Текст книги "Письма русского офицера. Воспоминания о войне 1812 года"

Между тем, отражаемый на левом крыле, и это было уже около 2-го часа пополудни, неприятель, неутомимый в предприятиях, потянулся против нашего центра. Вице-король выслал, с своей стороны, большие силы и, чрез совокупную атаку, захвачен большой люнет, важнейший пункт центра. Ермолов и Кутайсов, понимая всю важность серединного пункта, в котором вице-король хотел прорвать нашу линию, понимая всю опасность положения русской армии, не стерпели потери и, взяв один батальон Уфимского полка, идут и отбивают люнет. Генерал Бонами, захвативший укрепление, сам захвачен. Вице-король отвел войска, но навел выстрелы многочисленной артиллерии. Батареи стрелялись с батареями несколько часов сряду. Это был истинный поединок батарей! Желая отвлечь избыток сил неприятельских от левого крыла нашего, что, может быть, должно бы было сделать еще накануне, Кутузов посылает Уварова с своего правого крыла атаковать левое крыло французское. Атака эта не произвела ничего решительного в частном, но последствия ее были весьма важны для целого. Критическая минута выиграна! Наполеон задумался; наше левое крыло вздохнуло! Вице-король, отвлеченный на минуту выездом Уварова, спешит опять к своему месту, соединяет огромные силы и батареи против нашего центра, идет и берет большой люнет. Этот полудержавный воин, сам, с своим штабом, со шпагою в руках, вошел в укрепление, которому предлагал сдачу, нашими отвергнутую. Люнет в другой раз остается за французами; но войска наши: дивизии Капцевича, Бахметьева 2-го, Бахметьева 1-го и остатки дивизий Паскевича и Лихачева стоят за Горецким оврагом целы и готовы к бою. Милорадович заменяет Дохтурова, посланного командовать вместо Багратиона, делает приличный обстоятельствам поворот на оси и устраивает, на картечный выстрел, батареи, которые режут продольно потерянный люнет и толпящиеся около него войска французские. Многие, и с первого взгляда как будто дельно, пеняют Наполеону, почему не подкрепил он частных усилий маршалов всеми силами своей гвардии? Конечно, свежие 25 000 могли бы наделать много шуму; но что же осталось бы тогда у Наполеона? Ровно ничего! Пустив гвардию, он бросил бы в роковую чашу судеб последнюю свою лепту. У нас после дела осталось еще не участвовавших в деле 11 батальонов и 6 артиллерийских рот; наши казаки (более 10 000) с своим знаменитым атаманом были еще свежи и бодры; в наших двух ополчениях (Московское и Смоленское) можно было насчитать до 20 000. Если бы все это с разных сторон, с одним кличем: «Москва и Россия!» кинулось в общую сечу, бог знает, на чью сторону склонились бы весы правды? Всего вероятнее, могло случиться, что к Москве не дошли бы ни французы, ни русские, а явились бы, под стенами столицы, обломки двух армий, в толпах, пестрых составом и вооружением. Обе армии, если б дошло до крайности, могли разложиться. Но потеря армии, потеря великая, еще не составила бы потери России, которая могла дать новую армию. И, отступая, мы сближались с нашими средствами, к нашим резервам; а Наполеон?! Пусти он свою гвардию, и сгори эта гвардия в общем разгаре Бородинского пожара, с чем дошел бы он до Москвы и на что мог бы опереться при своих предложениях о мире? Не знаю, что после этого должно сделать: порицать ли Наполеона за его нерешительность или хвалить за благоразумное сбережение резервов. По крайней мере Кутузов в своем приказе накануне Бородина говорит: «Генерал, умевший сберечь свои резервы, еще не побежден!» Не подслушал ли Наполеон этих слов мудрого старца?

И ВОТ УЖЕ 4 ЧАСА ПОПОЛУДНИ!..

В это время Наполеон, производя лично обозрение линий, направляет удар на наш фронт (Une charge de front). Его кавалерия, большею частию латники, несется на нашу пехоту, – и отбита.

