Текст книги "Солнце Запада"

– Посмотрите, сколько я грибов собрал! – радостно выкрикнул он, показывая рыбакам полиэтиленовый пакет с неаппетитного вида весенними грибами.

– Сдохнешь ты от них, Петька, – пробурчал под нос Федор Иванович.

Сказал он это негромко, и река шумела изрядно, но Петя все же расслышал его.

– Федор Иванович, вы знаете, что римляне о грибах говорили? – спросил он.

– О галлюца… Тьфу, как их?! Да даже знать я ничего не хочу!!! – выругался тот.

– Напрасно, напрасно, Федор Иванович, – тем временем говорил Петя, спускаясь к воде. – Потому что европейская цивилизация де-факто наследовала все концепции античных империй Европы. С этим грузом суеверий, верований и философских концепций конца железного века мы тем не менее продолжаем поступательное движение вперед. Хотя сознание человека еще не готово для новой эры. Существует мнение, что дети индиго примут эстафету из наших рук. Но я эту точку зрения не поддерживаю…

– Мне батя из наследства только это оставил! – Колясников похлопал себя по паху. – Я, Петька, все сам заработал, и прое…л тоже сам, без всяких, блядь, концепций. В унитаз все спустил! Так что ты мне лабуду всякую о концепциях и детях своих не рассказывай! Ты их сперва н…и, детей, а потом поговорим!!!

– Разговаривать с вами, Федор Иванович, сплошное удовольствие, – улыбнулся Веселовский. – Как клев? – Он остановился возле Плетнева.

– Не клюет, – пожаловался тот. – Ни одной поклевки за час.

– А ты наживку проверял? – спросил его Колясников.

– Я предлагаю вернуться домой! – объявил Петя. – И приглашаю вас в гости. Вчера не получилось, но сегодня, Сергей Андреевич, вы от нас легко не отделаетесь…

– Мать моя!!! Да рыбалка только началась, – Колясников погрозил ему кулаком. – Ты моему напарнику мозга не компостируй, пожалуйста!

– Нет, Федор Иванович, я пойду, – сказал Плетнев. – Удочку вам оставить или домой унести?

– Ладно, пошли! – Колясников махнул рукой и принялся сматывать снасть. Видимо, ему тоже стало скучно и холодно. – Пойдем, что ли, пожрем. Мать должна пирогов напечь.

– Нет, нет и нет! – Петя протестующе вытянул перед собой руки. – Мы приглашаем Сергея Андреевича в гости! Вася уже приготовила завтрак. Ее жульен с грибами просто великолепен!

– Тьфу ты, господи! – сплюнул Колясников. – Иди, Серега, я твою удочку заберу!

Плетнев с Петей осторожно перешли речку по полузатопленному мостику. Вода под их ногами бурлила, и Пете Веселовскому казалось, что из-под толщи ее смотрят на него все утопленники, нашедшие в этой реке свой конец. Он даже остановился в какой-то момент, чтобы вглядеться в мутные потоки воды, но голос Колясникова привел его в чувство:

– Петька, этот мост на честном слове держится! Ты, блядь, на тюленя похож, но плаваешь как топор!!! Я за тобой, блядь, нырять не буду! Плыви к своему Харону!..

На другом берегу Петя извиняюще улыбнулся Плетневу:

– Он прав, плаваю я неважно.

Плетнев молча выслушал его и стал подниматься в гору, к особнякам. Сказать ему было нечего.

– На самом деле Федор Иванович очень добрый человек, – продолжал говорить Петя. – Он из тех людей, что за ближнего жизнь отдают, особо не раздумывая. К стыду своему, о себе такое сказать не могу. Да и кому она нужна, моя жизнь?.. Вообще, Сергей Андреевич, иногда мне кажется, что в моей смерти смысла может быть больше, чем в жизни. Только, упаси господь, не подумайте, что я принадлежу к течению готов. Позиция моя объясняется, быть может, даже излишними познаниями в восточных религиях… – Он на какое-то время замолчал, а потом взмолился: – Сергей Андреевич, подождите меня! Я не могу идти так быстро!

Плетнев остановился и посмотрел на него.

