Электронная библиотека » Дем Михайлов » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 18 апреля 2022, 00:05


Автор книги: Дем Михайлов


Жанр: Попаданцы, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава четвертая

Начавшаяся метель была ленива. Она старательно подвывала, швыряла комья снега в стекла неосвещенного кокпита, порой накрывала нас снежным облаком, но все это делалось с этакой ленцой. Как говаривала мудрая бабушка, что повидала на своем веку «прохиндеев всяких», метель не работала, а лишь создавала видимость таковой.

Последний час я молчал, вежливо, но твердо попросив пассажиров не спрашивать меня ни о чем. Разговаривать им между собой я запрещать не стал – чужой разговор вместе со стонущими звуками метели создавали неплохой фон. Мне надо было подумать. Этим я и занялся, потратив на медленное мысленное раскусывание уже известных мне фактов больше часа. И ведь спроси меня сейчас кто – о чем думал, Охотник? Я ведь ответить и не смогу. Думал сразу обо всем и одновременно ни о чем.

У меня такое часто бывало. А порой в моменты, когда срочно требовалось продумать какую-то спешную, но рабочую стратегию, вместо этого я погружался в грезы, смешанные с воспоминаниями – как хорошими, так и плохими. И я не противился этому – знал, что так и надо. Либо в процессе ленивых мысленных заплывов в никуда решение всплывет само собой, либо же уже позднее, например, во время приготовления кофе, я вдруг обнаружу идеальный вариант выхода из ситуации. Я могу вспоминать детские солнечные деньки, когда я с редкими друзьями прыгал с крыши сарая в душистое сено, но при этом заодно придумать, как поступить с просадками логистики в одном из дальних регионов необъятной родины, где буксуют и опаздывают грузовики с моим грузом.

Спустя час я остановился. Остановился сам, остановил и гусеничного тяжеловеса, что шел с потушенными огнями по крутой дуге вот уже шестой час подряд. Я устал. Тело требовало хотя бы небольшой разминки. Когда машина замерла между двумя снежными холмами, что прикрыли нас от возможных чужих взглядов, я дернул еще раз торчащий из-под панели рычаг, выбрался из кресла и успокоительно улыбнулся старикам:

– Пару часов сушим весла.

– Сушим весла? – с недоумением пробормотал Зурло Канич.

Его вечный компаньон понял первым:

– Перерыв на отдых?

– Верно, – кивнул я, выливая из помятого термоса остатки чая в кружку. – Сейчас гляну, как там обстановка снаружи, а затем можете выбираться по своим личным делам.

– Вовремя, – улыбнулся Анло. – Весьма вовремя. В наши стариковские годы уже не получается терпеть слишком долго…

– Дорога требует жертв, – ответил я.

Отставив опустевшую кружку, я несколько раз присел, пару раз наклонился, разминая ноги и поясницу, после чего быстро оделся, не забыл прихватить оружие и открыл боковую дверь. Выскользнув на замерший трак, я присел и на несколько минут погрузился в молчание, вглядываясь и вслушиваясь в завывание усилившейся метели. Почти невозможно разглядеть что-то в черно-бело-серой пляшущей круговерти, но я честно пытался, выглядывая уже знакомые мне движения ползущих медведей. Не увидев ничего опасного, я позволил пассажирам покинуть нагретый салон и спрыгнул в снег сам.

Увидев, как разошедшиеся в стороны старики все как один присели в снег, я недоуменно хмыкнул, а затем пожал плечами и завозился с завязками штанов. Каждый оправляется так, как считает нужным. Если луковианцам-мужчинам так комфортней – так тому и быть. А ведь я предлагал им справить нужду на ходу – есть же люк в полу, опять же можно оградиться от взглядов натянутыми шкурами. Но старики предпочли ждать, и я не стал настаивать – хотя уже был готов предложить им другие варианты вроде пустых бутылок.

Пока занимался своими делами, прокручивал в голове уже пройденный маршрут, заодно прикидывая, сколько нам еще тащиться по чужим снегам.

