Текст книги "Король Островов"

– Что ты хочешь этим сказать?

– Когда Гейбриел привез ее в Королевство Фэй, там было не так, как сейчас. В отличие от Королевства Смертных там не существовало ночи, а был только день. Говорят, Гвендолин с тоской искала по ночам звезды, и Гейбриел представил прошение в Совет справедливых, который обратился к ангелам с просьбой убрать экран. Через некоторое время просьба была удовлетворена, желание Гвендолин исполнилось, но она на следующий день умерла. Вскоре после этого все Королевства Фэй подали прошения, чтобы им тоже даровали ночь и день. Это привело к тому, что Магнус обратился с петицией о том, чтобы над Фэй – Крайний Север был поднят вспомогательный экран, поэтому у него погода соответствует погоде в Королевстве Смертных под ним.

– А почему Аруон и Роуэн не сделали то же самое?

– В Фэй – Крайний Север любят холодную погоду и снег, а нам, наоборот, не особенно нравится климат Шотландии и Ирландии. Там слишком много дождей.

– Значит, если я обращусь с прошением в Совет, то экран могут убрать?

– Да, но я бы не советовала это делать. – Не одобряя идею об изменении их умеренного климата, Эванджелина повернулась, чтобы высказать Лахлану свои соображения по этому вопросу, и вытаращила глаза – у него на волосах и на кончике аристократического носа висели крошечные льдинки, а пухлые чувственные губы приобрели смертельно-синий оттенок. – Почему ты ничего не сказал? – заворчала она и щелчком пальцев одела его в длинную накидку из коричневого меха.

– Это совсем не нужно.

– О, конечно, нужно, просто тебе невыносима мысль попросить меня о помощи. – Решив, что может и сама воспользоваться накидкой, Эванджелина подняла руку.

– Нет. – Лахлан сжал ее пальцы. – Лошадь не сможет нести нас, если ты тоже укутаешься. Я укрою мехом нас обоих, – сказал он, отвернув полу накидки.

Он был прав, но почему-то такая поза казалась более интимной, чем когда Лахлан обнимал ее только одной рукой, и Эванджелина неохотно приняла его предложение. Но не сделай она этого, Лахлан непременно обратил бы внимание на ее смущение.

Сжимая край накидки, она, чтобы отыскать Аврору, оглянулась назад на отряд, который они возглавляли.

– Она скачет с Шейлой и Райаной. Женщины не оставляют ее без присмотра.

Отыскав среди воинов женщин, Эванджелина отметила, что они тоже в меховых накидках, и нахмурилась, увидев кое у кого из отряда на головах куски меха. Некоторое время она пристально рассматривала их, а потом щелчком пальцев надела один на Лахлана.

Подняв руку, он похлопал себя по голове, а потом, скривившись, снял мех и водрузил его на голову Эванджелины.

– Этого я не надену. – Он взглянул вниз на Эванджелину, и губы у него задрожали в усмешке.

Добавив к его накидке капюшон, она потянулась, чтобы набросить его Лахлану на голову.

– Не возражай. Твой нос выглядит так, будто готов отвалиться. – Решив, что руки и ноги у него, должно быть, замерзли, она заменила его сапоги на меховые и добавила ему на руки меховые варежки.

– Сквозь них я не смогу чувствовать поводья, варежки сама носи, – закатив глаза, заартачился Лахлан и, сняв их одну за другой, сунул в руки Эванджелины, – а у меня есть лучший способ согревать руки.

Его большая ладонь опустилась ей на живот, и у Эванджелины перехватило дыхание – но не от холода, проникавшего от его руки сквозь тонкую рубашку, а от жара, разгоревшегося у нее внутри.

– Что, не можешь удержаться? – поинтересовалась она, откинув назад голову, чтобы видеть его.

– Да, не могу, – ответил Лахлан с дразнящим блеском в глазах и расплывшейся на лице порочной улыбкой.

