Текст книги "Хитрый бизнес"

Тогда Малыш Сумо бросал ту, что у него в руках, снова вопил «МОЕ!» и отбирал новую погремушку.

Фэй видела, что Эстель надоело делиться, и она уже почти готова отомстить. Фэй все ждала, что мать Малыша Сумо предпримет какие-нибудь меры, но Мамаша Сумо только улыбалась прелестному поведению своего сыночка.

Фэй недолюбливала Мамашу Сумо. Однажды, когда класс занимался развитием одного из когнитивных навыков, играя в «Марш, марш кругом», Фэй позвонил на мобильный ее бывший муж, взбешенный письмом по поводу задержек алиментов, которое прислал ему адвокат Фэй. Фэй маршировала, держа телефон в одной руке, ручку Эстель – в другой.

– Тодд, я не могу сейчас разговаривать, – прошептала она.

– Хочешь еще одной судебной тяжбы? – спросил Тодд. – Этого ты хочешь? – Тодд обожал судиться. На судебные издержки он тратил значительно больше той суммы, которую должен был перевести Фэй, но считал, что дополнительные расходы того стоили.

– Нет, Тодд, – прошептала Фэй. – Я не хочу судиться. Я только хочу, чтобы ты выполнил свои…

– Ну, так ты получишь еще одну судебную тяжбу, – сказал Тодд и бросил трубку.

– Блядь, – сказала Фэй. Она произнесла это тихо, но маршировавшая впереди Мамаша Сумо услышала и, обернувшись, бросила на нее свирепый взгляд.

– Извините, – сказала Фэй.

– Здесь не следует так разговаривать, – сказала Мамаша Сумо.

– Я понимаю. Простите, пожалуйста.

– У маленьких деток большие ушки, – заявила Мамаша Сумо.

У твоего сынка еще и задница большая, подумала Фэй, но сказала только:

– Послушайте, я ведь извинилась. Дети ничего не слышали. У меня личные неприятности, из-за которых…

Но Мамаша Сумо, испытывая чувство морального превосходства, отвернулась и с праведным видом замаршировала дальше. Позже Фэй видела, как она разговаривает с воспитательницей «Крох-а-Рамы», которая после занятий отвела Фэй в сторону и прочла ей лекцию о несоответствующих контекстах для агрессивной вербализации.

С тех пор Фэй не разговаривала с Мамашей Сумо, но сейчас приблизилась, увидев, что выведенная из себя Эстель вырывает свою погремушку из рук Малыша Сумо.

– МОЯ! – сказал Малыш Сумо, наваливаясь на Эстель с протянутыми руками.

Эстель раскрыла рот с явным желанием цапнуть пухлую ручонку Малыша Сумо.

– Нет! – сказала Фэй, подхватив Эстель на руки. – Мы не кусаемся, Эстель. Мы никогда не кусаемся.

– МОЯ! – завопил Малыш Сумо, увидев, как погремушка, все еще в руках Эстель, взмыла из пределов досягаемости.

Мамаша Сумо была вне себя.

– Она хотела его укусить! – заявила она Фэй. – Хотела укусить моего сына!

Девять мамаш в комнате повернули головы в их сторону.

– МОЯ! – кричал Малыш Сумо.

– Извините, – сказала Фэй Мамаше Сумо. – Но ваш сын отбирал все ее погремушки, а она от этого…

– МОЯ!! – сказал Малыш Сумо, стукнув Фэй по ноге. – МОЯ!!

Удар был недетский – Фэй было больно. Еще и голова начала болеть.

– Вы себе представляете, насколько опасен человеческий укус? – спросила Мамаша Сумо.

– Да, но она же не…

– МОЯ!! (СТУК) МОЯ!! (СТУК.) МОЯ!! (СТУК.)

– Человеческий укус крайне опасен, – заявила Мамаша Сумо. – Мой муж – доктор.

Тут Малыш Сумо вцепился своими острыми маленькими зубками в ногу Фэй, прокусив джинсы над левым коленом.

– Оу! – вскрикнула Фэй, отдергивая ногу. Потеряв опору, Малыш Сумо упал ничком. После зловещей двухсекундной тишины он испустил вопль, от которого бьются стекла. Мамаша Сумо, заголосив на том же уровне громкости, упала на колени и сгребла свое воющее дитя в охапку. Фэй видела, что он не пострадал. У нее же было ощущение, что в ногу вонзили нож для колки льда.

– Что случилось? – спросила спешно прибежавшая воспитательница «Крох-а – Рамы».