Два убежища не были расположены так уж далеко друг от друга. Я думал добраться куда быстрее. Но обнаружилась проблема – путь преградили защищенные ледяной коркой, но неплотные внутри наметенные снежные холмы, что неузнаваемо изменили часть здешнего ледового ландшафта. Сверившись с известными мне ориентирами, сверившись с собственной картой, а затем и с луковианской, я убедился, что у нас всего два варианта.

Первый – грузить рюкзаки на спины и идти между этими холмами, пробираясь узкими тропками.

Второй – двигаться в объезд.

Я выбрал второй вариант, не собираясь устраивать изнурительный поход со стариками за спиной и при минус двадцать с лишним по Цельсию. И это все не считая довольно сильного порывистого ветра и ползающих страшных медведей.

Решение я принял самостоятельно и лишь затем озвучил его пассажирам. Возражений не последовало – чего и следовало ожидать. Дело даже не в их преклонном возрасте. Дело в той миролюбивости и рассудительности, на которые я раз за разом натыкаюсь при общении с представителями этой расы. Не зря среди них больше всех «смиренных», если судить по известной мне статистике нашего Бункера. Многие, очень многие луковианцы стараются не причинять никому вреда – даже Столпу – предпочитая сидеть на голодной диете все сорок лет и покорно отбывая долгий срок. Что показательно, как шепотом сообщил мне Тихон, они порой навещают храм в Холле, где общаются с монахами, которые по умолчанию являются носителями абсолютно чуждой для луковианцев веры. Не просто чужой – веры с другой планеты! Из другого мира… Удивительно. В этих беседах Тихон узнал, что они осуждают насилие, но при этом стараются не осуждать тех, кто к насилию прибегают, ведь осуждение и порицание – тоже своего рода насилие.

В общем, все очень запутано.

Понимая, насколько сильно напряжены этим опасным путешествием старики, я занялся готовкой – горячее питье и еда всегда успокаивают, как и вид борющегося с вечной темнотой слабого, но отважного пламени разведенного мной костерка. Защитив пламя от ветра и чужих глаз валом из снега, я добавил в огонь накопанных мерзлых веток, вытащил еще вязанку из своего бортового запаса, набил котелок снегом, бросил одну шкуру на землю, а вторую накинул на плечи и уселся. Голову шкурой закрывать не стал – и даже капюшон скинул. Ветра тут нет, шапка защищает неплохо, а мне нужна хоть какая-то слышимость – снег покрыт ледяным настом, что со звоном и хрустом ломается под тяжелым медвежьим телом.

Пассажиры предпочли вернуться в салон вездехода. С лязгом закрылась дверь – перед этим я успел попросить дернуть рычаг, чтобы внутренняя механика продолжала работать. Переживать, что остался снаружи, а в моей машине заперлись другие, я не стал. И не из веры в их непогрешимость. Нет. Просто я заранее продумал такой вариант развития событий – мало ли кого я повезу в следующий раз? – и поэтому все самое важное всегда носил с собой в рюкзаке и карманах, а еще я изучил и отрепетировал способ быстрого обездвиживания гусеничной машины – слив кипящей красной смазки прямо на ходу. Достаточно вскрыть боковой багажный отсек и поочередно дернуть за два небольших рычага. После этого вездеход далеко не уйдет.

Дожидаясь, когда закипит вода, я улегся на бок, давая закостеневшему в водительском кресле телу отдых. Так меня и застал решивший выбраться из вездехода Зурло Канич. Следом за ним выбрался и его верный друг Анло. Старые заединщики…

– Не стоит мерзнуть ради меня, – сразу предупредил я, опять вспомнив про вежливость и участие луковианцев. – Мы здесь ненадолго.

– Хочется посидеть у живого огня, – пояснил Анло, опуская на снег принесенное одеяло.

Усевшись, прижавшись плечами, они укрылись еще одним одеялом и затихли, неотрывно глядя в пламя костра. Задумчиво глянув на их худые старческие лица, я пожал плечами и продолжать эту тему не стал. Мы молчали. Чуть утихшая метель тоскливо стонала за сугробами и холмами, будто подглядывая и тоже желая подойти к костерку, но не решаясь. Подбросив в огонь несколько сучьев покрупнее, я достал из рюкзака крохотную коробочку с драгоценной заваркой. Сыпанул достаточно щедро – надо взбодриться. Поэтому пусть постоит еще у костерка, пусть старая заварка чуть потанцует в медленно кипящей воде.

