытия до укрытия! Если не сдует, то заметет… Думала, заблужусь. Доброй ночи!

– Здравствуйте, Летана! Ой, это только начало, – «утешила» молоденькая медсестра, тут же бросившись к ней. Помогла стащить и стряхнуть совершенно белую от снега шубу, и на светлом кафеле мигом образовалась стремительно тающая лужа. Большая, но чистая: снега навалило уже столько, что до грязи при всем желании не докопаться. А от календарной зимы не прошло и кварты![1]1
  Кварта – мера времени, состоит из четырех декад, в каждой декаде – десять дней.


[Закрыть] – Если так сыпануло, то это дня на три. Но это хорошо, в такую погоду спокойно, даже твари по норам сидят, так что патрули не ходят. Да что вы, ну не стоило!

Последнее замечание относилось к тому, что Горская машинально собрала за собой лужу и горячим воздухом просушила шубу, которую девушка продолжала держать, пока гостья выпутывалась из шарфа и вытряхивала еще и его.

– Ничего страшного. Спасибо, куда это?.. – спросила Летана, пытаясь забрать у добровольной помощницы одежду.

– Не волнуйтесь, я все уберу, давайте шарф. Вот, держите бахилы! Вам вон туда, в конце коридора дверь, там уже все готово, ждут.

– Спасибо! – не стала спорить Горская и поспешила в указанном направлении.

Этот небольшой госпиталь понравился ей с первого взгляда, еще декаду назад, когда она только приехала в Каменнопольск. Да, не чета учреждениям столичного размаха, но зато все очень чисто, аккуратно и строго. Взять хотя бы вот эту медсестру на входе: аккуратный голубой костюм, халат белый, как свежий снег за окнами – приятно посмотреть. Мебель в приемном покое не новая, со следами починки, но тоже чистая и в хорошем состоянии. И так во всем.

И люди хорошие, не случайные. Наверное, именно потому, что госпиталь маленький, а дело делает большое. Престижа никакого, работы много, но и работа вся – настоящая, а не как повезет. Летана три года после учебы стажировалась в похожем, на другом конце Разлома. Даже подумывала остаться, но учитель сманил перспективами интересной исследовательской работы. О чем она ни разу не пожалела, но в короткие моменты вот таких командировок испытывала приступы ностальгии.

Через короткий светлый коридор и белую дверь с алой надписью «Операционный блок № 1» Горская быстрым шагом влетела в предоперационную, где ее ждали.

– Доброй ночи! – еще одна медсестра, постарше и явно гораздо более опытная, тут же бросилась навстречу. – Спасибо, что согласились помочь. Наш Даровой…

– Не стоит, – перебила Летана, ныряя в кабинку для переодеваний. – Если он опасается не справиться сам и проблема по моему профилю, не могла же я отказать! Расскажите лучше, что там? Да, спасибо. – Она приняла стерильную рубашку.

Отказываться от помощи с одеждой и всем остальным Лета и не подумала – все равно не ориентировалась здесь и не знала, что и откуда можно брать. Теплые зимние штаны и сапоги сменились светло-зелеными операционными брюками и мягкими носками-тапками за считаные секунды – навык быстрого переодевания выработался еще в институтские годы, во время первой практики. Косу Горской убирали под шапочку в четыре руки. И несмотря на то что Летана не хирург и от операционного поля всегда держалась достаточно далеко, мылась она по всем правилам. Одно только отличие: перчатки силовику не только не нужны, но даже мешают.

– Поврежденный светоч, гаснет уже. Паслен еще держит, только это временно и ненадолго, сам не восстановит. Патруль нарвался на что-то серьезное, боевики справились, но много раненых. У нас все хирурги на ногах, там в основном по их профилю, рваные-резаные-укушенные, а этот вот… Его товарищ подобрал, вместе с ним и порталом дернуло. Все, готово!

