Текст книги "Золоченая цепь"

9

– В последний раз говорю, – прорычал король, от чего в Кузнице долго не смолкало эхо. – Я не собираюсь медитировать. Ни пять минут, ни минуты. Я медитировал весь день верхом по дороге сюда. Кандидат медитировал в постели еще дольше. Я голоден. Начинайте прямо сейчас!

Восемь горнов мерцали красными огнями. Больше сотни мужчин и подростков затаили дыхание в наполненном незримыми духами полумраке.

Магистр Ритуалов болезненно поморщился.

– Сир!

Кандидат? Да, Дюрандаль снова был кандидатом. Он снова был слаб, как новорожденное дитя. Даже стоять не качаясь требовало от него усилий, а тут еще эти перепуганные мальчишечьи глаза… Такие юные! Не прошло и трех лет с тех пор, как он сам был одним из этих розовощеких юнцов, но тогда они не казались ему такими невинными, правда? Неужели это Старшие? Соглашаясь пройти все это, он как-то забыл, что здесь будут зрители. Он был знаменит, можно сказать, прославлен – возродившийся сэр Дюрандаль, отвоевавший год назад Королевский Кубок у самого Монпурса, а всего несколько дней назад выигравший дуэль на мечах без единого удара. Каким же скрюченным паралитиком представляется он сейчас этим подросткам; должно быть, он крушит все их мечты. Каждому из них предстоит пройти этот обряд – не через несколько месяцев, так через пару лет – и зрелище того, как Король на их глазах убивает знаменитого Дюрандаля, будет долго-долго мучить их по ночам…

Роль Второго для него должен был исполнять Монпурс, сиявший в отсветах горна как золотое изваяние. Бедный старый Великий Магистр, как сильно он сдал – скоро в зале прибавится еще один меч. Впрочем, Харвест попадет туда еще раньше, ибо сэр Дюрандаль погибнет этой ночью, и скатертью дорожка им всем вместе с их вонючим миром.

Магистр Архивов был, как и в прошлый раз, Исцелителем. Он не смог отвести смерть от бедолаги Харвеста. Что ж, имелся тут и еще один Харвест, перекованный меч, в руках у худого как щепка Щенка.

Он кожей ощущал сгущение духов. Слаб он, слишком слаб! Ну почему он так слаб? После трех дней без еды его колени не дрожали бы так сильно. Пошатнувшись, он взялся за руки с теми, кто стоял вокруг наковальни. Пение сделалось громче; половина Кузницы старалась не сбиваться с нот, в то время как вторая половина вторила немилосердно фальшивящему Королю, почти перекрывавшему своим голосом все остальные голоса. Однако пение действовало. Слезы застилали ему глаза. Заметили ли это остальные?

В глубине души он не хотел умирать. Просто жить тоже не хотелось.

Он доплелся до своего места, и Хоэр подошел, чтобы снять с него рубаху. Почему он так лыбится? Или он ждет не дождется Дюрандалевой смерти? Ох, наверное, он просто хочет ободрить его. Прикосновение, пальца Монпурса к его груди… хмурый взгляд: тот заметил, как далеко от цели старый шрам. Что ж, он сделал отметку там, где она и должна быть, на ребро ниже.

Снова в центр, на этот раз за мечом. Почему они сделали Харвест таким тяжелым? И наковальня, кажется, на фут выше, чем ему запомнилось. Он забрался на нее, выпрямился и пошатнулся. Король сделал шаг к нему и остановился.

Глубокий вдох.

– Господин мой и повелитель, Король Амброз Четвертый, всей душой своей без остатка я, Дюрандаль, член Верного и Древнего… защищать тебя, детей твоих и наследников, от всех врагов… прошу тебя, пронзи мое сердце мечом этим, дабы я умер… – В прошлый раз он кричал. Теперь у него не было повода кричать; впрочем, он все же не опустился до бормотания.