В 5 ЧАСОВ ПОПОЛУДНИ

Все наши реданты и большой люнет решительно и уже не в первый раз захвачены. Французы синим шарфом опоясали позицию от Утицы через Семеновское. Но две массы русских войск еще целы: одна на высотах Семеновских, другая за курганом Горецким.

Барклай и Бенигсен, прискакав еще прежде на место разгрома, загнули наше левое крыло крюком, уперли его в лес, таивший в себе ополчение, и тем усилились и обезопасились от дальнейших обходов и новых покушений Нея. А Ней, пока все это происходит, отправляется добывать себе титул князя Москворецкого и, в намерении загнать наших в Москву-реку, берет с собой все, что ни находит под рукою справа и слева. Он успел, как говорили, сосредоточить шестьдесят батальонов пехоты и более 100 эскадронов кавалерии, со множеством пушек. С этою массою, огромною, как иная армия, направляется он на центральную нашу батарею, грозя разрезать армию пополам. Не та ли это атака, о которой Наполеон в 18-м бюллетене говорит: «Император велел повести атаку правым крылом на фронте: сим движением отняли мы 3/4 поля у неприятеля». Войска Нея и наши, уже бежавшие к ним навстречу, сшиблись и расшиблись. Смешанные толпы боролись, резались, уничтожались… Такое взаимное разрушение продолжалось около двух часов.

УЖЕ БЫЛО 6 ЧАСОВ ВЕЧЕРА

Есть люди, которые стараются доказать, что сражение Бородинское притихло, зачахло, даже, как они выражаются, «замерло» еще в 4 часа пополудни. С того же времени до 9 вечера (целых 5 часов!) продолжалась только пушечная пальба. На это да позволено будет сделать несколько вопросов: что ж делали войска, если действовали одни батареи? Что ж делал Наполеон? Согласимся с теми, которые говорят, будто с утра стоял он (в положении бесстрастном), скрестя руки на груди. Но они же сами соглашаются со всеми другими, что в 4 часа пополудни он (Наполеон) лично выехал на линию и обозревал положение дел. Продолжаем вопросы: к чему ж был этот выезд? К чему это обозрение? Разве он выехал для того, чтобы кончить, а не продолжать? Тогда как сам хотел даже повторить сражение! Если Наполеон (этот оборотливый, деятельный, пылкий воин) не делал ничего, то что ж делали наши? Ужели, под воздушным поединком батарей, полки и дивизии стояли спустя ружья? Нет! Всякий, кто действительно был и варился в кипятке Бородинского сражения, согласится, что не только 5 часов (от 4 до 9 вечера), но и 5 часовых четвертей не было совершенно праздного времени в битве, где дрались почти без передышки. Иначе откуда последовала бы такая огромная, с обеих сторон, потеря в людях?.. И зачем Наполеону вдруг прекратить линейное сражение (кроме артиллерии) именно тогда (в 4 часа пополудни), когда он оттеснил (польскими войсками) корпус Тучкова 1-го, овладел через посредство маршалов всеми (так дорого стоившими) редантами Семеновскими, обеспечился на счет левого своего крыла (после попытки Уварова) и имел за собою наш центральный люнет? Наполеон был человек нрава крутого и не имел, кажется, обычая так великодушно останавливаться среди успехов, хотя и не дешево купленных.

