Текст книги "Нерушимый – 2"

Воодушевленный «попаданиями», алкаш усилил натиск, и публика заорала еще громче:

– Давай, Димон, мочи студента!

Ага, вот и меня приняли за студиозуса. Нормально.

Выждав еще с полторы минуты и пропустив три касательных удара, чтобы получить ссадину, я перестал поддаваться и поймал алкаша на противоходе. Как и в первом бою, хватило одного удара, чтобы свалить его. Бой на этом должен был закончиться, но я недооценил кураж противника. Еще бы, ведь он явно побеждал! А студентику просто повезло!

Алкаш начал подниматься, но бить его еще сильнее мне не хотелось. И так сотряс гарантированный, так что я, не дав подняться, зашел ему за спину и придушил.

Мой противник, видимо, пропил не все мозги, потому не стал сопротивляться, застучал по полу, требуя пощады.

Судья вскинул мою руку.

– Побеждает номер тридцать три! – немного кислым голосом объявил Крыс.

Публика вяло зааплодировала. В лежащего на полу поверженного алкоголика, а некогда неплохого спортсмена Димона посыпались монетки. Оживившись, он принялся ползать на четвереньках и собирать их. Публике зрелище понравилось, на алкаша посыпался дождь из медяков. Отрабатывая деньги, он вскочил и под женский хохот разорвал на груди майку.

Прутья решетки втянулись, амбал попытался увести алкаша, набравшего пригоршни монет, но он уходить отказывался, пришлось его чуть стукнуть. Меня Крыс повел в раздевалку, где сидела победившая женщина.

Прислушавшись к ее желаниям, я понял, что она догадывалась о подставном игроке, и больше всего ей хотелось узнать, кто это. «Кто же ты, падла?» – мысль прям прорезалась у нее на лбу.

Шагнув к ней, я шепнул на ухо:

– Это точно не я.

Забавно было видеть растерянность на ее некрасивом суровом лице. Я сел рядом, она спросила так же шепотом:

– Знаешь кто?

Я склонился, делая вид, что поправляю шнуровку на кроссовках, и прошептал:

– Понаблюдай, проанализируй – поймешь.

Сказав это, встал и прислонился к стене.

Следующий после нас с Димоном бой длился всего минуту. Распахнув дверь, вошел подставной бык, снова привалился к стене и замер. Женщина смотрела на него так, словно собиралась в горло вцепиться. Похоже, поняла. Жаль, что я не видел бои и не могу оценить технику бойцов. Ясно одно: все знают, что ставки к праздникам растут, и те, кто что-то из себя представляет, на бои приходят именно сейчас, дабы не распыляться по мелочам.

Следующим вернулся зэк со шрамом на лбу. Потом знакомый студентик. Поискал взглядом приятелей, не нашел их и потух.

Шестым явился низкий длиннорукий азиат с залитым кровью лицом. Сел, запрокинул голову, придавив рассеченную бровь ладонью. Я прислушался к нему и узнал, откуда он: киргиз. Больше всего на свете он сейчас мечтал попасть во Фрунзе и провести Новый год с семьей.

Как и бык, длинноволосый узбек тоже расправился с партнером быстро, осмотрел каждого из нас, пытаясь понять, кого стоит опасаться.

Восьмым был поджарый мужчина средних лет. Девятым – студентик, из шести их осталось двое.

В третьем круге мне выпало драться в первой паре. Противником стал один из студентиков, шустрый и ловкий, но тщедушный. То, что он дошел до этого раунда, уже было похвально. У парня вовсю шла сессия, с утра планировался экзамен по матанализу, поэтому бить его по голове я не стал – немного погонял по рингу, а потом повалил и заломал руку. Он терпеть не стал, сдался сразу.

К четвертому кругу нас осталось пятеро: я, женщина, киргиз, узбек и бык-подставной. И снова мне достался самый слабый противник – киргиз. Я хотел показать шоу собравшимся и погонять его хотя бы минуту, но оказалось, что скоростью этот парень мне не уступает и играть с ним опасно.

За эту минуту, пару раз достав меня и «пробив» блок – то есть я дал ему поверить, что он пробил меня, – соперник поверил в быструю победу и попер буром.