Он едва не упал лицом вперед, слезая с наковальни, и подвернул лодыжку. Хромая, доплелся он до Короля и вручил ему меч. Он испытал огромное облегчение от возможности сесть. Вот и все. Время умирать. Конец всему.

Король приставил острие к угольной отметке.

Они смотрели друг другу в глаза.

Останешься ли ты жить?

Убьешь ли ты меня?

Хоэр и Монпурс ждали, готовые взять его под руки.

К чему жить? Разве это смысл жизни – быть Клинком?

Ну, возможно, это все же лучше, чем ничего. Покажи этой жирной жабе! Покажи им всем.

Повинуясь внезапному импульсу – как тогда, когда он не поддался Королю в фехтовании; как тогда, когда упал прямо перед бегущим Алданом – он упер руки в бока и гордо вздернул подбородок.

– Давай!

– Служи или умри! – Король ударил стремительно, но он все-таки проделал это раз пятьдесят, если не больше. Эфес почти коснулся груди Дюрандаля, и только потом он ощутил взрыв чудовищной боли. А потом все кончилось, меч снова был в руках Короля, а на него накатывала волна свежих сил.

Не веря своим ощущениям, он встал. Холодный пот на коже… безумные, до ушей, улыбки… Король, возвращающий ему меч и хлопающий его по плечу… Жизнь! У него впереди новая жизнь!

Поклонившись так гордо, как только возможно после мрачного ритуала, Король приставил руки ко рту: даже его голос не в силах был перекрыть воцарившееся ликование.

– Готов отправиться в путь, сэр Дюрандаль?

Сунув липкий от крови меч за пояс, Дюрандаль ответил толстяку Амброзу по-своему – твердым, уверенным взглядом.

– С кем воевать, Ваше Величество?

Кулак короля судорожно сжался, но на лице его обозначилось легкое сомнение.

– Со всеми врагами, конечно!

Только тут Дюрандаль улыбнулся.

– Конечно, мой господин!

Часть III
Эвермен

1

Наконец большая входная дверь и заснеженные ступени крыльца – лорд Роланд готов был в последний раз покинуть Греймер, уйдя в малопривлекательную зимнюю ночь. Никогда еще его собственный очаг не казался ему столь желанным.

Король то и дело переезжал из дворца во дворец: Ноукер, Греймер, Уэтшор, Олдмарт и так далее. Двор находился там, где пребывал Король, но правительство оставалось там, где хранились бумаги, так что чиновники, клерки, законники и лакеи трудились круглый год в столице, Грендоне. Даже теперь, когда Король затворился на Долгую Ночь в Фэлконкресте, гусиные перья в Греймерской канцелярии не переставали скрипеть, а кареты день и ночь держались наготове для доставки должностных лиц.

Морщинистый, угловатый старший дворецкий носил почетный титул Джентльмена Эшера так давно, что никто не мог вспомнить, сколько именно. Возможно, даже он сам. Роланд несчетное количество раз желал ему доброго утра и доброго вечера. Теперь старик, казалось, готов был растаять словно последний снег на булыжной мостовой.

– У меня приказ, милорд, – только и смог ответить он. Запряженная четверкой карета виднелась в соседней подворотне, но у него был приказ. Возможно, он надеялся на небольшую пенсию от Короля, если будет вести себя как положено еще пару лет – если только не помрет жалкой смертью в несколько следующих минут. У него приказ.

У лорда Роланда никогда не было своей кареты, если не считать той, которой пользовалась его жена. За всю его жизнь у него очень редко имелись наличные деньги. Он даже не обзавелся собственным конем, но ему необходимо было уехать домой, сохранив при этом по возможности достоинство, а двухчасовая прогулка по улицам, а потом по сельской дороге в канцлерской мантии достоинства никак не добавит. Кромман хотел причинить ему боль, но ведь Кромман пестовал эту ненависть много лет.

Юное лицо Куоррела опасно раскраснелось, что было видно даже в сумерках. Его почти трясло. Роланд знаком послал его вперед и отступил на шаг.

