Текст книги "Мироходцы. Чары хрустального сердца"

Глава 7. Город, сотканный из ветвей

До города, порядком вымотавшись, Ки добралась за четыре часа – часы мистера Морэ, как ни удивительно, и в этом мире работали исправно. Идти на каблучках по немощеной дороге было непросто, и она не раз пожалела, что, отправляясь в школу утром (это было, казалось, целую вечность назад), не обула чего-нибудь поудобнее. Как оказалось, для выполнения миссии по спасению подруги белые туфельки – обувь не самая подходящая.

Однако стоило разглядеть город, в который Ки держала путь, как из головы разом вылетели все мысли. И чем ближе она подходила, тем в больший впадала восторг.

Сердцем города, его стенами и опорой служило исполинское дерево с огромным, толщиной с дом, стволом. Дерево уходило так высоко вверх, что, окажись оно вдруг в Глероме, посоперничало бы с девятиэтажкой, в которой прежде жили Дейдра и Ки. Склоненные до самой земли, впившиеся в нее подобно корням, ветви причудливо переплетались, образуя маленькие домики.

«Город стал деревом или дерево стало городом?» – задумалась Ки.

Никаких мощеных дорог, тротуаров или заборов – в этом изумительном месте царствовала природа, а не человек. Под ногами – примятая трава и протоптанные тропинки, в листве запутались золотисто-зеленые светлячки. Сквозь переплетения ветвей, из которых был соткан город, пробивались солнечные лучи.

Ки восхищенно озиралась по сторонам, на время позабыв обо всем на свете. Вдохнула полной грудью чистый воздух – свежий, чуть сладковатый. Так пахнет лес – прелой листвой и мхом, сырой землей и земляникой, поспевающей на полянках. И только в Ордалоне так может пахнуть город.

Чуть попривыкнув к окружающей ее изумрудно-древесной красоте, Ки отправилась исследовать причудливый городок. Забрела на местный рынок, что располагался у самого подножья дерева, опоясывая его ствол. Ветки поменьше, находящиеся поближе к земле, образовывали прилавки и скамеечки. Ки уселась на одну из них и некоторое время наблюдала за происходящим.

Совсем скоро она выяснила, что прекрасно понимает речь жителей Ордалона. Лишь изредка мелькали какие-то незнакомые слова, что неудивительно для места, в котором она очутилась. Ки внимательно прислушивалась и приглядывалась и поняла, что губы говорящих движутся не в такт словам – то запаздывая, то опережая. Из этого она сделала один любопытный вывод: их речь все же была другой, но в сознании Ки удивительным образом превращалась в ее, родную. И как это понимать? Выходит, жителям Ордалона не впервой встречать гостей-иномирян? Или здесь действовала магия самой Дайаны? Совершенно запутавшись, Ки решила отложить подобные мысли на потом. Когда она найдет Ари, Хранительнице придется ответить на все ее вопросы.

Вторым ценным наблюдением стало то, что единой валюты в этой части Ордалона, куда ее забросила картина, не существовало. Торговцы и покупатели просто обменивались товарами, и назначение многих из них осталось загадкой для Ки. С одной стороны, не слишком удобно – куда легче носить в кошельке монеты, чем разного рода скарб на плече. С другой – торговцу могла понадобиться уже ненужная тебе вещица. К тому же Ки заметила одну удивительную деталь. Почти у каждого здесь – как продавца, так и покупателя – имелась неказистая с виду сумка с весьма любопытным свойством вмещать все, что бы в нее ни положили. Одна дородная дама вытащила из наплечной сумки огромную закопченную ногу какого-то зверя, рулон поблескивающей ткани и несколько симпатичных резных шкатулочек.

«Какая удобная вещица!» – восхитилась Ки, мгновенно загоревшись желанием обладать подобной. Заглянула в собственную, совершенно обыкновенную сумку и с сожалением вздохнула. Ей нечего предложить торговцам.

Кузнец, которого она отыскала чуть поодаль от рынка, едва взглянув на рубиновое хрустальное сердце, покачал головой.

