Текст книги "Дионмарк. Сборник рассказов."

1. Для души

Шиповник бабы Нюры

В палисаднике нашего двора, под моим окном, рос небольшой куст декоративного шиповника. Из года в год, по весне, он распускался красивейшими цветками. Приятно было созерцать эту нежнейшую красоту. Но, как говориться, всё имеет свой срок и вот настала очередная весна, а шиповник не покрылся молодой зеленью. Так и стоял оголённый и засыхающий, среди буйства красок оживающей природы ….

И вот, каждое утро из соседнего подъезда, ровно в шесть двадцать утра, я в это время выходил на работу, стала приходить старенькая бабушка Нюра. Худенькая, скрюченная от болезней, она приносила ведро воды и выливала под шиповник. Мы пару раз пытались вразумить её, объясняя, что дерево умерло – ни в какую.… Только улыбалась и молчала, а утром опять приносила ведро и выливала. Пытались ей помочь, жалко было смотреть, как она тащит эту воду, не давала, опять беззубо улыбаясь.

Прошло пару лет, старушка продолжала упорно, поливать куст. Доходило до абсурда, шёл дождь, а она всё равно выходила с водой. Слава богу, зимой это не делала, но как только снег сходил, опять и опять…

И вот в конце лета настал момент, когда бабушка не вышла в своё утреннее время. Я вышел с подъезда, сел на лавку и закурил. Бабушки не было, как то неспокойно стало на душе. Докурив сигаретку, глянул на часы. Шесть двадцать пять… Работа, конечно, есть работа, но я все же зашёл в соседний подъезд. Жила она на первом этаже и дверь не закрывала, кого ей было бояться, все хорошо относились к ней…. Она умерла во сне с умиротворённой улыбкой на устах….

Бабу Нюру похоронили, приехал из Москвы внук, мы и не знали, что у неё кто-то есть…, ну да ладно, как говориться – не нам судить. Всё прошло благородно, почти все старожилы нашего дома присутствовали на похоронах, женщины немного поплакали, даже дождик небольшой всплакнул, когда закапывали старушку.

Прошло несколько дней, всё пошло своим чередом, но как-то было не привычно. Не зная зачем, выходя на работу, я набрал воды в ведро. В принципе не обременительно, с меня не убыло бы. И вот значит выхожу я из дому, и смотрю, наша вздорная соседка, Ксюша, тоже несёт ведро. Поздоровались, значит, мы и вылили воду под этот засохший шиповник. Так и повелось, всю осень поливали, то я, то соседка, а по вечерам еще и пенсионер с первого этажа…

После зимы, как только растаял снег, продолжили эту работу, поливали и поливали. В середине мая, корень шиповника сгнил, и куст упал…. Но из того места, где росло дерево, пробился росток.

Теперь мы не носим воды, и каждую весну наслаждаемся красотой цветущего куста. Так и называем его – шиповник Нюры.

Два одиночества

Мальчик Какибяк был странный мальчик, он ходил по базару и просил денежки у больших дядь и тёть. А странный он был лишь потому, что один глаз у него был голубого цвета, а другой – карего, почти чёрного, поэтому у людей он вызывал страх. Малыш знал, что он не такой как все, поэтому приходилось сдабривать свой неприятный вид – улыбкой. Какибяк удивлялся, почему люди так относятся к нему, ведь если посмотреть в профиль с одной стороны, то он был обаятельный голубоглазый мальчик, а если глянуть с другой – то тоже, весьма симпатичный кареглазый малый. И всё равно, люди отводили взгляд в сторону и, иногда, давали копеечку на еду, лишь бы отвязаться от навязчивости просителя, а иногда, давали подзатыльник, это уж как повезёт.

И у него не было друзей, все его на базаре сторонились. Даже пьяницы и грязные попрошайки не хотели иметь ничего общего с Какибякой. Вечером, после рабочего дня, он шёл домой и приносил своим родителям заработанные денежки. Они всегда были пьяные и часто били его, если им казалось, что мало Какибяк заработал. Если так случалось, то его запирали в кладовке и оставляли без еды и света.

