Текст книги "Обучение диахронической лексике при формировании англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов. Научные статьи ВАК #6"

Обучение диахронической лексике при формировании англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов
Научные статьи ВАК #6
Денис Иванович Ершов

© Денис Иванович Ершов, 2023

ISBN 978-5-0060-5080-8 (т. 6)

ISBN 978-5-0060-5003-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОБУЧЕНИЕ ДИАХРОНИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКЕ ПРИ ФОРМИРОВАНИИ АНГЛОЯЗЫЧНОЙ ЛЕКСИЧЕСКОЙ КОМПЕТЕНЦИИ У ВЬЕТНАМСКИХ СТУДЕНТОВ

В науке, как правило, в основном изучается язык в его современном состоянии. Это обусловлено тем, что язык необходим прежде всего для общения, для его практического применения в перспективном плане. В этом смысле методика, как практическая и теоретическая наука по теории и практике преподавания иностранного языка, больше уделяет внимание синхронии. Диахрония и синхрония—это два противопоставленных аспекта, сложившихся в рамках исторической лингвистики. Наиболее подробно их описал французский учёный Ф. д. Соссюр.

Итак, на сегодняшний день диахрони́я (от греч. δια—«через, сквозь» и греч. χρονος—«время»), в первую очередь, представляет собой рассмотрение исторического развития тех или иных языковых явлений и языковой системы в целом как предмет определённого лингвистического изучения. Эта лингвистическая категория уже с самого начала своего существования противопоставляется такой известной в науке категории, как синхрония (от греч. συν—«совместно» и греч. χρονος— «время»), которая предполагает рассмотрение такого состояния языка, которое представляет собой заранее установившуюся систему, существующую в определённый момент времени. Этот термин в своём основном значении «исторического подхода» к исследуемым явлениям получил самое широкое распространение во многих существующих в настоящее время общественных науках: литературоведении, семиотике и ряде других. Вместе с тем следует отметить, что основной тезис де Соссюра состоит именно в том, что в каждый данный момент человеческая речевая деятельность сама по себе предполагает одновременно и возникшую ранее систему, и её эволюцию; при этом в любую минуту язык представляет собой как саму живая деятельность, так и продукт прошлого [1, c.34].

Как ранее нами уже было сказано, оба термина впервые были введены в научный обиход основателем современной структурной лингвистики Ф. де Соссюром, который изначально рассматривал синхронию (С.) прежде всего в качестве некоего «статического аспекта языка», исключающего всякое внешнее вмешательство такой философской категории, как время, тогда как под диахронией (Д.) он главным образом понимал «эволюцию языка во времени» [1, c. 33]. Кроме того, важно подчеркнуть, что в самом понимании Соссюра С. имеет чётко выраженный системный характер, в силу которого она изначально статична и не обнаруживает никакой тенденции к своему изменению. Вместе с тем следует отметить, что в процессе так называемого внешнего воздействия изменению, как правило, подвергаются лишь отдельные элементы, что так или иначе проявляется на всей системе в целом и одновременно ведет к её неизбежному очень быстрому изменению. При этом возникновение новой системы, по мнению Соссюра, уже не детерминируется прежней системой, так как её зарождение носит прежде всего сугубо случайный характер. Следовательно, противопоставление двух понятий, таких как С. и Д., строго очерчено и абсолютно, а значит не может допускать никакого внешнего компромисса. Одновременно следует отметить, что саму попытку объединить в рамках одной дисциплины С. и Д. Соссюр уже изначально считал так называемым «фантастическим предприятием». Однако в современных науках, которые рассматривают синхронию и диахронию как особые философские категории, вполне возможно их встретить уже в рамках одной дисциплины. Кроме того, Соссюр ещё рассматривал С. и Д. и, как своего рода, дополнительные категории: пренебречь одной из истин значило бы видеть лишь половину объективной действительности. Впоследствии известные структуралисты подвергли серьёзному сомнению соссюровскую дихотомию статического и исторического подходов. Чтобы понять, как они это сделали, следует разобраться в свойствах дихотомии с точки зрения логики. Именно дихотомический подход к синхронии и диахронии, к ретроспективному и перспективному взгляду на язык позволит нам разработать специальную методику обучения диахронической лексике в процессе формирования англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов.

