Текст книги "Открыто. Как мы будем жить, работать и учиться"

Маротт полагает, что сообщество сотрудничающих друг с другом людей в ближайшем будущем выйдет далеко за рамки постоянных штатов предприятий. Это называется модным словечком «краудсорсинг»: поиск новых идей и новых продуктов кем угодно и где угодно. Оригинальный эксперимент в области краудсорсинга был инициирован в 2011 году, когда газета New York Times пригласила читателей попытаться закрыть дефицит городского бюджета Нью-Йорка. С помощью онлайн-симулятора бюджета они стремились найти самые разные варианты. Газета получала семь тысяч предложений в неделю.

Все больше крупных корпораций, включая Dell, Kraft, Fiat, Unilever, BMW, Nokia и Philips, начинают реализовывать проекты по краудсорсингу. Некоторые из них являют собой попытки подлинного сотрудничества, а другие оказываются всего лишь маркетинговыми стратегиями поиска победителя, на успехе которого можно нажиться. Starbucks, например, пригласила своих клиентов предлагать новые продукты и услуги или указывать, где качество обслуживания могло быть улучшено. Стартовав в 2009 году, к своему второму дню рождения проект «Моя идея для Starbucks» получил более 115 тысяч предложений, хотя реализовано было всего 150.

Пожалуй, самым впечатляющим стало использование краудсорсинга в инициативе Proctor&Gamble. Несмотря на то что в отделе исследований и разработок компании более девяти тысяч сотрудников, по инновациям P&G с трудом держалась на уровне своих конкурентов. Решением стало создание проекта «Объединяйся и расти». Новаторов и предпринимателей со стороны пригласили предлагать отделу свои идеи по товарам и решения по техническим процессам P&G. Если идея принимается, ее автор вознаграждается соглашением о партнерстве. Запущенный в 2006 году проект «Объединяйся и расти» стал источником более чем тысячи внешних инноваций. Это добрая половина всех инициатив по развитию новых продуктов, принесших компании свыше 20 миллиардов долларов. В компании Proctor&Gamble вместо того, чтобы сокрушаться о том, что «все хорошее придумано не нами», сотрудники говорят «с гордостью отыскали в другом месте».

Не закладывают ли такие приглашения к сотрудничеству основу для ведения бизнеса в будущем? Или они возникают из-за разочарования неспособностью компаний создать внутреннюю среду для инновационного обучения? Если открытость действительно необратима, тогда краудсорсинг, скорее всего, станет нормой – но это не означает, что компании не должны превращаться в место открытого обучения. Самые успешные организации делают и то и другое.

* * *

Если совместная работа – головная боль корпоративного обучения, то с чего начинать в школах – вообще непонятно. Во-первых, в большинстве школ обмен знаниями называют «списыванием». Задумайтесь на минутку: сегодняшние школьники потом придут на работу, где внутреннее и внешнее сотрудничество – это и есть работа. Мы готовим их для нашего полного взаимосвязей мира, но настаиваем, чтобы практически все, что они делают, любое задание, которое сдают, было их собственной работой, а не результатом работы с другими, поскольку каждый ученик должен получить свою, строгую, заслуженную оценку: иначе вся система экзаменов развалится как карточный домик.

Вот только этого не происходит. Почти 20 лет назад я убедил один университет присваивать слушателям две оценки: за одиночную работу и за работу в группе. Ведь в реальной жизни нас постоянно оценивают по двум параллельным критериям: как мы работаем в команде, и в чем состоит наш личный вклад в текущий проект. Если университет согласился на такое, то и школьные экзаменационные комиссии, наверное, могли бы додуматься до того же самого.

Точно так же конец света не наступит, если мы позволим школьникам применять инструменты социальных сетей, которые все мы применяем для совместной работы и которыми сами ученики активно пользуются вне школы. На момент написания данной книги на Twitter ежедневно добавляется 400 миллионов постов, на YouTube каждую минуту загружается 100 часов видео, а Facebook пользуется больше миллиарда человек. Для многих специалистов эти ресурсы уже стали абсолютно необходимыми обучающими инструментами, и все же большинство наших школ и университетов запрещают их.