Его длинные сильные пальцы поглаживали ее по животу, и в том, как он касался Эванджелины, было что-то странно нежное и приятное, похожее на то, как человек старается успокоить строптивое животное. Никто не касался ее так, и Эванджелина почувствовала, что против собственной воли отзывается на его прикосновение. Чувствуя, что с ее губ вот-вот может слететь тихий стон удовольствия, она изо всех сил старалась найти способ разрушить этот момент.

– Как думаешь, Магнус попытается перехватить нас прежде, чем мы достигнем Крайнего Севера?

– Нет, ему выгоднее заманить нас на свою территорию.

– Быть может, тебе следовало собрать более многочисленный военный отряд.

– Эванджелина, я тщательно отобрал воинов, которые сопровождают нас. Они самые лучшие, и каждый стоит по меньшей мере двоих.

– Что ж, придется поверить твоим словам. – Четыре дня назад Эванджелина не поверила бы ни одному слову Лахлана, но после того, что она увидела за последнее время, она подумала, что ее мнение о нем, возможно, следует пересмотреть. Его руководство воинами, его решительность и мгновенная реакция на похищение Иския вызвали у Эванджелины восхищение. Если бы она могла быть уверенной, что он на самом деле заботится о Фэй, ее тревоги по поводу его правления намного уменьшились бы. Но оставалась еще проблема – отсутствие у него способностей к магии. Сирена пользовалась своей магией не слишком умело, но она все же была чистокровной фэй. Хотел Лахлан этого или нет, но он неизбежно должен жениться – и поскорее.

– И как ты с этим смиришься, милая? Представляю, как это трудно для тебя, притом что с самого первого дня нашего знакомства ты мне не доверяла, – насмешливым тоном отозвался он.

– А как я могла доверять тебе? Ты всеми силами старался навредить Сирене, ты угрожал нам обеим.

– Тебе я не угрожал, тебя я поцеловал, – усмехнулся Лахлан.

Вряд ли Эванджелина забудет тот поцелуй: в тускло освещенной конюшне его лицо почти невозможно было отличить от лица его отца, и Эванджелина пришла в панику.

– Если помнишь, то это ты набросилась на меня. Ты стащила меня со стропил, так что я свалился на пол, хотя Сирена потребовала оставить меня в покое.

Эванджелина смущенно шевельнулась, но Лахлан, крепче обхватив ее рукой за талию, пресек ее попытку отодвинуться.

– Я поклялась защищать Сирену, а ты угрожал ей.

– Нет, тогда ты не знала, кто я, поэтому не могла знать и об этом. Ты сбросила меня из-за поцелуя. Не припомню, чтобы прежде мои поцелуи оказывали на женщин такое воздействие. Кроме тебя, повесить меня обещали лишь несколько, но не таким тоном и не с такой решительностью, как ты.

– Почему тебе необходимо так себя вести? Ты не можешь разговаривать без того, чтобы не свести все к своим похотливым мыслям, словно не думаешь ни о чем другом. Я не верю…

– Ты слишком серьезно относишься к жизни, Эви. Возможно, если бы у тебя был опыт страсти, ты не стала бы так резко судить других, кому она доставляет наслаждение. – Он убрал руку с ее талии и крепко взял Эванджелину за подбородок огрубевшими пальцами.

В его взгляде из-под полуопущенных век, который остановился на губах Эванджелины, бурлил жар. Протест, формировавшийся у нее в голове, улетучился в то мгновение, когда Лахлан легонько коснулся большим пальцем ее нижней губы. Когда он нагнул голову, рука, которой Эванджелина собиралась оттолкнуть его, зацепилась за грубую ткань его рубашки и притянула его ближе. Лахлан накрыл ее губы поцелуем таким теплым и нежным, что ее сопротивление растаяло так же быстро, как таяли снежинки у нее на щеке. Легкий ветерок охлаждал пылающие щеки Эванджелины, и она с удовольствием приняла согревающее мужское тепло, а Лахлан, воспользовавшись вырвавшимся у нее тихим стоном удовольствия, проскользнул языком за ее приоткрывшиеся губы. Поцелуй стал не нежным, а жестким, не теплым, а горячим, требовательным, страстным и самозабвенным. Паника взвыла внутри ее громко, как вьюга, теперь заносившая их снегом, ледяной страх заполнил Эванджелину так же быстро, как снег запорошил ей лицо, и она, обезумев, постаралась оттолкнуть Лахлана.