Итак, дихотоми́я (греч. διχοτομία: δῐχῆ—«надвое» + τομή, «деление») представляет собой раздвоенность, последовательное деление на две части, не связанные между собой. Это своего рода некий способ логического деления целого класса на определённые подклассы, который заключается именно в том, что делимое понятие целиком может делиться сразу на два взаимоисключающих понятия. При этом дихотомическое деление в таких общеизвестных общественных науках, как математика, философия, логика и лингвистика подразумевает особый способ образования определённых одновременно взаимоисключающих подразделов одного и того же понятия или термина и в этой связи служит главным образом для образования целой классификации изучаемых элементов. Для конкретизации рассмотрим такой простой пример: объём всем известного понятия «человек» можно успешно разделить сразу на два взаимоисключающих класса: мужчины и женщины. При этом такие понятия, как «мужчины» и «женщины» являются одновременно дополнительными друг другу, поэтому их объёмы ни в коем случае не могут пересекаться. Кроме того, дихотомическое деление отличается от других логических операций прежде всего своей простотой. Так, при дихотомии мы всегда имеем дело всего лишь с двумя определёнными классами, которые вместе с тем полностью исчерпывают объём делимого нами понятия. Отсюда следует подчеркнуть, что дихотомическое деление всегда является соразмерным; при этом члены деления всегда исключают друг друга, так как каждый объект исследуемого делимого множества попадает только в один из классов «а» или не «а»; при этом само деление может проводиться лишь только по одному основанию – наличие или отсутствие некоторого общеизвестного признака. Если мы обозначим делимое понятие строчной латинской буквой а и выделим в его объёме некоторый вид, скажем, b, то сможем разделить объём а одновременно на две части -«b’ и не «b’ [2, с.476—480].

При этом очень важно подчеркнуть, что дихотомическое деление само по себе, как правило, имеет такой довольно существенный недостаток: при производимом нами делении определённого объёма понятия на два противоречащих друг другу понятия всякий раз остаётся крайне неопределённой та его часть, к которой относится сама отрицательная частица «не». Для пояснения этой мысли мы можем привести следующий пример: если разделить всех существующих в мире учёных на историков и не историков, то вторая группа может оказаться весьма неясной. Кроме того, следует отметить, что если в начале проводимого нами дихотомического деления по общему правилу довольно легко «установить наличие некоего противоречащего исходному понятия, то по мере производимого нами в процессе проведения очередной логической операции удаления от первой пары понятий найти его становится всё труднее и труднее» [2, с.477]. Из этих рассуждений ясно видно, что при производимом нами дихотомическом делении диахрония и синхрония уже сами по себе не являются настолько отчуждёнными понятиями, чтобы не существовать в строго очерченных рамках одной дисциплины.