– Осторожно, пятый! – предупредила его какая-то женщина. – Он опасен! Он играет с тобой!

– Тридцать третий, ввали ему! – крикнул сзади какой-то мужчина.

– Не приближайся, он тебя завалит! – завизжала женщина, болевшая за киргиза.

Видимо, она поставила на него. Подпустив его поближе, я сделал подсечку, повалил соперника и начал его душить. Он отказывался сдаваться, ерзал, пытался меня достать свободной рукой. И так и обмяк, но не сдался.

На ринг вышли оставшиеся бойцы.

Жеребьевка прошла сразу. Выпало драться женщине и узбеку. Потом – узбеку и подставному. Я мысленно молил богиню, чтобы подставной достался мне и у кого-то из этих честных ребят появился шанс на второе место, но нет, последний бой в четвертьфинале выпал узбеку и быку.

Мы с женщиной молча ждали результата долгих пять минут. Когда наконец дверь раздевалки распахнулась, мы побежали к рингу, где руки над головой поднял подставной бык, а парень в белой рубашке поспешно оттирал пятна крови с пола. Узбека уже увели. Надеюсь, что увели, а не унесли.

Подождав, пока мы встанем на ринг, Крыс прокричал:

– Финальный бой! У нас три участника, поэтому он пройдет в два боя! Итак, в финальный раунд вышли…

Он назвал наши номера, после чего предложил:

– А давайте назовем их по-своему? Вот этот могучий боец… – Бык сразу понял, что имеют в виду его, и поднял руки, – …будет Скала!

Толпа взвыла, а Крыс продолжил:

– Прекрасная и сильнейшая среди слабого пола – Жанна д'Арк! – Женщину поприветствовали в основном дамы. – И наконец… новичок и, пожалуй, самый юный сегодня участник… Фартовый!

Мне аплодировали наиболее вяло – видимо, по мнению публики, был я бойцом чрезмерно осторожным, слабым и скучным. Или на мне потеряли кучу денег. И хорошо.

Я силился разглядеть лица людей, жаждущих моей крови, но не получалось из-за направленных на ринг слепящих прожекторов.

В этот раз со стеклянной шарманкой прошлась длинноволосая брюнетка, вытащила номерки, показала Крысу, затем развернула их к толпе.

– Два и восемнадцать!

Крыс подхватил:

– Выигравший этот бой проведет финальный раунд с Фартовым! Ему опять повезло, не зря я его так прозвал, правда? Вне зависимости от результата он получит свои пять тысяч. Да он их получит, даже если побережет здоровье и сдастся!

Крыс мне подмигнул и остался за микрофоном, а в раздевалку меня повела брюнетка, виляя упругим задом, обтянутым латексными шортами. Удивительно было видеть такое в стране победившего социализма, но, видимо, тлетворное влияние Запада за тридцать лет изрядно подточило моральные устои строителей коммунизма.

Проходя мимо официанта с подносом, я прихватил бутылку лимонада, предназначенную гостям, скрутил пробку и принялся пить раньше, чем он проявил недовольство.

– Мог бы у меня попросить, – промурлыкала брюнетка, смерив меня заинтересованным взглядом. – Финалистам многое дозволено…

Мой взгляд скользнул в декольте, где призывно покачивались два упругих полушария.

– Насколько многое? – ухмыльнулся я.

Звягинцев внутри меня запротестовал, но я уже был не тем, кем раньше. Адреналин боев без правил, бурлящий в крови тестостерон и боевой боец в штанах требовали разрядки. Немедленно! Вот прямо сейчас с этой вот красоткой-брюнеткой!

Звериное начало взрыкнуло, спугнуло Звягинцева и представило: затащить в пустую раздевалку, загнуть и ка-а-ак…

Но она меня обломала, проворковала, проведя ладошкой по щеке:

– Выиграешь, поговорим…

Слова на человеческом языке отрезвили, Звягинцев выдвинулся на первый план, зверь внутри меня рыкнул что-то о том, что он еще вернется, и залез в берлогу.

Вернувшись в пустую раздевалку, я допил лимонад. Надеюсь, у бодибилдерши хватит ума вовремя сдаться, чтобы бык ее не покалечил. Очень хотелось верить, что случится чудо и она все-таки победит.

