Текст книги "Вера и власть"

– Я этого не знала.

– Кажется, Брендон опечатал эту информацию.

Черные глаза взглянули на Брендона и вернулись к Ваннис.

– Зачем вы мне это говорите?

Потому что хочу убрать тебя отсюда.

В уме Ваннис возникло сразу несколько отговорок, но она отвергла их. Она не станет лгать этой женщине, но и правду ей говорить не обязана.

– Вы действительно хотите знать, зачем?

– Нет, – ответила капитан Вийя голосом столь же бесстрастным, как ее лицо. – Не хочу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

21

К удовольствию Элоатри, Себастьян Омилов, когда она предложила ему встретиться, охотно согласился и попросил только, чтобы они с Мандерианом пришли к нему в лабораторию проекта «Юпитер». Меры предосторожности на пути были еще строже, чем при ее первом визите, а гностор опять работал со звездной голограммой.

На этот раз Элоатри была подготовлена и ощутила лишь легкий трепет, вступив в бесконечное космическое пространство. Молчаливый должарианец не проявил никакой реакции – он стоял спокойно, спрятав руки в рукавах своей мантии. Звезды, рассеянные по комнате, обрисовывали массивную фигуру Омилова на фоне светящихся газов, уходящих в темную расселину – Рифт.

Он встретил их учтиво, но Элоатри почувствовала сдержанность в его обращении к ней. Возможно, он побаивался, что она снова пошлет его в Сновидение.

Когда ты попадешь туда снова, Себастьян Омилов, оно тебя больше не выпустит.

Гностор включил свой босуэлл и сказал в пространство:

– Сделайте темпоральную регрессию на десять мегалет. Я знаю, – обратился он к Элоатри с Мандерианом, – что вы оба следите за дискуссией – боюсь, все более ожесточенной – о судьбе Пожирателя Солнц. Сейчас вы увидите наиболее жуткий и в то же время волнующий момент его истории. – Среди звезд мерцали непонятные цифры и символы. – Я должен буду показать это на своей лекции. Мы использовали данные экспедиции «Телварны» и более старую информацию из ДатаНета, которую я запросил. Курьеры работают на пределе, обеспечивая мне связь

Элоатри смотрела, как искривленный хаос Рифта постепенно выпрямляется, завихрения туманностей уходят обратно к звездам и нанесенная галактике рана заживает. Когда движение остановилось, расселина среди звезд осталась, но теперь стало видно, что она имеет форму узкого кривого конуса. У его основания светился красный огонек.

– Пожиратель Солнц, – сказал Омилов. – Регрессия подтверждает мою гипотезу о том, что это он создал Рифт.

Но Верховная Фанесса уже все поняла. Она вспомнила Томико и чашу, наполненную кровью, снова увидела темнолицего, плечистого мужчину, глядящего на нее. Теперь она знала, что образ ресторана в ее видении был многозначен – пищеварительный архетип подтверждал мощь того, с чем они столкнулись.

Элоатри сказала Омилову, в чьих глазах отражались звездные огни:

– У меня для вас тоже есть жуткая, но волнующая радость. Об этом пока что не знает никто, кроме гностора Мандериана. Я нашла последнего члена Единства.

– Вот как? – вежливо удивился Омилов. Это не произвело на него впечатления.

– Это Анарис ахриш-Эсабиан, сын и наследник Аватара.

Гностор выпустил воздух, словно его ударили в грудь.

– Он на Пожирателе Солнц, и он наш враг.

– Что касается Пожирателя Солнц, то Эсабиан созывает темпатов для его активации. Что Анарис нам враг, это правда, но, похоже, он и отцу своему враг.

Омилов рассеянно кивнул:

– Активация активацией, но не думаю, чтобы Эсабиан мог получить полный контроль. Гиперреле, доставленное капитаном Маккензи, – это почти непостижимый для нас механизм, черный ящик, если хотите. Я питаю огромное уважение к тому, кто сконструировал переходные блоки между этой урианской машиной и человеком.

– Эсабиан мыслит только в категориях контроля, – заметила Элоатри, слегка раздраженная педантизмом, в котором искал убежища гностор.