По-хорошему, Летане вообще не следовало тут присутствовать, все же привлечение посторонних к операции – сомнительный поступок. Но местный главврач к формализму в таких вопросах явно не склонен, весточку послал именно он, а сама Лета тем более не видела причин для отказа.

В операционной было тихо, неподвижно и тревожно. Дежурный хирург, его молодой помощник, анестезиолог и операционная сестра молча стояли в стороне, а главный силовик госпиталя с очень сосредоточенным видом держал ладони на светоче, лежащем на краю операционного стола, и вливал в него собственную энергию, которая уходила словно в решето.

Судя по бледному, в цвет маски, лицу и хмурой глубокой складке между редких бровей, питал пострадавшего он из последних сил. Беглый взгляд Летаны на светоч только подтвердил первое впечатление: в сложном переплетении силовых нитей зияли заметные дыры, и справиться с ними самостоятельно феникс явно не мог. Вообще чудо, что он дожил не только до этого момента, но до попадания в руки Паслену.

Светоч – это то, что остается от феникса на краю гибели, нечто вроде цисты у простейших. В таком состоянии, замкнувшись в энергетическую скорлупу, он способен восстановить повреждения, которые для любого другого живого существа стали бы смертельными, потому этих огненных птиц и считают бессмертными. Теоретически у перевертышей подобного типа это должно работать так же, но у людей такой процесс протекает гораздо медленнее и более энергозатратно – им просто не хватает магии для самостоятельного восстановления. Плюс светоча в том, что феникс может достаточно долго существовать в такой форме и выжить, тогда как за это время другой уже умер бы от ран.

Но все имеет свой предел, вот как сейчас, и светоч феникса не спасал. И Даровой тоже не мог. И у Леты шансы невелики, но… Это не значит, что она не попытается.

– Не вливайте в него силу, пусть сам работает, – обратилась Летана к коллеге. – Вы отвлекаетесь на прокачку, и на остальное не хватает внимания. Изолировать, замкнуть и заставить воплотиться, иначе никак. Светоч вы не заклеите.

Паслен Даровой, опытный силовик лет пятидесяти с небольшим, одарил молодую женщину благодарным усталым взглядом и уступил место рядом со столом. Операционная бригада тоже смотрела с такой надеждой, что Летане стало неловко. Они за всех пациентов так переживают или просто именно этого хорошо знают? Впрочем, чему тут удивляться. Городок небольшой, госпиталь один на четыре ближайших заставы, наверняка все боевики – знакомые.

Светоч теплого янтарного цвета имел форму яйца, слабо светился и на ощупь был гладким и почти холодным. Лишнее подтверждение плачевности его состояния: фениксы горячие, он должен почти обжигать руки и гореть гораздо ярче.

Разобраться в той паутине, которая составляла светоч, Летана даже не пыталась – не с человеческими возможностями. Он сплетен настолько плотно, что даже отточенное постоянной работой с энергетическими структурами восприятие не поможет, как ни старайся. Шутка ли, упаковать взрослого человека в объем примерно головы! И даже если кажется, что ты отчетливо видишь нить и знаешь, как она должна тянуться, пытаться соединить бесполезно, потому что внутри, скорее всего, сложено несколько параллельных потоков; распространенная ошибка даже опытных силовиков.

Заставить поврежденный светоч развернуться тоже нетривиальная задача, но она хотя бы решаема. Отрезать от внешних источников, замкнуть в отдельный кокон, который надо успеть поставить за пару мгновений, да еще и достаточно плотный…

Летана почти успела. Все же опыт в этом деле великая вещь, а подобными коконами она заинтересовалась еще во время учебы и за десять с лишним лет довела схему до совершенства. Одного сейчас не учла: этот конкретный феникс оказался слишком силен и слишком яростно цеплялся за жизнь. Горская просто не успела оборвать нити, связывающие с ней воплощенное заклинание, а потом стало поздно – пациент присосался к ауре целителя клещом. Пришлось срочно изолировать уже саму себя, заключая в новый кокон обоих. От последовавшего за этим скачка потенциала на мгновение потемнело в глазах, Летана выругалась сквозь зубы, но – удержала. И его, и себя, а через мгновение светоч под ее ладонями потерял плотность.

