Текст книги "Властители рун"

– Вы красивы, – промолвила Миррима, откровенно оценивая его широкие плечи и падавшие из-под украшенной пером шляпы темно-каштановые волосы. Наверное она уже догадалась, что они недостаточно темны для уроженца Муйатина или любой другой из земель Индопала.

Неожиданно Миррима охнула, глаза ее расширились.

Быстро вскочив, девушка отступила назад, не зная то ли присесть в реверансе, то ли и вовсе пасть ниц.

– Простите меня за дерзость, принц Ордин. Я… э… не заметила вашего сходства с отцом.

Миррима быстро отступила на три шага, явно желая убежать, куда глаза глядят. Только сейчас она поняла, что запросто беседовала не с сыном захудалого барона, гордо именующего замком жалкую кучу камней, а с наследным принцем Мистаррии.

– Вы знаете моего отца? – спросил Габорн, поднявшись и шагнув вперед. Он взял девушку за руку, давая понять, что не считает ее поведение непозволительным.

– Я… – сбивчиво пробормотала Миррима, – …как-то раз он проезжал по городу, направляясь на охоту. Тогда я была еще девчонкой, но до сих пор не могу забыть его лицо.

– Он всегда любил Гередон, – сказал Габорн.

– Да… он наведывается сюда довольно часто, – промямлила Миррима, которой явно было не по себе. – Простите, если я невольно обидела вас, мой лорд… поверьте, мне вовсе не хотелось… такая бесцеремонность не… о!..

Она повернулась и пустилась наутек.

– Стойте! – воскликнул Габорн, позволив малой толике своего Голоса овладеть ею.

Миррима замерла на месте и вновь обернулась к нему. Так же, как и несколько случайных прохожих.

Эти люди повиновались принцу непроизвольно, словно его приказ исходил из их собственного сознания. Поняв, что молодой человек обращается вовсе не к ним,

Дэвид Фарланд некоторые из них уставились на него с любопытством, другие же поспешно отошли, растерявшись от того, что оказались рядом с Властителем Рун.

Неожиданно за спиной Габорна появились Боринсон и Хроно.

– Миррима, спасибо за то, что вы сочли возможным остановиться.

– Вы… возможно, когда-нибудь вы станете моим королем, – отозвалась она, словно рассудив, каким должен быть ответ.

– Вот как? – промолвил Габорн. – Полагаете, Иом пойдет за меня?

Вопрос принца явно не понравился женщине, но Габорн не унимался:

– Прошу вас, ответьте. Вы умны, хороши собой и могли бы украсить любой королевский двор. Мне будет весьма интересно узнать ваше мнение.

В ожидании откровенного ответа принц затаил дыхание.

Миррима понятия не имела о том, как важны для него были се слова. Он нуждался в этом союзе. Ему нужен был Гередон с его сильными людьми, могучими крепостями и бескрайними просторами, которые еще только предстояло возделать.

Конечно, его родная Мистаррия тоже представляла собой богатую страну, славную плодородными полями и многолюдными рынками, однако после многолетней борьбы Волчий Лорд Радж Ахтен покорил все земли Индопала, и Габорн знал, что на этом захватчик не остановится. Нынешней весной он либо обрушится на варваров Инкарры, либо же повернет на север и вторгнется в королевства Рофехавана.

Впрочем, на кого Волчий Лорд нападет первым особого значения не имело. Войны все едино не миновать, и Габорн отчетливо представлял, что одними лишь собственными силами Мистаррии не отбиться. Ему нужен был Гередон.

Хотя этот край четыре столетия не видел большой войны, все его важнейшие цитадели сохранились в целости. Даже затерянные среди утесов старые крепости в нижнем Тор Ингеле были надежней большинства замков Мистаррии. Таким образом, принцу было необходимо заполучить Гередон. А для этого требовалось добиться руки Иом.

