Электронная библиотека » Дэни Родрик » » онлайн чтение - страница 3


  • Текст добавлен: 12 мая 2020, 14:00


Автор книги: Дэни Родрик


Жанр: Зарубежная образовательная литература, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

В результате ослабились механизмы национальной системы правления, в то время как их глобальные аналоги остались незавершенными. Изъяны нового подхода стали очевидными достаточно скоро. Одна из проблем имела причиной стремление вынести нормотворчество в наднациональные зоны – далеко за пределы политических дискуссий и контроля. Данную проблему обнаруживали постоянные жалобы на дефицит демократии, нехватку легитимности и политическое бесправие избирателей. Эти жалобы стали неизменными ярлыками, закрепившимися за Всемирной торговой организацией и брюссельскими институтами.

Там, где нормотворчество остается национальным, возникла другая проблема. Растущие объемы торговли со странами различного уровня развития и весьма непохожими институциональными механизмами усилили неравенство и неуверенность в завтрашнем дне внутри отдельных стран. Более того, отсутствие на глобальном уровне институтов, свойственных «окультуренным» внутренним финансам (кредитора последней инстанции, страхования вкладов, законодательства о банкротстве и механизмов налогово-бюджетной стабилизации), сделало глобальные финансы источником нестабильности и периодических масштабных кризисов. Одних лишь мер национальной экономической политики не хватало, чтобы справиться с теми проблемами, которые создала крайняя экономическая и финансовая открытость.

Соответственно в наилучшем положении при новой системе оказались те страны, которые не соблазнились свободой торговли и свободным перемещением капитала. Китай, который добился самых впечатляющих в истории результатов с точки зрения снижения уровня бедности и роста экономики, был, конечно же, одним из основных получателей выгод от экономической открытости других стран. Но со своей стороны он следовал весьма осторожной стратегии, в которой масштабные меры промышленной политики соединялись с избирательной и отсроченной либерализацией импорта и ограничениями на движение капитала. По сути, Китай играл в глобализацию по Бреттон-Вудским правилам, а не по правилам гиперглобализации.

Глобальная система правления: насколько она возможна и желательна?

К настоящему времени многим понятно, что болезни глобализации происходят из-за несоответствия между глобальным характером рынков и национальным характером тех правил, которые регулируют их. По логике вещей, данное несоответствие можно исправить только одним из двух способов: не ограничивать регулирующую систему (систему правления) рамками национального государства или же ограничить охват рынков. В приличном обществе заметное внимание получает лишь первый вариант.

Глобальная система правления для разных людей означает разное. Для государственных официальных лиц это новые межгосударственные дискуссионные площадки, такие как «Большая двадцатка» и Форум по финансовой стабильности. Для одних аналитиков это наднациональные сети регуляторов, устанавливающие общие правила,– от санитарных норм до нормативов достаточности капитала3636
  Anne Marie Slaughter, A New World Order, Princeton University Press, Princeton, NJ, 2004.


[Закрыть]
. Для других – это режимы «негосударственного регулирования» (private governance), такие как справедливая торговля и корпоративная социальная ответственность3737
  John Ruggie, «Reconstituting the Global Public Domain – Issues, Actors, and Practices», European Journal of International Relations, vol. 10, 2004: 499–531; Frederick Mayer and Gary Gereffi, «Regulation and Economic Globalization: Prospects and Limits of Private Governance», Business and Politics, vol. 12(3), 2010: 1–25.


[Закрыть]
. Третьи представляют себе развитие прозрачных глобальных административных процессов, которые зависят «от дискуссий местного уровня, используют данные глобальных сопоставлений и действуют в пространстве общественных обоснований (public reasons)»3838
  Joshua Cohen and Charles F. Sabel, «Global Democracy?» International Law and Politics, vol. 37, 2005: 779.


[Закрыть]
. Для многих активистов она символизирует большие полномочия международных неправительственных организаций.