– Она хотела укусить моего сына! – сказал Мамаша Сумо, указав на Эстель.

– Кусательному поведению в «Крох-а-Раме» не место, – сказала воспитательница «Крох-а-Рамы».

– Моя дочка никого не кусала, – ответила Фэй. – На самом де…

– Она пыталась! – перебила Мамаша Сумо. – Она собиралась укусить моего сына.

– Мы не можем допустить агрессивного поведения, которое ставит под угрозу физическое состояние наших участников.

– Но я же говорю вам, что она не…

– Человеческие укусы крайне опасны, – сообщила Мамаша Сумо. – Мой муж – доктор.

– Может, он тогда рот тебе зашьет? – сказал Фэй. Мамаша Сумо потеряла дар речи. Воспитательница рассердилась.

– Если вы и ваша дочка не можете взаимодействовать в рамках парадигмы «Крох-а-Рамы», – сказала она, – то, боюсь, вам придется прекратить ваше участие.

– Хорошо, – ответила Фэй. – Пожалуйста. Мы прекратим участие в рамках вашей парадигмы. Только у меня подозрение, что ты ни хера не знаешь, что означает это слово.

Девять мамаш в комнате издали одновременный вздох изумления. Фэй с Эстель на руках прошагала к двери, открыла ее и вышла. Обнаружив, что идет босиком, снова открыла дверь и вернулась в класс. Мамаши, которые уже начали судачить, замолкли и наблюдали, как Фэй забирает свои туфли и крошечные кеды Эстель и снова выходит. Она слышала, что гул голосов возобновился, как только она закрыла дверь; он не прекратится еще несколько дней и даже недель.

Все еще босая, Фэй быстро донесла Эстель под дождем к припаркованному «проубу». Посадила Эстель в машину, проверила, на месте ли ее чашка для сока и маленькие пластмассовые игрушки. Надела туфли и села за руль. Уткнула лицо в ладони и заплакала.

– Мамуля плачь, – сказала Эстель.

– Мамуля о'кей, милая, – Фэй шмыгнула носом.

– Мамуля о'кей, – сказала Эстель. – Плачь.

– Я не плачу, детка, – сказала Фэй и повернулась к ней с широкой притворной улыбкой.

– Белоснежка, – сказала Эстель, подняв маленькую пластмассовую Белоснежку. Это была ее любимая кукла. В свои два года она уже знала суть истории: Красивая девушка, но спит. Потом приходит красивый мужчина. Целует ее! Она просыпается! Счастливая! Навсегда! Или, по крайней мере, до тех пор, пока не встретит куклу – адвоката по бракоразводным процессам.

– Белоснежка, – повторила Эстель. – Спит. Он целует.

– Правильно, милая, – сказала Фэй. – Он ее целует. – Она выудила из сумочки носовой платок, высморкалась, взяла сотовый телефон и позвонила матери.

– Алло? – сказала мать.

– Привет, это я. Можешь сегодня прийти? Извини, но корабль выходит в море.

– Выходит? В такой ураган?

– Да. Я звонила.

– Ну так скажи им, что не можешь.

– Мама, я должна. Это моя работа.

– Ну так найди другую работу.

Фэй вздохнула.

– Мам, просто скажи, пожалуйста, можешь сегодня прийти или нет?

– Хорошо, я приду, а потом буду объяснять Эстель, что ее мама была сумасшедшая – уплыла и погибла во время урагана.

– Спасибо, мама.

Молчание. Многолетний опыт подсказывал Фэй, что ее мать выдаст дальше. Ну, конечно:

– Я сегодня говорила с Мэгги.

Мэгги была младшая сестра и, на взгляд матери, совершенно идеальная дочь, у которой был идеальный и весьма преуспевающий муж, благодаря которому она могла сидеть целый день с тремя идеальными отпрысками в идеальном современном доме, в прихожую которого уместилась бы вся квартира Фэй.

– Замечательно, – сказала Фэй. – Как она?

– Прекрасно.

– Замечательно.

– У нее все очень хорошо.

Снова молчание.

– Не то что у меня, – заметила Фэй.

– Я этого не говорила, – сказала мать.

– Да, ты этого никогда не говоришь.

Снова молчание. Фэй его нарушила:

– Мама, пожалуйста, извини. Я просто устала. Спасибо большое, что ты сидишь с Эстель. Обещаю, я скоро найду другую работу.

– Уж надеюсь, что найдешь. На этом судне с приличным мужчиной не познакомишься.

– Мама, я не ищу мужчину, да?

– Это точно.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Ничего. Я пошла. «Молодые и неугомонные»[30]30
  Американское телевизионное шоу.