Так, уже всем известный учёный Р. Якобсон акцентировал своё внимание на достаточно вредной иллюзии существования некой пропасти между такими важными проблемами, как С. и Д. Согласно точке зрения другого учёного К. Леви-Строса, даже самая элементарная структура родства может существовать сразу в синхроническом, и в диахроническом измерении, тогда как при исследовании нами мифов лишь только глубокое изучение истории может предоставить возможность выявить саму сложную структуру, лежащую в основе таких философских категорий, как С. и Д. При этом следует отметить, что распространённый повсеместно полный и абсолютный методологический приоритет С. перед Д., как правило, возникает из смешения этих понятий. Вместе с тем, по мнению Р. Якобсона, было бы ошибочно рассматривать статику и синхронию как своего рода синонимы, так как статический срез есть не что иное, как фикция: это лишь некий вспомогательный метод, но ни в коем случае не частная форма бытия. Важно подчеркнуть, что столь же ошибочным будет являться и само смешение понятий С. и структуры, поскольку такой широко известный всем тезис «о том, что само по себе изучение генезиса определённой структуры возможно лишь на основе предварительного заранее очерченного знания этой структуры», совершенно не эквивалентен другому тезису «абсолютного приоритета С». При этом если такая структура выступает неким инвариантным элементом при всех производимых нами изменениях самой системы, то С. будет представлять собой уже не саму структуру такого процесса, а некоторое заранее фиксированное в какой-то определённый, строго очерченный момент состояние этой системы. Отсюда вытекает, что понятие Д. характеризует собою уже достаточно последовательную серию таких новых и старых состояний, фиксирующих всю происходящую во времени эволюцию данной изучаемой нами системы. В этой связи все глубокие очень качественные изменения системы приводят уже к непосредственному разрушению ее особого инвариантного ядра, т.е. изменением самой структуры всей изучаемой нами в определённые промежутки времени данной системы, что совсем не тождественно понятию Д. Более того, следует так же подчеркнуть, что такое логическое понятие, как «состояние системы» как раз и фиксирует изначальную глубинную связь С. и Д. Это явление очень характерно для различных уровней и систем любого языка. Одним из подтверждений тому факту может служить всем известная порождающая грамматика А.Н.Хомского, где язык рассматривается не в качестве неких «законченных образований», а как своего рода «динамический процесс порождения новых речевых актов». Хотя сами порождаемые вариации так и остаются в одной, строго очерченной синхронической плоскости, все же в современной структурной лингвистике эта плоскость, как правило, может подразделяться одновременно на статику и динамику, и на этом основании структурная лингвистика определяется уже как своего рода наука о диахроническом аспекте С. языка. При этом сам А.Н.Хомский уже полагает, что его порождающая грамматика, учитывающая весь творческий аспект языка, представляет собой определённое продолжение всем известной концепции языка В. Гумбольдта, согласно которой язык нам необходимо рассматривать «не как результат порождения, а как сам процесс такого порождения» [1, с 34].

На наш взгляд, с понятием диахронии системы и структуры языка будет напрямую связан ретроспективный взгляд на язык. Итак, что же такое ретроспективный взгляд на язык? Поясним это понятие. Вообще ретроспекти́ва (от лат. Retrospectare—«взгляд назад») означает определённый взгляд в прошлое; прилагательное «ретроспективный» (от лат. «retro’—«назад» и «specto– «смотрю») (книжн.) подразумевает «содержащий изложение или обзор прежнего состояния системы, переходящий от настоящего к прошлому» [3, c.175]. Следовательно, ретроспективный взгляд на изучаемый язык позволяет нам акцентировать определённое внимание на обучении диахронической лексике при формировании англоязычной лексической компетенции у вьетнамских студентов. Что мы будем понимать под «диахронической лексикой»? Это вся та лексика, которая в современном иностранном языке является несколько устаревшей, менее понятной, практически вышедшей из употребления либо имеющей иные особенности, относящие её к прошлому. На наш взгляд, архаическая лексика, или диахроническая лексика будет включать в себя в первую очередь следующие виды лексики: историзмы, архаизмы и диалектизмы ретроспективного характера. Следует отметить, что к проблемам архаизмов и историзмов в разное время обращались такие известные лингвисты, как А. И. Гальперин, Г. Б. Антрушина, О. В. Афанасьева, Н. Н. Морозова, А. Н. Мороховский, И. В. Арнольд, Р. С. Гинзбург и многие другие. Но нас будет интересовать не сама по себе проблема их существования, а важность разработки методики их усвоения при обучении иностранному языку. Данный вопрос недостаточно изучен в отечественной методологической и лингвистической науках.

Итак, истори́змы представляют собой «слова или устойчивые словосочетания, обозначающие названия существовавших когда-то, но исчезнувших предметов, явлений человеческой жизни. Историзмы относятся к нашему пассивному словарю и не имеют синонимов в современном языке, на котором общаются люди» [4, с.87]. Как указывает Арнольд И.В, никто в наше время не носит кринолинов, поэтому слово hoop-skirt является историзм [5, с.229]. Важно отметить, что историзмы в современном английском языке, как правило, синонимов не имеют и поэтому являются единственным известным нам выражением соответствующего понятия, которое относится лишь к определённому прошлому английского народа. Однако, как указывает Арнольд И. В., объединить эти слова можно тематически. Приведём несколько примеров:

1) Слова, обозначающие определённое старинное снаряжение, вооружение и целые доспехи воина:

Battleax – «боевой топорик», cross-bow – «самострел», halberd – «аллебарда», musket —«мушкет», «sword» – меч, coatofmail-кольчуга, gauntlet-рыцарская перчатка, visor-забрало и т. д.