– Охотник… ты очень смелый человек, – выдал еще одно свое не слишком понятное заключение Зурло и несколько раз часто кивнул, будто подтверждая сказанное кем-то другим.

– Потому что смело пью чай в снежной пустыне? – улыбнулся я. – Тогда мы все тут смельчаки.

– Нет… нет… Ты смел, потому что можешь заглянуть под цветущие бутоны.

Я взглянул на Зурло с искренним недоумением. Правильно поняв мой взгляд, Анло с досадой ткнул локтем в защищенный толстой одеждой бок друга и подался вперед:

– Я расскажу! Расскажу понятно. Если захочешь выслушать…

– Захочу, – кивнул я. – Вам чай куда наливать? Те, кто в машине – чай горячий будут? У меня еще есть десяток конфет.

Старики засуетились, закопошились, доставая кружки и пытаясь докричаться до засевших в машине соотечественников. Я поспешно остановил их излишне резким жестом. Не надо… не надо кричать, деды. В этих местах человеческий крик будто призыв к сытному обеду. Меня поняли правильно и не обиделись. Минут через двадцать я уже сидел в водительском кресле, жевал кусок вареного мяса из тормозка и слушал подсевшего поближе Анло Дивича, баюкающего в руках медленно остывающую кружку чая. Нам навстречу неспешно плыли пологие снежные холмы.

– Мы… мы ценим деликатность. Не скрою, что в нынешние времена молодежь уже другая. Совсем другая. Участились преступления. Появились такие прегрешения, о которых мы прежде и слыхом не слыхали. Но… но кое-что нам присуще по сию пору. У нас есть древнее слово, что поясняет эту ценность. А на вашем языке…

– Нет такого слова?

– Почему же. Может, и существует у вас такое слово, но просто мы его еще не выучили. Мы не хотели обидеть даже мельком, Охотник. Ни тебя, ни твой народ.

– Кажется, я начинаю понимать, о чем пойдет речь.

– Я попробую объяснить несколькими словами. Отстраненность. Деликатность. Незамечание… если такое слово в вашем языке? Незамечание…

– Речь о том, чтобы не замечать что-то или кого-то?

– И да и нет. Поэтому так трудно объяснить. Мы не остаемся безучастными, если рядом с нами свершается преступление. Мы замечаем, если кого-то обижают, и приходим на помощь. Если мы слышим ложь – мы возражаем и выводим лжеца на чистую воду.

– Тогда я не понимаю.

– Это очень тонкая материя… очень зыбкая грань. Трудно объяснить. Я расскажу тебе простую притчу, Охотник. Мы считаем ее одной из самых первых, что была записана в священные для нас древние книги. Дело было так… Раз в году у нас есть сезон, когда природа цветет. Буквально утопает в цветах. Буйство красок, буйство жизни. В это же время танцуют жулкары. Они очень похожи на змей, но обладают ногами в последней трети туловища и зачатками крыльев, чем-то похожих на радужные прозрачные плавники.

– То есть обычные змеи у вас тоже есть?

– Да. Но очень немного. Редчайшие создания. А вот жулкаров много – и это радует наши сердца. Мы называем их самыми деликатными созданиями, Охотник. И это правда – они деликатны во всем. Жулкары питаются насекомыми, но делают это лишь в ночную пору, поедая их, когда жертвы спят внутри закрывшихся на ночь цветочных бутонов. Жулкары глотают разом весь бутон. Никакой крови, никакого шума, никакой ненужной борьбы между охотником и жертвой. Вот ты убиваешь медведя гарпуном, и он в мучениях погибает у тебя на глазах, истекая кровью, издавая рыки боли и страха… верно?

– Я убиваю его в честной схватке, – покачал я головой, не отрывая взгляда от сумрака за кокпитом. – Так что не соглашусь с тобой, Анло.

– Я не сказал ничего плохого.