Из свода этих вопросов само собою следует, что сражение, в котором умирали тысячи, и после 4 часов за полдень не замирало и не замерло, а продолжалось, разумеется, с большим или меньшим напором с той или другой стороны. Наполеон и Кутузов не уставали соображать, не переставали действовать. Наполеон направлял атаку (charge de front) серединную. Ней двигался с огромными силами. А что делал Кутузов? Полководцы встретились на одной мысли. Каждый метил своему противнику в грудь!.. Кутузов (и это было позже 4 часов пополудни), усмотрев, что пехота французская стянута на крылья, а центр неприятеля разжидел и состоял из одной почти кавалерии, предпринял нанести удар на этот центр и нарядил несколько полков пехоты (менее пострадавшей из полков гвардейских) и часть кавалерии для этого дела. Наполеон понял опасность такого предприятия и решился двинуть вперед часть молодой гвардии. Удайся это движение, Кутузов превратил бы свое положение оборонительное в наступательное. Он уже и сделал было попытку к этому, выслав Уварова, которому велел сказать: «Напасть и пропасть, если необходимо!» В то же время к Дохтурову на левое крыло послал своеручную записку карандашом: «Стоять до последней крайности!» Из таких распоряжений, твердых, решительных, видно, что сражение Бородинское было битва на жизнь или на смерть и что прекратить ее могло только одно наступление ночи. Отчего ж иные пишут: «С 4 часов пополудни вообще видно было всеобщее изнеможение: выстрелы час от часу редели, и битва замирала»? А между тем сами же говорят далее: «Ночь прекратила сражение; оно кончилось в 9 часов вечера». Я, с своей стороны, никак не мог решиться у 15-часового сражения Бородинского похитить пять часов великих пожертвований и славы! В доказательство, что схватки, и схватки сильные, происходили на линии уже на исходе дня, я предлагаю взглянуть в книгу Любенкова. Сказав: «Уже вечерело», – он продолжает: «Густая колонна французских гренадер, до 5000 с красными распущенными знаменами, музыкою и барабанным боем, как черная громовая туча, неслась прямо на нас. Казалось, ей велено погибнуть или взять нашу батарею». Таких явлений не бывает, когда сражение замерло!

Около 7-го часа вечера сражение, может быть, за общим изнуром сражающихся, мало-помалу ослабевало, но батареи еще гремели и громили. Под вечер Мюрат делает большую кавалерийскую атаку: это последняя вспышка догоравшего пожара – и французы занимают лес за Семеновским, откуда выбиты финляндцами. Настало 9 часов вечера, и не стало сражения Бородинского! Оно продолжалось 15 часов. Это сражение было генеральное и генеральское.

У французов:

убито……… 9

Генералов {ранено……… 30

Штаб– и обер-офицеров ……………… 1500

убито……… 20 000

Рядовых {ранено……… 40 000

Наша потеря:

убито……… 2

Генералов {ранено……… 12

Офицеров ……………… 800

убито……… 15 000

Рядовых {ранено……… 30 000

Механизм этой огромной битвы был самый простой. Наполеон нападал, мы отражали. Нападение, отражение; опять нападение, опять отражение – вот и все!

Со стороны французов – порывы и сила; со стороны русских – стойкость и мужество. Об этой битве можно сказать почти то же, что Веллингтон позднее сказал о битве при Ватерлоо: «Наполеон шел просто, по-старинному и разбит просто… по-старинному!» Мы только должны поставить вместо слова «разбит» другое: «отбит», и будет верно. О Кутузове можно сказать то же, что древние говорили о своем Зевсе: «Разбросав все свои громы в сражении с Титанами, он отражал неприятеля терпением!» О Наполеоне должно сказать его же собственными словами: «Роковое определение судеб увлекало его!..»

Я хотел было описать Бородинское сражение по часам, но слишком разнообразные показания о ходе его не дозволили этого сделать. Всякий описывал с своей точки зрения, всякий рассказывал по-своему. Я сделал, что мог, согласив несогласных и приведя все по возможности в одну картину. Все писатели, по крайней мере мне известные, о битве Бородинской соглашаются беспрекословно только в одном, что к половине дня неприятель приутих и вслед за тем выдвинул 400 пушек и усугубил жар нападения. В других частях описания одни с другими не согласны. Чтоб уяснить дело и представить в самых простых формах, в самом малом объеме, в нескольких строках главные виды Бородинского сражения, я помещаю здесь еще одну уцелевшую в бумагах моих выписку.

1

Густой лес, на нашем левом крыле, стал за своих и препятствовал быстроте наступления неприятельского; но в 7 часов утра главные силы его выказались боевыми колоннами. Понятовский идет в обход на старую Смоленскую дорогу. Маршалы (Ней и Даву) атакуют со 130 орудиями. Сводные гренадерские баталионы отстаивают батареи. Граф Воронцов ранен. Генерал-лейтенант Тучков отбрасывает поляков от старой Смоленской дороги и смертельно ранен. Неприятель захватывает реданты, Коновницын отбивает их назад. Тучков 4-й убит. Князь Голицын с кирасирами врубается во французскую конницу.

