Текст книги "Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала"

6. Создание совершенного монстра: Megadeth

«Чувак, если хочешь стать великим музыкантом – попробуй героин. Вот увидишь. Все равно что снова в лоне матери оказаться».

К тому времени, как я добрался обратно в Калифорнию, был фактически разбит. Потерял лучших друзей, свою группу, источник заработка. В сущности, потерял свою личность, ставшую абсолютно неотделимой от Metallica. Я был лицом группы, а теперь меня ее лишили. У меня не осталось ничего. Поскольку больше податься было некуда, я приполз к матери, которая к тому времени уже неважно себя чувствовала (спустя семь лет она умрет от застойной сердечной недостаточности). Унижение, которое я чувствовал, возвращаясь в тот дом, в ту же самую комнату, где мы с Джеймсом недолгое время жили вместе, было почти невыносимым. Каждое утро я просыпался с напоминанием о том, что жестко облажался.

Должен признать, некоторое время испытывал только депрессию и жалость к себе. Мама кормила меня, дала ночлег, а ночи я коротал у старых друзей и знакомых. Но все это тоже было не всегда приятно, потому что в круг друзей когда-то входили парни из Metallica. Теперь их нет, а я вернулся, и казалось, все это немного сложно объяснить. Однажды вечером я зависал со своей подругой Хайди, топил горе в алкоголе, как вдруг разговор зашел о Metallica.

– Хорошо, что я свалил, – сказал я. – Они реально стали действовать мне на нервы.

Хайди знала меня много лет. И не было смысла пудрить ей мозги. Она покачала головой и рассмеялась.

– Ой, хорош заливать, Дэйв. Ты же знаешь, что ушел не сам. Тебя уволили.

Я был поражен.

– Кто тебе сказал?

– Ларс, – ответила Хайди. – Звонил мне на прошлой неделе.

Даже тогда Ларс был таким проворным экспертом по связям с общественностью, что, когда дело касалось его репутации или репутации группы, он всегда все предусматривал. Именно поэтому Ларс дотошно обзвонил наших общих знакомых, чтобы убедиться в том, что они знают его версию произошедших событий. На мой взгляд, это логично, поскольку я в равной степени был виновен в том, что пытался повернуть историю в свою пользу.

Как бы там ни было, осознание того, что Ларс критиковал меня за спиной, а карьера Metallica развивалась и двигалась вперед, служило мощным мотивирующим фактором. В тот момент, сидя напротив Хайди, будучи уличенным во лжи и видя жалость в ее глазах, мне стало стыдно. Но можно было понять мой гнев.

– Ладно, ты права, – сказал я – Они меня действительно выперли. Но я все равно собирался уйти. Хочу сколотить свою группу.

Это было отчасти правдой. Не знаю, ушел бы из Metallica или нет, но верю, что наш альянс все равно бы развалился. И говоря о новой мечте – Хочу сколотить собственную группу – по крайней мере, я… не сидел сложа руки.

В течение следующих нескольких месяцев мечта стала одержимостью, не в последнюю очередь благодаря нескончаемому потоку подобострастной прессы, освещающей появление нового вида хеви-метала, типичным представителем звука которого стала гаражная группа из Нью-Йорка, приехавшая из Калифорнии:

Metallica.

Представь, в каком шоке я пребывал, когда летом 1983-го вышел дебютный альбом Metallica, Kill ‘Em All, и в него вошли четыре моих песни: «The Four Horsemen» (бывшая «Mechanix»), «Jump in the Fire», «Phantom Lord» и «Metal Militia». Те же четыре песни, вошедшие в демо No Life Till Leather. Авторство было также изменено, чтобы отразить изменения в композициях в течение процесса записи и – о чем могу только догадываться – чтобы свести мой вклад к минимуму. Каждая из этих песен изначально была моей, но все же Джеймс или Ларс (или оба) делили между собой авторство на всех четырех композициях. Под каждой песней моя фамилия стояла последней, поэтому авторство «Jump in the Fire» выглядит следующим образом: Хэтфилд/Ульрих/Мастейн.

