Текст книги "Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала"

Я сломал ему лодыжку.

Стоит ли говорить, что на этом драка закончилась. Я рассказываю эту историю не для того, чтобы похвалиться, а просто показать, как относился к Ларсу, Джеймсу и Клиффу. Я бы сделал для них все что угодно.

Они были моими друзьями[18]18
  Любопытно, что Фил был тоже моим другом и остается по сей день, и долгое время я чувствовал себя ужасно, учитывая, что произошло.
  – Что я могу для тебя сделать? – в конце концов спросил я его.
  – Ну, в этом нет необходимости, но если тебе станет легче…
  – Станет.
  – Мне бы хотелось новую гитару.
  Вот так пару лет назад я купил Филу прекрасную гитару, и теперь между нами нет никаких обид. Эпизод исчерпан, и я желаю ему всего наилучшего в жизни и карьере. – Прим. автора.


[Закрыть].

И хотя Джеймс отчасти строил из себя бандита, он не особо любил конфронтации. Однажды вечером мы с ним и его девушкой пошли в Mabuhay Gardens, ночной клуб в Норт-Бич, известный как «Old Mabuhay». Пока стояли на улице и ждали, когда откроется клуб, из ближайшего переулка выбежала какая-то девушка, размахивая руками и крича во всю глотку:

«Он мне нос сломал! Он мне нос сломал!»

Я понятия не имел, кто она и что произошло. И мне было плевать. Я тут же почувствовал прилив адреналина, как бывает перед боем. Посмотрел на Джеймса и не сказал ни слова. Просто улыбнулся, и знал, о чем он думает.

Ох, что задумал этот сумасшедший придурок?

Наконец я хлопнул его по плечу и сказал: «Пойдем, чувак!»

И мы вошли в переулок, где ни черта не видно. Я вел себя тихо, но шедший за мной Джеймс ворчал, фыркал и тявкал пустые угрозы в адрес паренька.

– Я убью тебя, ублюдок!

Я чуть не заржал. Джеймс не столько угрожал, сколько делал хорошую мину при плохой игре. Помнишь, ребенком ты пытался убедить себя, что тебе не страшно, хотя на самом деле вот-вот в штаны наложишь.

В конце переулка стоял припаркованный фургон. Когда мы подошли ближе, и Джеймс продолжал орать, дверь со стороны водителя открылась, и вышел этот здоровенный сукин сын.

– И кто из вас, придурков, хочет меня убить? – спросил он, и взгляд на его лице сигнализировал либо о том, что он пьян, либо абсолютно бесстрашен. А может быть, и то и другое.

Не успел я рот открыть, как Джеймс быстро отошел назад и проорал:

– Он!

Я повернулся и увидел, как Джеймс указывает на меня пальцем.

Ну, спасибо тебе огромное, братишка…

Времени что-либо объяснять не было. Здоровяк бросился на меня, и, когда он бежал, я выставил руку, опустив большой палец вниз, и схватил его за шею. Затем подсек, швырнул на землю и принялся мутузить по башке, пока он не потерял сознание.

Спустя несколько минут прибыли копы и забрали парня, надев на него браслеты. Мы с Джеймсом вернулись к клубу и вели себя так, будто ничего не произошло, но внутри меня всего трясло. Когда утром я проснулся, рука опухла и болела, как будто я ударил в стену. Когда Джеймс спросил меня, все ли в порядке, я просто кивнул. Мы с ним никогда не обсуждали тот инцидент. В этом не было смысла. Мы такие, какие есть. И я принимал Джеймса таким, какой он есть.

Играем ожесточенное соло на животе Ларса, тщательно избегая прикосновения к «ручке».

Фотография Уильяма Хейла

5. Отвергнутый «Алкоголикой»

«Ты крутой ублюдок, мать твою!»