– Давайте передохнем немного, – предложил Веселовский. Дышал он с трудом, и нездоровый пот выступал на его щеках быстрей, чем он успевал вытереть его носовым платком. Но едва он перевел дыхание, как затараторил снова: – Нам с Васей очень хочется поговорить с вами. Вы – случай уникальный. По крайней мере, среди наших друзей и знакомых ничего подобного не было… Вы ведь помните мою сестру – Василину?

– Конечно, я помню ее, – кивнул Плетнев. – Мы вчера познакомились.

– Скажу вам откровенно, она – мозг. А я нужен только для того, чтобы набирать текст на компьютере. Я никому не говорил этого, но человечество много потеряет, когда моя сестра уйдет из жизни. Она выдающийся человек, гений. Не смейтесь над моими словами, Сергей Андреевич. Мы выглядим смешно, и мы понимаем это. Но мы не клоуны. В особенности Василина.

Плетнев какое-то время бесстрастно смотрел на этого нелепого, заплывшего жиром человечка, а потом развернулся и продолжил свой путь к дачам.

– Подождите меня, Сергей Андреевич! – Веселовский бросился за ним следом. – Вы не забыли, что я пригласил вас в гости?! Переодеваться не нужно, у нас все по-домашнему! Никаких галстуков, бабочек и ответных даров! Просто нам очень хочется поговорить с вами! Наш дом тот, что слева от вашего! Если смотреть в анфас… Жульен, Сергей Андреевич, жульен… – он снова выдохся и остановился, едва взобравшись на косогор. – Мне так жаль, что я не успеваю за вами, – прошептал он, жалостливо гримасничая. – Мне так жаль…

А Плетнев тем временем прошел к соседскому дому, поднялся на крыльцо и постучал в дверь.

Открыли ему не сразу, Василине тоже требовалось время, чтобы пройти от кухни до прихожей. Она открыла дверь и радостно улыбнулась:

– Ой, здравствуйте! Петенька все же уговорил вас! Проходите, Сергей Андреевич! – Она посторонилась в дверях. Василина смотрела на него снизу вверх, она была ниже его головы на две и смотрела с нескрываемым восхищением. – Заходите, Сергей Андреевич. Плащ можете повесить здесь. Хотя давайте я сама его повешу! Ой, как он рыбой пахнет и рекой пахнет! Какой чудесный запах!

Плетнев украдкой понюхал руки: от его свитера рыбой не пахло, а несло.

– Я слышу шаги Пети! – радостно сообщила Василина. – Он немного отстал. Но вы должны извинить нас. Мы не можем передвигаться так же проворно, как здоровые люди. А многие из простых, в общем-то, вещей нам и вовсе недоступны. Но мы всегда рады общению. Всегда рады! Не забывайте об этом, Сергей Андреевич. Когда вам захочется поговорить с кем-нибудь, хоть среди ночи, приходите к нам, приходите к нам обязательно! – Она открыла входную дверь как раз в тот момент, когда Петя занес кулак, чтобы постучать.

– А вот и я пришел! – улыбнулся тот через силу. – Посмотри, Василина, я еще грибов набрал! В осиннике на другом берегу их видимо-невидимо! – Петя с гордостью продемонстрировал сестре мешочек с грибами. – Нам обязательно нужно сходить туда сегодня же!

– Идемте-идемте к столу! – торжественно произнесла Василина. – Я уже все приготовила! Алкоголь мы не употребляем, но напоим вас великолепным зеленым чаем. Поверьте мне, Сергей Андреевич, этот чай тонизирует лучше всякой водки!

В их доме было как-то неуютно. И прибрано все, и чистенько, и картины на стенах висели, и гобелены, и мебель из темного дерева, и жульеном пахло, и пресловутым китайским чаем. Но не хватало чего-то главного, от чего воздух в любом доме становится теплым.

– На втором этаже находится библиотека и рабочий кабинет, – Василина знакомила гостя с домом. – Библиотека – это наша гордость! Хотя на жестком диске компьютера текстов хранится в несколько раз больше. А в интернете можно скачать такие книги, о которых мы в свое время даже не мечтали. И сделать это абсолютно бесплатно. Но все же книга, бумажная, в переплете, – это то, что образованный человек будет ценить всегда.