– Ты не сказал это прямо. Но намекнул, что, в отличие от меня, жулкары убивают своих жертв куда деликатней. Но не стоит забывать, что их жертвы все же умирают в жуткой агонии – их сдавливают желудочные мышцы, их накрывает волна разъедающего желудочного сока. Это как минимум. Хотя не уверен насчет физиологии существ с другой планеты. Если все дело в фальшивой деликатности… то я за честную схватку, где проигравший умрет куда быстрее.

– Нет-нет… Речь не об этом… но ты начинаешь понимать. В этом вся беда – наша вера, наши убеждения и ценности… они имеют крайне расплывчатые границы. Я вернусь к притче. Жулкары… жулкары танцуют. Они устраивают свои брачные танцы на цветочных полянах, и их серебристая чешуя сверкает среди разноцветья. Они поднимаются стоймя, их тела сплетаются и расплетаются, они нежно трутся головами о тело партнера. Великолепное зрелище… Луковианцы собираются на краях этих полян, пьют разбавленное водой вино и наслаждаются чарующими танцами прекрасных созданий. И вот однажды, когда длящиеся весь световой день танцы жулкаров подошли к концу, один из мальчиков осмелился нарушить одно из наших табу – в дни, когда жулкары танцуют, заходить на цветочные луга нельзя. Он несмело, останавливаясь на каждом шагу, подошел ближе к пышному цветочному кусту, заглянул внутрь и… со звенящим криком отшатнувшись, побежал обратно к старому наставнику, который все видел, но не стал останавливать глупый порыв юнца. Подбежав, белый от ужаса мальчик, едва сдерживающий порывы рвоты… рвоты? Ведь так? Едва сдерживая рвоту, он прохрипел, что только что узрел ужасное. Самка жулкара поедала самца… она откусывала небольшие куски от его дрожащего туловища и глотала их. Откусывала их так же, как они перекусывают стебель цветка… Мудрец внимательно выслушал юного ученика и спросил его: «А зачем же ты пошел туда, млад? Запомни же на всю жизнь одну истину: любуйся издали, благодари за подаренное и не заглядывай за цветы… Просто любуйся танцем и цветами, млад. Просто любуйся!»

В кабине вездехода повисло задумчивое молчание. Причем было такое ощущение, что вся молчаливая задумчивость исходила от меня. А остальные – я увидел это в зеркале заднего вида – сдержанно и тепло улыбались, явно ожидая моей реакции. Поискав рукой и не нащупав, я на миг включил освещение в кокпите, уже на полном автомате заодно дернув рычаг под консолью. Увидев чуть сместившуюся пару смятых сигарет, вырубил свет, вставил в губы фильтр, щелкнул зажигалкой. И вздрогнул, когда в стекло кокпита со всего маха ударило крылатое тело, что брызнуло белой едкой кровью и начало сползать. Замерзающая кровь оставляла причудливый белый узор на стекле. Узор, что чем-то напоминал сотни ломаных дорожек-тропинок, ведущих незнамо куда и украшенных жирными кровавыми кляксами. Затянувшись, я успокаивающе взмахнул рукой с тлеющим огоньком сигареты, чтобы завороженно глядящие на сползающую крылатую тварь луковианцы не переживали слишком сильно. Выкурив половину сигареты, я хлебнул уже остывший чай из кружки и спросил:

– Юный ученик последовал совету мудрого старца?

– О да, – проскрипел Зурло. – Он последовал совету. Позднее он вырос, возмужал и добился многого в жизни, оставив о себе память как о мудром и крайне деликатном человеке. Это ваше слово – человек. Но мы…

– Все мы люди, – пыхнул я дымом. – Все мы человеки. И не зря мы, обитая на разных планетах, так похожи друг на друга, – произнеся это, я покосился на боковое стекло, за которым высилась светящаяся льдистая громада Столпа, что, казалось, неотрывно следил за ползущей по снегам стальной букашкой.

– Все мы человеки, – повторил я и, аккуратно стряхнув пепел в пустую баночку, признался: – Эта история… про цветы и танцы жулкаров… не стала бы особо популярной в моих краях. В других странах – возможно. Там, где исповедуют тотальную мирность бытия, умение прощать и не замечать чужие грехи. У нас есть и похожая поговорка. Она гласит, что в чужом глазу каждый увидит соринку…

– В чужом глазу соринку видишь, а в своем бревно не замечаешь! – подхватил Анло. – Мы знаем! Хорошая поговорка! Она говорит, что между нами все же немало общего.

