Текст книги "Разносчик пиццы"

Глава 8

Затылок болел так, будто под него подложили бревно, а руки онемели и были словно чужие.

– Как вы себя чувствуете?

Мара открыла глаза, попыталась что-то сказать, но только беззвучно зевнула.

– Ясно. Сестра, ставьте укол.

Руку стянул жгут, и игла впилась в вену. Вместо сердца вдруг образовалась саднящая рана.

– Больно, – еле слышно прошептала Мара.

– Это хорошо, значит, жива. И будешь жить долго. – Молодой симпатичный врач складывал инструменты.

Она попыталась улыбнуться в ответ. Получилось вымученно и криво.

– В больницу поедем?

– Нет.

– Ну и зря. Это мое мнение. Лекарства какие-нибудь принимаете?

Она кивнула.

– Мне транквилизаторы выписывали.

– Почему?

– После смерти родных спать не могла и все время плакала. Сейчас уже легче, только на ночь иногда принимаю их, если долго заснуть не могу.

– Когда можно будет задать ей несколько вопросов, доктор? – Между бровей у Лямзина пролегла глубокая складка.

– Дайте ей сначала в себя прийти. Во-о-от, уже и щеки порозовели. Точно не поедете в больницу? Может, передумаете?

Мара отрицательно затрясла головой.

– Вот здесь тогда подпишите, – врач протянул ей бланк отказа и ручку.

Мара расписалась, но напряжение не оставляло ее до тех пор, пока за бригадой «Скорой помощи» не закрылась дверь. Тогда она осторожно встала и прошла к столу. Налила стакан воды и залпом выпила.

– Долго еще? – жалобно спросила она.

– Ждать? Эдуард Петрович сказал, не меньше часа. Уже полтора прошло. Наверное, скоро. – Валерия поправила скатерть на столе и прошла к маленькому журнальному столику, стоявшему у противоположной стены гостиной. Там, под светом торшера с зеленым абажуром, сидели и о чем-то тихо разговаривали Аманда и Эрика. Мужчины расположились поодаль.

– А, ну хорошо, – кивнула Мара.

Она поискала глазами, куда бы сесть, наткнулась на взгляд Филиппа и шарахнулась от него, как мышь от кота. Он недоуменно пожал плечами.

– Чай будете, Мара? – спросила Валерия.

– Да.

– Александра, а вам налить?

Та неохотно оторвалась от созерцания японской гравюры, изображающей бегущих под дождем людей. Мост был желтый, и скрыться от струй люди пытались под чем-то тоже желтым – зонтиками, шляпами. Это были единственные светлые пятна, все остальное тонуло в сером мареве дождя.

– Да, пожалуйста. А кто у вас увлекается японской живописью?

– Артур. Ему нравится японское искусство, говорит, оно умиротворяет. Это Утагава Хиросиге, «Мост Охаши во время дождя».

– А мне этот мост напомнил радугу. Такая волшебная дуга, пробежавшись по которой обязательно попадешь в сказку. Или получишь исполнение желаний. Хотя это, по-моему, одно и то же, – сказала Александра.

Валерия пожала плечами:

– Ну это кому как. Некоторые ничего путного за всю жизнь не пожелают, только и забот, как бы у кого другого ничего хорошего не произошло. А этих бегущих человечков, боюсь, уже ничто не спасет. Им суждено промокнуть.

Она налила чай в небольшие чашки и придвинула одну из них Александре:

– Берите сахар. Остап! Присаживайтесь поближе, пейте чай. На вас лица нет. Устали?

– Да. Н-нет, – он запнулся и покраснел. – Наверное.

– Нельзя быть таким неуверенным в себе, Остап, – покачала головой Валерия. – Даже устали или нет – и то не знаете. Разве можно так жить?

– Наверное, нет. – Он обхватил чашку обеими ладонями так, будто у него замерзли руки, и загрустил. – Но у меня пока иначе не получается.