Нет нужды разъяснять, что такие нарождающиеся формы глобальной системы правления остаются слабыми. Но подлинно важный вопрос состоит в том, способны ли они развиться и стать достаточно сильными, чтобы поддерживать гиперглобализацию и стимулировать появление разновидностей подлинно глобальной идентичности. Я в это не верю. Излагаю свою аргументацию в четыре шага: 1) институты поддержания работы рынков не являются единственно возможными; 2) сообщества различаются своими потребностями и предпочтениями касательно институциональных форм; 3) географическая отдаленность сдерживает взаимное схождение упомянутых потребностей и предпочтений; 4) эксперименты и конкуренция между разнообразными институциональными формами желательны.

Институты поддержания работы рынков не единственны

Сравнительно несложно указать те функции, которые выполняют институты поддержания работы рынков (ранее я указал их). Они создают, регулируют, стабилизируют и узаконивают рынки. Но указание той формы, которую институты должны принимать,– совершенно иной вопрос. Нет причины считать, что эти функции могут предоставляться только конкретными путями, или думать, что имеется лишь ограниченный диапазон допустимой вариабельности. Иными словами, институциональная функция не отображается единственно возможным образом в форму.

Для всех развитых стран характерна некоторая разновидность рыночной экономики с преобладанием частной собственности. Но США, Япония и европейские страны прошли путь исторического развития в условиях значительно различающихся структур институтов. Эти различия выявляются несходными порядками на трудовых рынках, неодинаковостью корпоративного управления, систем социального обеспечения и подходов к регулированию. Тот факт, что указанным странам удалось создать сопоставимые объемы материальных ценностей при различии правил, дает важное напоминание о том, что нет единой схемы достижения экономического успеха. Да, рынки, стимулы, права собственности, стабильность и предсказуемость важны. Но они не требуют типовых решений.

Экономические показатели даже развитых стран подвержены колебаниям, так что всплески моды на те или иные институты обычны. В недавние десятилетия периодически входили в моду европейская социальная демократия, промышленная политика по-японски, американская модель корпоративного управления и китайский государственный капитализм – лишь затем, чтобы утратить внимание после «заката» своей звезды. Хотя международные организации, такие как Всемирный банк и Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), пытаются разработать передовые методики (best practices), копирование институтов редко бывает успешным.

Одна из причин состоит в том, что элементы институционального ландшафта склонны взаимно дополнять друг друга, что обрекает частичную реформу на провал. Например, дерегулирование трудовых рынков за счет упрощения процедур увольнения фирмами своих работников в отсутствие на этих рынках программ обучения и переобучения, а также надлежащих схем поддержки вполне может привести к нежелательным последствиям. При неимении традиции присутствия сильных заинтересованных игроков, сдерживающих принятие рисков, разрешение финансовым компаниям регулировать самих себя способно стать бедственным. В своей известной книге «Разновидности капитализма» Питер Холл и Дэвид Соскис выявили среди промышленно развитых стран два несхожих кластера институтов, которые они назвали «либеральными рыночными экономиками» и «координированными рыночными экономиками»3939
  Peter A. Hall and David Soskice, Varieties of Capitalism: The Institutional Foundations of Comparative Advantage, Oxford University Press, Oxford, UK, 2001.


[Закрыть]
. Мы, конечно же, сможем выявить и другие модели, если обратимся к Азии.

Более принципиальный вопрос связан с внутренней пластичностью (malleability) институционального устройства. Как отметил Роберто Унгер, нет причины считать, что диапазон разнообразия институтов, который мы наблюдаем в сегодняшнем мире, полностью исчерпывает возможную вариабельность4040
  Roberto Mangabeira Unger, Democracy Realized: The Progressive Alternative, Verso, New York, 1998.


[Закрыть]
. Желательные функции институтов – согласование личных стимулов с общественной оптимальностью, установление макроэкономической стабильности, достижение социальной справедливости – могут быть порождены бесчисленными путями, которые ограничены лишь нашим воображением. Представление о том, что существует некий передовой (best-practice) набор институтов,– иллюзия.

