Текст книги "Сумерки героя"

«Есть два вида людей, – говорил ей дядя, – те, которые бегут от страха, и те, которые преодолевают его. Страх – все равно что трус. Если ты от него пятишься, он наглеет и вбивает тебя в землю. Если встречаешь его смело, он делается крохотным, как букашка».

Укрепившись духом, Кива задула свечу, легла и укрылась одеялом. «Не стану больше поддаваться ночным страхам, – сказала она себе. – Не стану паниковать, дядя».

Теперь ее сон был более мирным, а когда она проснулась, в комнате стало светлее. Сев, она увидела, что свет сочится в щель между занавесями на дальней стене. Она встала и отдернула шторы. Солнечные лучи хлынули внутрь, и перед Кивой открылся голубой, сверкающий Карлисский залив. Его усеивали крошечные рыбачьи лодочки с ослепительно белыми парусами, а над ними кружили чайки. Изумленная Кива открыла застекленную дверь и вышла на закругленный балкон. Повсюду вокруг, на разных уровнях, виднелись такие же балконы, одни побольше, другие поменьше, но все выходящие на прекрасный залив.

Кива находилась вовсе не под землей. Белый мраморный дворец Серого Человека был встроен в морской утес, и она вошла в него сверху, не видя его истинного великолепия.

Внизу террасами располагались сады, дорожки и ступени, сходящие к далекому берегу, где выдавался в море деревянный мол. Там стояли на причале около дюжины лодок со свернутыми парусами. Переведя взгляд на сам дворец, Кива увидела две высоченные башни, северную и южную, каждая со своей террасой.

В многочисленных цветниках трудились садовники – одни выпалывали сухие стебли, другие сметали с дорожек листья и складывали их в перекинутые через плечо мешки, третьи высаживали свежий бордюр и подстригали розовые кусты.

Кива, захваченная красотой этого вида, не услышала ни легкого стука в дверь, ни скрипа петель.

– Может, оденешься? – Кива круто обернулась и увидела молодую женщину с белокурой косой и стопкой аккуратно сложенной одежды в руках. Женщина улыбалась ей. – Смотри, увидят тебя монахи – что тогда станется с их обетами?

– Монахи? – Кива вошла в комнату и взяла одежду из рук женщины.

– Ага, из Чиадзе. Они изучают старинные книги, которые у Рыцаря хранятся в северной башне.

Кива взяла лежащую сверху белую полотняную сорочку, встряхнула ее и надела через голову. Ткань коснулась кожи мягко, как летний бриз. Поеживаясь от удовольствия, Кива надела длинную серую юбку с поясом посеребренной кожи и с блестящей серебряной пряжкой.

– Это все мне?

– Тебе-тебе.

– Чудесные вещи. – Кива погладила дерево, вышитое на правом плече. – Что оно означает?

– Это эмблема Рыцаря.

– Серого Человека?

– На людях мы называем его Рыцарем. Он хоть и не князь, но слишком могуществен, чтобы быть простым помещиком или купцом. Омри говорит, что вы ночью приехали. Ты с ним спала?

– Нет, – ответила пораженная Кива. – Как можно задавать такие грубые вопросы?

– Здесь у нас другая жизнь, Кива, – засмеялась белокурая. – Мы говорим и делаем что хотим, только не при гостях. Он необыкновенный человек. Слуг у нас не бьют, и он не относится к молодым женщинам как к своим личным рабыням.

– Тогда мне, пожалуй, тут понравится. Как тебя зовут?

– Норда, и мы с тобой будем работать вместе в северной башне. Есть хочешь?

– Да.

– Тогда пошли завтракать. Сегодня тебе многому придется научиться. Этот дворец – все равно что кроличий садок, и почти все новенькие в нем путаются.

Когда Кива в самом деле совсем запуталась, пройдя по бесконечным коридорам и нескольким лестницам, они вышли на широкую мощеную террасу, где на длинном столе стояли мясо, овощи, копченая рыба, сыры и фрукты. На одном конце лежали караваи свежего хлеба, на другом высились кувшины с водой и фруктовыми соками. Кива, следуя примеру Норды, наполнила тарелку хлебом, маслом и копченой рыбой. Сев за другой стол у стены террасы, они принялись за еду.