Она должна заставить его прекратить это.

Глава 7

Лахлан уткнулся лицом прямо в гриву лошади, а затем, рывком выпрямившись, стал напряженно всматриваться в слепящую пургу. При мысли о том, что Эванджелина каким-то образом упала с его лошади, Лахлан ощутил, как у него бешено застучал пульс. Каковы бы ни были ее магические способности, он не мог выбросить из головы картину ее предыдущего головокружительного падения. Его взгляд устремился к призрачным фигурам, сквозь снежную завесу прокладывающим путь к нему. Ритмичный свист их крыльев стал громче, и мрачные опасения Лахлана исчезли, когда он увидел Эванджелину, сидящую верхом на Боуэне.

Эта окаянная женщина доведет его до смерти. Эванджелина была то теплой и податливой в его объятиях, то в следующее мгновение шарахалась в сторону от него. Ее упрямый отказ встретиться с ним взглядом действовал Лахлану на нервы, но это не означало, что он обращал на нее особое внимание. Будь все проклято, у него не было ни времени, ни желания размышлять над причиной ее стремительного бегства – особенно теперь, когда их накрыла яростная снежная буря. Ему нельзя отвлекаться, и, рассудил он, нужно, чтобы с Авророй был взрослый человек – взрослый, который не забывал бы, что его место там.

О чем он только думал?

Он не думал – в этом-то и дело. Вначале он, возможно, хотел подразнить Эванджелину, показать ей, что она упускает. Но шутка обратилась против него самого. Он не понимал, как и почему Эванджелина пробудила что-то у него в душе, что-то зарытое им так глубоко, что он думал, оно давно умерло. Никто из женщин, которые побывали в его постели за последние два года – а их было немало, – не вызывали в нем тех чувств, которые вызвала Эванджелина.

Да, она красива. И когда он наклонился, чтобы поцеловать Эванджелину, ее длинные ресницы, покоившиеся на скульптурно высеченных фарфоровых щеках, снежинка на кончике ее изящного носа, изгиб ее пухлых губ воспламенили в нем желание, которого он не знал прежде. Но существовало и нечто большее. Она интересовала и привлекала его своим умом. Ее энтузиазм, сила и убежденность приятно отличали Эванджелину от вялых красавиц, переполнявших его двор. В надежде изменить направление, которое выбрал его одурманенный вожделением мозг, Лахлан добавил к этому списку высокомерие, вспыльчивость и упрямство.

– Эванджелина! – крикнул Лахлан, заглушая тоскливое завывание ветра. – Ты можешь прекратить бурю?

С развевающимися позади нее длинными волосами Эванджелина всмотрелась в небо, а потом, переведя взгляд на Лахлана, отрывисто кивнула.

Хорошо, все вернулось в норму, подумал Лахлан, облегченно вздохнув, когда к нему приблизились Бродерик и Гейбриел.

– Не питай надежд. Единственный волшебник, который на моих глазах управлял погодой, – это Иский. Какой бы сильной ни считала себя Эванджелина, она не Иский, – говорил Бродерик, пока они смотрели, как Эванджелина, подняв руки и откинув назад голову, шевелит губами.

Теплое свечение окружило Эванджелину, она улыбнулась, и у Лахлана от ослепительной улыбки, осветившей ее лицо, перехватило дыхание. Эванджелина широко раскинула руки, словно встречая любовника, и белая меховая накидка, которая теперь была на ней, распахнувшись, открыла намокшую от снега рубашку, которая прилипла к ее груди. Сопротивляясь настойчивому желанию взять в руки эти упругие мячики, Лахлан сжал поводья своего коня и снова обратил взгляд к лицу Эванджелины.

