Текст книги "Серебряные осколки"

Глава 5
Клубы и попытки шантажа

Накрапывал дождь. Подставив козырьком ладонь, Уинифред выглянула из-под навеса крыльца и протянула Мэттью перевязанную бечевкой коробку.

– Последняя.

Кучер поглядел на нее с сочувствием. Уинифред пришлось ограничиться малым количеством вещей: одно дневное платье, одно вечернее, одна шляпка, одна пара туфель. Она чувствовала себя разоруженной. К тому же скудный багаж подразумевал, что их поездка – временная, вынужденная мера. Но как бы Уинифред ни нравился Хэзервуд-хаус, ей хотелось бы задержаться в Лондоне.

– Хорошо, мисс Бейл. Прикажете запрягать лошадей?

– Подождите, – кисло ответила Уинифред. – Теодор все никак не закончит миловаться со своей матерью.

От воды, стекавшей по скошенной крыше крыльца, ее рукав совсем намок, и она поспешно отступила. На ней было самое новое из ее летних платьев – хлопковое, темно-зеленое, с атласными вставками на корсаже. Больше всего сейчас Уинифред опасалась не за жизнь Стеллана, не за свою собственную, а за то, что в городе выяснится, что ее туалет успел безнадежно выйти из моды.

Дарлинг выглянул из проема, укоризненно качая головой.

– Бесстыдница! Сама-то полчаса назад лепетала, что будешь писать ей чуть ли не каждый день!

– Замолкни, Теодор!

Рассмеявшись, юноша нырнул обратно в дом, и Уинифред осталась на пороге одна. Она наблюдала, как Мэттью – немолодой, приятной наружности мужчина с добрым и рассеянным лицом (Уинифред уже давно убедилась, что такое блаженное выражение имеет вся поголовно прислуга Дарлингов) – грузит в карету их скудный багаж. От дождевых капель, мелких, как морские брызги, запотели стекла и потемнела крыша кареты. Затолкав шляпную коробку Уинифред, Мэттью присел на козлы и раскрыл потрепанную черную книгу, ладонью прикрывая страницы от дождя.

Из дома выплыла Эвелин. Со времени их разговора, в котором она заручилась поддержкой Уинифред и Дарлинга, уверенности у нее прибавилось: снова она носила роскошное платье, а не платье – ее. В красном Эвелин напоминала цветок розы – яркие бархатные лепестки на колючем стебле. Встав рядом с Уинифред, она принялась натягивать длинные черные перчатки с рядом крошечных пуговиц. Ее волосы были заколоты у висков двумя бриллиантовыми гребнями.

– Ты похожа на актрису, – сказала ей Уинифред.

Эвелин улыбнулась краешком рта.

– Зависть т-тебя не красит. Впрочем… нет. Если кого-нибудь она и красит, т-то одну лишь тебя.

Либо это был искусно заточенный комплимент, либо тонко завуалированная колкость – в любом случае, Уинифред предпочла пропустить ее ремарку мимо ушей.

– Честно говоря, тебе удается меня удивлять.

Эвелин поглядела на нее с изумлением: она тоже не совсем поняла, как стоит расценивать слова Уинифред.

– Тебя вынудили выйти замуж за ненавистного тебе человека, но ты не играешь роль покорной супруги. Стеллан пропал, а тебе хватает отваги протянуть ему руку помощи. – Уинифред осознала, что ее рассуждения слишком уж напоминают дружеское одобрение, и добавила: – Что это, если не глупость?

Каждый их с Эвелин диалог проходил, как поединок на деревянных мечах – с намерением побольнее уколоть, а не серьезно ранить. Но Эвелин, к досаде Уинифред, каждый раз напоминала ей о своей рассудительности и первой бросала оружие.

– Это не глупость. – Эвелин уставилась в серое небо, обнимая обнаженные плечи. – Не б-блажь и не к-костюм. Раз я теперь замужняя женщина, настоящей глупостью было бы не воспользоваться преимуществами моего п-положения.

– Какими же? – скептически поинтересовалась Уинифред. – Поездками без сопровождения? Откровенными нарядами?

К ее удивлению, Эвелин кивнула. Блеснули камни в ее волосах.

