Текст книги "Ложа рыси"

Кэтрин Куртц, Дебора Харрис
Ложа рыси

Нашим тетям и дядям:

Стивену и Джейни Картер,

А также светлой памяти

Гретхен и Маршаллу Фишер

Пролог

В прохладном ночном воздухе затаилась настороженная тишина, но старик чувствовал, что высоко над островерхой крышей башни начинает собираться гроза – слабое электрическое поле шевелило волосы у него на затылке, а по голым рукам бегали мурашки. Сначала она казалась не более чем отголоском в безмолвии, легким, как шорох крыльев летучей мыши, однако с каждым мгновением ее пульсация усиливалась, и вскоре энергия, удерживаемая лишь силой воли того, кто призвал грозу, заметалась над башней, словно огромный крылатый хищник, отчаянно пытающийся освободиться от пут.

Управление этой силой требовало совершенного самоконтроля, приобретаемого долгими годами учения и лишений. Малейшего колебания воли, секундного отвлечения внимания хватило бы, чтобы с трудом сдерживаемая энергия освободилась и обрушилась на башню, где призвавший ее сидел в окружении двенадцати избранных. Но дряхлый Верховный Мастер давно привык к такому риску. Избранные работали в двенадцатигранной башне, возвышающейся над затерянным среди водопадов и утесов Кэйрнгормских гор домом, похожим на старинный замок. Его построили во времена королевы Виктории, фундаментом же послужил брох[1]1
  Разновидность круглого, каменной кладки сельского дома или укрепления, покрытого торфом и похожего на ровный холм, встречающаяся в древних пиктских местностях Шотландии. – Примеч. пер.


[Закрыть] еще «железного века», и необтесанные камни прежних строений пошли на воздвижение башни и самого дома.

Древнее происхождение камней было особенно заметно в верхней комнате башни. Массивные, с узкими прорезями окон стены здесь покрывал толстый слой штукатурки, а потолок, разделенный сходящимися в одну точку балками из черного дуба, напоминал колесо. Хотя в дом электричество было проведено, в этой комнате единственным источником освещения оставался газ. По углам комнаты торчали четыре медных фонаря с колпаками из темно-красного стекла – газовые рожки. В их мерцающем оранжевом свете люди в длиннополых одеяниях, что сидели вдоль стен, отбрасывали лишь неясные тени. Тени эти не вторгались в центр комнаты, откуда управлял Силой облаченный в белое Мастер. Он восседал на горе алых подушек в позе лотоса, положив руки на колени ладонями вверх, склонив безволосую голову и закрыв глаза; его худое морщинистое лицо походило на обтянутый высохшей кожей череп.

Перед Мастером на коврике из шкуры черного барана лежала стопка пергаментов, пожелтевших и сделавшихся хрупкими от времени. Поверх этих манускриптов покоился кельтский торк[2]2
  Торк (торквес) – шейная гривна, сплетенная из нескольких прядей или из массивного либо полого стержня с печаткообразными или шарикообразными концами. – Примеч. пер.


[Закрыть] – дуга шириной в ладонь, выкованная из черного метеоритного железа и искусно украшенная узором с изображениями животных. Среди серебряных фигурок и завитушек орнамента зловеще, словно глаза змеи, сверкали дымчатые топазы. На дуге и было сосредоточено внимание старика. Старик протягивал к древнему украшению руки, зябко поводя ладонями, словно согревая их над невидимым огнем. Скрытая энергия, едва сдерживаемая заклинанием, покалывала пальцы. Даже с закрытыми глазами он ощущал, как могучее магнетическое влияние торка воздействует на стихии, собирающиеся вокруг башни и жаждущие вырваться на свободу.

Укрепив волю для завершающего акта, старик поднял дрожащей рукой торк и надел его на свою тощую шею. Прикосновение холодного металла к горлу погрузило Мастера в еще более глубокий транс, древняя энергия торка смешалась с его собственной. Он откинул голову назад и воздел руки с вздувшимися венами, что было жестом одновременно и умоляющим и повелевающим.