Иногда Какибяк плакал от обиды в своей кладовке, но это он делал тихо и беззвучно, потому что, за такое, папа хлестал его шнуром от утюга…, утюга давно уже не было, а шнур остался…. Зато он был в тепле по ночам…, а какие там еще плюсы от семьи, он не знал. На улице ему часто встречались сверстники, они были чистенькие и пухленькие, и вечно торопились в школу. А вот Какибяке повезло, ему не надо было заниматься этой ерундой. Мама так и говорила, когда конечно получалось связать слова, «учёба – это амно на палочке!». Но, всё равно, почему-то, мальчишка хотел быть таким же, как эти пухляки.

Ещё у мальчика был один секрет, вечерами, под покровом темноты, он залазил на дерево и заглядывал в окно сорок пятой квартиры, находящейся на втором этаже. Там жила маленькая девочка и ближе к девяти, её родители включали телевизор с мультиками. Но не мультики привлекали внимание мальчика, а другое…, хотя мультики тоже. Папа девочки садился на диван и брал дочку на коленки. Рядом присаживалась мать и облокачивала свою голову на плечо мужу, взяв ладошку ребёнка в свои руки. Все втроем улыбались и что-то говорили при этом, и не смотря на открытую форточку, слов разговора нельзя было разобрать. Эта идиллия завораживала Какибяка…, он так хотел быть там, с ними…. Но он шёл домой, к своим родителям.

Однажды, Какибяку избили на рынке местные беспризорники, им надоело, что мальчику подавали «за глаза». И впервые, за долгое время, в синяках и порванной куртке, он шёл домой в середине дня. Дома его ждала хорошая взбучка от папки, ведь он почти не заработал, да ещё и куртку порвал.

Войдя во двор, он увидел, на детской площадке ту девочку, из окна. Она одиноко сидела на лавке и улыбалась, подставив ветерку своё лицо. Какибяк забыв про боль, от сегодняшних тумаков, подошёл к сидящей девочке. При солнечном свете от неё исходило какое-то необычное сияние.

– Привет! – прожурчал детский голосок, как ручеёк. Девочка повернуло лицо в сторону подошедшего мальчика. Глаза у неё были голубые и немного блеклые, что-то было не так с ними.

– Привет! – поздоровался Какибяк, немного смутившись за свою порванную одежду. Девочка была в красивом платьице, в белых сандалиях и с розовым бантом в русых волосах.

– А я тебя знаю…, ты тот мальчик, который сидит на дереве!

У Какибяка глаза расширились от удивления.… Как? Как она могла увидеть его в кромешной темноте из освещённой комнаты? Сердце учащённо забухало. – Как ты… увидела меня?

– А я и не видела, я тебя уже давно чую и слышу. Я слепая. – Просто ответила девочка, и только теперь мальчик увидел, что девочка не смотрела в глаза Какибяке, и вообще, зрачки постоянно у неё были направлены вверх.

– Ого! – то ли удивился, то ли восхитился мальчик, присаживаясь рядом, на лавку, к девочке. – Прям совсем не видишь? Ни граммулички?

– Совсем! – утвердительно ответила девочка, продолжая обворожительно улыбаться.

– А почему тогда вы, втроем, смотрите мультяшки вечером? Ты же слепая?

– А смотрят мои родители и рассказывают мне! А я слушаю их, и не только их, ещё слушаю и нюхаю, что происходит на улице, через открытое окно!

– Прикольно! – мальчик был поражён и удивлён, одновременно.

– Вы вот зрячие смотрите и видите, а я слушаю и нюхаю и еще щупаю…, – девочка замерла, и её лицо немного изменилось, как будто она захотела что-то, набравшись смелости, она спросила: – …, мальчик, можно мне пощупать твоё лицо?

– Ну…, да, наверно… – неуверенно согласился Какибяк и повернул свою голову к слепой. Девочка стала прощупывать лицо мальчишки, почти не прикасаясь к коже, немного, правда, было щекотно, он даже чуть-чуть хихикнул.

– Ты добрый и красивый! – закончила прощупывать девочка и улыбнулась, зрачки всё так же были направлены вверх.

– Ты тоже…, красивая…, – разволновался Какибяк, впервые в жизни он услышал такие приятные слова, обычно, в свой адрес, он слышал совсем другие выражения – …, девочка, а как тебя зовут?