[Закрыть] начинаются. Пока.

Мать повесила трубку. Фэй отключила телефон и сказала себе, что не будет в девятнадцатимиллионный раз плакать из-за глубокой непреодолимой пропасти между ее жизнью и ожиданиями матери.

– Белоснежка, – сказала Эстель.

– Да, милая, – сказала Фэй. – Это Белоснежка.

– Он целует.

– Правильно. Он ее целует. Снова молчание.

– Мамуля плачь, – сказала Эстель.

4

Арни и Фил сидели в игровой комнате Центра Пердящих Занудств и Подыха Маразматиков, в которой никто никогда ни во что не играл. Вокруг них, развалясь в креслах, беспорядочно расположились с десяток других обитателей Центра: некоторые мутным взглядом смотрели в пустоту, остальные спали или – кто его знает – умерли.

По телевизору с большим экраном Арни и Фил смотрели «НьюсПлекс-9» – местную программу новостей с высоким рейтингом, специализировавшуюся на запугивании телезрителей. Один журналист, занимавшийся потребительским рынком, как-то выпустил недельный цикл передач, с эффектной музыкальной темой и кричащей заставкой, посвященный смертельным болезням, которые теоретически можно подцепить в салатных барах. Репортер не обнаружил ни одного реального случая подобного заражения, но цикл выиграл две премии за графическое оформление. Он назывался «Смерть под марлевой повязкой».

На «НьюсПлекс-9» обожали плохую погоду. По крайней мере, раз десять в сезон ураганов их спец по погоде – нет, назовем его метеоролог Штормцентра 9 – показывал на радаре движение какого-то пятнышка черт знает где в Атлантике, рядом с Африкой, и сообщал телезрителям, что хотя непосредственной угрозы в этом нет, он постарается пристально следить за этим, поскольку теоретически это может превратиться в чудовищный адский ураган и обрушиться на Южную Флориду с такой силой, что гравий на дорожках прошьет стены, влетит вам в глаза и вылетит через заднюю стенку черепа.

Стоит ли говорить, что вся команда «НьюсПлекс-9» носилась с тропическим штормом Гектор, который – раз они им заинтересовались – стал самым захватывающим событием, случившемся в Южной Флориде с тех пор, как несколько недель назад один немецкий турист обнаружил в холодильнике мини-бара в своем номере нечто, оказавшееся левой ступней пропавшего норвежского туриста. Метеоролог уже охрип от своих прогнозов вреда, который может потенциально нанести тропический шторм Гектор.

– Посмотри на его волосы, – сказал Арни. – Говорит уже шесть часов, машет руками перед радаром, а прическа в идеальном порядке. Как, черт возьми, сделать, чтобы волосы были такими смирными?

– Как, черт возьми, сделать, чтобы волосы вообще были? – спросил Фил.

– Ненавижу этот канал, – сказал Арни. – Небольшой дождик, а их послушаешь – прямо ядерная война.

– Хочешь переключить канал, милости прошу. – Фил махнул в сторону пульта.

– Смеешься? – сказал Арни. – Я что, Эйнштейн?

На пульте было сорок восемь кнопок. Никто из обитателей Центра Пердящих Занудств и Подыха Маразматиков не знал, как с ним обращаться. Здесь жили представители Величайшего Поколения, мужчины и женщины, пережившие Депрессию, победившие Фашизм, превратившие Америку в могущественнейшее государство в истории. Но эта чертова хреновина победила их.

Время от времени какой-нибудь смелый обитатель брался за пульт и трясущимися руками нажимал какие-то кнопки в попытке переключить канал. Результат почти всегда был печальный. Иногда телевизор просто выключался. Иногда экран делался ярко-голубым; иногда появлялось меню, и никто не понимал, как от него избавиться, поэтому все смотрели меню до тех пор, пока не забредал кто-нибудь из персонала и не улаживал проблему. Так что хотя в центре и было кабельное телевидение с девяносто восемью каналами, его обитателям приходилось смотреть тот единственный, который был включен, когда они вошли в комнату. Сегодня им оказался «НьюсПлекс-9».

– Смотри-ка, – сказал Фил. – Опять эти дебилы из супермаркетов.

Уже в третий раз Арни и Фил наблюдали сегодня на экране репортершу из супермаркета «Пабликс». Это был обязательный элемент в штормовой программе «НьюсПлекс-9»: очумевшее население панически скупает еду и другие товары, а паника их главным образом вызвана просмотром «НьюсПлекс-9».