Это не значит, что различия институциональных механизмов (institutional arrangements) не приводят к реальным последствиям. Гибкость институтов не означает, что институты всегда функционируют надлежащим образом: имеется много стран (societies), институты которых явным образом не способны обеспечить надлежащие стимулы к производству, инвестициям и внедрению инноваций, не говоря о социальной справедливости. Но даже среди сравнительно успешных стран различные конфигурации институтов зачастую приводят к неодинаковым последствиям для различных групп. Либеральные рыночные экономики, к примеру (если сравнивать их с координированными рыночными экономиками), предоставляют большие возможности для наиболее одаренных и успешных членов общества, однако они же склонны порождать большее неравенство и неуверенность в завтрашнем дне для трудящихся классов. Ричард Фримен показал, что более жесткое регулирование рынков труда порождает меньшую дисперсию заработков, хотя и не обязательно более высокие уровни безработицы4141
  Richard Freeman, «Labor Market Institutions Around the World», Discussion Paper No. 844, London School of Economics, Centre for Economic Performance, London, January 2008.


[Закрыть]
.

Здесь усматривается интересная аналогия со второй основной теоремой экономики благосостояния. Эта теорема утверждает, что всякое Парето-оптимальное равновесие можно получить в качестве исхода конкурентного равновесия с подходящим распределением первоначальных запасов (endowments). Институциональные механизмы являются, по сути, теми правилами, которые определяют распределение прав на ресурсы общества: они формируют распределение первоначальных запасов в самом широком смысле. Каждый Парето-оптимальный исход может быть обеспечен с помощью своего набора правил. И наоборот, каждый набор правил может, в принципе, породить какой-то свой Парето-оптимальный исход. (Я говорю «в принципе», потому что «плохие» правила приведут, понятное дело, к исходам, не оптимальным по Парето.)

Не ясно, каким образом можно априорно (ex ante) выбирать между равновесиями, оптимальными по Парето. Именно эта неясность делает трудным выбор между альтернативными институтами, который лучше оставить самим политическим сообществам.

Неоднородность и разнообразие

Иммануил Кант писал, что религия и язык разделяют людей и не дают возникнуть всемирной монархии4242
  Elie Kedourie, Nationalism, 46; Эли Кедури, Национализм, 56.


[Закрыть]
. Но нас разделяют и многие другие вещи. Как я обсуждал в предыдущем параграфе, институциональные механизмы влекут за собой неодинаковые последствия с точки зрения распределения благосостояния и многих других аспектов экономической, социальной и политической жизни. У нас нет согласия насчет того, как находить баланс между равенством и шансами на успех, экономической безопасностью и инновацией, стабильностью и динамичностью, экономическими результатами и общественно-культурными ценностями – и многими другими последствиями институционального выбора. Различия предпочтений в конечном итоге являются главным доводом против всемирной гармонизации институтов.

Рассмотрим, каким образом следует регулировать финансовые рынки. Надлежит сделать выбор по многим пунктам. Следует ли разделять банковскую деятельность на инвестиционную и коммерческую4343
  Разграничение между двумя типами банков, коммерческими и инвестиционными,– характерная черта банковской системы США.– Прим. пер.


[Закрыть]
? Нужно ли ограничивать размер банков? Есть ли смысл в страховании вкладов, и если да, то что в него включать? Можно ли разрешать банкам торговать от своего имени? Какой объем информации относительно их сделок нужно раскрывать? Должно ли вознаграждение руководящего состава устанавливаться директорами – в отсутствие всяких регуляторных ограничений? Каковы должны быть требования по капиталу и ликвидности? Должны ли все деривативные контракты продаваться на биржах? Какова должна быть роль кредитно-рейтинговых агентств? И т. д.