– Вася, позволь, я тебя поправлю, – вклинился в разговор ее брат. – Мы ценим знания, но не вещи. А книга – это тоже вещь…

– Я говорю о ценности духовной. Разумеется, упоминаю и эстетическую ценность, но не материальную. Я понимаю, на что ты намекаешь, но для меня книга не фетиш, но символ…

Они сели за большой круглый стол с вращающимися сегментами. Он был заставлен блюдами: маленькие и большие пиалы, прозрачные сосуды из стекла с мелко нарубленными яствами, противни с печеными овощами.

– Мы придерживаемся вегетарианской диеты, – пояснила ему Василина, – хотя даже такое утонченное учение, как буддизм, основой которого является высочайшая нравственность, не запрещает употребление мяса животных.

– В буддизме употребление мяса – это практика, – тут же напомнил о себе Петя.

– Конечно, практика, – кивнула его сестра. – В буддадхарме любое действие становится практикой в моменты полной концентрации сознания…

– Однако замечу, что существует неясность относительно окончательной классификации грибов. Нет абсолютной уверенности в том, к какому царству относить их, к царству животных или к царству растений.

– Петя, мы снова возвращаемся к этому спору…

– Твои аргументы насчет мхов недостаточно убедительны. Семантика – лишь один из многочисленных способов приспособления к условиям окружающей среды. Методом ассоциаций я могу прийти к выводу о возможном размножении разумных существ при помощи почкования, либо спорами…

– Я могу попросить чаю? – вклинился в их диалог Плетнев. – У меня в горле пересохло…

Колосов проснулся после обеда. Четырех часов здорового, крепкого сна ему вполне хватило для отдыха. В голове еще носились обрывки уже почти забытого тревожного сновидения. Колосов попытался сосредоточиться, чтобы отогнать это зыбкое ощущение беды, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и сел. Он сидел, смотрел в окно и боролся с желанием позвонить Насте.

– Хорошо бы поесть, – наконец пробормотал он и позвонил вниз.

Портье объяснил, что ресторан работает с двух часов, то есть уже работает. Но еду в номера можно заказать в любое время суток. Если постоялец желает, обед ему принесут через несколько минут. От этого варианта Колосов отказался, и портье объяснил, как попасть в ресторан.

После разговора с ним Колосов подошел к окну и уперся лбом в прохладное стекло. Он видел площадь перед гостиницей, автомобильную парковку, сквер с голыми деревьями. Он видел промышленный уральский город, до которого, по сути дела, цивилизация только добралась.

– Как много нам открытий чудных готовит просвещенья дух[5]5
  Парафраз строк из стихотворения А. С. Пушкина «О, сколько нам открытий чудных…».


[Закрыть], – пробормотал он и принялся собираться.

Впереди у него был долгий день и бессонная ночь. Это он понимал уже сейчас.

Через четверть часа Колосов спустился в ресторан. В фойе подошел к портье, поговорил с ним о каких-то пустяках. Портье оказался разговорчивым и доброжелательным.

Посетителей в ресторане оказалось немного, то ли время ланча в Клиничах уже прошло, то ли было в городе более популярное место для обеденного перерыва у местного менеджмента. Но не успел он сесть за столик, как нему подошла молоденькая проститутка.

– Привет! Тебе весело? – спросила она.

– Очень, – ответил Колосов. – Со вчерашнего дня улыбаюсь. Присаживайся, – он пригласил девушку за стол.

– Я тебя раньше не видела, – улыбнулась та. – Ты к нам по делу?

– За впечатлениями, – Колосов открыл меню.

– А ты симпатичный, – девушка тоже взяла в руки меню.

– Угощайся, – кивнул Колосов.

– Меня зовут Лика, – сказала она.

Колосов посмотрел на нее и усмехнулся.

– Что будем заказывать? – спросил подошедший официант.

Колосов назвал ему несколько блюд.

– А девушка? – осведомился официант.

– Конечно-конечно, – кивнул Колосов. – Лика, заказывай что твоей душе угодно.

– Ты разве не пьешь? – улыбнулась она.

– После обеда я уезжаю. Но ты можешь заказать себе вино.

Девушка сделала заказ.

– Жаль, что ты уезжаешь, – сказала она, когда официант ушел. – Я думала, что нам будет весело… Но меня ты всегда можешь найти. Я живу в двадцать втором номере.