Шейла, которая скакала рядом с Эванджелиной, жестом велела Авроре прыгнуть к ней в вытянутые руки. Воздух вокруг Эванджелины начал потрескивать, из ее полураскрытых губ вырвался хриплый торжествующий смех, и Лахлан разинул рот от изумления. Черт побери, неудивительно, что ей не нужен любовник. По выражению восторга на лице Эванджелины было ясно, что ни один мужчина не мог пробудить в ней чувства, сравнимые с теми, что вызывала в ней ее магия.

Голубые, желтые и красные искры фонтаном слетали с кончиков ее пальцев. Эванджелина подняла руки над головой, и мерцающее разноцветье взмыло вверх и осветило небо, а когда она соединила руки, оглушительный грохот потряс воздух, как если бы одновременно выстрелили два десятка пушек. Лахлан пригнулся к коню, когда все небо вокруг задрожало, и тряхнул головой, чтобы избавиться от болезненного звона в ушах, а потом, подставив ладонь, поймал снежинку, спускавшуюся с неба на теперь нежном ветерке, и взглянул на женщину, чья энергия лишила его дара речи.

– Она сделала это. – Благоговение в голосе Гейбриела отражало чувства самого Лахлана.

Шейла, Райана и Аврора выразили ей свое восторженное одобрение, но остальные воины смотрели на Эванджелину со смесью восхищения и ужаса. По рядам пополз мрачный неодобрительный гул, в котором отчетливо различались слова «мать» и «зло». Шейла и Райана повернулись в седлах, словно бросая мужчинам вызов повторить их обвинения. Лахлан замер, вглядываясь в группу воинов, загораживавших задние ряды, откуда, очевидно, исходили замечания, а потом снова посмотрел на Эванджелину, которая, нагнувшись, разговаривала с Авророй. Он был уверен, что она просто делала вид, что не слышала прозвучавших слов. Или она так привыкла к ненависти фэй, что стала к ней нечувствительной?

Нет, понял Лахлан, заметив ее неестественную улыбку; мерзавцы причинили ей боль и вынудили его достать свой меч – лезвие светилось ярко, как небо перед тем оглушающим взрывом. Увидев, что Лахлан направил своего коня к ним, Райана посторонилась, освободив ему место, и он поехал рядом с Эванджелиной. Она взглянула на меч, лежавший у него на коленях, и ее испуганный взгляд метнулся к Лахлану.

– Я думала, ты хотел, чтобы я прекратила бурю.

– Да, конечно. – Он нахмурился, гадая, что в его поведении заставило ее усомниться в его желании. – Я хотел поблагодарить тебя за то, что ты сделала. Я все это время не понимал, что, взяв тебя с нами, поступил правильно. – Когда Эванджелина закатила глаза, Лахлан усмехнулся, довольный тем, что смог отвлечь ее мысли от оскорбительных замечаний воинов.

– О да, мы так рады, что ты соблаговолил допустить Эванджелину к спасению Иския, – съязвила Шейла и, перебросив через плечо длинные золотисто-каштановые волосы, вернула Аврору Эванджелине.

– Да, на этот раз одно из твоих решений достойно восхищения. О, постой, ведь сделать это тебя заставила Сирена, – ядовито добавила Райана.

Лахлан мрачно смотрел на двух сестер, которые откровенно издевались над ним, и радовался, что Фэллин держалась где-то в задних рядах и не имела возможности вместе с сестрами выплеснуть на него свое презрение.

Он поймал себя на том, что, вспоминая, как яркие искры слетали с пальцев Эванджелины, ищет у нее на руках какие-либо следы ожогов.

– У тебя нет последствий от твоей магии?

Его забота, очевидно, вызвала у Эванджелины удивление и, вполне понятно, у него самого тоже.

– Нет, со мной все прекрасно, – после короткого замешательства ответила она и покачала перед ним пальцами.