– Почему ты спросила, спала ли я с Серым Человеком?

– С Рыцарем, – поправила Норда.

– Ну, с Рыцарем.

– У нас тут между служанками полная гармония. У Рыцаря фавориток нет, у Омри – тоже. Если бы Рыцарь переспал с тобой, это вызвало бы разлад. Многие наши девушки только и думают, как бы его очаровать.

– Он очень привлекательный мужчина, только старый уже.

– Возраст тут ни при чем, – опять засмеялась Норда. – Он хорош собой, полон сил, а главное – невероятно богат. Женщина, которая завоюет его сердце, ни в чем не будет нуждаться, проживи она хоть десять жизней.

– Слушая тебя, я удивляюсь, почему он так и не завел себе жену.

– Жен у него было хоть пруд пруди. – Норда наклонилась к Киве и понизила голос: – Платных.

– Неужели он платит женщинам за удовольствие? – поразилась Кива.

– Каждый раз. Странно, правда? Наши девушки были бы его, только пальцем помани, а он посылает экипажи за городскими шлюхами. Они, конечно, нарядно одеты и увешаны драгоценностями, но все равно остаются шлюхами. Последний год он живет с Лалитией, рыжей столичной потаскухой. – Норда раскраснелась, и ее светло-голубые глаза метали искры.

– Я вижу, ты ее не любишь, – заметила Кива.

– Ее никто не любит. Она разъезжает повсюду в золотой карете с ливрейными лакеями, которыми помыкает немилосердно. А дома у себя колотит горничных, когда на нее накатывает. Злая она.

– Что же он в ней такого нашел?

– Увидишь ее – сразу поймешь, – прыснула Норда. – Как она мне ни противна, должна признать, что она необычайно красива.

– Я думала, он лучше разбирается в людях.

– Плохо же ты знаешь мужчин, – улыбнулась Норда. – Когда Лалития проходит мимо, слышно, как стукаются о землю их челюсти. Силачи, умники, ученые мужи, даже духовные лица – все покорны чарам ее красоты. Они видят ее такой, какой хотят видеть, а мы, женщины, видим ее такой, как есть, шлюхой. И не так она молода, как уверяет. На мой взгляд, она ближе к сорока, чем к своим мнимым двадцати пяти.

К завтраку стали сходиться другие слуги. Молодой человек в серой кольчуге, подойдя к двум собеседницам, снял шлем и улыбнулся Норде.

– Доброе утро. Познакомишь меня с новенькой?

– Это Эмрин, Кива, сержант домашней стражи. Он считает себя красивее, чем есть на самом деле, и приложит все силы, чтобы затащить тебя в постель. Такова уж его натура – не суди его слишком строго.

Кива посмотрела на парня: круглолицый, недурной собой, голубоглазый, с тугими завитками коротких светлых волос. Эмрин протянул ей руку, и Кива пожала ее.

– Не всему, что говорит обо мне Норда, можно верить, – сказал он. – На самом деле я добрая, чувствительная душа, ищущая свою вторую половину.

– Посмотрись в зеркало – и ты ее найдешь, – с милой улыбкой ответила Кива.

– Как ни грустно, это правда, – с обезоруживающей искренностью признался Эмрин, целуя ей руку. – Не забудь рассказать своей новой подружке, какой я отменный любовник, – добавил он, поворачиваясь к Норде.

– Как же, как же. Это были незабываемые десять мгновений, – подтвердила Норда, и обе девушки засмеялись.

– Пойду-ка я лучше, – покачал головой Эмрин, – пока еще у меня осталась хоть толика достоинства.

– Поздно, – улыбнулась Кива.

Парень ухмыльнулся и зашагал прочь.

– Молодец, девочка, – сказала Норда. – Теперь он будет увиваться за тобой еще усерднее.

– Я к этому не стремлюсь.

– Не спеши сбрасывать его со счетов. Он и правда очень неплох в постели. Не самый лучший из тех, что у меня были, но очень даже ничего.

Кива засмеялась, и Норда присоединилась к ней.

– А кто же был самый лучший?

Не успев задать этот вопрос, Кива поняла, что совершила ошибку. Норда помрачнела, и Кива поспешно проговорила:

– Извини.

