Текст книги "Тревога и контроль. Стратегии выживания в российском бизнесе"

3. Креативность

Понятие «креативность» в XXI веке стало не просто характеристикой конкретных людей, оно претендует на то, чтобы описывать качественно новый этап в развитии мировой экономики. Здесь важно обратить внимание на два фактора – на возрастающую роль нематериального производства и глобализацию.

Понятие «нематериальное производство» подразумевает, что, с одной стороны, все больше и больше людей в ходе трудовой деятельности задействуют свои умственные и/или аффективные способности. С другой же, речь идет о результатах труда – в развитых странах растет сфера услуг, а идеи и знания становятся полноценным товаром на рынке. Глобализация, в свою очередь, подразумевает, что национальные границы между государствами стираются, формируется мировой рынок, становится возможным относительно свободное перемещение всего, чего захочется: людей (читай – рабочей силы), ценностей, денег, товаров, компаний и т. д. Возможно, наш читатель уже встречался с идеями об этом «новом» обществе, которое кто-то из теоретиков называет постиндустриальным, кто-то информационным, неолиберальным и так далее. Названий существует множество.

Вернемся к креативности. Считается, что это качество – способность создавать новые подходы, предлагать нестандартные решения и т. д. – становится едва ли не ведущим, мол, именно оно позволяет создавать инновации, которые ныне так востребованы в мире. В принципе, в развитых западных обществах так оно и есть, однако нельзя забывать про одно «но». Если мы говорим о креативности в бизнесе или производстве, то мы должны иметь в виду, что и цивилизованный бизнес, и цивилизованное производство в первую очередь являются достаточно технологичными сферами деятельности. Потребовалось немало времени с момента промышленной революции, чтобы определить некоторые закономерности развития и правила успешного функционирования и существования разного рода организаций. Нынешние так называемые глобальные рыночные изменения требуют своего осмысления, и в том числе требуют разработки и внедрения новых механизмов в менеджменте. Однако уже сейчас есть понимание того, что креативность должна грамотно включаться в существующие технологии производства, которые за многие века доказали свою эффективность.

В России все выше обозначенные процессы проходят крайне противоречиво. Начнем с того, что мы одна из тех стран, которые демонстрируют, что глобализация протекает отнюдь не однородно, – мы в том положении, что нам было бы неплохо достичь уровня развитого индустриального общества, прежде чем мечтать о «новой» эпохе. И тем не менее мы считаем себя активно включенными во все мировые процессы, а это значит, что мы без попытки осмыслить перенимаем (калькируем) западные новшества, которые, смешиваясь с национальной спецификой, порождают очень интересные следствия.

Это может удивить читателя, но на мировом чемпионате по креативности Россия заняла бы первое место с огромным отрывом. И причина этого лидирующего положения заключается не в том, что наша страна является лидером глобальных изменений. Креативность по-русски связана прежде всего с тем, о чем уже шла речь выше, – с нашей стратегией выживания. В стране, где из века в век среда воспринимается как угрожающая и неопределенная, креативность – это способ выживания людей. Нередко данное качество именуют таким термином, как виртуозность, – имеется в виду некое умение быстро и успешно реагировать на изменения среды, находить выход даже в самых критических ситуациях. Без этой способности быстро приспосабливаться к постоянным переменам, происходящим в нашем обществе, бизнес в России был бы просто невозможен. Кроме того, достаточно часто проявления креативности абсолютно противозаконны, но это не снижает эстетического удовольствия от анализа схем ухода от налогов, «обувания» партнеров или законного грабежа граждан. Например, постоянная перерегистрация фирм – классический пример такого грабежа. У нас креативность не грамотно встраивается в технологию производства, а стремится заместить собой любую технологию, ведь с начала 1990-х и до сих пор у нас работает убеждение, что бизнес – это хаос, упорядочить который может только собственник, обладающий властью.