– А вы знаете, – тихо сказала Аманда, склоняясь к Эрике, – что в религии вуду сигарокурение – средство общения с богами? А густой сигарный дым используется не только чтобы привлечь лоа – богов, но и для того, чтоб увеличить силу их влияния в нашем мире. Кстати, Барон Самеди даже изображается с сигарой в руке. И это не случайно, ведь он – сама смерть, а смерть имеет право на сигару.

– А кто это – барон Самеди? – спросила Эрика, протянув руку и взяв из вазы печенье.

– Как, вы не знаете? – изумилась Аманда. – Вы, человек искусства! Нет, не поверю, вы, наверное, шутите.

– Истинная правда. Впервые слышу.

– Ладно, я расскажу. В религии Вуду, которой я увлекалась в старших классах, Барон Самеди, или по-русски – Барон Суббота, – это Хозяин Кладбища. Михаил умер, закурив сигару, так? А перед этим он все время носился с водкой, еды принес… Помните? Так вот, человек, в которого вселяется Барон Самеди, проявляет невоздержанность в выпивке, пище и курении.

– Аманда, я думала, у вас голова пустая, но, как выясняется, случай еще более запущенный: она забита черт знает чем. У вас там микс. Каша, – с укоризной сказала Валерия.

– Если вам неинтересно, не слушайте. Получается, что в Михаила уже вселился Барон, потому он себя так и вел, – продолжала Аманда. – А значит, ему пришел срок, и он бы умер все равно от чего. Причина могла быть любая. К примеру, он мог поперхнуться куском пиццы.

– То есть это ваш Барон Самеди убил Михаила?

– Ой, ну какая же вы непонятливая, Валерия, – горестно вздохнула Аманда. – На самом деле он добрый, он всегда пытается спасти человека, а не убить.

– Мне кажется, вы сами запутались.

– И вовсе нет! Если Барон Самеди отказывается рыть могилу – человек остается жить. Вот так. И еще он очень, ну просто очень любит детей! И каждый раз бросается рьяно защищать их, когда дети при смерти. Потому, когда ребенок сильно болен, родители обращаются к Барону с молитвой о спасении.

– С молитвой? К нечисти?!

– Тш, тихо, он услышит! – Аманда приложила палец к губам и округлила испуганные глаза. – Того, кто его оскорбит, может поразить очень сильный и точный удар, лишающий разума! И потом, он не нечисть, он – лоа, то есть божество. А божество нельзя оскорблять, даже если вы и не верите в него. А ходит он всегда в черном фраке и черном цилиндре, в одежде похоронных дел мастера…

– Ой, что-то мне нехорошо уже, – пробормотала Эрика. – Подумалось вдруг, что сегодня именно суббота. Точнее, была, ведь уже наступило воскресенье, – взглянув на часы, добавила она.

– Да, а еще первую могилу на новом кладбище всегда посвящают ему… – продолжала Аманда.

– Ну все, хватит, – возмутилась Валерия, – прекратите болтать чепуху! Слушать противно.

– Я вас прощаю, – кротко произнесла Аманда. – Все-таки умерла ваша сестра, погиб ваш друг, и у вас должно быть сильное эмоциональное потрясение. Из чего я делаю вывод: вы грубите мне, находясь в состоянии шока.

– Вы бываете несносны. – Валерия достала тонкую длинную сигарету.

Она неспешно зажгла спичку, посмотрела внимательно на огонь, следя за всполохами желто-алого пламени, и потом так же неспешно прикурила. Потянулся мятный дымок.

– Фу, Валерия, как можно курить эту дрянь! – Аманда демонстративно покашляла и зажала пальцами нос.

– Ну почему же. Весьма приличные сигареты с ментолом. И потом, если мне не изменяет память, сигара Артура вас никогда не раздражала. С чего бы это, а? Симпатизируете ему? А может, влюблены?

– Глупости. Просто у вас мерзкие сигареты.

– Я же не рассказываю, как действует на мои нервы запах ваших духов. Кстати, у вас дурной вкус.

– И вовсе нет!

– Да. Чем душиться освежителем воздуха для туалета – а именно этот аромат мне ваши духи и напоминают, лучше бы просто использовали мыло. Запах чистой кожи гораздо приятнее, нежели вонь дешевого парфюма.

