Текст книги "Моряк сошел на берег"

5

Где-то в течение дня в машину влетела муха. Привлеченная теплом, она сперва поползла по стеклу с моей стороны, а потом перебралась на щиток приборов. Теперь же она уже зажужжала об ветровое стекло со стороны Корлисс.

Я взял из руки Корлисс сигарету и затянулся.

– Но все это не только разговоры?

Она убрала со лба мокрую прядь волос.

– О каких разговорах тут вообще может быть речь?

– Ну, то, что ты хочешь выйти за меня замуж? Ты действительно хочешь выйти замуж за человека, которого ты только... – Я посмотрел на часы, было пять минут первого. – Ну, которого ты не очень давно знаешь?

Она провела кончиком языка по верхней губе.

– Почему ты задаешь такой вопрос? У тебя что, есть что скрывать?

– Нет.

– Я узнала бы тебя лучше, если бы мы были полгода помолвлены?

– Сомневаюсь. Но ведь тут еще дело в "Пурпурном попугае".

– А он здесь при чем?

– Этот мотель стоит больших денег.

– Верно, – согласилась она со мной. – Почти двести тысяч. Но я все-таки не понимаю, какое могут иметь значение деньги?

– Я не хочу играть роль супруга миссис Корлисс, – сказал я.

Она провела рукой по моему рукаву.

– Такого я от тебя никогда и не потребую, Швед.

Я поделился с ней моими планами:

– Сначала я хотел поехать в Хиббинг и купить там ферму. Но самым главным было для меня осесть на каком-нибудь постоянном месте. Возможно, даже и обзавестись семьей. И я не понимаю, почему я не могу этого сделать с таким же успехом и в Калифорнии!

– Я тоже этого не понимаю.

Муха продолжала жужжать. Корлисс протянула руку и раздавила ее на стекле, неторопливо и словно нехотя.

– Во всяком случае, морская служба для тебя кончилась, Швед, – продолжила она и вытерла руку о кожаную обивку сиденья. Голос ее стал гортанным и хриплым: – Ну, чего же ты ждешь? Мне казалось, что тебе не терпится соблазнить меня?

– Конечно!

– Чего же мы все еще стоим на месте?

Я быстро и круто развернул машину и поехал по дороге, ведущей вдоль побережья на юг. Сперва со скоростью пятьдесят миль в час, потом восемьдесят и все девяносто. Покрышки визжали на поворотах. Мы оба были счастливы и смеялись как сумасшедшие.

В баре все еще горел свет, но неоновый попугай уже не светился. Я промчался мимо мотеля, не заметив его, а потом мне пришлось возвращаться с целых полмили. Корлисс меня даже высмеяла по этому поводу.

На стоянке для машин она приложила палец к губам.

– А теперь тихо, Швед, прошу тебя. Я не хочу, чтобы Уэлли или Мэмми что-либо заметили до того, как мы поженимся.

Я поцеловал ее пальцы.

– Ясно.

Когда я помогал ей выйти из машины, она всем телом прижалась ко мне, и мы слились в долгом поцелуе, не говоря ни слова.

– Может, мне лучше сперва пройти в свое бунгало? – прошептал я.

– Нет, – шепнула она, коснувшись языком моих губ, а потом снова прижалась ко мне, так что я мог чувствовать каждую линию ее тела. – Нет!

– Ты дьявол, а не женщина! – прошептал я.

Она еще теснее прижалась ко мне.

– Почему?

– Я люблю тебя!

– Я тебя тоже, Швед.

Сопровождаемые стрекотом цикад и удушливым ароматом накотианы, мы дошли до ее двери. Под ногами у нас шуршал гравий.

Я осторожно, чтобы не заскрипели петли, открыл наружную решетчатую дверь. Корлисс сунула руку в сумочку, ища ключ. В этот момент на веранде кто-то тихо, словно извиняюще, кашлянул, так близко от нас, что я мог дотронуться до него рукой. Потом вспыхнул верхний свет.