* * *

В сорока милях к востоку тихо дремал под ясными, морозными брызгами ноябрьских звезд королевский замок Балморал. Королева и ее семья вернулись на зиму в Лондон, и потому ответственные за безопасность поместья шотландские гвардейцы несколько расслабились, как бывает с людьми, у которых нет причин ожидать серьезных неприятностей. Однако ночные дозорные в черных беретах и полевой форме, вооруженные новейшими энфилдскими винтовками «булл-пап», регулярно патрулировали территорию замка.

Капрал Арчи Бьюкенен только что закончил ежечасный обход южной лужайки и возвращался к своему посту, привычно поправляя винтовку на плече, когда какое-то движение в небе заставило его посмотреть вверх. Плотный вал черных туч накатывался на замок с запада, двигаясь необычайно быстро. Густые клубы бурлили, как смола в котелке, словно перемешиваемые беспорядочными вспышками зарниц, и всего за несколько секунд тучи закрыли половину неба.

– Что за черт? – пробормотал Арчи.

Первый раскат грома глухо прокатился над лужайкой, сопровождаемый более отчетливым треском разряда в клубящихся тучах. Короткая вспышка выхватила еще две фигуры в форме – гвардейцы торопились выйти на лужайку, чтобы получше рассмотреть, что творится наверху.

– Эй, Арчи! Видал? – закричал один из них. – Откуда взялись эти тучи?

Не успел Арчи ответить, как слепящая стрела молнии разорвала небо над крышей замка и ударила в торчащую на крыше большой квадратной башни декоративную башенку. Фонтаном взметнулись камни и черепица. Сотрясение почвы швырнуло Арчи на землю. Не вставая на ноги, капрал ползком ринулся под защиту ближайшей ограды, пытаясь прикрыть голову от сыплющихся камней. В голове его, заглушая голос рассудка, крутилось одно слово – «бомба!» Когда барабанный стук падающих обломков наконец затих, Арчи расслышал прерывистый вой сигнала тревоги. С разных концов поместья доносились крики и топот армейских ботинок. Арчи осторожно поднял голову и зажмурился, ослепленный лихорадочно скачущими лучами ручных фонарей.

– Арчи! Ты в порядке, приятель? – Голос раздался совсем близко, и чья-то рука грубо сжала его плечо.

– Ага, дай только дух перевести, – пробормотал Арчи, переворачиваясь на спину. У обоих его товарищей вид был ошеломленный, а лица перепачканы землей.

– Иисусе, что это было? – спросил тот, кто окликнул капрала.

Другой солдат крепче сжал винтовку и тревожно огляделся.

– Похоже на бомбу, так ее растак.

Арчи при помощи товарища сел, осторожно ощупывая себя, но, кроме неизбежных в таких случаях синяков, никаких повреждений не обнаружил. В ушах все еще звенело. Капрал неловко поднялся… и ахнул, поглядев на баронскую башню.

Там, где всего несколько минут назад была изящная башенка, торчал лишь обугленный пенек.

* * *

По другую сторону гор костлявый старик удовлетворенно вздохнул, наслаждаясь мгновением триумфа. Подтверждения придется ждать до утра, когда службы новостей, несомненно, будут только об этом и говорить, но он не сомневался, что цель достигнута.

Мастер медленно, обеими руками снял торк и осторожно положил его на стопку пергаментов. Потом опустил руки на колени и почтительно склонил голову, отдавая дань признательности Силе, что вложила в его руки молнию. Двенадцать служителей склонились вместе с ним, когда они коснулись лбами пола, их тени смешались. Мрачная, торжественная тишина царила в комнате, когда служители выпрямились и склонились снова – на этот раз перед Мастером. Сухо улыбнувшись, старик небрежным кивком ответил на поклоны своих клевретов, потом отпустил их. Оставшись в одиночестве, он устало прилег на подушки, размышляя о том, что предстоит еще сделать.

Глава 1

Стояло чудесное ноябрьское утро. Трензеля серебристо, как колокольчики, позванивали в морозном воздухе. Два всадника поднимались на гребень лесистого холма, возвышающегося над Стратмурн-хаусом. Чистокровный серый, принадлежащий сэру Адаму Синклеру, навострил уши и тихо фыркнул. Он явно почуял запах конюшни и попытался перейти на рысь, но всадник с ласковой твердостью осадил его.