Я слушал эти песни одновременно с удивлением и возмущением. Не мог поверить, что они используют мой материал после того, как выкинули из группы. Они со мной даже не связались и не попросили моего разрешения. Просто взяли и сделали. Предполагать, что изменения, сделанные в этих песнях, каким-то образом отражают атмосферу коллегиальности или более сбалансированное разделение труда, одинаково ошибочно. На следующий день после моего увольнения из Metallica в Нью-Йорк прилетел Кирк Хэмметт, заняв мое место в «Доме музыки», и проходил прослушивание на мою роль в группе, подражая молниеносным гитарным соло, которые я придумал, – соло, представляющие сегодня фундамент для трэш-метала.

Они думали, я не замечу?

Думали, что мной можно вот так помыкать?

Возможно, и нет. Скорее всего, они решили, что я ни на что не буду претендовать и, таким образом, не представлю для них никакой проблемы.

Но они чертовски ошибались.

* * *

Создание совершенного монстра – в данном случае, идеальной группы – требует времени. Я не хотел торопиться и брать первых попавшихся ребят, не обращая внимания на их личности или обязательства. Учитывая то, что я знал о музыкальном бизнесе и что узнаю позже, не думаю, что возможно избежать конфликтов или столкновений внутри структуры группы. В перспективе неизбежно возникнут проблемы, как случается в любой семье. По крайней мере, я хотел найти талантливых и амбициозных музыкантов. Я жаждал крови. Хотел утереть нос парням из Metallica, а с любителями этого не сделаешь. Слишком важная миссия, чтобы привлекать дилетантов.

На первом концерте Megadeth в 1983 году в клубе Ruthie’s Inn в Беркли, штат Калифорния. На мне был пояс с патронами и бутафорские ручные гранаты. Хотел заявить о себе. Фотография Харальда Оймен

Чтобы стать более самоуверенным и независимым, я снова окунулся в будничный мир, где не был в течение очень долгого времени. Вместо того чтобы вернуться к выматывающей душу (и, честно говоря, опасной) жизни барыги, я устроился специалистом по обзваниваю клиентов в отдел продаж. Это была моя последняя «настоящая» работа, и с тех пор прошло уже более четверти века. Это была отвратительная работенка, ужасно скучная и депрессивная, и терпеть ее можно было лишь благодаря «колоритным» персонажам, с которыми я работал. Моим начальником была женщина по имени Марджори. Марджори, дай бог ей здоровья, инстинктивно понимала, что на нее работали потому, что не было других вариантов. Ни один из нас не собирался стать выдающимся телефонным оператором. Нам просто нужна была зарплата. Марджори была требовательным, но справедливым начальником. Она практически все время ходила по офису в весьма возмущенном состоянии, но создавалось впечатление, что на самом деле она – порядочный человек. Просто она была… придирчивой (читай: с перегибами). Но и забавной в своем боевом феминистском стиле (похожем на Джанин Гарофало).

Половину времени я приходил на работу под кайфом или ловил его во время «перекура». Марджори это знала, как бы ожидала этого, и ей было по большому счету наплевать. Ведь для того, чтобы кому-нибудь позвонить и дождаться, пока повесят трубку – не надо быть шибко здравомыслящим. Марджори была очарована запахом травки, пропитывающим ее офис, и в одну из моих последних смен даже отвела меня в сторону и спросила: «Слушай, а можешь и мне достать?».

Разумеется, я мог. И достал. Мы с коллегами накурились, а потом я ушел, чтобы снова стать гитаристом. На полный рабочий день.

Несмотря на то, что я был далек от «телефонного» гения, все же заработал достаточно денег, чтобы снова встать на ноги и поселиться в отдельной квартире, на Вернон-авеню в Голливуде. Двух первых парней в моей новой группе – она недолго носила название Fallen Angels (падшие ангелы) – звали Робби Макинни и Мэтт Кисселштейн. Робби, который помог мне устроиться оператором, играл на гитаре. Мэтт, еще один мой коллега по работе, – играл на басу. Оба были милыми и талантливыми, но я сразу понял, что долго это не продлится. Нам не хватало химии, энергии, искры – называй, как хочешь, – которая дает группе жизнь в самом начале. Но не беда. Именно через друга Робби я познакомился с молодой девушкой по имени Диана Арагон, в которую позже влюбился и с которой встречался более семи лет[23]23
  Разумеется, моногамным я не был; еще долгое время я оставался алкоголиком с блуждающим взглядом. – Прим. автора.