2) Слова, обозначающие некоторые общеизвестные типы кораблей, на которых плавали в старину военные и гражданские лица:

Caravel – «каравелла», frigate – «фрегат», galley – «галера».

3) Слова, обозначающие вышедшие в настоящее время из употребления определённые типы повозок:

Brougham – «одноместная карета», chaise – «легкая повозка с откидным верхом», coach – «почтовая карета», hansom – «двухместный экипаж, в котором сидение кучера расположено, как правило, позади и несколько выше других мест для остальных седоков» и т. д.

Далее идёт названия старинных музыкальных инструментов: harpsichord – «клавикорды», lute —«лютня», lyre-«лира» и т. д.

Вместе с тем следует отметить, что число подобных историзмов, которые, как правило, обозначают различные понятия, общественные отношения, музыкальные инструменты, т.е. всю известную материальную культуру прошлого, в английском языке довольно велико. И в основном все они главным образом находятся в литературных произведениях. Но, чтобы сформировать современную кросс-культурную личность, которая будет способна вести диалог культур и быть носителем всех особенностей как своей, так и иноязычной культуры, необходимо её обучать диахронической лексике.

В своей работе «Очерки по стилистике» (1958г.) А.И.Гальперин даёт понятие архаизмов, их классификацию, а также их функции. [6, стр. 67—71].

В научном обиходе архаи́зм (от л. др.-греч. ἀρχαῖος – «древний») обозначает «устаревшее слово, которое в современной речи, как правило, заменено синонимом». Оно имеет довольно строгую формулировку в лингвистике, т.е. означает «лексему или грамматическую форму, которые в процессе развития языка были заменены другими, но всё ещё продолжают использоваться как стилистически маркированные, например, в поэтической речи для создания высокого стиля» [9, с. 15]. Архаизмы необходимо отличать от историзмов (их примеры приведены выше) которые представляют собой слова, полностью вышедшие из употребления. В науке существует мнение, что в высокостратифицированных развитых языках, как, например, английском, архаизмы иногда могут выполнять функцию профессионального жаргона, что довольно характерно для такой общественной науки, как юриспруденция [9, с.16].

Кроме того, следует подчеркнуть, что архаизм является лексической единицей, которая на настоящий момент уже полностью вышла из употребления, несмотря на то, что соответствующий предмет (явление) всё ещё продолжает существовать в реальной жизни и приобретает новые всем известные названия (устаревшие слова, вытесненные или замененные современными общепринятыми синонимами). Причина появления архаизмов заключается прежде всего в непосредственном развитии языка, в постоянном и непрерывном обновлении его словарного запаса: на смену одним словам, как правило, приходят другие. При этом сами вытесняемые из употребления слова не могут исчезнуть навсегда бесследно: все они непременно в какой-то степени сохраняются как в литературе прошлого, так и в составе некоторых уже к настоящему времени устоявшихся выражений, употребляемых в определённом художественном контексте; они являются неотъемлемой частью исторических романов и очерков, выполняя при этом функцию средства воссоздания быта и своеобразного языкового колорита эпохи.

Исследователи отмечают, что, как правило, читать оригинальную английскую литературу достаточно сложно. Так, М. М. Морозов подчёркивает, что читать Шекспира в подлиннике непросто, потому что он, помимо общеизвестного книжного языка, широко использовал и живой разговорный язык своего времени; кроме того, язык Шекспира можно сравнить с «целым множеством маленьких зеркал, в которых отразилась окружавшая его действительность, в детальных своих чертах зачастую нам неизвестная» [7, с.178]. Приведём несколько примеров:

1. Loins означает «чресла» – лексический архаизм,

From forth the fatal loins of these two foes a pair of star-cross’d lovers take their life… [8, стр.3].

2. Ay «да» – лексический архаизм, устарелое слово (еще не потеряло своего лексического значения);

Ay, while you live draw your neck out o’ the collar [8, стр.4].

3. Nay «нет» – лексический архаизм, устарелое слово;

Nay, as they dare [8, стр.6].

4. Hind «деревенщина» – лексический архаизм, старинное/забытое слово;

What, art thou drawn among these heartless hinds? [8, стр.7].