– Спокойно, Халид. Шагом.

Смиренный поводьями мерин перешел на степенный шаг, словно между ним и всадником и не возникало разногласий. Второй всадник, светловолосый молодой человек в золотых очках, заметил с улыбкой:

– Сразу видно настоящего мастера! – и добавил: – Этот серый – чудесное животное, Адам, вы должны позволить мне запечатлеть вас обоих на холсте… Что-нибудь вроде того этюда в гостиной, где изображен ваш отец на своем гунтере. – Он окинул старшего товарища оценивающим взглядом. – Ну как? Хотите конный портрет к Рождеству?

Адам улыбнулся.

– Думаете, ваша рука уже готова к работе? Если да, то о лучшем подарке я и не мечтаю!

Перегрин Ловэт бросил поводья гнедой кобылы и несколько раз демонстративно сжал и разжал пальцы правой руки.

– О, на этот счет не беспокойтесь, – сказал он. – Рука практически как новенькая, и все благодаря вашему строгому надзору за ходом заживления. В сущности, я вернулся к мольберту уже почти неделю назад, и рука разве что изредка побаливает.

– Тем не менее я бы на вашем месте не переутомлялся, – предостерег его Адам. – Рана была очень скверная и могла раз и навсегда положить конец вашей карьере художника. Мне бы очень не хотелось, чтобы нетерпение толкало вас на излишний риск.

Перегрин подобрал поводья, внезапно остро ощутив под перчаткой защитную повязку, которую продолжал носить, когда занимался чем-то связанным с напряжением или грязью. Обстоятельства ранения все еще вызывали у него дрожь. Раны от шпаги не часты в наше время. Но именно воспоминания побудили его взяться за работу, как только сняли швы и он почувствовал, что в состоянии держать кисть.

Перегрин задумчиво покусал губу, пытаясь подобрать слова.

– Это не нетерпение, – сказал он Адаму. – Боюсь, я немного поторопился, но… мне показалось, что медлить нельзя. Ведь наброски, которые я сделал, всего лишь попытка запечатлеть то, что произошло тогда у Лох-Несса.

Адам исподлобья остро взглянул на него.

Они встретились чуть больше месяца назад, и это короткое светское знакомство, начавшееся с профессионального интереса Синклера, переросло в сотрудничество, настолько же желанное для обоих, насколько оно было неожиданным. Молодой художник, возможно, многого еще не понимал, но учился с каждым днем… и явно увлеченнее, чем ожидал от него Адам.

– Я еще не приступал к автопортрету, который вы советовали мне написать, – сказал Перегрин, догадавшись, о чем думает наставник. – Сейчас важнее зарисовать все, что я могу вспомнить о той ночи на берегу Лох-Несса. Тем более что воспоминания о ней каким-то образом связаны с ранением. Сразу после того, что случилось, картинки, возникавшие в моем воображении, были исключительно четкими, различимыми до мельчайших подробностей. Но с тех пор, как рука начала заживать, образы потускнели. Я все еще вижу их, однако теперь это требует гораздо больше усилий.

Теперь Адам смотрел на него во все глаза.

– Интересное предположение, – сказал он. – Почему вы уверены, что дело в вашей ране?

Перегрин поморщился.

– Ну, вы, наверное, смогли бы добраться до воспоминаний, используя гипноз или что-то в этом роде, я же способен добиться этого лишь в случае, если сосредоточу внимание на ране. А поскольку она заживает, я подумал, что мне лучше бы поторопиться с рисованием, пока воспоминания окончательно не стерлись.

В темных глазах Адама зажглась искорка.

– Вы учитесь быстрее, чем я ожидал. Мне бы хотелось поглядеть на ваши работы.

– Почему-то я так и думал, – промолвил Перегрин с легкой усмешкой, которая всего месяц назад была бы невозможна на его губах. – Сегодня я привез их с собой.