Таким образом, креативность как характеристика русского человека, для которого кризис является праздником, моментом, когда можно наконец-то проявить себя, крайне вредна для ведения бизнеса. Креативный по-русски человек не умеет жить в состоянии «положительной» стабильности. Следовательно, когда он придет в организацию, которая успешно существует на рынке и которой требуется систематичная, технологически отточенная работа, он либо не будет знать, что ему делать, либо будет проявлять свои культурно устоявшиеся представления и нормы поведения в ходе работы. Нужно признать, что сегодня на рынке труда в России есть засилье «выживальщиков-креативщиков».

Почему переизбыток творческих людей в организации – это большой ресурс, но еще и большой риск? Креативность превращается в риск тогда, когда она ориентирована на процесс, а не на результат. Поясним на простом примере – нет такой вещи, такого устройства, такого технического решения, которые нельзя было бы улучшить. К тому времени, когда какой-то проект реализуется, творческий человек уже знает: то-то и то-то нужно исправить, чтобы улучшить продукт. Если у этого человека есть власть, будет проведена доработка проекта до начала продаж, но если продажи все-таки начнутся, то это означает, что к первоначальному проекту интерес быстро угаснет, так как появился более интересный и творческий проект.

Американскому бизнесу понадобились годы, чтобы сформулировать закон «лучшее – враг хорошего». В некоторых российских компаниях уже усвоили этот закон и запрещают корректировать первоначальное техническое задание до изготовления прототипа, под страхом увольнения с работы. Однако пока это островки здравого смысла в бушующем океане «творческих людей». Полная противоположность российской культуре – бизнес-культура Японии. Японцы не претендуют на разработку идей, а ставят на технологии и рационализм. Возможно, именно поэтому их специалисты по менеджменту, в частности Икудзиро Нонака, создали креативную теорию развития организаций. России, видимо, нужны теория борьбы с креативностью в организациях и техники развития рационализма.

В любом бизнесе соотношение занудства и креативности примерно равно 90 % к 10 %. Прежде всего это касается менеджмента, потому что бизнес как таковой начинается и заканчивается актом купли-продажи. И даже если ты тысячу раз креативный, но тебе нечего продавать, то на рынке ты никому не нужен. Безусловно, сама по себе продажа включает в себя элементы креативности, куда можно отнести маркетинг, рекламу, PR. Но это всего лишь 10 % от всего процесса, который обеспечивает продажи в компании.

Остальные 90 % деятельности компании – технологии. Вся деятельность, например, супермаркета, основана на технологиях доставки товаров, их размещения на складе и в холодильниках, выкладке товаров на прилавках, оценке эффективности каждой группы товаров и т. п. Чтобы это прописать в менеджменте, требуется огромная степень занудства и знания на уровне таблицы умножения.

Проблема оптимального соотношения креативности в бизнесе и управлении не нова, ей уже больше сотни лет. Еще в начале XX века классик менеджмента Т. Веблен писал о ней. Бизнес, построенный на инновациях, – очень рискованный, можно сказать, это отдельный тип бизнеса. Это важнейшая, но очень маленькая часть того, что можно назвать рынком. На один «Гугл» или «Майкрософт» приходятся тысячи провальных проектов. Тем не менее идея, что можно быстро создать нечто такое, что через несколько лет принесет миллионы, греет души многих людей не только в России. Это их выбор, их ответственность, их жизнь, но когда большинство менеджеров ищут «интересную» работу, а работодателям нравятся «люди с идеями», – это опасно и для бизнеса, и для государства.

Большинство наших клиентов – творческие люди. На начальных этапах развития бизнеса креативность была их главной опорой. С ее помощью они очень быстро росли, но потом начинались совершенно одинаковые проблемы. Сотрудники, привыкшие к «мозговым штурмам», генерации «новых идей», оказались совершенно не подготовленными к ежедневной, довольно однообразной и малоинтересной работе. Что интересного и творческого в отслеживании выполнения контрактов по поставке товара, растаможке, логистике, складах, работе с покупателями? В IT-компаниях когда-нибудь кончается этап разработки и начинается этап внедрения, всеми нелюбимый. Любая развивающаяся компания увеличивается не только по оборотам и количеству сотрудников, но и по числу обязательств: поставщикам, партнерам, клиентам и т. п. Эти обязательства, выступающие как требования к организации, постоянно сужают пространство креативности. Она никуда не уходит, а просто перестает быть главным инструментом в организации. Ее место занимают технологии, регламенты и процедуры. Акцентируем внимание еще раз: на самом деле в 90 % бизнес-процессов никакого творчества не требуется. Что действительно необходимо, так это скрупулезное следование единожды установленным процедурам.