– Хорошо. – Не в силах избавиться от безотчетного желания приласкать ее, Лахлан поспешил отъехать, пока не сказал или не сделал какой-нибудь глупости.

– Вижу, эти женщины, как всегда, в восхищении от тебя, – хмыкнул Гейбриел и, повернув голову, окинул взглядом Лахлана. – Хотя я не мог не заметить, что у тебя с Эванджелиной отношения стали более дружескими.

– Я думал, что меня подводит зрение, но, оказывается, нет. – Бродерик угрюмо посмотрел на Лахлана. – На твоем месте я вел бы себя осторожно. Я никогда раньше не обращал особого внимания на заявления Морфессы, но, став сегодня свидетелем ее мощи… Не знаю, возможно, ее отец…

– Сумасшедший! – грубо перебил его Лахлан. – Причина выдвинутых им злобных обвинений против дочери только в зависти к ее магии и к ее отношениям с моим дядей. – Заметив, как двое мужчин молча обменялись взглядами, он подумал, что не следует так рьяно защищать Эванджелину, и, решив, что лучше всего сменить тему, обратился к Бродерику: – Удивляюсь, что ты вообще что-то замечаешь, так как с момента своего прибытия на Острова не сводишь глаз с Фэллин.

– Я тоже это заметил, – подтвердил Гейбриел и поинтересовался: – Как идет ухаживание, Бродерик?

– Я не ухаживаю, – заскрипев зубами, ответил Бродерик. – И не собираюсь. Я и раньше не ухаживал за этой женщиной, и сейчас не намерен начинать это делать.

– Нет, ты ухаживал за ней, только у тебя ничего не вышло. Быть может, я смогу дать тебе кое-какие советы, – с тайной мыслью предложил Лахлан. Если бы ему удалось помочь Бродерику снова завоевать бывшую невесту, три сестры больше не обременяли бы его, а стали бы заботой Бродерика.

– Что ты можешь сказать ему об ухаживании, Маклауд? Женщины буквально бросаются к твоим ногам, умоляя, чтобы ты пустил их в свою постель.

Это была правда, но Лахлан был уверен, что сможет придумать что-нибудь, что избавит его от Фэллин и ее сестер.

– Прежде всего ответь: тебе нужна эта девушка или нет? – оставив без внимания замечание Гейбриела, спросил Лахлан и затаил дыхание.

Несколько секунд Бродерик смотрел прямо перед собой, а потом отрывисто кивнул.

Лахлан выдохнул – слава Богу, он спасен.

– Тогда все в порядке. Нужно воспользоваться преимуществом, которое ты получил. Как я полагаю, у нас уйдет самое большее два дня, чтобы освободить Иския, поэтому тебе нельзя терять ни секунды. Поезжай назад и оставайся рядом с ней.

– Не могу, – покачал головой Бродерик. – Она сказала, что от меня у нее болит голова и что лучше всего, если я буду с тобой, так как тебе нужна любая помощь.

Лахлан оглянулся на Фэллин, оживленно болтавшую с двумя его людьми, и чуть не выругался, когда она засмеялась чему-то, что сказал симпатичный воин слева от нее.

– Я более чем прекрасно справляюсь на поле битвы, и она это отлично знает. Она… – Лахлан замолчал, чтобы не сказать чего-нибудь, что заставило бы Бродерика передумать возвращать Фэллин. – Что, как она говорит, вызвало у нее головную боль?

– Я сказал ей, чего ожидаю от нее, когда мы встретимся с Магнусом, посвятил в сложности военного искусства.

– Господи, Бродерик, она же воительница. И хотя я знаю, что наши взгляды на присутствие женщин на поле боя совпадают, я на твоем месте не был бы таким дураком и не поучал бы Фэллин. Она может уложить большинство присутствующих здесь мужчин.

– Бродерик, Лахлан прав. Ты должен вернуться и извиниться за свои слова, объяснить ей, что говорил так, только заботясь о ее благополучии.