Здесь в число главных пунктов входит поиск баланса между финансовой инновацией и финансовой стабильностью. Слабое регулирование максимально расширит диапазон финансовой инновации (разработки новых финансовых продуктов), но ценой увеличения вероятности финансовых кризисов и крушений. Жесткое регулирование снизит частоту кризисов и потери от них, но, не исключено, ценой повышения издержек финансовой деятельности и недоступности ее выгод для многих. Нужно искать компромисс, причем единого идеального варианта нет. Если потребовать, чтобы все сообщества, предпочтения которых на континууме возможных компромиссов между инновацией и стабильностью не совпадают, остановили свой выбор на одном и том же решении, то плюсом, возможно, станет снижение транзакционных издержек финансовой деятельности, которое, однако, будет достигнуто ценой навязывания механизмов, не согласованных с местными предпочтениями. Вот та головоломка, с которой финансовое регулирование сталкивается в данный момент, причем банки выступают за единые общемировые правила, а национальные законодательные органы и творцы политики национального уровня сопротивляются этому.

Вот еще один пример – из области продовольственного регулирования. Рассматривая нашумевшее дело 1998 г., Всемирная торговая организация встала на сторону США, постановив, что запрет Евросоюзом говядины, выращенной с использованием определенных гормонов роста, нарушает Соглашение по применению санитарных и фитосанитарных мер (СФМ). Интересно, что запрет не выделял импорт и применялся равным образом к импортной и отечественной говядине. Казалось, что соображения протекционизма не лежат в основе данного запрета, который ранее протолкнули европейские потребительские лоббисты, обеспокоенные потенциальными опасностями для здоровья. Тем не менее ВТО вынесла решение, что данный запрет нарушает требование Соглашения по СФМ, согласно которому принимаемые меры должны базироваться на «научных данных». (Рассматривая аналогичное дело в 2006 г., ВТО также вынесла решение против введенных Евросоюзом ограничений на генетически модифицированное продовольствие и семена (ГМО), вновь признав научно не подтвержденным анализ риска Евросоюзом.)

На сегодня действительно нет достаточных свидетельств того, что гормоны роста представляют какую-то опасность для здоровья. Евросоюз утверждал, что использует более широкий принцип, не входящий в компетенцию ВТО явным образом,– так называемый принцип предосторожности (precautionary principle), позволяющий проявлять большую осторожность при наличии научной неопределенности. Предупредительный принцип передает бремя доказывания противоположной стороне. В соответствии с ним не нужно спрашивать: «Есть ли разумное доказательство того, что гормоны роста или ГМО приводят к неблагоприятным последствиям?» Он требует, чтобы творцы экономической политики интересовались: «Достаточно ли мы уверены, что они к ним не приводят?» Во многих неразработанных областях научного знания на оба вопроса можно ответить отрицательно. Осмысленность предупредительного принципа зависит от степени отвращения к риску и от того, в какой мере потенциальные неблагоприятные последствия велики и необратимы.

Как утверждала (безуспешно) Еврокомиссия, в данном случае регуляторные решения нельзя принимать исключительно на базе объективных научных данных. Решающая роль должна принадлежать политическому процессу (politics), который соединяет воедино общественные предпочтения касательно риска. Разумно ожидать, что достигнутый исход не будет одинаков в разных странах. Одни (наподобие США) могут предпочесть низкие цены, другие (наподобие стран ЕС) – большую безопасность.

Пригодность институциональных механизмов зависит, кроме того, от уровней развития, а также от исторического пути. Александр Гершенкрон получил известность благодаря своему утверждению, что отстающим странам потребуются институты (например, крупные банки и государственные капиталовложения), которые отличаются от свойственной первопроходцам индустриализации4444
  Alexander Gerschenkron, Economic Backwardness in Historical Perspective, Belknap Press of Harvard University Press, Cambridge, MA, 1962; Александр Гершенкрон, Экономическая отсталость в исторической перспективе. Издательский дом «Дело», Москва, 2015.


[Закрыть]
. Его доводы во многом подтвердились. Но даже среди быстро растущих развивающихся стран наблюдается значительная вариабельность институтов. То, что работает в одном месте, редко срабатывает в другом.