Но еще важнее – и в этом Габорн не решался признаться никому – было то, что его влекло к самой принцессе. Вопреки здравому смыслу, он ощущал странное тяготение, словно к его сердцу и разуму протянулись невидимые огненные нити. Порой, бессонными ночами, он чувствовал их натяжение. Странное тепло распространялось по его груди, словно на ней покоился горячий камень. Его тянуло неудержимо. Примерно год он боролся с желанием просить ее руки, но под конец не выдержал.

Миррима внимательно посмотрела на Габорна, после чего рассмеялась и с беззаботной откровенностью промолвила:

– Нет. Иом за вас не пойдет.

Это было сказано без сомнений и колебаний, как простая и непреложная правда. Затем Миррима обольстительно улыбнулась.

– Зато я была бы не против, – говорила эта улыбка.

– Вы говорите уверенно, – заметил Габорн, словно бы невзначай. – Может быть, все дело в этом наряде. Поверьте, я привез с собой и более подобающее платье.

– Я понимаю, что вы наследник престола самого могущественного королевства в Рофехаване, но… как бы это лучше сказать? Ваша политика внушает подозрения.

Это звучало как своего рода обвинение в беспринципности. Обвинение, которого Габорн ждал и опасался.

– Это потому, что мой отец – человек практичный? – поинтересовался Габорн.

– Некоторые считают его прагматиком, иные же… иные попросту стяжателем. Габорн усмехнулся.

– Понимаю. Прагматиком моего отца называет король Сильварреста, тогда как принцесса Иом думает, что он алчен. Она сама говорила это?

Миррима улыбнулась и робко кивнула.

– До меня доходили слухи, что она высказала подобную мысль на празднике Средизимья.

Габорн нередко удивлялся тому, как много простой народ знает о делах лордов. О том, что сами лорды почитали придворными секретами, напропалую судачили в тавернах и на постоялых дворах в добрых ста лигах от королевских замков. Но, так или иначе, Миррима, похоже, не сомневалась в достоверности своей информации.

– Итак, она отвергнет мое предложение из-за моего отца?

– В Гередоне поговаривают, что принц Ордин «слишком похож на своего отца».

– Слишком похож на отца? – переспросил Габорн. Неужто это подлинные слова принцессы Сильварреста. Слова, сказанные для того, чтобы пресечь любые слухи о возможном альянсе. Ну что ж, Габорн, действительно, похож на своего отца. Но только похож – он не отец. Да и отец принца, по правде сказать, вовсе не такой «стяжатель», каким считает его Иом.

Мирриме хватило такта не продолжать. Она высвободила руку.

– Иом выйдет за меня, – твердо заявил Габорн. Он был уверен, что сможет преодолеть неприязнь принцессы. Миррима приподняла бровь.

– Почему вы так думаете? Уж не потому ли, что со свойственным вашей семье прагматизмом полагаете, будто дом Сильварреста не откажется от возможности породниться с богатейшим королевством Рофехавана? Она рассмеялась, лукаво и мелодично. В обычных обстоятельствах Габорн пришел бы в ярость, вздумай какая-то простолюдинка поднять его на смех. Однако сейчас он поймал себя на том, что смеется вместе с ней.

Миррима одарила его чарующей улыбкой.

– Возможно, мой лорд, вы и впрямь не покинете Гередон с пустыми руками.

То было еще одно, на сей раз последнее предложение. Понимать его следовало так: «Принцесса Сильварреста не хочет иметь с вами дела, тогда как я…»

– Было бы безрассудно отказаться от погони, прежде чем началась охота, не так ли? – промолвил Габорн. В Палате Сердец Дома Разумения наставник Ибир, бывало, говаривал: «Глупец считает себя тем, кем он является, мудрец же – тем, кем он станет».

– О, наипрактичнейший из принцев, – отозвалась Миррима. – Боюсь, что если вы будете тешить себя надеждой жениться на Иом Сильварреста, вам предстоит состариться в одиночестве.