– Не знаю, верно ли это в отношении Анариса, – вмешался Мандериан. – В информации о годах его заложничества, которая имеется на Аресе, многого недостает. Я запросил добавочные сведения, но падение С-лифта нарушило почти все звенья связи Артелиона с ДатаНетом.

– Так или иначе, наши цели совпадают, гностор Омилов, – сказала Элоатри, глядя на Рифт. – Вы хотите сохранить Пожиратель Солнц для науки...

Внезапно она осознала, что смотрит на Рифт, каким он был в кульминационный момент той самой катастрофы, которая десять миллионов лет назад уничтожила также и Ур. Она отвернулась от этого страшного зрелища, и вера в путь, указанный ей Телосом, поколебалась.

– А вы, нумен? – спросил Омилов.

– А я – я должна позаботиться о том, чтобы Единство оказалось на Пожирателе Солнц до того, как он будет уничтожен.

* * *

Себастьян Омилов уставился на Верховную Фанессу. Ее лицо было в тени, и в глазах отражались звезды. Ему показалось, что он смотрит через пару прозрачных окон в бесконечность, и он вспомнил один из ее титулов: Врата Телоса.

Он повел плечами, стараясь рассеять внезапно охватившее его чувство благоговения. Это слишком напоминало Сновидение. Не хочет ли она сказать, что гибель Пожирателя Солнц неизбежна? Или это произойдет только в том случае, если полиментальное сообщество туда не попадет?

Он спросил ее об этом, но она только пожала плечами со слабой улыбкой.

– Я сама не знаю, почему выразилась таким образом. Прямо дельфийский оракул, правда?

«Это значит не просто “туманно”, – подумал Омилов. – Кажется, дельфийские пророчества имели некогда религиозную окраску».

Сумрак голографического зала стал казаться ему давящим, и он через босуэлл включил свет.

– Пойдемте лучше в мой кабинет – там нас никто не побеспокоит.

Он не мог больше отрицать реальности сферы, в которой действовала Элоатри: он испытал ее власть на себе и видел, как благодаря трудам Элоатри собралось искомое ею полиментальное единство. Но он нуждался в сугубо рациональной обстановке своего кабинета, чтобы уравновесить его мистику, не поддающуюся его разуму.

Он усадил гостей в мягкие кресла в уютном уголке, отгороженном от прочего помещения банком пультов. Стюард принес кофе. В ручище Мандериана чашечка казалась до нелепости маленькой. Он все делал маленьким – даже кресло, на котором сидел. Элоатри рядом с ним выглядела совсем невесомой.

Омилов отпустил стюарда и включил глушители звука.

– Себастьян, я буду с вами откровенна, – сказала тогда Элоатри. То, что она назвала его по имени, подчеркивало важность ее слов. – Я не гарантирую, что Единство сохранит Пожиратель Солнц, а не уничтожит. Мы называем такой союз «дверной петлей времени», хотя не знаем, откроет она дверь или закроет. Но цель Флота – уничтожение, и вы это знаете.

– Да, – вздохнул Омилов. – Я пытался разубедить их и буду продолжать, но успеха в этом не добьюсь, это ясно. Даже Панарх как будто склоняется к такому решению. Но даже если эйя рвутся туда, как вы убедите капитана Вийю и ее команду, не говоря уж о келли, отправиться на Пожиратель Солнц?

– С келли вопрос уже решен. Когда прибыл их Старейшина, геном Архона перешел к нему, и Портус-Дартинус-Атос обрели свободу. Я уверена, что, если Ивард полетит, они последуют за ним – Ивард же поступит так, как скажет Вийя.

– А она согласится?

Элоатри посмотрела на Мандериана, и тот осторожно поставил свою чашку.