Рассмотрим, как некоторые из наиболее успешных развивающихся стран вошли в мировую экономику. Южная Корея и Тайвань в период 1960‐х и 1970‐х гг. интенсивно использовали экспортные субсидии, чтобы вывести свои фирмы на внешние рынки, а либерализация режима импорта в этих странах вводилась постепенно. Китай создал особые экономические зоны, в которых экспортно-ориентированным фирмам разрешили работать по правилам, отличным от тех, по которым работали государственные предприятия и другие структуры, сосредоточенные на внутреннем рынке. Чили, напротив, действовало по учебнику и резко снизило барьеры для импорта, чтобы заставить отечественные компании непосредственно конкурировать с зарубежными на внутреннем рынке. Чилийская стратегия обернулась бы катастрофой, если бы ее применили в Китае, потому что привела бы к потере миллионов рабочих мест на государственных предприятиях и неисчислимым социальным последствиям. А китайская модель не сработала бы столь же хорошо в Чили – небольшой стране, которая не является очевидным целевым пунктом для мультинациональных предприятий.

Альберто Алесина и Энрико Сполаоре провели исследование того, как неоднородность предпочтений взаимодействует с выгодами от масштаба, эндогенно определяя число и размер стран. В их базовой модели индивиды различаются своими предпочтениями насчет того типа общественных благ (или, в моей терминологии, насчет конкретных институциональных механизмов), которые обеспечиваются государством4545
  Alberto Alesina and Enrico Spolaore, The Size of Nations, MIT Press, Cambridge, MA, 2003.


[Закрыть]
. Чем больше то население, которому предоставляется общественное благо, тем ниже удельные издержки его предоставления. С другой стороны, чем больше население, тем больше тех людей, которые обнаруживают, что их предпочтения не удовлетворяются конкретным предоставляемым общественным благом. Меньшим странам лучше удается реагировать на потребности своих граждан. Оптимальное число юрисдикций, или национальных государств, обеспечивает баланс между выгодами от размера и порожденными неоднородностью [дополнительными] издержками предоставления общественного блага.

Важный результат анализа модели Алесины–Сполаоре состоит в том, что мало смысла в оптимизации по параметру размера рынка (и в устранении правовой неоднородности) при наличии неоднородности предпочтений по параметру институтов. Данная конструкция не сообщает нам, велико или мало нынешнее число стран. Но она наводит на мысль о том, что политическая раздробленность мира есть та цена, которую мы платим за институциональные механизмы, которые (в принципе, по меньшей мере) лучше подходят под местные предпочтения и потребности.

Расстояние живо: пределы схождения

Нам нужно рассмотреть важную оговорку, относящуюся к обсуждению неоднородности. Речь идет об эндогенном характере многих различий, которые обособляют сообщества. Мысль, что культура, религия и язык отчасти представляют собой побочный продукт существования национальных государств,– старая тема, которая проходит через длинную вереницу литературы по национальным чувствам. Начиная с Эрнеста Ренана, теоретики национальных чувств подчеркивают, что культурные различия не являются врожденными: их можно формировать с помощью мер государственной политики. В частности, образование представляет собой один из главных инструментов, посредством которого формируется национальная идентичность. Этническая принадлежность в определенной мере экзогенна, но ее значимость для идентичности также зависит от силы национального государства. Постоянный житель Турции, который определяет себя как мусульманина, потенциально является членом некоего глобального сообщества, в то время как турок хранит верность, в первую очередь, турецкому государству.

Нечто очень похожее можно сказать о других характеристиках, по которым различаются сообщества. Если бедные страны имеют отличительные институциональные потребности, проистекающие из свойственных им низких уровней дохода, мы можем, пожалуй, ожидать, что эти различия будут исчезать по мере схождения уровней дохода. Если странам свойственны различные предпочтения относительно риска, стабильности, равенства возможностей и т. д., мы можем подобным образом ожидать, что эти различия будут сокращаться вследствие усиления коммуникации и экономического обмена через границы юрисдикций. Сегодняшние различия, возможно, превосходят завтрашние. В мире, где люди «отшвартовались» от своих местных «причалов», они также освободились от своих местных особенностей и пристрастий (biases). Личная неоднородность, может быть, продолжит существование, но корреляция по географическому признаку ей будет не обязательно свойственна.