– Как мы видим, – говорила репортерша, – в течение всего дня здесь совершенно не протолкнуться из-за обеспокоенных покупателей, которые делают запасы на черный день. – За ее спиной люди улыбались и махали в камеру.

Репортерша повернулась к женщине лет пятидесяти, одетой в домашнее платье, и сунула ей в лицо микрофон.

– Какие товары вы покупаете? – спросила она.

– Ну, – сказала женщина, заглянув в свою тележку, – тут батарейки и вода, арахисовое масло, отбеливатель, сейчас посмотрю… суп, охлажденная нарезка. И еще несколько баночек вазелина.

– Из-за шторма? – спросила репортерша.

– Нет, просто кончился вазелин, – сказала женщина.

– Возвращаемся в студию, Билл и Джил.

– Вот чего я никак не пойму, – сказал Арни. – Зачем отбеливатель?

– Ты о чем? – спросил Фил.

– Всякий раз, когда ураган, все закупают отбеливатель.

– Ну и?

– Ну и что они делают с отбеливателем?

– Отбеливатель нужен, – сказал Фил, – на всякий случай.

На самом деле Фил понятия не имел, зачем нужен отбеливатель, хотя, как и большинство жителей Южной Флориды, был уверен, что без него не обойтись. Все его покупали, потому что его покупали другие. В чуланах Южной Флориды томились в ожидании своего часа сотни тысяч галлонов аварийных запасов «Клорокса», рядом с аварийными запасами консервированного мяса «Спам» 1987 года выпуска.

– На какой случай? – удивился Арни. – Налетает ураган, сносит твой дом, а ты что – идешь загружать стиралку?

Фил секунду смотрел на Арни.

– Тебе никогда не приходило в голову, – сказал он, – что ты слишком много думаешь?

– Именно так обычно говорила моя жена, – ответил Арни. – Она всегда покупала отбеливатель.

– Моя тоже, – заметил Фил.

Двое стариков немного помолчали, вспоминая своих жен.

По телевизору показывали репортера «НьюсПлекс-9», стоявшего на Майами-Бич. На нем был желтый дождевик-пончо, капюшон он скинул, поэтому было видно, как развеваются волосы.

– Дождь весь день то начинается, то прекращается, – сообщал он, – как видите, случаются довольно сильные порывы ветра.

– Оо-ох, – сказал Арни. – Сильные порывы ветра.

– Мы уже можем наблюдать ущерб, нанесенный ветром, – говорил репортер. – Майк, не мог бы ты взять камерой вон там…

Камера повернулась и на секунду поймала в кадр большую ветку пальмы, которая валялась на берегу и ветер трепал ее листья.

– Только не это! – воскликнул Арни. – Ветка упала!

– Вызывайте Национальную гвардию! – сказал Фил, и они оба засмеялись и закашлялись. На них уставился сидевший через два кресла человек, разбуженный шумом. Он встал, бросил на них еще один взгляд и, шаркая, вышел из комнаты.

– Что это с ним? – спросил Фил.

– Я думаю, – ответил Арни, – отправился на свой ежегодный дрищ.

– … определенно здесь становится все хуже, – говорил пляжный репортер «НьюсПлекс-9». Он щурился и наклонялся против ветра, будто в любой момент его могло сдуть. – Рекомендуется держаться подальше от пляжей, где прибой, как вы знаете, бывает весьма коварным.

За спиной репортера прошли два молодых человека в плавках. Они радостно помахали в камеру, в шутку потолкались и полезли в океан. Затем мимо пробежала трусцой пара в сопровождении Лабрадора.

– Я останусь здесь, пока смогу, – сообщил репортер, – Билл и Джил?

– Удачи тебе там, Джастин, – ответил Билл, постоянный ведущий «НьюсПлекс-9».

Озабоченно нахмурившись, он посмотрел на постоянную ведущую «НьюсПлекс-9», которую, втайне от супругов их обоих, каждый вечер трахал в гримерной.

– Как-то там скверно, Джил.

– Это точно, Билл, – сказала Джил, поворачиваясь к «ТелеСуфлеру», на котором могла прочесть, о чем следует беспокоиться дальше. – Ничуть не лучше обстоят дела на скользких от дождя автострадах Южной Флориды.

– Охо-хо, – сказал Арни. – Ты слышал, Фил? Шоссе, скользкие от дождя.

– Последний кошмар человечества! – поддержал Фил. – Мокрые дороги!

– На шоссе И-95 уже произошло несколько дорожно-транспортных происшествий, – говорила Джил, – а в час пик ожидается настоящий затор.