[Закрыть]. Моей целью на то время было собрать группу любой ценой, а потом уже внести требуемые изменения и обновления, пока не получится самая компактная боевая машина. На это ушло много времени, но все же в конечном итоге, считаю, что своего добился. И эта группа, как и первое воплощение Megadeth, стала первым необходимым шагом на пути к заветной мечте.

* * *

Однажды утром я проснулся, как обычно, с бодуна, от ритмичного гула бас-гитары. Не от записанного звука баса, исходящего из магнитофона или бумбокса, а от настоящего баса, доносившегося из квартиры этажом ниже, подо мной. Если ты музыкант – честно говоря, даже если и не музыкант, – то заметишь разницу; это ощущается костями, особенно когда всю ночь кутил, и голова раскалывается, и хочется лишь отоспаться.

Бум… Бум… Бум… Бум…

Я встал с постели, стукнул ногой в пол и крикнул: «Заткнись!»

Бум… Бум… Бум… Бум…

Гул продолжался, одна из самых простейших и известных басовых линий в истории рок-музыки: вступление к песне Van Halen «Runnin’ with the Devil».

Бум… Бум… Бум… Бум…

Я снова ударил в пол. Никакой реакции. Я ворвался на кухню и распахнул окно.

– Эй! Да заткнись ты уже, мать твою!

Бум… Бум… Бум… Бум…

Терпение лопнуло. Я поднял с подоконника горшок с растением и запустил вниз. При падении горшок разбился о кондиционер ненавистной квартиры. И помогло. Музыка – если это можно было назвать музыкой – стихла.

Я потащился обратно в комнату, задернул шторы и приготовился поспать еще пару часов, как вдруг раздался стук в дверь.

Ох, бля… эти парни реально напрашиваются на неприятности.

Я прошел обратно в гостиную и распахнул входную дверь. И передо мной стояли каких-то двое оборванцев. Оба в джинсах-клеш и высоких кедах, в дешевых кожанках, которые можно купить на QVC за 29,95 баксов, – знаешь, такие, с поясом посередине, что можно присобачить коробку для рыболовной снасти или нашивку Trout Unlimited. Тот, что моложе, – с длинными темными волосами. А второй, кажется, преждевременно лысел, с пучком волос на макушке и выступающим кадыком, – напомнил мне Бики Баззарда, мультяшного стервятника с грустным лицом из «Безумных мотивов».

Не успел я на них наорать, как патлатый улыбнулся.

– Эй, чувак. Не знаешь, где сигареты достать?

Едва выдавив из себя слова: «Магазин на углу», я захлопнул дверь у них перед носом.

Не прошло и двух минут, как вновь раздался стук в дверь. Теперь я действительно начинал злиться. Побрел в гостиную и снова открыл дверь, на этот раз готовый дать одному из них по морде.

– Эй, – продолжая улыбаться, сказал молодой. – Эээээ… а тебе сколько лет? Пива нам сможешь купить?

Они одновременно были милыми и раздражали. И какая, к черту, разница? Опохмелиться не помешает.

– Ладно, – ответил я, улыбаясь. – Вот это другой разговор!

Мы пошли в магазин на углу, купили ящик «Хайнекена» и следующие несколько часов стали развивать дружбу, которая позже перерастет в сотрудничество. Патлатого звали Дэвид Эллефсон, сын фермера из Джексона, штат Миннесота. Дэвид приехал в Лос-Анджелес якобы для того, чтобы обучаться музыке в местечке под названием «Музыкальный институт», буквально в квартале от моего дома. Возможно, в некоторых кругах музыкальный институт ценился высоко, но для меня это достойно презрения – поступаешь туда, чтобы научиться играть каверы Toto на свадебных церемониях и школьных выпускных. Однако для Дэвида это место, возможно, было школой Джуллиарда[24]24
  Знаменитая академия музыки, танца и театрального искусства в Нью-Йорке.