Если одержимая тестами система образования лишает наших учеников возможности получить чрезвычайно необходимые навыки совместной работы, то учителям мало что мешает сотрудничать теснее. Впрочем, профессия учителя остается одной из наиболее закрытых. Школы и университеты вольны распределять учебную нагрузку учителей и преподавателей таким образом, чтобы преподавание и обучение стало деятельностью по обмену знаниями, однако они редко пользуются этой свободой.

Те школы, которые делают учебный процесс менее закрытым – ломают стены классов, объединяют учителей в команды для совместной работы или переносят уроки в общественную или профессиональную среду, – входят в число самых передовых школ мира. Однако пока такие пространства и такие ценности и действия не станут нормой, школы будут продолжать навязывать культуру замкнутости, а не сотрудничества. Обмен знаниями – еще один пример того, как в области обучения работа и школа (университет) отстают от социального пространства.

Открытость

Во всем этом можно запутаться, так что давайте попытаемся увидеть разницу между «открытостью» как определяющим движением (что подразумевает название книги) и «открытостью» применительно к действиям и ценностям, которые стимулируют обмен информацией, знаниями и навыками.

Открытость становится глобальным явлением, выращенным в лаборатории социальных движений Интернета, но влияющим сегодня и на наши государственные и мировые институты. Раскрытие внутренних секретов правительств можно считать признаком созревающих демократий. Смягчение офисных иерархий и работа с «заклятыми друзьями» – сотрудничество с компаниями, которые в обычных обстоятельствах считались бы соперниками, – сегодня становится нормой для экономики знаний. Открытые источники, открытая информация, открытое правительство, открытые системы, открытые организации – пожалуй, именно слово «открытость» характеризует XXI век.

Конечно, все не так просто. Пусть даже корпорации и правительства начинают осознавать, что проще придерживаться стратегии «абсолютной прозрачности», репрессивные режимы все еще существуют; у нас могут быть открытые источники и открытые инновации, но не подлежащие разглашению договоренности по-прежнему применяются для предотвращения утечек информации через официальные источники. У нас существует движение «Творческие общины»[36]36
  Creative Commons – некоммерческая организация, которая разработала типовые договоры, с помощью которых авторы и правообладатели могут выразить свою волю и распространять свои произведения более широко и свободно, а потребители контента – легально. – Прим. ред.


[Закрыть] (некоммерческая организация Creative Commons, которая разработала систему лицензирования, способствующую свободному обмену информацией), но мы вместе с тем пытаемся надеть законодательные оковы на авторские права в Интернете.

Открытость в контексте ценностей и действий согласуется со свойственным человеку альтруизмом и стимулирует взаимный обмен услугами. Чтобы поделиться знаниями, нужно открыться, что мы и делаем. Десять лет назад это означало открыться перед несколькими коллегами, друзьями или родными. Сегодня это означает выход на очень широкую аудиторию. Одна из замечательных черт последнего десятилетия – то, как быстро мы привыкли быть открытыми, особенно те, кому еще нет тридцати.

Мы все еще привыкаем к тем требованиями и той ответственности, которую налагает открытость. Работников увольняют, браки разваливаются, жизнь ставится под угрозу из-за неосторожных постов в Facebook, авторы которых забывают, что мир следит за ними, а действия имеют последствия. В итоге, кажется, большинству из нас преимущества открытости возмещают сопутствующую ей потерю неприкосновенности частной жизни. В моей собственной истории, с которой я начал эту главу, если я хотел воспользоваться опытом членов форума больных мерцательной аритмией, то должен быть готов раскрыть довольно интимные подробности в публичном пространстве. Я пережил это, добавил еще больше сведений о себе и смог установить связь между проблемами с пищеварением и неровным сердцебиением (она теснее, чем можно подумать), таким образом избавившись от болезни, которая могла сделать меня инвалидом. В моем случае сделка – небольшое вторжение в частную жизнь за когнитивный прорыв – стоила того.