Она повернулась, собираясь уйти, но Габорн не мог отпустить ее просто так. В Палате Сердец он усвоил и то, что порой лучше поддаться порыву и действовать не размышляя, повинуясь той части своего "я", которая проявляет себя во снах. Сказав Мирриме, что она «могла бы украсить любой королевский двор» принц не покривил душой. Он и вправду хотел видеть ее при дворе, но не в качестве жены или даже любовницы. Габорн интуитивно чувствовал, что она его союзница. Недаром же она именовала его «мой лорд», а не «ваше лордство» – наверняка тоже ощущала, что между ними существует некая связь.

– Подождите, моя леди, – сказал Габорн и Миррима снова обернулась. Она уловила его тон. Обращение «моя леди» означало, что теперь он предъявляет ей свои требования. Миррима уже знала, что обычно принц расчитывает на полную преданность. На саму жизнь. Как Властитель Рун Габорн мог требовать этого от своих вассалов, но не решался просить слишком много у этой чужестранки.

– Да, мой лорд?

– Думаю, – промолвил Габорн. – Что дома у вас осталась пара безобразных сестер? И безмозглый братишка? Так?

– Вы весьма проницательны, мой лорд, – отозвалась Миррима. – Правда ума лишилась моя матушка, а не брат.

На лице красавицы обозначилась линия боли: на се долю выпала нелегкая ноша. За магию приходилось платить страшную цену. Не так-то просто принять от кого-то дары мускульной силы, ума или обаяния и взять на себя ответственность за дальнейшее существование ставших беспомощными людей. Но, когда в жертву твоему благополучию приносит себя родственник или близкий друг, это тяжко вдвойне. Должно быть, семья Мирримы жила в ужасающей, беспросветной нужде. Только отчаянное положение могло заставить ее близких решиться на подобный шаг – одарить одну женщину красотой и умом двух, с тем чтобы она попыталась выйти за какого-нибудь богача, способного избавить семью от горькой нужды.

– Но как вам удалось раздобыть столько денег? – спросил Габорн. – Магическая процедура, позволявшая передать одному человеку качества другого стоила очень дорого.

– Моей матушке досталось небольшое наследство, к тому же мы, все четверо, трудились, не покладая рук, – ответила Миррима. В голосе ее слышалось напряжение. Наверное, неделю-другую назад, когда она только что обрела красоту, ей не удавалось говорить об этом без слез.

– Наверное, в детстве вы торговали цветами, – предположил Габорн. Миррима улыбнулась.

– Лужок позади нашего дома не мог поддержать нас ничем другим.

Габорн запустил руку в кошель и достал золотую монету. На одной се стороне красовался профиль короля Сильварреста, а на другой – семь Стоячих Камней Даннвуда, которые, согласно преданию, поддерживали землю. Не слишком хорошо разбираясь в здешней денежной системе, Габорн все же знал, что стоимость этой монеты достаточно велика, чтобы небольшая семья могла жить безбедно в течение нескольких месяцев. Взяв Мирриму за руку, принц вложил золотой в ее ладонь.

– Я… ничем этого не заслужила, – пролепетала она, глядя ему в глаза. Возможно, Миррима боялась услышать непристойное предложение. Многие лорды открыто содержали любовниц. Чего Габорн не позволил бы себе никогда.

– Еще как заслужила, – возразил юноша. – От вашей улыбки у меня полегчало на сердце. Прошу вас, примите этот подарок. Уверен, когда-нибудь вы еще встретите своего принца, – пусть он будет купцом, или кем угодно. Подозреваю, что на всех рынках Баннисфера не отыскать большей драгоценности, нежели вы.

Молодая женщина смотрела на монету с благоговейным трепетом. Одно то, что такой молодой человек мог говорить столь любезно и рассудительно, могло повергнуть в изумление, но после долгих лет обучения обращению с Голосом принцу это давалось без труда. Миррима взглянула ему в глаза с новообретенным почтением, так, словно только сейчас увидела его по-настоящему.