– Можно подумать там очень редко заторы, – сказал Арни.

– … автоцистерна перевернулась на скоростной автомагистрали Пальметто, – говорила Джил, – неизвестная жидкость разлилась на все три ведущие на юг полосы.

– Это ОТБЕЛИВАТЕЛЬ! – сказал Фил.

– МЫ ЛИШИЛИСЬ НАШИХ СТРАТЕГИЧЕСКИХ ЗАПАСОВ ОТБЕЛИВАТЕЛЯ! – закричал Арни, колотя по ручке кресла, – ТЕПЕРЬ МЫ ВСЕ ПОГИБНЕМ!

– Охо-хо, – сказал Фил, поглядев в сторону двери. Проследив за его взглядом, Фил увидел помощника дневного администратора Декстера Харпвелла. За ним тащился глазеющий человек, который вышел некоторое время назад. Аккуратным шагом Харпвелл подошел к Арни и Филу, заслонив собой экран телевизора. Его правая рука была забинтована в том месте, куда за обедом его укусила Старая Крыса.

– Джентльмены. – сказал он, – мне поступают жалобы на уровень вашего шума.

– В каком смысле жалобы? – спросил Арни. – Это вы про вот этого мистера Запора? – Он показал на глазеющего человека, который уже уселся и теперь глазел прямо перед собой.

– Мистер Кременс сообщил, что вы, джентльмены, разговариваете так громко, что он не может смотреть телевизор, – ответил Харпвелл.

– Он не смотрел телевизор, – возразил Фил. – Он спал.

– Вы живете здесь в сообществе, – заметил Харпвелл. – И должны уважать права других жителей.

– Не возражаю, – сказал Арни. – У него есть право спать. Пускай и спит в своей комнате.

Харпвелл тяжело вздохнул.

– Мистер Пулман, – сказал он, – помните, что я сегодня сказал за обедом?

– Ага, – ответил Арни. – Вы сказали ИИИИ.

– Как ваша рука? – поинтересовался Фил. – Я бы на вашем месте Старую Крысу на бешенство проверил.

– Я сказал сегодня за обедом, – продолжил Харпвелл, – что если вы не прекратите учинять беспорядки, мне придется применить дисциплинарные меры. Боюсь, сейчас вы не оставляете мне выбора.

– Сколько вам лет? – спросил Арни.

– При чем здесь это?

– При том, что мне восемьдесят три года, следовательно, я был взрослым мужчиной, содержащим семью, когда тебе дарили наклейки с улыбочками за то, что ты пописал в горшочек.

– Сколько тебе тогда было, Декстер? – спросил Фил. – Четырнадцать?

– Очень смешно, – заметил Харпвелл. – Но дело в том…

– Дело в том, – перебил Арни, – что мы взрослые люди. Ты до нашего возраста, возможно, и не дотянешь. То, что мы живем на этом кладбище, еще не значит, что ты можешь разговаривать с нами как с детьми.

– Как бы то ни было, – сказал Харпвелл, – я здесь начальство, и в интересах защиты прав других жителей я запрещаю вам обоим сегодня после обеда покидать ваши комнаты.

– Что? – сказал Арни.

– Ты отсылаешь нас в наши комнаты? – спросил Фил.

– Правильно поняли, – ответил Харпвелл. – Это даст вам повод поразмыслить о вашей ответственности перед сообществом Центра Изящных Искусств.

– А если мы не пойдем по комнатам? – спросил Арни. – Ты отшлепаешь нас?

– Если вы не способны существовать в рамках требований Корпуса Самостоятельного Проживания, боюсь, мне придется перевести вас в другое здание.

– Куда? – сказал Арни. – В бункер для слабоумных? В Международный Дом Слюнявых?

В другом здании содержали настоящих психов, которые весь день ходили в пижамах, писались и звали «мамочку», которая уже сорок лет как померла.

– Ты не имеешь права, – сказал Фил.

– Он называется Корпус Принудительного Проживания, – ответил Харпвелл, – и уверяю вас, что имею полную власть исключительно по собственному усмотрению перевести в него вас обоих. Если вы не предпочтете совсем покинуть Центр Искусств, на что, конечно, у вас есть право.

– Ну ты и гаденыш, – сказал Арни.

– Ты ведь был старостой, верно? – спросил Фил. – В школе? Стучал на ребят, которые курили в туалете?

– Давайте, продолжайте в том же духе, джентльмены, – сказал Харпвелл, который на самом деле был главным старостой. – Продолжайте в том же духе. Поручу сегодня службе ночной безопасности проследить, чтобы ночью вы оставались в своих комнатах. А сейчас давайте переключимся на канал, который больше нравится мистеру Кременсу.