[Закрыть]. Так он, по крайней мере, сказал предкам. Его брат, Эллиотт, остался дома в Миннесоте, чтобы помогать родителям по хозяйству на ферме, а Дэвид уехал в Калифорнию воплотить мечту и стать музыкантом. Предки дали ему благословение, а еще кредитную карту и волю. Им было непросто отпустить сына, но, полагаю, они не сомневались, что он, по крайней мере, поступил в престижное учебное заведение и проходит там серьезный академический курс.

Только никуда он не поступил. И никакой курс в институте Дэвид не проходил. Вместо этого, приехав на семейном фургоне в Голливуд, он с несколькими школьными приятелями (в том числе Грегом Хандевидтом, парнем со здоровенным кадыком) принялись в одиночку пытаться заявить о себе в музыкальном бизнесе. Когда я с ними познакомился, им не было еще и восемнадцати, и они были совсем «зелеными». Но чертовски милыми.

В тот первый день мы часами страдали херней, пили «Хайнекен», болтали о тусовках, делились музыкальными предпочтениями и группами, которые не нравились. Дома в Миннесоте Дэвид с Грегом уже играли в группе под названием Killers (откуда-то в Верхнем Среднем Западе взялась небольшая, но процветающая металлическая сцена), которая появилась, разумеется, под влиянием Iron Maiden, поэтому кое-что из того, что они играли, я знал. Я сыграл им несколько аккордов Maiden, показав, на что способен. Видно было, что их это впечатлило. Я был чуть старше и, несмотря на недавние неудачи, опытнее в музыкальном бизнесе. Может быть, будет преувеличением сказать, что я им был как старший брат, но, безусловно, стал лидером нашей странной группы, напоминавшей плавильный котел: Мастейн и парни из Миннесоты.

Немного позже я предложил Дэвиду и Грегу вступить в мою новую группу. Оба с радостью приняли приглашение. Мы с Дэвидом с самого начали стали хорошими друзьями, и он действительно оказался классным басистом. Грег был чуть более проблематичным. Милый парень и неплохой гитарист, но ужасно неловкий и выглядел необычно. Не в плохом смысле – просто отчаянно нуждался в рок-н-ролльном прикиде. Отрастить волосы – полдела. Может быть, это кажется незначительным, но для меня внешний вид имел значение. У меня был очень четкий образ того, как должна выглядеть моя группа, – и как должна выглядеть любая нормальная хеви-метал-группа, – и там нет места ни лысым головам, ни кожаным штанам. Да, я знаю, фанаты Judas Priest возмутятся, но скинхеды и кожа символизируют то, что меня совершенно не привлекало. Каждому свое, понимаешь? Я хотел более традиционный внешний вид, чтобы он сочетался с нашим нешаблонным крутым звуком. Мы собирались стать самой быстрой, громкой, опасной группой в истории, и нужно соответствовать.

Грег не выглядел как подобает. Он завел дружбу с парнем из офиса продаж и канул в Лету.

Так что Грег отпал. Он некоторое время будет зависать с нашим кругом друзей, но, в конечном счете, вернется в Миннесоту и станет играть в другой группе. Гораздо позже, отказавшись от мечты, как в итоге почти все и делают, он стал владельцем похоронного бюро. По крайней мере, я об этом слышал.

И нас осталось двое, я да Джуниор. «Джуниор» (младшенький) – так я называл Дэвида Эллефсона. Сразу же после того, как пригласил его в группу, я решил, что двух Дэвидов быть не может. Все будут путать.

– Какое у тебя среднее имя? – спросил я.

– Уоррен.

– Э, чувак. Не канает. А что если мы его укоротим? Будем тебя называть «Уор» (война). Обыграй свои скандинавские корни. Типа Викинг и тому подобное.

Мне показалось, звучит прикольно. Дэвид не согласился.

– Ладно. Но я не буду называть тебя Дэйвом. Отныне ты Джуниор.

И уже почти двадцать лет я называю его именно так.