2. Полдень

Неприятель приутих. Но вскоре явился с 400 пушками и новыми силами. С нашей стороны подвинули резервы и 300 пушек. Картина ужасная, бой ужасный! По жесточайшей пальбе все наше левое крыло идет в штыки. Все смешалось и обагрилось кровью.

Багратион ранен

Коновницын переводит войска за овраг Семеновский. Измайловский и Литовский полки отражают железных людей (gens de fer) Наполеоновых.

3. Два часа пополудни

Между тем, испытав неудачи на левом нашем крыле, неприятель с великими силами тянется на наш центр и захватывает люнет. Генерал Бонами берет это укрепление; генералы Ермолов и Кутайсов отнимают его.

4. Четыре часа пополудни

Наполеон атакует линии нашей пехоты своею кавалериею и отбит. Люнет взят (самим вице-королем) во второй раз.

5. Пять часов пополудни

Почти все укрепления наши захвачены, но войска стоят твердою ногою и бьются до смерти. Ней пытает еще раз счастье: сбирает до 120 эскадронов и, подкрепясь многочисленною пехотою и артиллериею, бьет вразрез на центральную батарею.

6. Шесть часов вечера

Наполеон остановил свои порывы и как будто сделал шаг назад; но все еще в разных частях линии французы свирепствовали, многолюдствовали, губили и погибали. Многочисленная артиллерия гремела и громила.

7. В 9 часов вечера

Французы отступают на прежние свои позиции. С своей стороны, в дополнение к сказанному, я могу сказать только одно: битва Бородинская не должна идти в разряд ни с какою другою. В этой битве было по крайней мере 12 боев, и каждый, произведенный отдельно, мог бы перейти на страницы истории. Чтоб убедить вас в этом, я намекнул на самые бои. За Семеновские реданты было (разумеется, более значительных) 6 боев; за большой люнет – 2; у Тучкова (более жестоких) два. Выезд Уварова – одиннадцатый бой; атака Нея на фронт, с огромными силами, – 12-й и один из самых замечательных боев. Я не хочу испортить четного числа причетом к нему всех кавалерийских выездов и схваток, всех пылких наскоков Мюрата с его 40 000 палашей и сабель. Не причисляю сюда также и знаменитого отпорного боя, который выдержали Измайловские и Литовские каре против (тяжелой французской кавалерии) железных людей Наполеоновых.

Заключая сим приуготовительные статьи мои, я приступаю к описанию, в очерках, самого сражения. И если в этом описании найдете вы противоречия, найдете много смешанного, даже хаотического (и могло ли быть это иначе при таком положении дел, когда свои, как, напр., вестфальцы, стреляли по своим и неприятель разъезжал и гибнул в тылу некоторых корпусов наших), если найдете неясность в целом, неопределительность в действиях, нечто лабиринтическое в движениях и переездах: то не соблазняйтесь и верьте, что все это вместе составит истинную физиономию великой, смею сказать, в наше время беспримерной, гомерической битвы между российскою, из всех народов и племен России, и французскою армиею, из войск всех держав Западной Европы, битвы, происходившей 26 августа 1812 года, на поле Бородинском, на большой дороге к Москве, за право: быть или не быть Москве и России!

ОЧЕРКИ БОРОДИНСКОГО СРАЖЕНИЯ

1

Позиция, в которой я остановился, при селе Бородине, в 12 верст впереди Можайска; одна из наилучших, какую только на плоских местах найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить посредством искусства.

(Слова М. И. Кутузова в донесении его государю императору)

2

Сражение было общее и продолжалось до самой ночи.

(Донесение Кутузова)

3

Батареи переходили из рук в руки; неприятель, несмотря на превосходство сил, ничего не выиграл.

(Донесение Кутузова императору)

4

Баталия 26-го была самая кровопролитнейшая из всех, которые в новейших временах известны.

(Донесение Кутузова)

5

Сражение не умолкало ни на минуту, и целый день продолжался беглый огонь из пушек.