– Ничего. – Норда накрыла ее руку своей. – Давай-ка заканчивать завтрак – у нас много дел. Сегодня должны приехать еще несколько гостей, и один из них чиадзе. Можешь мне поверить: более привередливого народа на свете нет.

3

Нездешний плавал в холодной воде, делая медленные, ленивые гребки. Чувствуя тепло солнца на спине, он нырнул. Стайки серебристых рыбок шарахнулись в стороны. Им овладела внезапная радость. Здесь, под водой, он испытывал покой, почти довольство. Он позволил своему телу всплыть обратно к солнцу, дохнул воздухом, мотнул головой, отбросив волосы с глаз, и побрел к берегу, оглядывая залив.

В гавани напротив дюжина кораблей разгружала товары, еще двадцать ожидали своей очереди на рейде. Двадцать восемь из них имели на себе флаг с изображением дерева – его флаг.

Нездешнему казалось невероятным, что человек вроде него, не слишком хорошо разбирающийся в тонкостях торгового дела, может так до смешного разбогатеть. Сколько бы он ни тратил и ни раздавал просто так, к нему всегда стекается еще больше золота. Мадзе Чау и другие купцы хорошо распорядились его деньгами, но и собственные его начинания оказались не менее удачными. Чепуха все это, думал он, неспешно бредя по воде. Он потерял счет своим кораблям – их, кажется, больше трехсот. Кроме того, есть рудники – изумрудные, алмазные, рубиновые, золотые и серебряные, – разбросанные от окраин Вентрии до восточных вагрийских гор.

Повернувшись в другую сторону, он посмотрел на свой белый дворец. Он начал его строить шесть лет назад после праздной беседы с молодым архитектором, который с жаром повествовал о своей мечте создать нечто чудесное. «Зачем мы всегда выбираем для постройки ровное место? – вопрошал он. – Какое в этом чудо? Глядя на действительно великолепное здание, человек должен ахать от изумления».

После трех лет строительства Белый Дворец в самом деле стал чудом, но молодой архитектор не дожил до окончания своего труда. Он принадлежал к Дому Килрайт, и однажды ночью его зарезал наемный убийца по заказу соперничающего Дома. Для кайдорских дворян это обычное явление.

Нездешний вышел на белый песок. Его управитель Омри, сидевший под масличным деревом, поспешил к нему с длинным полотняным полотенцем.

– Хорошо поплавали, мой господин? – спросил он, накинув полотенце хозяину на плечи.

– Я освежился – и готов заняться делами текущего дня.

– Госпожа просит, чтобы вы встретились с ней, когда у вас будет время.

– Тебя что-то беспокоит, Омри? – спросил Нездешний.

– Известно ли вам, что она обладает мистическим даром?

– Нет, но меня это не удивляет. Такой талант есть у многих духовных лиц.

– Мне от этого как-то не по себе, – признался Омри. – Я чувствую, что она читает мои мысли.

– Неужели твои мысли так ужасны?

– Всякое бывает, – невозмутимо ответил Омри, – но не в этом дело. Это мои мысли.

– Истинно так. Кто еще хочет меня видеть?

– Князь Арик сообщает, что посетит вас по пути в Зимний Дворец.

– Это значит, что ему нужны деньги.

– Боюсь, что так, господин.

Вытершись, Нездешний вошел в тень оливы, где надел на себя одежду – шелковую рубашку и мягкие кожаные штаны. Натягивая сапоги, он взглянул на залив еще раз.

– Госпожа не сказала, зачем она желает видеть меня?

– Нет, господин. Однако она рассказала мне, как вы сражались с наемниками.

Нездешний уловил в голосе старика упрек.

– День слишком хорош, чтобы выслушивать нотации, Омри.

– Вы подвергаете себя большому риску, господин, притом без всякой нужды. У нас на службе тридцать стражников и дюжина крепких лесников. В погоню за наемниками следовало послать их.

– Совершенно верно – но я был ближе.

– И вам было скучно. Вы всегда едете куда-нибудь в глушь, когда скучаете. Я пришел к выводу, что богатство не приносит вам радости – и мне это, честно говоря, трудно понять.