– Да, сделай, как советует Гейбриел. Возможно, стоит даже поделиться с ней планом битвы и сделать вид, что тебе важно ее мнение о нем.

– Нам не нужно ее мнение, план отличный, – заявил Бродерик, воинственно выставив подбородок.

Лахлан взмолился о терпении.

– Бродерик, я сказал «сделать вид». А теперь тащись обратно туда. По мне, так она чересчур наслаждается вниманием воинов.

Король Фэй-Уэлш с проклятием развернул лошадь и поскакал в толпу всадников, а Гейбриел громко расхохотался.

– Я понимаю, ты уверен, что если ему удастся снова завоевать Фэллин, ты отделаешься от всех трех женщин. – Так как Лахлан не стал опровергать его предположение, Гейбриел продолжил: – Но на твоем месте я бы раньше времени не питал надежды. Бродерик не славится своими способностями очаровывать.

Лахлан хмуро взглянул на друга. Фэллин и ее сестры были бельмом у него на глазу с того дня, как он получил корону. Но их беспрестанное выклянчивание разрешения открыть свою школу сделало их еще несноснее, чем всегда. И он не сомневался, что как только Иский живым и здоровым снова окажется на Островах, они опять начнут донимать его, Лахлана, только на этот раз при поддержке Сирены все будет еще хуже, чем прежде.

– Нет сомнения, он ее любит. Он… – Лахлан быстро обернулся на возмущенное восклицание Бродерика и успел увидеть, что король Фэй-Уэлш набросился на одного из воинов, который оказывал Фэллин знаки внимания. – Проклятие, он собирается все испортить!

Эванджелина прервала на середине разговор с Шейлой, когда взбешенный Лахлан в сопровождении смеющегося короля Гейбриела бросился в середину их небольшого отряда.

– Ох, эти мужчины, – вздохнула Шейла. – Клянусь, нам следовало собрать женщин и самим отправиться за Искием.

– Не знаю. Лахлан, мне кажется, абсолютно уверен в своих способностях освободить Иския. Я думаю, что мы, возможно, недооцениваем его, – решилась заметить Эванджелина, стряхивая с волос снежную пыль.

– Ты заболела? – раскрыв от изумления рот, повернулась к ней Шейла. – Наверное, от затраты такой энергии у тебя в голове все перемешалось.

– Нет, я…

– Она попала под то любовное заклятие, которое он накладывает на всех женщин. Клянусь, этот болван владеет большей магией, чем мы думаем. Я еще не встречала в Волшебных островах женщину, которая не была бы влюблена в него. Разумеется, кроме нас, – поспешно добавила Райана.

– Я не влюблена в него! – возмущенно воскликнула Эванджелина, и Лахлан, который, поучая потерпевшего неудачу Бродерика, возвращался вместе с ним во главу отряда, удивленно взглянул на нее.

– Будем надеяться, что нет, – пробормотала Шейла.

Эванджелина сердито посмотрела на Лахлана. Возможно, он действительно наложил на нее заклятие. Хотя в глубине души Эванджелина посмеялась над своей глупостью, но как еще она могла объяснить, почему позволила Лахлану поцеловать ее или как тот поцелуй и мускулистое мужское тело, прижавшееся к ее телу, могли разжечь желание, которого она никогда прежде не испытывала? Но еще больше, чем желание ощутить его прикосновение, Эванджелину взволновало то, что Лахлан заставил ее почувствовать его защиту и заботу.

Такого с ней не могло произойти, она выше подобного рода отношений. Ей никто не был нужен, и она никого не хотела иметь в своей жизни – а уж тем более Лахлана Маклауда. Он только постоянно отвлекал бы ее от единственной цели в жизни – защищать Королевство Фэй.

Как только Иский будет спасен, она вернется в Совет Роуэна и будет смотреть на Лахлана с безопасного расстояния, решила Эванджелина. Она не кривила душой, сказав, что недооценивала его, но она воздержится от окончательного вывода, пока не увидит, как он поведет себя в Крайнем Севере. А когда она подберет ему подходящую невесту, что ж, он больше не будет требовать ее внимания.