– Именно т-так. Удивительно, что женщина до замужества п-почитается за живую куклу, п-правда? Любая трещина, любой скол п-порочит честь. Но теперь? Отец оставил меня в п-покое. Я могу отправиться, к-куда пожелаю, и мне не нужно ничье сопровождение. Я могу надеть любое п-платье, не боясь себя скомпрометировать. – Она зло, с прищуром улыбнулась и подставила ладонь в перчатке под струю воды, стекающую с крыши. – Этого я, к-кажется, и хотела. Но не так. Не п-потому, что после свадьбы я перестала п-представлять хоть какую-то ценность.

В Эвелин появилась новая резкость, которой раньше Уинифред не замечала. Принужденная к браку с нелюбимым человеком, она не растеряла ни капли уверенности в необходимости сражаться за себя, и сражаться еще отчаяннее, чем раньше. Эвелин знала, что ее значимость не может умалить ни платье, которое она надевает, ни фамилия, которую она носит.

– Красный тебе к лицу, – заметила Уинифред.

– Спасибо. Еще раз извини, что испортила ваш с Т-теодором праздник.

Уинифред пожала плечами.

– Пустяки. Мне никакого торжества и не нужно было. Хорошо, что не пришлось обходить всю прислугу, тыча им в лицо кольцом.

Эвелин рассмеялась и опустила руку. С кончиков пальцев на шелк закапала вода.

– Ты счастливица, – спокойно, без тени зависти или горечи произнесла она. – И я тоже однажды б-буду счастливой.

На пороге, держа в руках саквояж, появилась Лаура. Она наотрез отказалась оставаться в Хэзервуд-хаусе и даже заявила Уинифред, что сбежит и доберется до Лондона своим ходом, если потребуется. Ей тоже пришлось оставить большую часть своих вещей в Хэзервуде, в том числе все рисунки и картины.

– Мэттью! – звонко позвала Лаура с порога, опасаясь выходить под дождь. – Мисс Дарлинг сказала, что пора запрягать.

– Уже? – поразилась Эвелин и, подобрав юбки, бросилась в дом. – М-мои вещи еще в комнате!

Когда весь багаж был погружен в карету, а лошади запряжены, пришло время прощаний. Теодор долго о чем-то разговаривал со своей матерью, держась за руки, они стояли друг напротив друга. Он склонил голову, внимательно выслушивая Кэтрин.

Уинифред краем глаза следила за ними, пока не услышала за спиной глухой перестук. Похолодев, она сделала вид, что возится с застежкой перчаток, когда Мелисса Дарлинг проскрипела у нее за спиной:

– Вы выбрали для поездки очень непрактичное платье, мисс Лун. То, что в сентябре на дорогах не так уж грязно, еще не значит, что вам непременно нужно наряжаться.

Почти предвкушая предстоящую пикировку, Уинифред обернулась. Бабуля Мисси стояла, опершись на трость с серебряным набалдашником обеими руками – крошечными, коричневыми и сухими. Мысленно Уинифред пообещала себе никогда не экономить на кремах и лосьонах.

– Благодарю вас за беспокойство, но я мисс Бейл, – любезно возразила она. – В последнее время память вас часто подводит. Возможно, вам стоит сделать где-нибудь пометку?

Глаза старухи зажглись. Возможно, Уинифред и побоялась бы так откровенно дерзить ей, если бы Теодор не уверил ее, что Мелисса обожает препираться. Более того, сейчас Уинифред носит кольцо, когда-то ей принадлежавшее. Чем не дозволение?

– Я просто повешу вам на шею колокольчик, – заявила старуха.

Уинифред вежливо улыбнулась.

– Думаю, это бесполезно, мэм. Ваш слух также оставляет желать лучшего.

Дряблые щеки Мелиссы затряслись от беззвучного смеха. Концом трости она указала за спину Уинифред, туда, где стоял Дарлинг.

– Присматривай за ним как следует, – приказала она и вдруг, быстро моргнув сухими «бумажными» веками, добавила: – И за собой.

Не дожидаясь ответа, старуха побрела прочь. Уинифред тронула острые кромки кольца, скрытого под перчаткой.

– Да, мэм, – тихо ответила она.

Что-то прошептав напоследок, Кэтрин коснулась щеки сына и грустно улыбнулась. Теодор обнял ее, а когда поднял голову, в его глазах заблестели слезы. Они оба, словно по команде, обернулись к Уинифред, и мисс Дарлинг жестом поманила ее к себе.

– Тетя Мисси попросила тебе передать, – сказала Кэтрин и протянула ей платок.

