Текст книги "Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник)"

Глава девятая
Странное преступление

Когда я вошел, мужчина поднял на меня взгляд. Его лицо сложилось в улыбку, отчего монокль выпал из глаза.

– С добрым утром, доктор Уотсон, – с искренним дружелюбием произнес он. Потом поднял руку и поманил меня к себе. – Садитесь к камину и согрейтесь, дорогой мой, – на улице по-прежнему жутко холодно.

Голос принадлежал Шерлоку Холмсу, однако внешний облик мужчины не имел с ним ничего общего.

Я не раз видел, как мой друг являл чудеса маскировки, но сегодня он превзошел сам себя. Лицо джентльмена напротив ничем не напоминало худое, вытянутое лицо Шерлока Холмса. Пышные седые волосы небрежно падали на лоб, длинные свисающие усы и пухлые щеки полностью изменили овал, укоротив его и придав лицу полноту. Тонкий орлиный нос превратился в короткую «картошку». Вдобавок вокруг глаз появились глубокие морщины, а красноватый цвет лица удачно завершал портрет немолодого господина. Таким превращением гордился бы даже сам великий Ирвинг[9]9
  Уотсон упоминает здесь Генри Ирвинга, одного из выдающихся актеров того времени, который за заслуги на театральном поприще позже был возведен в рыцарское достоинство. Во время расследования этого дела Ирвинг руководил театром «Лицей», где Уотсон мог видеть его в спектакле «Колокола» в роли, требующей кардинального изменения внешности.


[Закрыть]. Лишь когда я оправился от изумления, в которое меня поверг этот невероятный маскарад, до меня дошло, что загадочный человек, по следам которого я шел все утро, был сам Холмс. Мое изумление сменилось гневом.

– Простите, что шокировал вас, Уотсон, но вам, несомненно, известно, что я был занят расследованием.

– А как же хороший ночной сон? – съязвил я.

– Я достаточно выспался. – Ответ прозвучал весьма неубедительно.

– Вы заставили меня поверить, что до утра не собираетесь предпринимать ничего по этому делу.

– Сейчас уже утро.

– Я чувствую себя обманутым, Холмс. Могли бы посвятить меня в свои планы. Вы обращаетесь со мной так, словно не доверяете мне.

– Мой дорогой Уотсон, не сомневайтесь, я полностью вам доверяю. Умоляю, простите меня, если я вас обидел. На самом деле я сделал это ради вас, а также ради успеха нашего расследования. – Говоря это, он сел перед зеркалом, стоящим на письменном столе, и стал снимать грим. – Я понимал, что, если стану наводить справки от лица Шерлока Холмса, Стэплтон вскоре об этом пронюхает, и девушка окажется в еще большей опасности. Вот так и появился давний друг семьи. Поэтому мне удобнее было действовать в одиночку.

– Если бы вы мне только сказали! Я мог все испортить, потому что шел по тому же пути.

Осторожно снимая с головы седой парик, он заметил:

– Я знаю о вашем расследовании, Уотсон, поскольку наблюдал за вами на Макколи-стрит.

– Но я вас ни разу не видел.

– Разумеется, нет. Тем не менее, Уотсон, вы можете гордиться тем, как выстроили цепочку своих умозаключений. В свете той информации, которую я собрал этим утром, можно сказать, что ваше расследование не причинило вреда. Стэплтон удрал задолго до того, как мы напали на его след. Без сомнения, оставив меня на милость огня, он отправился в другое убежище. Это хитрый и осторожный субъект, ничего не делающий наудачу.

– А что будет с мисс Лидгейт?

– Не сомневаюсь, как только она узнает, что Стэплтон исчез навсегда, мисс Лидгейт снова появится в меблированных комнатах. Я организовал наблюдение за этим местом.

– Полиция будет следить за домом?

Холмс рассмеялся.