Появление социальных сетей сыграло решающую роль в раскрытии знания и информации. Утечки информации в доинтернетовскую эпоху чаще всего имели налет предательства – сегодня они рассматриваются как неизбежный ответ попыткам что-то скрыть. В мае 2011 года Райан Гиггз, футбольная звезда из «Манчестер Юнайтед» и национальный герой Уэльса, пытался сохранить анонимность с помощью законов о неприкосновенности частной жизни, позволяющих ему скрывать факты своих супружеских измен от газет. Его разоблачили в Twitter 75 тысяч человек. Что ему было делать – подать на них всех в суд?

Когда британская газета Daily Telegraph раскрыла финансовое мошенничество сотен членов британского парламента, то парламентарии прежде всего стали искать источник, через который произошла утечка. Тут же в Twitter и на многочисленных форумах появились упреки политикам за неуместность такой реакции. Сделав приличествующие случаю пристыженные мины, они перенаправили свою энергию на то, чтобы разобраться с мошенниками, и на уверения, что больше это не может повториться. Писатель и эксперт по инновациям Чарлз Лидбитер[37]37
  Чарлз Лидбитер – британский журналист, консультант, аналитик и автор ряда книг, посвященных новаторским моделям в экономике. Он считает Интернет средой, способствующей развитию коллективного предпринимательства. – Прим. ред.


[Закрыть] заметил: «Социальные сети создают условия для появления в обществе „длинного хвоста“ – огромного количества практически не связанных между собой цепочек сообщений, мелкомасштабных кампаний и групп по интересам, которые могут иногда объединяться в массовое движение. Впредь правительствам придется противостоять этому „хвосту“ и сотрудничать с ним»[38]38
  Leadbeater C. The Civic Long Tail. – Demos, 2011. – Прим. авт.


[Закрыть].

Открытость нашего взаимодействия в социальных сетях убедила многие отрасли промышленности воспользоваться случаем и общаться с нами больше, чем друг с другом. Было время, когда значение имели только отношения между компаниями. Теперь это не так. Все большее значение приобретают отношения «компания – клиент», и поскольку мы согласны делиться всем со своими виртуальными друзьями, нас больше не смущает, что мы выдаем компаниям много личной информации. Хорошим примером этого и компромиссом между выгодой клиента и отказом от приватности личной информации служат различные программы лояльности.

Наиболее успешная программа поощрения лояльности клиентов в мире – у крупной британской розничной сети Tesco. Основой любой программы такого рода является простой принцип: покупайте у нас постоянно, и мы позволим вам значительно сэкономить. Однако для Tesco подлинная ценность программы лояльности состоит в объеме информации, собранном фирмой о привычках, вкусах и структуре расходов своих покупателей.

Маркетинговой компанией, которая в 1994 году помогла Tesco проанализировать первую собранную ею информацию, стала Dunnhumby. Получив их первый квартальный отчет, тогдашний глава Tesco лорд Маклорин заметил: «Меня пугает, что за три месяца вы узнали о моих клиентах больше, чем я за тридцать лет». Вооружившись этим огромным массивом «больших данных»[39]39
  В терминологии Глобального института компании McKinsey (McKinsey’s Global Institute) большими данными называются «массивы данных, размер которых превышает возможности типичного программного обеспечения баз данных в отношении сбора, хранения, управления и анализа информации». – Прим. ред.


[Закрыть], Tesco смогла построить систему закупок и разработать целевые предложения с учетом индивидуальных профилей клиентов. В результате она получила львиную долю британского рынка супермаркетов и удерживает ее до сих пор. По проложенному Tesco пути пошли Amazon, Google и другие. Работа с подробной информацией о клиентах стала Святым Граалем корпораций – и не без причины. Компания McKinsey[40]40
  McKinsey & Company – ведущая международная компания, предоставляющая услуги в области управленческого консалтинга. – Прим. ред.


[Закрыть] подсчитала, что розничные сети, использующие весь потенциал данных о клиентах, смогут увеличить норму доходности от операций на 60 %. Нас больше не удивляют рекламы на боковой панели страниц в Интернете и советы, нашептывающие, что «если вам понравилось одно, вам может понравиться и другое». Наши персональные данные кто-то похитил или мы сами ее отдали?