Аманда поперхнулась от злости, открыла было рот, чтобы как следует отбрить Валерию, но вдруг передумала. Вместо этого она мило улыбнулась и повернулась к Эрике.

– А вы читали «Беседы с Богом» Уолша?

– Нет. А что там? – рассеянно спросила Эрика, думая о чем-то своем.

– Занятная трактовка реинкарнации, знаете ли. По его мнению, время существует только в человеческом сознании, а различные воплощения одного и того же человека могут происходить одновременно.

– Это как?

– Ну вот, к примеру, один мой знакомый, назовем его Алексей, вдруг начал испытывать страх смерти. Чего только не делал: и у психотерапевта лечился, и лекарства принимал, а все без толку. Он уже в отчаяние впал, но тут ему знакомые телефончик одного известного гипнотизера подкинули. Пришел Алексей к нему, сел в кресло, расслабился, а гипнотизер и говорит: «Я вас сейчас отправлю в ту точку вашего прежнего воплощения, в которой страх смерти возник». И начал его своими пассами в гипноз вводить. Алексей не очень-то верил во все это, но даже не заметил, как заснул. И вот видит он, как идет по узкой улочке средневекового города, торопится домой, где его ждет жена и двое малолетних детей. И когда до жилища остается буквально несколько шагов, он падает замертво, сраженный ножом какого-то нищего бродяги.

Алексей проснулся в кресле гипнотизера, совершенно потрясенный увиденным: убитому в его сне было столько же лет, сколько ему, и не возникло сомнений, что это и есть он сам. Впечатления оказались настолько сильными, что он еще долго чувствовал вкус крови во рту и ощущал щекой мокрый булыжник мостовой.

– Надо же, как интересно! И что было дальше?

– Страх смерти у него прошел. Но с тех пор ему не давала покоя одна мысль: хотелось во что бы то ни стало увидеть лицо своего убийцы. Понимаешь?

– Признаться, нет. – Эрика тряхнула черными кудряшками.

– Лицо убийцы показалось Алексею знакомым, и это заставляло его прокручивать все увиденное в голове снова и снова, пока наконец он не пришел опять к гипнотизеру.

– И что?

– Тот опять ввел его в транс, мой знакомый опять видел себя идущим по узким кривым улочкам. Ему было холодно и очень хотелось есть, и тогда он свернул в знакомый переулок, спрятался за угол и стал ждать. Появившегося прохожего он убил ножом из-за горсти монет.

– Я ничего не поняла, – обескураженно произнесла Эка. – Это что же получается, он тоже когда-то убил человека?

– Да как ты не сообразила?! – От волнения Аманда перешла на «ты», забыв взятый ранее томный и важный тон. – Этим убитым и был он сам!

За окном громыхнуло, и комнату залил свет ударившей поблизости молнии.

– Просто не верится, неужели такое бывает?

– Конечно! Я же не просто так про «Беседы с Богом» Уолша спросила, он там подобные случаи описывает…

– Боже, какая ерунда! – закатила глаза Валерия.

– Представляете, – не обращая на ее реплику ни малейшего внимания, продолжала Аманда, – получается, что где-то по земле бродят наши вторые воплощения, а мы и не знаем… Хотя, может, и хорошо, что не знаем, а то встретимся, и жизнь одного неминуемо закончится смертью. К примеру, вот сидит Валерия, вся в черном, курит, а по стенке бежит рыжий таракан. Как думаете, что она сделает? Правильно, она его тапочкой, тапочкой, и ага! – одна из Валерий погибла.

Валерия усмехнулась.

– Не мелите чушь. Вам, как православной, должно быть известно, что реинкарнации не существует.

– Как это? – притворно изумилась Аманда. – Почему же я чувствую в вас рыжую тараканью сущность?!

Валерия с силой вдавила окурок в пепельницу:

– Похоже, удар гаитянского божества, тот самый, особенно сильный и точный, как раз по Аманде и пришелся.

Глава 9

Разносчику пиццы, молодому белобрысому парнишке с длинными рыжими, как у коровы, ресницами и веснушчатым лицом было не по себе. Он чувствовал себя чужим в сей странной компании, да, по сути, это так и было. Единственный человек, хорошо знакомый ему, – Аманда. Но весь вечер она старательно делала вид, что не замечает его.