– Скука – ужасная вещь. С годами я понял, что она всегда сопутствует богатству. Когда ты богат, тебе не к чему стремиться. Ты можешь исполнить любое свое желание.

– Как видно, не любое, господин, – иначе вы бы не скучали так.

– Это верно, – засмеялся Нездешний. – Ну, довольно копаться у меня в душе, приятель. Что у нас еще нового?

– Двое вассалов Дома Килрайт убиты в городе два дня назад – как говорят, наемником Дома Бакард. Город неспокоен. Купец Ванис просит продлить ему долг. Он говорит, что потерял два корабля во время бури и не может уплатить в срок. – Омри достал из кармана кусок пергамента и расправил его. – Кроме того, лекарь Мендир Син спрашивает, нельзя ли нанять трех подлекарей с жалованьем по шесть серебряных монет в месяц ему в помощь. В больнице нет ни одной свободной койки, и Мендир Син работает по пятнадцать часов в день. – Омри свернул пергамент и спрятал его обратно. – Еще… госпожа Лалития приглашает вас на свой день рождения через три дня.

Нездешний, сидя в тени, смотрел, как рыбаки забрасывают сети.

– Пусть Ванис платит, – сказал он. – Мы уже трижды в этом году продлевали ему срок. Долги не помешали ему купить трех скаковых жеребцов и расширить свое восточное поместье. Дотацию Мендир Сину надо увеличить – почему он не обратился за помощью раньше? Сообщи госпоже Лалитии, что я буду рад прийти на ее торжество. Купи бриллиантовую подвеску у Каликара, и пусть ее доставят к ней в день рождения.

– Да, господин. Могу я сделать два замечания? Во-первых, у Ваниса много друзей в Доме Килрайт. Требование выплатить долг разорит его и будет расценено как оскорбление знатного дома.

– Если у него так много друзей, пусть они за него и платят. Послушаем второе замечание.

– Если память мне не изменяет, госпожа Лалития празднует свой день рождения уже в третий раз за последние пятнадцать месяцев.

– Так и есть, – засмеялся Нездешний. – Купи ей маленькую подвеску.

– Да, господин. Кстати, девушка, которую вы привели, будет работать вместе с Нордой. Вы желаете, чтобы она занимала какое-то особое положение?

– Дай ей поблажку на первое время. Она много страдала. У нее сильный характер, но она видела, как убили ее родных. С ней жестоко обращались и угрожали ей смертью. Было бы удивительно, если бы все это не оставило в ней следа. Последи за ней и поддержи ее. Но если со временем из нее не выйдет хорошей работницы, можешь ее уволить.

– Слушаюсь, господин. Что мне передать чиадзийской даме?

– Ничего, Омри. Я сам зайду к ней сейчас.

– Да, господин. Не будет ли неучтивостью с моей стороны спросить ее, долго ли она и ее спутники намерены здесь задержаться?

– Меня больше интересует, зачем и каким образом они сюда явились.

– Каким образом, господин?

– Жрица в вышитых шелковых одеждах с тремя спутниками появляется у наших ворот. Где ее экипаж? Где лошади? Откуда они взялись? В Карлисе они не останавливались.

– Видимо, пришли пешком.

– Нисколько при этом не запылившись и не выказывая признаков усталости?

Омри сделал знак хранящего рога.

– Пускай это неучтиво, господин, но весть об их отъезде я встречу с радостью.

– Не думаю, что их нужно бояться, Омри. Я не чувствую в ней зла.

– Приятно слышать, господин, но есть люди, которые просто не могут не бояться, и я всегда к ним принадлежал, не знаю почему.

Нездешний положил руку старику на плечо.

– Ты добрая душа и заботишься, чтобы другим было хорошо. Это большая редкость.

– Я хотел бы иметь побольше… мужества, – смутился Омри. – Мой отец горько разочаровался во мне.

– Как большинство отцов. Знай мой родитель, что я сделал со своей жизнью, он сгорел бы со стыда. Но все это пустые слова. Мы живем в настоящем, Омри. Теперь ты всеми ценимый и уважаемый эконом, и твои подчиненные тебя любят – вот и довольствуйся этим.

– Да, пожалуй – но те, кто вам служит, вас тоже любят и уважают. Вам этого довольно?