5. Bill «алебарда» – лексический архаизм, историзм;

Clubs, bills, and partisans! [8, стр.7].

6. Partisan (алебарда, пика) – лексический архаизм, историзм;

Clubs, bills, and partisans! [8, стр.7].

7. Mistemper’d «приводить в беспорядок» – лексический архаизм, старинное/забытое слово»;

…throw your mistemper’d weapons to the ground, and hear the sentence of your moved prince [8, стр.8].

8. Thrice «трижды» – лексический архаизм, устарелое слово;

…have thrice disturb’d the quiet of our streets [8, стр.8].

9. Beseeming «подобающий, соответствующий» – лексический архаизм, устаревшее слово;

…cast by their grave beseeming ornaments, to wield old partisans…

10. Forfeit «расплата» – лексический архаизм, устаревшее слово;

…your lives shall pay the forfeit of the peace [8, стр.8].

11. Abroach «в движении» – лексический архаизм, устарелое слово;

Who set this ancient quarrel new abroach? [13, стр.9].

По мнению И. В. Арнольд, отмирая, слова могут переходить в разряд архаизмов. Так, в произведениях, написанных не в современную эпоху, встречаются архаизмы, которые стали таковыми гораздо позже времени их написания, т.е. не были архаизмами для авторов и потому не могут рассматриваться как архаизмы стилистического употребления. Таковы, например, многие слова в произведениях У. Шекспира или Шеридана [5, с. 147].

В качестве примеров архаизмов, которые можно встретить в поэзии XIX века и которые несут на себе стилистическую функцию, Арнольд приводит следующие: billow—«волна», behold—«видеть», brow—«чело», ire—«гнев», perchance—«может быть», slavу—«бивать», steed—«конь», woe—«горе», yon (yonder) —«тот». Все эти слова в современном языке вытеснены синонимами, образованными от другого корня. Их Арнольд характеризует как собственно лексические архаизмы. Так, синонимами приведенных выше слов в современном английском являются слова: wave, see, forehead, anger, per-iaps, kill, horse, sorrow, that. Как полагает Арнольд, архаизм может обрести «новую жизнь и начать употребляться наравне со своим более молодым синонимом, как это произошло с заимствованным в средние века из французского слова «curfew’, которое в современной лексике встречается даже чаще чем black-out. По мнению Арнольд, «лексические архаизмы, т.е. собственно лексические, словообразовательные и семантические», следует уметь отличать от «грамматических, т.е. форм слов, которые вышли из употребления в связи с развитием грамматического строя» [5, с.150—168]. В современном английском языке грамматические архаизмы представлены такими формами глагола во 2-м лице единственного числа настоящего времени с окончанием—st (mou) knowest, speakest и соответствующей форма глагола be: (thou) art и сами местоимения 2-го лица ед. ч.: thou, thee, thy, thine, thyself и 2-го лица множ. числа уе, формы глагола в 3-м лице ед. ч. настоящего времени с окончанием —th: hath, doth. В настоящее время науке известно, что место устаревшего слова в словарном составе занимает синонимичное ему слово того же корня, но отличающееся от него аффиксом, аффиксами или, наоборот, отсутствием их. Характерными примерами могут служить такие пары, как: beauteous-beautiful; darksome-dark; even-evening; morn, morrow-morning; oft-often; bepaint-paint. Такие архаизмы можно назвать словообразовательными Арнольд относит к разряду словообразовательных [5, с.170]. Кроме того, существуют и «семантические архаизмы. Они имеют место тогда, когда с появлением у слова новых значений, старое или одно из старых значений отмирает». Поэтому у семантических архаизмов, как правило, существуют омонимы. Например: pray является архаизмом в значении «пожалуйста», но не является таковым в значении «молиться»; fair «прекрасный» – архаизм, fair «белокурый – слово современного языка; maid «девушка» – архаизм, современное значение слова maid—«служанка» [5,c.175—180].

