Текст книги "Разговор с человеком, которого нет"

14

«Мы сидели друг напротив друга и переглядывались. Мы сидели друг напротив друга, но я так и не подошла к тебе, а ты – ко мне.

Я так хотела плакать в тот момент. Реветь. Кричать во весь голос.

А ты улыбался».

– Кто ты?

Дверь открывать не хочется, но и ждать, пока он уйдёт, тоже не вариант, хотя с любым другим прохожим я бы так и поступила. Но тут он – человек, который причинил мне моральную боль, даже сам об этом не ведая. Человек, который не подошёл ко мне и не помог, когда мне так отчаянно нужна была помощь. Человек, которого я не знала и впервые увидела тогда, когда ехала в автобусе, слушала песни о любви и чувствовала, как сердце разбивалось от одиночества.

А теперь он стоит за дверью.

– Я принёс тебе телефон, – говорит он с лёгким британским акцентом и слегка улыбается, явно радуясь, что в доме кто-то оказался.

На секунду всё замирает.

Нет, такого не может быть. Это не мог быть тот самый красивый парень, я не могу видеть его снова, это всё сон. Ясное ощущение бездарности и трагедии – когда я вышла из автобуса и прошла уже квартал, я чуть ли не упала прямо в лужу, хоть и чистую, от осознания пропажи телефона. Тогда ситуация казалась такой же невозможной, как и сейчас – это нереально. Невозможно, чтобы мне так повезло: вернулся не только телефон, но и этот мальчик – такой красивый… Я не верю.

– Я тебе не верю, – повторяю вслух и всё ещё не открываю дверь, не зная, какой опасности ожидать.

– Но вот же он.

Парень неловко достаёт из кармана толстовки какой-то предмет и подносит ближе к глазку. Действительно – мой синий телефон с вечно до блеска начищенным экраном. Вот он – причина ссоры с мамой, причина моего писательства, причина того, что я всё ещё жива. Ещё пару минут назад я хотела умереть от настоящего одиночества, а теперь… я и не знаю, что чувствовать. Радоваться? Или печалиться, ведь придётся жить дальше?

– А вдруг это ты его украл?

Лицо незнакомца становится совсем рассеянным, но остаётся всё таким же красивым.

Только совсем недавно я начала замечать, что стала рассматривать каждого молодого человека как парня или девушку для себя. Во всех людях я ищу отклик, поддержку, слова, улыбку – хоть что-нибудь, что даст мне желание жить дальше. Но я встречаю только молчание, равнодушие и крики – ненависть из всех льётся рекой, а я так хочу любви.

Так хочу, что сама не замечаю, как залезаю в кокон равнодушия. Уже совсем скоро меня повесят на ветку ко всем остальным и я сольюсь с общим мраком, как серое море сливается с серым небом.

Всё слишком серо.

– Но… у-у меня даже в мыслях т-такого не было, – от волнения он заикается, но всё же пытается отстоять свою невиновность. – Я ведь сидел напротив тебя… это ты ведь была, да? Та девочка, что потеряла свой телефон? Девочка, которая хотела заплакать?

Девочка, которая хотела заплакать.

Какое точное описание меня.

Слёзы – вечные спутники моей судьбы, как кольца Сатурна. Всегда и везде со мной – где-то в глубине души или уже совсем снаружи. Хочется заплакать даже в самый весёлый момент дня – ведь секунды счастья слишком коротки перед годами горя. Хочется заплакать, но я никогда не позволяла себе этого при людях и даже порой при себе одной: кажется, создавать мнимый образ сильной и есть моё призвание.

Никто никогда не узнает правду, кроме телефона и бумаги.

Хочу уже открыть дверь ему, но внезапно вопросы останавливают руку у самого замка.

– Откуда ты узнал, что я живу здесь? Откуда знаешь мой дом и квартиру?