– Боже правый, ну конечно же нет. Гораздо более надежные силы – нерегулярные войска с Бейкер-стрит[10]10
  Нерегулярные войска с Бейкер-стрит – шайка уличных беспризорников, из которых Холмс организовал нечто вроде неофициального полицейского отряда. В «Этюде в багровых тонах» он говорил о них: «От одного из таких маленьких попрошаек толку больше, чем от дюжины полицейских. При одном только виде официального лица человек умолкает. А эти юнцы всюду пролезут и все услышат».


[Закрыть]. Я просил организовать все юного Уоткинса. Меня немедленно известят о возвращении нашей леди на Макколи-стрит.

– А если она не вернется?

– Тогда потребуется дальнейшее расследование; но очевидно, Стэплтону она больше не нужна, и, следовательно, ей нечего его бояться.

– А как же вы? Он снова будет покушаться на вашу жизнь?

– Без сомнения. Его разум – жестокая расчетливая машина, а склонность к безумию лишь усиливает его фанатизм. Он одержим двумя маниями – уничтожить меня и стать хозяином Баскервиль-холла. Повинуясь своей извращенной логике, он считает, что второе явится следствием первого. Стэплтон не успокоится, пока я не стану покойником.

Окончательно вернув себе прежний облик, Холмс подошел к каминной доске, взял конверт и вручил его мне.

– Я нашел это на коврике перед дверью, когда вернулся утром, – сказал он, беря трубку.

Я открыл конверт, адресованный Холмсу. Он был пустым.

– Похоже, там ничего нет.

– Подставьте ладонь и постучите по конверту.

Я послушался, и мне на ладонь выпал маленький черный предмет. Это была дохлая муха.

– Что бы это значило? – изумился я.

Холмс зажег трубку, бросил спичку в огонь и только потом ответил на мой вопрос.

– Это значит, Стэплтон знает, что я жив, – небрежно заметил он. – Он предупреждает, что игра продолжается – игра в паука и муху.

– Этот человек – дьявол…

– Притом очень упорный дьявол. Но мы одолеем его, Уотсон. Не сомневайтесь – наш паук запутается в собственной паутине, это лишь вопрос времени. А теперь, полагаю, нам обоим следует немного подкрепиться. У нас была утомительная и напряженная ночь. К тому же по свежим повязкам видно, что ожоги все еще вас беспокоят. Я полагаю, что один из великолепных завтраков миссис Хадсон поможет справиться с вашими хворями и подготовит нас обоих к свершениям этого дня.

Откинувшись в кресле, он улыбнулся и продолжал с довольным видом пыхтеть трубкой.

Через полчаса мы с Холмсом жадно принялись за завтрак. У Холмса было двойственное отношение к еде. Часто в процессе какого-нибудь запутанного дела, требующего напряжения всех сил, он мог отказаться от регулярного приема пищи, рассматривая ее лишь как топливо для поддержания организма в рабочем состоянии. В таких случаях у него, казалось, пропадало чувство вкуса, ибо я наблюдал, как, с головой погрузившись в очередное расследование, он приправляет мясо или рыбу медом для увеличения их энергетической ценности. В то утро, однако, он с явным удовольствием поглощал классическую ветчину с яйцами.

– На миссис Хадсон всегда можно положиться по части организации пиршества, – произнес он удовлетворенно, вставая из-за стола и усаживаясь у камина. – Ах, Уотсон, боюсь, нам придется отказаться от послеобеденной трубки. По лестнице поднимается посетитель.

Я считаю, что у меня превосходный слух, но никакого шума, который указывал бы на появление посетителя, я не слышал. Однако через несколько мгновений действительно послышался осторожный стук в дверь.

– Входите, Лестрейд, – воскликнул Холмс.

На пороге появился полицейский из Скотленд-Ярда с котелком в руке. Его крысиная физиономия выражала смущение.

– Как, черт возьми, вы узнали, что это я, мистер Холмс?

– Элементарно, Лестрейд. Кто еще из известных мне людей носит полицейские бутсы двенадцатого размера, стучит в дверь особым отрывистым стуком и может заявиться ко мне в столь ранний час?

Лестрейд опечаленно взглянул на свои ноги.