В качалке сидел Уэлли, обрюзгший бармен. На нем все еще была его белая форма, а на коленях у него лежала большая конторская книга. На ней – маленькая счетная машина и огромная пачка засаленных счетов.

Корлисс провела рукой по лбу.

– О, боже ты мой! Совершенно забыла! Ведь сегодня среда!

Уэлли хмуро посмотрел на меня.

– Я жду уже час. – Потом его физиономия просветлела. – А дела на этой неделе действительно шли хорошо. По моим расчетам, наш доход увеличился на триста долларов.

Корлисс объяснила мне ситуацию:

– По средам вечером я всегда просматриваю с Уэлли конторские книги. – Она в нерешительности осталась стоять, пытаясь хоть каким-то образом взять под контроль свой дрожащий голос.

Уэлли с важным видом поднялся, держа в руках книгу и машинку.

Корлисс протянула мне свою маленькую ручку.

– Ну... спасибо, что проводили меня, мистер Нельсон. Я благодарю за милую прогулку.

С этими словами меня отпустили. Во всяком случае, на какое-то время.

– А вам большое спасибо за то, что вы вызволили меня из тюрьмы, мисс Мейсон, – ответил я.

Она рискнула положить свою ладонь на мою руку. И даже сквозь материал я почувствовал ее горячие пальцы.

– Вы, конечно, останетесь здесь до следствия?

– Да.

– Очень приятно, – сказала она.

– А когда мы увидимся?

Корлисс едва заметно покачала головой.

– Завтра утром.

Уэлли продолжал стоять.

– На триста долларов больше, чем в предшествующие недели. И, возможно, на следующей неделе доход еще больше возрастет.

Как мне хотелось сбить этому улыбку с его лица! Но вместо этого я осведомился, открыт ли бар.

– До двух часов, мистер Нельсон, – ответил он. – По средам меня в полночь сменяет Мэмми, а мы с мисс Мейсон просматриваем конторские бумаги.

Я глубоко вздохнул.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, мистер Нельсон, – прощебетала Корлисс.

Перед баром стояло три машины, одна из них с номерным знаком штата Иллинойс. За стойкой хозяйничала миленькая брюнетка, которая днем заходила ко мне в бунгало. Я заказал рому и попросил ее оставить бутылку возле меня.

На другом конце стойки четверо мужчин пригнули головы друг к другу и о чем-то переговаривались. Один из них был похож на Джерри, бармена из того притона, где я избил мексиканского сутенера. Я подумал, не спросить его, действительно ли он Джерри, и если – да, то не хочет ли он связаться с шерифом Купером. Но потом решил – к черту все! Я был слишком взбудоражен, чтобы думать о чем-то другом, кроме Корлисс. Страстное желание обладать телом этой женщины причиняло мне почти физические страдания.

Теперь, когда все туристы спали, мотель не казался таким уж благопристойным местом. Взгляды четырех мужчин в другом конце бара мне не понравились. С такими типами мне доводилось нередко встречаться в барах различных стран и континентов. А они продолжали шептаться.

Мэмми вернулась, неся тарелку сандвичей, и поставила ее передо мной на стойку.

– Вам не мешает подкрепиться, мистер Нельсон.

Я смазал сандвич с колбасой горчицей. Сандвич был очень вкусный. Я быстро проглотил четыре штуки, временами посматривая на Мэмми. Она была такой же обаятельной, как Корлисс, и приблизительно того же возраста. Но жизнь обошлась с ней посуровее. От кончиков ее красивых губ тянулись вниз морщинки, движения были угловатыми и нервными. Казалось даже, что она чего-то боится. Но чего?

– Почему у вас предубеждение к мужчинам, малышка? – спросил я ее.

Она таинственно улыбнулась.

– Предубеждение?

Я запил последний сандвич глотком рома.