Поначалу я был скептически настроен по поводу своих вокальных способностей, поэтому мы пригласили вокалиста по имени Лоуренс «Лор» Кейн. Лор пробыл в группе недолго, но надо отдать ему должное: именно Лор предложил нам назваться Megadeth. Случилось это, когда однажды вечером мы колесили по району и говорили о том, какое подобрать название. Лор знал, что я уже написал песню под названием «Megadeth», и решил, что это прекрасное название и для группы.

И он оказался прав. Поэтому спасибо тебе, Лор.

Один из первых концертных снимков меня и моего лучшего друга на протяжении почти двух десятилетий, Дэвида «Джуниора» Эллефсона. Фотография Харальда Оймена

В плане барабанщиков у нас также был проходной двор. Сначала пришел Дижон Каррутерс, чей отец был странствующим актером по имени Бен Каррутерс, – больше всего известен участием в фильме «Грязная дюжина». Дижон был высоким и долговязым, с гладкой кожей и очень расслабленной манерой поведения. Было сложно сказать о нем слишком много, за исключением очевидного факта – он был потрясающим барабанщиком, поскольку казался весьма странным и таинственным парнем. Дижон говорил, что у него испанские корни, хотя на испанца был совершенно не похож. Он время от времени сочинял извращенные и садистские тексты – неожиданно читать такое от парня, чьим любимым музыкантом был итальянский скрипач Паганини. Однажды он приперся на репетицию в шляпе паломника и парике; никаких объяснений этому не было. Но потом, опять же, мы от него их и не ждали.

Так или иначе, однажды вечером, когда мы ужинали дома у Дижона, вошел парень, с басом, болтающимся через плечо. Просто открыл входную дверь, вошел, как к себе домой, кивнул и выдал: «Здарова, чувак!»

Я посмотрел на Дижона. Похоже, ему было неловко.

– Это, блядь, еще кто? – спросил я.

– О… этой мой брат.

Это было неожиданно, учитывая, что чувак, только что вошедший, был чернокожим, а Дижон – вроде бы как испанцем. И в этом как раз крылась суть тайны Дижона Каррутерса. Его братом был Кейн Каррутерс, басист группы, известной как Untouchables («Неприкасаемые»). Оказалось, в Дижоне намешано несколько кровей.

Это открытие стало серьезным препятствием в моих отношениях с Дижоном. Не знаю, смущало его происхождение или, может быть, он подозревал меня в расизме. Как бы там ни было, его это оскорбило. Мне, возможно, было бы плевать, какого цвета кожа Дижона, черная или белая, но мне не понравилось, что он врал о чем-то принципиально важном. Это ведь показывало его как человека, и если он не мог доверять нам с Джуниором, то как мы могли доверять ему?

Следующим к нам пришел барабанщик по имени Ли Рауш, еще один странный паренек, который играл довольно хорошо, но имел некоторые серьезные личностные заскоки. Мы его прозвали «Болван», поэтому можно, наверное, представить, как он выглядел, и он часто говорил о своем увлечении сатанизмом. Теперь же, в силу моего происхождения и лет, которые я провел за увлечением колдовством и черной магией, я знал, что это значит. И я совершенно по-другому к нему относился. Знал, что долго мы с ним не протянем. И пусть я не был христианином, но определенно знал, что сатанистом быть не хотел, или даже случайно возвращаться к этой теме.

Однако я не был агрессивен в своей позиции; мы ведь взяли на короткое время Керри Кинга. Керри, разумеется, один из основателей группы Slayer, трэш-метал-банды, которая, как и Megadeth, достигла зрелости в Лос-Анджелесе в начале 1980-х. Несмотря на то, что к тому времени, как я пытался собрать свою группу, ребята из Slayer уже обзавелись существенной подпольной армией фанатов, поддержки от крупного лейбла у Slayer еще не было. Я считал Керри талантливым гитаристом и решил, что он будет не против с нами поиграть, – хотя бы какое-то время, пока не найдем второго. Slayer часто ошибочно называют сатанинской группой, а Керри регулярно (и опять же, ошибочно) называют сатанистом. Сегодня он, скорее, называет себя атеистом, хотя наши противоречивые точки зрения насчет религии и музыки вызвали личностную вражду (если можно так назвать), которая утихла лишь недавно.