– Не спорю, – кивнул я. – Но мне эта история не кажется слишком мудрой. И уж точно я никогда не последую ее посылу. Я всегда стараюсь докопаться до истины, дойти до источника.

– Мы так и сказали – ты достаточно смел, чтобы заглянуть под цветущие бутоны. А мы… мы предпочитаем принимать все как есть, не особо стараясь узнать истину. Мы просто живем и стараемся наслаждаться каждым мгновением, Охотник.

Хмыкнув, я докурил, смял сигарету в банке, допил чай и, глянув на часы, сказал:

– Удивительно, но вы мне напомнили одну историю из моей жизни. Из недалекого прошлого. Хотя там не танцевали жулкары, там все же хватало цветущих бутонов…

– Расскажи, пожалуйста! – попросил Зурло, и все луковианцы оживились, придвинулись чуть ближе, смутно различимые в сумраке салона. – Мы любим истории. А от такого человека, как ты – особенно.

– Я уже говорил, что я обычный человек…

– Мы не поверим этому.

– Ваше дело, – сдался я и, выдержав небольшую паузу, чтобы оживить уже потускневшие воспоминания, снова заговорил: – Несколько лет назад я почувствовал, что мне больше некуда стремиться. Я достиг всех поставленных перед собой, казалось бы, реально долгосрочных целей, умудрившись сделать это в кратчайшие сроки. И я… начал проваливаться. Как машина, что въехала в глубокую липкую грязь, а неопытный водитель чересчур сильно давит на газ. Колеса вертятся слишком быстро, не ловят сцепления, шлифуют грязь, и машина начинает проваливаться. Вот и я так же – мне бы замедлиться уже тогда и за это время придумать новые цели поглобальней. Но я по привычке быстро добивал оставшиеся метры до победы, одновременно лихорадочно пытаясь придумать что-то новое. Получалось плохо… И как раз в те дни я услышал историю одного знакомого, что решил все бросить и податься на другой край нашей огромной страны. Ну не на самый край, конечно, но туда, где уже высится хмурая тайга.

– Тайга?

– Леса. Густые бескрайние и чаще всего хвойные старые леса и такие же бескрайние болота. Особый край. Особые люди. По крайней мере, так говорил тот знакомый, что собрался круто изменить жизнь. Он решил приобрести десять гектаров плодородной земли в тех краях и заняться… честно говоря, мне кажется, что он и сам не знал, чем он там собирается заниматься. А позднее выяснилось, что он передумал, остыв так же быстро, как и зажегся. А вот я, воспользовавшись появившимся свободным временем, решил изучить эту тему подробней. Уже через день, после долгого перелета, я сидел в арендованном внедорожнике и, поглядывая на прекрасную допотопную бумажную карту, направлялся к месту, где, по слухам, располагалось очень успешное хозяйство, созданное и управляемое в прошлом обычным исконно городским жителем. Никто не верил в его успех – а он преуспел. Более того – он добился полной автономности. Вода, электричество, продукты питания – все свое. Я хотел убедиться в этом, хотел оценить эту фермерскую привольную жизнь, где все зависит от тебя самого, но где каждый день приходится рвать жилы.

Без проблем добравшись до места, я вежливо остановился у перегораживающих дорогу ворот. Выйдя из машины, вжал кнопку беспроводного звонка с солнечной панелью и антенной. И где-то через двадцать минут увидел приближающую скромную машину – Нива, рабочая лошадка, заляпанная от колес до крыши. Из нее выбрался невысокий улыбчивый крепкий мужичок. Я уже знал, что его имя Федор. Фамилия неважна. Еще я знал, что до возраста в тридцать с небольшим он был городским предпринимателем, причем покупал и продавал что-то исключительно цифровое – в мире реальном не существующее. Не потрогать, не ощутить. А потом он решил переключиться на выращивание чего-то куда более вещественного – зерновые и овощные культуры, даже фрукты, причем в том числе и тропические. И это не считая животных.