– Нет, мне тут не справиться. Тут не столько сила нужна, сколько магия. Это тебе к Гаркарису надо, в Ильмарат.

– А далеко до него? – со вздохом поинтересовалась Ки.

В городе-древе хорошо, но что ее ждало за его пределами?

– Далековато будет. За холмами, лигах в десяти от города. Ты не отсюда, что ли?

Ки помотала головой. Хорошо, что не нужно уточнять, что она, в общем-то, из другого мира.

– Тогда без карты тебе не обойтись. Заплутать там – легче легкого.

Оказалось, люди здесь путешествуют редко – слишком многое может случиться в пути. Хогги (вероятно, местный аналог лошадей с Терры) мрут от неведомой болезни, на дорогах можно наткнуться на разбойников-шаатов (что бы это ни значило), в дикой местности – на разного рода тварей. Не сказать, что услышанное обрадовало Ки. Из оружия у нее – только маленький ножик, который испугает разве что мышь.

Однако унывать она не привыкла, а потому решила действовать. «Какая бы сложная задача перед тобой ни стояла, не тушуйся – просто всегда начинай с малого, – учила ее мама. – А там, распутывая узелок за узелком и вытягивая ниточку за ниточкой, и сама не заметишь, как размотаешь весь клубок».

Мама… Она даже не подозревает, где находится ее дочка. А узнав, просто не поверит. Пусть время в Терре и двигалось медленнее в разы, Ки напомнила себе, что в Ордалоне надолго задерживаться не стоит. Как ни крути, ей еще возвращаться из школы домой.

«Школа», – отстраненно подумала она. Не верилось, что завтра (по календарю ее родного мира) ей нужно будет снова идти в школу. Как будто всего этого – ставшей хрустальной Дайаны, убившего Митси и миссис Одли Темного Отражения, да и самого Ордалона – не было вовсе.

Ки вздохнула. Итак, ей каким-то неведомым образом нужно найти Ари в совершенно незнакомом и, как оказалось, опасном мире. Чем дольше она думала об этом, тем мрачнее становилась.

«Нитка за ниткой, узелок за узелком», – напомнила себе Ки.

Чтобы добраться до кузнеца, ей нужна карта и удобная обувь. Она подумала было о том, чтобы вернуться домой – переобуться и взять что-нибудь, на что можно выменять карту. Вот только товары, которыми обменивались на рынке, были по-настоящему диковинные, с магией или без нее, а значит, обычные вещицы из ее дома не подойдут. Да и Ки не могла себе позволить бродить туда-сюда. «Картины-порталы ветшают. Не пользуйся ими слишком часто», – вспомнила она слова Дайаны. Кто знает, сколько раз ей еще придется возвращаться?

Оставался лишь один выход: заработать в Ордалоне то, что пойдет на обмен. Беда лишь в том, что двенадцатилетним девочкам работу обычно не предлагают.

«Ну так то обычно, – рассудила Ки. – Волшебный мир на то и волшебный, чтобы все здесь было не так, как там».

Воодушевленная столь мудрой мыслью, она поспрашивала у местных и благодаря их подсказкам добралась до части ствола, что служила чем-то вроде доски объявлений. К ней крепились свернутые в рулоны листки. Чего тут только не было! «Требуется погонщик для гидры», «Обменяю голову холака на шкуру шестипалого зубра», «Нужна швея, хорошо владеющая искусством плетения из воздушных нитей», «Требуется сильный и сведущий в защитной магии мужчина для выгула цербера. Желательно три». Изумленно читая объявления, Ки все отчетливее понимала, что девчушке вроде нее в таком удивительном мире работу найти непросто.

Однако после тщательного изучения всех листков она все же выбрала два, показавшиеся по-хорошему обыденными. Некоему художнику требовалась натурщица для написания портрета, а в ночное кафе «Аливиера» – официантка. Ки и не взглянула бы на подобного рода объявления, если бы не волшебная приписка, что присутствовала в обоих: «Возраст не имеет значения».