Нездешний ответил ему невеселым смехом и стал подниматься по ступеням к северной башне.

Несколько минут спустя он взошел по винтовой лестнице в самое большое из библиотечных помещений. Первоначально здесь предполагалось устроить кладовую, но потом Нездешнему понадобилось место для растущей коллекции старинных свитков и книг. Теперь во дворце размещались целых пять библиотек, помимо огромного музея в южной башне. Войдя, Нездешний поклонился стройной женщине, сидевшей за длинным овальным столом, заваленным свитками. Его заново поразила ее красота – бледно-золотистая безупречная кожа, тонкие чиадзийские черты. Бритая голова только усиливала впечатление. Эта женщина казалась слишком хрупкой для своих одежд из тяжелого, красного с золотом шелка.

– Что вы изучаете, госпожа моя?

Она подняла на него свои узкие глаза – не темно-карие, как обычно бывает у чиадзе, а коричневато-золотые, с голубыми искрами. Эти глаза вселяли беспокойство: казалось, будто они смотрят тебе в самую душу.

– Я читала вот это. – Она коснулась рукой в перчатке древнего, сухого и выцветшего пергаментного свитка. – Мне сказали, что это пятая по старшинству запись учений автора по имени Миссаэль. Он был одним из самых выдающихся людей Нового Порядка после гибели Древних, и многие верят, что в его высказываниях содержатся предсказания будущего. Но слова так туманны – эти стихи могут означать все, что угодно.

– Зачем же вы тогда изучаете их?

– Зачем люди вообще учатся? Чтобы знать больше, а следовательно, больше понимать. Миссаэль повествует, как похоть, алчность, страх и ненависть привели к гибели старого мира. Но разве человечество извлекло из этого урок?

– У человечества не одна пара глаз. Миллионы глаз видят слишком много и воспринимают слишком мало.

– О, вы философ.

– В лучшем случае посредственный.

– Значит, вы полагаете, что человечество в своем развитии неспособно измениться к лучшему?

– Отдельные люди способны меняться, госпожа моя. Я сам это наблюдал. Но соберите вместе чуть больше народу, и через несколько мгновений вы получите воющую толпу, рвущуюся крушить и убивать. Нет, я не верю, что человечество когда-нибудь изменится.

– Может быть, это и правда, – признала жрица, – но от нее веет поражением и отчаянием. Я не могу согласиться с такой философией. Прошу вас, присядьте.

Нездешний повернул стул спинкой вперед и сел напротив нее.

– Спасение девушки по имени Кива делает вам честь, – проговорила она тихим, мелодичным голосом.

– Поначалу я не знал, что они взяли кого-то в плен, – признался он.

– Все равно. Вы подарили ей жизнь и судьбу, которую у нее собирались отнять. Кто знает, что ей еще предстоит совершить, Нездешний?

– Я больше не пользуюсь этим именем, и в Кайдоре меня под ним никто не знает.

– От меня его никто не услышит. Скажите, что побудило вас отправиться в погоню за наемниками?

– Они вторглись на мою землю и напали на моих людей – чего же больше?

– Возможно, вы хотели доказать самому себе, что остались прежним. Быть может, вы, вопреки своей внешней суровости и жесткости, ощутили горе деревенских жителей и решили, что их обидчики никому больше не сделают зла. А может быть, вы вспомнили, что вас не было дома, когда те, другие солдаты, убили вашу первую жену Тану и ваших детей.

– Вы хотели видеть меня, госпожа, – резко произнес Нездешний. – По важному делу, как мне передали.

Вздохнув, она снова посмотрела ему в глаза и сказала мягко:

– Мне жаль, что я причинила вам боль, Серый Человек. Простите меня.

– Внесем ясность, – холодно ответил он. – Я стараюсь держать свою боль при себе, и мне это не всегда удается. Вы открыли в нее окно, и я буду вам признателен, если вы не станете этого повторять.

– Даю вам слово. – Она помолчала немного, не отводя в сторону своих золотистых глаз. – Порой мне бывает трудно, Серый Человек. Как видите, от меня ничто не может укрыться. Встречая человека впервые, я вижу все: его жизнь, воспоминания, его гнев и боль. Я пытаюсь отгородиться от этих образов и чувств, но это болезненно и отнимает у меня силы, поэтому лучше не сопротивляться. Я избегаю больших скоплений народа – ведь это все равно что попасть в ревущую лавину чувств. Скажу еще раз: я сожалею, что обидела вас. Вы были очень добры ко мне и моим спутникам.