Мы поздоровались, и я сразу выложил все начистоту – что прилетел сюда чисто из здорового любопытства, поэтому никакого прибытка от моего визита хозяину не будет. Хотя экскурсию я оплатить готов – если потребуется. Оказалось, что ничего платить не надо. Более того – создалось впечатление, что Федор даже рад незнакомому гостю. Он сам открыл ворота, пригласил ехать за ним по отсыпанной щебнем дороге, и вскоре мы оказались у здоровущего крепкого бревенчатого дома, хотя впору называть его помещичьим особняком. Меня провели внутрь, познакомили с двумя его младшими дочерями, что занимались приготовлением ужина. Старшая дочь и сын пока жили в городе – получали образование. Еще двое сыновей сейчас были на хозяйстве, занимаясь перегоном скота на другое место выпаса. Всего же в семье было семеро детей. Я не видел других, но две хлопочущие на просторной теплой кухне девчушки выглядели счастливыми. И удивительно умными и умелыми для своих-то лет – им было чуть за десять где-то. Явные погодки.

Дом осматривать я отказался – меня интересовала земля. Время поджимало, хозяин фермы меня понял правильно, и мы отправились на осмотр хозяйства, разговаривая обо всем, что попадало мне на глаза, и заодно наслаждаясь вкусом достаточно неплохого домашнего пива.

Там было на что взглянуть. Две огромные теплицы, оборудованные по последнему слову техники. Возделанные поля, цветущие луга для выпаса, окруженные аккуратными изгородями. Сараи, хлева, курятник, рядом огражденный искусственный прудик для гусей и уток. Далеко на отшибе три улья. И природа… невероятная летняя природа с ее ароматами и яркими красками. Мы налили себе еще по пиву, неспешно выпили у врытого в землю крепкого стола, здесь же нацедили еще по одной кружке, и встрепенувшийся Федор повел меня по узкой натоптанной тропке к кромке леса. Я удивился, но последовал за ним. Все стало ясно через пару минут, когда он обронил, что покажет мне то место, куда они с женой попали при первом их появлении в этих краях. Именно там они и влюбились в это место, именно там и решили осесть здесь навсегда. Как решили – так и сделали…

Мерно шагая, истинный фермер с широкими плечами, крепкими руками и упрямой наклоненной вперед головой, он вел меня за собой и рассказывал о тех временах, когда они только начинали и здесь было далеко не так все безоблачно и ладно, как сейчас. Им пришлось хлебнуть немало лиха. Ему и жене. У них тогда уже было двое детей, но они были слишком малы, чтобы помогать. В общем… бед хватало, но кое-как они справились. Заморозки, нашествие волков, затем сунулись беглые уголовники, медведь-шатун, падеж скота, снова уже совсем убийственные заморозки, выламывающая кости тяжкая работа… но они справились.

Пока он рассказывал, мы прошли насквозь узкий ельник и оказались у подножия невысокой сопки, по чьему склону тянулась все та же одинокая узкая тропинка. Не просто тропинка – она была обрамлена выложенными камнями, по ее бокам росли кусты лесного шиповника, покачивали бутонами красивые цветы. Не тропинка, а прямо восхождение в райские небеса. Указав на сопку, хозяин пояснил, отводя меня чуть в сторону, где слышалось журчание воды – много лет назад они с женой поднялись к вершине, глянули оттуда по сторонам… и их проняло до самых костей. Так они влюбились в это место. И немудрено – тут есть во что влюбиться.

Федор, ведя меня за собой, небрежно зачерпнул берестяным ведерком воды из крохотного бочажка меж елей и пошел вверх, легко ступая крепкими ногами по склону. Удивительной крепости и выносливости человек. Я, чуть сбив дыхание, старался не отстать и внимательно слушал.

Когда уже все устоялось и окончательно наладилось, случилось самая страшная беда – ушла жена.

Сказав это, Федор, будто извиняяся, улыбнулся и пояснил, что рассказывает такое, чтобы я понял – беды надо ждать и изнутри, если я решу последовать его примеру. Без крепкой семьи здесь делать нечего. И ключевое слово – крепкой.