Сан-Франциско со своей процветающей клубной сценой и бодрыми фанатами металла оказался для Metallica теплым и приветливым местом. Первый концерт с Клиффом мы отыграли 5 марта в клубе Stone, 19 марта сыграли второй раз, в том же клубе. А в промежутке записали еще одно демо и наблюдали, как взлетает наша популярность. Казалось, мы покорили город буквально за каких-то пару недель; и не сказать, что кто-то был против этого вторжения; царила очень приятная атмосфера и обстановка, и многие группы преследовали похожие цели, играли и любили один и тот же тип музыки, получившей название трэш-метал. Зависть и позерство, характерные для клубного движения Лос-Анджелеса, в районе залива Сан-Франциско по большей части отсутствовали, и мы быстро и легко нашли общий язык с другими музыкантами. Особенно (и, как оказалось, по иронии судьбы) c парнями из группы Exodus. В какой-то момент я даже стал кровными братьями с некоторыми из ребят в Exodus. Я имею в виду, реальными кровными братьями – делали надрез и соединяли ладони. Вспоминая сегодня те времена, учитывая образ жизни, который мы вели, можно все это назвать несколько опрометчивым[19]19
  Я потратил немало времени, зависая с их вокалистом, парнем по имени Пол Бэллоф. У нас было много общего, мы оба выросли при сложных обстоятельствах, поэтому научились заботиться о себе в невероятно молодом возрасте. Жизнь Пола была даже труднее, чем моя, и (как и у меня) у него были проблемы с наркотиками и алкоголем. Но каким невероятным духом он обладал! Безграничная энергия, огромный талант, прекрасное чувство юмора. Все же, я думаю, Пол был уличным мальчишкой, который так и не смог приспособиться к обычному миру. Пару лет спустя его выгнали из Exodus, а в 2002 году он скончался от осложнений после инсульта. В память о нем была проведена панихида, и пожертвования были переданы организации Save The Wolves («Спаси волков»). В этом был смысл, учитывая, что в последние годы жизни Пол периодически оставался без крова и предположительно жил в основном в дикой природе, с серым волком в качестве верного спутника. Я не знаю, правда это или просто апокриф, но история, безусловно, служит дополнением к легенде о Поле Бэллофе. И в некотором роде вполне уместной. Покойся с миром, брат. – Прим. автора.


[Закрыть].

* * *

Как бы там ни было, казалось, Metallica мчится на бешеной скорости. Одним апрельским утром 1983-го я скатился с кровати, еще сонный, с хорошего похмелья, вонял как протухший творог, и увидел возле дома грузовик компании U-Haul. Все произошло так быстро, что я даже не знал (или, честно говоря, не парился) о большинстве деталей. Если кому-то интересно, почему позже я стал настолько фанатично относиться к контролю, то вот с чего все началось. Меня вполне устраивало, что все идет своим чередом.

Демо No Life Till Leather перекочевало на восток и попало в руки парня по имени Джон Зазула. «Джонни Зи» держал популярный магазин музыкальных пластинок в Нью-Джерси под названием «Рок-н-ролльный рай» и славился тем, что умел найти и продвинуть подпольных артистов. Также он был начинающим продюсером; услышав наше демо и увидев реакцию среди своих посетителей, Джонни Зи предложил Metallica возможность отыграть несколько шоу в Нью-Йорке и его окрестностях, чтобы помочь группе получить контракт. Бóльшая часть разговора прошла без моего ведома или участия. Спустя несколько дней, когда мы прибыли в Нью-Джерси и я обнаружил, что ни на одном из контрактов нет моего имени, я слегка занервничал. Ларс предположил, что я слишком остро реагирую.

И я забил.

Полагаю, что мог винить Ларса или Джеймса, или даже Марка Уитакера за то, что оставили меня за бортом, что они, собственно, и сделали, но я также должен признать, что упустил ситуацию. Мне было не до этого – трахал баб и вечно был под кайфом. Эти парни были моими друзьями, и, несмотря на наши периодические разногласия, я им доверял.

Я ошибался.

Как оказалось, это была одна из многих ошибок.

Перед нашим отъездом из Сан-Франциско я переспал с одной телкой – допустим, ее звали Дженнифер. В то время она была как бы девушкой Кирка Хэмметта, гитариста Exodus (как я и сказал, с парнями из Exodus у нас было много чего общего, в том числе и девушки). Дженнифер была милой девушкой, которой нравились гитаристы, и я, разумеется, был не против с ней зависнуть. И когда я вышел из спальни, меня ждали Ларс с Джеймсом.

– Простите, ребята, – сказал я. – Дайте мне пару минут принять душ. Я не могу ехать в таком виде до Нью-Йорка.

Они кивнули. Вроде бы все прекрасно. Вот именно, что вроде. Я понятия не имел, что мои дни в группе сочтены.