Звон стальных подков по булыжникам конюшенного двора привлек внимание Джона, отставного солдата кавалерии Ее Величества, ухаживавшего за лошадьми сэра Адама. Ухмыляясь, он вскинул руку, словно бы отдавая честь, и поспешил принять поводья у спешившихся.

– Надеюсь, прогулка удалась, сэр?

– Да, великолепно, – не сразу ответил Адам, занятый упряжью Халида. – Мы пустили коней легким галопом на верхнем лугу, а мистер Ловэт даже выполнил несколько несложных прыжков, и надо сказать, успешно. Если так пойдет и дальше, к Рождеству он вполне окрепнет для участия в охоте.

Перегрин закатил глаза в комическом ужасе.

– Боюсь, в этом случае слово «успешно» не совсем точное, но я и в самом деле ухитрился не свалиться!

Лошадей увели в денники, а наездники прошли к дому. Перегрин ненадолго отлучился, чтобы взять папку с заднего сиденья зеленого «моррис-майнор-тревеллера». Когда он вернулся в прихожую и повесил свой шлем рядом со шлемом Адама, тот уже сменил ездовые сапоги на бархатные тапочки, украшенные геральдическим фениксом с герба Синклеров, и вытирал руки.

– Я отнесу это в утреннюю гостиную. – Адам забрал у Перегрина папку. – Хэмфри оставил вам вторую пару тапочек. Если мы наследим на полу, мисс Г. долго не будет разговаривать с нами.

Ухмыляясь, Перегрин снял ездовые перчатки и при помощи особого крючка грязные сапоги, потом сунул ноги в тапочки. Заглянув в умывальню, чтобы сполоснуть лицо и руки, он последовал за хозяином, пройдя по служебному коридору в обитую золотистым дамастом утреннюю гостиную.

Хэмфри, дворецкий, служивший Адаму больше двадцати лет, накрыл завтрак в залитом солнцем эркере. Как всегда, стол украшали накрахмаленная скатерть из ирландского льна, китайский фарфор, хрусталь и антикварное серебро. Адам пил апельсиновый сок из бокала уотерфордского стекла, просматривая заголовки на первой полосе утренней газеты. Хэмфри разливал чай. Когда вошел Перегрин, Адам отсалютовал молодому человеку бокалом, а дворецкий немедленно наклонил свой серебряный чайник над чашкой гостя.

– Доброе утро, мистер Ловэт. Налить вам чаю?

– Доброе утро, Хэмфри. Да, спасибо.

– Сэр Адам сказал, что вы перенесли в сторожку у ворот последнюю из ваших коробок, – продолжал дворецкий. – Надеюсь, новое помещение вам нравится?

Перегрин отодвинул старинное, времен королевы Анны, кресло и сел, изящно подоткнув салфетку. Прошло меньше двух недель, как он принял приглашение Адама пожить в пустой сторожке, что у задних ворот, и уже находил, что она определенно лучше тесной студии на чердаке, которую он снимал в Эдинбурге.

– Более чем нравится, Хэмфри, – ответил с улыбкой молодой человек. – Знаете, я думал, мне будет не хватать суеты и городского шума, но, как ни странно, я очень легко освоился с жизнью сельского джентльмена. Здесь свободнее дышится.

Это экспансивное замечание дало Адаму повод многозначительно улыбнуться, ибо он знал, что Перегрин имеет в виду вовсе не размеры помещения. Если говорить откровенно, Синклер подозревал, что вновь обретенным чувством свободы Перегрин обязан не только изменениям в окружающей обстановке, но и в мировоззрении. Как психиатр Адам, конечно, хорошо знал этот феномен, но в случае Перегрина действовали факторы, представляющие для него особый интерес. Поначалу замкнутому и скрытному, оцепеневшему, как сокол в клетке, художнику теперь предоставлялась возможность расправить крылья. Хотя сам Перегрин не вполне осознавал это, но он уже мог присоединиться к Охоте. И очень скоро, если Адам Синклер правильно истолковал предзнаменования.

– Попробуйте их, Перегрин, – сказал он с улыбкой, когда Хэмфри предложил молодому человеку выстланную льном корзинку с ячменными лепешками. – Мисс Гилкрист привезла их сегодня утром, специально для «славного мистера Ловэта». Вы ей явно приглянулись.