Он взял пульт.

– Но он опять уснул, – сказал Фил.

– Уснул, да, – ответил Харпвелл, нажимая кнопки на пульте. – Ну-ка, вот оно. – Теперь телевизор показывал мыльную оперу. На испанском.

– Ну ты и гаденыш, – сказал Арни.

– Приятного вам вечера, джентльмены. – Харпвелл положил пульт и аккуратным шагом удалился.

Фил и Арни посмотрели друг на друга.

– Он имеет право? – сказал Фил. – Нам обратиться к адвокатам, или как?

Арни покачал головой:

– Во-первых, не знаю, как у тебя, но все мои знакомые адвокаты умерли. Во вторых, у этого гаденыша все козыри. Можешь мне не поверить, но в это заведение список кандидатов длиной в милю. Дочка говорит: тебе повезло, что ты сюда попал, не надо волноваться, ну и так далее, и тому подобное. Им нужен предлог, чтобы выкидывать отсюда людей и брать новых, с которых можно содрать больше денег.

– Бог мой, – сказал Фил, – придется нам идти по комнатам, как пай-мальчикам.

– Придется.

– И на судне мы не поплывем, я так понимаю, – сказал Фил, испытывая от этой мысли некоторое облегчение.

Арни на секунду задумался.

– Не обязательно, – сказал он.

– В каком смысле?

– В смысле – есть идея.

– Охо-хо, – вздохнул Фил.

Ветер усиливался, скашивая дождь в пахнущую морем багамскую ночь. Фрэнк и Хуан, одетые в пончо, стояли в желтом свете причального фонаря рядом с прогулочным катером. Швартовочные канаты судна беспокойно натягивались, несмотря на прикрытие порта.

Хуан смотрел, как лодку крутит и швыряет, и думал о высоких волнах, слушая, как они с грохотом разбиваются о волнорез. А там будет еще круче. Хуан не умел плавать. Он никогда в жизни ни от чего не уклонялся. Он дрался с любым, кто сомневался в его храбрости. Но сейчас он был бы рад любому поводу, чтобы не садиться на катер и не выходить в это мрачное и бурное море. Он бы хотел поговорить об этом с Фрэнком, но не знал, как.

Поэтому он сказал:

– Спорю, этот говнюк не захочет выходить в море в такую погоду.

Это был текст молитвы Хуана.

– Выйдет, куда денется, – ответил Фрэнк. – Для этого мы здесь. Убедиться, что он сделает то, за что ему платят.

– Еще, блядь, как, – сказал Хуан, решив, что от него ждут именно этих слов.

– Пора начинать вечеринку, – сказал Фрэнк. Он сложил ладони рупором и крикнул:

– ТАРК!

На этот раз Тарк появился сразу. В руке, которая в прошлый раз сжимала нож, теперь была большая банка «Будвайзера». Он без усилий, не держась, сохранял равновесие на качающейся палубе. Хуана злило, что этого говнюка не пугала ни лодка, ни бурлящая вода.

Тарк злобно переглянулся с Хуаном, потом повернулся к Фрэнку.

– Хороша ночка, да? – сказал он.

– Готов? – спросил Фрэнк.

– Ессессно, готов, – ответил Тарк.

– Ящики на месте?

– Я, кажется, сказал, что готов, нет? – ответил Тарк. – Вопрос в том, готовы ли вы, ребята. А то вон Панчо явно не слишком доволен всем этим. Еще на причале, а уже как будто блевать собрался.

– А ну повтори, говнюк, – сказал Хуан.

– Так, послушайте, вы, оба, – сказал Фрэнк. – Кончайте этот гнилой базар сейчас же. Я уже сказал, мне плевать, что вы будете делать, когда мы вернемся. Но мне не нужны неприятности в море. На борту вы работаете вместе, как профессионалы. Понятно?

Оба промолчали. Тарк вытянул губы и послал Хуану воздушный поцелуйчик.

– Позже, милочка. За тобой свиданьице.

– Непременно, киска, – ответил Хуан. – Уж ты будь готова.

И они обменялись выразительными взглядами. Фрэнк покачал головой.

– Бог мой, – сказал он. – Пытаюсь здесь делать бизнес, а мои партнеры – «Акулы» и «Реактивные».

Хуан и Тарк оба посмотрели на Фрэнка.

– «Вестсайдская история»,[31]31
  «Вестсайдская история» (1957) – бродвейский мюзикл Леонарда Бернстайна и Стивена Сондхайма, экранизирован в 1961 г. Джеромом Робинсом и Робертом Уайзом.