Среди диахронической лексики следует также выделить диалектизмы (лексические). О них Гальперин А. И. говорит, что эта группа слов более или менее четко выделяется в словарном составе английского языка и поэтому стилистические функции диалектизмов тоже довольно ясно определены. Под лексическими диалектизмами вслед за Гальпериным А. И. мы будем понимать слова разных диалектов английского общенародного языка, которые в процессе интеграции национального языка, остались за пределами его литературной формы». Именно эта особенность позволяет диалектизмам появляться только в живой разговорной речи крестьянства, областных говорах, в которых долго живут архаические особенности английских диалектов [6, с.58—75].

По мнению исследователей, диалектизмы используются главным образом в целях речевой характеристики персонажей не с точки зрения их психологических особенностей, а с точки зрения их принадлежности к определенной социальной группе или определенной части Англии [10,с.22].

Проф. Б. А. Лариным приводит весьма важный анализ употребления диалектизмов в художественной литературе, где квалификация случаев употребления диалектизмов строится на степени целесообразности их введения в литературное произведение. Под диалектизмами здесь понимаются и социальные диалектизмы (т. е. жаргонизмы) [6,с.79]. Так, Ларин, группируя образцы литературной работы по целям и приемам включения диалектизмов, определяет первую группу как коллекционерскую, для которой характерны своего рода «экзотичность» диалектной лексики в контексте нормального литературного языка и безразличие к выбору источника, словно бы для автора из этой группы равноценны были все диалекты [6, c.84]. Далее учёный выделяет «следующую и более высокую ступень в овладении диалектным материалом», которая представляет собой «стихийное включение элементов речи рабочих и крестьян, как важнейших классов нового общества». Причина, согласно которой писатель придаёт такое большое значение всем этим обновлением языка литературы, как правило, коренится в его прочных связях с этими классами, но он не взвешивает критически и не отрабатывает эстетически облюбованных им диалектизмов [6, c.92]. Более того, Ларин подчёркивает, что наиболее сильную по мастерству и влиятельную в развитии нашего литературного языка группу составляют те писатели, кто преодолел «стихийность» и пользуется не внешними, грубыми диалектизмами: фонетическими «чаво», «топерь», «востер» или лексическими «кулиянка», «на базу», «дербалызнем», а смысловыми и конструктивными. Эти писатели, как правило, стремятся ввести в свой язык «семантические идиомы диалекта», т. е. своеобразные и специфические смысловые построения и комплексы его, – не ради натуралистической точности, а в поисках наиболее эффективных языковых средств при создании образа [Б. Ларин «Диалектизмы в языке советских писателей». «Литературный критик» №11, 1935 г.].

В качестве примера таких диалектизмов Гальперин А. И. приводит реплику Mrs. Burlacombe из пьесы Дж. Голсуорси «A Bit O’Love», где почти все слова представлены либо как фонетико-морфологические, либо лексические диалектизмы:

Mrs. Burlacombe: Zurely! I give ’im a nummit afore ’e gets up; an’ ’e ’as ’is brekjus reg’lar at nine. Must feed un up. He’m on ’is feet all day, goin’ to zee folk that widden want to zee an angel, they’m that buzy; an’ when ’e comes in ’e’ll play ’is flute there. He’m wastin’ away for want of ’is wife. That’s what ’tis. An’ ’im so sweet-spoken, tu, ’tes a pleasure to year ’im – Never says a word! [6, с.120—132].

Теперь перейдём непосредственно к разработке методики обучения диахронической лексике. Поскольку поликультурная личность представляет собой индивида с развитым лингвистическим сознанием, то знание родного и государственного языков, изучение иностранного языка расширяют кругозор личности, содействуют ее многогранному развитию, способствуют формированию установки на толерантность и объемное видение мира. [11, с.18]. Таким образом, поликультурная личность—это прежде всего индивид с рельефным историческим сознанием, поэтому обучение диахронической лексике при ретроспективном взгляде на иностранный язык тут особенно важно, так как оно помогает не просто сформировать англоязычную лексическую компетенцию у вьетнамских студентов, но развить у них историческое сознание. Ведь именно историческое сознание есть основа и этнического, и общегосударственного сознания. Национальный менталитет, складывающиеся у этноса за тысячелетнюю историю, равно как и мифы, символы, образы, стереотипы могут быть познаны только через знание истории народа и его составной части – диахронической лексики. Знание истории народов, населявших страну, истории государства и истории языка чрез его диахроническую лексику при ретроспективном взгляде на язык порождает чувство исторической преемственности, исторических корней, ощущение причастности к истории земли, общности судеб народов, живущих бок о бок многие годы и века. Разработка методики обучения в данном случае происходит исходя из свойств кросс-культурной личности, прежде всего её исторического миросозерцания и диахронической лексики как основной подоплёки формирования поликультурной личности. Слово «подоплёка» в данном контексте мы употребили не случайно, так как само это слово в современном русском языке употребляется главным образом в значении `действительная, но скрытая основа, причина чего-нибудь» (каких-нибудь действий, событий). Например, социальная подоплека, вскрыть подоплеку дипломатических интриг и т. п. Это значение и употребление сложилось не раньше 40—50-х годов XIX в. [12, c.24—32].