Осмысляя все современные изменения – и на уровне глобальном, и на уровне отечественном, – невольно приходишь к выводу, что мы снова хотим «пятилетку в четыре года», и в силу особенностей нашей культуры нам даже кажется, что у нас это получится. Однако скажем, что все эти разговоры о постиндустриализме должны отойти на задний план, если мы хотим быть включенными на равных в мировой рынок и успешно в нем существовать.

Если подумать, то данный раздел, несмотря на критику мировоззрения наших людей, на самом деле является одой русскому человеку. Много веков считалось, что креативность, виртуорзность, талант – это редкость, нечто, проявляющееся лишь у крошечного числа людей на фоне толпы посредственностей. У нас же сегодня доминирующее число людей обладает этими качествами. Однако для того, чтобы обратить нашу слабость в наше достоинство, неплохо было бы направить креативность в нужное русло. Да, Россия действительно технологически отстает от развитых стран. Нам действительно нужны инновации и модернизация. Но еще больше нам нужно технологическое, системное мышление.

4. Отношение к богатству и образ предпринимателя

Мы рассмотрели, пожалуй, наиболее важную взаимосвязь, достаточно сильно укорененную в нашей национальной культуре, – взаимосвязь власти, стратегии выживания и креативности. Однако на этом особенности российской культуры в целом и бизнеса в частности не заканчиваются. С момента перехода от централизованной экономики к рынку (с первых шагов в этом направлении) в нашем менталитете проявляются новые стереотипы и предрассудки, которые связаны в первую очередь с людьми. А точнее, с новыми ролями, которые люди стали на себя примерять. Эта тема достаточно широка и вращается вокруг основополагающего представления – представления о другом. Для человека, воспитанного в советской идеологии, собственник, предприниматель, бизнесмен это не просто новые роли – это новые формы жизни. Человек такое существо, которое может приспособиться к очень многим переменам. Однако этот процесс требует времени и, как мы уже отмечали, часто бывает крайне болезненным. На данный момент в нашей стране выше обозначенные формы труда все еще в процессе внедрения в повседневность. Как наша национальная культура переживает появление «других» людей, какие представления, стереотипы, нормы и правила она порождает при взаимодействии с ними – вот что будет в центре внимания во второй части этой главы.

Особенно значимой темой является взаимозависимость образов богатства и предпринимателя. Предприниматель в нашей культуре, безусловно, воспринимается как человек, обладающий богатством. Когда-нибудь, через много лет, будут исследованы источники богатства российских миллионеров. Тема интересная, но в данный момент слишком опасная для здоровья и жизни исследователя. Но уже сейчас можно условно поделить наших миллионеров на «Самоделкиных» и «назначенцев». Первые начинали с нуля. Большинство из них «поднимались» с этапа мелкой торговли и в силу личных качеств создали свои капиталы. Вторые были просто «назначены» миллионерами законами о приватизации, указами и распоряжениями руководства. Тем не менее эти различия никак не сказываются на отношении к ним населения.

Несколько лет назад состоялся семинар для собственников в старинном русском городе недалеко от Москвы. Первый день семинара всегда уходит на знакомство. Тебя проверяют, пробуют «на зуб», и это нормально – в России не сильно любят москвичей. На второй день группа проявила доверие и поделилась интереснейшим открытием: «Знаете ли вы, что все мы здесь, в городе, считаемся евреями? Да нет, мы все русские, но отношение к нам как к евреям. Мы платим налоги, создаем рабочие места, а нас все ненавидят: и власти, и население, и собственные работники».