– Снимайте же пальто и садитесь к камину. – Холмс сделал приглашающий жест. – В кофейнике еще остался кофе. Догадываюсь, вам сегодня не удалось позавтракать.

– Да, у вас такой вид, будто вы всю ночь провели на ногах, – заметил я, взяв у Лестрейда пальто и вешая его на вешалку.

– Едва ли, Уотсон. Гладкий подбородок и свежие капельки крови на воротнике свидетельствуют о торопливом бритье, а неизмятый костюм и чистые ботинки заставляют предположить, что они были надеты недавно. Я бы сказал, что нашего друга рано утром вызвали в Скотленд-Ярд по какому-то срочному делу.

– Вы правы, мистер Холмс, – с некоторым удивлением произнес Лестрейд.

Холмс, потирая руки, засмеялся с довольным видом.

– Меня вызвали в четыре часа утра, – глотнув кофе, продолжал полицейский. – Было совершено ужасное преступление. Странное убийство – ведь именно такие вас привлекают?

– И не только странное, Лестрейд, но и запутанное. Что еще может заставить служащих Скотленд-Ярда постучать в мою дверь?

Лестрейд покорно кивнул.

– Странное и запутанное, – согласился он.

Холмс с блаженной улыбкой на лице откинулся на спинку кресла.

– Изложите факты, – попросил он.

– Вы читали недавние газетные сообщения о «призрачной леди» на Хэмпстедской пустоши?

– Помню, что читал нечто подобное. Таинственная женщина заманивает детей на пустошь и наносит им увечья.

– Именно, мистер Холмс.

Лестрейд вынул из кармана пиджака измятую газетную вырезку и вручил ее моему другу.

– «Вестминстер газетт», – внимательно изучив клочок бумаги, заключил Холмс.

– Да. Это сообщение появилось два дня тому назад, – сообщил инспектор.

Холмс повернулся ко мне.

– Будьте так добры, Уотсон, прочтите нам это.

Я взял вырезку и прочитал следующее:

ХЭМПСТЕДСКИЙ УЖАС

ПОСТРАДАЛ ЕЩЕ ОДИН РЕБЕНОК

ПРИЗРАЧНАЯ ЛЕДИ

Мы только что получили информацию о том, что еще один ребенок был найден сегодня утром под кустом дрока на наименее посещаемом участке Хэмпстедской пустоши под названием Шутаз-хилл. У ребенка, имевшего чрезвычайно изнуренный вид, обнаружены такие же крошечные ранки на шее, как и в других случаях. Когда его отчасти привели в чувство, он повторил уже известную по предыдущим нападениям историю о том, что его увела с собой женщина в белом, «призрачная леди».

– По-видимому, – сказал Холмс, – после этого сообщения произошли другие, более серьезные события. Скажем, прошлой ночью.

– Так оно и есть, – подтвердил полицейский. – Неподалеку от того места, где был найден ребенок, сегодня в три часа ночи местный констебль обнаружил тело молодой женщины.

– Мертвой? – спросил я.

– Да, доктор. Мертвее не бывает, с ужасными ранами на горле. По словам полицейского врача, эта женщина потеряла едва ли не всю свою кровь.

Глава десятая
Тело в морге

Должен сознаться, что жуткое сообщение Лестрейда привело меня в трепет. Полицейский выдержал эффектную паузу, чтобы увидеть реакцию моего друга. Лицо Холмса оставалось бесстрастным, но, хорошо его зная, я заметил, как глаза его засверкали от возбуждения.

– Были ли на ее теле другие раны? – спросил он наконец.

– Никаких. Следов борьбы также не обнаружено.

Холмс поднял бровь, но ничего не сказал.

– А это, вероятно, означает, – с самодовольным видом продолжал Лестрейд, – что убитая девушка знала своего убийцу, и нападение застигло ее врасплох.

– Возможно, – молвил Холмс, – или убийца обладал огромной силой.

– Значит, вы не думаете, что убийство было совершено женщиной – «призрачной дамой»? – спросил я.