– Я пролистал список твоих контактов и нашёл там Наоми, – парень говорит увереннее, и его улыбка становится теплее. – Помнишь её, да? Она твоя бывшая одноклассница и, оказывается, знает, где ты живёшь, потому что ты водила её пару раз к себе для подготовки к экзаменам.

– Я помню, кто она, – резко обрываю его я, не желая слушать больше подробностей, о которых и без того в курсе. – Откуда ты знаешь Наоми?

Он заливается краской.

– Она моя двоюродная сестра.

А вот этого я уже не знаю. Интересненько.

– Тогда почему ты принёс мне телефон лишь два дня спустя, а не сразу?

– Я… долго решался, – не могу понять, честно этот парень отвечает или нет. – А ещё Наоми давно не видел, поэтому пришлось с ней провести немного времени.

– Похоже на оправдание провинившегося, – решаю, что он всё же лжёт, на что незнакомец наконец возмущается:

– Я принёс тебе твой же телефон! Не поленился взять его с твоего места в автобусе, отыскать тебя да ещё и принести обратно, а не оставить себе.

– Хочешь обвинить меня?

Парень твёрдо смотрит прямо в глазок.

– Не все в мире делятся на виновных и невиновных. Судьба не распределяет людей на добрых и злых. Все предрассудки – страхи человека, а страхам не стоит завладевать твоей жизнью.

– Не учи учёного.

Раздражает, когда люди начинают умничать – словно они профессиональны в этом деле и могут говорить всё что угодно на этот счёт. Но на самом деле… это просто я боюсь, что кто-то окажется умнее меня.

Эгоистка чёртова. Лживая тварь.

Говорю, что надо уважать чужое мнение, что все имеют на это право, но при этом сама порой не выношу, когда люди не соглашаются со мной и высказывают свои мысли. «Хорошо, я согласна с твоим неправильным мнением» – как из мема в интернете. Но с другой стороны, зачем мне чужие слова, если у меня есть свои? Вот так человек и мечется – между людьми, между собой, между моралью, между всем миром. И он понятия не имеет, что правильно, а что нет, как поступить, а как сделать так, чтобы было лучше. Мы готовы уважать других, если они будут уважать нас, но это – замкнутый круг. Пока не начнёшь с себя, мир вокруг так и останется прежним.

И как же от этого хотелось застрелиться.

– Откроешь?..

– Подожди секунду, – я забегаю в ванну, беру оттуда пистолет и быстро возвращаюсь к двери, чтобы наконец открыть её. – Давай.

Секунду он медлит, когда я не полностью показываюсь ему на лицо, а прикрываюсь дверью, как застуканная в чужой постели женщина прикрывается одеялом. Парень пытается внимательно меня рассмотреть, пока не натыкается на рассерженный взгляд и быстро не отдаёт мне телефон.

– Даже спасибо не скажешь? – от его решимости не остаётся и следа, когда видит, что я хочу закрыть дверь.

– Уходи.

Незнакомец хватает меня за руку.

– Но…

– Прочь!

И стреляю.

Наверное, у меня кончаются мысли.

Слово за словом, предложение за предложением, голосовое за голосовым, мысль за мыслью – всё то о боли, то об усталости, то о печали и о всё никак не появляющейся нежности. Надежду я уже давно безвозвратно выломала под слоем лицемерия и пропитала болью, как своей кровью, – ведь именно надежда всегда больше всех страдает. В неё никто не верит. Да и она сама в себя не верит.

Наверное, у меня кончаются чувства.

Пустота под рёбрами… такая необъятная. А на её фоне, сизом и едком, – слабые отголоски жизни, когда хотелось вырезать уже не сердце, а мгновения счастья из памяти, чтобы складывать их в отдельный альбом, создавая этим что-то новое, хрупкое. А затем – листать, листать и листать. Бесконечно долго вспоминать, бесконечно долго оставаться в этом счастье, бесконечно и бесконечно, пока комната не утонет в трогательно розовых лучах рассвета.