– Все забыто, – развел руками Нездешний.

– Очень великодушно с вашей стороны.

– Однако вы хотели поговорить со мной?

Она отвела взгляд.

– Это нелегко. Мне придется еще раз попросить у вас прощения.

– Но я же сказал…

– Нет, не за то, что я сказала. Явившись сюда, я, возможно, подвергла вас… опасности. Меня и моих друзей преследуют. Нас могут найти, хотя я надеюсь, что этого не случится. Я чувствую себя обязанной сказать вам об этом и тотчас же покинуть ваш дом, если вы того пожелаете.

– Вы нарушили какой-то чиадзийский закон?

– Нет, мы не преступники. Мы искатели знания.

– Кто же в таком случае преследует вас и почему?

Она снова взглянула прямо на него.

– Слушайте внимательно, Серый Человек, и я объясню, почему пока не могу вам этого сказать. Вы уже убедились, что ваши мысли и воспоминания для меня открыты. Они бьют из вас, как солнечные лучи, и, как лучи, освещают землю. Так же обстоит дело со всеми людьми. Их мысли озаряют весь мир. Так вот, где-то далеко есть умы, которые улавливают эти мысли, ища те, которые могут навести на мой след. Если я назову вам тех, кто за мной охотится, это войдет в ваши мысли, и вы помимо своей воли насторожите людей, которые хотят убить меня.

Нездешний с улыбкой покачал головой.

– В магии я ничего не смыслю, однако давайте продолжим. Зачем вы пришли сюда?

– Отчасти потому, что вы здесь, – просто ответила она.

– Но есть и другие причины?

– Да, только это еще более сложно.

Нездешний засмеялся:

– Более сложно, чем магические враги, умеющие читать мысли на большом расстоянии? Теперь ясное утро, небо безоблачно, веет свежий бриз. Я тоже свеж после купания, и голова у меня работает на славу. Говорите, госпожа.

– Этот мир – не единственный, Серый Человек.

– Я знаю. Земель и стран много.

– Я не это имела в виду. Мы сейчас живем в Кайдоре, но есть и другие Кайдоры – их число бесконечно. И дренайских миров тоже бесконечное множество. В одних из этих миров история одинакова, в других различна. В одних наемник по имени Нездешний убивает дренайского короля, и в страну вторгаются вагрийские полчища, которые одерживают победу. В других он тоже убивает короля, но побеждают дренаи. В третьих король остается жив, и войны не происходит. Вы следите за мной?

Хорошее настроение Нездешнего испарилось.

– Да, я убил короля. За деньги. Это было непростительно, но это случилось, и я ничего не могу изменить. Да и никто не может.

– Это случилось здесь, – мягко сказала она, – но есть другие миры – бесконечное множество. В этот миг где-то в беспредельности пространства другая женщина разговаривает с другим мужчиной. Все у них точно так же, только на женщине, возможно, голубое платье, а не красное, и мужчина тоже одет по-другому или носит бороду. Но все же она – это я, а он – это вы. И страна, в которой они обитают, называется Кайдор.

Нездешний перевел дух.

– Он – это не я. Вот он, я, перед вами.

– Уверена, что он сейчас говорит то же самое.

– И он прав. Он тоже, видимо, не улавливает смысла этой беседы. Какая разница, сколько существует Нездешних – двое или двести – если они все равно никогда не встретятся?

– Хороший вопрос. Я видела некоторые из этих миров, и везде человек по имени Нездешний играл какую-то роль.

– Только не в этом мире, госпожа. Здесь моя роль уже сыграна.

– Кто знает? Так что же – хотите вы, чтобы мы ушли?

– Я подумаю, – сказал он, вставая.

– Благодарю вас. Еще одно небольшое дело…

– Да?

– Вы не спросили у Кивы, как она убила голубей, которых для вас зажарила.

– Нет, не спросил, – криво усмехнулся он. – У меня другое было на уме.