– Джентльмен Эшер, – сказал он из-за плеча своего телохранителя. – Поверьте, меня это очень огорчает. Мой Клинок, сэр Куоррел, пробыл со мной недостаточно долго, чтобы привыкнуть к особенностям дворцовой жизни. Поэтому, когда я послал его вперед вызвать карету, он не понял, что проблемы с этим возникли не по вашему злому умыслу. Я уверен, он не будет серьезно увечить вас, но…

Меч Куоррела со свистом вылетел из ножен. Джентльмен Эшер разом утратил вид глубокого отчаяния.

– Ах, благородный сэр Клинок! Молю вас, не будьте жестоки к старику и не лишайте четырнадцать его внучат их любимого дедушки!

– Аминь! – произнес Куоррел. – Раз так, соблаговоли призвать сюда эту карету со всей возможной поспешностью, да прикажи кучеру доставить моего господина в означенное им место, иначе я незамедлительно изрублю тебя в восемь изначальных стихий.

– Поистине? Прижми острие к моему горлу, парень, – так будет убедительнее. Карету! Карету!

Забираясь в карету, Роланд слышал, как Джентльмен Эшер, все еще под угрозой меча, наставляет возницу. Когда лошади тронулись с места, Куоррел легко запрыгнул в экипаж и закрыл дверцу. Упряжка миновала дворцовые ворота и загрохотала по вечерним улицам.

Прощай, Греймер!

– Спасибо, сэр Куоррел. Весьма впечатляющий пример разбоя. И поздравляю тебя: ты владеешь словом виртуозно.

– Сущий пустяк, милорд. – Он не смеялся, но смеющиеся нотки слышались в его голосе.

И что Роланду делать теперь с этим мальчиком, пожизненно повязанным с ним? Узы действуют только на одного, но нормальные человеческие чувства и законы морали настаивают на том, что у верности – две грани. Давным-давно он благополучно пережил обратное обращение, но насколько ему было известно, такое удалось только ему. Его падение увлечет с собой и Куоррела, а это несправедливо.

И уж несомненно, он увлечет с собой и многих других. Что станет с его женой? Позорная отставка огорчит ее в той же степени, в какой огорчает его, но она обрадуется тому, что он будет наконец принадлежать ей одной. Ее никогда не привлекала придворная жизнь, ее блеск и фальшь. Сколько у них останется времени, пока Кромман не пришлет инквизиторов?

Какой дурак будет ожидать благодарности от монарха?

Сквозь стук копыт и скрип колес до него донесся голос с противоположного сиденья.

– Могу я задать вопрос, милорд?

– Хочешь отвлечь меня от раздумий, поди?

Смешок.

– Конечно. Но ответ меня тоже интересует.

– Тогда спрашивай. И вообще не бойся задавать вопросы. Старики еще могут пригодиться как источник информации.

– Расскажите мне про тот случай, когда вы спасли жизнь Королю.

Ах, вот что! Им всегда хочется послушать про это.

– Мне тоже хотелось бы рассказать об этом полнее. Тебе лучше спросить об этом Короля. Он и только он видел все с начала до конца. Он был хладнокровен – как сосулька. – Он невольно вздохнул. Вот время было! – Это случилось в триста пятьдесят пятом – в Нифии, разумеется. Под стенами Уотерби, где-то на третью неделю осады, кажется. Утро выдалось туманное. Ну и, конечно, дыма и пыли тоже хватало.

И шума тоже – оглушительных ударов грома, когда Главный Разрушитель и его люди пытались обрушить стены, а их защитники отвечали собственным колдовством. Король никогда не слушал разумных советов. Он расхаживал по лагерю на виду у всех, не обращая внимания на летящие стрелы, камни и взрывы магических смесей. Он сводил своих Клинков с ума, подвергая себя такому риску. Они толпились вокруг него словно роящиеся пчелы, пока он с проклятиями не разгонял их, чтобы они дали ему дышать свободно. И все же вышло так, что в то утро, в те несколько критических минут, рядом оказался только один…

Роланд вспомнил, что от него требовалось всего лишь рассказать эту историю Куоррелу, а не переживать ее заново. Он вернулся из того туманного утра, из золотых дней молодости и славных приключений обратно, в холодную грендонскую зиму, в тряскую карету, к позору и отставке. Старик. Год 388-й – и когда успело пройти столько лет?