– Охотно попробую, – согласился художник. – Не хотелось бы, чтобы мисс Г. считала меня неблагодарным. Хорошие домоправительницы сейчас на вес… свежих лепешек!

– О да, лучше ее не найти во всей стране, – рассмеялся Адам. – Она приходит ко мне три раза в неделю на полдня и делает при этом больше, чем многие ухитряются сделать за неделю. Не знаю, как бы мы с Хэмфри обходились без нее. Если она пожелает присматривать за вашей сторожкой, не упускайте случая!

– Ни за что!

Беседа постепенно перешла к обсуждению утренней прогулки, потом к тучам, собирающимся на севере. Лепешки потихоньку исчезли. Хэмфри принес из соседней гостиной складной карточный столик розового дерева и поставил его возле большого стола, за которым завтракали джентльмены.

– А не посмотреть ли нам то, что вы принесли? – сказал Адам, когда Хэмфри удалился на кухню.

Перегрин, проглотив последний кусочек лепешки, поспешно вытер пальцы салфеткой и передвинул кресло к карточному столику. Расстегнув папку и порывшись в ней, он вынул несколько акварелей разных размеров.

– Когда я начинал, мне еще трудновато было держать в руке карандаш, а масло слишком долго сохнет, – объяснил художник, – но даже акварелью я сумел многое запечатлеть. Кроме того, мне всегда казалось, что акварель – лучшая техника для передачи ощущений от промозглой погоды.

На первом рисунке были изображены трое съежившихся под проливным дождем людей. Те, что походили на Адама и самого Перегрина, были едва намечены и почти неузнаваемы, но третья, с полицейским фонарем, совершенно точно принадлежала старшему инспектору Ноэлю Маклеоду, давнему коллеге Адама. Дождь забрызгал его очки в проволочной оправе и стекал по коротко подстриженным седым усам.

– Да уж, – пробормотал Адам, прочитав на обороте подпись «Охотники-специалисты и дилетант». Улыбка исчезла с его лица, когда Перегрин передал ему второй рисунок.

Исхлестанный дождем берег Лох-Несса, зловещее зеленоватое свечение на пологих волнах. Озаренная вспышками молний процессия, состоящая из четырех мужчин в темных балахонах с капюшонами. Двое в середине маленькой колонны, видимо, с трудом тащат небольшой, но тяжелый сундук архаичного вида. Тот, кто замыкает шествие, несет над головой что-то вроде картины в раме, закрываясь ею, как щитом. Четвертый, предводитель странной процессии, в маске, похожей на капюшон палача, держит наготове шпагу. На тяжелом серебряном медальоне, висящем у него на шее, и кольце на правой руке лежит блик, не позволяющий подробно разглядеть их. Повсюду, над ними и вокруг них, Перегрин нарисовал зловещего вида шары, от которых и исходило зеленоватое свечение. Внутри каждого шара виднелись крылатые гомункулы с широко разинутыми острозубыми пастями. На обороте рисунка автор нацарапал: «Ярость сидов».

– Кто бы подумал, что такие крошки могут быть столь смертоносными? – Художник смотрел на свою работу, удивленно качая головой. – Следующий кажется еще фантастичнее, если, конечно, не верить в чудовищ по-настоящему.

Он передал Адаму третью акварель. На этом, еще более темном, рисунке двое мужчин съежились на корме мощного быстроходного катера, скачущего на штормовых волнах. Над катером нависала тень огромного змееподобного существа, поднявшегося из воды по правому борту. Глаза василиска горели тем же зеленым огнем. Посторонний зритель принял бы это изображение за эскиз к обложке романа ужасов, но Адам своими глазами видел чудовище, стоя на берегу возле замка Уркхарт… Однако на рисунке Перегрина было больше, чем Адаму удалось тогда разглядеть. Ибо Перегрин Ловэт обладал даром видеть то, что было недоступно взору других людей. Когда он писал портреты, его кисть фиксировала не столько физическую наружность, сколько духовную сущность модели. До своего знакомства с Синклером Ловэт не знал, как ему применить эту редкую способность. Теперь же, учась принимать свой талант как дар, а не проклятие, он начал постигать то, что уже было известно Адаму – порой истина лежит за пределами опыта, и доказательства ее не всегда принимает человеческий суд.