Это было красиво. Чуть теплая гладкая поверхность большого янтарного яйца просела и подалась мягким воском, по операционному столу плеснуло жидкое пламя и стекло вниз, на несколько мгновений очертив птичий силуэт – хвост с парой особенно длинных перьев по бокам, поджатые черные лапы с острыми когтями, распростертые на всю операционную крылья. Обычно ярко-рыжее, а сейчас тускло-багровое – оперение мерцало, словно тлеющие угольки.

Еще мгновение, и покрытая мягкими, нежными на ощупь перьями птичья голова с хищным черным клювом сменилась человеческой, с колючей щетиной на щеках и выбритых висках.

Первым очнулся и шагнул к раненому анестезиолог, через мгновение опомнились остальные. Переместив правую ладонь на шею феникса, Летана отступила в сторону, чтобы не мешать коллегам. Отпускать пациента она не спешила, до конца работы было еще далеко. И пока хирург латал развороченную грудную клетку, собирая осколки ребер и легких, врачу-силовику предстояло заделать дыры в энергетической оболочке, которые никуда не делись. Непонятно, с чем пострадавший столкнулся – в прямом смысле, – но не будь он фениксом, уже умер бы. А так…

Он и сейчас пытался это сделать, но оказался везучей заразой. И живучей. И хорошо, что при переходе в состояние светоча почти все инородные предметы пропадают – не пришлось вынимать из тела обрывки одежды.

Операционная бригада колдовала над раненым без малого четыре часа. Часть силового каркаса пришлось вылепить заново, все выложились досуха, но зато теперь на беглый взгляд пациент казался вполне здоровым. О страшной ране говорил только странный вид татуировки на его торсе. Роскошный стилизованный феникс черного цвета, занимавший всю широкую грудь боевого мага, перекосился и обзавелся неровными проплешинами, на которых ярко розовела чистая молодая кожа. А вот энергетически… Впрочем, Летана не жалела. Все равно других вариантов не было, уж лучше так, чем труп.

За пациентом пришла та же самая медсестра, что встречала Горскую на пороге. Она оказалась способной на левитацию предметов, даже если предмет этот – боевой маг весом под сотню килограммов. Так что врачи с чистой совестью передоверили ей пациента и пошли в предоперационную переодеваться – зевающие, но довольные. Гостью пропустили вперед, а потом заманили в ординаторскую предложением выпить хорошего кофе. Да она и без кофе не отказалась бы, потому что бросать пациента пока не собиралась, и далеко отходить от него – тоже.

Ординаторская в госпитале была небольшой, но очень уютной, вполне в духе всего остального. Три рабочих стола у стены, два больших окна со шкафом между ними, мягкий диван в углу и кофейный столик перед ним.

– Как все прошло? – с беспокойством встретил их Даровой. Но разулыбался еще до того, как услышал ответ, прочитав все по умиротворенным лицам.

Он вообще часто улыбался, и его беспомощно-светлая улыбка вызывала странное смущение, заставляя Лету чувствовать себя набедокурившим ребенком, невольно обидевшим доброго и любимого учителя. Округлый, низкий, с залысинами, аккуратной каштановой бородкой без признаков седины, носом-картошкой и большими добрыми глазами… Такому бы с детьми работать, а не со взрослыми.

– Нормально, – ответил хирург. – Собрали. У нас живилка осталась?

– Была, – без особой уверенности отозвался анестезиолог и пошел к хранильнику проверять.

Летана мысленно взмолилась Творцу, чтобы чудодейственный эликсир действительно нашелся. Живилкой в быту называли эликсир с громким названием «живая вода». Конечно, совсем не такой могущественный, как сказочный прототип, но зато он помогал быстро и без побочных эффектов восстанавливать энергетический резерв, что сейчас пришлось бы очень кстати.