Наверное, кончаются моральные и физические силы.

Наверное – убитая вера.

Наверное, кончается смысл, если он когда-то существовал.

Наверное, просто кончаюсь я.

Н-а-в-е-р-н-о-е.

А если всё так оно и есть?..

Раствориться в этом городе, в приглушённом шуме и в гудении неторопливых автобусов – вот что хочется душе. Раствориться, но не без следа – скорее стать помятой фотографией на дне чужой сумки или же вовсе превратиться в навязчивую память, что вечно будет приходить в самый неудобный момент. А затем – исчезать, так и храня в себе невысказанные чувства и мысли. Потухший взгляд будет говорить не только об истощении, но и о миллиардах затаённых причин, от которых возникает желание просто не существовать. Наконец-то умереть.

Но ради его смеха… хочется жить.

*

В девятнадцать ему впервые разбили сердце.

В двадцать он впервые убил.

И тогда же появились крылья.

Нет, не ангельские. И не демонические. Скорее проклятого живого человека. Жаль, что не мёртвого.

Кинан до сих пор помнил, как это больно – напрочь убитое сердце, убитая любимая девушка и убитая нормальная жизнь, ведь появились они – эти чёрные, как слёзы бесов, крылья.

Они всё испортили.

Или же дали начало новой истории, новой жизни. Дали ответ на самый главный вопрос всех существ мира – «кто же я?»

Но тогда Кинан этого ещё не знал. Тогда он всего лишь пытался найти ответы, пытался найти себя в пучине мрака города и в смехе издевающейся судьбы. Но любая попытка докопаться до истины была увенчана провалом. Казалось, будто всё, что он знал о своей жизни – чья-то гадкая ложь. Чья-та издёвка. Шутка.

Ха-ха, правда смешно?

Посмеялись и хватит.

Но кошмар всё продолжался.

Это событие перечеркнуло всю его жизнь. Точнее… вычеркнуло его из неё. Скомкало и разорвало – и вот летел комок прямо в грязные лужи. Там его ждали голодные рты демонов ничтожества и мнимого счастья. Как раз то, что все ожидали от падшего человека – или уже не человека?

Время шло.

Постепенно старые шрамы, причинённые ему когда-то людьми, стали незаметно исчезать. Тихонько, незаметно, но ощутимо. Рубцы исчезали, шероховатость сменялась на перья, раны превратились в острые когти, жизнь стала тусклой, но зато не причиняющей больше боли – ведь никому нахрен не сдался мальчик с крыльями.

И Кинан смирился со своей сущностью.

Но до сих пор чувствовал себя потерянным. Безнадёжным. Ему нигде не было места.

«Кто я?»

Кинан задавался этим вопросом каждый безбожный день. Но ответ всё не находился и не находился – что бы он ни делал, как бы он ни показывал людям, что он больше к ним не принадлежал. Но кто же он тогда? Существо из иного мира? Только если из ада.

Люди ему не верили. А крылья показать так и не решался – безумные учёные или новости по всему миру пугали его больше, чем извечный вопрос поиска себя. Всё равно никого похожего не найдётся, а опасность возрастёт. А то, что не прикрыто одеждой, люди воспринимали как грим, линзы или операцию…

Ха, если бы это было правдой.

Но никакой правды не существовало с самого начала. Лишь розыгрыш – и валяешься на ледяном снегу, пытаясь разглядеть звёзды сквозь удушливую пелену дыма. Здесь холодно, но во впадине души тепло: сейчас ему весело, и Кинан плевать хотел на то, что завтра будет захлёбываться ненавистью и презрением к самому себе за свою слабость. В очередной раз сдался. В очередной раз хотел умереть. В очередной раз…

– Позорище.

Кинан чуть ли не давился смехом и собственной рвотой, кряхтя на полу. Даже крылья не сделали из него того, кем он всегда себя считал – умным и особенным. А теперь взглянул правде в глаза – полное ничтожество, что шло на поводу своих желаний.