(Письма русского офицера)

6

Наши дрались как львы: это был ад, а не сражение.

(Последние слова раненого полковника)

7

Описание Бородинского сражения будет всегда несовершенным, какая бы кисть или перо ни предприняли начертать оное.

(Из книги «Русские и Наполеон Бонапарт»)

8

Сего дня будет сражение; а что такое сражение? Трагедия: сперва выставка лиц, потом игра страстей, а там развязка.

(Слова Наполеона графу Нарбану перед сражением Бородинским)

26 августа был великий день битвы, беспримерной в новейшие времена. Великое сражение Бородинское начато в 6 часов утра правым крылом французов.

Генерал Сорбье, командир страшной батареи на правом фланге, подал вестовой знак; 120 орудий отвечали ему – и сражение закипело! В продолжение ночи сделан наскоро полевой окоп (epaulemant). Из-за него торжественно выехала длинная цепь орудий и, направясь прямо на один из редантов, прикрывавших левое крыло наше, построилась в батарею и завела с ним жестокий размен пальбы убийственной. Сражение загорелось с обеих сторон. Тридцать орудий под начальством генерала Перисти становится в голове дивизии Кампана, построенной в две большие колонны.

Утаивая несколько времени поход свой в густой опушке леса, первая из этих колонн наконец выказалась, кинулась прямо на один из редантов при Семеновском и завладела им сразу.

Но сам генерал Кампан ранен; русские, сперва оттесненные, храбро воротились назад, кинулись на схватку и отняли свой редант, проводя французов на штыках до самого леса.

Тут-то одна бригада, из дивизии Дессекса, тянувшаяся по кустарникам, имея 108-й полк в голове, ударила на тот же редант сбоку, осыпала жестоким ружейным огнем русских кирасир, захвативших в смелом наскоке часть артиллерии Кампана, и заставила их расстаться со своею добычею. Кирасиры отступили, но тихо, стройно, жертвуя людьми порядку. Генерал Дессекс велел ударить еще раз на редант, и спорный окоп еще раз захвачен неприятелем. Но перед глазами войск, выдержавших самый ужасный огонь с батарей русских, не стало и другого генерала: картечь раздробила руку Дессексу. Ашард, полковник 108-го полка, сбит русским ядром. Русские сделали еще один натиск, и редант опять в руках у своих! Множество трупов уже валялось около этого спорного окопа, так быстро из рук в руки переходившего. Тогда-то двинулись дивизии 3-го корпуса. Наполеон приказал Нею пристроиться к левому флангу Даву. Маршал Ней сформировал своих в колонны к атаке, а 8-й корпус (Жюно), построенный в две линии, следовал за ними поодаль, в виде подкрепления. Множество русских стрелков сидели по лесам и перелескам. Нелегко подойти к нашему левому флангу! Нападающие должны проходить по захолустьям, рытвинам и кустарникам, где нет проложенных дорог, и, выходя из чащи, формироваться под картечью русских! Зато головы колонн французских не раз ныряли обратно в лес. При первом нападении на реданты под Даву убита лошадь и сам он контужен. Мюрат, услышав о том, уже прискакал было занять место маршала; но маршал не сдал команды и продолжал сра– жаться сам.

Дивизия Ледрю вспугнула все войско наших стрелков и живо оттеснила их назад; потом сама, с отличным мужеством, кинулась на один из редантов, который между тем был уже преодолеваем повторным нападением войск из дивизии Кампана. Полки 24-й пехотный и 57-й линейный, кучею, кто откуда смог, ворвались в редант, за который происходила драка.

Русские, после первого изумления, воротились опять отнимать свой окоп; но 25-я дивизия поспешила на помощь к 10-й, и русские опять отражены!..

Удачная атака 14-й кавалерийской бригады довершила успех пехоты.

В это же время дивизия Разу овладела вторым редантом. На этом приостановился жаркий спор за реданты на левом крыле нашем. Было уже семь часов утра. Весь план неприятельской атаки развернулся; массы его стали видны в поле. Ней, под выстрелами огромной батареи, со стороны Шевардина, протянулся, как мы уже упомянули, мимо левого крыла Даву, имея в голове дивизию Ледрю. За нею шли дивизии Маршана и Разу. Последняя, как пришла, кинулась и овладела редантом!