Недоумевая, Уинифред развернула его и вдруг узнала узор – васильки на кайме. Это был тот самый платок, который Мелисса вышивала в салоне во время их первой и единственной беседы наедине.

Уинифред оглянулась на старушку через плечо. Та что-то сердито втолковывала улыбающемуся Теодору. Челюсть ее мелко дрожала. Встретившись взглядом с Уинифред, она нахмурилась и отвернулась.

Бабуля Мисси вся была как ссохшийся, свернувшийся в трубочку осенний лист, чудом удержавшийся на голой ветке. От старости у нее тряслись руки, но цветы на вышивке были безукоризненно ровными и аккуратными, ни единого лишнего стежка или прокола.

– Пожалуйста, передайте ей мои благодарности, – хриплым от смущения голосом произнесла Уинифред, осторожно свернула платок и положила его в ридикюль.

– Прошу тебя, не считай ее грубой за то, что она не подарила его сама. Видишь ли, Мелисса…

– Я знаю, мисс Дарлинг. Я ведь сама такая же. И я очень… тронута ее заботой.

Вечно печальное лицо Кэтрин смягчилось улыбкой.

– Спасибо тебе, Винни. Мы очень рады, что ты станешь частью нашей семьи.

– Я… тоже, мэм, – растерянно отозвалась Уинифред.

Она так долго не могла поверить в одну лишь возможность того, что Теодор сделает ее своей невестой, что слова благословения от его матери казались ей тщательно продуманной шуткой. Этой ночью она проснулась от кошмара и первым делом проверила, на месте ли кольцо. Это ведь был не сон?

Заметив волнение Уинифред, Кэтрин сменила тон на наставительный:

– Обязательно пиши мне, как и обещала. И будь осторожнее, хорошо? Не ищи неприятностей.

– Да, мэм, – послушно согласилась Уинифред и едва не улыбнулась – неприятности обычно находят ее сами.

Кэтрин моргнула, скривила губы и вдруг, обхватив лицо Уинифред ладонями, привстала на носки и поцеловала ее в лоб.

– Береги себя, милая, – тихо произнесла она и, прежде чем ошеломленная Уинифред успела хоть что-то понять, зашагала в дом.

Лоб горел, и она все еще чувствовала прикосновение нежных ладоней Кэтрин к своим щекам. Уинифред подняла руку к лицу, чтобы дотронуться до места, куда ее поцеловала мисс Дарлинг, но вместо этого быстро смахнула выступившие слезы и кашлянула.

Хлынул дождь, и прощания быстро закончились. Мелисса, шаркая и стуча тростью, скрылась в доме следом за Кэтрин. Та вполоборота сидела у окна и бездумно глядела куда-то сквозь них. Неосвещенный темный дом за ее спиной напоминал фон портрета.

Как только экипаж тронулся, шурша гравийной крошкой, Уинифред заметила:

– Не хотела говорить об этом при мисс Дарлинг, но у меня есть чувство, что мы задержимся в Лондоне.

Лаура согласно кивнула.

– Мне тоже так кажется. Как вы думаете, это может оказаться ловушкой?

Презрительно скривив губы, Эвелин отрезала:

– Не может б-быть. Это значило бы подвергнуть себя риску, а рисковать Стеллан привык лишь за карточным столом.

– Думаю, Лаура имеет в виду не его, – поправил ее Теодор. – Вероятно, кто-то решил похитить его, чтобы выманить нас с Винни.

– Сомневаюсь. С чего им думать, что мы решим прийти ему на помощь? – возразила Уинифред. – Они знают, что Стеллан предал нас и примкнул к Уоррену. Скорее всего, его взяли только потому, что за другую ниточку уцепиться не удалось, и сейчас он уже мертв. Или методично скармливает похитителям все, что ему о нас известно, – добавила она, заметив, как исказилось лицо Эвелин.

Теодор прикрыл ладонями уши Лауры и тихо сказал:

– Но ведь может быть, что он сейчас и правда проводит время за… увеселениями.

– Пожалуйста, уберите руки, мистер Дарлинг, – сердито и смущенно пробормотала Лаура. – Я все прекрасно слышу.

– Это вполне возможно, – поддержала юношу Уинифред. – Люди могут неделями жить в опиумных притонах, если у них хватает на это средств.