Остап даже не сомневался, что это – из-за ее противного друга Макса, хлыща и фата в терминологии тети Розы. Тетушка воспитала Остапа как мать, и он уважал ее мнение. Правда, Роза Марковна и саму Аманду не жаловала, называя ее вертихвосткой и ветреницей, но тут Остап с ней был не согласен. Очаровательной и веселой девушке просто не везет в жизни! А все оттого, что она выбирает спутников по внешности, не пытаясь заглянуть в их душу. Иначе бы давно поняла, что он, Остап, для нее идеальная пара. Потому что очень давно и сильно ее любит.

Кажется, ему было лет шесть или семь, а ей – около одиннадцати, когда он первый раз ее увидел. На ней было воздушное розовое платье с пышной юбкой, на ногах – лаковые розовые туфельки, такие красивые, будто только что с экрана. Нет, она вся была как девочка с экрана, с обложки и, наверное, знала это. Она стояла во дворе, ни на кого не обращая ни малейшего внимания, и кормила голубей. Что он мог сделать, чтобы она его заметила? Только разогнаться и прыгнуть в самую гущу стаи птиц. Но Аманда не оценила его порыва. Испуганные голуби взлетели, а она назвала его дураком.

Он и чувствовал себя таковым: не смог ничего лучше придумать, кроме как ее разозлить.

Потом она выросла, и ее стали часто провожать домой друзья. А он каждый раз, увидев ее с новым парнем, безмолвно страдал, худел, бледнел и, что больше всего приводило в негодование тетю Розу, начинал хуже учиться. Праздник в его душе наступал только тогда, когда Аманда оставалась одна. И он с новой силой пытался ее завоевать, но каждый раз терпел фиаско.

Может быть, именно из-за его страданий тетушка и поторопилась купить ему небольшую однокомнатную квартирку, но Остапу это было представлено исключительно как забота о его здоровье. «Ты и так недосыпаешь, все за учебниками сидишь, да еще и лишнее время на дорогу тратить. А тут – встал, умылся, наскоро перекусил – и уже на лекциях».

Остап вздыхал, скучал, но противиться не смел. Теперь он при каждой свободной минуте приезжал к тете будто бы в гости, навестить. Но она-то сразу поняла, чем вызван его сыновний интерес, и предприняла ответный ход. Она стала каждый день приезжать к Остапу сама. Он с лекций придет – а в доме уборка и пирогами пахнет. Правда, хватило ее ненадолго, отпуск закончился, и жизнь вошла в прежнюю колею.

Наверное, Остап оказался однолюбом, потому что, несмотря на все ухищрения тети и холодность Аманды, забыть ее ему не удавалось. Он был буквально одержим ею. Частенько, незамеченный, он прогуливался вслед за девушкой и вскоре знал каждый ее маршрут и помнил в лицо всех друзей.

Этот дом он узнал сразу. Она бывала здесь каждую неделю и всегда со своим парнем – Максом. Остап его органически не выносил и часто представлял себе, как на Аманду нападут хулиганы и Макс сбежит, оказавшись трусом, а он, Остап, обязательно ее спасет. Сюжеты варьировались, место хулиганов занимали голодные собаки, сбившиеся зимой в стаю, или команда лайнера, оставшаяся без капитана. И каждый раз он проявлял чудеса мужества, изобретательности и сноровки, а Аманда оставляла позорного хлыща и бросалась к нему в объятия.

– Эй, парень! Забыл, как тебя зовут? – Макс поманил его рукой.

– Остап.

– Выпить хочешь?

– Не спаивайте мальчика, – укоризненно покачала головой Эка, – лучше бы покормили. Кстати, ты голодный?

Остап отрицательно затряс головой.

– Ну, все равно, иди к нам, чего один там сидишь?!

Он послушно пересел и с надеждой посмотрел на Эку, видно ожидая от нее поддержки.

– Кстати, о еде. И где наша пицца? – вспомнил вдруг Макс.