Притихавшая на минуту на нашем левом крыле битва дозволила яснее расслышать гром другого боя, уже возгоревшего у нас направо. На главной батарее опять подан знак. Д’Антуар понял его, и артиллерия левого французского крыла дохнула бурею на наше правое. Ядра взвихрились и заскакали на высотах Бородина. Битва началась и на правом крыле. Можно бы сказать, что Наполеон хотел заломить вдруг оба крыла у нашего орла! Под кипящими выстрелами своей артиллерии 106-й полк бросился в село Бородино, где ночевали гвардейские егеря (лейб-гвардии егерский полк) под начальством храброго полковника Бистрома. Этот достойный воин, впоследствии названный первым генералом и первым солдатом, по крайней мере с час выдерживал напор неприятеля. Наконец, когда большая часть офицеров переранены, егеря отступили. Бородино горело, – и наши, преследуемые по пятам французами, перебрались за Колочу. В этой страшной схватке убит генерал Плозен. 106-й полк, увлекшись успехом, гонится за русскими, перебегает через мосты на Колоче и, сам не зная как, является под самыми батареями на высотах Горецких. С батареи при Горках осыпали смельчаков ядрами. Между тем русские гвардейские егеря, придя в порядок, воротились, кинулись на дерз– ких и, подкрепленные 19-м и 40-м егерскими же полками с полковниками Карненковым и Вуичем, разбили в пути и отбросили за Колочу 106-й, принятый на руки 92-м полком, кинувшимся к нему на подмогу. Буасероль утвердился в Бородине. Судя по этому напору, Кутузов мог опасаться несколько и за свое правое крыло. Позднее только осмелился он его ослабить.

И между тем как с таким остервенением дрались на правом и левом крылах, не менее кровопролитный бой возгорался на центре позиции. Вице-король с величайшим трудом выжил стрелков 2-й и 26-й дивизий, которые, рассыпавшись по кустарникам, всемерно затрудняли шествие колонн французских, и вдруг, выхлынув из закрытых мест, появился в поле прямо против большой батареи, или люнета. Он захватил Бородино и по четырем мостам, наведенным генералом Паутвенем в ночи, между Бородиным и Алексинкою, перешел Колочу. С ним перешли и явились в боевом порядке его дивизии. Дивизия Бруссье, переправясь за Колочу и не стерпя огня русского, спряталась в ров, залегла и лежала между Бородиным и люнетом. Дивизия же Морана, поддержанная дивизиею Жерара, нынешнего маршала Франции, утвердилась на высоте, против самого люнета. За вице-королем перешел и корпус Груши. Один Орнано с легкою кавалериею оставлен для наблюдения за оконечностию левого крыла, к Захарьину и Новому, за Войною. Множество колонн засинелось в этом месте поля, и, отделясь от других, дивизия Морана, с удивительною самонадеянностию, пошла вперед под бурею картечи против дивизии Паскевича, которая, отразив двукратно неприятеля, наконец подавлена превосходным числом и не могла выдержать натиска. Тогда генерал Бонами с 30-м линейным вскочил на люнет, размахивая саблею.