– Слабак.

Кинан никогда не мог противостоять собственному искушению.

– Трус.

Быть наркоманом – это не то, что хотел Кинан. Валяться в луже своей мочи и прочих отходов возле своего убого гаража не то, чего он желал. Оставаться неудачником в свои двадцать два года – последнее, о чем он думал.

Или не думал вовсе.

Однако всё же он был здесь, в этой дыре, и всё пытался убежать от самого себя. Но не покинуть ему этот Ад, нет, – Кинан сам себе Дьявол.

– Эгоист!

У Кинана никогда не было друзей, у него был запрятанный пакетик с марихуаной за плинтусом на кухне и желание прострелить себе голову, засевшее где-то под коркой мозга.

– Тварь бездушная!

Ха-ха, если бы это было то, к чему он стремился… В детстве Кинан мечтал стать космонавтом, а теперь видел космос только под таблетками.

– Что б ты сдох!

– Сама сдохни!

Размах – и в сердце нож.

Смерть в неравном бою.

Первое убийство.

А она до сих пор лежала в этом гробу. Живой Кинан её терпеть не мог: когда-то влюбился в красоту, но отношения раскрыли гнилую сущность этой дамы. Мёртвой – она красива, спокойна, внимательна. Не перебивала, вникала в каждое слово или стон, всегда могла поддержать своим присутствием. Живой так не могла, а мёртвой… Кинан её любил.

Розмари.

«Напоминание».

Она была для него напоминаем и сейчас – прекрасной куклой с кровью на груди спала в белоснежной простыне дешёвого гроба, найденного когда-то в глубине заброшенного кладбища. Напоминание о прошлой жизни, о существовании без них, о простом человеческом течении времени, о незнании себя и изгнании светом – всё это в Розмари. Когда-то между ними всё начиналось хорошо, переехали жить в квартиру Кинана, который уже давно её получил после приюта. Но ссоры… как тараканы сожрали мнимое счастье. Глупа и похотлива – Розмари от возлюбленного оказалось нужно было только тело. Даже не деньги – их всё равно не было. Энергетический вампир – она не оставляла после конфликтов ни капли желания даже существовать.

И в какой-то момент Кинан понял, что не любил живых. После убийства он полюбил только мёртвых.

Живые его никогда не поймут.

Если бы хватило сил, Кинан убил бы и себя, дабы присоединиться к тем, что оставили своё тело.

«Похороните радом с воспоминанием».

– Я люблю тебя, моя мёртвая Розмари.

Но он мог похоронить себя только морально на улице в зиму у дверей своего гаража, где покоилась его любимая. Или похоронить где-нибудь на дороге: Кинан, ещё полностью не очнувшись после самокрутки, забрался на крышу.

Огни, огни, огни…

Город красив и велик – как синее полотно с пролитой кровью ангела, что оказалась белого цвета. Ночной вид завораживал: что-то в этом было пьянящее, будоражащее, пахнущее свободой. Сердце гулко стучало в хрупкой груди, ветер трепал отросшие чёрные волосы и игрался с цепью в ушах. Пелена в разуме – веселье в душе. Адреналин, будто совершал что-то незаконное. Куртка полетела в снег, прикрыв рукавом следы, крылья с хрустом рассекли холодный воздух. Тонкие, красивые, чёрные, но слишком маленькие для полёта. День и ночь Кинан изучал птиц, смотрел передачи, читал книги и научные статьи, пока пепельница не наполнялась новыми окурками. Что он за тварь, если не сможет даже подняться на метр в воздух?

Пустышка.

Но Кинан слишком накурился, чтобы думать разумно. Ему плевать, где умирать – в своей блевоте у гаража или в крови перед всеми. Пусть увидят его мёртвым, если ничего не получится. Судьба обошлась с ним жестоко, так может законы физики сжалятся?

И шагнув, Кинан полетел вниз…

Пока не разбился…

15

– Знаешь… ты стала пофигисткой.