Конечно, все это нас не слишком волнует, когда мы наполняем свои тележки в супермаркете или претендуем на полагающуюся клиентам в награду бесплатную поездку в тематический парк. Мы открылись, потому что сами так решили. Сложно представить себе, несмотря на протесты групп по защите информации, что мы когда-нибудь сможем повернуть процесс открытости вспять. Вот, пожалуй, лучшее, на что мы можем надеяться: если мы открылись, то же самое сделают и наши государственные учреждения.

Мы увидели, как сотрудничество и краудсорсинг делают компании более открытыми. Впрочем, многие считают, что они открылись далеко не достаточно. Передовые компании раскрывают все аспекты своей деятельности.

Многие руководители компаний ведут свои блоги и пишут в Twitter, хотя большинство тщательно выбирает, что именно они готовы раскрыть. Впрочем, некоторые приняли корпоративную стратегию «абсолютной прозрачности», побуждая своих сотрудников выносить на суд общественности любой вопрос, который их волнует. Одним представляется, что так легче, чем разбираться с неиссякаемым потоком сплетен и слухов, а другие полагают, что это хорошо для бизнеса и лояльности клиентов.

Отличный пример – Тони Шей, руководитель обувного интернет-магазина Zappos. В Zappos есть собственная корпоративная «вики»[41]41
  Вики (англ. wiki) – ресурс, структуру и содержимое которого пользователи могут самостоятельно изменять с помощью инструментов, предоставляемых самим сайтом. Термин, первоначально означавший «простейшую онлайновую базу данных», придумал Уорд Каннингем, заимствовав слово гавайского языка, означающее «быстрый». В дальнейшем для слова «wiki» придумали расшифровку «What I Know Is…» («то, что я знаю, это…»). – Прим. ред.


[Закрыть], где сотрудники могут изложить жалобы и тревоги и поделиться проблемами; торговым агентам разрешается направлять клиентов в магазины конкурентов, если им не смогли подобрать нужную обувь; поставщики могут увидеть всю финансовую информацию о своем товаре, включая размер прибыли. Шей считает: чем больше – хорошего и плохого – клиенты и поставщики будут знать про Zappos, тем вероятнее, что они будут иметь с ними дело. Кажется, это работает: в 2001 году продажи Zappos оценивались в 8,6 миллиона долларов; к 2008 году они превысили миллиард, и компания вошла в список Forbes «25 лучших компаний для работы».

Клайв Томпсон из журнала Wired выступает за абсолютную прозрачность: «Прозрачность – как выпад в дзюдо. Ваши клиенты в любом случае будут пытаться совать нос в ваши дела, а ваши работники будут выбалтывать внутреннюю информацию – так почему не заставить это работать на вас, превратив всех в партнеров по процессу?»[42]42
  Wired Magazine, 2007, March. – Прим. авт.


[Закрыть]

«Побочные эффекты» прозрачности

Правительства сейчас требуют от школ и университетов открывать все больше информации. И вот тут, я думаю, стремление получить сведения об академической успеваемости учащихся становится непродуктивным. Не одно британское правительство полагало необходимым публиковать информацию о результатах школ по стандартизированным государственным тестам, утверждая, что родители «имеют право знать». Может быть, причина в этом, а может, и нет. Однако эксперт в области образования Йонг Чжао говорит о необходимости рассматривать инновации в образовании точно так же, как медицинское сообщество рассматривает клинические испытания. Само по себе нововведение может быть удачным, но каковы побочные эффекты?

В данном случае, без сомнения, введение публикации результатов школьных оценок повлияло на выбор школы (весьма ограниченный), куда родители отдают своих детей. Здесь, однако, диалог определяется информацией. Из-за того что определенные вещи, которые должны иметь для родителей большое значение, оцениваются неверно или не оцениваются вообще (обстановка в школе, случаи запугивания, степень вовлечения родителей, умение заинтересовать учеников и завоевать их доверие), критерии того, что делает школу «хорошей», оказываются искаженными, а диалог – менее эффективным.