Действительно, в нищей стране богатым быть трудно. Особенно, в маленьких городах, где все на виду. Мы знаем бизнесмена, живущего в одном из наукоградов под Москвой. И мы, пожалуй, не удивимся, если его жена понятия не имеет о том, что он миллионер. По дороге из Москвы он пересаживается из «мерседеса» на «жигули». Все знают, что он работает в Москве, но не знают где и кем. Зато его жена спокойно работает врачом в местной поликлинике, мальчишки растут в обычной среде, по воскресеньям наш миллионер играет в футбол. Очень маловероятно, что этой семье было бы лучше в каком-нибудь элитном поселке.

Все эти примеры говорят об одном – в России нет уважения к богатым и богатству. Как вы уже, наверное, заметили, мы все очень любим время от времени обращаться к национальным поговоркам. Для анализа особенностей российской культуры этот простой метод бывает плодотворным, поскольку в расхожих выражениях проявляется доминирующее отношение населения к самим себе и окружающему миру. Например, касательно богатства у нас говорят: «От трудов праведных не наживешь палат каменных», «Богатого не отличишь от вороватого», «Богатому черти деньги куют», «Богатый хоть и врет, а и то впрок идет», «Бойся тестя богатого, как черта рогатого», и так далее. К сожалению, такое отношение к богатым и богатству будет сохраняться еще очень долго. Любые благотворительные акции воспринимаются как подтверждение неправедности богатства, как попытка спасения души. Коммунистическая идеология так долго культивировалась в России, потому что она эксплуатировала основную, сложившуюся в ходе многовековой истории национальную ценность – равенство, социальную справедливость. То, что такое состояние общества может быть достигнуто при всеобщей «уравнивающей» бедности, ничего не меняет.

Самое поразительное при этом, что многие собственники внутренне разделяют эти ценности. «Самоделкины» ненавидят «назначенцев» и богатых чиновников: «Я сам всего добился, а они государственные деньги пилят». Богатые госчиновники и «назначенцы» обвиняют «Самоделкиных» в «социальном эгоизме»: «Мы занимаемся реальной экономикой (читай – “советскими приватизированными предприятиями”), а они на торговле поднялись».

Несмотря на столь незавидный образ богатства, демонстративное потребление у нас тоже присутствует, и даже в гиперболизированных формах. Но при этом форма демонстрации богатства весьма специфична. Из-за высокого уровня неравенства и поистине национальной ненависти к богатству прослойка «успешных» людей все больше превращается в закрытое сообщество. В некотором смысле складывается аристократия нового типа. Поясним эту мысль достаточно простым, но показательным примером. Ни для кого не секрет, что сегодня негативный образ бизнесмена и богатства подкрепляется метафорой «Рублевка», это теперь такое же имя нарицательное, как раньше «Черемушки». Изначально Рублевка, несколько поселков на Рублево-Успенском шоссе, была дачным местом, хотя и непростым. Теперь же это «государство в государстве», самодостаточное образование. Там построены детские сады и гимназии, шикарно оборудованные фитнес-клубы, рестораны, магазины, офисы и т. п. Самые высокие в стране цены не допускают туда людей случайных, и местная беднота (коренные жители) пристроилась служить «новым русским». Постоянные чудовищные пробки, также как другие мелкие неудобства, компенсируются престижем и чувством защищенности. Однако если вглядеться в этот феномен внимательнее, то Рублевка (а точнее, «Рублевки», поскольку в каждом областном центре страны есть нечто подобное) все больше и больше отвечает описаниям средневековых еврейских гетто. Территория ограниченная, попытки в это ограниченное пространство впихнуть максимум услуг, скученность, общий для всех социальный статус и т. п. Правда, в настоящих гетто общим признаком был не социальный статус, а религиозная принадлежность, да и нахождение там было не добровольным, а принудительным.