Анфиса, его ненаглядная женушка, сделала первый шаг именно здесь – на этой самой сопке, где когда-то все начиналось. Не став в тысячный раз любоваться красотами ставшей родной земли, она…

Здесь помрачневший Федор махом допил пиво, достал из внутреннего кармана небольшую плоскую бутылочку коньяка и, налив себе алкоголя покрепче, продолжил, одновременно делая первый обжигающий глоток.

Анфиса высказала ему все в тот день. Да… оказалось, что все эти годы не были столь радостными для нее, как он считал. Безрадостная жизнь на отшибе, где реально не с кем поговорить, некуда сходить, где до ближайшего магазина ехать и ехать на машине, а зимой и вовсе не пробьешься сквозь снега. Жизнь, где нет речи даже о роддоме, где дети бывают в больницах лишь наскоками при экстренных случаях, а заодно получая прививки. Что она не хотела посвящать всю жизнь этой долбаной глуши, которая сожрала ее молодость и красоту. Да… она высказала в тот день и час очень многое, глубоко ранив Федора в самое сердце.

Федор рассказывал и пил коньяк. Я допивал пиво, слушал и, окончательно опешивший, поднимался следом. Оказалось, что сегодня пятая годовщина. Ровно пять лет назад Анфиса их бросила. Высказав все мужу, оставив его здесь на сопке вроде как подумать и попросив пока не ходить за ней, она вернулась домой, собрала кое-какие вещи, забрала больше половины наличности, оседлала старый квадроцикл и укатила. Он же, вернувшись домой и узнав об этом, понял, что Анфиса все это уже мысленно репетировала и не раз. Поэтому и проделала все так быстро и решительно…

Остановившись в паре шагов от вершины сопки, где росло несколько припадающих к земле лиственниц, а чуть ниже расположились молодые и явно посаженные здесь человеческими руками кедры, Федор заговорил тише, одновременно выливая воду из ведерка в небольшую старую дощатую бочку, врытую в землю. Бочка была врыта рядом с росшими кругом кедрами и пышными кустами колючего шиповника между ними. На бочке ковшик – видно, для полива. А за шиповником и кедрами – крохотная округлая полянка, сплошь поросшая цветами. Обычные полевые цветы, но такие высокие, пышные и разнообразные, что сразу ясно – семена принес и разбросал Федор, опять же явно не обошлось без удобрений. Там же небольшая низенькая скамеечка на двоих. Сидя на скамье как раз и увидишь все потрясающиеся виды этой прекрасной земли…

Обойдя полянку, Федор выдрал несколько сорняков, бережно уложил пару камешков на место и, кивнув, пошел вниз, продолжая говорить.

Анфиса так и не вернулась больше.

В первый день он ее, если честно, и не ждал. Да он и сам нырнул в алкоголь, начав с пива и закончив самогоном. Вынырнул же он только через двое суток, обнаружив себя в ближайшем к их ферме поселке. Оттуда же позвонил домой – спутниковая связь. Узнал, что Анфиса не появлялась. Вернувшись домой, он подождал с детьми еще один день. Они все надеялись, что мама их простит и вернется.

Анфиса знать о себе не давала. И тогда он связался с полицией, лесниками и всеми без исключения, задействовав даже лесную пожарную охрану. Федора в округе знали и понимали, что попусту он тревогу бить не станет. Поиски начались и… закончились, когда на парковке крохотного ж/д вокзала обнаружился брошенный квадроцикл. Каждый день отсюда дважды отходит электричка в райцентр. А дальше… да как отыщешь неглупого человека в необъятной стране? Анфиса бесследно исчезла. В их прежнем городе она тоже не появилась – а они ведь оба сироты, оба выросли в одном детском доме и поэтому всю совместную жизнь были так близки. Анфису подали в розыск как пропавшую, а Федор с детьми теперь вот пытался как-то жить дальше. Другую жену он подыскивать себе не собирался, надеясь, что однажды Анфиса все же вернется и они вновь рука об руку будут сидеть на той скамеечке, что утопает в цветах, и любоваться просторами внизу… Пока же он приходит сюда сам – каждый божий день без исключений. Может, он надеется, что в один из дней поднимется и увидит ее – Анфису, сидящую на скамейке и ждущую его…