И вот 9 часов утра! В таком положении были дела в этом начальном периоде битвы. В 6 часов она началась, в 9 пылала в полном разгаре. Все пружины заведены, все колеса тронуты. Наполеон пустил в ход свою могучую волю, и машина была в полной игре! Даву и Ней жестоко воевали под Семеновским. Поговорим опять о редантах. В продолжение доброго часа маршалы нападали, русские крепились. Сумские и Мариупольские гусары и Курляндские и Оренбургские драгуны с генералом Дороховым выстаивали с честию против всех строптивых наскоков неприятеля. Ничто не помогло! Около 10 часов утра все три реданта (или флеши) при Семеновском схвачены так нагло, так быстро, что русские не успели свезти с них пушек. Генерал Дюфур (подкрепленный Фрияном) кинулся через овраг и подошел даже к Семеновскому. Тут можно было подумать, что французы разрезали нашу армию; но это ненадолго! Недолго праздновали неприятели! Полки гренадерские: Киевский, Астраханский, Сибирский и Московский уже ревели ура!.. Четыре стены приближались, неся ружье наперевес!.. Сошлись и кинулись колоться!.. Генерал-лейтенант Бороздин 1-й предводительствовал ими. Гренадеры, работая штыком и прикладом, выжили французов из гнезд, в которых они не успели еще отсидеться. Но тут ранен принц Карл Мекленбургский, которого так любили жители смоленские, когда он был у них на постое с своим прекрасным Московским полком; тут ранен полковник Шатилов; а полковник (Астраханского гренадерского полка) Буксгевден получил три раны и шел все вперед, пока взошел на батарею и лег мертвым, но победителем, со многими другими офицерами. И такая резкая неудача со стороны французов не остановила маршалов. Они выпустили новые колонны пехоты и подперли их конницею Нансути и Мобурга. Мы уже отчасти рассказали и, еще где придется, рассказывать будем о этих напорах масс, этих налетных схватках и наскоках кавалерии, этом беспрерывном гуле артиллерии, громившей с редантов и по редантам. В мятеже такой битвы, как Бородинская, нельзя удержаться в пределах рассказа правильного, безмятежного. Могут случиться и повторения, просим заранее извинить нас! Рассказ, как и самое сражение, невольно увлекаясь обстоятельствами, переносится с места на место и часто запутывается прежде, нежели успеешь то заметить! Итак, французы опять пошли на реданты и опять их захватили, и опять, прежде чем могли натешиться добытым, Коновницын выбил их штыками своей дивизии и прогнал в лес! Тут навалены кучами убитые и раненые. В числе первых лежал начальник корпусного штаба генерал Ромеф.

Видали ль вы, в портрете, генерала молодого, с станом Аполлона, с чертами лица черезвычайно привлекательными? В этих чертах есть ум, но вы не хотите любоваться одним умом, когда есть при том что-то высшее, что-то гораздо более очаровательное, чем ум. В этих чертах, особливо на устах и в глазах, есть душа! По этим чертам можно догадаться, что человек, которому они принадлежат, имеет (теперь уже имел!) сердце, имеет воображение; умеет и в военном мундире мечтать и задумываться! Посмотрите, как его красивая голова готова склониться на руку и предаться длинному, длинному ряду мыслей!.. Но в живом разговоре о судьбе отечества в нем закипала особая жизнь. И в пылу загудевшего боя он покидал свою европейскую образованность, свои тихие думы и шел наряду с колоннами, и был, с ружьем в руках, в эполетах русского генерала, чистым русским солдатом! Это генерал Тучков 4-й. Он погиб близ 2-го реданта. Под деревнею Семеновскою, у ручья, по названию Огника, под огнем ужасных батарей, Тучков закричал своему полку: «Ребята, вперед!» Солдаты, которым стегало в лицо свинцовым дождем, задумались. «Вы стоите? Я один пойду!» Схватил знамя – и кинулся вперед. Картечь расшибла ему грудь. Тело его не досталось в добычу неприятелю. Множество ядер и бомб, каким-то шипящим облаком, обрушилось на то место, где лежал убиенный, взрыло, взбуравило землю и взброшенными глыбами погребло тело генерала. Такого же погребения удостоился, может быть, и Кутайсов, которого остатков не могли доискаться! Около этой поры смертельно ранен и старший брат убитого (отличный воин) Тучков 1-й… На этом же месте и в это же время тяжело ранены полковники: Дризен, Ушаков и Монахтин, которого слова поместил я между эпиграфами к моим «Очеркам».

Итак, вот рассказ краткий, неполный о битвах за реданты Семеновские. Скрепим его некоторыми подробностями и еще раз (не пеняйте за повторение) поговорим о делах на этом важном пункте так, как говорят о них французы. Более всего я хотел бы избегнуть упрека в односторонности.