Причастность к истине может быть опасной. Последние два рисунка Перегрина свидетельствовали об этом. На одном из них опять можно было видеть человека в капюшоне со шпагой, вернее, богато украшенной итальянской рапирой. Ею он как раз наносил удар, ранивший Перегрина. Правая рука и эфес рапиры были нарисованы подробно, а кольцо с красным камнем – расплывчато.

– Вот кольцо и медальон вожака в деталях. – Перегрин подал Адаму последний рисунок. – Мне пришлось много думать, но в конце концов я понял, что на них изображено.

Рисунок вполне годился в качестве эскиза для заказа ювелиру. Непрозрачный камень в золотом гнезде кольца был искусно превращен в оскаленную морду большой кошки с кисточками на ушах и бакенбардами. На диске медальона рисунок повторялся. При виде его Адам поджал губы, ибо он будил в нем не самые приятные воспоминания.

– Вы видели такое раньше, верно? – спросил Перегрин, заметив, как сузились темные глаза друга.

– Да, – спокойно ответил Адам. – Собственно говоря, изображенное вами кольцо было найдено полицией на берегу озера. Маклеод показал его мне, когда мы вернулись из больницы, где вам наложили швы.

– И что все это значит?

Адам невесело усмехнулся. У Лох-Несса они с Маклеодом постигли правду, хотя и не поделились открытием со своим молодым товарищем. Однако если Перегрину предстоит присоединиться к Охоте, он должен понимать, с кем им пришлось столкнуться.

– Вы видели кольца, которые мы с Ноэлем носим во время работы. А это знак Ложи Рыси. – Он постучал по рисунку ухоженным пальцем. – Проще говоря, Ложа Рыси – наш старый враг.

Карие глаза Перегрина изумленно расширились, но он промолчал.

Адам продолжал:

– В последний раз мы сталкивались с ними лет пятнадцать назад, тогда их главой был человек по фамилии Тюдор-Джонс. Мы потеряли трех членов Команды Охотников, прежде чем сумели остановить врага, и я надеялся, что мы схватили большинство главарей.

Перегрин слегка побледнел.

– Схватили? – прошептал он.

Адам коротко улыбнулся замешательству молодого коллеги.

– Простите, Перегрин, было бы точнее сказать, что мы… арестовали их. Возможно, вы помните наш разговор в машине, в то утро, когда я сказал вам, что мы с Ноэлем что-то вроде оккультной полиции? Ну-с, аналогия сохраняется на нескольких уровнях. Как и наши более мирские коллеги, мы участвуем в поддержании Закона… в данном случае Закона Внутренних Миров. Члены организаций вроде Ложи Рыси, как и прочие преступные группировки, стремятся к тому, на что не имеют права, и ради желаемого не останавливаются ни перед чем. Наша работа – задерживать таких людей и отдавать их в руки правосудия, прежде чем они причинят вред человечеству. Бывают потери, причем с обеих сторон, – продолжал он. – Большинство приверженцев Тюдора-Джонса погибли. Вопреки нашему желанию, ведь мы полицейские, а не палачи. Наше дело – не допускать серьезных нарушений Закона. Когда нас вынудили прибегнуть к силе, мы лишь обратили меч против поднявших его.

Он, возможно, сказал бы больше, но в этот момент раздался стук в дверь, и в комнату вошел Хэмфри с переносным телевизором.

– Прошу прощения, сэр, – бросил дворецкий через плечо, поспешно направляясь к ближайшей розетке, – но одна из утренних новостей, возможно, заинтересует вас. Прямой репортаж должен начаться уже через несколько секунд.

Он поставил телевизор на столик и включил в сеть. Почти немедленно экран заполнил зубчатый силуэт серых башенок на фоне еще более серого неба.