– Послушайте, не надо убеждать меня, что с ним все в п-порядке! – огрызнулась Эвелин. – Я знаю, что он п-пропал. Если окажется, что это д-действительно всего лишь обыкновенный столичный кутеж, я п-первой утоплю его в бочке с мальвазией[7]7
  Намек на легенду о смерти 1-го герцога Кларенса Джорджа Платагенета. Согласно преданию, герцог, слывший пьяницей, в качестве казни за измену выбрал утопление в бочке со сладким вином (мальвазией).


[Закрыть].

Она перевела дух. Уинифред с интересом наблюдала за ее лицом. На белом лбу от волнения пролегли две тонкие складки. Но сердили Эвелин не намеки на то, что Стеллан может коротать ночи на узких постелях домов терпимости, а сомнения в собственной правоте.

– И тебя это нисколько не тронет? – спросила Уинифред.

Эвелин закуталась в палантин, наброшенный на плечи.

– Если он жив, а вам ничего не угрожает – нисколько. Я никогда не смогла бы его п-полюбить, и он это прекрасно знает. Б-будет он глушить ненависть к себе в выпивке, женщинах или к-картах, мне глубоко безразлично.

– Душою предан низменным соблазнам, но чужд равно и чести, и стыду[8]8
  Джордж Байрон. Паломничество Чайльд-Гарольда (пер. В. Левика).


[Закрыть], – пробормотал Дарлинг.

* * *

Сойдя с поезда, они взяли кэб. Уинифред со странным облегчением наблюдала, как извозчик грузит их скудный багаж в экипаж – черный, блестящий, похожий на лакированный бок фортепиано.

Она почувствовала, что вернулась домой, едва ступив на вокзальный перрон. От белого дыма с кислым запахом серы Лаура закашлялась, но Уинифред ощущала его на языке с восторженным отвращением, он был знаком ей так же хорошо, как собственные пять пальцев.

Уже в кэбе, когда они вчетвером расселись на истертых плюшевых сиденьях, толкая и тесня друг друга плечами и кринолинами, она выглянула в окно. Экипаж катил по мощенным булыжником улицам Лондона – привычно серого, тяжело пахнущего, накрытого мутным облаком смога. Каждый раз, когда их подбрасывало на дороге, сердце Уинифред тоже легонько подпрыгивало от восторга.

Эвелин наотрез отказалась ехать к своим родителям, и было решено, что она тоже останется в доме Теодора.

– Может, ты хотя бы напишешь им, что вернулась в город? – предложил юноша. – Наверняка они скучают по тебе!

Уинифред, сидевшая рядом, предостерегающе дернула его за рукав. Ей, пожалуй, единственной не нравилась перспектива делить жилье с Эвелин, но даже она промолчала. Отношения между Эвелин и ее родителями не могли остаться прежними после отказа мистера Саттона разорвать помолвку дочери.

– Нет, – отрезала Эвелин, вздрогнув и распахнув глаза. – Лучше б-будет, если они вообще не узнают, что я в‑вернулась. Сейчас я не х-хочу их видеть.

Причина, по которой Эвелин избегала родителей, могла крыться и в другом. Пылкая, стремящаяся к независимости Эвелин наверняка стыдилась трусости, с которой она пошла у них на поводу. Так кого же она не может простить, родителей или саму себя?

Воспользовавшись благоразумным молчанием Дарлинга, Уинифред сменила тему:

– Сейчас ведь не слишком позднее время для визита, так?

– Полдень еще не пробил, – согласился Теодор, сверившись с карманными часами.

– Судя по тому, что рассказала миссис Акли, вам нужно наведаться домой к мистеру Акли и в клуб, – подытожила Лаура. – Но куда отправиться первым делом?

Поскольку Стеллан во время всех своих поездок в столицу останавливался в клубе, были причины полагать, что там его в последний раз и видели. Но то, что Акли не отвечают на письма своей невестки, тоже казалось Уинифред подозрительным.

– В клуб, – решила она. – С семьей мы поговорить всегда успеем, а вот у швейцаров память может оказаться короткой. Особенно если в деле замешаны деньги.

– Отлично! – просиял Теодор. – Эви, ты ведь знаешь адрес?

– Т-точного не знаю, но он должен н-находиться на Сент-Джеймс-стрит. К-конечно, их там довольно много, но, думаю, ты б-быстро найдешь нужный.

– Погоди-ка… я? – растерянно переспросил он. – Я пойду один?

– Конечно! – фыркнула Эвелин. – Это ведь д-джентльменские клубы. Туда не пускают дам.