Поразмыслив, Ки решила начать с последнего. Она была быстрой и трудолюбивой, общий язык с людьми находила легко… если только не мешали раздающиеся в голове голоса духов вещей, им принадлежащих. Работа натурщицы все же немного смущала. Ей казалось, что для этой роли нужны девушки повзрослей и покрасивее. «Как Дайана», – мысленно вздохнула Ки, затосковав по подруге.

Мерцающую вывеску «Аливиеры», похожую на неоновые вывески Глерома (по всей видимости, источником мерцания служила какая-то магическая пыльца), она искала довольно долго. К ее разочарованию, дверь оказалась заперта. Объявление на ней гласило, что кафе открывается после заката солнца. Ки ничего не оставалось делать, как бродить по городу до наступления вечера.

Общительность сыграла ей на руку: расспросив горожан, не встречали ли они неземной красоты кошку с ошейником с изумрудами на белой шейке, она узнала о некоем Птичнике. Жители города-древа уверяли, что он может отыскать кого угодно. Ки незамедлительно направилась к нему.

Птичник жил в высоком узком доме, больше напоминающем сплетенную из веток башню. Стекол в проемах, конечно же, не было, но самих оконцев Ки насчитала восемь. На каждом сидели птицы – маленькие и большие, неприметные и яркие, с цветным оперением. Ничего похожего на дверь она не обнаружила, поэтому просто постучала костяшками о деревянную поверхность дома. Ветки в тот же миг изящно расплелись, пропуская ее внутрь.

Хозяин дома оказался невысоким старичком (Ки доставала ему макушкой до плеча, хотя сама не могла похвастаться высоким ростом), но таким бодрым и подвижным, что она едва поспевала за его шагом. Как только Ки рассказала Птичнику о своей проблеме, он приказал ей следовать за ним на верх «башни». Речь старичка была под стать ему самому – такая же бойкая и живая.

По причудливой деревянной лестнице из веток они поднялись на открытую площадку – некое подобие крыши. Там сидело множество птиц – и очень похожие на птиц Терры, и совсем диковинные. Внимание Ки привлекли две красавицы: одна птичка со столь ярким, ловящим каждый лучик света оперением, что при долгом взгляде на нее начинали слезиться глаза, другая – будто бы хрустальная. Именно ее Птичник и взял в руки. Бережно вложил в ладони Ки и велел представить образ того, кого она ищет. Ки послушно вызвала в памяти красавицу-кошку. Птичник что-то доверительно нашептал на ушко хрустальной птице. Взмыв ввысь, она расправила прозрачные крылья и через мгновение слилась с небом.

– Кого бы вы ни загадали, Хрусталинка обязательно его найдет, – пообещал милый старичок.

– У меня пока нет… – Ки чуть было не сказала привычное «денег», но прикусила язык и поправилась: – Мне нечем вам заплатить.

Птичник замахал руками так, будто она предложила ему что-то в высшей степени неприличное.

– Что вы, что вы, прелестная юная леди! Даже не думайте об этом. Идите и ни о чем не беспокойтесь – когда Хрусталинка найдет ваших друзей, она прилетит к вам. Это очень умная птичка.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась Ки, чувствуя, как теплеет внутри.

После всего, с чем ей пришлось столкнуться, после болезни Дайаны и ужасающей смерти Митси и миссис Одли, так приятно было почувствовать искреннюю и бескорыстную заботу.

Ки покинула дом Птичника и вновь принялась блуждать по огромному городу-древу. Едва смеркалось, поспешила в «Аливиеру».

Изнутри кафе впечатляло. Ветки дерева, стелющиеся по земле, создавали изящные столики и стулья, в воздухе кружили светлячки, погружая пространство в зеленоватый полумрак. Лилась быстрая мелодия, но, как ни вертела Ки головой по сторонам, понять, откуда она звучала, так и не сумела. Публика, правда, показалась ей странной и не слишком приветливой – мрачные, бледные лица, тихие разговоры и взгляды исподлобья. Лишь одна девушка с фарфоровой кожей и ярким макияжем танцевала, окруженная стайкой светлячков, что парили вокруг нее в такт танцу.