Слегка тревожно, отчуждённо, неуверенно. Точно какая-то тайна, некая запретная тема, которую нельзя поднимать в этой идеально убранной комнате. В этой большой квартире. Такой родной… но в последнее время ставшей чужой. А подруга передо мной – предательницей.

Задумываюсь на секунду и решаю всё же уточнить:

– Ты уверена, может, эгоисткой? Я ведь ставлю свои интересы выше других и в первую очередь следую за собственными желаниями, а не за чужими.

Отодвигается немного, словно неприятно дышать со мной одним воздухом – смогом равнодушия, что вечно окружает меня. Всё никак мне не выбраться из него, пока он тучами следует за мной, слезами омывает мысли, чёрным снегом покрывает голову – не райский нимб, нет, а сгнивший обруч, слишком сильно давивший на шею. Всё потеряно, всё утрачено, всё не имеет ни интереса, ни смысла, ни конца. Пустота убивает, не прощает, погружает в себя – не даст выбраться, никогда не даст. Хотелось порой как-то из всего этого найти выход, но зачем? Ведь впереди ничего не ждёт меня, не существует того света, к которому стоит тянуться.

Где же ты, Смерть?

– Нет, именно пофигисткой, – лучшая подруга говорит немного уверенней, но так и не смотрит на меня. – Я давно заметила, что ты всё чаще и чаще не объясняешь свои мысли до конца, а заканчиваешь фразу словами «а какая разница» просто потому, что тебе влом всё это объяснять и ещё подбирать нужные слова.

– Это потому, что я не вижу смысла объяснять что-то человеку, которому, как я вижу, не интересна тема или вообще не интересен этот разговор. Смысл просто так сотрясать воздух? Я даже не говорю о том, что в большинстве случаев не объясняю всего просто из того факта, что кругозор моего собеседника настолько мал, что смысла, и тем более желания, что-то объяснять и в правду нет.

Хмурится, думает – подруга напряжена и уже наверняка жалеет, что начала этот разговор. Не хочет копаться в моей душе, не хочет знать меня такой, какая я на самом деле внутри, ведь ей куда привычнее видеть меня всегда одинаковой. А что там за маской – неважно.

– Я… согласна с этим, – она улыбается и хочет уже сменить тему, но мне так просто не отделаться от навязчивых мыслей:

– Я могу даже тебе объяснить тут кое-что, если ты не начнёшь мне читать нотации о жизни, как большинство тех идиотов, которые сами в этом ничего не смыслят.

– Ну, давай, – подруга, как всегда, ни от чего не отказывается, и даже собирается меня внимательно слушать.

С секунду собираюсь с силами, нервно заправив локон каштановых волос за ухо, и начинаю:

– Ты сама наверняка давно заметила, что в обществе действуют некие определённые общепринятые нормы или попросту клише, которое в той или иной мере давит на тебя, на меня и на всех остальных. Я знаю, что ты имеешь свою иную точку зрения на многие вещи в этом мире, но подавляющее количество людей, так или иначе, неосознанно придерживается стереотипов, знаешь, по типу: телефон виноват во всех проблемах, хотя «отрезание от мира» ничем не улучшит моё отношение к матери и к младшему брату; или, к примеру, сравнение нас, подростков, с другими поколениями, хотя мы не виноваты в том, что прогресс двигается и мы следуем ему вместо того, чтобы сидеть на месте. Но кто будет слушать моё мнение и не перебивать, а понимать, соглашаться и выслушивать до конца? Кто будет не тыкать в меня за то, что я якобы неправильно думаю, а будет уважать моё мнение, выдвигать своё и строить настоящий диалог, а не оскорблённую личность? Правильно, лишь единицы, например, такие как ты, ведь тебе мне не лень объяснять всю эту лабуду, потому что ты как минимум слушаешь.

– И очень внимательно слушаю! Мы ведь лучшие подруги.