Теодор перевел умоляющий взгляд на Уинифред.

– Мисс Дарлинг сказала, что тебе полезно время от времени брать на себя ответственность, – спокойно сказала она.

Назвав извозчику адрес, Уинифред помахала вслед ошеломленному Теодору и обернулась к кованой решетке забора небольшого особняка на Керзон-стрит. Красивый дом ничуть не изменился, лишь сад отцвел и потемнел. Зеленели только поросшие нежными кустиками табака лужайки по обе стороны от дорожки. В окнах первого этажа было темно, но на втором ставни были распахнуты.

Уинифред откинула засов и открыла низкую калитку, но сильный порыв ветра с оглушительным ржавым лязгом захлопнул ее. Помедли она хоть секунду – и осталась бы с раздробленными пальцами. Снова.

– Неужели Теодор не предупредил прислугу о нашем возвращении? – с неудовольствием спросила Уинифред.

Лаура покачала головой.

– Я лично им написала.

Она тоже взялась за засов. Ее тоненькие руки, выглядывающие из широких рукавов платья, были похожи на две веточки. Уинифред с ужасом представила, как захлопывающаяся калитка переламывает их пополам.

– Не трогай! – запретила она, и Лаура испуганно отдернула руки. – Давай-ка лучше поднимем с земли вещи – промокнут ведь.

Лаура подхватила четыре шляпные коробки разом, а Уинифред, пыхтя от натуги, подняла саквояж. Эвелин единственная стояла без вещей. Поймав сердитый взгляд Уинифред, она фыркнула и вдруг с силой дернула ограждение на себя.

– Я не собираюсь утруждаться б-без нужды, – заявила она, распахнув калитку и навалившись на нее всем телом, чтобы та не захлопнулась вновь. – Лаура, милая, позови Т-томаса, чтобы он забрал вещи.

Лаура с благоговением уставилась на Эвелин. Уинифред опустила на влажную землю саквояж и, бормоча ругательства, принялась по одной забирать у девочки картонные коробки, как вдруг дверь дома распахнулась.

На крыльцо вышел старик Миллард, дворецкий Дарлингов. Увидев девушек, окруженных коробками, саквояжами и кофрами, он на секунду раскрыл рот.

В окне первого этажа показались две темноволосые горничные, с любопытством выглядывавшие из-за раздвинутых занавесок.

– Добрый день, Миллард, – с вялым добродушием поприветствовала его Уинифред.

Одна из коробок выскользнула из их с Лаурой рук, и по земле покатился цилиндр Теодора.

– Не поможете нам донести багаж?

Дарлинг вернулся через три часа, едва они закончили разбирать вещи и спустились в Малый кабинет. Уинифред заняла гостевую комнату, которую Теодор отвел ей в прошлый раз, а Эвелин поселилась в расположенной точно напротив. Лаура снова вошла в свою должность экономки и порхала туда-сюда по лестнице с бельевыми корзинами, тазами и кувшинами с водой. Горничные еле поспевали за ней.

– Я нашел нужный клуб! – ворвавшись в комнату, с порога заявил Теодор. От влажного городского воздуха его волосы пошли кудрями. – Он оказался четвертым по счету. Правда, во второй меня не впустили без приглашения, и я все опасался, что он и был тот самый, но потом извозчик…

– Тедди!

– Извини! Швейцар сказал, что в последний раз, когда Стеллан был у них, он играл с приятелями. – Теодор вынул из кармана листок бумаги. – Я на всякий случай записал их имена. Додж, Келлингтон и Лоусон.

– Келлингтон? – рассеянно переспросила Эвелин.

– Да, лорд Джон Келлингтон, барон. Ты его знаешь?

К удивлению Уинифред, Эвелин порозовела.

– Мы давно знакомы. Он когда-то делал мне п-предложение.

– Есть хоть кто-нибудь в этом городе, кто не делал тебе предложение? – сердито спросила Уинифред.

– Я не делал! – влез Дарлинг.

– Замолчи! Ты тоже делал, идиот!

– П-послушайте, какая разница! – возразила смущенная Эвелин и помахала перед их лицами рукой с кольцами. – Это было давно. Теперь я з-замужем. Келлингтон – всего лишь знакомый, который может оказаться полезным! Наведаемся к нему и узнаем, что п-произошло со Стелланом.