– И почему вы сказали мне, чтобы я не приходил вечером в бар?

– Не знаю, о чем вы говорите, – солгала она и поспешно пошла к тем четырем типам, чтобы наполнить их рюмки.

Я взял почти полную бутылку и направился через шоссе к побережью.

На море был маленький шторм, и на берег накатывались волны. Море – самая большая соблазнительница, которая вообще существует на свете. Оно обещало все и не давало ничего. Оно имело миллионы любовников. Включая и меня. Я был бы рад, если бы мог избавиться от его притягательной силы.

Я присел на песок и потянул из бутылки.

Корлисс пообещала, что будет моей завтра утром. Видимо, после того как мы получим в Даго нашу брачную лицензию. В отеле. В мотеле. Все равно – где. В самых роскошных апартаментах самого роскошного отеля в Сан-Диего. Швед и будущая миссис Нельсон. А может быть, мы проедемся и до самого Лос-Анджелеса. А потом будем лежать на солнце и целоваться, радуясь тому, что нашли друг друга.

Я потягивал ром из бутылки и думал о том, что, собственно, принесет с собой брак, думал об ответственности, которую беру на себя, делая этот шаг. Ведь это была не любовь на час в каком-нибудь дешевом номере. Брак налагал известные обязательства, и как-то странно было видеть в нем свое будущее.

Перед баром остались две машины. Я долго находился на берегу, до тех пор пока бутылка не опустела. Тогда я швырнул ее в море и направился обратно через автостраду.

Жалюзи и дверь бунгало Корлисс были закрыты. И мне показалось, что внутри кто-то плачет. А может, это яростно завывает ветер?! Я остановился в нерешительности, раздумывая, как поступить. Но она несколько раз просила меня быть осторожным. Она не хотела, чтобы Уэлли и Мэмми что-нибудь узнали до того, как мы поженимся.

Кто-то уже подготовил мне постель. Я снял куртку, сапоги и откинулся на кровать. Чувство было такое, словно я мирно качался на волнах в тихую погоду. Вот если бы рядом была бутылочка!

Я лежал, прислушиваясь к шуму моря, и вдыхал ароматы никотианы. А потом я вспомнил о людях в баре. Интересно, действительно ли одним из них был Джерри, подумал я, пытаясь одновременно определить, что за жужжание проникает мне в голову. А потом я вспомнил о мухе. Мне было бы приятнее, если бы Корлисс ее не убивала. Во всяком случае, не таким способом, как она это сделала. Неторопливо, без всяких эмоций и даже радуясь, что делает это.

6

Мне снилось, что где-то плачет женщина. Но потом внезапно я уже не был уверен, что это происходит во сне. Я сел на кровати и зажег свет. В кресле рядом с кроватью сидела Корлисс и тихо плакала, словно боясь, что очередное всхлипывание у нее будет очень сильным.

Один глаз у нее распух. На ней был все тот же желтый костюм, но юбка и верхняя часть костюма были разорваны в клочья.

– О, боже ты мой! Что случилось? – воскликнул я.

Она продолжала всхлипывать.

Я взглянул на свои часы. Я спал один час. Я поднялся окончательно и сразу почувствовал, что ром в моем желудке еще ощутимо дает о себе знать.

– Я тебя спросил, что случилось?

Корлисс продолжала плакать. Каждое ее всхлипывание резало мое сердце, словно ножом, тем более что я видал, как она мучительно все переживает.

А потом она стала раскачиваться в кресле из стороны в сторону.

– О, боже ты мой! О, боже...

Я присел на корточки рядом с ней.

– Дорогая, ты вся...

Она в отчаянии оттолкнула меня.

– Нет!.. Прошу тебя, не прикасайся ко мне!.. И... Я думала, что это Уэлли, который что-нибудь забыл... поэтому я открыла дверь. А появился он... он...