Эванджелина непроизвольно остановила взгляд на его командирской позе. Снег плавно падал с неба, ложился Лахлану на широкие плечи и смачивал его золотистые волосы, придавая им насыщенный медовый цвет. Эванджелина вспомнила ощущение его вздувшихся мускулов у себя под руками и его шелковистых густых волос у себя между пальцами, и непрошеный тоскливый вздох сорвался с ее губ. Она покачала головой – нужно забыть, что на спасение Иския может уйти день, они должны спасти его через час.

– Держись крепче, Эванджелина, – предупредила ее Аврора и, последовав за Шейлой, сделала головокружительный маневр и стремительно понеслась вниз. Прильнув к крошечному детскому телу, Эванджелина не могла не мечтать о том, чтобы почувствовать на себе руки Лахлана, надежно удерживающие на коне.

Словно достаточно было одной мысли о нем, чтобы Лахлан подъехал к ней и пустил своего коня рядом с Боуэном. При виде закаленного в битвах тела воина под распахнутой накидкой Эванджелина поняла, что не сможет устоять против желания перебраться к нему на колени, и, сознавая, каким опасным может оказаться это место, с помощью заклинания приклеила себя к спине Боуэна. Если бы только ей раньше пришло в голову это сделать, она никогда бы не узнала, чего лишается, никогда бы не узнала ни удовольствия от прикосновений Лахлана, ни желания получить от него поцелуй.

Сквозь свист ветра в ушах Эванджелина пыталась разобрать, что Лахлан старается сказать ей.

– Не волнуйся, Эви, – склонившись совсем близко к ней, произнес он. – Я не дам тебе упасть.

Она кивнула и поморщилась, когда они понеслись мимо покрытых снегом гор с зубчатыми вершинами, врезающимися в напитанные влагой облака. Когда, подгоняемые ветром, они пересекали перевал, Эванджелина была благодарна Лахлану за поддержку и своему заклинанию за то, что удерживает ее на месте. Если бы она теперь упала с Боуэна, то не погибла бы, но у нее ушло бы несколько долгих, мучительных месяцев на выздоровление.

Эванджелина искоса взглянула на Лахлана. Он был только наполовину фэй, и после мучений в Королевстве Смертных ему понадобилась целая вечность, чтобы излечиться. Вид его изуродованного тела был невыносим, и Эванджелина стерла воспоминание из памяти, но не смогла прогнать страх, когда представила себе, как он стремительно падает на острые как бритва скалы внизу, и, незаметно покачав пальцем в его направлении, наложила заклятие, привязавшее Лахлана к его лошади.

Проход был слишком узким, чтобы можно было ехать бок о бок, и Лахлан, жестом пропустив женщин вперед, поехал позади Шейлы. Окутанные завесой мрачного тускло-серого света, они скакали вдоль отвесной скалы в темных глубинах теснины. Горы возвышались над ними и уходили вниз, и казалось, будто чудовище раскрыло не имеющую пределов пасть и готово проглотить их, если они упадут.

Только кони взмахами крыльев нарушали тяжелую тишину. Никто не разговаривал из страха, что звук голосов приведет в движение залежи снега и льда, непрочно нависавшие наверху над ними. Эванджелину мало что по-настоящему пугало, но она призналась – правда, только самой себе, – что ей будет намного спокойнее, когда они окажутся на другой стороне.

Она оглянулась, чтобы узнать, что делает Лахлан, и ее немного успокоило то, как он рассматривал вершины. Он не походил на человека, которым она всегда его считала. Его обычная легкомысленная, беззаботная манера вести себя исчезла, и непоколебимая уверенность, доходящая почти до высокомерия, подчиняла; он был… величественен. У Эванджелины вспыхнули щеки, когда она поняла, что Лахлан заметил ее взгляд.