– В таком случае лучше нам отправиться без тебя, – торжествуя, заметила Уинифред. – Если в деле замешан разврат, лорд Келлингтон тебе и слова не скажет.

Теодор потянулся, чтобы снова прикрыть Лауре уши, и она, поморщившись, качнулась в сторону.

– А с вами он и вовсе не знаком! – парировала Эвелин и поднялась с кресла. – Нечего терять время в разговорах. П-поедем сейчас же.

– Ты права, – кивнул Дарлинг. – Чем скорее мы разыщем Стеллана, тем раньше сможем вернуться домой, верно?

Делая вид, что не замечает внимательного взгляда Лауры, Уинифред молча стянула со стола ридикюль и перчатки. Ей не хотелось говорить Теодору, что при упоминании слова «дом» она подумала вовсе не о Хэзервуд-хаусе.

Особняк лорда Келлингтона располагался в Белгравии – очень тихом, дорогом и безукоризненно стильном районе. Здесь селились сливки английского общества: бароны, виконты или те, у кого было достаточно денег, чтобы обойтись без титула. По словам Эвелин, лорд Келлингтон принадлежал к первым. Когда она отказала ему два года назад, мистер Саттон едва ли на стену не полез от огорчения. Его упрямица-дочь упустила такую блестящую партию!

Весь свой пыл Эвелин растеряла уже в экипаже. Когда лошади остановились у огромного белого особняка с мраморными колоннами, резными карнизами и эркерами, она, бросая беспокойные взгляды в окно, принялась медленно перевязывать ленты на шляпке. Было очевидно, что она тянет время.

– Мы передадим лорду Келлингтону, что ты просила засвидетельствовать свое почтение, – насмешливо пообещала Уинифред.

– Ну уж нет! – гневно вспыхнула Эвелин.

Не заметив протянутой Дарлингом руки, она изящно соскользнула с мокрой от дождя подножки и перекинула распущенные волосы на спину.

– Но я п-поразмыслила… Пускай лучше Теодор попросит о визите. Вдруг Келлингтон не пожелает меня в‑видеть?

– Неужели он способен на такую грубость? – поразился Дарлинг.

– Нет, но… Я н-недостаточно хорошо его знаю, чтобы утверждать наверняка, – пробормотала Эвелин. – Вдруг мой отказ его оскорбил?

– О, не стоит беспокоиться на этот счет, – безжалостно заявила Уинифред. – Судя по опыту, он скорее попытается снова сделать тебе предложение.

Открывший гостям дворецкий сразу же препоручил их заботам горничной – высокой женщины в строгом платье с воротником и в переднике. На закутавшуюся в серую шелковую накидку Эвелин она даже не взглянула, будто та стала вдруг невидимой, а вот на Уинифред и Теодора глядела сверху вниз, в худшей манере прислуги из богатого дома. Принимая их верхнюю одежду, горничная несколько раз уточнила:

– Вы уверены, что вам нужен именно лорд Келлингтон?

– Вы уверены, что вам нужна ваша работа? – наконец не стерпела Уинифред. Обернувшись к Дарлингу, она кокетливо тронула его за лацкан сюртука. – Милый, неужели Джон в самом деле держит у себя такую прислугу? – протянула она достаточно громко, чтобы горничная могла расслышать.

Теодор залился краской. Немилосердная горничная, напротив, побледнела так, что цветом лица почти сравнялась с собственным накрахмаленным воротничком. Она сейчас же согласилась доложить о визите «мистера Дарлинга и его друзей» и ушла, попросив их подождать в коридоре. Вернулась она с кислым выражением лица, но довольно скоро.

– Его милость примет вас, – сообщила она, строго поджимая губы. Видно было, что это решение она не одобряет, но противиться ему не смеет. – Прошу, пройдите за мной.

Женщина повела их по широкому коридору с высокими деревянными потолками. На стенах в хаотичном порядке были развешаны картины: всадники на белых и вороных конях, портреты светлоглазых дам с завитыми у висков по старой моде кудрями, совсем крошечные черные портреты с Мадоннами и младенцами, античные сюжеты. Дарлинг, который обычно болтал без умолку, сейчас молчал, пришибленный тревожной роскошью дома.

Эвелин тоже помалкивала, но по другой, хорошо понятной Уинифред причине. Наверняка Эвелин непросто было напрашиваться на визит к тому, кто получил от нее отказ в предложении руки и сердца.