Но раньше у нас с Керри проблем не было. Он был очень молодым, подтянутым амбициозным гитаристом, сыном шерифа. Керри не пил и не употреблял. Однако рубил в группе Slayer (убийца). Кто бы мог подумать. Пока он был в Slayer, а я собирал Megadeth, мы с Керри частенько зависали и стали довольно близкими друзьями. Я ему много чего показал на гитаре, в том числе пресловутое трезвучие Дьявола, сложный музыкальный интервал, охватывающий три тона. Дьявольское трезвучие требует некоторой сноровки, но оно прикольное, прежде всего из-за своей истории. Некоторое время в средние века дьявольское трезвучие было запрещено католической церковью; предположительно, музыкантов, которые нарушали этот указ, сурово наказывали, а иногда даже обезглавливали. Есть ли здесь правда – не знаю, но этих историй оказалось достаточно для того, чтобы вдохновить легионы метал-гитаристов использовать трезвучие в своих песнях. Керри об этом никогда не слышал; но как только я показал ему дьявольское трезвучие, ему очень понравилось, и почти в каждой песне Slayer есть эта последовательность аккордов.

Весной 1984-го Керри отыграл с Megadeth несколько выступлений в Сан-Франциско. Мы все еще искали нового гитариста, но не хотели лишать себя возможности выступить живьем, поэтому я попросил Керри нам подсобить. Где-то в душе я надеялся, что он, возможно, согласится уйти из Slayer в Megadeth. Но этого не произошло. Куда там!

Я, Крис Поланд и Дэвид. Очевидно, я играю соло. Фотография Харальда О.

Мы готовились к тем выступлениям в репетиционной студии Лос-Анджелеса, которой заправлял Кудрявый Джо. Там проводились вечеринки. Однажды после репетиции мы туда вернулись, а в студии прыгали и бесились какие-то невменяемые люди, лишившиеся разума под наркотой. Не забывай, что это было начало 1980-х, когда кокаин был не только социально приемлемым, но и на полном серьезе эффективным дерьмом. Я к тому времени уже стал знатным тусовщиком, поэтому меня мало что из этого шокировало. Но ситуация в студии была действительно тревожной. Мы вошли внутрь, и веселье носило непристойный и пугающий характер – нечто вроде того, что происходило в фильме «Меньше чем ноль» (не случайно снятом в 80-х), когда открываешь дверь и видишь парня в маске свиньи, сосущего своему корешу.

– Твою же мать!

Мы быстро оттуда свалили, бежали вниз по лестнице, потому что не хотелось ждать лифта. Внизу ступенек была нарисована баллончиком огромная свастика со словами: «Кудрявый Джо – еврейский хиппи».

Пьяные, мы бежали, сломя голову (по крайней мере, мы так думали), и, выбегая из двери, врéзались друг в друга, из-за чего Ли Рауш споткнулся и сломал ногу. До первого выступления в Сан-Франциско оставалась всего неделя, и Ли, естественно, хотел отказаться, но я его отговорил.

– Когда настанет время играть, мы отрежем часть гипса, – предложил я. – А на следующий день прикрепишь его обратно.

Я решил, что шоу должно продолжаться, верно?

Но когда мы сняли ему гипс, нога была вся черная – полный пиздец.

– О, черт, жестко, – сказал я. – Уверен, что сможешь играть?

Ли кивнул, вышел на сцену и проделал достойную работу. Более того. Попробуй поиграть с такой болью. Ли – один из самых крепких парней, которых я знаю. Но этот случай имел негативные последствия. А может быть, что-то другое. Как бы там ни было, когда мы вернулись в Лос-Анджелес, Ли объявил, что уходит и будет искать себя, искать более глубокий смысл в жизни. Он сел в свой грузовик, громко что-то пел и вел себя как самый счастливый парень на Земле.

Больше мы не общались.