– Леточка, позвольте выказать восхищение! – Даровой проворно сцапал ладонь столичной гостьи и склонился для поцелуя. – Вы настоящая волшебница. Я немного понаблюдал сначала, честно признаться, – восхищен! Никогда не видел столь тонкой работы с энергией. Светан может вами гордиться! Я ему непременно напишу, это изумительно!

– Обширная практика, – улыбнулась та в ответ. – Только… Паслен, у меня к вам серьезный разговор. Признаться, я не знаю, к кому еще обратиться с этим. У того феникса есть постоянный лечащий врач?

– А что случилось? – полюбопытствовал хирург. Долговязый светловолосый мужчина лет тридцати без стерильной маски оказался довольно симпатичным, с подвижным лицом и хорошей улыбкой. Взгляд его искристых голубых глаз горел живым любопытством.

– Побочный эффект. – Летана не видела смысла скрывать. – Образовалась прочная сцепка ограничивающего типа со всеми сопутствующими.

– О! – мужчины переглянулись с одинаково озадаченными выражениями лиц, и Горская испытала легкое мелочное злорадство. Недостойное, но оттого не менее приятное. Не ей же одной ломать голову над этой… пикантной ситуацией!

Энергетических сцепок существует великое множество, они различаются по вектору, степени воздействия и продолжительности, некоторые считаются незаконными, других большинство неспециалистов и не замечает. По сути это просто энергетические связи, образование которых неизбежно для всех рас и даже для неразумных существ. Все создания Творца – равновесные, но частично открытые структуры, поглощающие и отдающие энергию, и открытые каналы их невольно смыкаются.

Ограничительные сцепки встречаются только в Зеленом лепестке, и встречаются нередко. Возможность оборота перевертыши обретают в возрасте от тринадцати до семнадцати лет и в это время полностью осваивают ее и получают контроль над магией. Кому-то это дается легче, кому-то тяжелее, но почти все, так или иначе, справляются. Порой самостоятельно, а порой благодаря такой вот ограничивающей сцепке, которая чаще всего возникает у подростков с сильным, выраженным стихийным даром и магическим оборотом – у огненных фениксов, воздушных ириев и водных алкестов. У остальных, универсалов без перекоса в какую-либо стихию, взросление обычно проходит легче, если только универсал не обладает слишком уж огромной силой. Нестабильная магия и нестабильный оборот делают подростков-стихийников опасными для окружающих и в первую очередь для себя, так что многие искренне благодарят Творца за такой полезный природный механизм.

Связь эта ни к чему не принуждает, но ограничивает подростка. В отдалении от своего старшего партнера он совсем неспособен оборачиваться и пользоваться магией, рядом же с ним – напротив, все эти действия проходят очень легко. Но при этом старший может пресечь любое действие подопечного, просто приказав, и подчинение происходит на инстинктивном уровне. Да, приказ краткосрочный и узкий, но именно здесь находится простор для злоупотреблений. Даже несмотря на то, что принудить к сцепке невозможно: для ее образования требуются доверие и полная открытость. Если, конечно, речь не о вопросе жизни и смерти, как в случае Летаны с фениксом.

Главным и очень большим плюсом такой сцепки является быстрая стабилизация дара. Если ограничителем становится кто-то из родителей, то есть тот, кто проводит с подростком много времени, дар успокаивается за декаду-полторы, а без ограничителя это может затянуться на несколько кварт.

И вот теперь к Летане подобными узами оказался привязан не подросток, что пару-тройку раз случалось раньше, а взрослый боевой маг. Разорвать сцепку можно, пусть это и неприятно, но она не стала спешить. Пока это ни на что не влияет, а дальше…

– Надо послать весточку Ведану, – вздохнул Паслен.

– А кто это?

– Полковник Ведан Золотов, его командир, – пояснил хирург. – Он и так при первой возможности явится проведать своих парней, всегда приходит, но о таких вещах лучше предупреждать заранее.