– Ты местная? – спросил ее Колосов.

– Нет, что ты! Приехала автостопом да так и осталась здесь… Здесь не хуже и не лучше, чем в других городах, – после небольшой паузы добавила она. – А ты чем занимаешься?

– Рисую грязью на чистом листе, – усмехнулся Колосов.

– Ты художник? Я люблю художников, с вами бывает весело. А вообще, я пробовала работать на кондитерской фабрике, но там то же самое, только денег не платят и не так весело, как здесь.

– А вот и наш обед несут, – улыбнулся Колосов, наблюдая за официантом с подносом.

Они поели, поболтали еще немного о всяких глупостях, выкурили по сигарете. А когда Колосов уже собрался уходить, девушка протянула ему визитку:

– Номера моих телефонов. Саша, ты мне очень понравился.

– До свидания, девочка, – улыбнулся в ответ Колосов. – Береги себя.

Он вышел на улицу, вдохнул прохладный воздух. Вновь начал моросить дождь, темное низкое небо почти задевало крыши домов. Город выглядел пасмурным и безрадостным. Колосов вытащил из кармана телефон и позвонил Харапцеву.

– Владилен Иванович, я вполне отдохнул и готов продолжать, – сказал он, когда собеседник откликнулся.

– Очень хорошо, Саша. Как раз в это время головорезы Боровикова тренируются на карьере. Вы обязательно должны посмотреть на это. Я позвоню Вите Марушкину, и он заберет вас.

– Владилен Иванович, не забывайте, я на машине. Я уже готов и нахожусь на улице…

– Александр Степанович, – остановил его собеседник, – офис охранного предприятия «Скала» находится в одном здании с гостиницей, только расположен с торца на первом этаже. Вам не нужно никуда ехать. Марушкина вы увидите буквально через минуту.

– В таком случае жду. – Колосов убрал телефон.

Марушкин на самом деле появился очень быстро, не через минуту, конечно, но все же оперативно. Возле крыльца остановился «Лэнд-Крузер». Из машины вылез Виктор Викторович и еще раз энергично поздоровался с журналистом. Сейчас он был одет в черного цвета форму с нашивками и шевронами ЧОП «Скала», под погон на левом плече был заткнут берет.

– Вовремя, Александр Степанович! – сказал он. – Вам нужно посмотреть на это шоу! Садитесь в машину. Поговорим в ней. – Уже в машине он продолжил: – Мы охраняем ЗТМ и торговый центр «Успенский». Это наши основные объекты. Собственно, ЧОП «Скала» и был создан для этих целей. В сферу нашей деятельности входит еще несколько магазинов, которые к Успенским никакого отношения не имеют. Также берем под охрану частную собственность граждан. – Он перевел дыхание. – То есть нормальная деятельность частного охранного предприятия. А сейчас я покажу вам тренировки одной из команд альпинистов фирмы «Буро». Выводы делайте сами.

За окном мелькали дома и прохожие на тротуарах. Со времени последнего приезда Колосова в Клиничи город на самом деле стал чище и благоустроенней.

– Тренируются они на заброшенном карьере. Когда-то там проводилась добыча базальта для нашего завода. В общем, сами все увидите. Насколько я понимаю, детали вам пока что неизвестны? – собеседник посмотрел на Колосова.

– Нет, – покачал головой тот. – В детали Харапцев не посвятил.

– Ну, – развел руками Марушкин, – он хозяин… Но вы наверняка бывали в Чечне во время войны или бывали в спецвойсках?

– Приходилось, – кивнул Колосов.

– То есть поймете, когда увидите подготовку этих людей…

Марушкин вытащил из кармана пачку сигарет с зажигалкой. Сигареты протянул Колосову:

– Угощайтесь. Я служил в Чечне, срочником. Успел повоевать. Может быть, виделись там, как вы думаете?.. А когда дембельнулся, втянуться в гражданскую жизнь долго не мог. Пить начал. Хотел даже по контракту снова туда уехать, но Владилена Ивановича вовремя встретил.

– Вы не родственники?

– Нет, конечно, – рассмеялся Марушкин. – А вы решили, что я племянничек его?! Нет-нет, я его знать не знал. То есть знал, конечно, что есть такой человек в городе. Но потом жизнь свела!