Лицо у парня страдальчески искривилось:

– Меня уволят.

– Не уволят. А если уволят – невелика потеря. Подумаешь, работа – пиццу разносить. Так и где она?

– Там, – Остап мотнул головой в сторону окна, выходящего во двор. – Я, как труп увидел, так ее в грязь и уронил.

– Кретин. За это тебя стоило бы уволить.

– Да как вы можете?! – возмутилась Эрика. – Он же совсем еще ребенок!

– Какой он ребенок! Такие дети в войну уже со штыками на врага шли. Тебе сколько, восемнадцать?

Остап, насупившись, кивнул.

– Ты не расстраивайся, все будет хорошо, причина у тебя уважительная, – погладила его по плечу Эрика.

– Да?

– Конечно. Лучше расскажи, чем ты в жизни занимаешься? Кроме того, что пиццу развозишь.

– Учусь. На втором курсе университета.

– А отделение какое?

– Экономическое.

– И кем после будешь?

– Финансистом.

– Ух ты. А подрабатываешь, чтобы учебу оплачивать?

– Нет. Я на бюджетном учусь, стипендию получаю. Правда, маленькую. А работаю, потому что деньги нужны.

– Зачем?

– Мечта у меня есть.

– Расскажешь?

– Нет. А то не исполнится.

– Ну и правильно, не рассказывай никому. Мечты обязательно должны исполняться, иначе какой смысл мечтать, – ободряюще улыбнулась Эрика.

– Керубино, – вдруг задумчиво произнес Филипп, внимательно прислушивавшийся к диалогу. – Ни дать, ни взять – Керубино. «Мальчик резвый, красивый, влюбленный…» Удобная роль для начинающего ловеласа. И вот уже красавица Эка крутится вокруг и вытирает ему слезки: женское сердце падко на жалость. Женственные мужчины, мужественные женщины… О век! О нравы!

– А мне нравится, – вяло возразил Макс, – есть такие привлекательные женские типажи, которые производят впечатление на мужчин именно «ковбойским шармом». Сюзи Кватро, к примеру. Из современных – Диана Арбенина.

– То-то я смотрю, вы из всего многообразия типажей именно Аманду выделили, с ее рюшечками и оборками, – саркастически заметила Валерия.

– О, Валерия, вы уже вернулись! Тихо ходите, практически неслышно. Насчет Аманды – вы ее просто плохо знаете. Есть женщины, неспособные нацепить на себя подростковые штаны, а есть – неуютно чувствующие себя в юбке. Прелесть же Аманды в том, что она разнообразна, – ответил вместо Макса Филипп.

– Валерия, не завидуйте, а если завидуете, то делайте это хотя бы не столь явно, – влезла в разговор Аманда. – Я понимаю, конечно, возраст – «уж зима катит в глаза».

Валерия вспыхнула.

– Да, она разнообразна, ваша Аманда. От хамства к грубости и обратно. Обширная палитра. Вот Лидия была неповторима. Она играла восхитительно, да! Жаль, я не успела ей этого сказать. Скупы мы на похвалу, скупы. От нас, тех, кто только потребляет, никому ни холодно, ни жарко – ни артисту, ни певцу, ни поэту. Вот критиковать – легко, тут мы все горазды. А сказать: «я люблю вас» или – «это прекрасно», да не между собой, сплетничая в гостиной, а самому артисту, в глаза – это вряд ли. Я не хочу сказать, что совсем против критики, я к тому, что артист открыт, а потому беззащитен и уязвим.

– А мне, в отличие от вас, двадцать пять, – как ни в чем не бывало, продолжала предыдущую мысль Аманда, – и долго еще будет двадцать пять.

– В каком смысле? Вы собираетесь умереть, чтобы навсегда остаться молодой? Пожалуйста, только не делайте этого здесь и сейчас, третью смерть в моем доме мне не пережить.

– Не беспокойтесь, я не собираюсь на тот свет. А долго выглядеть молодо буду, потому что в душе молода. Некоторые же с детства старухи.

Валерия достала очередную сигарету.