– Мне просто посчастливилось идти рядом с Королем, когда больше никого из Клинков не оказалось поблизости. Я не знаю почему. Думаю, это тоже было колдовство.

– А мне казалось, наши Узы защищены от действия других заклинаний.

– Мы тоже так считали. И если мятежники так владели колдовскими заклинаниями, непонятно, почему они не нацелили их на самого Короля. Заклинатели из Коллегии так и не смогли объяснить этого, хотя предположили, что мои повторные Узы помогли мне сопротивляться колдовству успешнее, чем остальным. А может, это была просто случайность. Мы шли тогда через болотце и невысокие кусты, так что волей-неволей рассыпались, обходя лужи и тому подобное. Другие отошли дальше, чем им казалось. Мы с Королем заболтались о лошадях, ломясь через кусты, как пара слепых черепах. Что же до того, что произошло на самом деле, – не знаю, честное слово не знаю. Четверо вооруженных мужчин бросились на нас из кустов, – не мужчин, скорее подростков.

Следующее, что я помню, – это то, что я слегка запыхался, кровь на клинке, четыре тела на земле. Потом на крик прибежал коммандер Монпурс. Таких слов ты наверняка не слыхивал! Его Величество посмеялся над ним, спокойный как скала.

Да, это было славное время – время молодости, любви и войны; дни, когда он был простым Клинком Королевской Гвардай и не хотел ничего другого; дни, когда жизнь была прекрасна от рассвета до рассвета.

2

– Ты пропустил любопытную демонстрацию владения мечом, коммандер! – Король забавлялся очевидным смятением своих гвардейцев. – Новая легенда о Дюрандале, полагаю.

– Возьмите его, мой господин! – Монпурс стоял на коленях в грязи, протягивая ему свой меч. – Возьмите меч. Отрубите мою бестолковую голову, если хотите, ибо я…

– Встань! Убери свой меч! Ты не отделаешься так просто… Впрочем, нет, пожалуй, я одолжу его у тебя на минуту.

Ближний труп с грохотом взорвался, разбросав вокруг сучья и камни. Король не обратил на это внимания, хотя несколько комьев земли упали у самых его ног. Речная пойма была испещрена воронками, большая часть которых уже заполнилась водой. Медово-желтые стены Уотерби были разрушены еще сильнее, лишившись половины своих башен; впрочем, это не мешало лучникам оборонявшихся посылать стрелы на такое расстояние. К счастью, не слишком метко. Еще одна стрела вонзилась в землю рядом с Чефни, который подпрыгнул от неожиданности.

Ошарашенный Дюрандаль рассматривал лезвие Харвеста. На нем была свежая кровь, а на земле лежали мертвые тела, но последние минуты словно растворились в размытом мареве прыжков, ударов и оборонительных выпадов. Четверо?

– Из какого ты рода, сэр Дюрандаль?

– Из рода… Роландов, сир. – Он не произносил этого имени уже полтора десятка лет. Ему даже пришлось копаться в памяти, чтобы вспомнить его. Конечно, Король может задавать вопросы, на которые у других нет права, но ради всех духов, что задумал Амброз на этот раз?

Король нахмурился:

– Роланды из Мейшира?

– Кто? О, нет, сир. Из Димпльшира, мелкопоместные дворяне. Мой дед арендует земли у Гудхемского монастыря. – К чему эти расспросы? И почему это Монпурс с такой силой давит на его плечо?

Потом до него дошло: коммандер подсказывает, чтобы он опустился на колени. Так и не поняв до конца в чем дело, он опустился на колено, потом на оба, и только тут его осенило. Ох, нет! Он чувствовал, как холодная грязь пропитывает штанины.

О да! Клинок лег ему на плечо. Потом на другое.