Поскольку эти аспекты обучения не оцениваются и не обсуждаются, у школ нет никакого стимула стать обучающими сообществами, которые описаны далее. Вот почему открытость зависит от контекста: правительство начало настаивать на раскрытии информации, а в итоге школы стали более закрытыми, излишне озабоченными показателями и результатами тестов. Таким образом, побочным эффектом того, что мы получаем информацию, на которую имеем право, может стать закрытие очень хороших школ.

* * *

В социальном плане открытость – более сложная ценность и более сложное действие, чем обмен информацией. И более спорная с точки зрения политики и торговли. В действительности она обозначает битву за контроль над знанием. Дело «Правительство против WikiLeaks» и утечка информации из Агентства национальной безопасности США; Эдвард Сноуден; постоянное противостояние крупных корпораций и хакерской группы Anonymous[43]43
  Группа хактивистов. Хактивизм (англ. hacktivism, сложное слово, составленное из слов hacker и activism) – использование компьютеров и компьютерных сетей для продвижения политических идей, свободы слова, защиты прав человека и обеспечения свободы информации. – Прим. пер.


[Закрыть]…

Однако она обозначает еще и два пути, которыми может идти бизнес. Ни в чем другом эта битва не проявилась более четко, чем в противостоянии Apple и Google. Apple сильно обогатилась благодаря тому, что Стив Джобс настаивал на секретности и закрытых исходных кодах. Однако уже появляются признаки недовольства потребителей тем, что они «заперты» в продуктах Apple, и компании, возможно, придется стать более открытой.

Google однозначно позиционирует себя в качестве открытой компании. Там верят, что «открытые» в итоге возьмут верх над «закрытыми». В электронном письме, разосланном в 2009 году всем сотрудникам, старший вице-президент Google по управлению продуктами и маркетингу Джонатан Розенберг разъяснил неизбежность раскрытия всего – систем, платформ, исходных кодов – и дал понять, каким образом оно изменит политику, культуру, технологию, да и каждый аспект нашей жизни: «Людям, которые мыслят категориями устаревших программ MBA, это кажется парадоксальным, но если мы будем хорошо работать, то отношение скоро изменится. Наша цель – сделать так, чтобы открытость стала тем состоянием, которое ожидается „по умолчанию“. Люди будут стремиться к ней, затем ждать ее и требовать, и придут в бешенство, если они ее не получат. Если открытость станет интуитивной, значит, нам все удастся… Открытость победит. Она победит в Интернете и затем перекинется на многие сферы жизни. Будущее правительства – прозрачность. Будущее торговли – информационная гармония. Будущее культуры – свобода. Будущее науки и медицины – сотрудничество. Будущее развлечений – участие. Каждое из этих будущих зависит от открытости Интернета».

Свобода

Для таких компаний, как Google, быть открытыми – значит быть и свободными. Однако, как мы увидим, у этого кажущегося безобидным слова может быть несколько интерпретаций. Большинство из них укладывается в модель SOFT (обмен, открытость, свобода и доверие), так что давайте рассмотрим их одно за другим.

Свобода как ценность

22 февраля 2010 года американский студент Дэн Браун загрузил в свой канал на YouTube шестиминутное «Открытое письмо преподавателям». Ролик показывает исключительно четко выражающего свои мысли, очень активного, самоуверенного молодого человека и заканчивается словами: «Я бросил университет, потому что он мешал моему образованию!» Видео просмотрели больше 270 тысяч человек; оно вызвало экстраординарный отклик – больше шести тысяч комментариев. Большинство из них разделилось практически поровну между молодыми людьми, которые либо учатся в университете, либо собираются поступать и приветствуют его аргументы, и старшими выпускниками университетов, серьезно порицающими Дэна за то, что он кусает кормившую его руку.

Их логика заключается в следующем: «Если университет для тебя ничего не сделал, как тебе удалось стать таким умным?» Они, видимо, не принимают во внимание ни способность Брауна к самообразованию, ни то, что ему не нужны учебники или лекции по предметам, поскольку, как он утверждает, все, что ему требуется, есть в Интернете.