Итак, как же сформировать кросс-культурную личность, владеющую историей языка, умеющую понимать при чтении иностранную литературу с диалектизмами, архаизмами и историзмами. Для этого необходимо разработать комплекс упражнений по работе с оригинальными текстами иноязычной литературы. Следует разбивать занятия по модулям. Диахроническая лексика будет служить семой, ядром, из которого будет построено семантическое поле. На его основе выделены модули занятий, построена технологическая карта таких занятий. А для работы с диахронической лексикой следует выбрать какое-нибудь крупное классическое произведение. Это может быть и «Роме́о и Джулье́тта» – трагедия, рассказывающая о любви юноши и девушки из двух враждующих старинных родов – Монтекки и Капулетти [13, с.25].

При разработке метода обучения исходя из данной концепции интенсификации процесса обучения мы будем учитывать как обще-методические принципы обучения иностранному языку, так и принципы обучения второму иностранному языку, созданные вьетнамскими методистами непосредственно для студентов-востоковедов, филологов и лингвистов, изучающих второй иностранный язык на базе родного и сформулированные в статье профессора Фан Ван Зыонга. Вот перечень этих основных положений, которые позволят использовать культурологический и коммуникативно-когнитивный подходы при разработке технологии обучения диахронической лексике:

Студенты будут изучать иностранный язык наиболее эффективно, когда:

– 1.Они рассматриваются как индивиды с потребностями и индивидуальными предпочтениями;

– 2. Они имеют возможность участвовать в деятельности по использованию вьетнамского языка для общения с другими людьми через множество различных ситуаций;

– 3.Они расходуют вьетнамские пользовательские данные, связанные со своими потребностями и предпочтениями, так что они могут быть применены к коммуникации;

– 4.Они различают различные формы языка, навыки и способы обучения таким образом, чтобы они стали более восприимчивы к языку.

– 5.Они могу знакомить с культурными и социальными событиями, а также порождать чувства культурных ценностей, выраженные через вьетнамский язык.

– 6. Они понимают роль и характер вьетнамского языка и культуры Вьетнама.

– 7. Они должны быть обучены умению делать прогресс на том уровне в той области знаний, результатов которой они достигнут.

– 8. У них есть возможность организовать, наладить процесс обучения [17, с.2—8].

Перед началом изучения диахронической лексики из этого произведения необходимо ознакомит с историей его создания, чтобы у учащихся сложилось первое впечатление, положительные эмоции, интерес к изучению его диахронической лексики, чтобы в конце концов они были мотивированы. Для этого на занятии вкратце предоставим следующие исторические сведения о данной трагедии:

Сочинение обычно датируется 1594—1595 годами. Более ранняя датировка пьесы возникала в связи с предположением о том, что работа над ней могла быть начата ещё в 1591 году, затем отложена и окончена примерно два года спустя. Таким образом, 1593 год оказывается наиболее ранней из рассматриваемых дат, а 1596 год —позднейшей, так как в следующем году текст пьесы был напечатан. Достоверность данной истории не установлена, но приметы исторического фона и жизненные мотивы, присутствующие в итальянской основе сюжета, сообщают определённое правдоподобие повести о веронских влюблённых. Античным аналогом трагедии верных влюблённых является история П. и Ф. (Pyramus and Thisbe), рассказанная в «Метаморфозах» римским поэтом Овидием (Publius Ovidius Naso, 43 г. до н. э. – 17 г. н.э).