Не самое подходящее место для двенадцатилетней девочки, даже считающей себя очень взрослой, но… «А Дайане сейчас каково?»

Ки решительно подошла к высокому темноволосому мужчине, стоящему за барной стойкой. Скрестив руки на груди, он наблюдал, как вихрастый паренек смешивает коктейль. Надменное выражение лица подсказало, что перед ней – хозяин «Аливиеры».

– Здравствуйте, я по объявлению, – заявила Ки.

Темноволосый смерил ее с ног до головы цепким взглядом. Левая бровь медленно поднялась.

– Я справлюсь с любой работой, – заверила она, заметив его недоверие. – И вы сами написали, что возраст не имеет значения.

Ки давно поняла: быть уверенной в своей правоте и говорить прямо – половина успеха. И с первым, и со вторым у нее никогда не было проблем.

– Хм. Возможно.

Обрадованная, она хотела было объяснить, что работа ей нужна всего на пару ночей, но хозяин кафе оказался быстрей.

– В чем работа заключается, знаешь?

Ки с готовностью кивнула.

– Принять заказ, подать еду с напитками, убрать со стола…

– Это все ясно. Я про «особый ингредиент». – Подавшись вперед и многозначительно приподняв бровь, последние два слова мужчина произнес вполголоса.

– Эм-м… нет, – недоуменно протянула она.

Из взгляда темноволосого тут же ушел интерес.

– Не местная, что ли? – хмуро спросил он.

Ки снова кивнула. Хозяин кафе вздохнул, с прежним недоверием косясь на нее.

– Тут дело такое – если желание шею портить нет, никто заставлять не будет. Но пара капель в бокал с вином обязательна. Обычное тут никому не сдалось, не за этим в «Аливиеру» со всего света слетаются.

Ки долго смотрела на него в мучительных попытках связать одно с другим. А когда наконец поняла (помогла любовь к фэнтезийным книгам), ахнула.

– Пару капель… крови?!

– Крови, крови, – спокойно ответил хозяин «Аливиеры». – С тебя что, убудет?

Она пробормотала что-то о неотложных делах и заторопилась к выходу. Ее провожали десятки взглядов. Голодных взглядов. Даже окруженная светлячками танцовщица остановилась и красноречиво облизнулась, глядя на ее шею.

Ки пулей вылетела из кафе. Притормозила, только оказавшись на пустующей рыночной площади. Оперлась о столб могучего древа и выдохнула с невыразимым облегчением. Конечно, вряд ли на нее накинулись бы прямо в «Аливиере», но… кто знает этих вампиров?

Ужасный, ужасный мир!

Глава 8. Проклятый художник

Оставалось еще одно объявление. Направляясь по указанному адресу (третий круг от ствола, шестой дом от статуи дриады), Ки от всей души надеялась, что ни сюрпризы, ни вампиры там ее не ждут. Добравшись до нужного дома, широкого и приземистого, она постучалась. Дверь расплелась, вероятно, реагируя на ее касание.

Вышедший навстречу мужчина совершенно не соответствовал представлению Ки о художниках – очень высокий, темноволосый, с аккуратной эспаньолкой, что украшала и без того привлекательное лицо.

– По объявлению, верно?

И снова этот оценивающий взгляд…

Она смущенно потопталась на месте. Ки никогда не считала себя красавицей, да еще и эти кудряшки… А еще она была уставшей после долгой дороги и наверняка бледной после встречи с вампирами, а потому не знала, какого вердикта ждать.

– Я не ожидал встретить столь юное создание. Я Сэмвель. – Художник обезоруживающе улыбнулся. По всей видимости, кастинг она прошла.

Ки с облегчением представилась.

– За вашу работу я могу предложить несколько призмеров и ожерелье моей покойной жены. Думаю, это подходящая плата за несколько украденных у вас часов.