[Закрыть] – сказал Фрэнк. Хуан и Тарк оба нахмурились.

– Леонард Бернстайн? – спросил Фрэнк.

Оба нахмурились еще сильнее.

– Неважно. Давайте, за дело.

Они вскарабкались на борт – Фрэнк, за ним Хуан, который споткнулся, когда лодка покачнулась, почти упал и неловко ухватился за планшир. Тарк ухмыльнулся, открыл дверь каюты и прошел внутрь. Фрэнк пошел следом, но обернулся к Хуану.

– Ты идешь? – сказал он.

– Нет, останусь здесь, – сказал он. – Подальше от этого говнюка.

На самом деле Хуана уже начинало поташнивать, а в каюте, он знал, будет еще хуже. Эту чертову лодку он ненавидел.

Фрэнк повернулся и зашел в каюту. Там воняло потом. Тарк, нагнувшись возле стойки, рылся в холодильнике. За ним вокруг стола, захламленного дневной выработкой пивных банок, на угловой скамье сидели трое, которых Фрэнк никогда не видел.

– Это кто? – спросил Фрэнк.

– Команда, – ответил Тарк, поднимаясь с очередной банкой пива.

– А где обычная команда? – сказал Фрэнк. Обычная команда состояла из трех тощих багамцев. Эти же были большими белыми парнями.

– Выгнал, – ответил Тарк. – Черножопым лишь бы обдолбаться. Эти ребята лучше. Надежнее.

Это вызвало ухмылку у человека, который сидел ближе всех к Фрэнку. На нем была черная шерстяная шапка и джинсовая рубашка с отрезанными рукавами, так что были видны его ручищи, которые выдавали человека, злоупотребляющего стероидами. На правом бицепсе была топорная, скорее всего сделанная в тюрьме татуировка: «Кац». Его сосед был упитаннее, с оранжевыми волосами, стриженными бобриком, и глубокими складками на мясистой шее. Дальше всех сидел самый тощий парень с козлиной бородкой, в бандане и с пиратской серьгой в ухе.

– Мне это не нравится, – сказал Фрэнк.

– Что тебе не нравится? – сказал Тарк, изображая совершенную невинность.

Фрэнк был крупным человеком, поэтому не знакомые с ним люди всегда удивлялись скорости, с которой он выхватывал пистолет. Сейчас он был в руке Фрэнка – «глок-31» калибра. 357, с 17-зарядным магазином – серьезное оружие, в равной мере популярное как среди стражей порядка, так и в среде профессиональных преступников. Фрэнк направил его между Тарком и тремя парнями, которые немного подвинулись, но не встали.

– Эй, парень, – сказал Тарк, – в чем, блядь, дело?

– Дело в том, – сказал Фрэнк, – что я этих парней не знаю.

– Я знаю. И ручаюсь за них.

– Как-то это не очень убедительно, – сказал Фрэнк. – Почему ты про них ничего не сказал?

– Я думал, тебе насрать.

– Ты думал? Каждый раз у нас та же команда. И вдруг сегодня, когда мы идем надело, очень серьезное дело, появляются три парня, которых я от Бритни Спирс[32]32
  Бритни Спирс (р. 1981) – американская эстрадная певица.


[Закрыть] не отличу, и ты думаешь, мне насрать?

– Говорю тебе, я знаю этих парней. Остынь, чувак. Вот это Кац, это Ребар, а это Холман.

Фрэнк посмотрел на них, а они на него. В каюте стало тихо, только слышно было, как бьется о корпус вода и скрипят снасти. Фрэнк потянулся назад и открыл дверь.

– Хуан, – позвал он. – Зайди сюда.

Хуан вошел, изучил обстановку: три новых парня, в руке Фрэнка – пистолет. Он сунул руку под пончо и выхватил свой – тоже «глок», но поменьше, базовая семнадцатая модель калибра 9 миллиметров.

– Кто это? – спросил он.

– Сам хочу понять, – сказал Фрэнк. – Можешь составить компанию этим джентльменам, пока я выйду и позвоню в Майами?

– Парни, чуете, бобами пахнет? – сказал Тарк, принюхиваясь.

Хуан направил дуло пистолета на Тарка.

– Хочешь свинца понюхать, говнюк?

– Полегче, – сказал Фрэнк. – Пока никого не убиваем, хорошо? Сейчас вернусь.