– Благодарю вас, принц Ордин. Должна признаться, что если Иом все же примет ваше предложение, я одобрю ее решение.

Она повернулась, неторопливо зашагала прочь и смешалась с окружавшей фонтан толпой. Габорн смотрел вслед, любуясь изящной линией ее щеки, туманным облаком платья и ярко пламенеющим шарфом. Подошел Боринсон.

– Ну что, мой лорд, – со смехом промолвил телохранитель, похлопав Габорна по плечу. – Хороша милашка?

– Да, она очаровательна, – прошептал принц.

– Забавно было наблюдать за ней. Она стояла позади и пялилась на вас, ровно на вырезку что на колоде у мясника. Минут пять, не меньше. – Боринсон поднял руку и растопырил пальцы. – Но вы были слепы, словно феррин на солнце. Таращились на какие-то там горшки, а ее вовсе не замечали. И как можно не заметить этакую красотку?

Боринсон пожал плечами в несколько преувеличенном недоумении.

– Я не хотел тебя обидеть, – усмехнулся Габорн, глядя на Боринсона.

Обязанности телохранителя заключались в том, чтобы оберегать принца от покушений, однако же все знали, что этот малый весьма охоч до женского пола. Он не мог пройти по улице, не шепнув что-нибудь на ушко каждой встречной бабенке с мало-мальски приличной фигурой, а коли не удавалось подцепить такую, готов был довольствоваться и той, чья фигура походила на мешок с пастернаком.

– Так я и не обиделся, – фыркнул Боринсон. – Просто удивился – как вы могли ее не заметить? Или хотя бы не учуять.

– Да, она прямо-таки благоухает. Наверняка хранит платье в сундуке с лепестками роз.

Боринсон драматично закатил глаза и застонал. Лицо его раскраснелось, глаза горели от возбуждения, и Габорн без труда догадался, что за шуточками верного стража скрывалось нечто иное. Боринсон не на шутку увлекся северной красавицей и, будь на то его воля, наверняка припустил бы за ней вдогонку.

– По крайней мере, мой лорд, вы могли бы позволить ей избавить вас от столь досадного недуга, как ваша невинность.

– Этот недуг достаточно распространен среди юношей, – обиженно буркнул Габорн. Боринсон разговаривал с ним, как с собутыльником. Телохранитель покраснел еще пуще.

– Так и должно быть, мой лорд, – пробормотал он.

– Кроме того, – добавил Габорн, вспомнив, какой бедой для страны оборачивается порой появление на свет внебрачных отпрысков королей, – иногда лекарство обходится дороже, чем сама хворь.

– Такое лекарство стоит любой цены, – возразил Боринсон, кивнув в ту сторону, куда удалилась Миррима.

Неожиданно в уме Габорна возник план. Один великий геометр рассказывал ему, что как-то раз, пытаясь решить трудную задачу, он ощутил правильность найденного решения всем телом, вплоть до кончиков пальцев ног. В тот момент, когда Габорн задумался о возможности увезти эту женщину в Мистаррию, его посетило точно такое же ощущение. Острое и жгучее, подобно тому тяготению, что привело его в эту землю. А сейчас он вдруг понял, каким образом все можно устроить ко всеобщему удовольствию.

Ища подтверждения своей интуитивной догадке, он покосился на Боринсона. Лицо здоровенного – ростом он превосходил Габорна на целую голову – телохранителя раскраснелось, словно его смущали собственные мысли. Смешливые голубые глаза вояки горели от вожделения. Даже колени его подрагивали, хотя Габорн никогда не видел, чтобы Боринсон дрогнул в бою.

Миррима свернула за угол узенькой рыночной улочки и ускорила шаг. Боринсон горестно покачал головой, будто бы спрашивая: «Ну как ты мог дать ей уйти?»

– Боринсон, – прошептал принц. – Беги за ней. Любезно представься, а потом приведи ее ко мне. Но не торопись, по дороге поболтай с ней несколько минут. Скажи, что я прошу ее перемолвиться со мной парой слов и надолго не задержу.