– Встань, барон Роланд Уотербийский!

Он встал. Монпурс стиснул его руку, одновременно обнимая его. Остальные Клинки восторженно возопили и бросились к нему похлопать по спине.

– Мой господин! Я… спасибо, Ваше Величество. Но я не заслужил…

– Заслужил? – взревел Хоэр. – Четыре трупа за несколько секунд, и ты не заслужил? Это мы заслужили, чтобы нас вешали, топили и четвертовали по десять раз на дню!

Одна из сохранившихся башен Уотерби превратилась в клубящийся шар камней и пыли, который медленно и как-то лениво осел на землю. Все тотчас повернулись к батарее, где хлопотали заклинатели Королевского Ведомства Разрушения – посмотреть, все ли там живы, ибо нередко стоявшие в октаграмме взрывали себя заодно с неприятельскими укреплениями. Потом донеслись радостные крики армии, затем – грохот.

Дюрандаль повернулся к Королю, на губах которого играла хитрая улыбка.

– Но Ваше Величество… Я надеюсь, это не означает… мне ведь не надо… – как может пэр служить в Королевской Гвардии? Немыслимо!

Усмехаясь, Король вернул Монпурсу его меч.

– Если ты только сам этого не хочешь. Мы разрешаем тебе оставаться в нынешнем положении столько, сколько будет угодно.

Вот это действительно высокая честь! Он может выйти в отставку в любой момент и быть лордом. Ну, не то чтобы настоящим. Дворянин должен жить по-дворянски, а это требует уйму денег.

Новый взрыв расшвырял грязь и речную гальку. Все пригнулись, двое-трое задетых выругались.

– Они пристрелялись, сир! – сердито сказал Монпурс.

– Верно. Пошли-ка на батарею, послушаем, как Старший Разрушитель расценивает наши перспективы. – Король неспешным шагом двинулся в обратную сторону, тщательно следя за тем, чтобы это не выглядело отступлением. Клинки с облегчением последовали за ним.

Хоэр придвинулся к Дюрандалю.

– Милорд, – прошептал он. – Разрешите мне поцеловать вас в задницу.

– Пошел вон. Ты этого недостоин.

– Сам знаю. Я только надеялся…

Барон Роланд Уотербийский. Бессмыслица, конечно же. Скорее всего у него не будет возможности воспользоваться этим титулом, даже если он этого захочет.

* * *

Тем же вечером, когда свежеиспеченный пэр любовно чистил Харвест, затачивая несколько легких щербин на острие, к его палатке явился герольд и передал ему официальное извещение канцлерского отдела. Честь и земли Пекмосса в Димпльшире изымались из королевских владений и передавались в безраздельное пользование барону Роланду Уотербийскому; доход с указанных земель с момента издания указа перечислялся означенному барону вплоть до его дальнейших распоряжений.

Он был богат. Это ничего не значило.

Его гораздо больше заботило, как отчистить кровь с камзола.

3

Это было славное время. На протяжении четырех лет, отделявших его третий визит в Айронхолл от второго, он никогда не отдалялся от Короля. Из сотни с небольшим Клинков Королевской Гвардии пять или шесть пользовались наибольшим расположением монарха, и сэр Дюрандаль был одним из них, товарищем и по работе, и по развлечениям.

Несмотря на свой продолжавший расти вес, Амброз был превосходным наездником и часто устраивал безумные охоты.

Он пускал соколов, он скакал за гончими. Он танцевал и устраивал маскарады. Он возглавлял процессии через города и деревни, и толпы восторженно кричали, выражая свою преданность монарху. Никогда еще в прошлом Шивиаль не любил своего властелина так, как этого. Он чинил дороги и строил мосты, поощрял торговлю, отчаянно волочился за женщинами и держал под контролем дворянство. Ему даже удалось заключить договор с Бильмарком, окончив тянувшуюся уже четырнадцать лет войну, так что побережье жило, не опасаясь больше рейдов Бильмаркских эскадр. Единственные критические замечания, которые можно было услышать в Парламенте, касались отсутствия наследника мужского пола, так что когда Король развелся с Королевой Годелевой и женился на леди Сиан, страна ликовала, а его популярность поднялась еще выше. Капризные духи удачи были его помощниками в те дни, и Дюрандаль купался в лучах славы вместе с ним.