В отличие от Сэмвеля, она понятия не имела, достойная это цена или нет, но признаваться в этом не собиралась. Заметив ее сомнения, хозяин дома поспешно добавил:

– И три шкурки детенышей среброгрисса.

Название неведомого зверя Ки понравилось. К тому же художник оказался вежлив и учтив, а его улыбка была открытой и располагающей к себе. У людей с темными замыслами и душами улыбки фальшивы, а их истинные намерения всегда выдают глаза.

Она согласилась. Почудилось, из груди Сэмвеля вырвался облегченный вздох.

– Ну что, начнем? – бодро осведомился художник.

Ки удивленно глянула в окно – точнее, в просвет в тесном переплетении ветвей, его заменяющий. Сумерки уже всецело завладели городом-древом.

– Сейчас?

– Завтра с утра я собираюсь на ярмарку в Песках. Хотелось бы привезти и вашу картину тоже. Она станет изюминкой моей коллекции.

Ки повела плечами, не купившись на лесть.

– Хорошо, давайте начнем, – деловито сказала она.

Обрадованный Сэмвель повел гостью в глубь дома. Любопытному взгляду Ки предстала дверь из переплетенных веток, по всей видимости, ведущая в подвал или погреб, множество картин на стенах и роскошный мольберт. Он казался выточенным из кости и имел причудливую форму – верхнюю его часть венчало нечто наподобие изогнутых рогов. Очень мрачное, но притягивающее взгляд творение.

Стоило получше рассмотреть картины, она тут же позабыла обо всем. Нарисованные Сэмвелем портреты поражали своим мастерством. Изображенные на них женщины, девушки и девочки, мальчики, юноши и мужчины казались живыми, настоящими. Ки все ждала, когда они задышат и задвигаются. Печальные и искрящиеся весельем взгляды, лица бледные и тронутые румянцем, черты резкие или аристократические… всех этих людей объединяло одно – фантастическая достоверность. Находясь под властью магии этих картин, она коснулась руки седовласого незнакомца, чем-то напоминающего ей отца. Наваждение рассеялось, когда под подушечками пальцев Ки ощутила грубый холст вместо теплой кожи.

– Потрясающе, – прошептала она.

Сэмвель улыбнулся, польщенный. В тот же миг картина застонала: «Помогите».

Ки отпрянула, отдернула руку. Художник ничего не заметил – уже отвернулся, чтобы подготовить рабочее место. Пока он ставил на тумбочку у мольберта краски и кисти, Ки снова взглянула на картины.

Она привыкла к тому, что голоса в ее голове никогда не умолкают. Привыкла, что тишины для нее не существует – мир затихает, только когда она спит. Не существует и одиночества – духи всегда находятся рядом с ней. За несколько лет (первый голос заговорил в ее голове, когда ей исполнилось семь) Ки научилась не замечать голоса, пусть это и не всегда получалось. Ведь каждый город, каждое здание, каждый дом были вместилищем не только людей, но и огромного количества духов.

Войдя в дом Сэмвеля, она их слышала тоже. К словам не прислушивалась – чаще всего, это была обычная болтовня заскучавших бессмертных созданий.

Но только не сейчас. Это тихое, полное отчаяния и тоски «Помогите»… И исходило оно уже не только от картины с седоволосым незнакомцем. Остальные картины молили тоже – на разные голоса, но с тем же ужасом в каждом.

Духи вещей никогда не просили Ки о помощи – ну разве что ворчливо бормотали себе под нос, как неучтиво люди с ними обращаются. Как та ручка, которую она спасла от зубов Филина. Говорили ли они с ней сейчас или просто кричали в пустоту?

«Помогите!» «Прошу, помогите…» Голоса тихие, охрипшие, слабые. Потерявшие надежду. Первой мыслью Ки было: «Бежать». Второй: «Надо спасти их». Но от чего спасать?

Перебарывая страх, иссушивший горло, она огляделась. Мольберт молчал. Враждебное, настороженное молчание. Все остальные вещи в доме вели себя, как им и положено. Кисти возбужденно перешептывались, готовясь примерить на себя наряд из красок, а вот тумбочка, напротив, горестно вздыхала – кому же, кроме кистей, которые для того и созданы, понравится быть заляпанным?

Сэмвель указал Ки на скамью, укрытую шкурой какого-то пятнистого животного. Она сделала несколько робких шагов и села, нервно поправляя воротничок платья. Повернула часы мистера Морэ, чтобы на видимой части запястья осталась только цепочка. Поняла, что руки дрожат, и поспешно спрятала их в карманы платья.

«Еще не поздно сбежать», – подумала Ки, краем глаза видя входную дверь. Однако знала, что никуда не уйдет, пока во всем не разберется.

– Великолепно! Чудные, чудные волосы, – бормотал Сэмвель, поправляя ее прическу, заставляя кудряшки рассыпаться по плечам.

Ки затрясло от его касания, но она заставила себя выдавить улыбку. Сэмвель отошел на шаг, оценивающе прищурил глаза и удовлетворенно кивнул. Мимолетно улыбнувшись – то ли ей, то ли собственным мыслям, – смешал краски и приступил к рисованию. Махал кистью, будто палочкой дирижера, стирая белизну холста.

Чтобы хоть немного отвлечься, Ки через маленькое оконце наблюдала за ночным городом-древом. Многочисленные прохожие гуляли в окружении светлячков, танцующих в теплом воздухе. А совсем рядом, за стеной, странные картины умоляли о помощи, а двенадцатилетняя девочка, позирующая художнику, чувствовала себя пленницей в чужом доме… пусть и пришла сюда по собственной воле.

Поглощенная тревожными мыслями, Ки вздрогнула, когда Сэмвель грубо ругнулся сквозь зубы.

– Что-то не так, – прошипел он себе под нос.

Швырнул испорченный холст на пол, и тот свернулся, не позволив оценить масштаб катастрофы. Сэмвель водрузил на костяной мольберт другой холст и снова принялся рисовать. Улыбка исчезла, глаза сощурились, в движениях появилась какая-то нервозность. Ки все больше становилось не по себе. Она напряженно гадала, что могло так расстроить художника. Неужели все дело в одном-единственном неудавшемся портрете?

Размышления прервал рык Сэмвеля. Он в ярости сорвал холст с мольберта и гневно уставился на съежившуюся Ки.

– Кто ты такая? Почему ничего не выходит?

В его голосе звучала не только всепоглощающая ярость, но и… отчаяние. Все еще ничего не понимая, Ки медленно встала со скамьи и отступила назад.

– Чего вы от меня хотите?

– Ты получаешься… другой, – выдавил Сэмвель. Подавшись вперед, закрыл лицо руками, и стоял так несколько мгновений. Совладав с собой, выпрямился, испепеляя ее взглядом. – Это какая-то защитная магия?

Взгляд его метнулся к мешочку на поясе, где лежало хрустальное сердце Дайаны. Сглотнув, Ки машинально коснулась его, словно защищая. Что, если разгневанный Сэмвель бросится к ней и сорвет мешочек с пояса, думая, что спрятанное в нем таит в себе угрозу? Она никак не могла позволить ему это сделать. Если хрустальное сердце разобьется…

Дайана никогда не вернется в мир живых.

Самое время бежать. Беда в том, что Сэмвель загораживал путь к выходу. Мимо него не проскочить, оконца слишком маленькие. Оставалась только дверь за спиной, но куда она вела, Ки не знала.

– Послушайте, я не понимаю, о какой магии вы говорите! Вы хотели меня нарисовать – вы это сделали. Я не возьму с вас плату, но вы позволите мне уйти. – Ки надеялась, что ее голос звучит твердо.

– Ты не понимаешь! – в отчаянии воскликнул Сэмвель. – Мне нужно запечатлеть твое лицо, запечатлеть по-настоящему! Это цена, которую я обязан заплатить. Но мольберт почему-то тебя отторгает! – Он все больше походил на человека в бреду или вовсе помешанного и становился все более отталкивающим. – Сегодняшняя ночь – последний отпущенный мне срок, и, если мольберт не получит свою дань, я… я не знаю, что тогда случится. Но определенно случится что-то страшное!