– Встреча двух темпатов – всегда проблема, – уклончиво сказал он. – Нас так мало именно потому, что мы редко вступаем в браки: обратная связь при сексуальном контакте может оказаться роковой. Когда-то на Должаре все обстояло иначе, но ритуалы Хореи потеряны для нас. Я говорю вам об этом, гностор, чтобы вы поняли, почему мотивы Вийи могут быть ясны и в то же время темны для меня. Каждый темпат, встречая другого, старается несколько притупить свое восприятие, чтобы избежать перегрузки, но многое все-таки просачивается. Вийя до некоторой степени мне доверяет, и я знаю, что ей стало известно обращение Барродаха к темпатам. Она не только согласна лететь на Пожиратель Солнц, но очень этого желает. Для нее это и бегство, и ответный дар – она еще никогда не чувствовала себя столь сильно обязанной кому-то. – Мандериан помедлил, подыскивая слова. – Дело осложняется тем, что отношения такого рода необычны... для должарианцев. Это лежит в той части ее души, которая мне недоступна, – но даже если бы она открылась мне, я, пожалуй, ничего бы не понял. Но ощущение необходимости вернуть долг очень сильно в ней – возможно, это сублимация того, другого чувства.

Омилов, не любивший неопределенности, попытался уточнить.

– Вы говорите о долге, отношениях и чувствах. Вы имеете в виду Панарха?

– Да. В этом вся и трудность, – сказала Элоатри. – Я боюсь, он ее не отпустит.

Омилов моргнул – он не знал, что их отношения продолжаются до сих пор. Брендон хорошо хранил свою тайну.

– Мне кажется, – осторожно сказал он, – что вы приписываете этой связи больше значения, чем она имеет.

– Возможно, – сказала Элоатри, но он не уловил сомнения в ее голосе. Он не мог не проникнуться отчасти ее уверенностью, даже если та основывалась на чем-то неизвестном ему. – Но рисковать было бы опасно.

– Да, – согласился Омилов.

Что за горькая ирония. Недавно, выступив в роли Прерогата, он дал Брендону возможность подчинить себе Арес, а теперь, если Элоатри права, должен будет вступить в заговор против него.

– Вийе ничего говорить нельзя, – сказал Мандериан. – В этом деле она доверяет только себе. Мы можем только предоставить ей случай – так, чтобы она полагала, будто действует сама.

Некоторое время они сидели в тишине – только чашки на столе перед ними слегка подрагивали.

–Я подумываю о новом эксперименте, – сказал наконец Омилов, – который собрал бы их всех на «Телварне». Хочу посмотреть, что покажет их объединенная сенсорика, если удалить ее от ноэтического шума Ареса, равно как и от всех других людей, не входящих в их сообщество. Ясно, что с неработающими скачковыми системами убежать они не смогут – даже при отсутствии десантников на борту.

– Она уже получила разрешение ночевать на «Телварне», подальше от окружающего ее шторма эмоций, – сказал Мандериан.

– А я добилась отмены регулярных проверок двигателя. – Голос Элоатри звучал твердо, и Омилов спросил себя, как далеко она способна зайти в служении Телосу и триединому богу, которому служит теперь.

А как далеко способен зайти я, чтобы уберечь Пожиратель Солнц?

– Я думаю, – продолжала Верховная Фанесса, – что она, заметив это упущение, сразу взломает внешнюю печать и приступит к работе. Ее легкая на руку Марим уже, без сомнения, раздобыла детали, нужные для ремонта скачковых. Она даже в Нью-Гластонберийском соборе высматривала, что бы стащить. – Элоатри усмехнулась. – В итоге она нашла даже больше, чем искала, и унесла это с собой, сама того не желая.

– Ну что ж, – сказал Омилов. – Если я добьюсь эксперимента за пределами радиуса нашего солнца, а Вийя сумеет починить скачковые, их уже ничто не удержит.

* * *

– У нас есть еще несколько минут до прихода этого дурака Торигана, – сказала Гештар, когда Фелтон ввел ее в оранжерею на яхте Тау. – Я устроила так, что его челнок задержали в причальном отсеке из-за каких-то неполадок в системе.

Тау с поклоном предложил ей стул.

– Я очень боюсь, как бы жадность Штулафи, которому не терпится заграбастать целиком весь комплекс Омори, не довела его до беды. Жизнь на корабле куда более предсказуема.

Гештар улыбнулась, усаживаясь рядом с декоративным прудом, на поверхности которого маленькие цветочки грелись в лучах проходящего сквозь листву солнца.

– Погода у вас и правда лучше, чем на Аресе. Теперь даже в онейле не продохнуть от поллои.