– Видишь ли, в чем дело, детка, – нарочито снисходительно начала она, – не хотелось бы тебя разочаровывать, но в твоем случае – это бесполезное преимущество.

– Почему же? Я красивая!

– Смазливая. От красоты это так же далеко, как Панаджи от Парижа.

– Как что? – не удержалась от вопроса Аманда и, тут же спохватившись, что выставила себя невежей, ощетинилась. – Впрочем, мне на ваше мнение плевать.

– А вот это зря.

– Почему же?

– Потому что, как справедливо заметил когда-то Ницше, «наши недостатки суть наши лучшие учителя».

И Валерия с невозмутимым выражением лица отправилась на кухню варить кофе.

Вконец деморализованная Аманда проводила ее растерянным взглядом и повернулась к Эрике:

– Ничего не поняла. Она чего выдала?

– Валерия имела в виду, что, исправляя наши недостатки, мы меняемся к лучшему.

– А-а, – протянула Аманда, так до конца и не поняв смысла изречения. Она повернулась к окну и принялась на запотевшем окне рисовать человечка, одновременно размышляя над словами Ницше. Нарисовав улыбающуюся рожицу, тщедушное огуречное тельце, палочки-ручки, ножки и юбочку колокольчиком, она задумчиво посмотрела на плоды рук своих, подумала немного и пририсовала аккуратненькие острые рожки, хвост с кисточкой и копытца.

Приехавшие в связи со смертью Михаила бригады милиции и «Скорой помощи» уехали, оставив после себя затоптанный пол, запах крепких сигарет и пота. Казавшаяся раньше уютной гостиная сейчас вызывала чувство тревоги и страха. Хотя с Михаилом никто не был знаком слишком близко, включая и саму Валерию, встречавшуюся с ним то ли от скуки, то ли из желания досадить кому-то, возможно, самой себе, его смерть потрясла всех даже больше, чем смерть Лидии. Может быть, потому, что все произошло на их глазах: только что был человек – и вот уже его нет. Мгновение, отделяющее от вечности.

Поесть за весь вечер никому толком так и не удалось, а кофе с печеньем если и создавал ощущение сытости, то совсем ненадолго. Идти на кухню и резать бутерброды никому даже в голову не приходило, настолько это казалось неуместным.

Лямзин проводил участкового, уходившего последним, и запер за ним дверь. Вернувшись к присутствующим, он только хотел что-то сказать, как Мара крепко уцепилась за полу его пиджака и горячо, с истерическими нотками в голосе, зашептала:

– Это Михаил из-за меня, да? Из-за того, что я сказала, будто он убил Лидию?

Глаза ее неистово горели, нос заострился и торчал на щекастом конопатом лице как киль.

– Да бог с вами. Почему вы это решили?!

– Мне так кажется. Ведь если бы не я, он бы остался жив.

– Только если именно вы отравили сигары.

– Сигары?

Она удивленно открыла рот. Лямзин воспользовался паузой, выдернул из ее цепких пальцев свой пиджак и на всякий случай отошел подальше.

– Я понимаю, все измучились и устали, но, боюсь, придется еще немного потерпеть, – обратился он к присутствующим. – Не могу вас отпустить, пока не запишу показания.

– Простите, – обратился к нему Артур, – возможно, мое предложение покажется вам неуместным, но время уже за полночь, и, мне кажется, нам всем было бы удобнее сейчас отправиться спать. А завтра с утра вы без проблем продолжите свое расследование и опрос свидетелей.

– То есть вы предлагаете переночевать всем у вас в доме? – уточнил Лямзин.

– Я бы даже сказал – погостить. Места много, а меня вы не только не стесните, но даже обяжете. Мне не хочется оставаться в опустевшем доме, думаю, и Валерия со мной согласится. Да и Лидии понравилось бы мое предложение, она любила, когда у нас много людей.

Лямзин заколебался, как вдруг Артура горячо поддержала Валерия:

– Пожалуйста, оставайтесь! Признаться, меня тоже мысль о том, что сейчас все разъедутся и дом погрузится в тишину, приводит в ужас. Артур совершенно прав, нам обоим лучше не оставаться наедине со своими мыслями, да и друг друга мы вряд ли поддержать сумеем. В утешителях хорош тот, у кого душа не болит, а присутствие людей отвлекает от тяжких мыслей.