В этих доводах есть доля истины, но в то же время их уравновешивает значительное число фактов, которые говорят о том, что географическое расстояние продолжает порождать существенные локализационные последствия (localization effects), несмотря на очевидное снижение издержек транспортировки и коммуникации, а также других (рукотворных) барьеров. Одно из наиболее шокирующих исследований подобного рода выполнили Анна-Селья Дисдье и Кит Хед, которые рассматривали, как на протяжении истории человечества расстояние воздействовало на международную торговлю4646
  Anne-Célia Disdier and Keith Head, «The Puzzling Persistence of the Distance Effect on Bilateral Trade», Review of Economics and Statistics, vol. 90(1), 2008: 37–48.


[Закрыть]
. Вот стилизованный факт4747
  Стилизованный факт (stylized fact) – упрощенное изложение эмпирически полученных результатов.– Прим. пер.


[Закрыть]
эмпирической литературы по международной торговле: объем двусторонней торговли падает с ростом географического расстояния между торговыми партнерами. Типичная эластичность по расстоянию примерно равна –1,0, что подразумевает падение торговли на 10% при всяком 10-процентном увеличении расстояния. Это довольно значимый эффект. Можно предположить, что в его основе не просто издержки транспортировки и коммуникации, а нехватка осведомленности и культурные различия. (Языковые различия зачастую учитываются отдельно.)

Дисдье и Хед провели мета-анализ, собрав 1467 наблюдений по эффектам расстояния из 103 работ, посвященных торговым потокам в различные моменты времени, и получили неожиданный результат: значимость расстояния в наши дни выше, чем в конце XIX в. Эффект расстояния, видимо, усилился с 1960‐х гг., оставаясь с тех пор стабильно высоким (см. рис. 2.4). Если угодно, глобализация, пожалуй, повысила то взыскание, которое географическое расстояние налагает на экономический обмен. Этот кажущийся парадокс подтвердили, кроме того, Матиас Бертелон и Кэролайн Фройнд, которые обнаружили повышение (абсолютной величины) эластичности по расстоянию с –1,7 до –1,9 между 1985 и 1989 гг., а также между 2001 и 2005 гг., используя внутренне согласованный набор данных по международной торговле. Бертелон и Фройнд показали, что данный результат обусловлен не изменением структуры товарных потоков (переходом от товаров с низкой эластичностью к высокоэластичным товарам), а «значительным и растущим воздействием расстояния на торговлю почти в 40% отраслей»4848
  Matias Berthelon and Caroline Freund, «On the Conservation of Distance in International Trade», Journal of International Economics, vol. 75(2), July 2008: 311.


[Закрыть]
.


РИС. 2.4. Оценка эффекта расстояния (θˆ) в различные моменты времени

ИСТОЧНИК: Disdier, A.-C., and Head, K. 2008. «Th e Puzzling Persistence of the Distance Eff ect on Bilateral Trade», Th e Review of Economics and Statistics 90(1): 37–48.


Оставляя на время эту загадку, перейдем к фактам совершенно иного рода4949
  Последующее описание (оно основано на работе Keith Hampton, «Netville: Community on and Offline in a Wired Suburb», in The Cybercities Reader, S. Graham Routledge, ed., London, 2004: 256–262) было взято из публикации: Dani Rodrik, The Globalization Paradox: Democracy and the Future of the World Economy, W. W. Norton, New York, 2011; Дэни Родрик, Парадокс глобализации: демократия и будущее мировой экономики. Издательство Института Гайдара, Москва, 2014.


[Закрыть]
. В середине 1990‐х гг. новый жилой комплекс в одном из пригородов Торонто принял участие в интересном эксперименте. Дома строились целиком и полностью с новейшей широкополосной телекоммуникационной инфраструктурой и включали в себя массу новейших интернет-технологий. Обитатели Нетвилля (вымышленное название) имели доступ к высокоскоростному интернету, видеофону, онлайновому проигрывателю (online jukebox), онлайновым медицинским услугам, дискуссионным форумам и целому набору развлекательных и образовательных приложений. Указанные новые технологии делали городок идеальной средой для воспитания граждан мира. Население Нетвилля было свободно от тирании расстояния: его житель мог общаться с кем угодно в мире так же легко, как и со своим соседом, налаживать контакты по всему миру и вступать в виртуальные сообщества в киберпространстве. Можно было бы, в принципе, ожидать, что они начнут характеризовать себя и свои интересы больше в глобальных, чем в локальных категориях.