Бой длился долго. Видимо, женщина оказалась достойным противником. У меня даже появилась надежда, что подставной выведен из строя, и когда Крыс вел меня к рингу, я отчаянно пытался разглядеть, кто стоит в центре зала. В полумраке виднелась просто смутная фигура, которую перекрывали мельтешащие гости, а поскольку женщина была одного роста с подставным…

Нет, на ринге все-таки мужчина. Короткостриженый бык с рыбьим взглядом. На его скуле наливался кровоподтек, но потрепанным он не выглядел. Видимо, все-таки крутой боец. А среди живого мяса редко встречаются достойные противники – всех достойных сразу зазывают в младшую лигу, как Достоевский звал меня.

Перед тем как грянуть барабанам, Крыс, из которого ринг-анонсер был так себе, прокричал:

– Скала и Фартовый! Ликуйте те, кто поставил на них! Фартовый, я обращаюсь к тебе. Поверь, малыш, у тебя нет шансов! Вообще никаких вариантов нет! Тебе правильнее сдаться и получить деньги за второе место!

– Пусть дерется! – возмущенно крикнула женщина из зала.

Крыс не упустил момента, покрутил что-то на пульте, и луч прожектора высветил ее: лет сорок, а может, и больше. Прическа как у Мэрилин Монро, впалые щеки, болезненно блестящие глаза, в руках – полупустой бокал на тонкой ножке.

– Дерись, будь мужиком! – Свет выхватил мордатого свиноподобного мужичка, которого под руку держала юная русоволосая особа – явно не дочь и не внучка.

– Огреби достойно, студентик! – поддержал свина какой-то мужчина с другого конца зала.

И снова передо мной выбор: взять пять тысяч, свалить по-тихому и не гневить судьбу или рискнуть, завалить этого быка, а заодно проучить организаторов боев за нечестную игру и… получить заточкой между ребер не сегодня так завтра.

– Врежь ему, Саша! – прокричали знакомым мужским голосом, и прожектор высветил… Достоевского!

Под руку его держала женщина восточной наружности с царственной осанкой, ей могло быть и двадцать, и пятьдесят – лицо скрывала небольшая вуаль.

Заметив, что я смотрю на него, Достоевский показал «класс» – дескать, все нормально, парень, прорвемся! Хотя я был уверен, что он просто поставил на меня, но, что уж говорить, эта неожиданная поддержка вдохновила.

Сомнения улетучились, я улыбнулся, ткнул пальцем поочередно в быка и себя и прокричал:

– Кто мы?

– Кто вы? – откликнулись зрители.

– Кто мы?! – повторил я вопрос.

– Кто вы?!!

– Мясо! – заорал я, и это вызвало усмешку даже у быка.

– Мясо!!! – завопила исступленно публика.

Подняв руку, я дождался, когда все успокоятся. И тихо сказал в услужливо подставленный Крысом микрофон:

– Мясо дерется. Мы будем драться.

– Идущие на смерть приветствуют вас, зрители! – добавил Крыс и, захлебываясь от эмоций, обратился к зрителям: – Давайте поприветствуем Фартового, бойца под номером тридцать три!

Глава 6
Та-ак… опускаюсь все ниже и ниже

Беснующийся зал грянул аплодисментами, сквозь которые прорывались рев, вой, свист. С полотка посыпались конфетти. Глядя вперед, я крутился вокруг собственной оси, но видел лишь слепящие лучи прожекторов, бьющие со всех сторон, и освещенную часть восьмиугольной клетки.

– Тридцать третий – мужик! – ревел неведомый крикун.

– Удачи, Фартовый! – поддержал его второй.

– Уделай его, Скала! – провизжала женщина. Она поставила на киргиза и не могла мне простить победу, но это был один из немногих выкриков не в мою поддержку. – Оторви ему голову!

Наш менталитет взял свое: вне зависимости от социального положения русский… нет, советский человек всегда поддерживает слабого.

Я в их глазах был кем-то вроде Иванушки-дурачка, которому предстоит одолеть Кощея Бессмертного. Те, кто поставил на женщину и узбекского индейца, уже потеряли свои деньги из-за быка и искренне желали мне победы.

Прожекторы погасли, и лица зрителей выступили из тьмы – сотни блестящих жадных глаз. Ударил гонг.