– Так чем вас не устраивает компания «Буро», Виктор Викторович? – спросил его Колосов.

– Да вы сами все увидите, Александр Степанович! Еще минут пятнадцать, и на карьер приедем… А вообще, я могу их понять, – после непродолжительного молчания произнес он. – Может быть, я сейчас лишнего наговорю, и мне это боком выйдет. Но я их понимаю. Нельзя заставить волка траву есть.

Колосов слушал его, не перебивая.

– Я сам привыкнуть к гражданке не мог. – Волку нужна кровь и свобода… Вы только не подумайте, что я этого от чехов[6]6
  Чехи – чеченцы (жарг.).


[Закрыть] нахватался… Но я ведь тоже не смог на заводе работать, хотя мать с батей меня после армии туда на аркане притащили. И в ларьке я тоже торговать не смогу. И эти ребята – они тоже не могут этим заниматься. Да вы сами сейчас все увидите.

– Я пока что ничего не понимаю, Виктор Викторович, – покачал головой Колосов. – Вы бы меня подготовили хоть немного.

– Ладно, – Марушкин придвинулся к нему вплотную. – Владилен сам все должен был рассказать. Он нас уже ждет на яме. Ямой мы этот карьер называем, – пояснил он. – Только вы делайте вид, что ничего не знаете, когда Владилен вам обо всем рассказывать будет.

– Хорошо, – кивнул Колосов.

– У Боровикова среди альпинистов бригада есть киллеров. По ходу, они и Михалыча, то есть Успенского, вчера сработали. У Пельменя, это у Боровикова погоняло такое в городе, с Михалычем вражда много лет была. Вот он его и завалил в итоге. Но Владилен-то знать не знал, что так все получится. Он вас вызвал, чтобы вы статью грамотную написали, красивую. А тут дело такое… Но если Матвей сразу не передумал, значит, статья ваша сейчас даже в тему будет. У нас ведь, знаете, пока прокуратура копать начнет, да еще не в том месте начнет копать… Только вы Владилену ничего не говорите.

– Я не скажу, – задумчиво произнес Колосов. Ему требовалось немного времени, чтобы переварить полученную от Марушкина информацию.

В принципе он предполагал, что Харапцев с его помощью попытается свести счеты с одним из своих недругов. Но рассказанное Марушкиным все же больше напоминало боевик, а не реальную, жизненную историю.

– И у вас есть документальные свидетельства этому? – спустя минуту спросил он.

– У Владилена наверняка есть. Честно сказать, я особо не вникал. Ну, видел кое-что, кое-что слышал, – ответил Марушкин. – Но меня это особо-то и не касается. Мало ли чем люди занимаются, есть всем хочется…

– Знакомые у тебя в этой бригаде есть? – перебил его Колосов. – Если все, что ты говоришь, – правда. Это станет бомбой, сенсацией!

– Ну, это вам видней, Александр Степанович, – усмехнулся Марушкин. – Сенсацией эта новость станет или бомбой. А насчет знакомых? У меня среди них знакомых нет.

Колосов так увлекся, что не заметил, как они выехали за пределы города. Дорога стала неровной, за окном мелькал смешанный лес.

– Скоро приедем, – сказал Марушкин. – Сейчас в лес свернем, немного потрясет…

Спустя еще десять минут джип развернулся на каменистой площадке, по краям поросшей молодыми сосенками. И со словами «Вот и приехали!» Марушкин вышел из машины.

Харапцев уже ждал их. Он прохаживался возле своего джипа с биноклем в руках и что-то энергично объяснял спутнику. Рядом с машиной стоял невысокий темноволосый паренек, он курил и с безразличным видом слушал Харапцева. Наверно, это был его водитель. Когда машина Марушкина остановилась, Харапцев закончил говорить и пошел навстречу приехавшим.

– Витя, ты захватил бинокли? – спросил он Марушкина после того, как обменялся с Колосовым рукопожатием.

– Обижаете, Владилен Иванович, – усмехнулся Марушкин. – Мы взяли все что нужно.