Когда Король не нуждался в его услугах, у него не было проблем с выбором развлечений. Вскоре после того, как он вступил в Гвардию, появилась Роз, но отец Роз не одобрял ее выбор и выдал дочь замуж за человека лучшего происхождения.

Потом была Изольда. Они всерьез говорили о женитьбе, пока восстание в Нифии не призвало его на войну. Ему казалось, что они уговорились обо всем, но по возвращении он нашел ее обрученной с другим.

То лето в год Нифийского мятежа было, возможно, самым счастливым временем. Он жил в армии, он сражался на войне. За исключением нескольких минут, принесших ему титул барона, он почти не участвовал в бою сам, ибо времена рыцарей в доспехах, тех, что первыми шли в атаку, давно миновали. Только железная настойчивость Монпурса удержала Амброза от участия в нескольких схватках, но даже Монпурс не смог остановить его в день, когда пал Кирквен. Тогда Король ворвался в пролом по пятам авангарда, окруженный Клинками. Четверо были убиты, несколько – ранены, но потери врага оказались несравнимо больше. Один Харвест отомстил за четверых, и легенда о втором Дюрандале еще немного приблизилась к легенде о первом.

Потом была Кэт.

Он много раз встречал ее во дворце, но никогда не приближался к ней. Ему потребовалось много времени на то, чтобы решиться заговорить с ней, ибо он боялся отказа. Не от большинства женщин – он хорошо знал свои способности, – но от нее, поскольку помнил свою предыдущую попытку заговорить с Белой Сестрой. Как-то вечером, когда он прикидывал, кого бы пригласить на маскарад, он увидел ее на террасе – она стояла и смотрела на лебедей, скользящих на поверхности пруда. Ее ряса и высокая шапка были так же белоснежны, как эти птицы, и соперничали белизной с цветами вокруг… Он решил, что отказ его не убьет.

Он подходил ближе, ближе, еще ближе, а она все не принюхивалась подозрительно и не оборачивалась к нему с сердитым видом. Она все смотрела на лебедей. Он увидел, что она меньше ростом, чем казалось сначала; высокая шапка обманывала взгляд. Впрочем, рост ничего не значит, если все остальное безупречно. Когда он решил, что расстояние между ними как раз такое, как нужно – интерес, но не посягательство, – он облокотился на ту же балюстраду, чтобы глаза его оказались на одном уровне с ее.

– Уродливые твари! – произнес он.

Чуть нахмурившись, она повернулась к нему.

– Мне кажется, они красивы.

– Вы смотрите на них с другой точки зрения.

Он никогда не мог предугадать, как смеется человек, не услышав этого. Самый крупный мужчина может визгливо хихикать, а миниатюрная женщина – сипло хохотать. Она смеялась замечательно, словно птица пела.

– Вы уже польстили мне, сэр Дюрандаль!

– Вы знаете, как меня зовут? – Он притворился, что удивлен, хотя имя его было известно всем.

– О вас уже идет слава. – Улыбка у нее тоже была чудесная, а глаза – цвета васильков. Он решил, что волосы ее, должно быть, такие же золотые, как брови, хотя шляпа и вуаль скрывали их от взгляда.

– И какая же слава?

– Думаю, нам не стоит соревноваться в лести. Это может быть опасно.

– Такая опасность меня не очень пугает. – Он подтвердил это, придвинувшись чуть ближе.

– Это тоже часть вашей славы.

Это было весьма многообещающе, но прежде, чем он осмелеет в своих чаяниях, нужно выяснить, не отпугивают ли ее его Узы.

– Мне говорили, что Белые Сестры умеют распознавать Клинков на значительном расстоянии.