Было слишком много споров относительно хронологии событий в этот период Metallica, но я расскажу, как, по моему мнению, все произошло на самом деле. Заигрывание началось за пару недель или даже месяцев до этого; Ларс и Джеймс – особенно Ларс – обсуждали с Кирком Хэмметтом возможность его перехода в Metallica. Но поскольку тогда не было ни места, ни необходимости во втором гитаристе, его роль была понятна: заменить меня.

Как бы там ни было, мне и в голову не приходило, что это может случиться.

* * *

Мы загрузили аппаратуру в грузовик, а прицепом присоединили пикап Джеймса. Трое из нас по очереди ехали впереди, в кабине грузовика. Остальные двое, в том числе Марк Уитакер, ставший теперь официальным гастрольным менеджером Metallica, спали в грузовом отсеке, где температура то подскакивала, то падала, и от постоянной тряски и колебания металлических стен грузовика складывалось ощущение, что находишься внутри мусорного ведра. Мы и километра не успели проехать, как решили остановиться хлебнуть пивка и почти всю поездку провели в пьяном угаре.

Metallica позирует возле дома Марка Уитакера.

Фотография Брайана Лью

Первые несколько сотен километров питались адреналином, предвкушая новые приключения. Помню, переезжали мост из Калифорнии в штат Невада, и я чувствовал прилив эмоций и радость достижения цели, как будто впервые в жизни делал что-то важное. Я грезил идеей, что мне дан дар свыше: возможность исполнять музыку и зарабатывать этим на жизнь. Почти как в песне Вилли Нельсона «On the Road Again» («Снова в дороге»), которая идеально передает привлекательность цирковой жизни, музыкальных представлений и выступлений перед публикой. Он полностью отобразил этот аспект существования певца.

Но все ведь когда-то надоедает. Спустя некоторое время, проехав несколько сотен километров, мы начинали чувствовать усталость и раздражение. Каждый раз, когда была моя очередь уходить спать назад, меня накрывала волна тревоги и беспокойства; я представлял, как кто-нибудь из ребят заснул за рулем и наш грузовик слетел с моста, и я видел, как тону, находясь в грузовом отсеке, и в последний момент своей жизни глотаю спертый воздух одного из томов Ларса. Солнечная погода и тепло Калифорнии сменились серыми облаками и снегом Юты и Вайоминга, и я сел за руль. Я рос на пляже и с детства водил небольшие машины по оживленным, но идеально гладким шоссе, поэтому для меня во многом это была новая территория. Во-первых, я никогда не водил грузопассажирский автомобиль и лишь пару раз (во время лыжных вылазок) ездил по снегу. Поэтому был совершенно не готов, когда мы наехали на наледь и начали скользить боком по федеральной трассе.

На мгновение все замедлилось, как бывает во время аварии. Могу лишь сравнить с серфингом. Когда ловишь волну и идешь по носу доски, плавник выскакивает из воды, лишая возможности управлять, и волны несут тебя. Чувство беспомощности и необъяснимой радости. Именно так я себя и чувствовал, когда грузовик накренился, и мы ехали по шоссе, совершенно потеряв управление, и в конечном итоге все же остановились. Половина корпуса машины лежала на бортике, а вторая находилась напротив полосы встречного движения. Мы выскочили из грузовика, нервно рассмеялись, как это происходит, когда не веришь, что остался жив, и приготовились продолжать поездку. Но вдруг мимо, ревя, промчалась фура, свернув в последнюю секунду. Затем показался Джип «Вранглер», двигавшийся прямо на нас. Мы на мгновение застыли, а затем бросились врассыпную, ища укрытия, как вдруг джип потерял управление и врезался в бампер нашего грузовика. В последнюю секунду я успел схватить Марка Уитакера, убрав с пути надвигавшегося автомобиля, и, возможно, спас ему жизнь.

К счастью, никто не пострадал. Джип убрали с дороги, и мы отвезли грузовик на станцию техобслуживания, где нам дали подменный автомобиль. Но настроение изменилось. Стало меньше смеха и больше враждебности. Такое могло произойти с любым из нас. Все под кайфом или бухие, и никто из нас не был экспертом по вождению грузовика по заснеженным горным перевалам. К сожалению, в тот момент «баранку» крутил я, поэтому ответственность за аварию – а точнее, вина – лежала на мне. Оставшуюся часть поездки я чувствовал себя изгоем[20]20
  Много лет спустя и Джеймс, и Ларс назвали эту поездку переломным моментом; эти двое даже признали, что, пока я был вне пределов слышимости, сидя в грузовом отсеке, они в кабине гоняли записи других групп, тайно «прослушивая» гитаристов, которые могли занять мое место. – Прим. автора.