– Трудно сказать, Уотсон. Прежде чем перейти в область догадок, попробуем разобраться с имеющимися фактами. Скажите, Лестрейд, жертву уже опознали?

– Пока нет, мистер Холмс. Я не обнаружил признаков, по которым можно было бы установить ее личность.

– А ее одежда? Вы определили ярлыки производителей?

– Э-э… Боюсь, что нет.

Холмс презрительно фыркнул.

– А тело? Полагаю, вы оставили его точно на том же месте?

Секунду помедлив, Лестрейд покачал головой.

– Что? – Холмс вцепился в инспектора взглядом.

– Мы оцепили место преступления, а тело доставили в полицейский морг Скотленд-Ярда.

С пылающим от гнева лицом мой друг сильно ударил ладонью по подлокотнику кресла.

– Лестрейд! Лестрейд! Сколько раз говорил я вам ничего не трогать на месте преступления до тех пор, пока у меня не появится возможность тщательно все осмотреть. Это самое простое из правил!

– Но вы сможете осмотреть место, где было найдено тело.

– Дорогой мой инспектор, после того как десятки сапог потоптались на земле, степень вероятности обнаружения любой важной улики превращается в бесконечно малую величину.

Подавленный полицейский не нашелся что сказать. Помню, как в предыдущем деле Холмс говорил мне, что считает Лестрейда лучшим в Скотленд-Ярде, хотя ему изрядно недостает инициативы и оригинальных мыслей.

Когда Холмс заметил уныние инспектора, его суровые черты смягчились. Вскочив с кресла, он сбросил с себя халат и снял с вешалки сюртук.

– Нас с Уотсоном ожидает напряженное утро, Лестрейд. У нас есть своя неотложная розыскная работа, но это необычное убийство меня также интересует. Думаю, мы сможем выкроить время, чтобы взглянуть на труп, – а, Уотсон?

Я сдержанно кивнул. Меня не покидало ощущение, что мой друг может быть вовлечен в новое расследование, в то время как дело Стэплтона – Лидгейт требовало самого пристального его внимания.

Холмс, умеющий читать мои мысли, поспешил меня заверить:

– Не волнуйтесь, старина, все будет хорошо. А теперь, Лестрейд, не будем больше терять времени.

Лицо инспектора полиции осветилось лучезарной улыбкой.

– Отлично, мистер Холмс, – со вздохом облегчения произнес он.

Полицейский морг, примыкавший к главной штаб-квартире столичной полиции в Большом Скотленд-Ярде, был отталкивающим местом. Если существует такая вещь, как запах смерти, то оно им обладало. Подобно невидимой пыли, этот запах проникал повсюду, притупляя все чувства человека, попавшего в темное и мрачное здание морга. Входя сюда через массивную обитую дверь, любой с первой же минуты понимал, что оказался в мире, где мертвые численно превосходят живых.

Прежде всего Лестрейд привел нас в небольшой кабинет, где дежурный сержант внес наши фамилии во внушительный журнал посетителей. Затем по длинному гулкому коридору нас провели в холодное, тускло освещенное помещение без окон. Каменный пол был заляпан высохшей кровью – несмываемыми напоминаниями о многочисленных жестоких преступлениях.

В дальнем углу комнаты стояла старая растрескавшаяся фарфоровая раковина, тускло освещенная мерцающим светом газовых рожков. Нарушая гнетущую тишину, из разбитого крана мерно капала вода. На стене слева от раковины висел застекленный шкафчик с хирургическими инструментами, под ним стоял короткий лабораторный стол для банок с препаратами. В одной из них плавало большое глазное яблоко. Освещенное зеленоватым газовым светом, оно, казалось, уставилось прямо на меня.

Прямо под центральным газовым светильником помещался длинный узкий стол, на котором лежал труп, прикрытый простыней, запятнанной кровью. К большому пальцу ноги грубой бечевкой была привязана бирка со сведениями о покойной. Когда мы втроем обступили стол, по стенам и потолку поползли наши гигантские тени.

– Никогда раньше не видел ничего подобного. Огромная потеря крови.