Хм, не так уж он и изменился, подумала Эванджелина, когда в ответ на ее внимание Лахлан наградил ее самодовольной ухмылкой. Попытавшись изменить положение в седле, он нахмурился, и Эванджелина быстро отвела взгляд. От его ясно слышимого глухого ворчания ее радость при виде проблеска света как раз впереди них несколько поуменьшилась.

– Убери свое заклинание! – строго контролируя тон, потребовал Лахлан, когда, вылетев из ущелья, занял место рядом с женщинами, а Аврора перевела встревоженный взгляд с Лахлана на Эванджелину.

Эванджелина была поражена. Ледяная ненависть, светившаяся в глазах Лахлана, не соответствовала, как ей казалось, тому, что она сделала, и она попыталась объяснить:

– Я только хотела защитить тебя. Я не…

– Сейчас же сними его с меня. И никогда больше не смей накладывать на меня заклинаний.

– Но ты мог бы…

– Сними его. Немедленно, – процедил он сквозь стиснутые зубы.

Эванджелина взмахом кисти сняла свое заклинание.

– Король Лахлан очень сердит на тебя, Эванджелина. Не думаю, что тебе в будущем стоит применять к нему свою магию, – сказала Аврора, когда он удалился.

– Не буду, – пробурчала Эванджелина. Ей все равно, пусть неблагодарность даже доведет его до смерти.

Аврора вздохнула, а Эванджелина насупилась, так как не думала, что высказала свое замечание вслух. Проследив за удивленным взглядом девочки, она увидела занесенную снегом долину и вдали сверкающий хрустальный дворец Магнуса, около которого их поджидала армия, по численности вдвое превосходящая их отряд. Мужчины на крылатых конях, подняв мечи и воинственно крича, бросили им вызов, громоподобный рев рикошетом отразился от гранитных стен, горы вздрогнули, как будто напуганные громким звуком, и стена снега сорвалась вниз с покрытого льдом выступа. Рванувшись вперед, Боуэн унес Эванджелину и Аврору от разреженного воздуха, грозившего затянуть их обратно в теснину.

– Фэллин! – вскрикнула Шейла.

Эванджелина быстро обернулась к проходу, где оказались заблокированными воины на перепуганных конях.

– Разворачивай Боуэна! – крикнула она так, чтобы Аврора услышала ее сквозь оглушительный гул.

Когда Аврора выполнила ее распоряжение, Эванджелина призвала свою магию. Ее тело потеплело и становилось все горячее, пока жар не взорвался внутри ее, и тогда она послала стрелы пульсирующего света в низвергающийся снег и лед. Лавина мгновенно остановилась и повисла в воздухе. Погрузившись глубже в себя, Эванджелина подняла руки в том направлении, куда хотела отправить замороженное облако, и, подчиняясь ее приказу, оно снова взгромоздилось на вершину горы. Когда воины расчистили проход, погребенный под снегом, Эванджелина в мгновение ока отыскала Фэллин, а затем, обессилев, прислонилась к Авроре.

Управление погодой раньше уже сильно истощило ее силы, и теперь Эванджелине казалось, что от этого последнего усилия она лишилась всех остатков энергии. От этой мысли у нее внутри все сжалось. Зная, что не вынесет подтверждения собственной беспомощности, Эванджелина успокоила себя тем, что полная сила всегда возвращалась к ней через несколько часов, но, откровенно говоря, она не была в этом уверена, потому что никогда не использовала такого количества магии в один день.

Отряхивая снег с накидки, Фэллин выровняла своего коня с Боуэном и, потянувшись, обняла Эванджелину.

– Спасибо тебе. – Выпрямившись, Фэллин поморщилась. – Ты исчерпала свою магию. Нужно было попросить помощи.

– Ничего подобного. Со мной все прекрасно. – Эванджелина никому не призналась бы в своей слабости, и Фэллин следовало бы знать, что она никогда не попросит о помощи. Слишком опасно полагаться на кого-нибудь, кроме самой себя.