– Да, конечно. Она воспользовалась вашим арбалетом. В первый раз она промахнулась, но следующими тремя выстрелами сбила трех птиц, последнюю – на лету.

– Впечатляет, – сказал он.

– Я так и думала, что вас это заинтересует.

У двери Нездешний задержался.

– Вы прочли много текстов – не встретилось ли вам в них что-нибудь относительно руин на западе?

– Почему вы спрашиваете об этом?

– Я был там вчера, и мне… не понравилось это место. А ведь я много раз проезжал через него. Что-то там изменилось.

– Вы почувствовали опасность?

– Мне стало страшно, – улыбнулся он, – хотя я не видел ничего, кроме тумана.

– Я знаю, что этим руинам пять тысяч лет. Возможно, вы почувствовали дух того, что давно уже умерло. Если я найду что-то на этот предмет, непременно скажу вам.

– Может быть, все это пустяки – но для тумана было слишком тепло, и мне показалось, что он струится против ветра. Не будь со мной девушки, я исследовал бы это явление. Не люблю тайн.

Сказав это, Нездешний повернулся и вышел.

Как только он покинул библиотеку, в маленькую боковую дверь вошел стройный узкоплечий мужчина, бритоголовый, как и жрица, в белом шерстяном хитоне до пят, таких же белых перчатках и тонких сапогах из бледно-серой кожи.

– Не нравится он мне, – сказал он, нервно посмотрев на входную дверь. – Такой же дикарь, как и они.

– Нет, Приал. Сходство есть, но в нем отсутствует присущая им жестокость.

– Он убийца.

– Верно, убийца. И он знал, что ты стоишь за дверью.

– Как это возможно? Я вел себя так тихо, что почти и не дышал.

– Он знал. У него неосознанный дар на такие вещи. Поэтому он, думаю, и прожил так долго.

– Но он не знал, что один из наемников засел на дереве у него над головой?

– Нет, – улыбнулась жрица. – Только он зарядил свой арбалет за несколько минут до того и держал его наготове, когда тот человек прыгнул. Говорю тебе – это неосознанный дар.

– Я уж думал, что сейчас ты ему все расскажешь.

Она покачала головой:

– Я все еще надеюсь, что в этом не будет нужды. Возможно, мы успеем завершить свою миссию до того, как они найдут нас.

– Ты в это веришь?

– Хочу верить.

– Я тоже, Устарте. Но времени мало, а мы до сих пор не нашли путь. Я просмотрел двести томов, Мениас и Корвидал – никак не меньше, и нам осталось еще больше тысячи. Не кажется ли тебе, что эти люди давно забыли правду о Куан-Хадоре?

– Полностью забыть они не могли. Даже название этого места осталось прежним. Нам встречались упоминания о демонах, чудовищах и героях, которые с ними сражались. Эти истории очень отрывочны, но где-то должен быть ключ.

– Как скоро Врата начнут открываться? – спросил он.

– Счет идет скорее на дни, чем на недели. Но обитатели тумана уже здесь. Серый Человек учуял их зло.

– И теперь здесь будут умирать, – печально сказал Приал.

– Да. Но мы должны продолжать свои розыски, не теряя надежды.

– Я уже теряю ее, Устарте. Сколько миров должно пасть на наших глазах, прежде чем мы признаем, что не в силах спасти их?

Жрица со вздохом поднялась со стула, прошелестев тяжелыми шелками.

– Этот самый мир уже победил их три тысячи лет назад. И отогнал их назад, за Врата. Их побили, несмотря на их волшебство, несмотря на силу союзников, которых они привели с собой. Даже криаз-норы не спасли их.

– Пять лет мы ищем и ничего не можем найти, – не глядя ей в глаза, ответил Приал. – У нас в запасе, возможно, всего несколько дней. Потом они пошлют сюда Ипсиссимуса, и он почует, что мы здесь.

– Он уже тут, – тихо сказала она.

Приал вздрогнул:

– Ты его видела?

– Он окутан плащом заклятия, и я не могу его видеть, но чувствую его силу. Он где-то рядом.

– Тогда нам надо бежать, пока еще можно.

– Он пока не знает, что мы здесь, Приал. У меня еще осталась кое-какая власть, и я сумею прикрыть нас.