– Подождите, – растерялась Ки. Понимание, что художник не торопится на нее нападать, придало ей сил. – Мольберту нужна я? – Она ахнула, вдруг все поняв. – Ему нужна моя душа?

– Не душа целиком, лишь частичка души. Твоя уникальность. – Сэмвель прикрыл на мгновение глаза. Сказал с жаром: – Только подумай, какие это даст тебе преимущества! Ты станешь почти невидимкой – твое лицо, утратившее индивидуальность, для всех остальных будет незапоминающимся. Ты сможешь стать лучшей разбойницей, лучшей шпионкой, сможешь делать все, что заблагорассудится, и никто не осудит, потому что не запомнит тебя!

– Но я не хочу становиться разбойницей или шпионкой! – забыв об опасности, возмущенно воскликнула Ки. – Я хочу, чтобы меня видели, чтобы меня помнили!

– Ко мне обращались люди со всего света. – Сэмвель будто ее не слышал. Говорил, торопливо выплескивая слова. – Я давал им свободу, взамен забирая лишь такую мелочь, как черты лица.

– Только я на такое не соглашалась!

Он заломил руки, с мольбой глядя на нее.

– Ко мне давно уже никто не обращался, а мольберт… требует свою плату. Я чувствую, как он голоден! Когда я загадывал желание джиннии, я не знал, к чему это приведет. Мольберт – это ее подарок! Я не знал… Я правда не знал. – Голос Сэмвеля упал до едва слышного шепота. – Я лишь хотел творить, хотел писать картины, будоражащие сознание, я хотел, чтобы обо мне говорили как о великом мастере…

Джинния… Ки вздрогнула – не ожидала так скоро вновь услышать о ней.

– Ламьель? – вырвалось у нее против воли.

Сэмвель остановил на ней затуманенный взгляд.

– Ты знаешь ее?

– Она причинила боль двум очень хорошим людям, – угрюмо сказала Ки. – И не только им. Ламьель и вас обманула. Я забуду о том, что вы сделали. Только отпустите меня.

Она не собиралась спускать все Сэмвелю с рук. Но чтобы предупредить жителей города об опасности и найти того, кто может уничтожить зачарованный мольберт, ей нужно выбраться из дома помешанного на величии художника.

– Я не могу, – простонал он. – Прости, но мне придется тебя нарисовать.

Сэмвель бросился вперед. Однако застать Ки врасплох ему не удалось. Она отскочила в сторону и молниеносно коснулась двери за спиной. Ветви расплелись, и Ки почти рухнула назад, в закрытую прежде комнату. Повторным прикосновением закрыла дверь. Надолго ли?

Дрожащими руками она сорвала с запястья часы мистера Морэ. Как и обещала Дайана, слеза, заключенная под золотую крышку часов, стала для Ки оберегом. Именно она помогла ей противостоять чарам мольберта. Так может, поможет и оставить дверь закрытой?

Оберег наконец оказался в ее руках – они так тряслись, что Ки едва не выронила слезу на пол. Вскрикнула, когда увидела, что ветки расплетаются снова, и в просвете показывается разъяренное лицо Сэмвеля. Ки ударила наобум, расцарапав ему щеку – сдаваться так просто она не собиралась. Художник с яростным криком отшатнулся. Выиграв несколько драгоценных секунд, Ки прикоснулась хрустальной слезой к ветвям и судорожно зашептала: «Закройтесь, пожалуйста, закройтесь!»

Подействовали ли ее слова или оберег знал, какая ей грозит опасность, но ветки исполинского дерева сплелись снова… и стали хрустальными. Радовалась Ки недолго. В памяти всплыла разлетевшаяся на осколки Дайана, и по коже пробежал холодок. Сэмвель словно прочел ее мысли – с той стороны двери послышался звонкий удар. Художник бил по ней чем-то, отчаянно желая сокрушить преграду и добраться до Ки. Мольберт требовал свою чудовищную плату. Но она… она больше ничего не могла поделать.

Пятясь, Ки отошла вглубь комнаты. При ее приближении ожили дремавшие среди ветвей светлячки, и пространство озарилось мягким золотисто-зеленоватым светом. Чувствуя, как сердце бьется в унисон с ударами по хрусталю, она смотрела на развешенные на стенах картины в простых деревянных рамах. Пейзажи и портреты, написанные Сэмвелем до злополучной сделки с Ламьель, до загаданного джиннии желания. Да, в них не было бьющей ключом жизни, они были не так очаровывающе прекрасны и казались милыми, но посредственными, но… стоил ли обретенный дар такой цены?

Приходилось признать – в духах она разбиралась куда лучше, чем в людях.

Ки села на пол и устало прислонилась к ветвистой стене. Она могла бы позвать на помощь, если бы в этой комнате были окна, а так… оставалось лишь ждать.

И она дождалась – тишину разорвал отчаянный крик. Кричал Сэмвель. Сердце забилось в горле, Ки вскочила на ноги, напряженно вслушиваясь. Художник кричал, умоляя о помощи и о пощаде, пока не охрип и не обессилил. В доме вновь воцарилась тишина. Ки выждала еще немного и направилась к двери. Вынула слезу из ее центра, и хрусталь тут же стал деревом, а дверь расплелась. В порыве благодарности она поцеловала оберег и бережно вложила его в своеобразную золотую шкатулку. Вновь обмотала часы вокруг запястья и только после этого опасливо вошла в зал.

Мольберт захватил своего должника в плен. Запястья Сэмвеля оказались прикованы к причудливо изогнутым рожкам в верху мольберта. Лицо, нарисованное на холсте, казалось невозможно живым… и настоящим. А его настоящее лицо…

Наложенные на мольберт Сэмвеля чары обернулись против него самого. Ки видела перед собой не человека, а лишь его блеклое подобие. Манекена, лишенного каких бы то ни было черт, наспех сделанную куклу. Она догадывалась, что видит его таким только благодаря развеивающему чары оберегу. Остальные, даже увидев Сэмвеля теперь, не смогут запечатлеть его в памяти и узнать никогда не смогут. Как он и обещал, жертвы колдовства джиннии становятся для людей невидимками.

Картины на стенах – пустые, покинутые – молчали. А сам мольберт, получив частицу души своего хозяина и замкнув круг, медленно рассыпался на части. Ки с облегчением вздохнула, но ждать, пока мольберт превратиться в пыль, освободив разъяренного Сэмвеля, не стала. Прежде чем уйти, она забрала оговоренную плату за работу натурщицей – но только ее, ни вещицей больше. Ки не хотела чувствовать себя воровкой, но и уходить ни с чем не собиралась. Все это она заслужила.

Приготовленные для нее, безликой, ожерелье и призмы, странные кристаллы, источающие то ли дымок, то ли тень, Ки обнаружила на комоде в спальне. Серебристые шкурки неведомого зверька нашлись тут же, в большой шкатулке. Она взяла три и машинально провела рукой по серебристым ворсинкам. Послышался едва слышный треск, как от маленькой молнии, и шкурка засияла голубоватым светом.

Покинув дом, Ки с наслаждением вдохнула упоительный ночной воздух. Тут же поняла, как же сильно она устала. Чужой мир, долгая дорога, пережитый страх и радость от того, что удалось избежать неминуемого…

Сил едва хватило на то, чтобы отыскать гостиницу, расплатиться с хозяйкой одной шкуркой среброгрисса и двумя призмами, подняться наверх и рухнуть на кровать. Как это часто бывает, перед глазами замелькали события минувшего дня – дня, показавшегося целой вечностью. Призраки в доме с разбитым зеркалом, вампиры, одержимый художник и его зачарованный мольберт…

Определенно, ее знакомство с Ордалоном – миром джиннии Ламьель и Хрустальной Принцессы, началось весьма неудачно…