Фактически выяснилось нечто совсем иное. Технические проблемы провайдера оставили несколько жилищ без подсоединения к широкополосной сети. Эта ситуация позволила исследователям сравнить подключенные и неподключенные домохозяйства, а также прийти к некоторым выводам о последствиях наличия подключения. Подключенные лица не дали местным контактам прийти в упадок: на самом деле они усилили свои местные социальные связи. Если сравнивать с неподключенными жителями, они знали большее число своих соседей, чаще говорили с ними, чаще их посещали и делали гораздо больше местных телефонных звонков. Они с большей вероятностью занимались организацией местных мероприятий и привлечением сообщества к решению общих проблем. Они использовали свою компьютерную сеть для содействия целому ряду совместных мероприятий – от организации шашлыков до оказания местным детям помощи в подготовке домашней работы. Нетвилль продемонстрировал, как высказался один житель, «сплоченность, которой не увидишь во многих сообществах». Те обстоятельства, которые, как предполагалось, раскрепостили глобальную вовлеченность и сети взаимодействия со всем миром, вместо этого усилили местные социальные связи.

Имеется множество других примеров, опровергающих «смерть» расстояния. Одно исследование выявило сильные «гравитационные эффекты» для использования интернета: «Американцы с большей вероятностью посещают сайты из соседних стран, даже если [в процессе исследования. – Пер.] учитываются язык, доход, численность иммигрантов и т. п».5050
  Bernardo S. Blum and Avi Goldfarb, «Does the Internet Defy the Law of Gravity?» Journal of International Economics, vol. 70(2), 2006: 384–405.


[Закрыть]
. В случае цифровой продукции, связанной с музыкой, играми и порнографией, 10-процентное увеличение физического расстояния снижало вероятность посещения сайта американцем на 33%: эластичность по расстоянию даже выше (по абсолютной величине), чем в случае торговли товарами.

Несмотря на очевидное снижение издержек транспортировки и коммуникации, размещение производства глобально торгуемых товаров зачастую определяется региональными агломерационными эффектами. Когда New York Times недавно разбиралась, почему Apple производит свой iPhone в Китае, ответ оказался почти не связанным со сравнительным преимуществом. Китай к тому времени уже создал обширную сеть поставщиков, инженеров и квалифицированных работников в некоем комплексе под неофициальным именованием Foxconn City, который предоставил Apple столь выгодные условия, что США не смогли конкурировать5151
  Charles Duhigg and Keith Bradsher, «How the U. S. Lost Out on iPhone Work», New York Times, January 21, 2012, http://www.nytimes.com/2012/01/22/business/apple-america-and-a-squeezed-middle-class.html?pagewanted=all.


[Закрыть]
.

Если рассматривать шире, доходы и производительность не всегда проявляют тенденцию к схождению по мере того, как рынки товаров, капитала и технологий становятся более взаимосвязанными. Первая эпоха глобализации мировой экономики породила значительное расхождение доходов между индустриализующимися странами в центре и отстающими регионами на периферии (последние специализировались на сырьевых товарах). Подобным образом в послевоенный период схождение экономических показателей было исключением, а не правилом. Экономическое развитие зависит (возможно, в большей мере, чем когда-либо) от того, что происходит внутри страны. Если мировая экономика оказывает усредняющее влияние, оно, самое большее, составляет лишь часть картины и борется со многими другими видами воздействий, противоположно направленными.

Деловые связи, основанные на пространственной близости,– один из примеров такого противоборствующего воздействия. Если не большинство, то многие из актов обмена основаны на деловых связях, а не хрестоматийных анонимных рынках. Географическое расстояние защищает деловые связи. Как сказал Эд Лимер: «Географический фактор, будь он физическим, культурным или информационным, ограничивает конкуренцию, поскольку он создает снижающие издержки деловые связи между „близко“ расположенными продавцами и покупателями»5252
  Edward Leamer, «A Flat World, a Level Playing Field, a Small World After All, or None of the Above? A Review of Thomas L. Friedman’s The World is Flat», Journal of Economic Literature, vol. 45(1), 2007: 83–126.