Лицо ее исказилось, и она вскрикнула. Я сильно ударил ее. Потом попытался покрепче сжать ее и уменьшить ее дрожь. Она вывернулась из моих рук. Лицо ее в этот момент уже не казалось красивым.

– Нет, не дотрагивайся до меня! – запричитала она. – Я больше никогда не позволю ни одному мужчине притронуться ко мне.

Я принес из ванной стакан воды. Она выпила, поперхнулась, закашлялась, а потом снова начала раскачиваться в кресле.

Я опять присел подле нее.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что тебя кто-то...

Она кивнула. Ее рот скривился в какую-то горькую гримасу.

– Джерри... Этот поганый бармен из "Бичкомбара". Из этого заведения, где я встретила тебя... Я думала, что вернулся Уэлли, открыла дверь и впустила его. А он... он...

– Что он? – спросил я каким-то чужим голосом.

Корлисс поднялась и проскрежетала:

– Что, что? Неужели не понимаешь? И причем два раза... в моей собственной постели!

Я покачиваясь прошел в туалет, где меня и вырвало. Когда я вышел оттуда, я уже был таким трезвым, каким никогда не был.

– Почему же ты не позвала меня?

Она беспомощно развела руками.

– А что бы это дало? Ты все равно был пьян...

– Можно было позвать Уэлли.

– У него было оружие, и он пригрозил мне, что прикончит меня, если я только раскрою рот. – Корлисс перестала плакать и посмотрела на меня своими мокрыми от слез глазами. – Ты знаешь, что это такое? Ты знаешь, какое чувство испытывает женщина, когда ее берут силой? Знаешь, что она при этом чувствует – как морально, так и физически?

– О, ради бога, Корлисс! – взмолился я. – Не надо!

Но она продолжала, причем таким тоном, словно я был виноват во всем:

– Нет, ты этого не знаешь! Ты мужчина. Ты даже не можешь представить себе, что это такое! Не сможешь понять всего этого унижения, стыда и позора, какие испытывает женщина... – И она в дикой ярости заколотила руками. – Вы все животные! Все! Все!

Я обхватил ее руками.

– Где он сейчас?

Она ударила меня по ноге.

– Тебе-то что до этого? Ведь ты тоже мужчина!

Я дал ей пощечину. На этот раз сильнее.

– Где он?

Она всхлипнула.

– На моей кровати. Без сознания. Со своим револьвером под подушкой.

– Что ты собираешься делать?

– Прикончить эту свинью! – прошипел я.

В ее бунгало горел свет. Я увидел бармена еще сквозь решетчатую дверь. Это был тот самый парень, которого я видел в баре. Он лежал на кровати Корлисс и храпел. Его одежда была аккуратно сложена на стуле, словно там было ее место.

Я рывком поднял его с кровати и нанес сильный удар ему по губам.

– Вот тебе, подонок! Вставай! Сейчас узнаешь, что я с тобой сделаю!

Он пополз по полу на четвереньках, тряся головой, словно собака, вылезая из воды. Он был пьян, но не очень сильно. Даже больше казалось, что он, собственно, был не пьян, а нализался наркотиков. Возможно, выкурил парочку сигарет с марихуаной, чтобы влить в себя бодрости и смелости.

Вид у него был какой-то растерянный, и взгляд его блуждал от меня к Корлисс и обратно. Наконец, он словно плюнул ей в лицо:

– Потаскуха ты! И это на тебя похоже!

Правда, говорил он с трудом, и три передних его зуба качались.

Потом он опустился обратно на кровать, его правая рука скользнула под подушку и появилась снова с автоматическим револьвером 45-го калибра. Но поднять револьвер у него почти не было сил.

Наконец он все-таки поднял его и направил его на меня. Время, казалось, остановилось.

– А ты не мужчина, а подонок... Грязная свинья...

Позади меня, хриплый от гнева и страсти, раздался голос Корлисс:

– Покажи ему... покажи ему, Швед!