– Дамы и господа! – произнес Крыс. – Финальный бой нашего сегодняшнего вечера! Скала, номер восемь, против Фартового, номер тридцать три! Вы позволите начать поединок?

– Да!!!

– Мясо, убейте др-р-руг др-р-руга! – прорычал Крыс в микрофон.

Мы с быком на пару мгновений замерли друг напротив друга. Я решил, что нужно контролировать силу и не завалить быка в первую минуту. Незачем мне совсем уж светиться, пусть думают, что повезло… Хотя против меня выставлен такой боец, что поверить в везение будет сложно.

Бык, не будь дурак, закрылся и неторопливо пошел в атаку. Он по-прежнему хотел лишь побыстрее закончить работу. В своей победе он не сомневался. Я тоже встал в боксерскую стойку, сосредоточился на противнике. Точнее, не совсем я – тело встало в стойку. Оно лучше знало, как правильно, я лишь чуть направлял его.

– Вы посмотрите на Фартового! – разорялся Крыс. – Он и не думает отступать! Сама сосредоточенность!

Бык приблизился ко мне и нанес бесхитростный прямой. Я уклонился от него, отбил боковой удар левой рукой и фронтальным в живот, который пришелся в блок, откинул быка от себя. В момент удара пришлось чуть придержать ногу, чтобы толчок не оказался слишком сильным и соперник не отлетел на прутья. Не удержавшись, я пнул его по голени – чтоб знал, как Фартового не уважать. Бык коротко взмахнул руками, преклонил колено, как рыцарь, и тут же вскочил.

Толпа многоголосо ахнула.

– Скала проводит атаку… Но Фартовый мастерски уклоняется и контратакует! Феноменально!

Бык покраснел и попер буром, показывая, что желает порвать меня на лоскуты. Ш-ш-шух-х-х! Вжу-у-ух! Он осыпал меня ударами, но бил не в полную силу – прощупывал. Я не подставился, но и феноменальную реакцию не засветил – принял удар на блок, умышленно поймал другой по касательной в скулу. Это фигня, главное, не подставиться под его настоящий удар. Подставился – пиши пропало.

Зрители заулюлюкали, когда я продолжил защищаться – отбил апперкот, уклонился от прямого правой. Лоукик встретил коленом, и меня отбросило назад – все-таки законы физики никто не отменял, а бык был тяжелее меня раза в два. Если бы я в обычном своем состоянии принял на согнутую ногу удар такой силы, с коленной чашечкой пришлось бы распрощаться.

– Вы это видели? А-а-а! Вот это рубилово! Давайте поддержим игроков!

Аплодисменты звучали фоном. Я смотрел в глаза быку, наступающему теперь аккуратнее. Он будто бы увидел во мне неизученное опасное насекомое. Злость уступила место осторожности.

Теперь бык не атаковал прямо, прощупывал меня обманными выпадами и ударами. Я делал вид, что ведусь, хотя, когда он только начинал движение, мне было ясно, как оно закончится. А также я понимал, что хватит бегать и уклоняться, пора показывать настоящий бой.

Но не мог пересилить разум, который видел гору мышц и пасовал перед мощью быка.

Хотите шоу? Будет вам шоу!

Я наметил обманный лоукик в бедро, опустил ногу раньше, чем бык выставил блок. Провел прямой в челюсть – вполсилы. Противник поздно среагировал, отбил удар чуть позже, чем он достиг цели.

Публика ахнула, а ведущий взвыл:

– Скала пропускает! Ух! Но удар слишком слаб…

Бык тряхнул головой, и я воспользовался этим – вполсилы ударил его по корпусу и сразу отпрыгнул от полетевшего в лицо кулака. Сделал наметки лоукика, чтобы соперник раскрылся, – он не повелся, попытался контратаковать, но я был быстрее.

Голос ведущего превратился в грохочущий фон – я не прислушивался к нему, сосредоточившись на противнике. В его рыбьем взгляде мелькнула паника. Он не успевал за мной – ни мыслями, ни телом, а оттого в его неповоротливом мозгу начало проявляться понимание: я не легкая добыча, не «студентик», которого можно уложить и пойти отдыхать. Студентик кусается.

– Ты кто такой, епт? – прорычал он. – Ты че, умеешь драться?

Его вопросы услышали в зале, и Достоевский, хохотнув, крикнул:

– А как ты, дебил, думаешь, он до финала дошел?

Бык набычился еще больше, после чего в очередной раз попытался меня достать, нарвался на встречный удар и впервые за бой отступил.

Ну что, игры кончились? Кошка превратилась в мышку. Я мог бы положить быка прямо сейчас, но не спешил. Если покажу бой «Супермен против Чебурашки» – как объяснить, откуда я такой взялся? Еще заинтересуется мной КГБ или неведомая мне служба БР, в которой служил Витаутович… Уверен, они умеют развязывать языки.

Еще серия ударов Скалы – лоу, прямой, боковой, апперкот. Ни один не достиг цели. Я не бил – порхал вокруг, наносил легкие скользящие удары, изматывая противника.

Он пыхтел все тяжелее, все неохотнее бил. Ну понятно, что не настоящий профи – за режимом не следит, побеждает на классе, вот и вымотался за вечер. Это было ясно и потому, что он все чаще пытался взять меня в клинч. Пот катился градом по побагровевшему лицу.

Отчаявшись, он неуклюже бросился мне в ноги и получил локтем по шее, упал, выставив руки, а я под рев толпы подсек их, положив соперника, оседлал его, захватил шею и принялся душить, хрипнув ему на ухо:

– Не сопротивляйся. Бесполезно.

Бык попытался встать – пришлось валить его набок и удваивать усилия. Я мог бы и быстрее его придушить, но вдруг поврежу позвонки и сломаю шею? Судья издали наблюдал за поединком, готовый в любой момент применить шокер.

Наконец бык обмяк, захрипел, постучал рукой по полу, и я отпустил его.

– Добей его! – заорал в толпе какой-то мужик в песцовой шубе.

– Добей! Добей! – истошно завизжали поддатые девицы в мини-юбках. – Добей его, Фартовенький!

Бык стоял на четвереньках, опершись на одну руку, другой тер горло. Я чувствовал, что судья хотел ткнуть в меня шокером, но не решался.

– Добей его! – повторил скрытый за спинами зритель.

– Скала, чмо позорное, где мои деньги?! – истерично заорал второй. – Завали его на хрен, Фартовый!

– Выру-би! Выру-би! – скандировала толпа.

– Да он под наркотой! – верещал уже знакомый женский голос. – Проверьте его! Он же поплыл!

С удивлением я понял, что она кричит обо мне. Видимо, не может простить своего киргиза.

Тем временем судья глянул куда-то в сторону, словно ждал от кого-то условного сигнала. Потом подошел ко мне. Я напрягся, ожидая любой подлости, но ее не последовало: он поднял мою руку, признавая во мне победителя. И только тогда я расслабился, осознав, как сильно вымотался.

– Невероятно! Это просто невероятно! – ворвался в сознание голос Крыса. – Победа! Безоговорочная победа Фартового! Теперь мы видим, что это талант, настоящий самородок!

Снова ослепили прожекторы, сверху посыпались золотые кругляши, кувыркаясь и танцуя. Судья глянул на быка, все не рискующего встать, на меня. Его рот перекосило, он злобно зыркнул на подставного и обратился ко мне:

– Что ж. Исполни волю зрителей – добей. Выруби обсоса.

– Охренел? – возмутился бык, злобно посмотрел на судью, но сник, подавленный восторженный ревом публики.

– Добей! Добей! Обсоса! Добей!

Прожекторы погасли, и проступили лица, слившиеся в единую женомужскую харю, сочащуюся довольством и требующую крови, зрелищ… Жрать! Впитывать чужую боль. «Твой враг в пыли жалок и слаб», – звучала в голове песня из прошлой жизни.

Добить, завоевав любовь толпы, или плюнуть ей в самодовольную рожу? Поступим умнее.

Я приблизился к Скале. Бык просто хотел, чтобы это все поскорее кончилось, но без очередного сотряса, а то врачи предупреждали, что он может ослепнуть.

Оглядев замершую в ожидании публику, я занес кулак для удара и одними губами сказал:

– Отключись, когда ударю.

Он ответил глазами: сделаю.

Я потряс кулаком, поцеловал его и нанес несколько коротких злых ударов – внешне эффектных и кровавых, но щадящих хрящи и кости. Бык, молодец, подыграл и тут же, закатив глаза, брякнулся – типа вырубился.

– Да! Да! Да! – как заведенный заорал Крыс. – Фартовый! Запомните это имя! А ты, тридцать третий, не забывай, кто тебя так окрестил!

В каком-то диком танце он запрыгал ко мне, обнял и повел по кругу, чтобы каждый смог получше меня рассмотреть.

Адреналин так и бурлил. Впервые в жизни после боя меня не отходняк скосил, а обуяла жажда деятельности. Мужчины приветствовали меня, женщины тянули ко мне руки. Упиваясь обожанием, хотелось вцепиться в прутья, корчить зверские рожи, колотить себя в грудь. Будь я так же устрашающ, как бык или узбек, так и сделал бы. В моем исполнении подобные финты смотрелись бы смешно.

Когда втянулись прутья ограждения, по периметру уже стояли амбалы в белых рубашках и черных штанах, все стриженные под машинку и какие-то безликие, словно с одного конвейера сошедшие.

У каждого я заметил по дубинке и по пистолету в кобуре. Интересно, чем это будет мне грозить?

Как оказалось, ничем. Толпа приняла нового победителя и признала его достойным. Рев и аплодисменты меня чуть не оглушили. Мне жали руки, хлопали по плечам, орали, что я – красавец и лучший.

Я нашел взглядом Достоевского, его лицо излучало радость. Красавица в соболиной шубе смотрела на меня, широко распахнув глаза… Какие они у нее необыкновенные – миндалевидные, чуть раскосые, но пронзительно-синие, как подсвеченные солнцем кусочки льда. Тонкие длинные пальцы поглаживали ножку бокала. Встретившись со мной взглядом, она сделала вид, что смотрит на быка, которого уже поволокли прочь. Тело его оставляло кровавый след.

Азарт боя схлынул, оставив меня наедине с содеянным. Я лишил заработка организаторов турнира, и неизвестно, как они это воспримут. Если соберусь свалить – уже не получится, не дадут амбалы.

Ко мне проскользнул Достоевский со своей дамой, и стало видно, что ей за сорок. Обняв меня, смотрящий рынка сказал, улыбаясь:

– Помаши зрителям, и пойдем.

Я помахал и крикнул:

– Спасибо за поддержку!

– А ты нормальный боец, парень! – крикнул мне мужик, что болел за сизоносого. – Удачи!

– До дому-то доберешься? – хохотнул другой.

Видок у меня был тот еще – лицо распухло от множества умышленно полученных ссадин, за которые Лев Витаутович точно не похвалит. Еще бы, на турнире я буду защищать честь спортивного общества «Динамо»! Но черт с ним, как-нибудь обойдется. Думаю, моя сегодняшняя победа для Витаутовича все перевесит.

– Фартовенький, миленький! – кричала какая-то девушка. – Посмотри на меня! Ну посмотри!

Я поймал брошенную красную шляпку-таблетку и монету, летящую в лицо Достоевскому. Еще две упали под ноги.

– Ты круто-ой! – не унималась та же девушка, и я посмотрел на нее.

Мы двигались как раз в ее сторону, а когда приблизились, оказалось, я ошибся в темноте, не девушка она, а баба-ягодка. Лет пятьдесят ей, если не больше. Лицо было гладким и молодым, но морщинистая шея выдавала возраст.

– Найди меня, Фартовенький! – промурлыкала она. – Я тебе покажу небо в алмазах, мальчик! Я Роксана, меня все в Лиловске знают!

– О да, знают, – усмехнулась пассия Достоевского, проходя мимо нее. – Роксаночка, через тебя же весь Лиловск прошел, клейма ставить негде!

– Да иди ты, тварь! – начала ругаться дама. – Сама как к Досту попала, а?

Достоевский нахмурился, покрутил в воздухе пальцем, и через несколько секунд голос Роксаны стих. Мы отошли подальше от толпы, куда-то, куда запускали только избранных. Я приостановился, спросил у Достоевского:

– Куда мы идем, товарищ Халилов? Мне же надо получить выигрыш?

– Здесь деньги не дают, – усмехнулся он. – Давай за мной.

Амбалы взяли нас в «коробочку», и я почувствовал себя знаменитостью. Впрочем, особо не обольщался, потому что судьба моя была туманна.

Мы направились в сторону, противоположную раздевалкам, по ступенькам взобрались на постамент наподобие сцены, где обнаружилось окно. Нет, это дверь. Единственная огромная, как витрина, зеркальная дверь, и что-то подсказывало – из пуленепробиваемого стекла.

Прежде чем ее открыть, Достоевский покачал головой и сказал недовольно:

– А я предлагал тебе за меня биться! А ты, значит, мне отказал? А сам, значит, в мясо пришел? Что, ты думал, я не узнаю? Это мой город… немножко. Я тут все и всех знаю! Лучше бы ты тогда с племянником Оганесяна из Армавира подрался, он боец никудышный оказался, но выиграл! Теперь Оганесян нос задрал! И денег ты бы заработал больше с твоим талантом… Эх, молодежь, все время думаете, что умнее старших!

Дверь вздрогнула и поехала в сторону. Открыв небольшой проход, остановилась. В этот момент заиграла музыка, и в середине зала, там, где был ринг, из пола выдвинулся пилон. А с другого конца сцены под аплодисменты гостей вышли снегурочки в коротеньких распахнутых халатах, под которыми были золотистые купальники.

Достоевский, взяв руки спутницы в свои, спросил:

– Дорогая, ты с нами?

Дама проговорила глубоким грудным голосом:

– О нет, Алишенька. Я, пожалуй, посмотрю шоу, а потом приду.

Она направилась прочь – прямая, величественная, тонкая. Достоевский переступил порог, я последовал за ним и оказался в тесной комнатке с еще одной дверью, за которой находился роскошный банкетный зал. Черные прямоугольники и квадраты на белых стенах сперва показались мне ходами в коридоры, но я быстро сообразил, что это рисунок, расширяющий пространство.

Дорого и не просто богато – роскошно. На потолке – лепнина. Лепнина на стенах, на границе белого и черного, подчеркивала эффект многомерности. На стене панно – Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин и Горский. Справа четыре деревянных стола, накрытых красными скатертями, столько же слева. Столы напротив входа сдвинуты, там лицом к двери сидят незнакомые мужчины в пиджаках. Один совершенно седой и усатый, с красными пятнами на щеках. Второй – азиат лет сорока, третий – рыхлый большеносый мужчина с явно крашенными в черный волосами. Четвертое место пустовало. Вероятно, там должен сидеть Достоевский.

Когда мы вошли, разговор стих, все посмотрели на нас и тотчас потеряли интерес, уставились в смартфон седого.

Справа и слева от сдвинутых столов застыли два официанта. Пока на столах были только напитки, но белые тарелки и серебряные приборы намекали, что скоро принесут и еду.

Я думал, что Достоевский поведет меня к сидящим во главе стола, но он подозвал официанта, который отделился от стены и услужливо согнулся в полупоклоне.

– Отведи Сашу помыться, дай ему переодеться во что-то нормальное. Потом усади за наш стол. Понял?

Официант кивнул.

Похлопав меня по плечу, Достоевский направился к столу с людьми. Меня повели вдоль стены к массивной деревянной двери, откуда выскользнул официант с ведерком, где во льду лежали две бутылки шампанского.

Мой сопровождающий не спешил. Видимо, раздумывал, где искать одежду и вести ли меня с собой или оставить здесь.

Мыслительный процесс давался ему нелегко, он кривился и морщился, казалось, я слышу скрип шестеренок в его голове. Пока он решал, в зал начали заходить люди, зазвучал женский смех, застучали каблучки. Я глянул на выход и увидел красавицу в соболиной шубе. Девушка разговаривала с пожилой дамой и с улыбкой ей кивала. Подбежал официант, она повела плечами, скидывая шубу, и осталась в серебристо-зеленом декольтированном платье.

Почувствовала мой взгляд, обернулась, удивленно приоткрыла губы.

– Идем со мной, – тронул за руку официант, приставленный для того, чтобы меня отмыть и одеть.

В уборную я шел, чувствуя спиной взгляд той красавицы в соболиной шубе.