Что до меня, ключевой момент этой дискуссии состоит не в том, обманул ли ожидания Брауна его университет. Скорее, это яркая иллюстрация той ситуации, в которой оказались все специализированные учебные заведения: предполагалось, что ценность знания в дивной новой[44]44
  Аналогия с романом Олдоса Хаксли. – Прим. пер.


[Закрыть] экономике знаний в будущем возрастет, а не упадет практически до нуля. Итак, принимая во внимание то будущее «высокой квалификации/низкого дохода», ожидающее выпускников университетов, ищущих работу по специальности в развитых странах, зачем самоучке вроде Дэна платить за обучение в университете, особенно если нужная ему информация находится в свободном доступе?

Свобода как свобода от оплаты

Крис Андерсон[45]45
  Крис Андерсон – писатель и журналист, главный редактор журнала Wired, обладатель Национальной журнальной премии. Журнал под руководством Андерсона стал рупором Силиконовой долины, настольной книгой всех американских студентов, мечтающих сделать бизнес в Интернете. – Прим. ред.


[Закрыть] одним из первых определил, каким образом бесплатность стала не просто ключевой частью многих бизнес-моделей, но и тем, чего ожидает потребитель. В своей книге «Бесплатно: будущее последней цены» («Free: The Future of a Radical Price») Андерсон упоминает об изложенных Джонатаном Ханделом, юристом в сфере индустрии развлечений, шести причинах, по которым доступ к цифровому контенту неизбежно станет бесплатным (комментарии мои).

1. Законы спроса и предложения: предложение на рынке цифрового контента выросло в геометрической прогрессии; однако спрос на него имеет пределы, поскольку мы можем «переварить» ограниченное количество информации. Так что стоимость контента стремительно упала.

2. Утрата материальной формы: поскольку цифровой контент не имеет физического воплощения (газет, дисков, кассет), мы рассматриваем его как нечто нематериальное и поэтому меньше готовы за него платить.

3. Легкость доступа: если мы находим что-то в магазине, мы предполагаем, что за это нужно платить; но если мы за секунду скачиваем что-то из Интернета, у нас нет ни времени подумать о стоимости, ни желания оплатить приобретение.

4. Переход к контенту, сопровождаемому рекламой: все знают, что Google делает деньги (много денег) на рекламе, так почему бы не заработать производителям контента?

5. Рыночные силы в индустрии технологий: в производстве оборудования крутится больше денег, чем в производстве программного обеспечения. Когда Apple выпустила iTunes, она не ожидала заработать на этой программе много денег, но было понятно – нужно купить iPod, чтобы слушать на нем музыку[46]46
  Согласно последним результатам, iTunes сейчас приносит Apple приличную прибыль, еще сильнее повышая показатели рентабельности компании. – Прим. авт.


[Закрыть]. Это изящная манипуляция одной из самых первых продаж по бросовой цене. Gillette продает по дешевке бритвенные станки (оборудование), зато нам приходится покупать лезвия (дополнительные детали).

6. Культура: если вам меньше тридцати лет, вы знаете, что цифровой значит бесплатный. Продавцам очень нелегко сломать эту установку. Вот почему множество молодых людей не думают о соблюдении авторских прав – они убеждены, что информация должна быть свободной во всех смыслах этого слова. В конце 1990-х я работал в Ливерпуле; тогда существовал амбициозный план Европейского союза по созданию в городе высокоскоростной цифровой инфраструктуры. Я помню, как посещал заседания, на которых крупнейшие технологические компании предлагали свои разработки и оборудование практически за бесценок, чтобы обеспечить эту инфраструктуру – серверы и подземные кабели. Я спросил, как они собираются извлекать прибыль из такой щедрости. Мне ответили фразой, которая в то время еще только начинала входить в обиход: «королем всего будет контент». Настоящие деньги должно было давать то, что пойдет по этим кабелям. Как они ошибались!