Лестрейд разговаривал тихо, словно был подавлен зловещей атмосферой места.

Он откинул простыню, открыв лицо мертвой женщины. Я онемел от ужаса. Моя реакция была вызвана не только жутким видом раны, но и потому, что я узнал это лицо – в тот момент осунувшееся, с обтянутой кожей, смертельно бледное – оно глядело на меня мертвыми немигающими глазами.

– Холмс! – воскликнул я, – это Селия Лидгейт!

– Что? Вы уверены?

– Вне всякого сомнения.

Холмс прищурил глаза и несколько мгновений, глубоко задумавшись, смотрел в какую-то точку.

– Так вы знаете эту женщину, доктор Уотсон? – спросил Лестрейд.

– Да, – ответил я.

Получив от Холмса неохотный кивок одобрения, я вкратце рассказал полицейскому о наших приключениях за последние сутки.

– Чтоб мне провалиться! – воскликнул он, когда я закончил рассказ. – Значит, Стэплтон все еще жив и он на свободе?

– Боюсь, что да, – откликнулся я, – а теперь он пополнил список своих преступлений еще одним гнусным убийством – да, Холмс?

Мой друг, на протяжении моего рассказа пребывавший в состоянии глубокой задумчивости, покачал головой.

– Сомневаюсь, Уотсон. Сильно сомневаюсь. Такой способ убийства не похож на почерк Стэплтона.

– Может быть, это убийство было чудовищной приманкой, чтобы завлечь вас в очередную ловушку?

– Маловероятно. Убийство девушки произошло сразу после его последней попытки уничтожить меня и до того, как он мог бы узнать о моем спасении. Полагаю, мы можем исключить его из числа подозреваемых по этому делу. Похоже, я не убедил вас, Уотсон. Тогда ответьте на такой вопрос: каким образом Стэплтон узнал бы, что мисс Лидгейт ночью пойдет через Хэмпстедскую пустошь?

– Она, вероятно, возвращалась к себе домой.

– Согласен. Но он не узнал бы, что она ушла, пока не вернулся на Макколи-стрит. Так или иначе, на этот раз он был настолько упоен успехом в деле моего уничтожения, что отсутствие девушки сильно его не обеспокоило – она ему больше была не нужна, и определенно, не играла роли в его долгосрочных планах.

– Полагаю, вы правы, – неохотно согласился я.

– Я склонен думать, что здесь мы сталкиваемся с одной из тех странных загадок судьбы, когда нити одного дела переплетаются с нитями нового, совершенно самостоятельного.

– Вы имеете в виду – кто бы ни убил мисс Лидгейт, прежде он никак не был с ней связан?

– На это указывают факты.

– Значит, – сказал я, – вы считаете, что убийство совершено каким-то маньяком без всякого повода или мотива?

– Я этого не говорил. По-видимому, самый сложный аспект этого дела – причина смерти. Что вы скажете по поводу этой раны, Уотсон?

Холмс указал на шею трупа.

Чтобы лучше рассмотреть, я придвинулся ближе. Плоть была жестоко разодрана, некоторые фрагменты отсутствовали. Вокруг отверстия с неровными краями, по форме напоминающего оскаленный рот, скопились шарики темной запекшейся крови.

– Такого в моей практике не было, – признался я.

– Отчего могла возникнуть подобная рана?

Я пожал плечами.

– Я, право, не знаю, Холмс. Похоже, плоть разодрана когтями или зубами дикого зверя, но это, наверное, не тот случай.

– А что вы скажете о зубах человека? – тихо спросил мой друг.

– Ну да, полагаю, это возможно. Боже правый, вы же не думаете, что это сделала призрачная дама? Неужели вы полагаете, что в этом зверстве повинна она?

– Не знаю, Уотсон, но она остается главной подозреваемой. В этом убийстве присутствуют некоторые специфические особенности, которые будут сбивать нас с толку, пока мы не получим дополнительной информации.

– Но разве женщине по силам нанести столь ужасную рану? – воскликнул Лестрейд.