– Итак, Александр Степанович, вкратце! – сказал Харапцев. – Заблаговременно я тебя в курс дела не ввел. И, как оказалось, был прав. Хотя Лебедев настаивал на обратном! Сейчас ты увидишь тренировку одной из бригад бытовых альпинистов компании «Буро». Это бригада особая – команда киллеров, и это уже не предположение! Ты должен поставить общественность в известность о том, что происходит за внешне благополучным фасадом компании «Буро»! Ты наверняка видел их рекламные щиты, их глянцевые города!.. Саша, вот как обстоят дела в нашем городе, – подытожил он. – И сейчас мы не можем исключать возможность того, что Успенский был убит именно этими людьми, – он выжидающе посмотрел на Колосова.

– Даже не знаю, как относиться к вашим словам, – задумчиво произнес тот. – Это, знаете ли, Владилен Иванович…

– Мои утверждения не голословны! Идем! Ты все увидишь собственными глазами, – Харапцев посмотрел на Марушкина и своего водителя. – Витя, выдай всем бинокли!

Карьер оказался колоссальной по размерам пропастью. Наверно, выработка камня в нем велась на протяжении нескольких веков, а не только для нужд завода теплоизоляционных материалов.

– Как же я пропустил все это? – прошептал Колосов, оказавшись на краю обрыва. Он посмотрел вниз и почувствовал холодок в сердце. Карьер обрывался на глубину двухсот метров, и он был совершенно сухим.

– Вы, Александр Степанович, не туда смотрите, – голос Марушкина привел его в чувство. – Вы на другую сторону посмотрите. В бинокль смотрите, Александр Степанович. Без бинокля мало что можно разобрать с такого расстояния.

Колосов поднес к глазам бинокль, настроил фокус и в течение десяти последующих минут уже не отрывался от окуляров. То, что делали люди на другой стороне карьера, было пиком боевого мастерства и физической подготовки.

– Это поразительно! – произнес Колосов, оторвавшись наконец от окуляров. – Давно вы наблюдаете за ними?

– Второй год, – ответил Харапцев. – Мы ведь тоже не сразу сообразили, что здесь к чему… Я называю это танцем над пропастью. Ты должен согласиться со мной, работа таких людей стоит очень дорого.

– Они всегда тренируются в масках?

– К сожалению, их лиц мы не знаем, – покачал головой его собеседник. – Но у нас отснято достаточно материала, Боровиков при всем желании не сможет отвертеться, если его прижмут к стенке.

– Просто поразительно, – Колосов вновь поднес бинокль к глазам. – Танец над пропастью… Изощренно.

– Теперь вы нам верите, Александр Степанович? – спросил его Марушкин.

– Давайте поговорим обо всем немного позже, – ответил журналист. – Я должен ознакомиться с вашими материалами, должно быть документальное подтверждение связи этих людей с Боровиковым. В таком месте и спецслужбы могут своих бойцов натаскивать… – Колосов посмотрел на Харапцева и вновь поднес бинокль к глазам.

– Резонно, – усмехнулся тот. – Александр Степанович, мы предоставим все необходимое.

Над карьером разносились невнятные возгласы тренирующихся бойцов и их инструкторов:

– Двадцатый, держи удар! Следи за ударами слева, я говорю!!!

– Если бы ты знал, как я его ненавижу! Как я его ненавижу! – Нина посмотрела в зеркало заднего вида и до пола втопила педаль газа. – Хитрая, изворотливая бестия!

– Моргают! Нина, смотри, моргают! Наверно, гаишники впереди стоят! – Вадик с облегчением перевел дыхание.

Нина тоже заметила, что водитель встречной машины предупреждает их об экипаже ДПС, устроившем проверку на трассе.

– Блин! – она сняла ногу с педали газа. – Достали уже!

Спустя минуту на другой стороне дороги мелькнула машина ДПС и несколько остановленных для проверки автомобилей.

– Какая же ты красивая, Нина! – с улыбкой произнес Оконцев, глядя на Елисееву.

А она скользнула взглядом по зеркалам заднего вида и снова нажала на педаль газа.

– Вадик, Вадик, – произнесла через минуту уже не так озлобленно, – зачем я тебе такая? Я злая, глупая, пьющая, и детей у меня не будет. И мужиков я на самом деле не люблю! Зачем я тебе? Ты думаешь, что я какая-то особенная. Но я не такая, я обыкновенная. Я – мышь серая. Просто я себя подать умею и так сильно себя люблю, что произвожу впечатление на людей.