– …Грампианская полиция расследует причину таинственного взрыва, прогремевшего сегодня рано утром в Балморалском замке, – произнес голос репортера, пока камера демонстрировала мокрый сад и истоптанную лужайку. – Взрыв, причинивший серьезный ущерб баронской башне замка, произошел вскоре после полуночи. Пострадавших нет. Начальник полиции Уильям Макнаб отказался комментировать возможные причины взрыва, заявив, что подробности станут известны только после досконального осмотра руин. В настоящее время бригада полицейских экспертов из Абердина, а также военные тщательно обследуют обломки в поисках улик.

Оператор показал панораму разрушений – обугленные остатки каменной кладки там, где должна была быть декоративная башенка. Несколько военных и полицейских копались в камнях, разбросанных по траве у подножия здания. Камера отъехала, сфокусировавшись на фигуре невозмутимого на вид диктора в непромокаемом плаще и твидовой кепке.

– Источник в Букингемском дворце подтвердил, что во время инцидента в Балморалском замке не было никого из членов королевской семьи, – веско сообщил он. – Власти изучают версию взрыва газа, однако не исключается и возможность террористического акта. Есть несколько неподтвержденных сообщений местных жителей, будто бы в крышу замка ударила молния. К настоящему моменту официального заявления еще не последовало. Так что пока власти не будут готовы предложить разумное объяснение этому взрыву, причина его останется тайной. Алан Кэфферти, Би-би-си-ньюс, из Балморалского замка.

Репортаж завершился крупным планом разрушенной башенки, от груды почерневших камней все еще поднимались клубы дыма. Когда начались новости деловой жизни Лондона, Адам попросил Хэмфри выключить и унести телевизор.

– Все это очень странно, – прошептал он. Дотянувшись до телефона, он набрал номер старшего инспектора Ноэля Маклеода, ветерана, за плечами которого было немало таких «неразгаданных тайн». Трубку взяли на третьем гудке.

– Эдинбург 7978, – громыхнул знакомый бас на другом конце провода.

Лицо Адама слегка просветлело.

– Ноэль? Это Адам. Вы, часом, не слушали сейчас новости?

– Насчет Балморала? Ага, слушал. Я как раз брился, когда Джейн позвала меня смотреть.

Адам улыбнулся, представив себе, как Маклеод спешит в гостиную с пеной на подбородке.

– Тогда вы вряд ли знаете об этом больше меня. Ваше мнение?

– Первой моей мыслью было поблагодарить небо за то, что это случилось не на моей территории, – ответил Маклеод. – И только упоминание о молнии подкинуло мне вторую.

– И мне, – сказал Адам. – Хотелось бы знать, кто эти неназванные свидетели.

– Ага, – сказал Маклеод, силясь понять его намек. – Полагаю, ничего дурного не будет, – продолжал он спустя минуту, – если мы заглянем туда одним глазком, раз уж пресса отступилась… просто спокойствия ради.

– Вот и я так думаю, – сказал Адам. – Если вы выкроите время, мы смогли бы подъехать в Балморал в начале следующей недели.

– Нет проблем. Я позвоню. Кстати, сэр, вам не приходила мысль приобщить к этому делу молодого Ловэта?

– Если он захочет. – Адам бросил вопросительный взгляд на Перегрина, который жадно вслушивался в их разговор. – Ловэт сейчас со мной. Мы ездили утром на прогулку. Мне кажется, он жаждет приключений.

Маклеод хмыкнул.

– А пока, – продолжал Адам, – почему бы вам не насладиться спокойными выходными. Буду ждать вашего звонка через несколько дней. Передавайте Джейн привет от меня.

С этими словами Синклер дал отбой. Однако не успел он положить трубку, как телефон зазвонил снова.

– Стратмурн. Синклер слушает.

– Адам? Господи, вы сами отвечаете на звонки!.. Это Кристофер, – произнес музыкальный тенор, столь же лакомый слуху Адама, как и скрипучий бас Маклеода. – Превосходно, что вы дома! Видели утренние новости?

– Если вы об инциденте в Балморале, то я только что обсуждал его с Ноэлем, – сказал Адам.