– Обыкновенной женщине – нет. Но для разъяренной женщины, женщины, задумавшей убийство, это возможно. Вот, например, Катерина Элиот, Баттерсийский душитель, не только задушила двух своих мужей, но и стащила их бездыханные тела вниз на три пролета лестницы и зарыла в погребе.

– Вот что меня озадачивает, мистер Холмс, – зачем кому-то понадобилось выкачать всю кровь из тела?

– И что с этой кровью сделали? – добавил Холмс, доставая лупу и изучая кисти рук трупа. – Да-а, это действительно странное преступление. – Он продолжал осматривать тело с помощью лупы, бормоча что-то себе под нос. Некоторое время у него ушло на тщательное обследование кистей рук, ступней и лица жертвы. Наконец, заметно помрачневший, он обратился к нам с Лестрейдом:

– Полагаю, это тело говорит нам о немногих, но очевидных вещах. Нападавший, рост которого около пяти футов восьми дюймов, убил быстро, сначала усыпив бдительность девушки, – возможно, с помощью гипноза.

– Что ж, не спорю – убийца действовал быстро, но откуда вы узнали про рост и остальное? – грубовато спросил Лестрейд.

– Рост соотносится с расположением раны. Чтобы нанести рану под таким углом, убийца должен был быть приблизительно одного роста с жертвой. Что касается неподготовленности мисс Лидгейт к нападению – рана лишь одна, на теле нет других отметин или ссадин, а это ясно указывает на то, что убийце потребовалось нанести только один удар. И все же расположение раны говорит о том, что нападение было совершено спереди. Обыкновенно при физическом нападении такого рода под ногтями жертвы обнаруживаются частички сухой кожи или следы одежды нападавшего, оставшиеся после борьбы. В этом случае ничего такого нет, что указывает на отсутствие борьбы. И наконец, посмотрите на ее глаза – эта девушка была подвергнута жестокому нападению и убита, и все же ее зрачки, застывшие в момент смерти, совершенно нормальные, нисколько не расширенные, как можно было бы ожидать.

Лестрейд склонился над лицом мертвой девушки, чтобы рассмотреть ее глаза.

– По-вашему, мистер Холмс, – недоверчиво переспросил он, – эта молодая женщина спокойно приняла роковой удар?

– Да, так мне кажется.

Полицейский, сняв шляпу, провел рукой по жестким волосам.

– Признаюсь, не могу придумать, что делать дальше.

Холмс на миг задумался.

– Надеюсь, вы выделили наряд полиции для патрулирования пустоши сегодня ночью?

– Разумеется.

– В таком случае отзовите их.

– Что?

Полицейский был в явном замешательстве.

– Отзовите их, Лестрейд. Ничто не сможет больше помешать нашему убийце выйти на охоту, чем ватага неуклюжих констеблей, топчущихся на пустоши.

Лестрейд негодующе воззрился на моего друга; казалось, он потерял дар речи.

– Вы думаете, убийца так скоро совершит новое нападение? – спросил я.

– Думаю, да, Уотсон. Похоже, у этого преступления нет мотива, или, во всяком случае, если таковой есть, он в настоящее время скрыт от нас. Поэтому нельзя полагаться на рациональную схему поведения. Этот изверг может убить в любой момент.

– Но если я отзову своих людей, это даст маньяку полную свободу! – воскликнул Лестрейд.

– Не совсем. Мы с Уотсоном проведем сегодняшнюю ночь на пустоши, чтобы предупредить такую возможность. Полагаю, для подобного дела у нас больше опыта, нежели у целого отряда констеблей. – Холмс повернулся ко мне. – Разумеется, при условии, что вы не откажетесь сопровождать меня, Уотсон.

– Когда угодно и куда угодно, – твердо ответил я. – Но как же Стэплтон?

– Это новое расследование должно быть на первом месте. Стэплтон хочет только моей смерти, а у существа, убившего эту девушку, таких ограничений нет. Мы должны направить всю свою энергию на поимку этого демона, пока он или она не сумели поразить очередную жертву.