И я ему показал, еще до того, как он успел нажать на спуск. Мне самому показалось, что моя правая рука превратилась в молот, и я вложил в свои удары всю свою силу. Один из ударов попал ему в левый висок, и вся его левая половина головы оказалась разбитой, словно перезрелая дыня.

Этот же удар смел его с кровати на пол. Корлисс открыла рот, словно собралась вскрикнуть, но тут же его закрыла. Странное выражение появилось на ее лице. Она вытянула вперед верхнюю губу.

– Ты его убил, Швед!

Я тяжело дышал. Пот капал на мою волосатую грудь и скатывался еще ниже. Я потер одну руку о другую, видимо, одна из костяшек была сломана.

– Да, кажется, я с ним рассчитался!

Корлисс приоткрыла дверь и осторожно выглянула в сонный и пустынный двор. Ни в одном из бунгало не было видно света. Она закрыла решетчатую дверь, потом – внутреннюю и прислонилась к ней. Она так же тяжело дышала, как и я.

– Ты убил его... ты убил Джерри... – запричитала она.

Я почувствовал аромат, исходящий от нее.

– Да, он мертв.

– И все равно я рада этому, – неожиданно твердо заявила она. – Он заслужил этого... Но что нам теперь делать, Швед? Я имею в виду с ним?

Внезапно я почувствовал, что у меня подгибаются колени. Я присел на подлокотник кресла, чувствуя в желудке какой-то ледяной ком, и попытался отвести взгляд от трупа.

– Выход только один.

– Какой?

– Позвонить шерифу Куперу и объяснить ему что и как.

– Неужели ты думаешь, что они нам поверят? – вскрикнула она приглушенно. – Ведь тебя отпустили на свободу только под залог! И как раз за то, что ты слишком сильно избил еще одного... другого человека!

Поскольку дверь была закрыта, в бунгало было невыносимо душно. Я словно купался в поту. Мне не хватало аромата цветов и шума морского прибоя.

Корлисс сняла с полки бутылку, наполненную каким-то напитком. Когда она приподнялась на цыпочках, чтобы снять ее, ее разорванное платье еще больше обнажило ее тело.

– Может, выпьешь немного, Швед?

Я покачал головой.

– Нет.

– Ты в этом уверен?

– Уверен.

Она поставила бутылку обратно на полку.

– О, боже ты мой, Швед! И надо же, чтобы это случилось именно теперь! Что нам теперь делать?

Мое горло словно сдавили железные щипцы.

– Я тебе уже сказал.

– Позвонить шерифу Куперу?

– Да.

Корлисс прошла по комнате и остановилась передо мной.

– Нет.

– Почему?

Голос ее прозвучал раздраженно:

– Потому что он не поверит мне. И нам не поверит. Отнимет тебя от меня и посадит за решетку.

Мой голос все еще не повиновался мне, когда я сказал:

– Ты немного от этого потеряешь. Я ведь только мужчина, как и многие другие.

Корлисс подошла ко мне ближе и прижалась ко мне. Я снова попытался отвести взгляд от трупа, но тогда в поле моего зрения попали ее обнаженные груди. Я спросил себя, как низко все же может пасть человек – я желал эту женщину так страстно, как никогда еще не желал ни одну женщину, несмотря на то что ее только что изнасиловали и я только что убил насильника.

– Прошу тебя, оставь меня, – сказал я.

– Ты ожесточился, Швед, – прошептала она.

– В таких обстоятельствах немудрено ожесточиться.

– Но ты не должен быть таким, – умоляющим тоном прошептала она. – Прошу тебя! Я была вне себя... потому что мне было стыдно... – Она взяла мое лицо в свои руки. – Ведь перед нами еще вся жизнь.

– После всего того, что тут случилось?

– Да! И несмотря на все то, что тут случилось.

Я соскользнул с подлокотника кресла – лишь бы быть подальше от нее. Чтобы не дать ей повод вечно презирать меня. Тем более что рядом находился мертвый свидетель.

– Достань мне, пожалуйста, сигарету!

Корлисс нашла пачку на туалетном столике. Она зажгла сигарету, а потом села ко мне на колени, чтобы покурить вместе со мной. Ее теплое и мягкое тело еще больше усугубило мои мучения. Она ведь должна была знать, не могла не знать, что я испытывал.

Она раскурила сигарету, а потом сунула мне ее в рот.

– У меня есть план.

– Какой?

– Он годится для нас обоих. – Все ее тело, казалось, горело внутренним огнем. – В полицию мы звонить не можем. Это просто исключено. Ты меня слышишь, Швед?

– Почему мы не можем сообщить в полицию? – спросил я.

Корлисс опять положила руки мне на лицо и поцеловала меня. Поцеловала долгим поцелуем – сладким, но без страсти, и тем не менее жгучим.

– Потому что я люблю тебя, Швед, – наконец сказала она со вздохом, – и потому, что я не хочу, чтобы наша жизнь была поковеркана... и потому, что завтра утром мы поженимся, как мы и собирались это сделать.

Мои руки обняли ее тело.

– Но послушай, Корлисс...

– Да?

– Ведь может случиться, что Купер все поймет. Как-никак, а то, что сделал Джерри... Ведь по этому случаю имеется статья закона.

Корлисс вынула у меня изо рта сигарету и затянулась. Блеск исчез из ее глаз.

– Ты сможешь доказать, что он это сделал?

– Что это значит?

– Именно то, что я и сказала. Ты сможешь это доказать? – повторила она с ударением.

– Нет, – признался я. – Но...

Она коротко и горько рассмеялась.

– Может быть, ты думаешь, что я смогу это доказать? Нет, я тоже не смогу этого сделать. С одной стороны, будет стоять мое слово, а с другой – труп... – Она снова заплакала. – Я знаю, что подумает шериф Купер. – Она махнула рукой, и в этом жесте заключались и пренебрежение, и отвращение. – И его помощник Харрис... с его грязной фантазией. Каждый раз, как он появляется здесь, он буквально раздевает меня своим взглядом.

Ход ее мыслей показался мне до удивления запутанным. А самому мыслить логически было тоже трудно. С каким удовольствием я бы выпил еще рюмочку.

– Ну, и что они подумают?

Ее затекший глаз сейчас уже полностью закрылся.

– Они подумают, что я сама связалась с этим Джерри, а ты застал нас и убил из ревности.

– Ну, а твой глаз?

Ее голос бил меня по голове словно маленьким серебряным молоточком:

– Ведь с таким же успехом глаз мне мог подбить и ты!

Да, она была права. Я на мгновение задумался.

– Но если мы не сообщим об этом в полицию, то какой же выход у нас остается?

Она без всякого сострадания посмотрела на человека, лежавшего на полу, – точно так же она смотрела и на муху, кружившуюся на ветровом стекле машины.

– Мы должны избавиться от трупа.

– Каким образом?

– Спрятать его.

– Это легко сказать, но нелегко сделать, – заметил я. – Где мы его сможем спрятать?

– В одной из горных пещер, что находятся выше Малибу.

Я покачал головой.

– Исключается!

– Почему?

– Потому что трупы в пещерах всегда, рано или поздно, находят.

Корлисс соскользнула с моих колен и зашагала по комнате взад-вперед, словно попавшаяся в клетку пантера.

– В таком случае его надо спрятать где-нибудь в другом месте. Придумай сам! – Она словно била меня своими словами. – Ты же мужчина! Или вместо женитьбы ты предпочитаешь сесть за решетку? Ведь я люблю тебя...

Сигарета обожгла мои пальцы. Я загасил ее, схватил Корлисс за бедра обеими руками и попытался потянуть к себе.

– Я тоже тебя люблю...

Она выскользнула из моих объятий.