– А не тот ли это Золотов, который начальник местных пограничников? – внутренне подобралась Летана.

– Он, у нас другого нет. Вы знакомы? – удивился Паслен.

– Пересекались, когда я только приехала, – уклончиво ответила она и поспешила задушить преждевременную радость.

Целители еще немного посидели в ординаторской, обсуждая операцию, боевых магов и татуировки, на которые тема съехала по горячим следам только что восстановленного тела. Хирург оказался большим поклонником этого творчества, и когда гостья неосторожно высказалась, что не понимает такой страсти к разрисовыванию собственного тела, принялся объяснять. Под кофе и живилку разговор получился легким и необременительным. Хотя каждый в итоге остался при своем мнении, удалось обойтись без споров.

А после Летана узнала, куда именно определили феникса, и отправилась туда, спросив у хирурга разрешения найти каталку и вздремнуть на ней в палате. Все же, пока сцепка не разорвана, полезно провести побольше времени рядом с пациентом – пусть восстанавливается. Врач не возражал, даже вызвался помочь, а остальные тем временем засобирались домой – сейчас было не их дежурство, всех выдернули из дома в экстренном порядке.

Везучий пациент лежал один в трехместной палате. Летана не стала интересоваться, за какие заслуги ему такая роскошь, – ей это только на руку, не придется возиться с каталкой. Хирург, удостоверившись, что все в порядке, ушел, а Лета облюбовала себе пустующую койку. Без белья и без одеяла, но зато удобная, а это уже немало.

Феникс распластался на спине, накрытый простыней до груди. Рядом стояла сдвоенная капельница – к вене тянулась трубка с лекарством для кроветворения, а вокруг нее вилась тонкая цепочка, браслет на конце которой обхватывал предплечье и маленькими дозами вливал энергию.

Первым делом Горская еще раз осмотрела силовой каркас пациента и подправила пару мелочей, не замеченных на операции. Правда, дырки эти оказались более старыми и возникшими не в последней стычке. Ничего удивительного, жизнь боевого мага насыщена и разнообразна. Насыщена проблемами и разнообразна травмами.

Вспомнив недавний разговор, Лета с интересом осмотрела татуировки. Помимо дырявого феникса, которого симпатизирующий нательной живописи хирург, кажется, сознательно старался сохранить, на боевом маге имелась еще пара образцов нательной росписи: очень реалистичный череп какого-то зубастого существа на левом плече и странный рисунок на правом – словно там расползлась кожа, обнажая металлический скелет.

Рисунки сами по себе выглядели очень неплохо, их явно делал опытный и хороший художник, да и на мускулистом тренированном теле они смотрелись хорошо, но Летана все равно рассеянно покачала головой, мысленно продолжая недавний спор. Хорошо-то хорошо, но такое тело и без них вполне гармонично и красиво, зачем его раскрашивать?..

Но задавать вопрос хозяину всей этой росписи она бы в любом случае не стала: его личное дело. К тому же, если спрашивать про художества, пришлось бы упомянуть и некоторые другие детали. Например, необычную короткую стрижку с выбритыми висками и широким гребешком густых ярко-рыжих волос посередине. Или несколько дырок от сережек в левом ухе и в левой брови, кажется, тоже. И следовало признать, что весь целиком мужчина смотрится странно гармонично. Неправильно, непривычно, но так, что не возникает желания что-то поменять. Вот Летана с татуировками и серьгой в брови выглядела бы донельзя глупо и смешно, а феникс… Феникс он и есть, что с него взять!

На несколько мгновений Летана задержалась взглядом на лице пациента, которое показалось смутно знакомым. Мужественное, с тяжелым подбородком и носом с горбинкой – не то чтобы очень приметное, но подходящее ко всему остальному. Однако Лета так и не смогла вспомнить, где его видела. С другой стороны, чему удивляться: она уже декаду в городе, возможно, где-то встречала, например в этом же самом госпитале.

Официально Летана прибыла сюда для обмена опытом с коллегами. Ее учитель и научный руководитель Светан Светанович Сеннов являлся одним из самых известных ученых-силовиков Зеленого лепестка, под его началом постоянно разрабатывались методики восстановления энергетического каркаса человека при различных видах повреждений: от травм до сложных редких болезней. Даровой был его давним другом и учеником, который предпочел научной работе полевую, и именно из-за этой дружбы Летана оказалась в здешнем госпитале, а не в любом другом похожем. Сам старик боялся телепортов, сквозняков, сырости, холода и множества других вещей, поэтому почти не выходил из дома, всюду посылая любимую ученицу.

Для одной из работ, которую они не афишировали, требовались замеры и исследования возле самого Разлома, чем Сеннов, в силу возраста и слабого здоровья, в любом случае не смог бы заняться. Возможности действовать официально или по знакомству через высшее руководство не нашлось, поэтому оставалось изыскивать окольные пути. И еще несколько часов назад шансы договориться с местным начальством казались призрачными: некто Золотов строго-настрого запретил подобный риск, когда Сеннов обратился к нему с просьбой.

Но сейчас забрезжила надежда. Вряд ли полковник захочет терять одного из сильнейших боевиков на пару-тройку кварт, которые понадобятся тому на восстановление самоконтроля без помощи ограничителя, и новую сцепку вряд ли получится сделать: для этого нужны расслабленность и открытость, а Летана сомневалась, что феникс сумеет кому-либо настолько довериться. Со взрослыми такое случается исключительно редко.

Впрочем, возможно, у пострадавшего есть любящая жена, которая охотно сменит в этой роли случайного целителя? Конечно, странно, что она до сих пор не здесь, но мало ли, вдруг еще не знает!

Позволив себе осторожный оптимизм, преждевременно торжествовать Летана не стала. Все решит завтрашний разговор с командиром. Неплохо бы привлечь на свою сторону Дарового, но Лета не решилась проявлять инициативу. Она не знала, насколько Сеннов ему доверяет и о чем поставил в известность, и сама бы ни за что не пошла на риск.

Еще раз окинув спящего внимательным взглядом и не найдя к чему придраться, Летана позволила себе зевнуть и сладко потянуться. После живилки и кофе жизнь казалась прекрасной, декада до этого выдалась спокойной, так что одна бессонная ночь не должна сильно сказаться на самочувствии, но Горская не видела смысла геройствовать на пустом месте. Она уже нацелилась на присмотренную койку, дальнюю от пациента, когда взгляд зацепился за плотную обложку толстой тетради на тумбочке. Судя по всему, кто-то из персонала успел найти и принести медкарту боевика.

Любопытство пересилило усталость, поэтому в сторону выбранного спального места женщина направилась с занимательным чтивом на ближайшие полчаса. Она погасила верхний свет, зажгла небольшую настенную лампу над койкой и улеглась, стащив сапоги в бахилах.

Карта оказалась скучноватой и однообразной: сплошные травмы и ранения разной степени тяжести. Читать Летана начала по привычке с конца, где уже были подшиты заполненные чьим-то мелким неразборчивым почерком бланк поступления и операционный протокол. В госпиталь боевик стабильно попадал раз-другой в кварту, порой эта боевая летопись прерывалась вставками плановых осмотров, по результатам которых феникса считали неограниченно годным ко всему и сразу.

Феникс – он феникс и есть. Вторая ипостась не просто так пробуждается уже во вполне взрослом возрасте, она очень тесно связана с характером. Случаются разные исключения, когда прогноз не оправдывается, но в большинстве случаев можно достаточно точно предсказать, кто вылупится из подростка. Фениксы… Порывистые, горячие, отчаянные. Сильные огненные маги, почти всегда боевые. Самые сильные из боевых, самые бесстрашные, и с самой высокой смертностью по статистике, потому что самые рисковые и всегда лезут вперед. Полагают себя бессмертными и рвутся в самое пекло, рискуя попусту – очень уж любят острые ощущения и ходить по грани.

Летана покосилась на пациента, до которого не добивал свет лампы, еще раз оценила толщину карты и нашла дату первой записи – медосмотра восемь лет назад.

Точно. Типичный феникс, еще и очень везучий, если дожил до стольких лет… А, кстати, сколько ему вообще?

Она запоздало глянула личные данные и на мгновение замерла.

– Не может быть, – пробормотала озадаченно, опять непроизвольно бросила взгляд в сторону пациента и растерянно покачала головой.

Фениксу было тридцать три, но это мелочи. Оказывается, они учились вместе! А кроме того, весьма плотно общались в какой-то период учебы, и даже более чем.

Яроплет Вольнов, ну надо же! Как интересно порой поворачивается жизнь…

Лета была в него отчаянно влюблена. Недолго и давно, больше десяти лет назад. Она прозрела и остыла достаточно быстро, но… Сказал бы ей кто тогда, что при встрече она его попросту не узнает. А еще удивлялась, почему лицо кажется знакомым!

Впрочем, Вольнов здорово изменился с тех пор, и это служило достаточным оправданием собственной дырявой памяти. Симпатичный долговязый огненный маг с рыжими взъерошенными волосами, которого Лета помнила, состриг вихры, возмужал и, что называется, заматерел. Да у него даже лицо стало неуловимо другим! Но похожим, да, это точно он, а не какой-то другой Вольнов. Да и вряд ли существуют два рыжих феникса с таким именем, фамилией и датой рождения.

Поднявшись с койки, Летана на цыпочках прошла к тумбочке, чтобы положить карту обратно, и так же вернулась – обуваться ради нескольких шагов не хотелось, а кафельный пол неприятно холодил ноги. Погасив свет, она вытянулась на тонком жестком матрасе, подложив руки под голову, и вновь растерянно хмыкнула себе под нос, посмеиваясь.

Нет, ну надо же, а? Она умудрилась его не узнать!

Их роман вышел очень коротким. Собственно, романом это могла назвать только наивная влюбленная первокурсница из очень приличной семьи, а сейчас себя тогдашнюю Лета вспоминала с ироническим умилением – надо же, какой она была дурочкой!

Летана влюбилась с первого взгляда, со всей отчаянной искренностью первой настоящей любви. Рыжий боевик казался воплощением силы, мужества, обаяния, красоты… В общем, он выглядел идеалом в ее глазах – ну как тут устоять? Однако сам Вольнов пытался ухаживать за совсем другой девушкой. Лета так и не смогла сейчас вспомнить ее имени, хотя лицо – или, вернее, образ – помнила. Яркая брюнетка, очень красивая. Младшая дочь князя Белова.

Княжна тогда долго мурыжила феникса, потом вроде бы согласилась, но сразу бросила и подняла на смех. Ну а Лета жалостливо подобрала, за что вскоре и поплатилась, поскольку встречались они примерно декаду, в течение которой феникс заливал горе, а юная целительница пыталась его растормошить. Потом у нее это получилось, но вместо благодарности влюбленная первокурсница получила очень резкое требование оставить его в покое и не надоедать – благо ему хватило воспитания высказать все это Летане наедине, и уже ей пришлось склеивать разбитое сердце.

Целый семестр, аж до второго курса. Дальше драматическая первая любовь забылась за насыщенной учебой, на третьем курсе сменилась второй любовью, а после, уже в ординатуре, третьей… Ох и давно все это было!

Некоторое время Лета предавалась ностальгии и вспоминала учебные годы, довольно быстро переключившись с феникса на любимых преподавателей, дипломные переживания и друзей. Успела подумать, что неплохо хотя бы в этом году попасть на вечер встречи выпускников – а то, может, она и из них никого не узнает!

А затем ее сморил сон.