Озарение неожиданно даёт сбой в голове. Подруга всегда была дружная со мной, внимательная, искренняя, но прошедшие два года и разное место учёбы отдалило нас и сделало встречи реже, а дружбу – блеклее. Почему-то только сейчас эта проблема так ясно вырисовывается передо мной, что становится противно от лжи самой себе: ведь я и вправду закрывала себе глаза на это, на глубокую пропасть, что становилась всё больше и больше между мной и подругой с каждым днём. Несколько лет мы жили однообразно и скучно, пока однажды всё не изменилось, а я лишь старалась это не замечать, чтобы не портить и без того поганую жизнь. Но скорый переезд подруги… разделит нас окончательно, хотя уже сейчас она хочет забыть меня, как изрисованный черновик. И она покинет меня – так же, как и все до этого.

Мы уже не те. Лучшая подруга уже не та. Я всё больше ухожу в себя, а она – в общество. И оно делает из неё такую же, как все.

Точнее… уже сделало.

Она слушает меня, лишь бы не обидеть.

Слушает меня, потому что знает, что это наша одна из последних встреч – терпеть осталось недолго.

– А в большинстве случаев действительно проще сказать «а какая разница», сохранить свои нервы и не создавать лишних конфликтов, так как, пока этот идиот сам не напрётся на определённые грабли, ничего не поймёт, – говорю уже только для себя, чтобы окончить мысль. – Не моя проблема, что он ничего не понимает, я его ничему учить не собираюсь, пусть сама жизнь научит его чему-то. Дойдёт до него, значит дойдёт, не дойдёт – ну и пофиг, не мне с ним свою жизнь строить.

– Тоже согласна, – всё создаёт вид заинтересованности подруга. – Хотя всё же быть абсолютной пофигисткой тоже плохо.

– Да нет, намного проще, – пожимаю плечами и плюхаюсь в подушку щекой, жалея, что не могу в неё закричать или зареветь. – Можно не волноваться о том, что что-то не получилось – значит, получится в следующий раз. Произошёл какой-то конфликт с человеком? Пофиг. Это его выбор, созреет, захочет дальше общаться, не созреет – значит, это ему не нужно, сама ты давала ему шанс. Кому-то что-то в тебе не нравится – пофиг, что хочу, то и делаю, не собираюсь я жить по чужому мнению. Однако есть люди, которым ты интересен, которым интересно с тобой проводить время и которые хотят быть рядом. И они действительно будут стараться быть с тобой рядом – и ты обязательно это почувствуешь, оценишь, поймёшь. Тогда тебе не наплевать на них, но если ты кому-то не понравился, нет смысла за ним бегать – пофиг. Жизнь одна и тратить её на нервотрёпку совершенно не хочется. Поступай, как считаешь нужным, главное – придерживайся своих устоев и пытайся становиться лучше. Со временем нужные люди сами появятся в твоей жизни, так что смысла цепляться за уходящих людей нет. Главное – просто иметь своё мнение и придерживаться его, а раз остальные не хотят принимать тебя таким, какой ты есть, значит, они тебе не нужны…

– Кажется, дождь надолго.

Оказывается, я уже давно не у подруги, а стою раздетая под дождём. Оказывается, меня не окружают больше синие стены, пропитанные жареной едой и духами. Оказывается – вокруг люди, среди которых я всегда чувствую себя одинокой. Быть может, у меня получается образ какой-то несчастной и вечно чем-то недовольной, но я не считаю себя такой. Я стараюсь быть сильной. Я стараюсь держаться. Но это тяжело. Это, мать его, очень тяжело. И в последнее время я вообще с этим не справляюсь.

Во всё больше увеличивающихся лужах отражается зелёный цвет светофора, но я не могу пошевелиться и перейти дорогу, хотя хочется сразу на красный. Не могу – на меня давит воздух, давят люди, давит жизнь, давит… он.

Это он.

Тот самый парень.