– Тогда тебе надо что-то придумать, Швед! Ведь речь идет о нас двоих!

– Ты хорошо его знала?

Ее взгляд с отвращением посмотрел на мужчину, лежавшего на полу.

– Я его и не знала. Лишь однажды были с ним на благотворительном балу в Манхэттен-Бич. И вот на обратном пути он стал домогаться моей благосклонности – как и сегодня вечером. И тогда я заявила ему, что никогда больше не желаю его видеть.

– А чего тебе надо было вчера вечером в его баре, когда мы с тобой встретились?

– Хотела прочесть ему нотацию, – ответила она, – и постараться отомстить за себя. Ведь после того как я отвергла его поползновения, он стал распространять обо мне слухи, что я... Ну, что я – непорядочная женщина.

– Как его фамилия? – спросил я.

– Волкович.

– Бар принадлежит ему?

– Понятия не имею. Правда, он утверждал, что бар его, но только я сомневаюсь в этом. А почему ты спрашиваешь?

– Я только задаю тебе вопрос, как быстро должны его хватиться.

Она взъерошила свои волосы на затылке, а потом снова позволила им упасть.

– Прошу тебя, Швед, придумай хоть что-нибудь! – умоляющим тоном сказала она. – Я совсем не хочу, чтобы кто-нибудь из нас сел в тюрьму.

– У полиции нет никаких оснований сажать в тюрьму тебя, – объяснил я ей ситуацию. – Даже если бы ты его пристрелила, тебе все равно ничего бы не было. Но убил его я, а не ты.

– В глазах закона мы оба одинаково виноваты, – сказала она и снова прижалась ко мне. – Но мы не хотели этого, правда, Швед?

– Не хотели...

– Но тем не менее это произошло. – Она сняла мои руки со своих бедер. – Подумай, что мы можем сделать, мой милый. Ведь в самом лучшем случае они решат, что это можно квалифицировать как непредумышленное убийство. И если я и избегу наказания, то для тебя это может означать пятнадцать – двадцать лет. А в тюрьме ты сможешь целовать меня лишь раз в месяц, да и то через тюремную решетку в комнате для посетителей. Пока мы оба не состаримся. Кроме того, есть и еще одно, Швед...

– Что именно?

Голос ее был так тих, что я был вынужден нагнуться, чтобы ее слушать:

– Да ты и сам должен был бы об этом догадаться... Разве я похожа на женщину, которой доставляет удовольствие стоять перед судом присяжных, которые уставятся на меня своими сальными глазами, раздевая меня взглядами и думая о чем-то грязном и постыдном? Разве я похожа на нее? И неужели ты думаешь, что мне будет приятно говорить перед судом, что Джерри Волкович меня действительно изнасиловал? В моей собственной кровати и за несколько часов до нашей свадьбы. Неужели ты действительно думаешь, что мне все это будет приятно?

Я поднялся, прошел по комнате и, взяв с полки бутылку, выпил.

– Ладно, пусть будет по-твоему.

– Что "по-твоему"?

– Я не буду звонить шерифу Куперу, и мы увезем труп.

– Куда?

Я снова приложил бутылку к губам. Виски закапало мне на грудь, перемешиваясь с потом.

– Сам не знаю. Но все равно одевайся и будь готова к поездке. К тому времени я что-нибудь придумаю.

Корлисс закрыла лицо руками.

Я открыл дверь и зашагал по траве к своему бунгало. Лишь с трудом я смог одеться. Насколько я понимаю, в те минуты я был не так уж трезв. Но меня это не беспокоило. Труп меня тоже мало беспокоил – как-нибудь мы от него избавимся.

Когда я уже натягивал куртку, из нее выпал мой бумажник, а вместе с ним и билет в Хиббинг.

Я долго смотрел на билет, а потом отправился обратно в бунгало Корлисс, чтобы избавить ее от трупа этого Волковича.