– Значит, вам тоже показалась странной эта история, – продолжал собеседник Синклера с веселым благодушием. – Что ж, поговорим при встрече. Вы по-прежнему намерены ехать?

– Разумеется, как только закончу завтрак и приведу себя в порядок, – сказал Адам. – Насколько я понимаю, после нашего последнего разговора ничего не переменилось?

– Насколько мне известно, нет.

– В таком случае действуем, как планировали. Кстати, – добавил Адам, – со мной сейчас некий молодой человек, и он может быть нам полезен. Его зовут Перегрин Ловэт.

– А, художник?

– Верно. Не возражаете, если я привезу его с собой?

– Возражаю? Господи, нет!

– В таком случае, спрошу, не возражает ли он.

Адам повернулся к Перегрину, который мужественно старался скрыть любопытство.

– Ну как? Есть у вас другие планы?

– На самом деле я собирался провести нынешний восхитительный денек, распаковывая коробки с книгами, – сухо произнес Перегрин, озорно поблескивая карими глазами. – Но если вы приглашаете, то книги подождут!

– Он говорит, что сможет уделить нам немного времени, – сказал Адам в трубку. – Встречаемся у вас, как и планировали.

– Великолепно! До скорого.

Когда Адам положил трубку, Перегрин жадно подался вперед.

– Итак, во что вы меня впутали?

– О, ничего серьезного, – сказал Адам. – Джентльмен, который сейчас звонил, отец Кристофер Хьюстон, священник епископальной церкви и мой добрый друг. Одна его бывшая прихожанка жаловалась на засилье привидений в своей новой квартире. Он просил меня приехать, поглядеть что да как.

Когда Адам произнес слово «привидения», на сияющем лице Перегрина появилось сомнение.

– Ну, зачем так, – укоризненно промолвил Адам. – Я ни секунды не верю, что в квартире действительно водятся привидения – в готическом смысле этого слова. Кристофер уже посещал этот дом и не считает, что там требуется нечто вроде формального экзорцизма. С другой стороны, молодой женщине, живущей там, каждую ночь снятся кошмары. Остается установить причину – психическую или психиатрическую.

– В чем вы можете быть полезны, – сказал Перегрин.

– В чем я могу быть полезен, – согласился Адам. – Подойдем к ситуации непредвзято. Упомянутая молодая леди, возможно, просто испытывает сиюминутный стресс. Или в атмосфере дома есть что-то нездоровое. В обоих случаях мы не оставим проблему неразрешенной.

– А чем же могу быть полезен я? – спросил Перегрин.

– Ну, когда мы с Кристофером в первый раз обсуждали этот случай, – небрежно продолжал Адам, – я упомянул вас как человека, обладающего необычной художественной проницательностью. Кристофер очень заинтересовался вашими дарованиями и выразил искреннее желание увидеть некоторые ваши работы. Мне пришло в голову, что это удобный случай: мне – представить вас человеку, чью дружбу я ценю, а вам – использовать свой талант в благих целях.

– Вы хотите, чтобы я зарисовал то, что окажется в квартире?

Адам кивнул.

– Полагаю, там будет что рисовать.

Оба понимали, что говорят не о мебели или дизайне помещения.

– Логично, – ухмыльнулся Перегрин. – Скажите только, когда надо быть готовым к отъезду.

– Кристофер живет в Кинроссе, – сказал Адам. – Он ждет нас около десяти.

Перегрин посмотрел сначала на часы, потом на свою одежду.

– Господи Боже! Адам, я не знаю другого человека с таким плотнейшим расписанием! Хватит мне времени принять душ и переодеться?

– Если поторопитесь, – хмыкнул Адам. – Я-то успею.

Перегрин одним глотком допил чай и начал поспешно запихивать акварели обратно в папку.

– Не знаю, как вы ухитряетесь!.. Какова на сегодня форма одежды – для встречи с викарием и исследования квартиры с привидениями?

– Одевайтесь как угодно, но обязательно повяжите галстук, – ответил Адам, когда молодой художник направлялся к двери. – Я подберу вас у сторожки через полчаса, – смеясь, крикнул он вслед Перегрину. – И не забудьте прихватить этюдник.