Горничная остановилась у двери в конце коридора и, постучавшись, вдруг приникла ухом к двери. Лоб ее разгладился, и она кивнула гостям.

– Он вас ожидает, – сказала она, распахивая дверь.

Большие эркерные окна в гостиной были занавешены, и недостаток естественного освещения возмещался множеством свечей и настенных светильников на газу, которые разливали по комнате теплый оранжевый свет. Обтянутые бирюзовым шелком стены так же, как и в коридоре, были щедро увешаны картинами, но с гораздо более красочными сюжетами: цветы и корзины с фруктами, женщины в пышных платьях и мужчины с прилизанными прическами. Камин был облицован темно-зеленой изразцовой плиткой, на столиках блестели начищенные вазы с желтыми тюльпанами.

В кресле у окна сидел юноша лет двадцати с небольшим – ровесник Стеллана и Эвелин. Он выглядел так, будто приход гостей выдернул его из постели: сонно прищуренные глаза, измятый воротник и растрепанные волосы светлого оттенка, который с возрастом часто появляется у людей, в детстве бывших белокурыми.

Увидев вошедших, хозяин дома встал и поклонился. Едва выпрямившись, он встретился взглядом с Эвелин и замер. Его выцветшие зеленые глаза широко раскрылись.

– Миссис Акли, – степенно поздоровался он и вдруг снова поклонился – только это и выдало его волнение.

Оттеснив Уинифред и Теодора, Эвелин прошла к юноше и с улыбкой протянула ему руку.

– Джон! Как п-поживаешь?

Джон? Похоже, Эвелин знакома с ним куда ближе, чем описывала.

Уинифред заметила, как Келлингтон едва заметно сглотнул.

– Благодарю вас, прекрасно, – пробормотал он. Взгляд его скользнул к Уинифред и Дарлингу. – Рад, что вы решили навестить меня, миссис Акли.

– Позволь представить тебе моих д-друзей – мистера Теодора Дарлинга и мисс Уинифред Бейл, его невесту. Это лорд Джон К-келлингтон, мой давний друг.

Взгляд Келлингтона без интереса миновал Уинифред и на мгновение задержался на Теодоре.

– Рад знакомству, – совершенно безрадостно ответил он. – Могу я предложить вам присесть?

Они расположились на обитых темно-зеленым бархатом диванах, Келлингтон дернул за сонетку, и горничная принесла чай.

Хозяин дома почти разлегся в кресле, раскинув в стороны руки. Но в его позе не было вольготной расслабленности, которая приходит вместе со сном – шея была напряжена, а пальцы время от времени непроизвольно царапали воздух.

После Хэзервуд-хауса с его лечебными травами, тремя способами их заваривания и ежедневными чаепитиями Уинифред смотреть не могла на чай. Она поднесла чашку ко рту, притворившись, что пьет, и опустила ее на блюдце.

– Вам, должно быть, интересна причина нашего неожиданного визита, лорд Келлингтон, – обронила она.

Юноша заметил:

– Признаться, я был несколько удивлен, узнав, что у меня гости.

– Мы не стали бы тревожить покой вашей милости без веской причины. Дело в том, что у нас есть к вам пара вопросов.

– Что за вопросы?

– Они касаются супруга миссис Акли. Он исчез около недели назад. Вы что-нибудь об этом знаете?

Келлингтон поглядел на Уинифред поверх чашки. По тому, как он сосредоточил на ней все свое скудное внимание, стало ясно, что он быстро понял, кто здесь играет первую скрипку.

– Так вот кто вы такая, – протянул он. – Любопытно.

– Что вы имеете в виду, милорд? – подражая его ленивой, размеренной манере речи, уточнила Уинифред.

Келлингтон повернулся к ней в профиль, прикрыв глаза. Его нельзя было назвать красивым – крупный длинный нос, ленивые веки, сильно опущенные уголки глаз, выдающаяся вперед нижняя челюсть, – но что-то в его внешности наводило Уинифред на мысль о портретах королевских особ.

– Мною уже интересовались после пропажи Акли около недели назад, – ответил он. – В клуб пришли двое мужчин, спрашивали, как близко я с ним знаком. Замечал ли в последнее время в его окружении юную белокурую леди с задранным носом и растерянного вида джентльмена, следующего за ней по пятам.

– Похоже, они имели в виду нас, – произнес сбитый с толку Теодор. – Но почему это я растерянный?

Келлингтон обратил на него спокойный взгляд.