Тау тоже глуп, если полагает, что так уж хорошо защищен. Его корабль связан с Аресом в реальном времени – иначе он не мог бы пользоваться ДатаНетом. Гештар, правда, обнаружила, что корабельными функциями управлять не может, но стены вокруг информационного пространства Тау дырявые, и защита хлипкая. Если будет нужно, самые глубокие его файлы откроются перед ней.

Но не стоит настораживать его из одного лишь любопытства. Не время еще. На более мелких уровнях его банка тоже немало ценной информации, включая его родство с Тате Кагой. Весьма интересный факт – и тревожный.

– Да, я заметил. – Тау подошел к боковому пульту. – Что вы будете пить? Мой шеф приготовил «виларийское облако».

– Как раз под настроение, – улыбнулась она. – Экстравагантность вдохновляет.

– Почему бы не сказать «расточительность»? – улыбнулся он в ответ. Он не станет извиняться за свой корабль и за роскошь, в которой живет, – он знает, что я желала бы того же. – Я нахожу ее не менее вдохновляющей.

Он подал ей высокий, кобальтово-голубой бокал с запотевшим стеклом. Она пригубила струящийся из него густой пар – холод обжег ее, и вкус пощекотал небо.

– Гораздо менее вдохновляет отношение Й'Талоба к процессу, – сказала она.

– По-моему, он собрал лучшую команду, возможную при данных обстоятельствах, – мягко возразил Тау, отхлебывая из собственного бокала. Сам он «облако» не пил – почему?

Улучив момент, она метнула взгляд сначала на Фелтона, потом на свой бокал. Фелтон кивнул головой.

– Дело не в его команде, – сказала Гештар, не позволяя нетерпению прорваться в голосе.

– Странно, конечно, что Товр Иксван, при всей своей блестящей репутации, ведет дело один, даже без клерка. – Тау сел на скамью, окружавшую ствол большого дерева с толстой зеленой корой, слабо фосфоресцирующей в трещинах. – Но меня удивило, что вы ничего не сказали мне о людях, которых Панарх, несомненно, выделил ему в помощь.

Гештар нахмурилась – ей невыносимо было сознаться в своем поражении.

– Я не заметила никого хоть сколько-нибудь значительного. Анклав закрыт для меня. Но дело даже не в этом, Тау.

Когда она назвала его по имени, улыбка исчезла с его лица, и он любезным, но сдержанным жестом пригласил ее продолжать.

– Дело в том, что ни один вокат, как бы талантлив он ни был, не может подготовить защиту без целой кучи специалистов. Трое прогнозируют менталитет судей на основе прошлых решений и персональных данных, еще один проделывает ту же работу с обвинителем, плюс номоэйдетики, плюс программисты... – Она пригубила свой напиток, чувствуя, как холод проникает в носовые пазухи. Тау не нужно знать о программистах, которых кто-то напустил на ее собственные каналы и сети. Иксван? Или кто-то другой? Ей приходилось посвящать им все больше своего времени. – У Иксвана нет никого – отсюда следует, что он в них не нуждается.

– Отсюда следует, что он знает то, чего знать не должен. Если только это не колоссальный блеф, имеющий целью спровоцировать нас на такой вот разговор.

– Возможно. – Как раз подходящий момент, чтобы попытать его на предмет родства со старым нуллером. – Я думаю, не связан ли он как-то с Тате Кагой?

Она видела по глазам Тау, что завоевала себе очко, но не могла разгадать, какого эффекта добилась.

– Да он у вас просто из головы не выходит, – сказал Шривашти.

Еще бы, дурак ты этакий. У тебя бы тоже не выходил, если бы ты знал, как он неуловим в системе.

Нужен большой талант, чтобы прожить почти семьсот лет и оставить за собой так мало информации. Не он ли один из тех, кто копает в ее сети?

Тау отпил глоток, обретя прежнюю уверенность.

– Если бы старик что-то знал, он бы уже это выложил.

Гештар слегка улыбнулась, наслаждаясь нежеланием Шривашти говорить о неудавшемся заговоре. На публике он держался браво, но с теми, кто сознавал весь масштаб неудачи, вел себя более осторожно.

– Безусловно. Впрочем, для Штулафи все это не имеет смысла, так что предлагаю не докучать ему этим.

Если бы не Пакт Анархии, Ториган у него давно бы отняли.

– Он не очень хорошо ориентируется за пределами своих владений, – согласился Тау, выразив тем готовность пожертвовать Ториганом в случае нужды. Это успокоило Гештар, но лишь отчасти.

* * *

Тау встал, чтобы наполнить бокал аль-Гессинав, бросив взгляд на Фелтона. Уж не хочет ли она, чтобы он прикончил Й'Талоба, если тот станет обузой?

– Но у него есть свои достоинства, и одно из них – цепкость, – сказал Тау.

Это замечание вызвало румянец на впалых щеках Гештар. Посмотрев на него с откроенной злобой, она тут же отвела глаза и метнула быстрый, змеиный взгляд на Фелтона.

Как видно, они опять принялись за свои сектантские штучки? Она искренне верит, что это даст ей власть, и не знает, что он, Тау, позволяет Фелтону заниматься этим лишь ради того, чтобы следить за ней.

Гештар перевела разговор на другое:

– Команда у Штулафи, может быть, и неплоха, но я думаю, что чем больше помощи мы ему окажем, тем больше исход устроит нас всех.

– Вы о новостях? Ведь это вы снабжаете 99-й канал сведениями о рифтерах, правда?

– Служу обществу по мере сил, – ответила она со своей надменной улыбкой. – У них высокий рейтинг – выше, чем у 25-го, который занимает противоположную позицию. Как вы думаете, кто поддерживает этих наших конкурентов?

– Им не нужен патрон – их оппозиция приносит им баллы сама по себе.

Фелтон внезапно поклонился и бесшумно вышел из комнаты.

Когда он вернулся со Штулафи, Гештар говорила о политике Малого Совета.

* * *

«Какое-то время они были здесь вдвоем, – подумал Штулафи Й'Талоб, перебарывая раздражение. – И говорили не иначе, как обо мне».

– Ну, что решили? – спросил он, надеясь пронять их своей иронией, и сел.

– Только то, что воздух на станции стал никуда не годен и что Гештар предпочитает «виларийское облако» «негусу».

– Нужно быть сумасшедшим, чтобы пить «негус», – фыркнул Штулафи. – Разве что вам нравится, когда всю ночь из шляп растут цветы и прочее, – я лично не любитель.

– Разумеется, вы ведь у нас человек занятой, – поклонился Тау. – Не окажете ли вы нам любезность, поделившись последними новостями?

Столь утонченная вежливость Тау служила верным признаком раздражения. Наверное, на Гештар злится. Она так оглядывает эту его занюханную лодку, точно ей не терпится переделать здесь все по-своему.

– Я чувствую, что этот процесс станет настоящим триумфом, – сказал Штулафи. – Гештар предупредила меня, что кто-то копает глубоко в Сети... – Он поклонился в ее сторону. Отпустить лишний комплимент этой змеище не помешает – уж слишком длинные стали у нее руки последнее время. Гештар наклонила голову – прямо королева, так ее перетак. – Но я собрал лучшую обвинительную команду, когда-либо выступавшую в стенах этого зала. Все в комплекте: досье на судей, сведения с места преступления, то, что имеется в Сети на предмет тактики Иксвана, плюс обширный файл о деятельности Кендриана в качестве рифтера – у Хомски просто слюнки на него текут. Она все еще злится на 25-й за эту их историйку об «Ух Ты».

– А вот Иксван, как нам известно, готовит защиту в одиночку, – сказал Тау.

– Ну, вряд ли рифтер может позволить себе нечто лучшее, верно? – засмеялся Штулафи. – Если бы Панарх набрал ему такую же команду, как моя, это было бы равносильно признанию в соучастии. Он это прекрасно понимает – и то, что Иксван работает в одиночку, гарантирует нам победу еще до начала слушания.

– Очень надеюсь, что вы правы, – сказал Тау.

– Будьте уверены. Они не могут найти ничего такого, чего бы я им не позволил, а то, что я позволяю, им только во вред. Это будет большой день для нас. По-настоящему большой.

Гештар подняла свой бокал, салютуя обоим мужчинам, и выпила до дна.

* * *

Жаим, явившись на зов Панарха, нашел Брендона перед коммуникатором. С экрана смотрело сморщенное лицо Тате Каги.

– Итак, я жду тебя, молодой Аркад, – сказал нуллер, и его изображение сменилось приятным абстрактным рисунком.

Брендон повернул свой стул и встал.

– Ты ведь еще не бывал во дворце Тате Каги, верно?

Жаим потряс головой. Он все еще не понимал, какое место занимает Тате Кага на Аресе или, если брать шире, в панархистской политике. Он знал только, что нуллер наверняка самый старый человек в Тысяче Солнц и что он проявляет незаурядный интерес к Брендону Аркаду.

– Я собираюсь поговорить с ним, – сказал Брендон. – Пойдешь со мной или мне улизнуть и совершить этот визит в одиночку?

– Пойду, – ответил Жаим.

Всю дорогу до оси вращения Брендон молчал, предоставляя Жаиму думать о своем. Жаим знал, что Тате Кага свел Вийю и Брендона вместе в ночь неудавшегося переворота – словно считал, что этот союз не менее, а то и более важен, чем политический статус Брендона. Не то чтобы Жаим с этим не соглашался. Но он был с Брендоном уже несколько месяцев, видел его во всякой обстановке, от Рифтхавена до салонов Ареса. Как мог Тате Кага, который видел Брендона от силы полчаса в общей сложности, а с Вийей встречался только раз, прийти к такому же выводу?

Они приехали, и это положило конец размышлениям Жаима. Он дивился, пока гравиплатформа несла их от остановки транстуба к скоплению пузырей между огромными конструкциями оси вращения – это и был дом нуллера. Далеко внизу между рассейвателями сверкал ручей, а рядом виднелась новостройка – бурый шрам на зеленом покрове онейла.

Платформа остановилась, и яркое облако крошечных птичек, расправлявших крылышки только при перемене направления, закружилось вокруг. Брендон указал на самый большой пузырь и полетел туда, хватаясь за гибкие поручни, висевшие повсюду, как паутина. Жаим последовал за ним.

Комната, где они в конце концов оказались, сбивала с толку и на первый взгляд не понравилась Жаиму. Большая плоскость, покрытая мхом с желтыми цветочками, простиралась, как стена, наискось от входа. По всему пространству висели, не двигаясь, воздушные пузырьки. В воздухе звучала музыка – слишком тихая, чтобы воспринимать ее сознательно.

Странные многоугольные видеоэкраны на всех поверхностях комнаты показывали медленно меняющиеся человеческие лица. Некоторые из них показались Жаиму знакомыми – их костная структура напоминала лицо Брендона. Пока они ждали, Жаим убедился, что лица на экранах стареют, превращаясь из детских в зрелые. Одни потом сменялись новыми, другие шли против стрелы времени и начинали снова молодеть.

– Хо! Аркад и его рифтерская тень.

Жаим моргнул. Он не слышал, как приблизился Тате Кага – старик просто вынырнул из-за поросшей мхом стены, без своего пузыря невесомости. Растянувшись на мху, он поманил гостей к себе.

Мох уколол Жаиму ладони. В нем, видимо, были крохотные кромочки – он цеплялся за одежду и не давал упасть. Жаим сел под углом к двум другим, оставив Тате Кагу и Брендона лицом друг к другу.

Некоторое время никто не нарушал молчания. Жаим оценил вежливость Тате Каги: пригласив их к разговору на твердой поверхности, он сделал уступку их привычке к силе тяжести.

Панарх заговорил первым:

– Когда я был мал, я запустил призрака в дворцовый компьютер, чтобы помучить кое-кого. Он никогда не являлся открыто, а маячил где-то на периферии зрения.

Тате Кага улыбнулся, но промолчал.

– Мне кажется, что на Аресе меня преследуют тем же манером – но не призрак, а кто-то другой. Мы с тобой встретились в ночь переворота: Вийя видела тебя в ДатаНете; Товр Иксван тоже общался с тобой. Я редко вижу тебя лицом к лицу, но ты маячишь на периферии моего зрения.

– Что-то вроде надоедливой мухи? – Нуллер засмеялся – звук был точно шорох гальки по дну сухого оврага.

– У меня не было причины так думать, пока я не посмотрел чип об Энкаинации, который привез на Арес ларгист Ранор. Перед смертью он отдал чип Фиэрин, а она – мне.

Тате Кага невозмутимо кивнул. У Жаима заявление Панарха вызвало многочисленные отзвуки. Он видел этот чип и помнил неизвестного нуллера, который вылетел в окно при взрыве ядерного устройства, но считал, как и все остальные, что тот нуллер, кем бы он ни был, погиб вместе с другими, кто был тогда в Зале Слоновой Кости.

Но если это Тате Кага присутствовал на Энкаинации, он должен был знать о Шривашти, Й'Талобе и аль-Гессинав – тем не менее он молчал. Даже когда они замышляли лишить Брендона власти. Даже теперь, когда Арес близился к катастрофе. А недонесение об измене – тоже преступление.

Нуллер, не отвечая на невысказанное обвинение Панарха, махнул высохшей рукой в сторону экранов, где медленно менялись лица.

– Как тебе нравится моя комната для медитаций?

Брендон посмотрел, и фокус его взгляда переместился: теперь все лица смотрели на него, а он на них.

– Я знал их всех, – сказал Тате Кага. – Одни оставили после себя памятники – в камне, металле, в человеческих душах. От других не осталось ничего, кроме слабого эха в ДатаНете. – Нуллер, оттолкнувшись от платформы, медленно взмыл в воздух. – И все они умерли, развеялись, как пыль на ветру. Я не мог этому помешать.

Жаим в наступившей тишине смотрел на лица. Со сколькими жизнями соприкоснулся Тате Кага? Есть ли грань человеческого бытия, которую он не познал за свою жизнь, длящуюся почти треть Изгнания?

Нуллер взлетел к одному из экранов, где появилось женское лицо. Юное и гладкое, оно медленно приобретало прочерченные опытом складки, становясь еще красивее, и в глазах скапливалась тяжело давшаяся мудрость. Нуллер нежно потрогал экран одним пальцем. Возраст наконец победил красоту – щеки ввалились, волосы побелели, и женщина исчезла, сменившись детским лицом, слабо напоминающим ее черты.

Тате Кага погладил экран, и это движение снова развернуло его лицом к двум другим.

– Я научился ждать.

Панарх долго молчал и наконец произнес:

– Делай то, что не требует действия, и порядок будет сохранен.

Скрипучий смех Тате Каги состоял в равной мере из веселья, и боли.

– Ха! Это вырезано в камне на Лао Цзы. Это познается вместе с жизнью. Но есть и другое, еще хуже.

Брендон молча ждал.

– Можешь ли ты объяснить, что такое пространственный скачок? – спросил нуллер.

Панарх покачал головой.

– Однако ты пользуешься им, чтобы перемещаться от звезды к звезде.

– У меня нет времени, чтобы изучить его – есть слишком много другого, что мое положение обязывает меня делать. Но другие понимают, что такое скачок, и я на них полагаюсь.

Тате Кага улыбнулся, и усталость, заключенная в этой улыбке, поразила Жаима – старый нуллер сейчас выглядел на все свои семьсот лет.

– Верно. У тебя времени нет. – Жаим услышал ударение и по тому, как прищурился Брендон, увидел, что тот тоже слышал.

– Я прожил долгую жизнь. Теперь я создаю ветер, – сказал Тате Кага. – Одни идут против него, другие улетают с ним, третьих сметает прочь. Полагаешься ли ты на мое знание?

Брендон шевельнул ногами и поднялся в воздух. Удержавшись за один из пузырьков, он повис напротив Тате Каги. Стройный, но сильный, он казался массивным рядом с ветхим старцем, но на взгляд Жаима силы их были равны.

– Кажется, придется положиться, – сказал Панарх. Тате Кага с шумом выпустил воздух.

– Я обещал Бургессу беречь его потомство, как свое, – сказал он голосом, хриплым от застарелой боли. – Своим я обещал другое. Скоро я выполню оба обещания.

* * *

Это был второй раз, когда вся команда «Телварны» собралась вместе. Жаим и Монтроз опоздали: им обоим нужно было найти себе замену.

Когда они явились в Пятый блок, Марим лежала на кушетке вся в синяках, прижимая к себе поврежденную руку. Ноги она пристроила на Люцифера – громадную полосатую подушку с сапфировыми глазами.

Монтроз, невзирая на протесты Марим, ощупал ей руки-ноги, проверил глаза и ухмыльнулся.

– Ну что, крыска, на плутовстве поймали?

Марим так и взвилась. Один глаз у нее остался закрытым, но другой выражал праведное негодование.

– На этот раз ничего такого не было! Просто они напились, им захотелось сорвать зло на ком-нибудь из рифтеров.

Все засмеялись, Марим оглядела их, не понимая причины такого веселья.

– Ха! – Она плюхнулась обратно, и Люцифер укоризненно поднял голову. – Ой! – добавила она, потревожив какую-то невидимую травму.

Вийя стояла за стулом Иварда, держась за спинку.

– Жаим, Монтроз – ваше время сильно ограничено?

– В этом благословенном поселении со временем всегда напряженка, – хмыкнул Монтроз, – но ничего, обойдутся и без меня.

Жаим потряс головой, не понимая, что скрывается за этим вопросом.

– Тогда начнем. Марим, Ивард – вы еще не знаете, что все улики против Локри на поверку оказались фальшивыми. Есть хороший шанс, что его оправдают – настолько хороший, что я отказалась от плана устроить ему побег.

«Впервые слышу об этом плане», – подумал Жаим. Теперь он понял скрытый смысл ее вопроса. Кому принадлежит его время – Вийе или Брендону?

Поймет ли она, что я хочу сохранить верность им обоим?

Монтроз присвистнул.

– Да вас прожгли бы, как лазплазмер бумагу.

– Может быть. – Черные глаза Вийи смотрели с холодным вызовом. – А может, и нет. Ты забыл, сколько раз мы такое проделывали?

Монтроз только усмехнулся, покачав головой.

– Повторяю: этот план отменяется. Но одну его часть мы осуществляли активно: добывали детали, необходимые для запуска двигателей. Две недели назад регулярные инспекции прекратились, и это ускорило нашу работу. Теперь нам не хватает только пары запчастей, и этот пробел можно быстро восполнить.

– Прекратились? – удивился Монтроз.

– Подозреваю, что кое-кто будет рад, если мы отсюда уберемся.

«Вернее, не мы, а ты», – подумал Жаим, вспомнив лицо Ваннис.

– И у нас появилась возможность, которую я даже не предвидела.

Ивард посмотрел на Вийю испытующе. Хотелось бы Жаиму знать, что творится у этого парня в голове.

– Прошлым вечером ко мне пришел Мандериан с просьбой. Гностор Омилов хочет, чтобы мы провели для него еще один эксперимент – на этот раз в космосе, за пределами системы, вдали от здешнего психического хаоса. Предлагаю согласиться – а как только мы окажемся за радиусом, то убежим.

– Да! – выдохнула Марим. – К Рифтхавену и нашим сокровищам!

– Нет, – сказала Вийя. – Подумай как следует, Марим. Где бы мы ни появились, обе стороны будут смотреть на нас, как на дичь. Предлагаю отправиться на Пожиратель Солнц, активировать его и забрать себе.

– Чего-о-о? – в наступившей тишине вырвалось у Марим.

– Больше нам все равно некуда деться. Думаю, мы достаточно сильны для этого.

Жаим донял, что множественное число относится к Единству, как называет их Элоатри. Но для Марим это было слишком тонко.

– Можно двинуть в нашу старую берлогу, – возразила она. – А не то остаться здесь и пересидеть эту сраную войну.

– И позволить, чтобы станцию запустил кто-то другой и должарианцы кинули на нас астероид, если не хуже? Ты вспомни, как она называется.

– Когда они нас атакуют, тогда и убежим! – вскинула руки Марим. – Только не Пожиратель Солнц – оттуда нам живыми не выбраться.

– Какой у нас, собственно, выбор? – спросил Монтроз.

– Улететь или остаться. Эйя, само собой, готовы стартовать хоть сейчас. Они ненавидят это место – и все дольше и дольше не выходят из спячки. С Портус-Дартимусом-Атосом я тоже поговорила – они согласны лететь. Локри желает одного: убраться с Ареса. Ивард?

Парень побледнел, однако кивнул.