Проводив меня до внедорожника, завалив все заднее сиденье сыром, медом, копченым мясом, пивом и даже только что испеченным хлебом, Федор на прощание неловко всунул мне в руку отпечатанный на принтере бумажный лист. Фотография красивой женщины в простом цветастом платьице. Перечисление примет и указание возраста. В глазах Федора плескалась детская надежда. Мы обменялись рукопожатием, и я уехал. И пока машина не свернула на большак, я смотрел только на одно место – на вершину поднимающейся над деревьями лесной сопки…

Я замолчал. В вездеходе повисла тишина и длилась довольно долго, прежде чем ее не нарушил явно недоумевающий Анло:

– Так где же зерно этой истории, Охотник? Ты рассказал про чудесное хозяйство и про брошенную нерадивой матерью семью. Не нам судить ее…

– Нет, – качнул я головой и взглянул на стариков. – Я рассказал не о хозяйстве. И не о семье. Я рассказал про полевые цветы, за которые не стоит заглядывать… Как там сказал тот мудрец? Любуйтесь, просто любуйтесь и не заглядывайте под цветущие бутоны…

– Я не понимаю…

– Тихо, – прервал его Зурло и глубоко задумался, опустив подбородок на грудь. – Тихо, Анло. Охотник прав. Эта история про цветущие бутоны… Скажи, Охотник…

– Что?

– Так ты заглянул под те цветы?

Усмехнувшись, я подкурил последнюю сигарету и, выдохнув дым, произнес:

– Готовьтесь. Судя по карте, мы уже совсем недалеко от места назначения…

– А он сам? Тот Федор? Он понимал?

– Не знаю.

– Но все же… ты потом вернулся? Чтобы заглянуть под цветы…

– Готовьтесь, – повторил я и дернул за рычаг. – Может, придется побродить в снегах, пока не наткнемся на следы или световые ориентиры….

– Охотник… пожалуйста, ответь смиренным луковианцам. Поверь, спрашивая в третий раз, я испытываю жгучий стыд – ведь давить на собеседника это позор, даже если способ давления всего лишь старческая просьба, подкрепленная взглядом слезливых глаз. Ты потом вернулся к той цветочной полянке на вершине горы?

– Да, – после короткой паузы ответил я. – Вернулся. Тем же вечером. Нашел подходящую просеку, дал круг. Оставив внедорожник, прихватил лопату и поднялся на сопку с другой стороны. Там я принялся аккуратно срезать куски цветущего дерна, откладывая их в сторону. А потом принялся копать.

– И… – Зурло подался вперед, с шелестом загнал в грудь побольше воздуха. – Ты нашел что-нибудь?

– Нашел, – мрачно кивнул я. – То, что и ожидал найти. Понимаешь… при нашем разговоре улыбчивый и несчастный Федор сказал, что у них семеро детей. Двое в городе, получают образование, младших дочерей я видел, да и сынов его заметил издали – они перегоняли овец и коз. Про седьмого ребенка Федор не сказал ничего, а я и не спрашивал. Но… эта его оговорка про семерых детей засела в сердце, как заноза. Не мог же он ошибиться в счете. И раз он перечислил шестерых детей, то почему промолчал про седьмого? Да и где он или она? В общем, я поднялся на сопку и раскопал чертову цветочную поляну.

– И там…

– Кости. Два скелета. Женский скелет. И крохотные останки младенца. Хотя там мало что осталось… но череп я увидел – и он был сплющен. На костях черепа сохранились редкие черные пряди. В общем, все стало ясно и, аккуратно вернув все на место, я вернулся к машине и вышел на связь с полицией. Те сначала не особо шевелились – да оно и понятно, ведь я говорил о глухом месте невесть где. Но с помощью знакомых мне удалось чуток их расшевелить, и к утру полиция прибыла. Вскрыли могилу, вынули кости. Приведенный на сопку Федор увидел их, достал из внутреннего кармана новую бутылочку коньяка, не отрываясь, выпил все без остатка и глухо заговорил, признаваясь в страшном.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 3.2 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации