Текст книги "Вера и власть"

3

АРЕС

Седри Тетрис вышла из переполненного транстуба и спустилась по лестнице на травянистую дорожку у озера, где многочисленные прохожие успели протоптать грязную колею. Она втянула в легкие свежий воздух, стараясь избавиться от клаустрофобии, вызванной поездкой в тесном пространстве среди скопища тел. Тианьги, хотя и работало с шумом в усиленном режиме, не могло разогнать духоту в капсуле.

Седри снова вздохнула полной грудью, глядя на далекую заводь, постепенно переходящую в туман на дальней стороне онейла. Здесь она могла отрешиться от чувства тяжести. Тяжесть! Абсурдное понятие для высокожителей, на чьих поселениях, в отличие от планет, гравитация – всего лишь вопрос высоты. Седри, кроме этого, привыкла и к более обширному жизненному пространству, на Аресе же это пространство сокращалось с каждым днем. Станция до того переполнилась, что Седри снилось, как Арес падает с неба под грузом набившейся в него агрессивной, сварливой орды беженцев.

«Возможно, мне даже хочется, чтобы это случилось», – с горьким юмором подумала она. Дважды предательница, пока еще не разоблаченная теми, кому служила теперь, она считала себя смертницей. Она не позволяла себе думать о будущем – по крайней мере о своей роли в нем: ее жизненные планы ограничивались тем, сколько врагов она сумеет захватить с собой, когда ее все-таки поймают.

«И одним из них будешь ты, Тау Шривашти», – поклялась она, сворачивая на узкую, мощенную гравием тропку, ведущую к озеру сквозь рощицу цветущих чимов. С нижних ветвей все цветы были обобраны.

К ней вернулся образ, преследующий ее во сне и наяву: девятый круг ада, где, навеки вмерзшие в лед, содержатся предатели.

У нее даже тридцати сребреников нет, чтобы швырнуть их Шривашти в лицо. Не деньги ей были нужны, а равенство для Шеланийской общины высокожителей. Она слишком поздно обнаружила, что агенты Должара просочились в их революционный комитет и использовали их движение, чтобы вредить Панархии.

Второе предательство она совершила уже здесь, на Аресе. Всех флотских офицеров обязали клятвой и кодексом Военного Положения не разглашать тайну гиперрации, столь страшной ценой захваченной капитаном Нг у врага. Однако Седри, шантажируемая Шривашти, записала для него одну из передач.

Шривашти утверждал, что делает это для блага Панархии и что хаос, воцарившийся в государстве, требует неортодоксальных мер. А сам, использовав злополучного эгиоса Харкацуса, сделал попытку захватить власть. Эренарх Брендон с помощью Прерогата Омилова восторжествовал над ним, проявив себя, несмотря на свою подмоченную репутацию, достойным наследником престола. Седри тогда хотела сдаться, но ее исповедник сказал, что она для искупления своего греха должна исправить, хотя бы частично, причиненное ею зло. Панархистское правление при всех своих недостатках все же намного предпочтительнее жестокого должарского ига.

Шривашти понятия не имеет, как пристально стала Седри наблюдать за ним с того момента.

Она слегка улыбнулась, свернув в сторону от группы гуляющих. Она знала, что ее никто не запомнит, даже если обратит на нее внимание – маленькую, некрасивую женщину средних лет в скромной штатской одежде. Единственное, что отличает ее от других, – это талант программиста. В этом она одна из лучших на Флоте.

Сегодня она, если сможет, постарается выяснить, кто же тот другой программист, чью защиту она до сих пор не сумела преодолеть. Если она установит его личность, инфонетический «Справочник изыскателя» даст ей достаточно сведений о его персональном профиле и стиле, чтобы прорвать блокаду этого умельца. Пока она не сделает этого, ей не удастся добраться до глубинных каналов Тау Шривашти в ДатаНете. Он все еще держит в своих руках приличную долю информационного пространства, контролируя курьерские корабли, связывающие систему Ареса с поврежденным, но еще функционирующим Дата Нетом остальной Тысячи Солнц.

Впереди возник высокий силуэт мужчины, который увлеченно бросал хлеб уткам. Его осанка, его руки – все дышало грацией и властью. Еще несколько метров – и Седри узнала безупречно причесанные серебристые волосы и чеканный профиль Тау Шривашти.

«Еще одно предательство – но на этот раз я унесу с собой то, что тебя уничтожит», – пообещала она себе, стараясь идти медленно и сжимая кулаки в карманах.

Шривашти будто бы не замечал ее, пока она не дошла до самого камня, к которому он прислонился, – только тогда он поднял на нее свои странные, янтарного цвета, проницательные глаза.

Седри так и не смогла освоить почти телепатическую восприимчивость к самым легким жестам и движениям, которой Дулу обучались с детства, – но она рассчитывала, что ее потрясающая новость оправдает нервозность, которую он мог прочесть в ее повадке.

– Панарх мертв, – объявила она без предисловий.

И поняла, что ее расчет оправдался. Не то чтобы Шривашти выказал что-то в открытую. Долгий вдох, слегка расширившиеся зрачки – вот и все, что она заметила, но для Дулу и это было невероятным выражением чувств.

– Расскажите подробнее, – произнес он. Подавленные эмоции сделали его хрипловатый от природы голос еще более хриплым.

– Я мало что могу рассказать. Данные передал Должар – это один из их ритуалов. Анарис ахриш-Эсабиан, наследник престола, прибыл с новостями на Пожиратель Солнц.

Архон смотрел на тихую заводь, где плавали утки. Седри достала руку из кармана и бросила им кусочки сухой лепешки. Она знала, что Шривашти, оправившись от потрясения, тут же отошлет ее прочь, словно служанку. Надо было как-то продлить разговор.

– Полагаю, что Эренарх – ныне Панарх – будет здесь через четыре дня. – Эту информацию он мог получить не только от нее, но она желала выказать ему свою лояльность. – Вы все еще намерены оказать ему помощь в создании правительства?

Шривашти, думавший, казалось, совсем о другом, внезапно обратил полуприкрытые веками глаза прямо на нее.

– Разумеется, – сказал он с легкой улыбкой и одним из загадочных жестов, свойственных им всем.

Но ей не нужно было ничего разгадывать, чтобы понять, что он ей лжет – или подразумевает совсем другое, что делает его ответ не менее лживым.

Она вздохнула и начала заранее подготовленную речь. Теперь она сама лгала, и это должно было прозвучать убедительно.

– Для этого вам понадобится помощь.

– Это констатация факта или предложение?

Она притворилась, что не замечает снисхождения в его голосе.

– Я хорошая программистка – одна из лучших здесь. – Она бросила остаток крошек уткам, которые с неистовым кряканьем бросились нырять за ними. – И я подумываю об отставке – а для этого неплохо обеспечить себе хорошее место на гражданке,

Архон улыбнулся с притворной грустью.

– Знай я об этом хотя бы две недели назад... но, увы, недавно я получил приятное в общем-то известие, что весь мой штат, оторванный от меня войной, жив и благополучен, хотя и недосягаем пока. Однако я ценю ваше предложение и обещаю вам иметь его в виду.

Он отступил на шаг, давая понять, что разговор окончен.

– Спасибо за откровенность. – Седри посмотрела ему вслед.

«В моем распоряжении военные каналы, связывающие меня с рейдом и с центром регистрации, так что твои люди мимо меня не проскочат, – с торжеством подумала она. – Все, что мне нужно, это имя».

* * *

Фиэрин лит-Кендриан сидела на камне лицом к водопаду, охватив руками колени, – достаточно близко, чтобы чувствовать туман, дуновение прохлады, а порой прикосновение холодных брызг. Воздух благоухал влажной землей и опавшими лепестками.

Она закрыла глаза. Можно подумать, что ты сидишь на настоящем горном склоне, на планете, а не внутри металло-дипластового корабля за много световых лет от дома.

– Фиэрин, можно тебя побеспокоить на минутку?

В ней шевельнулась тревога, которую следовало скрыть – и хорошо скрыть. Сделав два вдоха и выдоха, Фиэрин подняла глаза и с приветственным жестом улыбнулась Тау Шривашти.

Его странные глаза, пристально изучающие ее лицо, были как расплавленное золото. Это допрос, решила она, хотя в его тихом, с хрипотцой голосе, когда он заговорил, звучала только нежность:

– Как интригующе ты настроила тианьги. Что это за ароматы?

– Я воображаю, будто нахожусь на планете, и для пущей убедительности использую воспоминания о нашем доме на Торигане.

Он с ленивой грацией сел с ней рядом, чуть касаясь ее щеки ладонью, теплой и оберегающей.

– Память – великое дело. Не хочешь ли вспомнить еще кое-что для меня?

– Охотно, – сказала она не шевелясь.

Он не любит, когда избегают его прикосновений, даже случайных.

Он провел большим пальцем по ее подбородку, потом по шее, совершая легкие круги.

– На том курьере, который привез тебя ко мне, был один ларгист. Помнишь его?

Фиэрин позволила своим бровям испуганно взметнуться.

– Как же не помнить Ранора? Он был так мил, всем приятен – и его убили, как только он сошел с корабля! Ну какие у него могли быть враги? – Массирующий палец двинулся вниз, к ключицам. Пульс пробует. Она взглянула в желтые глаза Тау, зная, что ее собственные выражают только сочувственную заинтересованность. – Они уже выяснили, почему это произошло?

– Кто – они?

Фиэрин сделала неопределенный жест:

– Найберг. Фазо.

– Следствие продолжается до сих пор – и я, чтобы помочь им, провожу собственное расследование. Причина, по которой кто-то захотел убить ларгиста, – действительно загадка, которая позволяет скоротать время, столь медленно тянущееся для всех нас в ожидании Эренарха.

О Панархе он не упомянул – но над этим пока не стоило задумываться. Фиэрин, держа под контролем каждый нерв и мускул своего тела, заставила себя расслабиться, будто от удовольствия, пока его палец легко, но настойчиво двигался от одного нервного узла до другого.

– Постарайся, пожалуйста, вспомнить, дорогая. Ты часто его видела? Быть может, разговаривала с ним?

– Мы, разумеется, встречались каждый раз за столом, но поначалу не разговаривали. Я сразу обратила на него внимание, но он держался обособленно и предпочитал смотреть на экран. Знаешь – на все эти видеофокусы, которые показывают, когда корабль в скачке. У нас показывали Артелион. На корабле ходили слухи, что Ранор потерял там свою подругу.

– О чем у вас еще сплетничали?

Фиэрин сосчитала до четырех, делая вид, что думает. Тау теперь пустил в ход все свои пальцы – они опускались все ниже, настойчивые, вызывающие мириады ощущений.

– Что-то не припоминаю. Он находился, так сказать, на периферии нашего интереса. – Она взглянула на Тау. – Но однажды мы с ним вступили в контакт.

– Да-да?

– Все из-за этого ужасного Габундера. Он приставал ко мне с поцелуями, потом схватил меня и угрожал покончить с собой, если я с ним не пойду. Ларгист застал нас – я слишком рано явилась к столу – и вмешался. После я поблагодарила его, а он сказал, что это его профессия, – на том все и кончилось. С тех пор я стала есть у себя в каюте, чтобы не встречаться с Габундером, и никого из них не видела.

– А в каюту к тебе он не заходил?

Фиэрин не смогла справиться с участившимся сердцебиением и поняла, что чуткие пальцы это заметили.

– Да – один раз.

– Вот как?

– Он был совершенно пьян...

– Мы говорим о ларгисте, Фиэрин, если ты еще помнишь.

– Ах да. Мне трудно сосредоточиться, когда ты массируешь мне чакры, – я думаю совсем о другом.

Он с улыбкой убрал руки.

– А так?

– Так лучше. – Она медленно потянулась, скрывая ускоренный бег сердца, подставила ладони под струи воды и вновь повернулась к Тау. – Вряд ли Ранор мог питать интерес ко мне с моим запятнанным именем. За едой он сосредотачивал внимание на особах высшего ранга – згиосе Хамамуре и Эмме лит-Кил-Дофник. – Оба человека, которых она назвала, таинственно исчезли вскоре после гибели ларгиста.

– И он никогда с тобой не заговаривал, ничего тебе не предлагал?

Фиэрин гордо выпрямила спину и шею:

– Я не давала повода для каких-либо предложений от лиц его круга.

Брови Тау слегка шевельнулись при столь неверном истолковании его слов, но он ничего не сказал и поднялся на ноги.

– Спасибо, дорогая. Оставляю тебя в твоем воображаемом саду.

– Ты скажешь мне, когда что-нибудь узнаешь? – Она улыбалась, склонившись над водопадом. Холодная вода орошала кожу, смывая память о требовательных пальцах Тау.

Он утвердительно поклонился. Она не разглядела ни иронии, ни угрозы в его лице и руках. Он ушел, и она обратила свое лицо к водопаду, продолжая скрывать свою реакцию на случай, если за ней наблюдают. Не трогая того места под мышкой, где лежал, плотно прилегая к коже, зашитый чип, она возликовала.

Он поверил мне, поверил!

* * *

– Она ничего не знает, – сказал Тау Шривашти, бросив чип на низкий черный столик перед собой. – Мы проверили всех, кто летел на этом корабле, и это заставляет меня предположить невозможное: ларгист действительно был столь наивен, что не сделал копии своего чипа.

– Да и этот испорчен треклятым нейробластером, – проворчал Штулафи Й'Талоб, Архон Торигана. – Почему вы не велели своему наемнику воспользоваться ножом?

Гештар аль-Гессинав позволила себе вздохнуть свободно, впервые с тех пор, как услышала, что ларгист, присутствовавший при артелионской бойне, направляется на Арес.

Шривашти дернул плечом:

– Я сказал ему, что все должно быть сделано тихо, – нож подразумевался сам собой.

«Это потому, что твой подручный пользуется только ножом и ядом», – подумала Гештар, взглянув через комнату на Фелтона, безмолвного длинноволосого слугу, почти не отходившего от Тау в эти напряженные дни. Если бы ларгиста поручили убить Фелтону, ошибки бы не случилось, но Тау не хотел рисковать, что Фелтона заметят.

– Это вполне возможно, – сказала она, – быть искушенным в делах света, но наивным в политике. За примером далеко ходить не надо.

Ториган повернул к ней свое массивное тело и прищурился.

– Да, верно. Ваннис Сефи-Картано. В светских навыках обскачет любого ларгиста, а вот в политике...

Гештар терпеть не могла людей, говорящих то, что и так ясно. Это часто служит признаком если не глупости, то отсутствия тонкости. Но Ториган уже много лет был для них полезным человеком. Дождавшись пары, она сказала:

– Не надо забывать, что Ранор курировал петицию Ансонии – планеты, не имеющей никакого значения.

– Значит, его и в правительстве считали наивным, – сказал Ториган, снова вызвав раздражение Гештар.

– Главное здесь в том, – сказал Шривашти, вернув к себе их внимание характерным для него медленным жестом, – что больше, как видно, не осталось никаких свидетельств того, что случилось на Артелионе. – Архон закончил на вопросительной ноте, видя, что Й'Талоб намерен что-то сказать, и с поклоном уступил ему слово.

– А старый нуллер? Я точно видел там какого-то нуллера.

Гештар опять подавила раздражение. Тот нуллер на Энкаинации, безусловно, погиб вместе со всеми остальными.

– Старик – не единственный нуллер среди Служителей, – сказала она.

– И если бы профет обладал какой-то информацией, он уже огласил бы ее, разве не так? – добавил Тау. – И скорее всего связался бы со мной – мы ведь дальние родственники.

«Вот оно что, – подумала Гештар. – Почему же наш друг Тау не упоминал об этом раньше?» Пока Штулафи говорил что-то о нуллерах, она обдумывала способ проникновения в банки данных Тау.

– Учитывая отсутствие новой информации, – сказал он, – мы, я полагаю, должны попытаться забыть о прискорбном решении, которое вынуждены были принять, и заняться другими делами. Наши друзья ждут нас в соседней комнате. Как вы, должно быть, уже догадались по внезапности моего приглашения, я не далее как сегодня узнал, что миссия по спасению Панарха провалилась.

Гештар подавила приступ острой радости. Геласаар Аркад мертв. Полжизни я надеялась дожить до этого дня.

– Это может избавить нас от некоторого количества утомительных усилий, если мы договоримся между собой, – добавил Тау.

– О чем? – пробурчал Штулафи. – Молодой Брендон никого из нас в свой Малый Совет не возьмет после того, как мы пытались отнять у него власть.

Гештар стиснула губы. Она знала, что Шривашти наблюдает за ней – было бы грубой ошибкой самой напоминать этим двоим, что ее тогда среди заговорщиков не было.

– Мне думается, он реалист, – сказала она. – На той встрече, за исключением последнего момента, когда Харкацус вышел из себя, речь шла только о единстве. Мы представляем важные деловые сферы – вряд ли он будет настолько глуп, чтобы отворачиваться от нас.

– Вы позволите мне немного поправить вашу здравую мысль? – мягко спросил Тау.

Гештар склонила голову, не выразив даже намеком своего удовлетворения по поводу верно разыгранной партии. Из всех заговорщиков только Тау следует опасаться: непонятно пока, может ли он сравниться с ней по уму, но он умеет получать то, что хочет. И у него имеется только одна слабость.

Завернувшийся рукав обнажил метку бога у нее на рукаве. Она почувствовала реакцию Фелтона, даже не глядя на него, уловила едва заметный отрицательный знак. Еще рано. Ей не терпится провести обряд Открытия, но нужно подождать.

– Мне думается, в целом вы правы, но вряд ли Брендон возьмет кого-то из нас в свой Малый Совет. Кого-то из тех, кто против него выступал. Вам, Гештар, – Тау поклонился, – обстоятельства помешали присоединиться к нам. Возможно, Брендону можно внушить мысль, что в последний момент вы передумали. Это – плюс то, что вы наследуете своему кузену в отрасли инфонетики, – может представить вас в самом выгодном свете. Достаточно, если в Совет войдет кто-то один из нас... наш общий опыт будет к его услугам.

Это предупреждение.

Гештар в ответ молча поклонилась. Сейчас не время говорить о ее манипуляциях той информацией, что попадает в каналы новостей на Аресе. Достаточно того, что ее эйлологи и семиологи работают с толпой, которая затопит всю станцию и свергнет нового Панарха, если он будет противиться ее влиянию. Время покажет, включать ей Тау в свои планы или нет.

– Быть может, присоединимся к нашим друзьям? – предложил Шривашти.

Гештар подняла руку, сочтя момент подходящим, чтобы скрепить соединяющие их троих узы.

– Сначала я предлагаю нам поклясться, здесь и сейчас, предать забвению Ранора и Энкаинацию и никогда больше не упоминать о них.

Тау поклонился в знак согласия:

– Обсуждать это опасно, а пользы никакой. Я – «за». А вы, Штулафи?

Архон Торигана с явным вызовом усмехнулся Гештар.

– Кто-кто, а я не люблю оглядываться на свои ошибки.

«Дурак», – подумала Гештар. Она снова взглянула на Фелтона, и в этот раз их взгляды встретились.

* * *

«Пора», – подумала Фиэрин лит-Кендриан.

Она долго и тщательно готовилась к этому моменту, планируя каждый свой ход, каждый шаг.

Тот, кто шпионит за ней – а она убедилась, что по крайней мере одна пара глаз следит за ней неусыпно, – увидит только, что она, как и каждый день, отправляется на работу, за которую взялась добровольно. Но Фиэрин понимала, что взятый ею курс может закончиться только одним: разрывом с Тау Шривашти, бывшим Архоном Тимбервелла. А с ним, насколько она знала, никто еще не порывал.

Она вымылась и оделась с особым старанием, удостоверившись, что чип, который она носила на себе все эти недели – сначала как в игре, потом с возрастающим сознанием опасности, – спрятан надежно. Еще недавно ей трудно было поверить, что Тау, всегда такой преданный ей, мог разрешить обыскать ее вещи, – но он это сделал. С тех пор она поняла, что либо люди, либо машины следят за ней всякий раз, когда она остается одна на яхте Тау – и когда она ее покидает.

Закончив одеваться, она вызвала челнок. Тау был в отлучке – возможно, на одном из своих тайных политических сборищ. Фелтон, к ее облегчению, тоже не попадался на глаза. Хотя этот безмолвный служитель всегда относился к ней чрезвычайно почтительно, что-то в нем заставляло ее сердце биться от страха. Обычно он сопровождал Тау, когда тот покидал корабль, – быть может, теперь он затаился где-то, чтобы пойти следом за Фиэрин?

Ее проняло холодом, и она с трудом удержалась, чтобы не охватить себя руками. Однажды она попыталась навестить Джесимара в месте его заключения, Тау с улыбкой предостерег ее против этого, когда она только прибыла на Арес, и пообещал употребить все свое влияние, чтобы освободить Джеса. А вместо этого...

Фиэрин вспомнилось, как Ваннис Сефи-Картано, прогуливаясь с ней вдоль озера на каком-то пикнике, сказала тихо, не глядя на нее: «Ториган хочет, чтобы вашего брата судили за убийство».

Новость обрушилась на Фиэрин, как удар. До этого ей хотелось верить в обещания Тау – теперь это стало невозможным. При первой же возможности она побежала к Джесу, но не успела она дойти до Первого блока, как перед ней возник Фелтон и с поклоном, но без улыбки подал ей руку, чтобы проводить назад.

Фелтон был немой, а Тау ни разу не упомянул об этом инциденте. В этом не было необходимости.

Сердце у Фиэрин так и колотилось от страха, когда пришел челнок. Держа под контролем каждый свой нерв, она наговорила в коммуникатор любовное послание для Тау. Все должно быть как обычно, без всяких исключений. Затем она отдала распоряжения относительно починки платья, в котором собиралась выйти в свет сегодня вечером.

Во время короткого перелета от яхты к онейлу она без всякого удовольствия смотрела на огромный цилиндр станции, мерцающий в лучах красного гиганта, и на окружающее его облако кораблей. Ей было не до видов – она снова и снова перебирала в уме свой план.

Челнок причалил к шлюзу. Когда шипение воздуха утихло и загорелся зеленый свет, Фиэрин вышла. У шлюза ждала капсула транстуба – ее не отправляли, пока не прибудет челнок Тау, хотя этот причал предназначался для поллои. Внутри было полно народу, и многие смотрели на Фиэрин хмуро. Сесть было негде, но она не стала ждать следующей капсулы, которая могла прийти такой же переполненной.

Пытаясь отвлечься от собственных проблем, она прислушалась к разговорам вокруг, но в них было мало утешительного. Речь в основном шла о скудных пайках, битком набитых общежитиях и постоянном росте мелких правонарушений.

В детском приюте царил истинный бедлам, но к этому Фиэрин уже привыкла. Ей даже нравилась шумная детская беготня. Флотский офицер у входа отметил ее, и она зашагала через просторное, ярко освещенное центральное помещение.

Приют был построен в виде круга с расположенными по диаметру жилыми зданиями. Сам круг делился на участки для игр и занятий. Фиэрин медленно шла к классу для старших детей. В самом центре круга возвышалось замысловатое сооружение, похожее на павильон в Садах Аши, только здесь гравитационное оборудование было намного проще. Дети карабкались, ползали, раскачивались, носились по воздуху, то исчезая, то появляясь, – только их голоса не умокали ни на секунду.

В рабочей зоне глушители снижали шум до уровня отдаленного гула. Невидимое тианьги веяло запахами конца планетарного лета – режим, повышающий собранность и к тому же равно знакомый и нижнесторонним, и высокожителям.

Подростки прилежно работали за пультами и тренажерами. Старшая воспитательница Кламен, пожилая женщина в белом траурном одеянии, как раз закончила. обход и направлялась к Фиэрин с облегчением на лице.

– Как хорошо, что вы пришли. Мы снова переезжаем – я должна присутствовать.

– Переезжаете? – Фиэрин снова пробрало холодом при мысли: «А куда же денусь я в этой переполненной канистре? Даже если я найду себе место, от Тау нигде не скроешься».

– ...и эти два крейсера доставили еще больше штатских, – говорила Кламен. – Нас переводят в новые, только что отстроенные дома за цитрусовыми рощами. – Она вздохнула, упершись руками в бедра. – Вчера у нас усыновили двух детей, но на их место поступили двадцать четыре новых. Практически все они сироты – и останутся ими, пока мы снова не получим полного доступа к ДатаНету.

Она говорила еще долго, и Фиэрин сочувственно поддакивала ей. Бедным детям долго придется ждать этого момента. Главная информационная задача сейчас – установление связи с подпольными отрядами всей Тысячи Солнц, и так будет до конца войны.

Фиэрин произнесла все положенные слова, и начальница наконец собралась уходить, с благодарностью приняв предложение Фиэрин просмотреть и занести в каталог новые образовательные и развлекательные чипы, привезенные одним из крейсеров.

– На школьные чипы особого спроса не будет, зато видео пойдут нарасхват, – с гримасой заметила Кламен. – Пока мы не установим, кто за что отвечает, ребята будут увиливать от занятий, насколько это возможно.

Воспитательница ушла, и Фиэрин начала медленный обход пультов на случай, если кому-то понадобится ее помощь. При этом она все время посматривала по сторонам. Наконец она села за контрольный пульт и взялась за стопку чипов. Сердце теперь стучало, как молот, и ладони стали влажными. Не следят ли за ней?

Скоро я это узнаю – но будет уже поздно.

Она так долго планировала это, что теперь ее руки действовали почти автоматически, вставляя в ручной проектор один учебный чип за другим. Фиэрин заставляла себя просматривать куски подлиннее – она не знала, насколько длинен чип Ранора. Знакомые картинки и размеренные голоса проходили мимо ее сознания. Наконец, зажав заветный чип в ладони вместе с несколькими другими и прихватив с собой проектор, она поднялась, чтобы сделать очередной обход. Минуту спустя она села на другое место, чтобы увидеть то, чего никто из живых, включая Эренарха, еще не видел.

Вид Зала Слоновой Кости в Мандале был как удар в грудь. Остановив кадр, она заставила себя дышать медленно, придала лицу спокойное, слегка скучающее выражение и продолжила просмотр.

Очень скоро она поняла, что это сырой материал – неизвестный оператор не успел отредактировать отснятое. Съемка важных особ, циркулирующих по залу, перемежалась болтовней между Ранором и женщиной-оператором. Их обоих не было в кадре – Ранора потому, что он следил за процедурой из другого помещения, женщины потому, что айна была у нее на лбу.

Политический треп Фиэрин пропускала мимо ушей – Ранора, уж конечно, убили не из-за этого. В один из моментов к женщине подошла троица келли – келлийский Архон, чей геном еще не перешел в тело юного рифтера Иварда. Они поздравили Люсьер с ее собственной троицей. «Да ведь она беременна, – с опозданием сообразила Фиэрин. – Была беременна».

Вскоре после этого взрыв бомбы залил все жутким светом – Фиэрин знала, что теперь этот свет будет ей сниться до конца ее дней.

Дулу вели себя как самые обычные люди. Одни паниковали, другие пытались руководить, тыча куда-то дрожащими руками. Айна среди этого хаоса прыгала из стороны в сторону, как будто Люсьер, даже умирая, хотела заснять как можно больше. Люди падали в агонии – сперва поодиночке, затем группами. Наконец объектив айны тоже опустился, и съемка прервалась.

Фиэрин нахмурилась и начала сызнова. На этот раз она держала свои эмоции под жестким контролем и принуждала себя смотреть внимательно. Из-за этого чипа погибло уже несколько человек, а любовник Фиэрин, чтобы заполучить его, лгал ей и приказал обыскать ее вещи.

Пустив чип так медленно, что он выглядел как старинный диафильм, Фиэрин оглядывала каждый угол зала. Она не знала, что ей следует искать. Какую-нибудь опасную личность? Подозрительные действия?

Найдя наконец аномалию, она чуть было не пропустила ее – настолько невинным это выглядело.

Сразу после разговора Люсьер с келли на заднем плане маячили три фигуры. Затем они незаметно продвинулись к двери и вышли вон.

Фиэрин ничего бы не заметила, будь это один человек, – мало ли кому может понадобиться выйти ненадолго, – но трое, да еще перед самым началом церемонии...

Поставив стоп-кадр на этих трех фигурах, Фиэрин увеличила изображение до предела. Еще немного – и оно расплылось бы в видение. Однако вот они, вполне узнаваемые: Гештар аль-Гессинав, Тау Шривашти, Штулафи Й'Талоб.

Фиэрин посмотрела на детей, не видя их. В памяти вспыли слова Гештар на одном из собраний заговорщиков: «Проблема в том, что никого из нас там не было. Как ни жаль. Я должна была представлять нашу семью, поскольку мой кузен находился на Лао Цзы, но моя яхта распорядилась по-другому».

Ледяной обруч сковал сердце Фиэрин.

Они были там – но вовремя ушли. Следовательно, они знали о бомбе.

Что же это значит? Задумываться нет времени – она и так уже слишком долго смотрит этот чип.

Вынув его и вставив на его место другой, Фиэрин тщательно спрятала чип под одеждой, изобразила зевок и просмотрела половину «Знакомства с гидропоникой», включающего сухое описание рециркулирующих устройств, которое у ребят неизбежно вызовет смешки. Затем она выключила проектор и проделала очередной обход. На ходу она зацепилась ногой за край стола и растянулась во весь рост.

Проектор вылетел из ее руки и разбился. Даже если в нем был жучок – что маловероятно, – из него теперь уже ничего не извлечешь. Дети вскочили с мест, подоспел сочувствующий сотрудник – он помог Фиэрин собрать обломки аппарата вместе с чипом о гидропонике и навести порядок.

Фиэрин продолжала работать как автомат, не помня ничего из просмотренного, услышанного или сказанного ею самой. Перед ней стояли улыбочка Гештар аль-Гессинав, холодные золотистые глаза Тау и ухмылка Штулафи Й'Талоба, которые пятились к двери, уходя от смерти, уготованной верхушке Панархистского общества.