– Вера, а мама называет солнышко…, а тебя как звать?

– Какибяк….

– Фу…, это какое-то нечеловеческое имя….

– Лёша, зови меня Лёша… – тут же придумал Какибяк, и в самом деле, как-то глупо звучало настоящее имя перед этой девочкой.

– Лёша, а у тебя много друзей? У меня вот, вообще нет…, я слепая и со мной не дают играть родители других детей…

– У меня тоже нет…, я немного другой и меня боятся…, даже взрослые…

– Какая глупость…, и что же в тебе другое?

– У меня разного цвета глаза…. Один – голубого, а другой – карего…, и люди бояться смотреть на меня…

– А я вот не знаю что такое – «цвета»…, и даже представить не могу как это….

– Ты даже когда очень маленькая была, не видела? – Какибяк представить не мог, как жить не видя? И так жалко стало девочку.

– Да, я родилась такой…. – выражение лица у девочки было, как будто она рассказывала очень весёлую историю.

– Но это же ужасно не видеть это всё!

– Нисколечьки не ужасно, я ведь слышу…, чую и чувствую всё и живу этим…, иногда я слышу, как мама ночами плачет, но ведь зря! Я, можно сказать, вижу, но не глазами, а вот этим! – она вытянула свои ладони вперед, потом пальцем указала на нос и уши.

– Вера, а ты сны видишь?

– Конечно, только чувствами. Запахи, звуки и шершавые предметы мне снятся, иногда такие интересные сны… Папа сниться – это запах табака и мяты и морщинки его, которые я знаю наизусть…, мама снится – это запах виноградного шампуня и духов «Донны»… Их объятия…, я так люблю это!….

Какибяк сидел и слушал девочку и понимал, что ей повезло гораздо больше чем ему, зрячему. Девочка была как явившийся ангел именно для него.

– Вера, хочешь, я буду твоим другом? – немного сконфуженно спросил Какибяк, прервав девочку.

– Конечно, хочу! Тогда я буду для тебя подругой! – ещё сильней заулыбалась девочка и взяла мальчика за руки.

Так они и сидели на лавочке и беседовали. Ветер нежно обдувал их лица, а солнце с теплом смотрело ни них. А за их спинами, замерев, стояла мама девочки со слезами на глазах и слушала детей. Сначала она хотела прогнать этого грязного мальчишку от дочки, но потом передумала….

Наколочки

Она была очень чувствительная девушка, переносящая все свои переживания и произошедшие несчастья, на своё тело. И от болезненного этого переноса, получала какое-то психологическое и физическое удовлетворение, и даже удовольствие. Ещё в раннем детстве, видя человека с татуировкой, она заворожено смотрела на «выбитую» картинку и представляла всякие истории, сопутствующие этому «пейзажу». Так в жизни у неё и повелось: событие – тату.

Семья у неё состояла из одной матери…, так сложилось, бывает. Мать была из детдома, родственники отсутствовали. Кто был отец, матушка и сама не знала…, так тоже бывает. Зачата она была после месячного запоя, а кто там был и в какое время? Вот примерно и понятно в какой обстановке она воспиталась в дальнейшем. И на двух руках все пальцы можно было загнуть, если перечислять всех отчимов, побывавших в этой квартире. Она с детства вглядывалась в лица Кость, Андрюш, Димочек да Глебов, надеясь в ком-то увидеть своего отца. В конце концов, она перестала вглядываться, а только так, кидать пренебрежительный взгляд на тень очередного сожителя матери. Но, несмотря на все эти нехорошие моменты, мать никогда не позволяла ребенку остаться голодной или разутой, так что опека не могла придраться к этой семье и разлучить мать с дочкой. Даже если мамуля была «в хламину», но ребёнка накормит, ну да, без ласк и сюсюкания.

В пятнадцать лет она влюбилась в одноклассника, невинно, по-детски. Появилась первая тату на правом предплечье пронзённое стрелой сердечко, с маленькой надписью: «Миша». В пятнадцать с половиной, Миша попался в поле зрения, обнимающий и целующий другую девушку. На левом предплечье появилось разорванное, на две половинки, сердце, на этот раз без слов.