Он шагнул наружу, закрыл дверь, достал мобильный и повернул его дисплеем к свету портовых фонарей. Как он и опасался, на экране было «ВНЕ ЗОНЫ». Он попробовал сделать звонок. Бесполезно.

– Проклятье, – сказал он. Посмотрел на часы. Нет времени возвращаться звонить в гостиницу, тем более что телефон там часто не работает.

– Проклятье, – повторил он. Вытер в задумчивости губы, по которым стекали капли дождя. Он попал. Чтобы управлять лодкой, ему нужен Тарк. Чтобы перенести груз, нужна команда.

Пора было начинать. В такую погоду они уже рисковали опоздать на встречу.

Фрэнк снова открыл дверь и вошел. Никто не пошевелился.

– Ну, значит, так, – сказал он. – Сейчас мой коллега вас пощупает, джентльмены, всех по очереди. – Он показал на Каца. – Начиная с тебя.

Кац со скучающим видом встал, повернулся, положил руки на стену и расставил ноги.

– Тебе, я смотрю, не впервой, – заметил Фрэнк. Хуан умело и деловито обыскал Каца, Ребара и Холмана. Каждый раз он подавал Фрэнку знак: ничего.

– Теперь ты, – сказал Фрэнк Тарку.

– Не хочу, чтобы этот гомес меня трогал, – сказал Тарк.

– Мне плевать, чего ты хочешь, – сказал Фрэнк, повернув дуло на четверть дюйма в его сторону.

Тарк вздохнул, лениво поставил пиво, развернулся и нагнулся к стойке. Хуан подошел и стал его ощупывать. Добравшись до внутреннего шва брюк, Хуан задумался, не сделать ли апперкот в пах, чтобы Тарк завопил, вырубился, и, может быть, даже лишился яйца.

– Даже не думай об этом, – сказал Фрэнк. Хуан закончил, ничего не обнаружив. Он отошел.

– Итак, – начал Фрэнк, – план следующий. Вы трое остаетесь за столом, пока мы не прибудем на место. Мой коллега составит вам компанию. Имейте в виду: мой коллега – очень меткий стрелок.

– То есть нам здесь сидеть все время? – спросил Кац.

– Именно так.

– А если мне приспичит посрать?

– Придется срать в штаны, – отрезал Фрэнк. – Так что рекомендую воздержание. Что касается меня, то я собираюсь стоять рядом с нашим капитаном и помогать ему управлять катером. Уверен, что он умело и быстро доставит нас до места назначения, поскольку он командный игрок, поскольку он профессионал, и поскольку, если я замечу малейшие признаки того, что он собирается меня наебать, осколки его черепа разлетятся аж до Тампы. План ясен?

Фрэнк одарил всех улыбкой. В ответ никто не улыбнулся.

– Великолепно, – сказал Фрэнк. – Поднять якоря.

Тарк в сопровождении Фрэнка поднялся по лесенке на мостик, завел моторы, проверил приборы.

– Я собираюсь отдать концы, – сказал он.

– Только после вас, – сказал Фрэнк.

Когда Тарк пересекал каюту, он бросил взгляд в сторону стола. На долю секунды они с Кацем встретились глазами и обменялись легкими кивками. Все шло точно по плану.

Уолли, Тед, Джонни и Джок ехали по дамбе, ведущей с материка на Майами-Бич, в принадлежащем Джонни «плимуте-вояджере» 1987 года. За рулем – Джонни, Джок – рядом, Уолли и Тед – на задних сиденьях, в магнитофоне – Мадди Уотерс.[33]33
  Мадди Уотерс (англ. «грязные воды», настоящее имя – Маккинли Морганфилд, 1915–1983) – американский блюзовый исполнитель.


[Закрыть] Минивэн вздрагивал от порывов ветра, Джонни наклонялся над рулем, вглядываясь в дождливую мглу.

– Не могу поверить, что мы выйдем в море в такую жопу, – сказал он. – Нам настолько нужны деньги?

– Мне, – сказал Уолли, выдыхая и протягивая косяк Теду. – Мне нужны позарез. Хочешь знать насколько позарез?

– Ну, насколько позарез? – спросил Тед.

– Настолько позарез, что я сегодня набрал номер того типа, который говорит, что знает, как разбогатеть на недвижимости, не вкладывая собственных денег. Знаете этого парня? Из телевизора? Живет на Гавайях, отлично загорел, к нему приходят все эти люди, сидят с ним под пальмами и рассказывают о том, как еще полгода назад они жили в коробке из-под холодильника, а теперь благодаря безошибочной системе этого типа делают на недвижимости восемьдесят семь тысяч долларов в месяц.