[Закрыть].

Рон Куинтана, Джеймс и я. Фотография Уильяма Хейла

Однажды ночью, пока я спал в грузовом отсеке, мы налетели на кочку, и с потолка посыпались болтавшиеся кусочки ржавчины. Я чувствовал, как они падают мне на лицо, и, когда поднял голову посмотреть, что случилось, ржавчина посыпалась прямо мне в глаза. Боль была невыносимой. К тому же, постоянно перебиваясь алкоголем с чипсами, я начинал ощущать себя в бреду, и все это спровоцировало небольшую паническую атаку.

– Парни, нам надо остановиться, – сказал я. – Мне срочно нужно в больницу!

Они и слышать не желали.

– Да все с тобой будет нормально, чувак, – ответил Ларс. – Спи и не парься.

Спор продолжался долгие километры. В какой-то момент, когда мы притормозили, чтобы заправиться, я даже позвонил матери и сказал, что, похоже, ни хрена не получается; спросил, не могла бы она отправить мне деньги, чтобы я добрался обратно домой.

Знаю, звучит безумно, но вот так я себя в тот момент чувствовал. Я не ухожу от ответственности. Со мной не всегда было легко. Но знаю, что, если бы роли поменялись – если бы врач понадобился Ларсу или Джеймсу, и неважно, какая причина, я бы свернул в сторону ближайшей больницы. Не медля ни секунды. Бухло, безусловно, на многое влияло. Но я ведь не единственный, кто пил. Вот почему нас прозвали «Алкоголикой». Имя просуществовало еще долгое время после моего ухода.

* * *

Проведя неделю в дороге, мы прибыли в Олд-Бридж, штат Нью-Джерси, в дом Джона Зазулы. Понятия не имею, как себя разрекламировал Джонни или что он сказал Ларсу перед нашим отъездом из Сан-Франциско. Если мы ожидали крутого промоутера или руководителя развивающейся звукозаписывающей компании, то получили нечто совершенно другое. Джонни Зи вместе с женой жил в небольшом двухэтажном домике в зачуханном пригороде. Помимо проржавевшей машины и остального хлама во дворе дома, не было никаких признаков озеленения.

В реальности же в плане послужного списка у Джонни Зи было очень негусто. Но он умел добиться своего и, очевидно, был достаточно умен, чтобы увидеть в Metallica потенциал. Все же я был разочарован. Джонни Зи обещал встретить нас как героев.

– Приезжайте ко мне домой, – говорил он нам. – У нас целый бар, и сочный стейк приготовим.

Ты, наверное, думаешь, что это мелочь, но мы считали, что именно мысль о стейке всю неделю заставляла нас ехать на Восточное побережье. Я представлял Джонни Зи на террасе своего особняка, рядом на участке – бассейн, а Джонни жарит мясо на огромном гриле Weber. Рядом стоит бутылочка первоклассного ликера, а в гостевой комнате на кроватях шелковые простыни. Когда мы приехали в дом к Джонни, я решил, что Metallica, без сомнений, своего добилась.

Но вместо этого мы получили кусочек низкокачественного филе, нарезанного соломкой и разделенного между всей группой, и горстку жареного картофеля, размером с грецкий орех, а запивалось все бутылками пива Michelob объемом 0,33 л. Помню, меня все это жутко смутило, и мне почти стало жалко Джонни Зи, который на деле оказался совершенно не тем, кем себя позиционировал. Когда я подумал, что хуже вечер быть уже не может, Джонни Зи встал из-за стола и извинился.

– Извините, ребятки, мне пора.

Я посмотрел на часы, висевшие на стене в столовой. Шесть вечера.

Да ты, должно быть, шутишь! Мы только что проехали через всю страну, я практически ослеп от кусочков ржавчины в глазах, мы голодные, уставшие и истощенные… а ты нас еще и кидаешь?

А что, если, допустим, у Джонни Зи другая встреча, с более важным клиентом. Может быть, с другой группой. Это было бы не так ужасно – по крайней мере, у меня бы сложилось впечатление, что у парня есть хоть какие-то связи в этой индустрии. В конце концов, может быть, мы попали в хорошие руки.

Но не тут-то было. Правда была гораздо более обескураживающей. Джонни Зи сказал, что у него комендантский час. И он должен вернуться в учреждение социальной реабилитации.

– Меня поймали копы, – объяснил он, пожав плечами.

– Серьезно?

– Да.

Вполне возможно, Джонни Зи решил пошутить; скорее всего, он думал, это нас как-то впечатлит. Как бы там ни было, первая встреча оставляла желать лучшего. Я поверить не мог, что успех или провал Metallica теперь зависит от этого парня.

* * *

Первые несколько дней в Нью-Джерси прошли как в тумане. Мы отрывались, тусовались, хватали халявную еду, где ее предлагали, и, в общем, вели нездоровый образ жизни с еще бóльшим энтузиазмом и размахом, какого не знали даже в Сан-Франциско. Тусовки и пьянки были дикими и временами опасными. Однажды вечером мы оказались в одном из небольших домов с лестницей, как в фильме «Ужас Амитивилля». Слушали музыку, как вдруг все изменилось, и алкоголь и кокаин сменились метамфетамином. Даже когда я подумал, что практически несокрушим, это был один из тех наркотиков, которые меня реально пугали; реальное зло. Я пробовал его пару раз, когда отрывался в Сан-Франциско, но считал совершенно непривлекательным. Некоторым действительно нравился мет. Он считался кокаином для бедных, с примерно тем же повышающим пульс эффектом и за меньшую цену. Но какие неприятные побочные эффекты. Для меня мет был критической чертой, за которую нельзя заступать. Возможно, странно слышать такое от парня, употреблявшего кокаин и героин. Но это правда. Когда наступало время вызвать непредсказуемое поведение и подвергнуть жизнь риску, мет был на особом положении. Все говорят о множестве разных наркотиков, и это правда, что на каждом есть собственная предупреждающая надпись. Но метамфетамин должен быть представлен как самый ужасный и отвратительный. То дерьмо, которое в него входит, и кто его готовит? Я сейчас говорю о двенадцатилетних пацанах, которые смешивают его в своих ваннах. Или еще хуже.

Ларс и Джеймс делают чудную рекламу воображаемого Капитана Моргана, которым вскоре будет суждено стать ходячими сундуками с сокровищами.

Фотография Уильяма Хейла

Любой, кто хоть немного дружит с головой, должен быть умнее. Но все же метамфетамин был повсюду. Как только мы приехали на Восточное побережье, Джеймс познакомился с какой-то девчонкой. Я сразу же понял, что деваха плотно сидит на мете. Нездоровый цвет лица – отвратительная, рябая кожа, фурункулы и другие поражения лица, которые случаются от регулярного употребления мета. Дело не в том, что сам наркотик вызывает сыпь на коже; это токсичная херня, скапливающаяся от чрезмерного превышения дозы.

«Дамы и господа… Клифф Бертон!» Горжусь, что играл с ним на одной сцене. Фотография Уильяма Хейла

Честно говоря, я не понимал, чем мет так привлекает. Я предпочитал естественный отрыв – старался не пичкать тело всяким дерьмом, которое не очищено или не выращено. Что тут скажешь? У всех свои приоритеты.

* * *

Несмотря на очевидное отсутствие влияния в музыкальном бизнесе, в случае с Metallica Зазула был более чем подготовлен. Говори об этом парне, что хочешь, но он увидел возможность и ухватился за нее. Сразу же, по приезде в Нью-Джерси, мы сыграли промошоу в его магазине, который находился в большом крытом блошином рынке, рядом с Восточным Брунсвиком. Не скажу, что от перспективы выступить на блошином рынке мы почувствовали себя рок-звездами – казалось, это регресс после того, что мы испытали в Сан-Франциско. Но когда мы добрались до магазина, я быстро изменил свое мнение. В очереди стояли сотни подростков, покупали наши демозаписи и ждали возможности встретиться с парнями из самой новой, тяжелой и яркой хеви-метал-группы в мире: Metallica.

Понятия не имею, сколько денег перешло из рук в руки в тот день – мне, разумеется, ни копейки не досталось. Да это было и неважно. Я знаю лишь, что мы зависли там на несколько часов, расписались на футболках, кассетах, плакатах, альбомах… на чем придется. К тому времени, как мы оттуда ушли, я понял, что произошел мощнейший сдвиг парадигмы. Стоя на этом блошином рынке в окружении обожающих меня фанатов, я действительно почувствовал себя рок-звездой.

Все это было невероятно здорово, дезориентировало и несколько тревожило. Мы несколько дней голодали, и вдруг люди стали покупать нам еду. Однажды утром я проснулся, посмотрел на себя в зеркало и заметил, что живот неестественно распух. Разумеется, это могло быть следствием того, что я постоянно пьян или под кайфом. Угар не прекращался. Бухло, кокс, трава, мет – все это было повсюду, и стоило только попросить. И фанаток это тоже касалось – их качество и объем улучшались день ото дня. Мы где-нибудь появлялись, или давали концерт, или просто приходили на вечеринку, и все хотели с нами зависать.

– Ты крутой ублюдок, мать твою! – орали они.

И я одобрительно кивал. Я и был крутым ублюдком! И горжусь этим.

Один из последних раз, когда я играл в Сан-Франциско с Metallica. Фотография Уильяма Хейла

В первую неделю или около того мы остановились в подвале дома Джонни Зи. Некоторое время он закрывал глаза на наш постоянный дебош – возможно, потому что неслабо вложился в наш успех. Таким образом он, по крайней мере, мог за нами присматривать. Но вскоре выносить нас стало просто нереально. Последней каплей было то, что мы откупорили и выдули содержимое очень старой и особенной для него бутылки шампанского, хранившегося в домашнем баре четы Зазул с того самого дня, как они поженились. После этого Джонни Зи нас вышвырнул. Ну, не в буквальном смысле, конечно. Вместо этого он сказал, что всем будет лучше, если мы переберемся в жилое здание над нашим репетиционным залом – местечко в Ямайке, Куинс[21]21
  Ямайка – крупнейший и наиболее густонаселенный район в центральной части боро Куинс, штат Нью-Йорк.


[Закрыть], под названием «Дом музыки». Я называю его «жилым помещением», но это была не квартира, а просто большая пустая комната, без плиты, холодильника и душа. С раковиной и гриль-тостером. Нашу пятерку – Марк Уитакер тоже там был – спасал небольшой кулер, в который мы пихали пиво и упаковки болонской колбасы. Так и питались. Просыпались в обед, ели, немного пили, чтобы избавиться от похмелья, зависали, а затем снова шли спать. Иногда после заката снова просыпались, как кучка сраных вампиров, и начинали рубить музыку. Репетировали несколько часов, затем пили, пока не вырубались. И на следующий день все по новой.

Не было этому ни конца ни края.

Таков был ритм нашей жизни.

В этот период мы подружились с парнями из группы Anthrax. «Дом музыки» был также и их домом, правда, только днем, когда они репетировали. Я по сей день дружу с некоторыми из них, в том числе с гитаристом Скоттом Яном.

Anthrax были совершенно другой группой – менее отшлифованной, менее изысканной, с довольно разнообразным составом – тем не менее, они были интересными, и помню, как несколько раз видел их в деле и думал, что все у них сложится. Товарищество, которое мы познали в районе залива, в Нью-Йорке по большей части отсутствовало, но отблески этого мы видели в парнях из Anthrax. Однажды я вошел в студию и стал разговаривать с Дэнни Лилкером, их басистом и одним из основателей группы (вместе со Скоттом). До сих пор помню выражение его лица – жалость и удивление – по мере того, как мы говорили. Могу лишь представить, как я на самом деле выглядел и… вонял.

– Чувак, не хочешь съездить ко мне домой и принять душ?

Ему не нужно было меня уговаривать. По дороге мы остановились возле пиццерии, и Дэнни купил мне пару кусочков. Может быть, это мелочь, но это жест доброты, который поразил меня до глубины души, и я до сих пор ему благодарен.

Бескомпромиссный шреддинг, Джеймс солирует позади меня.

Фотография Уильяма Хейла

А тем временем в «Доме музыки» продолжались эти тайные интрижки за моей спиной. Я был абсолютно не в курсе коварного плана парней из Metallica, если он вообще существовал. Разумеется, понятия не имел, что мое пребывание в группе подходит к концу, и план по моему выдворению уже в процессе. Это доказывает мою наивность, или, возможно, вызванное алкоголем самоуспокоение, что даже когда случалось что-нибудь странное, я не предпринимал никаких действий. Однажды мы колесили по району, пили и курили травку, просто продолжали угорать и отрываться (ну, я так думал), как вдруг остановились возле дома какого-то парня, чтобы заценить музыкальное оборудование. У него было несколько дерьмовых низкокачественных усилителей Fender Bassman, и я не мог понять, за каким хером мы вообще туда приперлись. У меня и так достаточно аппаратуры, причем очень высокого качества.

– Что мы здесь делаем? – спросил я Ларса.

Он лишь пожал плечами и ответил:

– Хорошей аппаратуры много не бывает.

Джеймс с Ларсом в итоге взяли у этого парня погонять кучу всякого дерьма. Мы впервые отыграли концерт в Нью-Йорке, и вдруг мои усилители оказались со стороны Джеймса, а мне подсунули это дерьмо. Ребята придумали довольно глупое объяснение, и я проглотил, не став разбираться. Но в душе я знал – что-то не так. Маятник раскачивался, и был лишь вопрос времени, когда он меня разрубит.

В Нью-Йорке я отыграл с Metallica два концерта, два вечера подряд. Первое выступление состоялось 8 апреля 1983-го, в Paramount Theater в Статен-Айленде. Второе – 9 апреля в клубе L’Amour в Бруклине. Оба вечера нас грели ребята из Vandenburg и The Rods. Насколько я помню, оба концерта прошли хорошо. Среди публики был Стив Харрис из Iron Maiden, и после выступления он сказал, что ему дико понравилась моя игра на гитаре; учитывая источник, это нехилый комплимент.

После концерта, как обычно, пошли бухать. Так мы праздновали. И успокаивали друг друга. Пили, когда веселились, пили, когда грустили. Пили, чтобы не умереть от скуки. Пили для вдохновения и утешения.

Мы пили. И немало.

Но теперь это стало уже шаблоном. Чем больше мы пили, тем больше расходились во взглядах. Я уже говорил об этом выше, но Ларс с Джеймсом вели себя странно, и под словом «странно» я имею в виду глупо – как дети. Чем больше они пили, тем более неуклюжими становились. Со мной же была другая история. Чем больше я пил, тем больше искал выход ярости и разочарованию. Хотелось пойти и кому-нибудь хорошенько навалять. И тот вечер ничем не отличался. Я думал об этом много раз, пытался вспомнить определенный случай, который, возможно, привел к таким последствиям, но безрезультатно. Вечер закончился как обычно, и все пятеро вырубились на полу в «Доме музыки», пьяные, сексуально удовлетворенные и слишком обессилевшие, чтобы обращать внимание на то, какую цену придется заплатить завтра утром.

Интересно, что приговор мне отстрочили больше чем на 24 часа. Не знаю, почему, но они по какой-то причине ждали понедельника, чтобы сказать мне эту радостную новость. Все воскресенье мы зависали, восстанавливались после похмелья, хвалили себя за то, что два вечера подряд смогли поставить Нью-Йорк на колени. Затем немного порепетировали, еще выпили и снова вырубились. Когда утром в понедельник (11 апреля) я проснулся, они стояли надо мной, все четверо, с мрачным выражением на лицах. Мои чемоданы стояли позади них, собранные и готовые к отъезду.

Джеймс и Клифф по натуре своей были кроткими и не любили конфронтаций, поэтому выполняли скорее роль поддержки. Инициативу взяли на себя Ларс и Марк.

– Что происходит? – спросил я.

– Ты больше не играешь в нашей группе, – сказал Ларс без тени эмоций. – Забирай шмотки, ты уезжаешь прямо сейчас.

Я не знал, что ответить. Несмотря на все предыдущие предзнаменования, я был потрясен. Все, над чем я работал, все, чего мы достигли – вместе, – рушилось прямо у меня на глазах, и я ничего не мог с этим поделать. Было ощущение, что я снова оказался в начальной школе, когда не имел никакого контроля и каждый день становился нескончаемым кошмаром.

Ш-ш-то, никакого предупреждения? – заикнулся я. – И второго шанса?

Они посмотрели друг на друга и медленно стали мотать головой.

– Нет, – ответил Ларс. – Все кончено.

Бороться и спорить казалось бесполезным. Так или иначе, я не собирался терять достоинство, унижаться и просить работу. Раз они так категоричны – а они, безусловно, были категоричны, – нет смысла пытаться заставить их изменить свое мнение.

– Ладно, – сказал я. – Во сколько мой самолет?

Возникла долгая пауза, и они переглянулись. Ларс протянул мне конверт.

– Вот твой билет, – ответил он. – Отправление через час.

В моей жизни было немало ужасных дней, но этот остается одним из худших, наряду с днем, когда умер отец. Фактически от этой новости (увольнения из Metallica) мне стало еще больнее.

– Ладно, – сказал я. – Только не надо использовать мой материал.

Я говорил не про усилители и другое оборудование (понадобилось две недели, чтобы его доставили через всю страну мне домой), а про более ценное для меня. Более личное.

Мои песни.

Они одобрительно кивнули и затем медленно ушли. Решили, что на вокзал меня отвезет Джеймс, возможно, потому, что в группе он был моим самым близким другом. Мы забросили мои вещи в кузов грузовика и молча выехали из Куинса в сторону автовокзала. Когда ехали по городу, практически не сталкивались взглядами. За годы Джеймс культивировал образ жесткого и брутального парня, но я давно его знаю. Знаю, какой он в глубине души. Когда он подвез меня на автовокзал, у него в глазах проступили слезы. Нам обоим было больно.

– Береги себя, – сказал он.

– Ага.

Мы в последний раз обнялись, и я ушел к терминалу. Не оборачивался. Лишь когда сел в зале ожидания, осознал нечто важное: в кармане ни гроша. Ни цента. Меня ждала четырехдневная поездка на автобусе из Нью-Йорка в Калифорнию, и не было ни еды, ни воды – ничего. Лишь пакет с грязным бельем и гитара. Почему они не могли дать мне хотя бы несколько баксов – чтобы ноги не протянуть, – я не знаю. Может быть, им и в голову не пришло. Как бы там ни было, следующие четыре дня я побирался, как чертов бомж, стрелял мелочь и радовался любой бесплатной еде, которой меня угощали сидящие рядом пассажиры – пончики, пачка чипсов и т. д. И жалость ко мне проявил не один человек. Интересно, насколько добры могут быть те, кого совершенно не знаешь, когда им нет причины помогать тебе или доверять, а ты умираешь в муках похмелья и страдаешь от ломки, потому что не можешь позволить себе купить алкоголь, и от тебя воняет потом и перегаром. Но мир не без добрых людей, и в такие моменты понимаешь, что вера в человечность не умерла.

Не то чтобы в тот самый момент я смотрел на все с оптимизмом… или в течение достаточно долгого времени после этих событий. Спустя несколько часов дороги я сидел в хвосте автобуса, в животе бурлило, а голова раскалывалась. И на полу я увидел брошюру. Поднял и начал читать, просто чтобы убить время. Оказалось, что это листовка, автор которой – сенатор Калифорнии, Алан Крэнстон. Предметом обсуждения в основном являлась опасность распространения ядерного оружия. Одна строчка в тексте почему-то была выделена жирным шрифтом:

«Нельзя избавиться от арсенала мегасмертей[22]22
  Один миллион убитых (условная единица подсчета жертв в ядерной войне)


[Закрыть](оружия массового поражения), и неважно, какие заключены мирные договоры».

Несколько минут я вертел эту строчку в раскалывающейся от боли голове – «арсенал мегасмертей… арсенал мегасмертей» – и затем почему-то, не знаю, по какой причине, начал писать. Одолжил карандаш и взял обертку от кекса, написал первый текст о своей жизни после Metallica. Песня называлась «Megadeth» (я убрал вторую букву «а»), и хотя она не попала ни на один наш альбом, зато послужила основой для песни «Set the World Afire» («Объять мир огнем»).

Тогда мне не пришло в голову, что Megadeth – использованный сенатором Крэнстоном, megadeath, относящийся к потере одного миллиона убитых в результате ядерной катастрофы, – может стать идеальным названием для трэш-метал-группы. Но, опять же, так далеко я не загадывал.

Хотелось всего лишь вернуться домой.

Это необычная фотография. Поспорив как-то с Дэвидом Эллефсоном, я стал вокалистом Megadeth в канун Нового года. Понятия не имею, что со ртом, но именно так начиналось мое рычание. Фотография сделана Харальдом Ойменом