Приал взял ее руку в перчатке и поднес к губам.

– Я знаю, Устарте, но против Ипсиссимуса тебе не выстоять. Если он еще не нашел нас, то потому лишь, что не ищет. А когда начнет, он найдет нас и убьет.

Приал задрожал, и Устарте почувствовала, как крепко сжались его пальцы. Он глубоко, со всхлипом втянул в себя воздух.

– Я спокоен. Правда спокоен. – Он отпустил ее руку, смущенный тем, что проявил слабость. – Я весь чешусь в этой одежде, – пожаловался он, расстегнул хламиду и сбросил с плеч. Устарте почесала ему спину, покрытую густым серым мехом.

Приал зажмурил карие глаза и заурчал от удовольствия. Его страх прошел, но она знала, что это ненадолго.

Кива, приближаясь к покоям Серого Человека, чувствовала напряжение и немалую злость. Несмотря на указания Норды, она дважды сбивалась с дороги и выходила из лабиринта ниже, чем нужно, каждый раз видя искомый флигель справа над собой. Наконец, взобравшись по каменной, выбитой в скале лестнице, она пришла в нужное место и задержалась у входа, удивленная тем, что перед ней предстало. Фасад жилища Нездешнего сливался с окружающей его естественной скалой и был почти невидим со стороны залива. Простое, ничем не украшенное строение совсем не походило на покои богатого человека.

Ее беспокойство усилилось. Она заявила Серому Человеку, что не станет его любовницей, между тем и дня не прошло, как он вызвал ее к себе. Гнев прошел, и Кива ощутила внезапную грусть. Она уже успела поверить, что здесь ей может быть хорошо. Ей полюбилась Норда, и другие девушки тоже отнеслись к ней по-дружески. Все они хорошо отзывались о старом Омри, в доме царила приятная, добрая атмосфера. «Ну что ж, лучше покончить с этим побыстрее», – подумала она и постучалась.

Серый Человек открыл дверь, одетый так же, как при первой их встрече: темные штаны, сапоги для верховой езды, рубашка из тонкой кожи. Ни колец, ни золотых цепей, ни вышивки.

– Проходи, – пригласил он.

Всю обстановку горницы составляли два обтянутых кожей стула и старый ковер. Ни единого шкафа или комода. Рядом с незатейливым камином – кучка поленьев и железная кочерга. Серый Человек прошел через комнату в заднюю дверь. Кива последовала за ним, ожидая увидеть спальню, и гнев снова окреп в ней.

На пороге она с удивлением остановилась. Это была не спальня. Левая тридцатифутовая стена, облицованная сосной, была увешана оружием: луками, арбалетами, чиадзийскими дротиками, мечами и кинжалами всякого рода – короткими, длинными, обоюдоострыми. Шесть фонарей на правой стене бросали дрожащие блики на весь этот арсенал. Повсюду стояли мишени – одни круглые, другие в виде человеческих фигур из набитой соломой одежды.

Серый Человек взял со стола арбалет, зарядил двумя стрелами, подал Киве и указал на круглую мишень футах в двадцати от нее.

– Постарайся попасть в середину.

Кива вскинула руку. Ладонь вжалась в истертый приклад, пальцы легли на два бронзовых курка. Во время охоты на голубей она усвоила, что центр тяжести у этого оружия помещается впереди и при нажатии на курки арбалет слегка клюет вниз. Учитывая это, она выпустила обе стрелы, и обе вонзились в красное яблочко мишени. Серый Человек молча забрал у нее арбалет, выдернул стрелы и вручил ей два метательных ножа в форме ромба, около четырех дюймов в длину. Рукояток у них не было, но в металле имелись желобки для захвата.

– Осторожнее, – предупредил Серый Человек, – они очень острые. – Кива взяла один из клинков – он оказался тяжелее, чем она ожидала. – Здесь важны не только направление и скорость, но и вращение. Нож должен попасть в мишень острием вперед. – Он указал на ближайшее соломенное чучело. – Бросай в него.

– Куда?

– В горло.

Кива метнула нож. Он попал чучелу в горло тупым концом и отскочил прочь.

– Теперь я поняла, в чем дело, – сказала она. – Можно еще раз?