– Зачем ты так говоришь, Нина? Ты же совсем не такая… – улыбнулся Оконцев.

– Я такая! – перебила его Елисеева. – И меняться не собираюсь! В свое время я и без денег пожила, и с любимым человеком жила. Я уже все прошла и возвращаться не собираюсь!.. Вадик, я тебя люблю как друга, я тебя ценю как друга. И только, Вадик! И я не хочу, чтобы мы зашли дальше этого и ты начал меня ненавидеть. Потому что тебе не понравится все, что нравится мне! Я это уже сейчас знаю, Вадик. А мне не хочется тебя потерять. Потому что настоящих друзей у меня не так много. А остальное можно купить за деньги! Ничего, что я так откровенно?

– Да ради бога, – Вадик отвернулся в окно.

– Вот видишь, ты уже обиделся! Не нужно, Вадик, не нужно нам продолжать изображать любовь или что-то похожее. Тебе к моему сердцу ключик все равно не подобрать, и исправить меня ты не сможешь. Потому что я уже знаю, как буду жить и как умру… – Она осеклась и какое-то время молчала. – А умру я во сне, старой и страшной бабой. Возможно, нищей… Прости, Вадик, если я разбила тебе сердце, – спустя минуту произнесла она. – Но это правда, это все, что я могу сказать тебе…

Оконцев посмотрел на нее и усмехнулся.

– И вот небо стало небом, а земля стала землей, – произнес он. – Нина, я не знаю, кто та тварь, которая отравила тебе сердце. Но я не могу просто так забыть обо всем. Это тоже невозможно… – Он внезапно осекся.

– Говори, Вадик, говори! – энергично произнесла Нина, так и не дождавшись от него продолжения.

– Да зачем все это?! – отмахнулся Оконцев. – К чему эти слова сейчас?

– Ну, все-таки я женщина и мне нравится слышать такое от мужчины! Или ты совсем не понимаешь женщин, Вадик?..

– Ты сегодня в ударе, – он снова отвернулся к окну. – Мне двадцать девять лет. Я в гражданском браке четыре года жил. Я знаю женщин, и женщины мне нравятся… Но кто-то меня проклял, и я полюбил тебя!..

– Вадик, Вадик… – Нина свернула на обочину и заглушила двигатель. – Я всего этого не знала. Расскажи мне о своей жизни. Мне все равно нужно отдохнуть…

Мимо них стремительно проносились легковые автомобили и тяжелые грузовики, и машину Елисеевой воздушной волной покачивало, как на волнах. Она включила аварийную сигнализацию и отстегнула ремень безопасности.

– Вадик, – Нина погладила его по плечу, – расскажи мне что-нибудь. Мне на самом деле интересно, как ты живешь, как ты жил. Я ведь ничего не знаю о тебе, кроме того, что ты хороший парень. У тебя есть ребенок?

– Да, – кивнул Оконцев. – Дочка, ей три года.

– Как ее зовут?

– Лена.

– Леночка, – улыбнулась Елисеева. – Красивая, наверно? Ты ведь красивый, Вадик. – И она внезапно, неожиданно даже для себя притянула его к себе и поцеловала в губы. А потом она отпустила его и спросила с улыбкой: – Мы ведь в первый раз так? Я тебя все в щечку чмокала… Давай выйдем из машины.

– Давай, – эхом отозвался Оконцев.

На воздухе Елисеева сразу же закурила и заговорила только после того, как сделала несколько глубоких, жадных затяжек.

– Иногда мне бывает так страшно, – сказала она. – Только ты никому об этом не говори, хорошо?.. Иногда я на самом деле вижу себя старой, спившейся, в каких-то обносках… И мне становится жутко, потому что это – мое будущее.

– Нина, этого не может быть, – Оконцев сделал движение, чтобы обнять ее, но вовремя остановил себя. – Ты умная и удачливая, что ли. Тебе же все само в руки идет. Ты просто не можешь закончить так бесславно, что ли. Тебе кто-то внушил эти мысли, специально и со злым умыслом. А ты этого не помнишь. Скорее всего, так. Потому что так тоже бывает. Наверно, кому-то просто не нравится, что у тебя все удачно складывается…

– Да все у меня плохо, Вадик! – оборвала его Елисеева. – Ты думаешь, я тебе гадостей о себе наговорила?! Но я такая, такая!!! – она покачала головой. – Ты не должен этого знать, но от меня недавно ушла подруга. И мне сейчас очень плохо и так тяжело… Невыносимо… И трахаюсь я со всякими подонками, и деньги им за это отстегиваю…

– Не нужно, Нина, – остановил ее Оконцев. – Я все это знаю.