[Закрыть]
. Но деловые связи, кроме того, вводят еще одну роль для географического фактора. Стоит осуществить инвестиции в партнерские предприятия (relationship-specific investments), и важность географии возрастает. Тот же iPhone можно было бы производить где угодно, но после установления отношений с местными поставщиками имеются «блокирующие воздействия» (lock-in effects), которые мешают Apple переместиться куда-либо еще.

Технический прогресс неоднозначно воздействует на значимость деловых связей. С одной стороны, падение издержек транспортировки и коммуникации снижает защитное воздействие расстояния в области рыночных деловых связей. Оно может приводить к появлению географически протяженных деловых связей, пересекающих национальные границы. С другой стороны, увеличение сложности и продуктовой дифференциации наряду с переходом от массового производства по Форду к новым децентрализованным режимам накопления опыта увеличивает сравнительную значимость пространственно близких деловых связей. Новая экономика функционирует за счет неявного знания, доверия и совместной работы, которые по-прежнему зависят от личного контакта. Как сказал Кевин Морган, пространственный охват не равнозначен «социальной глубине»5353
  Kevin Morgan, «The Exaggerated Death of Geography: Learning, Proximity, and Territorial Innovation Systems», Journal of Economic Geography, vol. 4, 2004: 3–21.


[Закрыть]
.

Следовательно, сегментация рынка – естественная черта экономической жизни, даже в отсутствие правовой неоднородности юрисдикций. Ни схождение экономических показателей, ни усреднение предпочтений не являются неизбежным следствием глобализации.

Экспериментирование и конкуренция

Наконец, поскольку нет фиксированной, идеальной формы институтов, а разнообразие – правило, а не исключение, политическая раздробленность мира предоставляет дополнительное преимущество. Она открывает возможности экспериментированию, конкуренции институциональных форм и обучению у других. Конечно, метод проб и ошибок способен оказаться затратным, когда речь идет о нормах общественной жизни (society’s rules). Но все же институциональное разнообразие между странами весьма близко к лаборатории в реальной жизни. Джошуа Обер говорил о том, как конкуренция между греческими городами-государствами в 800–300 гг. до н. э. способствовала институциональным нововведениям в таких областях, как гражданство, законодательство и демократия, поддерживая относительное процветание Древней Греции5454
  Josiah Ober, «Wealthy Hellas», Presidential Address, Transactions of the American Philological Association, vol. 140, 2010: 241–286.


[Закрыть]
.

Конкуренция институтов может иметь неприятные стороны. Одна из них – свойственное XIX в. представление о дарвиновской конкуренции между государствами. В соответствии с нею войны – это борьба, посредством которой мы достигаем прогресса и самореализации человечества5555
  Elie Kedourie, Nationalism, 47; Эли Кедури, Национализм, 57.


[Закрыть]
. Столь же неразумный, хоть и менее кровавый аналог этой идеи – представление об экономической конкуренции между государствами. В соответствии с ним общемировая торговля рассматривается как игра с нулевой суммой. Обе идеи основаны на вере в то, что цель конкуренции – привести нас к одной конкретной совершенной модели. Но конкуренция действует различными путями. В экономических моделях «монополистической конкуренции» производители конкурируют за счет не только цены, но и разнообразия, обеспечивая отличие своей продукции от чужой5656
  Kelvin Lancaster, Consumer Demand: A New Approach, Columbia University Press, New York, 1971; Avinash K. Dixit and Joseph E. Stiglitz, «Monopolistic Competition and Optimum Product Diversity», American Economic Review, vol. 27, 1977: 217–238.


[Закрыть]
. Сходным образом, национальные юрисдикции способны конкурировать, предлагая институциональные «услуги», которые различаются в тех отношениях, которые я обсудил ранее.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации