Текст книги "Золотой киль"

Яхта водоизмещением в пятнадцать тонн – самое подходящее судно для двоих: и управлять им легко, и места для запасов достаточно, чтобы не ограничивать время плавания. Предполагалось, что габариты ее будут соответствовать сорока футам длины, тридцати футам по ватерлинии и одиннадцати футам ширины. Яхта должна была быть оснащена в полном соответствии с требованиями океанского плавания и иметь в запасе большой дизель. Назвать ее мы решили «Санфорд» в честь старого Тома. После окончания строительства мы собирались взять годовой отпуск и отплыть на север, чтобы побывать на Средиземном море, возвратиться вдоль восточного побережья, совершив таким образом круиз вокруг Африки. С озорным блеском в глазах Джин сказала:

– Возможно, мы привезем с собой то самое золото.

Но два месяца спустя случилось непоправимое.

Я закончил проект судна для Билла Медоуза и отправил ему чертежи. На беду, чертежи внутреннего устройства яхты забыли вложить в пакет, и Джин вызвалась отвезти их в Фиш Хоек, где находился дом Билла. Дорога туда чудесная, вдоль мыса Чэпмена, с видом на море и горы, по красоте превосходящая все, что я видел на Ривьере. Джин отвезла чертежи, а на обратном пути в сумерках какой-то пьяный придурок на скоростной американской машине снес ее с дороги, и она упала в море с высоты трехсот футов.

С утратой Джин моя жизнь утратила всякий смысл. Мне было все равно, что водителю той машины дали только пять лет за непредумышленное убийство, какая разница – Джин ведь все равно не вернуть. Я запустил дела на верфи и, если бы не Гарри Маршалл, наверняка бы разорился. Тогда я передумал всю свою жизнь и мысленно подвел итог – мне тридцать шесть лет, я занимаюсь любимым делом, которое идет хорошо, но теперь оно уже не так увлекает меня, я здоровый и сильный – работа на верфи и хождение под парусами помогли мне сохранить хорошую форму, и у меня нет долгов, наоборот, в банке у меня скопилось столько денег, сколько никогда не было. А с другой стороны, мне ужасно не хватало Джин, и ничто не могло избавить меня от этой тоски.

Я понял, что не смогу оставаться на верфи и даже в Кейптауне, где за каждым углом меня подстерегали воспоминания о Джин. Я хотел уехать и ждал только повода.

Я был готов на любые авантюры.

Спустя две недели я сидел в баре на Эддерлей-стрит и выпивал. Не то чтобы я ударился в пьянство, но пил все-таки гораздо больше, чем раньше. И только хотел осушить третий бокал бренди, как почувствовал, что кто-то трогает меня за локоть, и чей-то голос произнес:

– Привет, не встречал тебя целую вечность.

Повернувшись, я увидел Уокера.

Годы не пощадили его. Он отощал, потерял облик смуглого красавца, черты лица заострились, волосы поредели. Одежда на нем была мятая и вытертая по краям, весь его потрепанный вид производил удручающее впечатление.

– Привет, – ответил я. – Откуда ты свалился?

Уокер не мог оторвать взгляд от моего стакана с бренди, и я предложил ему выпить.

– Спасибо, – поспешно согласился он, – мне двойную.

Я понял, в чем причина его плачевного состояния, но мне было не жаль потратиться на его выпивку, и я заказал двойную порцию бренди.

Слегка дрожащей рукой он поднес стакан к губам и одним глотком осушил две трети. Оторвавшись от стакана, он сказал:

– У тебя вид процветающего человека.

– Дела идут неплохо.

– Мне было тяжело узнать о гибели твоей жены.

Увидев мой вопросительный взгляд, он торопливо добавил:

– В газете прочитал. И подумал, что это, должно быть, твоя жена – имя и все остальное.

Видимо, он какое-то время разыскивал меня. Ведь старые друзья и приятели – самые милые люди для алкоголика. Можно растрогать и выставить их на выпивку или перехватить пятерку.

– Все было и быльем поросло, – отрезал я. Без умысла, но он задел меня за живое – напомнил о Джин. – Чем ты теперь занимаешься?

Он пожал плечами:

– Всем понемногу.

– Золото еще не откопал? – с умышленной жестокостью спросил я. Мне хотелось отплатить ему за ту боль, которую он причинил мне, спросив о Джин.

– Неужели я похож на владельца золотых россыпей? – произнес он с горечью. Потом неожиданно сказал: – Я видел Курце на прошлой неделе.

– Здесь? В Кейптауне?

– Да. Он возвращался из Италии. Наверное, сейчас он уже в Йоханнесбурге.

Я улыбнулся:

– Значит, он привез с собой золото?

Уокер покачал головой:

– Он сказал, что ничего не изменилось.

Он порывисто схватил меня за руку.

– Золото еще там – никто не нашел его. Оно еще там, в туннеле – четыре тонны золота и все драгоценности.

В его настойчивости была безумная одержимость.

– Так почему же Курце ничего не предпримет? – спросил я. – Почему он не поедет и не достанет эти сокровища? Почему бы вам вдвоем туда не поехать?

– Он меня терпеть не может, – мрачно ответил Уокер. – Едва ли он станет разговаривать со мной.

Он взял из моей пачки сигарету, и я дал ему прикурить, забавляясь всей этой сценой.

– Вывезти такой груз из страны нелегко, – продолжил Уокер. – Даже такой высокомерный и всемогущий сержант, как Курце, не может ничего придумать. – Он загадочно усмехнулся. – Нет, ты только представь себе, даже мозговитый Курце ничего не может сделать. Он загнал золото в подземную дыру, но слишком труслив, чтобы достать его оттуда.

Уокер истерически захохотал. Я взял его за руку.

– Успокойся.

Он резко оборвал смех.

– Все нормально – сказал он. – Заплати еще за одну порцию. Я забыл бумажник дома.

Я подал знак бармену, и Уокер заказал себе вторую двойную. Становилась понятной и еще одна причина его деградации. На протяжении четырнадцати лет мысль о том, что золото лежит в Италии и ждет, когда его заберут, пожирала Уокера, как тяжелая болезнь. Уже тогда, десять лет назад, я знал за ним эту пагубную страсть, очевидно, крушение надежд подкосило его. Мне было интересно: а как Курце переносит такое напряжение? По крайней мере, он, видимо, что-то предпринимает, хотя бы присматривает за ситуацией.

Я осторожно спросил:

– Если Курце возьмет тебя, готов ли ты отправиться в Италию за добычей?

Вдруг он стал совершенно спокоен.

– Что ты имеешь в виду? Ты что, говорил с Курце?

– Я его в глаза не видел.

Уокер взглядом нервно обшарил бар, потом выпрямился:

– Ну, если он… согласится, если… я буду ему нужен – готов. Он произнес эти слова с явной бравадой, но уже в следующее мгновение из него полезла злоба. – Ему без меня не обойтись. Нужен же я был ему, когда мы прятали добычу.

– И ты не будешь его опасаться?

– Что ты хочешь сказать? Почему я должен его опасаться? Я вообще никого не боюсь.

– Ты же был абсолютно уверен, что он совершил, по крайней мере, четыре убийства.

Мои слова вызвали у него раздражение.

– А, это… Так это было давно. И я никогда не говорил, что он убил кого-нибудь. Этого я никогда не говорил.

– Да, буквально так ты не говорил.

Он нервно заелозил.

– Да какая разница! Он не позовет меня с собой. Он так и сказал на прошлой неделе.

– Нет, позовет, – тихо сказал я.

Уокер вскинул на меня глаза.

– Это почему же?

Я невозмутимо ответил:

– Да потому, что я знаю, как вывезти золото из Италии и доставить в любое место земного шара просто и почти без риска.

Он вытаращил глаза.

– Что-что? Как же ты можешь это сделать?

– Я не собираюсь рассказывать тебе, – спокойно продолжал я. – Ведь ты не говоришь мне, где спрятано золото.

– Так, пожалуйста, – сказал он, – я расскажу тебе, где золото, ты достанешь его, и сам черт тебе не брат. Зачем же брать с собой Курце?

– Для такого дела потребуется больше двух человек, – возразил я. – К тому же он заслуживает своей доли: Курце приглядывал за золотом четырнадцать лет, и это значительно больше того, что сделал ты.

Я не стал говорить, что считаю Уокера самым ничтожным из всех созданий Божьих.

– Если мы договоримся, как ты будешь ладить с Курце?

Он отвернулся, надувшись.

– Ладно, я согласен, если только он оставит меня в покое. Не собираюсь я терпеть его насмешки.

Он в изумлении вдруг посмотрел на меня, как бы отмахнувшись от всего, о чем мы только что говорили.

– Так ты считаешь, что есть шанс вывезти груз? Реальный шанс?

Я кивнул и встал из-за стойки.

– Теперь извини, мне пора.

– Куда ты идешь? – поспешно спросил он.

– Звонить в контору авиалинии, – ответил я, – чтобы заказать билет на завтрашний рейс в Йоханнесбург. Хочу встретиться с Курце.

Вот он, знак судьбы, которого я ждал!

Глава II
Курце

Воздушное путешествие – чудесная штука. В середине следующего дня я уже оформлял гостиницу в Йоханнесбурге, за тысячу миль от Кейптауна. В самолете я много размышлял о Курце. И решил, если мы с ним не договоримся, отказаться от своей затеи, потому что на Уокера положиться нельзя. Я должен придумать, как приручить Курце; по словам Уокера, у него дьявольски упрямый характер. Мне-то все равно, при случае я тоже могу проявить характер, но идти на конфликт не хотелось. Вероятно, он будет подозрителен как черт и мне понадобятся мягкие лапки.

Была еще одна проблема – финансирование экспедиции. Я решил крепко держаться за верфь на случай провала экспедиции. Но если продать часть дела Гарри Маршаллу, продать дом, автомобиль и кое-что из вещей, то наберется около двадцати пяти тысяч фунтов. Не слишком-то много для такого дела.

Однако все зависело от Курце. Я не смог удержаться от улыбки, узнав, где он работает. Это была Центральная плавильная фабрика, на которой шла очистка золота со всех шахт Рифского рудника. За последние несколько лет через его руки прошло, вероятно, золота больше, чем все военные правители стран Оси закопали в землю. Какие же танталовы муки он должен был испытывать! Во второй половине дня я позвонил на фабрику. Трубку долго не брали.

Наконец я услышал отрывистое:

– Курце.

И сразу взял быка за рога.

– Меня зовут Халлоран, – начал я, – наш общий друг, мистер Уокер из Кейптауна, говорит, что у вас трудности с транспортировкой товаров из Италии. Я из фирмы по внешнеторговым перевозкам и, думаю, мог бы вам помочь.

Молчание было таким глубоким, что давило на уши. Я продолжал:

– Моя фирма располагает всем необходимым для выполнения такого рода услуг. Кроме того, у нас никогда не было неприятностей с таможенной службой…

Казалось, я бросил камень в бездонный колодец и жду, когда раздастся всплеск.

– Почему бы вам не навестить меня, – предложил я. – Не хочу отнимать у вас время сейчас, уверен, вы занятой человек. Приходите в семь вечера, и мы за обедом все обсудим. Я остановился в гостинице «Ридженси», она находится…

– Я знаю, где она находится, – прервал меня Курце. Голос у него был низкий, с неприятным гортанным акцентом уроженца Южной Африки.

– Хорошо, буду ждать, – закончил я разговор и опустил трубку. Я был доволен нашим первым контактом. Курце подозрителен, и правильно, не дурак же он. Но, если он придет в гостиницу, считай, я его зацепил, и мне останется только не дать ему соскочить с крючка. Моя уверенность в том, что он придет, основывалась на знании природы человеческого любопытства, которое и должно было привести Курце ко мне. Если он не придет, значит, все человеческое ему чуждо или он сверхчеловек.

Курце пришел, но не в семь, и я уже начинал сомневаться в своих рассуждениях о слабости человеческой натуры. Он постучал в дверь в начале девятого и, убедившись, что именно я ему звонил, сказал:

– Про обед забудем – я только что поел.

– Ладно, а как насчет выпивки?

Я пересек комнату и взялся за бутылку бренди, не сомневаясь в его выборе – большинство южноафриканцев предпочитают этот напиток.

– Я бы выпил виски, – неожиданно сказал он и запоздало добавил: – Спасибо.

Пока я разливал, мне удалось рассмотреть его. Громоздкий и неуклюжий, с широкой грудью, с черными вьющимися волосами и весь какой-то лохматый. Я был уверен, что если его раздеть, то он будет похож на медведя гризли. Черные брови нависали над глазами неожиданно ярко-синего цвета. Вид у него был получше, чем у Уокера. Видимо, в отличие от того Курце следит за собой: живот подтянут, здоровьем так и пышет.

Я протянул ему стакан, и мы уселись друг против друга. Чувствовалось, что он напряжен и насторожен, хотя пытается скрыть свое состояние, непринужденно развалясь в кресле. Мы напоминали дуэлянтов, скрестивших клинки.

– Сразу перейду к сути, – начал я разговор. – Давным-давно Уокер рассказал мне интересную историю о некоем золоте. Было это десять лет назад, и, хотя мы собирались кое-что предпринять, из этого ничего не вышло. Оно и к лучшему, потому что мы наверняка испортили бы все дело.

Я ткнул в него пальцем.

– Вы следили за ним. Вероятно, вы наведывались в Италию не один раз только для того, чтобы следить за общей ситуацией. Ломали голову над тем, как вывезти золото, но так ничего и не придумали. Сейчас вы в тупике.

В его лице ничего не дрогнуло, должно быть, он хороший игрок в покер. Он спросил:

– Когда вы видели Уокера?

– Вчера в Кейптауне.

Его бесстрастное лицо рассекла ироническая усмешка.

– И вы прилетели в Йоханнесбург только потому, что такой пьяница, как Уокер, наплел вам небылицы? Уокер – жалкий бродяжка, да я таких дюжинами встречаю в парках. – В голосе его звучало глубокое презрение.

– Он ничего не выдумал, готов доказать это.

Курце продолжал сидеть неподвижно, уставившись на меня как истукан, со стаканом виски в руке, утонувшим в его огромной лапище.

Я продолжал:

– Почему, спрашивается, вы здесь, в этой комнате? Если все это выдумка, вам достаточно было еще во время нашего разговора по телефону задать мне вопрос: о чем, черт возьми, я с вами говорю? Но вы здесь – и это подтверждает достоверность рассказа Уокера.

Он быстро принял решение.

– Ладно, что вы предлагаете?

– Вы все еще не придумали, как вывезти четыре тонны золота из Италии. Так ведь?

Он натянуто улыбнулся:

– Допустим.

– А я знаю надежный способ.

Он поставил стакан и достал сигареты.

– И какой же?

– Я не собираюсь говорить вам… пока.

Он хмыкнул.

– Значит, Уокер не рассказал, где спрятано золото.

– Да, не рассказал, – признался я. – Но обязательно расскажет. Уокер – человек, легко поддающийся воздействию… вы же знаете.

– Да, он слишком много пьет, – согласился Курце, – а когда пьянеет, слишком много болтает. Уверен, всю историю он выложил вам по пьянке.

Он закурил.

– И сколько вы хотите?

– Равную долю, – твердо ответил я, – третью часть, после того, как будут оплачены все расходы.

– И Уокер идет с нами на дело, так?

Курце поерзал в кресле.

– Мужик ты стоящий, – сказал он, – не знаю, правда, стоящий ли у тебя план. Пару раз мне тоже казалось, что я справлюсь с задачей. Но, допустим, твой план подойдет. Зачем же нам брать с собой Уокера?

Он поднял руки.

– Да нет, я не предлагаю выкинуть его из доли или что-то в этом роде, хотя он, поверь, надул бы нас, не задумываясь. Рассчитаемся с ним после того, как все закончим, но, ради всех святых, не надо брать его в Италию. Он обязательно натворит там что-нибудь.

Я вспомнил о Харрисоне, Паркере и двух итальянцах.

– Похоже, ты его не жалуешь.

Курце рассеянно поглаживал пальцем шрам на лбу.

– На него нельзя положиться, – сказал он. – Дважды он чуть не убил меня во время войны.

– И все же Уокера мы возьмем. Я не уверен, что мы справимся втроем, но вдвоем-то наверняка не справимся. Если только ты не захочешь взять в дело еще кого-нибудь.

Он воспринял мои слова как шутку.

– Хватит, достаточно тебя. Но Уокеру теперь лучше заткнуться.

– Будет лучше, если он вообще бросит пить, – предложил я.

– Правильно, – согласился Курце, – держи его подальше от спиртного. Несколько банок пива еще ничего, но не более. Пусть это будет твоей обязанностью. Я не хочу иметь дело с этим предателем.

Он покурил и продолжил:

– Теперь давай послушаем, что ты предлагаешь. Если предложение стоящее, я пойду с тобой. Если ты меня не убедишь – выйду из игры. В таком случае вы с Уокером можете делать все, что заблагорассудится, но если отправитесь за золотом, вам придется иметь дело со мной. Я большая сволочь, когда мне перебегают дорогу.

– Я такой же, – сказал я.

И мы рассмеялись. Этот человек мне, в общем-то, понравился. Я не стал бы доверять ему больше, чем Уокеру, но у меня сложилось впечатление, что если Уокер способен всадить нож в спину, то Курце, по крайней мере, будет нападать в открытую.

– Ну ладно, выкладывай, – сказал он.

– Я не собираюсь ничего говорить здесь, в этой комнате. – Увидев выражение его лица, я торопливо продолжил: – Но не потому, что не доверяю. Просто ты не поверишь. Тебе надо увидеть то, что я предлагаю, своими глазами в Кейптауне.

Курце долго испытующе смотрел на меня, потом произнес:

– Если нельзя иначе, я согласен.

Он помолчал, подумал.

– У меня здесь хорошая работа, и я не собираюсь менять ее на твое неизвестно что. На подходе у меня три выходных. Я слетаю в Кейптаун. Если твоя идея мне подойдет, работу можно послать к чертям, если нет – все останется по-прежнему.

– Я оплачу твои расходы, – предложил я.

– Мне это самому по карману, – пробурчал он.

– И все же, если у нас не сладится, я беру все расходы на себя, – настаивал я. – Не хочу, чтобы ты понес убытки.

Курце поднял глаза и усмехнулся:

– Думаю, мы поладим. Где твоя бутылка?

Пока я разливал, он спросил:

– Так, говоришь, вы с Уокером собирались в Италию? Что же вам помешало?

Я достал из кармана газетную вырезку и протянул ему. Он прочитал и засмеялся.

– Представляю, как перепугался Уокер. Я был там в это время, – неожиданно для меня сказал он.

– В Италии?

– Да. Я отложил армейское жалованье и наградные и в сорок восьмом году вернулся в Италию. Приехал, а тут как раз началась невероятная шумиха вокруг этого процесса: чего только не понаписали в газетах! В жизни не слышал такой чепухи. На всякий случай я решил держаться подальше, поэтому отпуск провел в основном с Графом.

– С тем самым Графом? – удивился я.

– С ним, – подтвердил он. – Я каждый раз останавливался у Графа, когда приезжал в Италию. Уже четыре раза ездил.

Я поинтересовался:

– Как же ты собирался сбывать золото после того, как вывезешь его из Италии?

– Это я продумал, – самоуверенно заявил он. – В Индии всегда есть спрос на золото и за него дают хорошую цену. Ты не представляешь, сколько контрабанды вывозится туда из этой страны мелкими партиями.

Он был прав, Индия – золотой рынок мира, но я заметил вскользь:

– А у меня идея обратиться в другую сторону – в Танжер. Открытый порт с легальным золотым рынком. Четыре тонны золота сбыть там не составит труда – главное, на законном основании. Никаких проблем с полицией.

Он посмотрел на меня уважительно.

– Об этом я не подумал. Вообще я плохо разбираюсь в международных финансовых делах.

– Тут есть одна загвоздка, – сказал я, – в следующем году лавочку в Танжере прикроют, его присоединяют к Марокко. Он перестанет быть свободным портом, значит, и золотому рынку конец.

– А точная дата известна?

– Девятнадцатого апреля, – сказал я, – осталось девять месяцев. Думаю, мы должны успеть.

Он улыбнулся.

– Мне никогда и в голову не приходило, что можно сбыть золото легально. Считал, что это невозможно, что правительство давно наложило лапу на операции с золотом. Жаль, я раньше тебя не встретил!

– А что толку, – сказал я. – Тогда у меня еще не было такого опыта.

Он засмеялся, и мы дружно допили бутылку.

* * *

Курце прибыл в Кейптаун через две недели. Я встретил его в аэропорту и отвез прямо на верфь, где нас ожидал Уокер.

Уокеру, казалось, стало не по себе, когда я сообщил о приезде Курце. Как он ни хорохорился, я-то понял, что предстоящая встреча его совсем не радует. Впрочем, если даже половина из того, что он рассказывал про Курце, правда, то у него были все основания бояться. Да и у меня тоже, если подумать!

Курце, вероятно, впервые в жизни попавший на судостроительную верфь, с любопытством разглядывал все вокруг и даже задавал толковые вопросы. Наконец он не выдержал:

– Так что ты хотел показать?

Я повел их к центральному сливу, где яхта Джимми Мерфи «Эстралита» ожидала подъема из воды для капитального ремонта.

– Это парусная яхта, – сказал я, – водоизмещением в пятнадцать тонн. Какая, думаете, у нее осадка?

Курце оглядел ее и задрал голову к верхушке мачты.

– Нужен порядочный противовес, чтобы удержать такую махину, – сказал он. – Но точно не скажу – ничего не понимаю в парусниках.

Если учесть его последнее замечание, ответ был вполне разумным.

– При нормальной загрузке ее осадка – шесть футов, – просветил их я. – Сейчас осадка поменьше, так как часть такелажа с нее сняли.

Курце прищурил глаза.

– Я подумал, что осадка должна быть побольше. А если в паруса надует сильный ветер? Она не перевернется?

Все шло как надо, и Курце оказался толковым малым.

– У меня как раз строится такое же судно. Пошли посмотрим. – И я повел их к стапелю, где в это время находилась яхта «Санфорд».

Яхта была почти готова к спуску, оставалось только облицевать ее покрытиями из стекловолокна и закончить внутреннюю отделку.

– Ну и громадные же они на суше! – воскликнул Курце.

Я улыбнулся: обычная реакция новичка.

– Поднимемся на борт, – предложил я.

На него произвел большое впечатление просторный салон, и он вполне одобрил общую планировку.

– Это все ты сам спроектировал? – спросил он.

Я кивнул.

– Здесь можно недурно пожить, – заметил он, осматривая кубрик.

– Мы и будем здесь жить, – сказал я. – На этой яхте и вывезем четыре тонны золота.

Мои слова поразили его, он нахмурился.

– Где же его тут разместить?

– Присаживайся, и я расскажу тебе кое-что о парусниках.

Курце неловко устроился на краешке дивана, на котором еще даже не было матраса, и терпеливо ждал моих объяснений.

– У этого судна водоизмещение, то есть вес, десять тонн, и…

– Мне послышалось, что ты сказал – пятнадцать тонн, – вмешался Уокер.

– Это по системе, принятой для яхт на Темзе. Там ее тоннаж другой.

Курце зыркнул на Уокера:

– Заткнись и дай человеку сказать. – Он повернулся ко мне. – Если судно весит десять тонн, а ты добавишь еще четыре, оно может легко затонуть, так? И потом, где ты их тут разместишь? Не класть же их на видном месте, чтобы сразу заметили полицейские.

Я терпеливо объяснил:

– Я обещал рассказать о парусниках то, чего ты не знаешь. Теперь слушай: сорок процентов веса любого парусника составляет балласт, который обеспечивает равновесие судна при сильном ветре. – Я постучал ногой по переборке. – К днищу этой яхты прикреплен кусок свинца весом как раз в четыре тонны.

По глазам Курце было видно, что смысл моих слов начинает доходить до него.

– Пойдемте покажу еще кое-что.

Мы вышли наружу, и я обратил их внимание на свинцовый килевой балласт.

– Через неделю все это закроется, потому что всю яхту отделают специальным покрытием для защиты от древоточцев.

Курце присел на корточки, разглядывая киль.

– Так вот оно что, – медленно проговорил он. – Понял – золото будет спрятано под водой, как составная часть судна.

Он захохотал, к нему присоединился Уокер. Я тоже не сдержался, и стены ангара загудели от нашего смеха. Но вдруг Курце снова стал серьезным.

– А при какой температуре плавится свинец? – неожиданно спросил он.

Я знал, к чему он клонит.

– При температуре четыреста-пятьдесят градусов по Цельсию, – ответил я. – На верфи есть небольшой плавильный цех, где изготовляют кили.

– Да, – тяжело обронил он, – свинец можно отливать и на кухонной плите. Но у золота точка плавления свыше тысячи градусов, и нам понадобится что-нибудь более серьезное, чем плита. Уж я-то знаю, переплавка золота моя специальность. Тут здоровенные печи нужны.

Ответ у меня был готов.

– Об этом я уже подумал. Поднимемся в мастерскую, я покажу вам то, чего вы никогда в жизни не видели.

В мастерской я открыл шкаф.

– Вот эта игрушка – последнее изобретение.

Я установил прибор на верстаке.

Курце с недоумением разглядывал его. Действительно, ничего особенного – обыкновенная металлическая коробка размерами девятнадцать на пятнадцать и высотой в девять дюймов, с асбестовым покрытием наверху и с клеммами, расположенными по системе Хита Робинсона.

– Вы, конечно, знаете о быстрорастворимом кофе. Ну, так же быстро с помощью этого прибора можно получить высокую температуру. – Я начал готовить аппарат к работе. – Вода для охлаждения должна подаваться под давлением не менее пяти футов на дюйм – сгодится водопроводный кран. Прибор, кроме того, работает от обыкновенной электросети, так что его можно устанавливать где угодно.

Я вынул главную деталь прибора – кусок черной ткани, размерами три на четыре дюйма.

– Какой-то фокусник в Штатах открыл способ вытягивать и сплетать нити из чистого гранита, а другой придумал для него вот такое применение.

Я поднял ручку машины, вложил графитовую прокладку и плотно зажал ее. Затем взял кусочек металла и протянул его Курце. Он повертел его в руках и спросил:

– Что это?

– Кусок обыкновенной малоуглеродистой стали. Но если эта игрушка способна расплавить сталь, то она расплавит и золото. Верно?

Курце кивнул и с явным сомнением взглянул на прибор – очень уж он был неказистый.

Я взял кусочек стали и уронил на графитовую прокладку, затем вручил Уокеру и Курце по паре защитных очков.

– Лучше надеть их, свечение будет ослепительным.

Мы надели очки, и я включил прибор. Зрелище получилось эффектным. Графитовая прокладка моментально нагрелась до белого свечения, стальной брусок накалился докрасна, затем пожелтел и наконец стал белого цвета. Он растекался, как воск, и меньше чем за пятнадцать секунд превратился в маленькую лужицу. Вся процедура сопровождалась яростными фонтанами искр, так как металл на воздухе окислялся. Я выключил прибор и сдвинул очки.

– При плавке золота такого фейерверка не будет, оно окисляется не так быстро, как железо.

Курце не отрываясь смотрел на прибор.

– Как он это делает?

– По принципу сварочного аппарата, – ответил я. – Температуру можно довести до пяти тысяч градусов по Цельсию. Прибор, конечно, лабораторный, но, думаю, за один прием можно расплавить два фунта золота. Три таких прибора с большим количеством запасных прокладок – и мы сможем работать довольно быстро.

Курце засомневался:

– Если мы будем отливать по два фунта, киль получится с трещинами и пузырями и развалится под собственной тяжестью.

– Это тоже предусмотрено, – спокойно парировал я. – Ты видел, как отливают бетон?

Он было нахмурился, но потом понял, что к чему, и даже пальцами прищелкнул.

– Мы готовим опоку, закладываем внутрь проволочную сетку, – растолковывал я. – Она-то все и держит.

Я показал ему модель, которую изготовил на досуге из мягкой проволоки и свечного воска. Он ее внимательно рассмотрел.

– Ты проделал гигантскую работу по подготовке, – наконец проговорил он.

– Ну кто-то же должен был это сделать, – сказал я. – Иначе золото пролежит там еще лет четырнадцать.

Курце мои слова пришлись не по вкусу, они выставляли его в невыгодном свете, но возразить было нечего. Он что-то забормотал, потом оборвал себя, лицо его горело. Потом глубоко вздохнул:

– Ладно, убедил. Я буду участвовать.

Теперь и я мог вздохнуть – с облегчением.

* * *

В тот вечер мы совещались.

– Теперь начнется муштра. «Санфорд» будет готова к испытаниям на следующей неделе. После испытаний вы оба под моим руководством начнете постигать науку управления парусами. Ровно через четыре месяца мы отплываем в Танжер.

– Черт побери! – воскликнул Уокер. – Мне это совсем не нравится.

– Ничего не поделаешь. Сотни людей мотаются по Атлантике в наши дни. Люди совершают кругосветные путешествия на суденышках поменьше нашего. – Я посмотрел на Курце. – Наше предприятие надо будет как-то финансировать. У тебя есть деньги?

– Около тысячи, – признался он.

– Эти деньги пойдут в дело… вместе с моими двадцатью пятью тысячами.

– Magtig, – изумился он, – это же огромная сумма!

– И каждое пенни из нее пойдет в дело. Нам, вероятно, придется купить небольшую верфь в Италии, только так можно будет втайне отлить киль. Я сдам ее в аренду фирме «Уокер. Курце и Халлоран» под стопроцентные дивиденды. И чтобы мне вернули пятьдесят тысяч до того, как начнется дележка. Можешь то же самое проделать со своей тысячей.

– Вполне справедливо, – согласился Курце.

– Уокер денег не имеет, а коль скоро ты бросил свою тысячу в общий котел, то и у тебя их нет. Поэтому я беру вас к себе на жалованье. Нужно же вам на табак и трехразовое питание на все это время.

Мое сообщение заметно приободрило Уокера. Курце кивнул в знак согласия. Я сурово посмотрел на Уокера:

– А ты воздержись от выпивки, не то мы тебя выкинем за борт. Запомни это!

Он уныло кивнул. Курце спросил:

– А почему мы начинаем с Танжера?

– Надо заранее подготовить все для переплавки золота в стандартные слитки, – сказал я. – Какой банкир примет у нас золотой киль? В любом случае это дело будущего, а сейчас нужно сделать из вас сносных моряков – ведь для начала необходимо доплыть до Средиземного моря.

* * *

Я взошел на борт «Санфорд», чтобы начать испытания, а Курце и Уокер – прогуляться и посмотреть, во что, собственно, они впутались.

Яхта оказалась воплощением всех достоинств, о которых можно было мечтать, – вполне приличная скорость, хорошая устойчивость. Немного подправить паруса, и судно станет еще послушней, серьезных переделок не понадобится.

Когда мы легли на курс и вышли на длительную пробежку, яхта легко набрала скорость и весело понеслась, рассекая волны, журчащие вдоль бортов и заигрывающие с палубой.

Уокер позеленел.

– Ты вроде говорил, что с помощью киля эта штука будет держаться вертикально. – Он мертвой хваткой вцепился в бортик кокпита.

Я засмеялся.

– Можешь не волноваться. Крен не такой уж большой. Не перевернемся.

Курце не сказал ни слова – был слишком занят: его донимала морская болезнь.

* * *

Следующие три месяца прошли в заботах и хлопотах. Люди забывают, что наш мыс назывался Мысом Бурь до того, как какой-то чиновник назвал его Мысом Доброй Надежды. Когда задувает «Берг», море там становится самым неуютным местом в мире.

Я гонял Уокера и Курце немилосердно. За три месяца я должен был сделать из них приличных моряков «Санфорд» слишком большая яхта, чтобы управлять ею в одиночку. Я надеялся, что в паре они заменят мне одного опытного морехода. Мои ожидания были обоснованы, как мне кажется, тем, что за три месяца они провели в море больше времени, нежели посредственный яхтсмен, выходящий в море только в выходные дни, за три года. К тому же им крупно повезло с инструктором – я спуску им не давал.

На берегу время проходило за изучением морского дела: как вязать узлы, чинить паруса. Они пытались роптать, но я быстро утихомиривал их: «А что, если меня смоет за борт посреди Атлантического океана?»

Наконец мы решили проверить, чему я их научил, на практике, вначале – в заливе, потом – в открытом море, не удаляясь далеко от берега, а вскоре уже уходили на такие расстояния, что и земли не видать.