В современной России эта метафора – метафора средневековых еврейских гетто – имеет один-единственный и главный смысл: формируется совершенно иная культура влиятельных и богатых людей, которая не пересекается с культурой остальной части населения. В подобные закрытые территориальные образования людей загоняют страх и желание находиться «среди своих». Разница между доходами жителей Рублевки и доходами населения страны столь велика, что просто не оставляет богатым другого выхода. «Новые русские» не потомственные аристократы, которые в крепостной России спокойно жили в своих поместьях, – лояльность «простых людей» к современным миллионерам очень сомнительна. Так и возникают закрытые территориальные образования, в которых проживает абсолютное меньшинство населения, располагающее всеми политическими и экономическими рычагами, необходимыми для управления страной.

Здесь невозможно не коснуться нашей извечной проблемы. Россия – мультикультурная страна. Наличие различных культур – это огромный ресурс развития, но при условии толерантности культур друг к другу и отсутствии доминирования одной из них. Однако из века в век Россия страдала оттого, что культура и образ жизни управленческой элиты страны коренным образом отличались от культуры и образа жизни основной массы населения. Будь это русская аристократия или коммунистическая «номенклатура» – разницы, в сущности, никакой. Всегда это замкнутая группа, ротирующая высшие управленческие кадры только из своей среды и искренне считающая, что имеет на это право, что в этом состоит ее «служение» стране.

Демократия – это не только свободные выборы. Это прежде всего постоянная ротация «элит» с помощью механизма выборов. Это постоянное «перемешивание» общества с целью выравнивания культурного и имущественного разрывов. Можно сказать, что настоящая демократия заключается не просто в свободе выбора, а в свободе менять сами условия выбора.

Феномен Рублевки, безусловно, бросает ощутимую тень недоверия и даже презрения к любым проявлениям коммерческого успеха. Однако эта проблема в России не новая. Что-то похожее могло происходить во второй половине XIX века после освобождения крепостных крестьян – русская классическая литература, как мы знаем, и тогда к предпринимателям относилась крайне негативно. Российский бизнесмен, за редкими исключениями вроде Демидовых, никогда не был ни героем страны, ни героем классической русской литературы. И в наши дни совершенно невозможно найти ни в литературе, ни в тех передачах, что нам предлагает телевидение, пример российского бизнесмена, который мог бы претендовать на роль, если уж не героя, то хотя бы положительного примера, пусть не «хозяина» или «отца», а руководителя, партнера, принимающего на себя основную ответственность за результат.

Но если уж сегодняшние бизнесмены не годятся на роль положительных героев, почему бы тогда не обратиться к образам прошлых лет? Было бы интересно и поучительно описать истории купеческих и промышленных семей: Третьяковых, Морозовых, Бахрушиных… Во многом их путь, история успеха, будут сильно напоминать истории современных бизнесменов. Среди наших клиентов почти нет ни «назначенных миллионеров», ни бандитов, ни аффилированных с государственными организациями бизнесменов. Все они «Самоделкины», начинавшие бизнес без внешней помощи и добившиеся успеха за счет личных качеств. Практически каждый из них мог бы стать героем интереснейшего романа, если бы нашелся талантливый писатель, готовый работать с такой сложной темой. Однако думается, что героями сегодняшнего дня они бы все равно не стали. Культура большинства населения, идеалы «справедливости» и «равенства» – «у всех все отнять и поделить поровну» – не позволили бы российским гражданам посчитать любого сегодняшнего бизнесмена положительным героем. А это, между тем, жизненно необходимо нашей культуре.

От начала перестройки (то есть в каком-то смысле от рождения новой российской цивилизации) прошло уже больше тридцати лет, но ни одна из сфер деятельности новых героев нам не дала. Не считать же таковыми «новую буржуазию» или современных политических деятелей. Возможно, три с половиной десятилетия (если вы помните, все закрутилось в 1985 году) – не так уж много, чтобы появились новые герои, но отсутствие примеров для подражания, людей, которые задавали бы моральные нормы, адекватные современным реалиям страны, остро чувствуется. Возможно, российских предпринимателей, открывших свое дело в последней четверти ушедшего века и по сей день ведущих честный бизнес, запишут в герои их дети или внуки. Будем на это надеяться. Иначе никакого рынка в России не будет.