* * *

Поэтому Megadeth снова потребовался барабанщик. И мы нашли его в лице Гара Самуэльсона. Мы с Дэвидом Эллефсоном работали вместе в местечке Mars Studio, и именно там Гар прошел «собеседование». Если можно так это назвать. Гар был невероятно милым парнем с большими сонными глазами и пухлыми губами – напоминал актера Дона Ноттса, особенно карикатуру Дона Ноттса (как, к примеру, в фильме «Невероятный мистер Лимпет»). Конечно же, были различия – у Гара длинные волосы и медленная, почти гортанная манера говорить. Вскоре я узнал, что он сидит на героине, и этот факт больше любого другого скрашивал его повседневное существование. Но, несмотря на все его проблемы, Гар был очень приятным парнем и озарял улыбкой.

В день прослушивания и собеседования Гар приехал в студию Mars конкретно обдолбанным. Чтобы связать на встрече хотя бы пару слов, Гару пришлось перед этим ширнуться. Время, однако, решает в жизни наркомана все (как я узнал позже). Предположительно, Гар планировал закинуться еще утром, чтобы таким образом достигнуть статуса относительно вменяемого человека к тому времени, когда нужно будет встретиться со своими потенциальными коллегами по группе (и работодателями). Но, поскольку он сразу же не ширнулся и вколол больше нормы, процесс начал проходить в слегка другой манере. Гар не успел прийти, как стал засыпать.

Когда я вошел в комнату, он сидел на стуле, свесив голову, хлопал глазами, а между пальцев болталась сигарета. Сигарета скурена до фильтра; я видел, что она уже обожгла ему кожу. Он даже не заметил.

– Ого, а это будет занятно, – сказал я Эллефсону. – Этот парень какой-то садист. А что дальше? Электрошокер?

Я походил по комнате, посмотрел на Гара, пытался измерить его взглядом… пытался представить его в Megadeth. Первым делом (после сигареты, конечно же) я обратил внимание на его обувь. «Капецио»! Парень носил сраные «Капецио»! Я вспомнил, как в Metallica, когда мы играли в скейтпарке с группой Ratt, один из их ребят носил эти «Капецио»! Это же просто КАПЕЦ! И меня это поразило своей несуразностью. Если ты гитарист и одеваешься как телка, ты не металлюга, а трансвестит. Тебе не место ни в Metallica, ни в Megadeth. Если хочешь быть металхэдом, у тебя должен быть соответствующий образ жизни, и это не значит, что ты должен стоять перед зеркалом и подводить глазки и красить губки – и носить ботинки «Капецио»! Это все равно что сказать: чтобы стать рыбаком, ты должен подводить глаза. Такого не бывает. Во всяком случае, быть не должно.

Как бы сильно я ни беспокоился по поводу Гара, опасения прошли, как только он проснулся и стал играть. В первые несколько секунд я понял, что именно этот парень заменит Ли Рауша. Гар придумывал эти потрясающие джазовые барабанные вставки, сразу же бросив вызов моим музыкальным способностям. В техническом плане он был настоящим волшебником – использовал обе руки, чтобы создать фьюжн, роскошный и эффективный. Стиль Гара, сформированный многолетним исполнением джаза, сыграл значимую роль на первых двух пластинках Megadeth. Некоторое время в самом начале, когда меня просили описать тип музыки, который мы исполняли, я говорил: «Мы ориентированная на джаз панк-группа с классическими влияниями». Я говорил это, чтобы ввести в заблуждение, хотя на самом деле это близко к правде.

* * *

Гар попал в поле зрения Megadeth через Джея Джонса, продавца кокаина, который стал нашим менеджером. Джей был крайне странным персонажем с черепом, явно несоразмерным с его телом (похожим на Фреда Флинстоуна), и голосом как у Ратсо Риццо. Коверкал гласные и носовые протяжные звуки. Казалось, что каждое предложение начинается с «Привет, чува-а-а-а-к».

Не хочу сказать, что Джей был некомпетентен или что мы были не в состоянии проявить усилия, прежде чем доверить ему свою карьеру. Мы кое-что про него узнали. Кое-что. Нельзя сказать, что Джей совсем не пользовался авторитетом. Он занимался несколькими достойными панк-группами, в том числе Circle Jerks, а также несколькими артистами, которые оказались на передовой хип-хопа. У Джея рождались интересные идеи; он был больше чем барыга и торчок.