– Понятия не имею, мистер Дарлинг.

– И что вы им сказали? – вмешалась Уинифред.

Фраза про «задранный нос» ее позабавила, но также и натолкнула на кое-какие мысли. Так отрекомендовать Уинифред могли только люди, знающие ее с определенной стороны.

Келлингтон нарочито избегал смотреть на Эвелин. Разговаривая с Уинифред и Теодором, он сидел к ним в профиль, чтобы даже ненароком не взглянуть на нее.

– Я сказал, что изредка встречаюсь с Акли в клубе, но о его жизни ничего не знаю, – ответил он. – Полагаете, мне стоит сообщить им о вашем визите?

Значит, вот в чем дело. Опасения Эвелин подтвердились – Уинифред и Теодора действительно кто-то разыскивает. А вот Стеллан – не более чем предлог, чтобы напроситься на разговор с Келлингтоном.

Воспользовавшись тем, что лорд старательно отводит от Эвелин глаза, Уинифред пихнула ее локтем.

– Я б-была бы очень тебе благодарна, если бы ты этого не д-делал, – кротко попросила она.

Уинифред с удовольствием пронаблюдала, как от звука ее голоса Келлингтон вздрогнул и вцепился пальцами в подлокотник.

– Конечно, миссис Акли, – пробормотал он. – Прошу прощения.

Похоже, и у невозмутимого Келлингтона есть настоящая слабость.

Эвелин замолчала. Уинифред снова подтолкнула ее и на сей раз получила тычок в ответ.

– Б-благодарю. Я надеюсь, ты…

– Так вы сказали правду тем джентльменам? – перебил ее Теодор. – Вы правда не знаете, где сейчас Стеллан?

Келлингтон с явным облегчением перевел на него взгляд, и Уинифред захотелось стукнуть юношей головами.

– Это были не джентльмены. И да, я сообщил им то же, что и вам. Я понятия не имею, куда подевался Акли. Тем вечером он ненадолго вышел из клуба, пообещав, что вернется. Больше я его не видел.

– Должно быть, вы действительно плохо его знаете, – холодно заметила Уинифред. – Принимать на веру слова мистера Акли – идея не из разумных.

Келлингтон пожал плечами.

– Должно быть, его друзьям лучше знать. Но я был уверен, что он вернется.

Уинифред с неудовольствием отметила, что он равнодушно снес ее шпильку. Его тон оставался безразличным, и даже веки с густыми светлыми ресницами не дрогнули.

– Почему вы были так в этом уверены? Он оставил что-то в клубе?

Словно вдруг что-то вспомнив, Келлингтон вскинул голову и с мгновение глядел Уинифред прямо в лицо. Его зрачки слегка расширились, будто от испуга.

– Ему некуда было идти, – после короткой паузы произнес он, не отводя взгляд. – Акли сказал мне, что в Лондоне у него теперь нет дома.

Уинифред сразу поняла, что он лжет или изначально собирался сказать совсем не это.

– Но у него есть дом! – возразил Теодор. – Здесь все еще живут его родители, так?

– Насчет этого я ничего не знаю. Приезжая, Акли всегда остается на ночь в клубе. – Келлингтон, не отдавая себе отчета, взглянул на Эвелин. – Только там.

Но Эвелин не поднимала головы.

– Должно б-быть, Стеллан окончательно рассорился с мистером Акли, – пробормотала она. – Насколько я знаю, в этом году они не покидали город.

– А ваши друзья могут что-то об этом знать? – поинтересовалась у Келлингтона Уинифред. – Мистер Додж и мистер Лоусон, если мне не изменяет память.

С выражением смертельной скуки юноша прикрыл глаза и тут же раскрыл их снова. Было похоже на то, что он чудовищно медленно моргнул.

– Они мне не друзья, мисс Бейл. И насколько я знаю, они пребывают в таком же недоумении относительно Акли, что и я.

– Строго говоря, вы ничего не знаете. И ничем не в состоянии помочь миссис Акли, – холодно подытожила Уинифред.

Келлингтон поглядел на Уинифред с такой враждебностью, что Теодор рядом с ней беспокойно зашевелился. Нет, Келлингтон не притворялся равнодушным, и его безразличие не было напускным, но, выходя из себя, скрывать собственные чувства он не умел. Если хорошенько поддеть его, он будет сидеть у Уинифред на ладони беззащитный, словно ощипанный птенец.