В шестнадцать, один из очередных отчимов, изнасиловал её, пока мать была в пьяном сне. Заодно от этого «папы» получила по передним зубам и лишилась восьми резцов, по четыре – сверху и снизу, в качестве «родительского» воспитания. Мать, когда пришла в себя на утро, заявила в милицию и ещё в довесок надавала, опять же, в целях воспитания, тумаков любимой дочке, нечего тут попкой крутить перед чужими мужиками. Отчим покатил в Сибирь, а у девушки появилась новая татушка на предплечье, Фемида, держащая в одной руке меч, а в другой – вместо весов, отрубленную мужскую голову.

Она решила плюнуть на учёбу, смысла в этом не видела, да и мать поддержала её, сказав, что учёба только мозги затуманивает и пора приносить доход в семью. Появилась очередная картинка над грудью – роза в пламени, а на улице Приуральской, новая сотрудница по кличке «Свистунья». Карьера пошла в рост и, из-за необычного отсутствия передних зубов, у неё появились постоянные клиенты с легкими психическими отклонениями.

Любимая мама не могла нарадоваться на успехи дочки и на радостях, всё больше и больше, употребляла горячительные, и в один из таких вечеров, билет выигрышный был вытянут. Попалась самопальная водка без содержания этилового спирта, но с присутствием метилового. Уже через два часа мамочка ослепла, а ещё через час, пришла и бабуля с косой…. На спине появился церковный колокол, а под ним могила с перевёрнутым крестом и надписью: «Я тебя никогда не забуду».

Квартира теперь была в полном распоряжении дочки, и она этим воспользовалась по полной. Клиенты, подруги, друзья подруг, друзья друзей подруг – всё смешалось в этой «двушке». Взрослая жизнь била ключом, иногда и некоторые клиенты, оставляя синяки или фингалы.

Когда ей исполнилось восемнадцать лет, она выбила на пояснице шприц с каплей на конце иглы, а на руках, к этому моменту, уже отсутствовали вены, но в ногах она ещё могла их найти. Удивительное дело, несмотря на такую «счастливую» жизнь, если сильно не приглядываться, со стороны она казалась красивой и милой девушкой.

И вот настал очередной розыгрыш призов, и совпали последние номера билета.

На этот раз, клиентов было сразу шесть человек, и увезли её в частную сауну. Гонорар намечался в десять раз, превышающий обычную ставку. После такой работёнки, пару дней можно было и побалдеть. Её приковали цепью и подняли на дыбы, после всех естественных манипуляций над её телом пошли неестественные проникновения инородных предметов…. На счет денег её не обманули, в сумочку ей напихали бумажки и вытурили на улицу. Придя домой, она кое-как прилегла на кровать и заснула. Ночью началось внутреннее кровоизлияние, и к утру пришла умершая мама и забрала свою счастливую девочку с собой.

* * * *

– Какое у неё нежное и красивое лицо! – мечтательно пробормотал молодой парень в белом халате и со скальпелем в правой руке. Перед ним, на столе лежала молодая девушка по шею накрытая простыней.

– Без сентиментальности, Алексей…, начинайте! – рядом стоял мужчина сорокалетнего возраста, в таком же халате и полиэтиленовой шапочкой на голове.

– О боже!!! – выдавил удивлённо из себя парнишка, после того, как снял с девушки простынь. Красивое тело погибшей было полностью покрыто наколотыми рисунками и узорами. – Посмотрите, Лев Валерьянович, это прям галерея, какая-та….

– Глупости это всё и дешёвые пошлости…, делайте первый надрез! – по странному стечению обстоятельств, перед Львом Валерьяновичем лежала собственная дочь, о чём он даже близко не догадывался. И лишь ангелы знали и плакали….

Натали

Спойлер для жен: Тогда мы были холостые!

Глупость и дурость иногда подводят нас к важной черте, и заставляют задуматься над жизнью и смыслом.

Как то вечером, мы собрались во дворе нашего друга, место наших встреч еще с тех сопливых времен, когда мы ходили в подвал «качаться штангами». Теперь уже повзрослевшие, кое у кого и пузко появилось, такие заматеревшие дядьки. В те далекие времена, мы с трудом набирали денежки на пивко, теперь же, без проблем, купили хорошее пиво и закусочки вкусные. Приятно было устроиться на старой лавке, со старыми дружками, что говорить…, на дереве еще остались, вырезаны наши клички, увековечены, елы палы. Надо ли говорить, что мы, мало того, что жили рядом, ещё и учились в одном классе в своё время….

И вот, значит, хорошо так проводим время. Градус все повышается, веселье увеличивается и наконец, настал момент, когда захотелось на энное место искать приключения. Обычная ситуация когда в компании нет женщин. Вдруг всему мужскому полу кажется, что они достигли максимального обаяния, и пора идти на поиски дам. Тот факт, что вечер плавно уже перешёл в ночь, никого не смущал и наоборот, обострил желание поиска. Все женщины нашего города мечтали познакомиться с такими классными мАчами…, это однозначно. Во дворе стояла «девятка» друга, ключи у него в кармане, надеюсь, работники ДПСа не читают этот рассказ, если что, буду отказываться от своих слов. Имею я право на выдумку? Это же художественное произведение….

Ну, значит, втроем мы залезли в машину и поехали по ночному городу, продолжая употреблять…. Музыка «качала», фонари ярко светили, адреналин закипал. Встречный транспорт славу богу, не попадался, почти. Несколько раз тормозили. Девчонкам, идущим по тротуару, предлагали прокатиться и познакомиться с симпатичными ребятами. Удивительно, но никто не хотел такого знакомства. После очередной неудачной попытки, решили искать более легкий выход из ситуации. Ромка, как опытный в «этих» делах, предложил проехаться по известной ему улице. Уж там всегда можно найти в это время «птичек» хорошего качества, за нормальную цену.

Все единогласно согласились. И вот под какофонию «Русского Размера», мы доехали до цели. По пути нам встретилась патрульная машина Гаи, изрядно напугав нас. Судьба уберегла, милиция на нас не обратила внимания. Может ангелы вели нашу компанию для дальнейшего урока….

Ладно, едим мы по пустой улице, высматриваем этих «девочек» вдоль дороги. Рома с левой стороны рыскает глазами, Сашка – с правой. А я на задних сидениях пою пьяным голосом, в тот момент, чувствуя свой музыкальный талантище. «Бабочек» ночных нет.

– Выходной что-ли взяли? – предположил Ромка. Мы дружно захохотали, в салоне стоял сивушный запах паров.

– А может все на «больничном»? – еще более сострил Сашка. Теперь мы еще и прослезились от смеха, и Петросяна не нужно.

Улица почти кончилась, пора было закругляться в поисках.

– Вон стоит! – радостно закричал Сашка, тыкая в стекло пальцем. За остановкой стояла девушка, одета в «рабочее» – почти прозрачные колготки, высокие туфли, игривая кофточка и боевая раскраска на лице. Свет от фонаря, как прожектор освещал эту красоту….

– Блин, она одна…. – расстроился Ромка, выворачивая руль и направляя «девятку» к стоящей девушке. Та, увидев приближение потенциальных клиентов, взбодрилась и выпрямила спинку.

– Ладно, что-нибудь придумаем! – сказал Сашка, открывая боковое стекло и пьяно улыбаясь, обратился: – Привет малышка!

«Малышка» была тоже пьяна, пошатываясь, она подошла к машине. Макияж немного растекался, но учитывая нашу кондицию – этим, нас не смутить было.

– О! Блять, мальчики! Вас трое, ик? – заикаясь, спросила «девочка», оценивая нас.

– Двое! Меня можете не считать! – сама мысль участвовать в этом, меня не радовала (вы же понимаете, жена будет вправлять этот текст).

– Ой, да я со всеми вами справлюсь! – самоуверенно похвасталась мадам, смело открывая заднюю дверцу и садясь рядом со мной.

– Сколько просишь? – без обиняков спросил Ромка, включая в салоне свет. Надо было оценить товар, так сказать…

– Мальчики, я бы…, ик, бесплатно таким красавцам…, ик, дала, но кушать то хочется…, есть что выпить?

– На! – протянул Сашка, соску пива «малышке».

– Двести рублей! – назвала цену «бабочка» и жадно приложилась к пиву.

Мы переглянулись друг с другом, цена в принципе приемлема. Пока она «булькала», мы рассматривали её грудь и стройные ноги. К слову сказать, сигареты тогда стоили типа «Бонда», шесть рублей…, эх, где сейчас эти цены?

– Как звать то? – спросил Ромка.

– Натали! – кокетливо ответила детка, протягивая обратно пиво.

– Натали, эх Натали… – на вкус попробовал имя Сашка, и тут я увидел меняющееся у него лицо: – Наташка! Наташка…, Елова?

Фамилия резанула наш слух, мы все трое уставились на девушку….

…Она всегда сидела на первых партах, подымала руку перед учителями. Постоянно делала домашние задания и получала одни пятерки, иногда четверки, была отличницей и еще спортсменкой, как в фильме. На все вопросы знала ответы, и самое-то главное, была просто красавицей. Для всех мальчишек в классе, она была недосягаемой мечтой и образцом истинной девичьей красоты. Помню, как сам с задней парты, смотрел вожделенно на спину её, представляя всякие нежности….

И вот теперь она сидит перед нами, пьянющая и непотребная, с плывущим макияжем и проступающими морщинками вокруг глаз. Жизнь потрепала её изрядно…, но перед нами сидела Наташка Елова, собственной персоной.

– Привет! – помрачнела Натали, сразу состарившись на пару лет. Хмель с нас спала, мы удивленно уставились на неё. Наташка печально посмотрела на каждого, по отдельности, с уголка глаз потекла слеза. Потом вздохнув, открыла дверь и вышла, сказав нам напоследок: – Идиоты!

Мы, протрезвевшие сидели в машине, провожая взглядом уходящую Наташку. Было очень больно в груди, мы явственно увидели себя со стороны. Взрослые, пьяные, почти дядьки, потерявшие детство….

В молчании и тишине мы поехали домой. Что случилось за эти десять лет с Наташкой? С нами?

Я + Я

Передо мной стоит странный дядька с седыми прожилками в висках и умилённо смотрит на меня…, алкоголик что-ли? Знаю я этих…, крутятся с утра у магазина, когда я в школу иду. Очень похож на моего отца, взгляд такой же…, шальной что-ли… Я тоже стою и на него смотрю.

– Привет, Петька! – елы палы, еще и имя знает моё, надо бы поосторожней с ним. Так, вчера мы во дворе играли в футбол весь день, потом, под вечер, пошли в сады, с пацанами, воровать осенние яблоки. Вроде никто не видел…, хотя чем чёрт не шутит…

– Здравствуйте, дядя! – поздоровался и я, нормы приличия знаем…, не маленький, через три месяца будет девять лет….

– Как дела, малыш? Из школы идешь? – почему у него слеза проскальзывает? Может он болеет? В таком старом возрасте всё может быть…, интересно, сколько ему? Может 30 или 35 лет…

– Ага, отпахал! – ответил я важно мужику, почему-то не чувствовал угрозы от него.

– Как там школа?

– Нормально… – мужик точно не в себе, какой вопрос – такой ответ.

– Что делали сегодня в классе? – после очередного вопроса, дядька с нетерпением глянул на ручные часы.

– Правописанием занимались до одури, вон, руки все в мозолях! – показал я свои запачканные, в пасте от шариковой ручки, ладони. Почему я стал всё это говорить, не знаю. Но вот стал…, сумасшествие заразно наверно. И меня понесло: – А еще мы сегодня разучивали эту песню…, эээ, «октябрята»…

– Октябрята учатся летать…, с дивана прямо на кровать? – ни фига себе, дядька пропел не по-советски…, я с уважением на него посмотрел.

– Ну, примерно да! А еще я обменял вкладыши с Дюхой, он мне «Порше» от «Турбо» дал, а я ему Диегу Марадонну из «Финала», у меня два таких было… – зачем я ему это все говорю?

– Не плохо! Дай гляну… – надо же, старый, а интересуется красотой. Я снял с плеч ранец, и вытащил из кармашка тоненькую пачку с вкладышами. Дам, пожалуй, ему все, пусть посмотрит на моё богатство.

– Только от «ловиса» это не мои…, сестре несу! – немного было стыдно за девчачьи «Лове ис», но за финальные, бомбимбомовские и турбовские, я испытывал гордость…, сколько нервов я помотал, доставая их. Каждую копейку экономил на мороженом, бутылки сдавал от кефира и молока, чтобы раз в неделю сгонять с друганами на базар и у цыган купить эти жвачки. Потом растягивали удовольствие, по кусочку откусывая резинку, а вкладыши – это наше всё! Эх, взрослые не поймут этого.

– Красивые! – вздохнул дядя, почему-то вытирая мокроту рукавом и перелистывая моё добро. Наконец он просмотрел их и протянул мне обратно, со словами: – Слушай, ты за Смирновой ведь сидишь, за партой…, ты это…, того, не дергай её за косички…, не по-мужски это!

Я открыл рот от удивления, вот оно что…, её папа подстерёг меня. Ну и дура она…, пожаловалась…, бабы – что с них взять…

– Не, не… – улыбнулся мужик мне – …, я не папа её, я просто знаю об этом…

– Но как так…. – собственный голосок мне не понравился, слишком по-девчачьи прозвучал, с фальцетом…

– Да так Петь, я просто комсомолец, а мы такие…, всё знаем! – ну ладно, улыбка вроде не злая, может, не будет бить…

– А чё она такая дура? Руки постоянно вверх подымает, перед учителем себя показывает, как будто умная самая, аж бесит….

– Петя, через пару лет ты будешь её портфель таскать! А пока не дергай её за косы, потерпи немного…

– Вот ещё! Я дурак что-ли таскать её портфель? – какую глупость иногда взрослые говорят, да уж, старость не радость…

– Ладно, Петя, у меня пять минут осталось, ты расскажи ка, как твои родители? Не болеют? Как бабушка?

– Мама у меня хорошая, по субботам ходим в парк, иногда бабуля с нами, если кости не ломит… – зачем я ему всё это говорю, я не знал, но чувствовал, что так надо. Мужик стоял передо мной с мокрыми глазами, уже и не вытирал слезы – …, папа с нами не ходит, в гараже в это время всё машину делает. По воскресеньям, папка уезжает на рыбалку, обещает меня взять, но пока только обещает…

– Возьмёт Петька, скоро возьмёт, и ты карпа большого поймаешь! – прервал меня мужик и погладил мои волосы. – А к дому будете подъезжать, колесо лопнет…, и вы вдвоем перебортуете его. Устанете, но это будет один из тех дней, который останется в сердце навсегда…, и бабушка твоя уже старенькая, хватит тебе кидать посуду грязную в раковину, она очень устаёт от чистки и мойки…, пожалей её Петька, может через пару лет она уйдет от вас…

– Ни чё она не уйдет! Она живет с нами, некуда ей уходить! – какую околесицу дядька несёт, может он сбежал с дурдома? В самом деле, куда бабуля пойдёт от нас?

– Ладно, Петь, всё нормально! И еще одно, запомни! Когда тебе будет двадцать лет, заставь отца своего пойти в больницу…, хотя, что я говорю, нельзя ведь… – напугался странный дядя и глянул на часы: – Ладно, Петька, время заканчивается, будем прощаться!

– Будем! – я согласился и пожал протянутую руку. На его ладони я увидел давнишний, почти невидимый шрам. Надо же, почти на том месте, где и у меня. Летом, я на спор, разбил бутылку пустую об камень. Вот результат – немного ещё чесался. – А как вас дяденька звать?

– Петр! Как и тебя! – и не поспоришь, хорошее имя, и я улыбнулся дяде Пете. За спиной мужика я увидел приближающуюся бабулю, видно сегодня не болели косточки у неё, и она вышла на улицу встретить меня со школы.

– Баба! Бабуля! – обрадовался я её появлению, не хотелось, чтобы бабуля от нас ушла, ведь мы все её любим. Откуда взял такие мысли этот мужик. И я побежал навстречу к ней. Она присела на корточки и обняла меня. От её платка пахло шкафным запахом, но так было приятно: – Тут дядя Петя говорит, что ты хочешь от нас уйти куда-то!

– Внучек, родненький! Успокойся! Никуда я не уйду, что за слова! – мне было стыдно, ведь взрослый, но как сопляк немного прослезился. Бабуля протерла платком мои глаза. – Какой дяденька, Петенька?

– Ээээ… – и в самом деле…, какой? Я смотрел по сторонам и не понимал. Вокруг не было никого, растворился что-ли?

* * * *

Где-то глубоко, в памяти, что-то такое вертелось в голове, и вот ведь, вылетело всё! А сейчас я вспомнил этого дядю Петю, странного мужика, который пропал после появления бабушки…. Теперь-то я знал, что видел самого себя…

Я появился в камере «смещения» в 2012 году, в сердце было так больно, аж выть хотелось…, я увидел себя малышом и даже бабушку, умершую почти двадцать лет назад, любимую бабулю….

И я только что обеднел на пятьдесят тысяч евро, за десять минут прошлого….

Работники корпорации «Временная петля» вежливо меня проводили до такси и пожелали счастливой дороги. Мои руки тряслись, вряд ли я бы смог сам сесть за руль сегодня….

2. Улыбнитесь

История – ниже пояса

День как-то не задался с самого утра у Голубинцева Владимира Николаевича. В столовой закончились вторые блюда к его приходу, даже механики успели набрать свои подносы, и сейчас сидели и хихикали, ну как мальчики, ей богу…. Пришлось согласиться на рагу из кабачков и помидоров, один вид этого блюда вызывал рвотные позывы…, а уж о мясе и мечтать не приходилось. Компота не хватило, сок закончился, а кипяток для чая, только поставили на плиту, Владимир взял ненавистный вишневый морс.

А кушать очень хотелось, пришлось довольствоваться вегетарианской «отравой» закусывая черствым, заветренным хлебом. В 12 часов намечалось политсобрание для лейтенантов, которые завтра готовились к вылету. Хотелось к этому времени вздремнуть, иначе можно и в голос захрапеть во время клеймения капиталистического империализма, а это, надо полагать, посчитали бы дурным тоном.

Позавтракав, Голубинцев отправился в казармы и на подходе к двери, почувствовал нездоровое бурление в желудке. Организм возмутился от непривычной жидкой пищи протяжным стоном. Пока Владимир отстукивался с напряженным дневальным, кишечник тоже выдал громкий выхлоп. Сержант не повёл и бровью, вот что значит советская выдержка.

Голубинцев поменял курс в обратную сторону и вылетел из казармы, за углом которой находился туалет. Вообще, отхожее место удачно было расположено: с одной стороны казарма, с другой стороны военный госпиталь и в двухстах метрах – столовая. И естественно, клозет был разделен на половины, для мужчин военных и женщин из больнички и столовки.

Вбегая в туалет, Голубинцев уже на ходу, отстегивал ремень с кобурой. Слава богу, никого не было, а то при такой оказии не охота иметь свидетелей. Напрудить в штаны не успел, и Владимир сделал все эти не очень приятные дела.

С облегчением на лице, и с музыкальным свистом на губах, Голубинцев стал одевать штаны с ремнем…, и в этот момент случилось страшное. Как в замедленной съемке, отстегнулся ремешок кобуры, и из него выпал табельный пистолет и улетел точненько в дырку, над которой только недавно Владимир и сидел. С характерным смачным шлепком, оружие погрузилось в коричневую массу….

– Бляяяять! – выкрикнул, Голубинцев, внутреннее холодея. Очень ярко замаячил трибунал в перспективе, срок и мирная гражданка.… Не смотря на ароматы этого места, Владимир стоял над дырой, заворожено смотря на массу и кружащих внизу мух. Наконец он взял себя в руки, вспомнив, что в хозчасти есть «водяной», то бишь слесарь-водопроводчик. В голове созрел план, очень даже выполнимый, а учитывая радиус злополучных дыр, влезть в них было реально, благо лишний вес отсутствовал.

Через полчаса Голубинцев вернулся в туалет с большой сумкой, и, убедившись, что никто не справляет нужду, Владимир повесил табличку: «Ремонт», с внешней стороны двери. В сумке лежал болотный костюм с толстыми перчатками по локоть и противогаз. План был очень прост, несколько неприятных минут и честь спасена.