Свобода как триумф контента, создаваемого пользователями

Седьмой пункт, который я хочу добавить к перечисленным шести пунктам Хандела и до которого не додумались эксперты:

7. Если нам дать инструменты, мы тоже можем производить: возможно, никто не думал о креативном обществе, желающем участвовать в процессе, но оно существует, так что лучше нам привыкнуть к нему и к его готовности производить контент бесплатно.

Интересно, как долго мы будем опираться на экспертов на пути к тому, чтобы стать «протребителями» (производителями и потребителями). Даже создатель Википедии Джимми Уэйлс полагал, что нужно платить экспертам, чтобы они писали статьи, которые люди захотят читать. Так была организована предшественница Википедии – Нупедия. Однако ученые никогда не торопятся, так что за первые несколько месяцев работы Уэйлс получил очень мало статей.

Как только был совершен прорыв к тому, чтобы контент создавали сами пользователи, все изменилось. Если в 2001 году Википедия насчитывала горстку статей, то через три года – уже миллион. С тех пор блогосфера также росла в геометрической прогрессии, а после того как в 2006 году Google купил YouTube, все закрутилось с бешеной скоростью.

Вот что мы все просмотрели: люди с удовольствием производят этот контент бесплатно, потому что его создание плюс некоторое признание аудитории сами по себе служат наградой. Как же низко мы оценивали сами себя, если не допускали такой возможности?

Это снова возвращает нас к Дэну Брауну. Его видеоролик «Открытое письмо преподавателям» сегодня используется в нескольких американских университетах как часть курса магистерской программы по образованию. Так что кто-то тебя слушает, Дэн.

Бесплатность как бизнес-модель

Жалоба Дэна Брауна на то, что он был вынужден покупать не нужные ему книги, выводит на первый план одну из последних монополий: научное издание книг. Посмотрим, как долго еще кучка издателей сможет брать с читателей деньги за доступ к исследованиям, за которые уже заплатили налогоплательщики. Я подозреваю, что им, по меньшей мере, придется принять ту финансовую модель, которая сегодня доминирует в Интернете. Freemium предлагает основные услуги бесплатно, а услуги более высокого уровня – по завышенной цене (хотя в действительности из-за незначительных производственных издержек даже завышенная цена не так уж высока).

Первым большим университетом, взявшим на вооружение Freemium, стал Массачусетский технологический институт (Massachusetts Institute of Technology, MIT), который начал выкладывать в Интернете в свободном доступе все материалы к учебным курсам. Программа MIT Open CourseWare предлагает бесплатные видеоролики, конспекты лекций, даже экзаменационные задания прошлых лет более чем по 2000 курсов. Один из их самых популярных курсов – «Физика 1: Классическая механика» – да-да, физика. Причина скорее не в самом предмете, а в преподавателе.

Профессор Уолтер Левин записал 36 лекций, чуть ли не самых увлекательных из тех, которые я когда-либо видел. Видеоролики, рассказывающие обо всем – от сил трения до принципа неопределенности Гейзенберга, – потом были загружены на YouTube, где некоторые из них просмотрело больше миллиона пользователей. В соответствии с концепцией глобальной обучающей общины (Global Learning Commons), которой сейчас придерживается MIT, студенты по всему миру могут обменяться вопросами и замечаниями в «группе живого обучения».

А что же предлагает MIT по «завышенной цене»? Сертификацию. Если вам нужны эти дополнения – вроде степени, – вам придется за них заплатить. Поэтому можно предположить, что цель, с которой MIT сделал Open CourseWare, состоит не в том, чтобы завлечь клиентов на свои платные курсы. Давайте посмотрим правде в глаза: разве им не хватает абитуриентов?

Вопреки здравому смыслу те, кто решил сделать свой контент бесплатным во имя общего блага, часто замечают, что деньги делаются как-то сами собой. В 2006 году Салман Хан (выпускник MIT) бросил работу трейдера в хедж-фонде, чтобы открыть Академию Хана (Khan Academy, www.khanacademy.org), предлагавшую онлайн-видеокурсы по различным предметам с разным уровнем сложности (от начального до кандидатского). Задавшись целью предоставить людям возможность «научиться почти всему бесплатно, в любое время и в своем темпе», Академия Хана быстро развивалась с помощью крупных пожертвований от Билла Гейтса, Google и других. На момент написания этой книги Академия Хана дала уже 120 миллионов «уроков», а когда вы закончите чтение, их станет намного больше.