– Я не против, – согласно кивнула Эрика.

– Остаюсь, – коротко ответил Филипп.

У Остапа к щекам прилила кровь, и он едва удержался, чтобы не закричать от восторга. Он голову сломал, как попасть в этот дом, что только ни придумывал, каких только предлогов ни сочинял. И тут – такая удача! Хозяин сам в гости позвал.

– Остап? – вопросительно посмотрел на него Артур, не дождавшись ответа. – Вы принимаете приглашение?

– Д-да, – часто затряс головой парень.

Ему показалось, что он выдал себя и его тайные планы стали понятны всем, и он испугался.

– Александра?

Девушка слегка улыбнулась и кивнула:

– Конечно. Спасибо.

Она хотела добавить, что для нее пожить чуть-чуть в таком доме – настоящее приключение, но не рискнула. Все-таки повод слишком печальный: излишний энтузиазм вряд ли поймут.

Аманда и Макс выразили свое согласие молчанием.

– Ну, хорошо, раз возражений нет, так и поступим, – обведя всех взглядом, подытожил Лямзин.

Гостиная опустела. Наверху слышались голоса – усталые гости расходились по комнатам, чтобы лечь спать. Валерия стояла в своей спальне у окна и смотрела на темный лес вдали. Потом погасила свет и тихо приоткрыла дверь в коридор. Посмотрела по сторонам, пытаясь понять, не следит ли кто за ней, затем неслышно двинулась к гостиной. Отсутствие света не мешало ей – за время жизни в доме Валерия успела изучить каждый квадратный метр и могла ходить повсюду с закрытыми глазами.

В темной гостиной она постояла, прислушиваясь, потом быстро скользнула к окну и открыла раму. Затем легла животом на подоконник и, высунувшись в окно, уставилась вниз. Рассмотреть она ничего не смогла, зато голова и спина ее тут же намокли. Стараясь не стучать, она осторожно прикрыла окно и побежала в прихожую. Там, так же на ощупь, не включая света, достала зонтик, обулась и, выйдя во двор, некоторое время что-то искала около дома. Так и не найдя, вернулась назад страшно разочарованная и злая.

– Валерия? Почему в темноте? – Артур щелкнул выключателем. – Ты выходила во двор? Зачем в такой дождь?!

– Знаешь, мне как-то не до сна, думала, может, свежий воздух поможет сбросить нервное напряжение. Но все зря. Пожалуй, выпью снотворного и… Знаешь, я лягу в библиотеке. Мне так… легче.

– Конечно. Может, тебе что-нибудь нужно?

– То, что мне нужно, ты вряд ли можешь дать, – туманно ответила она и грустно улыбнулась. – Ладно, пора спать. Устала.

И она быстрым шагом вышла на кухню. Артур постоял, раздумывая, стоит ли отправиться за ней, но, когда она вышла оттуда с таблеткой и стаканом воды в руке, вздохнул с облегчением.

– Спокойной ночи, Валерия.

– Да, спокойной. Если она может стать такой.

Оставшись одна, она прошла в библиотеку, отставила в сторону стакан и, так и не выпив таблетку, пошла вдоль стеллажей. Пахло пылью и старой бумагой – привычный запах, но сейчас он казался раздражающе неуместным. Будто прошлая жизнь, которой никогда больше не будет, назойливо пыталась напомнить о себе. И это причиняло боль.

Валерия нашла томик Гете, открыла наугад и прочла первую попавшуюся строку.

– Без пользы жить – безвременная смерть, – прочитала она, захлопнула книгу и с досадой поставила обратно.

Предсказание хорошего настроения не добавило, хоть и не считала она свою жизнь бессмысленной. Да, у нее были ошибки, но у кого их нет? Она подошла к окну и посмотрела на темнеющие деревья. Там, где-то далеко, был лес. В глубине души она боялась его и ни за что бы не отправилась туда ночью одна, но смотреть из окна и чувствовать себя в безопасности было приятно.