Елисеева несколько мгновений смотрела на него остановившимся взглядом, а потом ее натура вновь взыграла:

– Кто тебе это наговорил?.. – И сказав это, она осеклась и прислонилась спиной к машине. – Я не знаю, не знаю, – прошептала она. – Мне страшно жить, мне страшно дышать… Вадик, прочитай мне какое-нибудь стихотворение… То стихотворение про синий вечер…

– Неужели ты их помнишь? – улыбнулся Оконцев, он закрыл глаза, видимо вспоминая строки, и заговорил:

 
Сизые сумерки, синий вечер.
Тополя похожи на церковные свечи.
В этот зыбкий час потревоженных духов
Я слышу сердце твое
Своим сердцем, не грубым слухом.
В толчее пустых мыслей и дел
Я о главном забываю,
От этих ясных чувств все время что-то отвлекает.
Вспоминаю сотни слов,
Соединяю их рифмой,
Но есть слово «люблю».
Оно самое искреннее.
 

В те редкие мгновения, когда затихало на дороге движение, становилось слышно дыхание тайги, раскинувшейся на сотни окрестных верст: гудение ветра в кронах вековых сосен, крик ястреба в поднебесье, шум ручья в придорожной канаве.

Нина отвернулась и украдкой вытерла слезы. А потом посмотрела на своего спутника и произнесла твердым голосом:

– В Ситове мы задержимся. Снимем номер в гостинице, а потом уже посмотрим, понравятся нам такие отношения или нет?

– Да к чему все это? – тоже знакомо пробормотал Вадик.

Нина усмехнулась, снова притянула его к себе и поцеловала в губы:

– Оконцев, кажется, я тебя люблю…

– Что это? – Маша Вершинина взяла с журнального столика глянцевый буклет и прочитала вслух: – «„Освобождение“ для тебя»… – Она посмотрела на брата, и на глазах ее мгновенно навернулись слезы.

Она была моложе брата на пятнадцать лет, но последние годы присматривала за ним как за собственным ребенком.

– Что это, Саша? – она повторила свой вопрос, но брат снова не услышал ее. – Даже не смей думать об этом!.. А я знаешь что сделаю сегодня же?! Я возьму этот пасквиль, – она сжала в кулаке рекламный буклет, – и отнесу его в прокуратуру!

Она какое-то время смотрела на брата. Вершинин стоял возле окна. Разговаривать с сестрой ему не хотелось. Они находились в его кабинете в загородном доме. Последние полгода Вершинин вообще редко выбирался отсюда и принимал только сестру, своего помощника Егора Кремера и бухгалтера Олябкину Викторию Александровну. Но если помощник с бухгалтером появлялись здесь после вызова, то сестра могла приехать в любое время.

Маша подошла к брату и обняла его. Она была высокой молодой женщиной, с копной русых, не испорченных химией волос. И она была на полголовы выше брата. И вообще, казалась слепленной из другого теста. Маша имела ученую степень и занималась в аспирантуре государственного университета исследованием древних восточных культур.

– Я не верю, что уже поздно, – прошептала она на ухо брату. – Саша, неужели ты не доверяешь мне? Неужели мы не можем поговорить? – Она еще крепче прижалась к нему. – Скажи мне хоть что-нибудь…

– На твоем месте я бы радовался, – негромко произнес Вершинин.

– Чему мне радоваться? Объясни, чему радоваться, когда близкий человек сводит себя в могилу?!

– Ты станешь очень богатой и нуждаться уже ни в чем не будешь…

– Прекрати! Ради бога, прекрати так говорить! – оборвала его сестра. – Ты понимаешь, что задумал? – она снова потрясла сжатым в кулаке рекламным буклетом клиники, занимающейся эвтаназией. – Ради ИХ памяти ты должен жить! Жить, а не умереть!