Как отмечает Андерсон, бесплатное редко бывает абсолютно бесплатным – это становится возможным благодаря рекламе, перекрестным субсидиям и спонсорам. Однако мы наблюдаем, как руководители медиакомпаний по всему миру пытаются перестроить бизнес-модели, чтобы посмотреть, что воспримет рынок. Впрочем, когда дело доходит до особенного – цифрового – контента, мы можем поучиться у поколения «бесплатников»; они выросли, не платя за информацию в сети, и добьются того, что если контент и не станет абсолютно бесплатным, то будет стоить значительно дешевле, чем сейчас.

До сих пор мы рассматривали свободу в основном с денежной точки зрения. Однако есть и две другие интерпретации свободы, которые становятся важными с точки зрения ценностей и действий, особенно если мы попытаемся понять, как обучение может стать более увлекательным.

Свобода ошибаться

В книгах по менеджменту идея, что необходимой составляющей инновации является свобода ошибаться, стала общим местом. Большинство руководителей знают, что без свободы ошибаться инновация действительно не может осуществиться, но, как говорит один из «отцов-основателей» Интернета Винт Серф[47]47
  Винтон Серф – американский ученый в области теории вычислительных систем. С 2005 г. является вице-президентом и «главным проповедником Интернета» в корпорации Google. – Прим. ред.


[Закрыть], «есть много мест, в которых такой свободы нет или, как минимум, она не явная и не четко выраженная, так что на людей с новыми идеями смотрят не очень ласково»[48]48
  Interview with AOL Government 14th July 2011. – Прим. авт.


[Закрыть].

Еще один вызов состоит в реакции на ошибку. Чаще всего от свободы ошибаться отказываются просто потому, что не знают, как превратить ошибку в позитивный и выгодный опыт. Реакция многих компаний на ошибку в бизнесе сравнима с промахом, сделанным в обществе: нужно притвориться, что ничего не случилось, и отвлечь внимание на другое.

В наших наиболее передовых компаниях, однако, сформировалась культура, в которой ошибок не стесняются, поскольку они случаются часто, а учиться на них становится целью. В Google это называется «ошибись быстро и попробуй еще раз». Принимая во внимание их другую мантру – «все в бета-версии[49]49
  Наверное, имеется в виду бета-версия программ, выпускающаяся для их тестирования. – Прим. пер.


[Закрыть]», легко увидеть, что они не просто говорят о свободе ошибаться – они так живут. Алан Нобл, технический директор Google, утверждает: «если в культуре вашей компании абсолютно нормально каждую неделю признаваться в своих ошибках, вы начинаете на них учиться».

Подсчитано, что за свою 12-летнюю историю Google запустила около 250 отдельных продуктов, из которых 90 было затем отменено. Задумайтесь на минутку: 36 % ошибок. Как по-вашему, многие компании чувствовали бы себя комфортно с таким процентом ошибок? Но сейчас в воздухе носится множество новых идей, тяга к учению заложена в ДНК, а сегодняшние неудачи «куют» завтрашние успехи. Google Wave, может, и провалился, но использованные в нем технологии превратились в куда более усовершенствованный Google+.

Свобода как право

Как успешные компании, так и учебные заведения начинают давать учащимся «право бродить» по Интернету: свободу учиться там, куда приведут их интересы и пристрастия. 3М стала, возможно, первой компанией, предоставившей сотрудникам право на 15 % свободного времени, в которое они могут работать над своими увлечениями и проектами. Другие компании дают сегодня сотрудникам еще большую свободу. Розничный гигант по продаже бытовой техники компания Best Buy одной из первых разрешила своим сотрудникам приходить и уходить, когда вздумается. Коль скоро они выполняли поставленные перед ними задачи, Best Buy было все равно, сколько или где они работают.