– Как пожелает мой лорд, – ответствовал Боринсон и припустил с места со скоростью и ловкостью, доступными лишь обладателю дара метаболизма. Толпа расступалась перед могучим воином, но тех, кто по медлительности и неуклюжести не успевал убраться с дороги, он огибал с удивительной для человека его роста и веса ловкостью. Габорн не знал, сколько времени потребуется Боринсону, чтобы настичь Мирриму, а потому неспешным шагом направился назад, в тень, отбрасываемую гостиницей. Хроно последовал за ним. Укрывшись от солнца, они оказались в досадном окружении целого роя пчел. Фасад гостиницы украшал «ароматический садик» в северном стиле. Соломенную крышу здания оплетал пурпурный вьюнок, а в окнах и на карнизах красовалось множество горшков с разнообразными вьющимися растениями: бледная жимолость струилась по стенам, словно поток золотистых слез, лепестки мальвы трепетали на ветру, переливаясь, точно жемчужины, а гигантская мандевилла, розовая, как рассвет, почти тонула в морс жасмина. Все это великолепие дополнялось карабкавшимися по стенам лианами, усыпанными цветами, похожими на чайные розы. На газонах перед строением были высажены мята, ромашка, лимонная вербена и другие пряные травы. В северных городах гостиницы торговых кварталов почти всегда украшали травами и цветами. Это помогало скрывать не всегда приятные запахи рынка: к тому же ароматные лепестки и травы добавлялись в чай или использовались как приправы.

Габорн снова вышел на солнце – густой аромат цветов был слишком силен для его чувствительного обоняния.

Спустя несколько мгновений появился Боринсон. Он вел Мирриму, бережно поддерживая под локоток, словно бы на тот случай, чтобы не дать ей оступиться на совершенно ровной брусчатке. Зрелище было преуморительное.

Едва парочка остановилась перед принцем, Миррима склонила голову и спросила:

– Моему лорду было угодно поговорить со мной?

– Да, – отвечал Габорн. – По правде сказать, я хотел познакомить вас с Боринсоном, моим телом. Он непроизвольно опустил слово «хранителем» ибо говорил так, как было принято в Мистаррии.

– Он служит моим телом уже шесть лет и является капитаном моей личной стражи. Хороший человек, на мой взгляд, один из лучших в Мистаррии. А уж солдат самый лучший, тут спору быть не может.

Щеки Боринсона стали пунцовыми, Миррима же, застенчиво улыбаясь подняла глаза и окинула здоровенного стража оценивающим взглядом. От нее наверняка не укрылось что Боринсон наделен даром метаболизма, – на это указывала ускоренность его реакций и очевидная неспособность пребывать в полной неподвижности.

– Недавно Боринсон получил титул барона, а вместе с ним земли и усадьбу в… Друверри Марч, – Габорн осекся, поняв, что совершил ошибку. Пожалование столь обширного лена было делом неслыханным. Но уж коли слово сказано…

– Мой лорд, я не слышал… – начал было Боринсон, но Габорн жестом заставил его замолчать.

– Я же сказал, это недавнее пожалование. Друверрийское поместье представляло собой весьма богатое владение и в норме даже самый лучший солдат не мог выслужить такую награду за всю свою жизнь. Будь у Габорна время подумать, он не позволил бы себе с такой легкостью раздавать владения короны, однако, в конце концов, и этому неожиданному акту великодушия можно было найти оправдание. Проявленная щедрость еще более укрепляла верность Боринсона, каковая, впрочем, и без того не подвергалась сомнению.

– Так или иначе, Миррима, – продолжил Габорн. – Вы, я думаю понимаете, что служба отнимает у Боринсона слишком, много времени. Чтобы управлять такими богатыми землями, ему необходима жена.

На Боринсона приятно было смотреть – он выглядел удивленным, но в тоже время весьма довольным. Вне всякого сомнения северная красавица уже завладела сердцем здоровяка, а сейчас принц чуть ли не приказал ему жениться.