Но он и барыжил, и торчал.

Мы частенько проводили время вместе, катаясь из студии туда, где Джей мог достать героин. Он доставал дешевый мексиканский героин, смешанный с гуталином или чем-то подобным. У него розоватый оттенок, поэтому, когда его нюхаешь, а потом вытираешь нос рукой, то на руке остается будто бы след от дерьма. Руки Джея постоянно были вымазаны этими полосками, и, похоже, ему было то ли плевать, то ли он просто не замечал. Ты, возможно, спросишь, почему мы позволили торговцу кокаином и наркоману стать нашим менеджером? Все просто: у него имелись свои убедительные аргументы, когда дело касалось продаж. Он умел говорить на своем языке.

Кроме того, через него всегда легко было достать кокаин и героин, а это значило, что дефицитом мы никогда не страдали, и впоследствии для нас это стало весьма значимым бонусом.

К слову, Джей уже мертв, и покинул этот мир он так же странно, как и жил. Его отец служил в армии и после взрыва остался инвалидом. Джей и его брат никогда не уходили из дома и, разумеется, до средних лет жили в одной комнате. С двухъярусными кроватями, не меньше. У них были две большие неряшливые, кишащие вшами собаки, жившие в одной комнате с ними. А в углу стояла огромная миска с кормом. Поэтому можно себе представить, как в этой комнате воняло, когда мы с Джуниором туда приезжали. Мы шли, чтобы увидеть Джея, а он сидел в своей комнате, просил секунду подождать, и приходилось ждать на улице перед домом, похожим на собачью конуру, или хуже, в его комнате, где воняло, как черный ход в ветеринарной клинике; уже при входе в дверь хотелось блевануть.

Спустя долгое время после того, как мы с ним разошлись, Джея Джонса зарезали столовым ножом – как поговаривают – во время драки за бутерброд с колбасой. Разумеется, ничего забавного в этом нет. Но, зная Джея, это и неудивительно.

Однако благодаря Джею у Megadeth появился барабанщик. В последующие месяцы, когда Гар Самуэльсон подписал с нами контракт, мы много чего о нем узнали – хорошее и не очень. Плюс в том, что Гар был абсолютным виртуозом. А из минусов – его пристрастие к наркотикам оказалось еще сильнее, чем я подозревал. Гар и Джей создали мощный тандем двух торчков, и теперь, когда оба влезли в группу так глубоко, мало кто сомневался, что Megadeth вместо бухла подсядут на порошок.

Помню, однажды приехал домой к Гару, зависал там, и вдруг разговор зашел об употреблении рекреационных наркотиков и философской дискуссии по поводу достоинства определенных веществ. Говоря о химикатах, я был далеко не целкой. Меня можно было назвать функциональным алкоголиком, который также любил покурить травку, периодически занюхать дорожку кокса и поэкспериментировать с другими наркотиками. Я перепробовал почти все. Но героин?

Никогда.

– Не понимаю, почему вы, парни, любите заниматься этим дерьмом, – сказал я.

Гар засмеялся.

– Ты имеешь в виду, герычем?

– Да. В чем прикол-то?

Он кивнул и знающе улыбнулся.

– Чувак, если хочешь стать великим музыкантом, – попробуй героин. Вот увидишь. Это все равно что снова в лоне матери оказаться.

В лоне матери…

Звучало довольно круто. И, черт… я хотел стать великим. Не успел прийти в себя, как уже склонился над столом и занюхал дорожку. Количество было небольшое, поэтому мощного прихода не последовало, просто ощущение тепла, сопровождающегося короткой дремотой.

Когда я проснулся, Гар и его брат нависли над кухонной плитой с мутными глазами, не говоря ни слова, и курили герыч. Помню, смотрел на них и думал: «Ого! Это же реально глупо!»

– Не спеши критиковать, пока не попробовал, – сказал Гар, хихикнув как ребенок.