Когда большой редут (Раевского батарея) на правом (или, вернее сказать, в центре) в первый раз и реданты на левом крыле уже по нескольку раз захвачены: «Подоспей Монбрен, – говорили французы, полагая, что успели прорезать нашу линию, – подоспей он с своею кавалериею – и сражение будет наше!» Монбрен подоспел, и провидение подоспело! Едва отдал он приказание ударить на Семеновское, ядро, пущенное с бокового редута, срезало генерала с лошади, и войска остались без предводителя! Им начался длинный ряд тех, которые погибли, добывая страшный редут. Генерал Моран тяжко ранен. Ланаберт занял его место, и Ланаберт убит! Коленкур, гораздо позднее, заступает место Монбрена во всем: в успехе и смерти. Но мы доскажем после о блестящей атаке и роковой судьбе молодого генерала. Прежде всех, здесь названных, как нам уже известно, генерал Бонами, первый, вскочивший в центральный редут, получил, как говорят французы, 21 рану штыками и взят в плен. Солдаты наши, дивясь его храбрости, сочли его за Мюрата.

Большой центральный редут был решительно захвачен. Синие и пестрые толпы французов суетились около пушек; но два человека, постигнув всю важность потери и рассуждая, что отнятое центральное укрепление может, оставшись долее в руках неприятеля, решить судьбу целого дня и отворить ворота в самом центре линии, положили по мере отнять опять редут и с ним ключ позиции. Поле далеко было покрыто рассеянными единицами. Два человека, о которых мы сказали, взяли третий баталион Уфимского полка из корпуса Дохтурова и повели его к цели. Одного из этих храбрых видел я накануне на большой батарее при Бородине. Он был еще в цветущих летах, с привлекательными чертами лица; товарищи и подчиненные не могли налюбоваться его храбростию, его воинскими дарованиями. Глядя на него, так легко было вспомнить о молодом паладине средних веков! И тем легче, тем естественнее, что великая битва, где ратовало рыцарство, закованное в железо, битва при Креси, происходила в то же самое число, 26 августа 1346 года, как и наша Бородинская! Юность, осанка, мужество, все соединялось в живом, бодром воине: это был граф Кутайсов – командир всей артиллерии при Бородине. Другой, в летах более зрелых, осанистый, могучий, с атлетическими формами, с лицом и мужеством львиным, ехал рядом с названным выше воином. Им был генерал Ермолов, тогдашний начальник штаба. Оба в мундирах конной артиллерии. Не успели они двинуться с места, как пример их начал действовать благотворно. Единицы стали быстро соединяться в десятки, сотни, тысячи, и скоро увидели колонну, которая не уступала в длине и плотности знаменитой колонне в битве Фонтенейской. Но эта самосоставная колонна, из солдат разных служб, разных полков, разных мундиров, не имела никакого единства, никакой правильности. У ней было, однако же, единство цели! Два мужественных вождя, далеко впереди всех, вели эту толпу храбрых. Французы, незаконные владельцы редута, видели приближающуюся бурю и не дремали на своих трофеях. С фасов редута засверкал ужасный огонь. Великодушная колонна редела, волновалась. Была минута, солдаты задумались, остановились. И тут-то Ермолов употребил средство, о котором рассказ и теперь остается в числе любимых солдатских преданий о незабвенном дне. По обдуманному ли намерению или нечаянно у него, как у начальника штаба, случился запас Георгиевских солдатских крестов в мундирном кармане. Воспользовавшись минутою, он вынул горсть крестов, закричал: «Ребята, за нами! Кто дойдет, тот возьмет!» И вслед за тем начал кидать кресты далеко впереди себя. Это средство обаятельно подействовало на солдат: они кинулись к крестам и по– шли вперед! Генералы подвигались скоро, кресты мелькали, толпа бежала, «ура!» гремело. И таким образом, от креста до креста, подошли к самому редуту. Редут зевнул дымом и пламенем, выслал бурю картечи, брызнул косым дождем пуль; ряды пали, другие стеснились и ворвались в укрепление. Из двух предводителей не досчитались одного: граф Кутайсов исчез! Россия и товарищи не могли предать земле с честию его тела, которого не доискались под грудами убитых; только верный конь его прибежал к своим. Генерал-майор Ермолов ранен в шею, но продолжал сражаться.