Текст книги "Иногда это плохо кончается"

Иногда это плохо кончается
Давид Павельев

Фото на обложке Михаил Петров

© Давид Павельев, 2017

ISBN 978-5-4474-3612-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Было обычное московское серое утро. В тяжёлом сыром воздухе растворились недосып и лёгкая тошнота, смешанные с запахом гари и выхлопными газами. Из окна моего офиса – офисом я гордо именую каморку в бывшем заводском цеху, разгороженном новыми владельцами на несколько десятков подобных клетушек – было видно, как хмурые, не выспавшиеся люди, покинув метро, спешили к зданию делового центра. Казалось, они текут непрерывной струёй, чтобы побыстрее занять свои места в сотах людского улья, таких же, как моё, и жизнь остановится, если кто-нибудь опоздает.

Мне нравилось находиться здесь по утрам, хоть особой надобности в этом не было – клиенты редко сюда суются, предпочитая звонить мне по телефону и назначать встречи в удобном для них месте. Но всё-таки офис был нужен мне для того, чтобы дисциплинировать себя. Если бы я дожидался звонка дома, лёжа на диване, я был бы расслаблен. А так я в постоянной боевой готовности. К тому же, эта комнатка, затерянная в термитнике под названием деловой центр, напоминала мне о том, что я тоже часть всего этого суетливого, невыспавшегося и усталого с утра мира.

На коленях у меня лежал раскрытый том «Илиады» Гомера. Я переводил взгляд со страницы на окно, стараясь понять, меняется ли что-нибудь в жизни вместе с положением во времени и пространстве, или же везде и во все времена злоба, зависть и алчность правят миром, ловко маскируясь в тумане суеты и безразличия. Кто из сотни человек, движущихся в ежедневной колонне под моим окном, вечно старающихся казаться приятными, простыми в общении, лёгкими на подъём, весёлыми, скрывающих раздражение и другие негативные эмоции, окажется хищником? А кто окажется жертвой? Жертва ничем не отличается от хищника, потому что их лица покрывают одинаковые маски. Когда нужно будет разобраться, тогда на помощь призовут меня. Но будет уже поздно…

Не надо думать, что мне не нравится мой офис. Он чрезвычайно удобен – протяни одну руку, и возьмёшь электрический чайник, который стоит на подоконнике. Протяни другую – и можешь открыть дверь клиенту, каким-то чудом решившему меня нанять. И всё, заметьте, не вставая с места. О чём ещё может мечтать человек, который полжизни провёл на ногах.

И тут, к моему немалому удивлению, в дверь постучали. Убедившись, что это не галлюцинация, я отложил книгу в сторону и крикнул: «Войдите!». Дверь открылась, и на пороге я увидел женщину лет тридцати пяти, одетую в чёрное. У неё было круглое лицо, тёмные волосы, заплетённые в тугую косу, карие глаза уверенного в себе, знающего, что к чему в этой жизни, человека.

– Пётр Николаевич? – спросила она скорее утвердительным тоном. Видимо, именно таким она меня и представляла и не сомневалась, что это я. Вопрос был необходимой формальностью.

– Так точно. – Я указал на стул напротив. Этикет велит предложить чай или кофе, но такого уровня сервисом я похвастаться не мог. Да это и не к чему. Ко мне приходят не за этим.

Клиентка закрыла дверь и села напротив меня.

– Марина, – представилась она ровным, но напряжённым голосом, в котором слышалась попытка скрыть волнение.

Я не стал говорить «приятно познакомиться».

– Марина, прежде чем мы перейдём к делу, я должен вас предупредить. Скорее всего, я не тот, кто вам нужен.

– Почему? – искренне удивилась клиентка.

– Мой профиль – поиск пропавших без вести.

– Но ведь вас рекомендуют как специалиста широкого профиля.

– Конечно, я мог бы уверить вас в том, что я гениальный-сыщик-мне-помощь-не-нужна. Но я не люблю обманывать людей. Это в книжках частные детективы-одиночки берутся за всё, что угодно, и непременно достигают успеха. На самом же деле мои возможности далеко не безграничны. Никто не обязан отвечать на мои вопросы и делиться со мной информацией. У меня нет технических возможностей, которые есть у правоохранительных органов и крупных контор. И это при том, что вам не наврали: я действительно детектив широкого профиля. Точнее, был им, когда служил в уголовном розыске. Пятнадцать лет в отделе по борьбе с организованной преступностью, так что рэкетиры, убийцы, киллеры – это всё мой контингент. Но теперь всё по-другому: отдел был расформирован, я выведен за штат за то, что не прошёл так называемую переаттестацию. Сейчас я всего лишь одиночка, который работает исключительно потому, что ничего в жизни больше не умеет. Я занимаюсь тем, что мне под силу – поиск без вести пропавших. Ну и ещё слежкой за неверными муженьками ради хоть какого-то заработка.

Признаваться в таких вещах не просто, но тем не менее я продолжал с ещё большей к себе беспощадностью:

– Есть детективы покруче, чем я. У крупных агентств больше людей, техники, а главное, больше связей в органах и осведомителей. Так что для расследования убийства лучше обратиться туда.

Женщина уставилась на меня круглыми глазами.

– Убийства? Но… как вы узнали?

«Язык мой – враг мой, – подумал я. Дипломатия – не моя сильная сторона, с этим придётся смириться.

– Я не проявлял никаких чудес дедуктивного метода. Просто вы в трауре. Примите мои соболезнования.

– И в самом деле… Простите, я очень волнуюсь. Мою сестру убили и никто не хочет искать того, кто это сделал. А ваша репутация…

– Моя репутация далеко не однозначна, – прервал её я. – Справедливости ради должен заметить, что я бываю невежливым и всегда всё делаю по-своему.

Но главное – я ищу пропавших без вести.

– Я хотела сказать не это. О вас говорят, что для вас нет чужих бед и чужой боли.

Её слова не были лестью. Я не отношусь к людям, которым поют дифирамбы.

– Да, обо мне так говорят. И при этом крутят пальцем у виска.

– Я так не думаю. И другие вряд ли бы думали так в моём положении.

Я знал, чем должен закончиться этот разговор, и чтобы положить конец как её, так и своим мучениям, мне ничего не оставалось, как тяжело вздохнуть и сказать:

– Хорошо. Я займусь вашим делом. Но у меня будет одно условие.

Глаза Марины вспыхнули, если так можно сказать, радостью.

– Я готова заплатить вам больше, чем предусматривает ваш тариф!

– Нет. Вы не заплатите мне ничего.

Её глаза опять округлились.

– Как это?

– Вот так. Вы не будете мне платить, потому что я не буду на вас работать. Я буду работать на самого себя и на правосудие.

– Вы и в самом деле сумасшедший, – с уважением сказала клиентка.

– Эти слова я написал бы над входом в свою контору. На самом деле мне необходима полная свобода действий, а если я буду получать от вас деньги, то буду от вас зависеть. Убийство же – это не только ваше личное дело. Это дело всего, если так можно выразиться, общества, хоть больно от него только вам, а всем остальным глубоко плевать. Но об этом потом. Перейдём к делу. Да, и само собой, было бы глупостью вам что-либо гарантировать. Неудача омрачит мою совесть, но вам от этого легче не станет.

– Разумеется, Пётр Николаевич.

– Спасибо за понимание. Тогда я должен задать вам некоторые вопросы. Первое: доказано, что это именно убийство?

– Да. Её задушили во дворе дома. Она снимала квартиру в Мытищах.

– Она была ограблена?

– Нет.

– А что правоохранительные органы?

– Говорят, что это «глухарь».

– Понятно. Если не удалось раскрыть «по горячим следам», значит, дело действительно забуксует. Они не виноваты. Местный уголовный розыск выявит убийцу, если он тоже местный. А это маловероятно, раз не было ограбления. Ваша сестра работала?

– Да. В рекламном агентстве «Мираж» Степана Егорова. Но её уволили за несколько дней до того дня.

– Это на самом деле странно.

– Я так и сказала следователю. Но они уверены, что Карина была девушкой лёгкого поведения. Она была беременна…

Я старался не смотреть на клиентку, сосредоточив внимание на пустой пепельнице, стоявшей на стопке бумаг в углу стола. Мои вопросы мне не нравились, но задавать их было необходимо.

– Кто отец, вы не знаете?

– Нет.

– И даже не можете предположить?

– Я не знаю имени её парня. Он никак не отреагировал на то, что её больше нет.

– Главное, что он был. Вы его видели?

– Нет. Просто слышала от Карины, что у неё роман с молодым человеком.

– Вероятно, он тоже не знает вашего имени, и потому не может с вами связаться.

– В самом деле. Об этом я не подумала.

– Если они не жили вместе, он может даже не знать о её смерти.

– Может быть… если только не он это сделал.

– Не будем спешить с выводами.

– Я уверена, что ничего серьёзного между ними не было. В плане будущей семьи. Просто проводили время после работы, просто отдыхали. Это ни к чему не обязывает, в том числе и к присутствию на похоронах.

– К сожалению, вынужден с вами согласиться. Марина, пожалуйста, постарайтесь нарисовать как можно более подробный портрет вашей сестры. Её характер, привычки, взгляд на жизнь. Ещё мне нужны детали её быта, какие-то мелочи, которые вам известны, о которых она вам говорила. Мне нужны подробности в том числе и ваших с ней взаимоотношений – всё это поможет мне вникнуть в ситуацию. Идеально, что бы я знал всё, что знаете вы, разумеется, в тех пределах, в которых вы сможете терпеть вмешательство в интимную жизнь незнакомца. Но всё-таки, я должен буду узнать даже больше, чем знаете вы сами – это обязательное условие поиска убийцы.

– Вы можете не заострять на этом внимание, Пётр Николаевич. Я не кисейная барышня, и понимаю, что предстоит мне, и что вам.

– Спасибо. Просто вы скорее исключение, чем правило.

– Может быть, я и была бы правилом, но больше не могу себе этого позволить… Карина младше меня на девять лет. Это считается много. Зато я была большая, когда она родилась, нянчила её, возилась с ней, помогала родителям. Мы жили в Челябинске, но с детства решили, что здешняя жизнь не для нас. Насмотрелись кино, о том какая жизнь в столице, и обе мечтали, конечно. Я приехала сюда чуть раньше, устроилась на работу медсестрой. Потом ко мне приехала Карина. Ей было тогда семнадцать, решила поступить в институт на дизайнера. Деньги на учёбу сначала дали родители – всю жизнь копили. Потом я помогала, Карина сама подрабатывала. Когда выучилась, стала неплохим специалистом, получила место в фирме Жевалова, тогда казалось, что это успех. Я тогда прошла курсы повышения квалификации, стала старшей сестрой, перешла в частную клинику и вышла замуж. В общем, с Кариной мы разлучились. Это было пять лет назад. За неё я не беспокоилась – умная, красивая, не легкомысленная. Ни в какие истории она бы не впуталась, в этом я была уверена. Иные девчонки в её возрасте и в таком положении как мотыльки, ищут приключений, лёгкой жизни. Но Карина – нет. Она была трудолюбивой, не ждала, пока ей деньги с неба свалятся. Работала усердно, уставала, потому нам с ней нечасто удавалось общаться. Я, конечно, старалась уделять ей больше времени, но она снимала квартиру в Мытищах, мы с мужем живём в Солнцево. В выходные хозяйственные дела, так что даже по телефону не всякий раз сможешь поговорить – так устаёшь… Вы нас осуждаете?

Видимо, я машинально покачал головой – стариковский жест осуждения «неразумной молодёжи».

– Нисколько. Я разучился осуждать. По крайней мере обычных людей. Но, наверно, я осуждаю этот город и особенно тех, кто сделал его таким. Пожалуйста, продолжайте, и не обращайте на меня внимания.

– Больше всего мне хотелось, чтобы она нашла себе надёжного человека. Достойного её, заботливого и работящего. Конечно, чтобы это была нормальная семья, чтобы она не была содержанкой. Когда мы находили время пообщаться, мы об этом говорили, потому что о таких вещах с детства секретничали, доверяли свои мечты о будущем.

– Простите, что перебиваю. А свои страхи вы друг другу доверяли?

– Страхи? Их как-то было не очень-то много…

– Значит, нет. А именно это и определяет степень доверия. Своими страхами, опасениями, неуверенностью, можно делиться только с тем, кому по-настоящему доверяешь.

– Она была сильная девочка. Не любила показывать слабину. Иногда я сама себе по сравнению с ней казалась мягкотелой. Если у неё что-то такое и возникало, то, наверно, она не хотела меня расстраивать, хотела убедить всех вокруг, что всё будет хорошо. Хотя, вы правы, можно сказать, что между нами уже не было той близости, как раньше.

– Вы начали говорить о её видении будущего.

– Да. Когда мы затрагивали эту тему, Карина говорила, что пока не хочет семьи. И дело даже не в том, что мне было тридцать, когда я вышла замуж, а ей было двадцать шесть. «Карьера должна быть на первом месте», так она сказала. Я думала, что всё дело в том, что она не может ни с кем познакомиться из-за работы, не хватает времени на общение с кем-то помимо коллег. Посудите сами – просыпаться в пять утра, спешить на электричку, потом пересесть на метро и до Киевской – там офис Жевалова, и ещё успеть к девяти! А в офисе она никого, кроме коллег не видела. Этим её работа отличается от моей – мой муж как раз был пациентом, и он не смог забыть, как я за ним ухаживала. Мы пытались её помочь, с кем-нибудь познакомить, но, как понимаете, это почти нереально…

– Пока не появился тот парень.

– Да. Он, разумеется, не был первым. Карина ходила на дискотеки в Мытищах, общалась там с мужчинами, но это ведь всё не может быть серьёзным. Только так, развеяться. А с тем парнем, насколько мне известно, у неё были длительные отношения, где-то около двух лет, может, больше. Мне кажется, что он был её сотрудником.

– Но точных сведений у вас нет?

– Да. Карина очень мало о нём рассказывала. В смысле, она рассказывала, какой он, что собой представляет. Красивый, её возраста, остроумный, и так далее. Они ходили в кино, встречались у него дома – он живёт в Москве, но, как я поняла, не один.

– Как я понимаю, о глубоких чувствах речи не шло?

– Конечно же нет! – Её бледноватое лицо гневно вспыхнуло красной краской. – Карина знала, что я это не одобряю. Я не делала ей выговоров, хоть, конечно, и могла, всё-таки я – старшая сестра. В то же время, это её жизнь, и никто не в праве вмешиваться – таков закон жизни. Но она могла хотя бы прислушаться к моему мнению. Чего она и не сделала… ей казалось, что когда она заработает хотя бы столько, чтобы взять машину в кредит, то её жизнь круто изменится. А пока что нужно просто работать и хоть как-то развлекаться, чтобы уж совсем не свихнуться. А этот парень очень приятный, с ним не скучно, и это главное.

– Беременность не вписывается в эту схему, вы не находите?

– Да, я об этом думала. Видимо, они её не планировали, всё произошло случайно. Наверно, он бросил бы её, если бы узнал. А может, узнал, и бросил. Я просто уверена, что Егоров уволил её именно из-за беременности.

– Так её именно уволили, или она ушла сама?

– Карина говорила мне, что сама. Но я сразу поняла: это не так. Её уволили, а она не хочет меня расстраивать. Она ведь не дура, увольняться просто так, когда новое место найти не так уж и просто.

– Это аргумент. На каком месяце она была?

– На второй неделе. Мне она ничего не сказала, я узнала только от патологоанатома. Значит, тест показал ей беременность за несколько дней до увольнения.

– Как Егоров мог об этом узнать? Впрочем, это глупый вопрос. Пока я не побываю в их офисе, все ответы будут ничем не подкреплённые догадки.

– А что, если отец – это он? Узнав, что Карина беременна, он решил избавиться от неё.

– А Карина была его любовницей? Звучит правдоподобно, только машину в таком случае она бы уже получила. Марина, в деле ещё слишком много неясного…

– Да, простите. Всё это домыслы. Но на моём месте любая будет ночами не спать, чтобы найти хоть какой-нибудь ответ на эти «как?», «почему?» и «за что?»!

Я промолчал. Дальше было бы бесчеловечно продолжать этот разговор, и я решил подводить итоги:

– Это всё, что мне было узнать от вас, Марина. Точнее, почти всё. Мне необходимы её фотография, паспортные данные, адрес и, если не возражаете, ключи от её квартиры. Обычно я начинаю с осмотра места происшествия, а это было рядом с домом. К тому же, дома у вашей сестры я смогу найти какие-нибудь дополнительные зацепки.

– Да, понимаю. Но квартира съёмная, вам придётся связаться с хозяйкой. – Марина открыла сумочку и вскоре положила на стол две бумажки и фото смеющейся шатенки с ямочками на щеках, чем-то смутно напоминающей сестру. – Здесь все адреса и телефоны. И ещё, Пётр Николаевич… полагаю, вам нужно озвучить свои условия.

– Если вы не возражаете, не стоит. Я не то, что бы бессребреник, просто когда речь заходит об убийстве, я предпочитаю работать не на вас, а на себя. Служить клиенту и служить закону – несколько разные вещи. Я не конкретно о вас, а о принципе.

– Спасибо, Пётр Николаевич. Это, конечно, немного странно, но мне без разницы. Я не хочу возмездия, я только хочу разобраться.

– Постараюсь сделать всё, что в моих силах. Я убеждён, что помимо закона юридического есть закон человеческий, иначе я работал бы сторожем на стоянке.

Всё это время молодая женщина мужественно сдерживала себя, чтобы не дать волю своим переживаниям, и когда она поднялась и направилась к двери, это было облегчение для нас обоих.

– Удачи вам, – собрав последние силы, сказала она, обернувшись.

– Удача не имеет к этому отношения. Держитесь, Марина, и ни в чём себя не вините.

Мне не давал покоя неприятный вопрос – что бы делал я на её месте, ещё пару недель назад? И был лишь один способ отвлечься от этих рассуждений – прочитать адрес и выйти к машине.

Глава 2

До микрорайона Челлюскинский я добрался окольными путями, чтобы миновать неизменную пробку на Ярославском шоссе. Всё проходит, всё меняется, и лишь дорога из Москвы в Мытищи всё так же стоит, как символ безнадёжного постоянства. Впрочем, дорога в объезд занимает почти столько же времени, но лучше уж всё-таки ехать, чем задыхаться в клубах выхлопных газов.

Хозяйка опустевшей квартиры, любезно согласившаяся пустить меня в свои владения, оказалась женщиной лет пятидесяти пяти, достаточно энергичной, но заметно уставшей. Звали её Галина Петровна. Она не старалась скрыть, что не рада моему визиту, но вместе с тем не вменяла мне это в вину.

– На вертихвостку она не похожа, – сказала хозяйка, прислонившись к дверному косяку, пока я осматривал рассохшийся платяной шкаф и пыльные книжные полки. – У меня глаз намётан, двух сыновей женила всё-таки.

Я не знал, что именно я здесь ищу. Все вещи сестры Марина уже забрала, да здесь и не было ничего интимного, никаких мелочей, которые помогли бы мне лучше понять характер погибшей. Просто я не мог сюда не прийти – эти стены она видела каждое утро, когда будильник поднимал её в половину шестого утра, а железная дверь подъезда была последним, что она видела в жизни. Чем это могло мне помочь? Наверно, ничем. Но вероятность найти хоть какую-нибудь зацепку была хоть и ничтожной, но всё-таки была.

– Одевалась неброско, а по-деловому так, и чтобы удобно, а не мужиков привлекать. Ярко не красилась. Не сказать, что «серая мышка», но и не красотка голливудская.

– Вы здесь убирали?

– Нет пока. Не хочу сразу как-то…

Я опустился на корточки, заглянул под кровать.

– Я им с сестрой ещё с начала сказала: мужиков сюда не водить. Они вроде не водили. Я здесь всё посмотрела, и никаких следов их присутствия не нашла.

– Но убили её всё-таки здесь, – заметил я.

Я искал окурки, сигаретный пепел, мужскую одежду, которые могли где-нибудь заваляться. Но ничего не находил.

– Вы часто сюда наведывались?

– Нет, хоть и хотелось бы чаще. Её же дома никогда и не было. Да и народ сейчас капризный, не любят, когда их тревожат.

Квартира была стопроцентно съёмной. На полу поцарапанный паркет, на стенах выцветшие обои, поклеенные более тридцати лет назад, фанерная мебель той же эпохи, непонятные потемневшие гравюры со слезшей позолотой, призванные украшать интерьер и создать уют, но на которые никто не обращал внимания вот уже лет двадцать.

– И всё время вас ничего не настораживало?

– Нет. Ну, как… Они, конечно, девки бойкие. Хоть не хорошо так о покойнице. Но всё-таки. Чего они все сюда едут-то? Что, у себя на родине работу найти нельзя? А потом… сами видите, что получается.

– Понимаете, Галина Петровна, идёт великое переселение народов, – ответил я. Смысла задерживаться здесь я не видел.

Двор был пуст, только несколько дворников-мигрантов в оранжевых жилетах то ли мели, то ли бороздили пространство без особой цели, напоминая немногочисленным прохожим о своём существовании. Свидетелей наверняка не было, а если и были, навряд ли бы они дали бы показания. Большинство жителей этого дома, а это было около пятисот человек, даже и не знали о том, что их соседка убита. Если бы и узнали, то забыли бы об этом на следующий день.

Я доехал до железнодорожной платформы, с которой Карина ежедневно ездила на работу. Она имела запущенный вид сельского полустанка. Что-то подсказывало мне, что здесь побывал и убийца. Но никто не смог бы здесь его опознать.

Мне ничего больше не оставалось, как отправиться на место работы погибшей. Рекламное агентство «Мираж» было единственным местом, хранившем хоть какую-то память об убитой девушке. Оно находилось в деловом центре на набережной недалеко от станции метро Киевская.

О директоре агентства Степане Егорове мне было кое-что известно. Он был одним из пионеров рекламного бизнеса, из тех, кто первым смекнул, что стены и фасады домов это не просто архитектура, а рекламное пространство. Пользуясь обширными связями в среде чиновничества, он застолбил несколько бойких мест в центре города и на основных автомагистралях, что и приносило ему приличный доход по сей день. Его бизнес трудно было назвать рекламной империей, штат сотрудников агентства был минимален, зато прибыль была стабильной.

Оказавшись в отделанной мрамором проходной, я лицом к лицу столкнулся с охранником, державшим в руках большую резиновую дубину. К вопросам безопасности здесь подходили серьёзно, и никого не пропускали через турникет без санкции руководителей. Мне пришлось позвонить в офис. Трубку сняла секретарша, а когда я объяснил ей цель визита, она пошла докладывать самому Егорову. Ждать мне пришлось в общей сложности минут пятнадцать, прежде чем меня всё-таки пропустили внутрь, предварительно проверив мои документы и изучив мою лицензию.

Интерьер офиса не соответствовал сдержанной, уверенной в себе роскоши делового центра. Здесь повсюду царил китч: набившие оскомину панно Уорхолла с Мерилин Монро, репродукции Дали и Пикассо и прочий «креатив». Рядом со всем этим рекламные плакаты – образцы продукции. Среди них я узнал раздражающие меня слоганы типа «пиво, без которого общение не то» или «таблетки для настоящих мужчин». Меня встретила загорелая блондинка с густо подведёнными глазами и выточенными из слоновой кости скулами, одетая в туго обтягивающие бёдра брюки с высокой талией и в ещё туже обтягивающей высокую грудь блузкой. Её движения были нарочито хищные. Судя по всему, она была идеально выдрессирована и под одним её приветственном взглядом из-под длинных ресниц клиенты таяли, как дешёвый шоколад, и забывали про то, зачем пришли. Но когда она вышла ко мне, я почувствовал напряжение, которое ей было трудно скрыть. Она не придумала, как со мной держаться: всё-таки клиентом я не был, так что растрачивать на меня свои чары не стоило. В то же время я расследовал убийство её коллеги, а значит, я – фигура хоть сколько-нибудь значимая. Очевидно, она решила подождать вердикта Егорова, который и должен был определить, насколько я могу быть для него полезен. А пока она повернулась ко мне спиной, что означало, что я должен следовать за ней, и шла, покачивая бёдрами – это был аванс. Но я старался не смотреть ей ниже пояса.

Впрочем, причиной её напряжения могло быть что-нибудь ещё. Напряжение витало в воздухе этого офиса, что не было удивительно. И мне нужно было узнать, почему.

– Степан Михайлович, – секретарша приоткрыла дверь и робко просунула голову в щель.

– Пусть заходит, – услышал я густой бас.

Кабинет был обставлен просто, но мрачно. Мебель была тёмная, как и стены, какого-то серого цвета. Со стен на меня злобно таращились головы кабанов с раскрытыми клыкастыми пастями, недвусмысленно намекая на то, что если я прогневлю хозяина, моя голова присоединится к его охотничьим трофеям. В дальнем его углу Егоров, словно царь Кащей, восседал за массивным столом, заваленным бумагами – очевидно, он дотошно вёл все дела сам, не перекладывая их на менеджеров.

Это был мужчина лет пятидесяти, в прошлом явно спортсмен: борец или боксёр. Переносица была расплющена, покрасневший кончик носа плотно прижимался к верхней губе. Макушка была лысой, но к бокам овальной головы были тщательно прилеплены копны не тронутых сединой волос. Портрет дополнял шрам, рассекавший щёку до середины. Одет он был в дорогой пиджак, надетый поверх водолазки цвета морской волны. Весь облик этого успешного предпринимателя воскрешал в памяти образ боцмана пиратского корабля, каким их рисуют на иллюстрациях к приключенческим романам.

– Детектив Беркутов, – сказал он, будто бы в такой обстановке я должен был забыть свою фамилию и профессию, и теперь он любезно их мне напоминал.

Он не предложил мне садиться, но я всё-таки сел, чему он немало удивился, аж сдвинул очки в золотой оправе на кончик носа, насколько его форма позволяла им не соскочить с него, и посмотрел на меня поверх линз.

– Спасибо, что пустили. Я выясняю обстоятельства смерти вашей сотрудницы по просьбе её родственников.

– Это я понял. Вот что, детектив, я решил принять вас по одной простой причине. Это убийство бросает тень на репутацию моего агентства…

– А я думал, вы хотите помочь найти убийцу.

– Это ваша работа, а мне есть чем заняться. Но я хочу, чтобы вы уяснили. Ни я, ни мой персонал не имеет к этому убийству никакого отношения. К Карине Макаровой здесь никто тоже отношения не имеет. Она не являлась сотрудником «Миража», и я ей ничего не должен.

– По поводу долга работодателя к вам никто претензий и не имеет. Я здесь по вопросам другого долга – человеческого.

– Вот только не надо читать мне мораль, я не в первом классе. Я готов ответить на ваши вопросы при условии, что больше вы здесь никогда не появитесь и не отнимите у меня много времени.

– И на том спасибо. За что вы уволили Макарову?

– Детектив, ты бы хоть потрудился посмотреть документы. Я её не увольнял. Она ушла по собственному желанию.

– Не беспокойтесь. Я всё проверил. Вот только я не Буратино, чтобы поверить в то, что девушка не в самых благополучных материальных обстоятельствах, да ещё и в таком положении, сама покинет столь выгодное место. На это нужны весьма веские причины.

– Мне это безразлично. Захотела уйти – не в моих правилах кого-то удерживать. На её место полно кандидаток.

– Степан Михайлович, давайте начистоту, иначе это может повредить вашей репутации, и я буду не при чём. Вы настояли на том, чтобы она ушла?

– Чёрт с тобой. Да, настоял. Она мне не подходила.

– Почему?

– Это вопросы бизнеса, и ты не поймёшь. Мне нужно, чтобы работники меня слушались. Дисциплина, или как там у вас говорят.

– Допустим. Вы знали, что она беременна?

– Откуда? Я их что, каждый день тестирую?

– Если вы и вправду этого не знали бы, вы просто выгнали бы её на улицу и все дела. Но уволь вы беременную сотрудницу, вам предстояло бы судебное разбирательство. Её уход «по собственному желанию» избавил вас от многих проблем.

– Чего ты такой въедливый, детектив? А что, если и знал? Она этого не скрывала.

– Вы уволили её, потому что она была беременна?

– Кажется, я уже объяснил тебе, за что я её уволил.

– Беременность – это и есть нарушение дисциплины?

Он ответил не сразу, а после того, как окинул хозяйским взглядом свой рабочий стол. Я заметил, что в уголке, под бронзовой статуэткой в виде кабана с огромными клыками, притаилась старая фотокарточка, изображающая молодую женщину с ребёнком на руках.

– Слушай, детектив, я человек рабочий. Я надрывался с десяти лет, таскал мешки в порту Магадана. Так что у меня со всеми разговор короткий: мешаете работать – идите к чертям, и никаких соплей. Мой персонал в этом офисе – это механизмы. Я плачу им немалые деньги не за красивые глаза. За пределами офиса мне без разницы, что они делают. Пусть как хотят развлекаются, пусть хоть кровь младенцев пьют. Мне это не интересно. Пусть делают что хотят и с кем хотят, только здесь они, чёрт подери, механизмы. И они должны работать, и только работать! Иначе работать не буду я, ты понял? Макарова вышла из строя, а ведь я их предупреждал.

– Я понял, что вы имеете в виду. Она забеременела от кого-то из коллег?

– Всё, детектив, я и так сказал слишком много. Давай, на выход.

– Ладно. Я могу задать вопросы вашим сотрудникам?

– В их свободное время.

Я встал, сказал «Удачной работы!», развернулся и, не оглядываясь, пошёл к выходу.

– Прощай, – бросил он.

Я подумал: «Мне бы твою уверенность.» Что-то подсказывало, что я с ним ещё увижусь.

Открыв дверь, я едва не задел секретаршу. Изящно согнув стан, она наливала воду из кулера, стоявшего рядом с входом в кабинет босса. Она подняла на меня голову, как кошка, и посмотрела в глаза фальшиво безразличным взглядом. Я подмигнул ей: задавая вопросы Егорову, я специально говорил громко, чтобы она могла расслышать их через дверь и донести суть разговора до остальных.

В приёмной была и другая дверь, которая, видимо, вела в рабочий зал персонала. Она была открыта, что я расценил как знак свыше, и, не обращая внимание на секретаршу, направился туда.

Я не ошибся. Это был квадратный зал, разгороженный пластиковыми стенками на четыре части. На одном из столов картинно сидел и болтал ногами парень лет тридцати – видный кареглазый шатен невысокого роста, спортивного телосложения, с двухдневной щетиной. В общем, парень был из тех, кого видят в сладких снах владельцы бутиков мужского платья в Мытищах в качестве рекламного лица компании.

За другим столом согнулся ещё один парень, худощавый, с бледным лицом и волосами цвета пшеницы. Он уставился в монитор компьютера и беззвучно шевелил губами.

За третьим столом сидел толстый лысый и небритый мужик в фуфайке, лениво жующий бутерброд и оттого напомнивший мне моржа, которого я в детстве видел в зоопарке.

Четвёртой была уборщица – брюнетка лет сорока восточной внешности.

– Мужик, ты кого-то ищешь? – непринуждённым голосом спросил спортивный парень, сидевший на столе.

В своих джинсах и клетчатой рубашке я явно не походил на того, кто способен заплатить им за рекламу, и парень решил сделать вид, что не знает, кто я такой. Но я быстро понял, что все, кроме поглощённого поглощением бутерброда с колбасой мужика и уборщицы позируют, изображая беззаботность или же чрезмерную занятость.