Миррима внимательно, с нескрываемым интересом присмотрелась к облику телохранителя, словно впервые отметив крепкий волевой подбородок и распиравшие куртку могучие мышцы. Она не была влюблена в него, и, вполне возможно, никогда не смогла бы его полюбить. Но, в конце концов, ей предлагали брак по расчету. Выйти замуж за человека, который проживет свою жизнь вдвое быстрее тебя, который состарится и умрет, прежде чем ты достигнешь среднего возраста, – не самая заманчивая перспектива. Красавица молчала, обдумывая плюсы и минусы предложенного союза.

Боринсон выглядел, как мальчишка, пойманный на краже яблок. Судя по его физиономии, он уже мечтал об этом браке и надеялся на ее согласие.

– Я уже говорил, что вы могли бы украсить любой королевский двор, – напомнил Мирриме Габорн. – Но мне бы хотелось видеть вас при моем.

Не приходилось сомневаться в том, что столь умная женщина, как Миррима, прекрасно поймет смысл сказанного. Ей не приходилось надеяться на брак с лордом: в лучшем случае, она могла рассчитывать на распаленного юношеской похотью купеческого сынка.

Габорн предлагал ей занять высокое общественное положение, о каком в норме ей не стоило и мечтать. Для этого требовалось вступить в брак с достойным, порядочным, но обреченным на странное, одинокое существование человеком. Разумеется, такой выбор не предполагал пылкой любви, но Миррима была практичной женщиной. Приняв красоту своих сестер и ум матери, она тем самым взяла на себя ответственность за судьбы пожертвовавших собой родичей.

Она уже представляла себе, что такое бремя власти. В Мистаррии из нее могла выйти идеальная придворная дама.

Подняв взор, Миррима взглянула Боринсону прямо в глаза. Долгий момент она не отводила очей и, казалось, само ее нежное личико, сделалось суровее и тверже.

Она понимала, сколь серьезно сделанное ей предложение, знала, как много зависит от се выбора, и сейчас размышляла, прежде чем принять жизненно важное решение.

В следующее мгновение она легким, почти неуловимым кивком подтвердила свое согласие. Сделка состоялась.

В отличие от Мирримы, Боринсон не колебался ни секунды. Подавшись вперед, он взял обеими руками се изящную ладошку и учтиво промолвил:

– Вы должны знать, прекрасная леди, что, сколь бы ни была сильна любовь к вам, преданность моя в первую очередь останется принадлежащей моему лорду.

– Как и должно быть, – с легким кивком согласилась Миррима.

Сердце Габорна вздрогнуло.

– Я завоевал со любовь, – подумал он. – Это несомненно, так же как и то, что завоюет ее и Боринсон.

И тут, неожиданно, он испытал странное ощущение, как будто соприкоснулся с некой безмерной мощью. Она воспринималась как сильный порыв ветра – невидимый, но могучий, внушающий благоговейный страх. Сердце Г?-борна билось еще сильнее. Он огляделся по сторонам ~ не сомневаясь, что дело идет к грозе, а то и к землетрясению, но не увидел ничего необычного. Окружавшие его люди вовсе не выглядели обеспокоенными.

Однако он чувствовал… чувствовал, что земля под его ногами готова придти в движение, что даже скалы вот-вот искривятся и разразятся вздохами и стонами.

Ощущение было столь же отчетливым, сколь и необычным. В следующий миг оно исчезло. Неведомая сила истаяла. Казалось, будто над лугом пронесся шквал. Пронесся и умчался прочь, оставив лишь беспокойные воспоминания.

Габорн утер пот со лба – он был встревожен.

Я проехал тысячу миль, повинуясь странному зову, – думал принц. – А здесь столкнулся еще и с этим. Уж не безумен ли я?

– Вы что-нибудь чувствовали? Хоть что-нибудь? – спросил он Мирриму и Боринсона.