– Тридцать шагов или около того. В толпе – меньше.

– С наветренной или подветренной стороны?

Она снова рассмеялась.

– При любом ветре. Я могла бы почувствовать ваше присутствие из-за стены или в темноте. Ваши Узы – очень мощное заклятие.

– Как почувствовать? По запаху?

Она улыбнулась.

– Это старые предрассудки. Ни по запаху, ни по виду, ни по прикосновению, ни по звуку, и в то же время по всем этим признакам, вместе взятым. Попробуйте объяснить слепому, что такое цвет.

– Я ведь спросил первым. На что похож Клинок, чем он отличается от других?

Она задумалась, мило склонив голову набок.

– Он интенсивнее. Клинок выделяется из группы… солидностью, значимостью, пожалуй. В конце концов, распознавать заклятия – мой долг, мое умение. Кинжал в ящике с кухонными ножами.

– Очень интересно. А на слух? Могли бы вы узнать меня по голосу?

– Даже когда вы молчите. В любой момент. Это как самая верхняя нота у трубы – очень высокая, очень чистая… Возможно, звучит не очень приятно, но это не так. Это даже возбуждает.

– Возбуждает?

– В военном смысле этого слова, – поспешно сказала она. – А что касается запаха, знаком вам запах раскаленного железа?

– Запах Кузницы, наверное. – Он накрыл ее руку ладонью. – А прикосновение?

Она застыла. Он испугался, что поспешил, но она не отдернула руки. Она только перевернула ее, чтобы они соприкасались ладонями.

– Сильное.

– Выходит, быть с Клинком не так уж страшно?

– Можно привыкнуть.

– Почему бы не начать с того, чтобы сходить со мной на завтрашний маскарад?

Она изумленно взглянула на него:

– О, с удовольствием! Вы это серьезно?

Они разошлись через час, когда ему пора было заступать на дежурство. Он забыл спросить ее имя. К концу маскарада он знал его, и еще знал, что это и есть та рыбка, которую ему очень хочется вытащить на берег. Надо только тянуть леску поосторожнее.

Кэт была на этот счет другого мнения. На следующий день после маскарада, когда они рука об руку шли меж цветущих кустов, она спросила его:

– Этот ваш страшный ритуал с пронзанием сердца – от него остаются шрамы?

– Два – на груди и на спине. У меня их четыре.

– Я хочу посмотреть на них.

Земля и пламень!

Он отвел ее к себе – в маленькую, плохо освещенную комнатку, почти полностью занятую большой постелью. Он запер дверь – в своем кругу Клинки ведут себя бесцеремонно – но она не возражала. Она отвернулась, разглядывая гравюры на стене, а он встал ближе к свету. Пока он снимал камзол, а за ним рубаху, сердце его колотилось так, словно он не оставался наедине с женщиной много лет. Потом она обернулась. Он протянул руки; она бросилась в его объятия.

На шрамы она даже не обратила внимания.

Очень скоро он понял, что опыта в любви у нее нет. Зато у него опыта хватало. Он был искушен и – по такому случаю – особенно осторожен. И исключительно удачлив.

После, когда они лежали обнявшись, он шептал ей на ухо много всякого, но запомнил только одно:

– Ты меня поражаешь. Мы знакомы всего два дня.

Она прижалась к нему еще крепче.

– Я люблю тебя уже много месяцев. Неделю за неделей я старалась попасться тебе на пути, а ты, кажется, меня и не замечал.

– Я замечал. Я всегда боялся, что ты подумаешь… что вблизи Клинок будет тебе неприятен.

– Еще как приятен.

– Трубы и раскаленное железо, кинжалы… а на что похож я сейчас?

– Мм? – Она потеребила волосы у него на груди. – Это словно лежать в постели с мечом.

– Ты имеешь в виду обнаженного Клинка?

– Вот именно.

– Значит, говоришь, много месяцев? Тогда за мной большой долг. Расплачиваться и расплачиваться.

Она вздохнула и потянулась.

– Начинай прямо сейчас.