Текст книги "Взорванный разум"

6

Ивен прибыл к О'Банниону на следующее утро, и они еще раз все обсудили, пытаясь выработать план действий. Беда была в том, что Салоникис оставил после себя слишком мало информации. Ивен согласился с тем, что им остается только отправиться на Свободу, и там уже начинать осматриваться. В это утро он так охотно соглашался с Джоссом, что тот уже начал подозревать, что что-то не так. «Что же это они ему обо мне наговорили?» – недоумевал он. Но прочитать что-либо в этих светящихся серых глазах было невозможно. Они решили вылететь на Свободу завтра, и Глиндоуэр ушел по своим делам, как показалось Джоссу, весьма поспешно.

Джосс начал паковать вещи. Все-таки Салоникис пробыл там целых три месяца. Надо готовиться к долгой поездке. И потом. Не все же время они будут работать, когда-то надо и отдыхать. Командование поощряло офицеров, имеющих различные хобби. Какую психологическую подготовку ни проводи, никогда нельзя высчитать заранее, что ожидает двух людей, запертых в двухместном корабле, если они не знают, чем им заняться.

Джосс любил старину. У него была большая коллекция видеокристаллов с записями тех старинных развлечений, о которых нынешние поколения почти уже не подозревали, а понять смысл происходящего на них могли только единицы. В чемодан он упаковал около тридцати кристаллов: старые «видео» и «кабельные» развлекательные программы, переписанные прямо с кинопленки или видеокассеты. Завернутый в запасную форменную тунику, лежал плейер – лучший, который можно купить за деньги и слишком дорогой даже для его жалованья. Маура беспощадно высмеивала его хобби и утихомирилась только тогда, когда он резко прошелся по ее вышиванию.

Несколько журналов легло поверх одежды. Еще в колледже Джосс обнаружил тягу к химии, особенно к органике. Собирание лунных камней было данью этому увлечению. Его всегда интересовало, откуда во внеземных объектах появляются следы органических веществ. Даже в отчетах о марсианских археологических раскопках окаменевшие аминокислоты его интересовали гораздо больше, чем загадочные артефакты. Вряд ли на L5 будет возможность заниматься биогеологией, но, может быть, удастся дописать статью?

Вещи были сложены, шаттл уходил завтра в полдень. Джосс рано лег, рано встал, и был уже одет, когда в дверь постучали.

– Глиндоуэр, – объявила дверь жестким механическим голосом.

– Входи! – отозвался он.

Когда Джосс увидел вошедшего в комнату гиганта, чашка выпала у него из рук прямо на приготовленный багаж. Автомат-носильщик едва успел отскочить на фут в сторону. Джосс видел и раньше усиленные боевые костюмы, но такой штуки он даже не мог себе представить. Большинство костюмов оставляли некоторые части тела открытыми, обычно это были голени, бедра, предплечья и плечи. Все это просвечивало через соединенные между собой узлы экзоскелета. Но такого костюма Джосс не видел никогда! Он выглядел как сплошной, гладкий, с матовым блеском панцирь цвета вороненой стали. Росту в нем насчитывалось футов шесть с небольшим. Броня, покрывающая плечи и ноги, повторяла форму мышц Глиндоуэра, что само по себе впечатляло, а грудной панцирь многократно усиливал эффект. На предплечьях металл образовывал массивные утолщения, из которых в сантиметре от запястий выглядывали жерла каких-то орудий. На грудном панцире красовалась эмблема Солнечной Полиции, сделанная из такой же вороненой стали. Шлем безо всяких выступов походил на яйцо из серого зеркального материала. Ничего нельзя было разобрать за этой поверхностью.

Вдруг шлем деполяризовался, и нижняя часть сдвинулась вверх.

Джосс увидел ухмыляющееся лицо Глиндоуэра.

– Что с тобой, – спросил тот, – неужели не нравится моя боевая раскраска?

Джосс засмеялся, собрал осколки разбитой чашки и бросил их в утилизатор.

– Слушай, а правда, что трафларовую броню невозможно разрушить?

– Ну, не совсем так. Если столкнешься с угольным астероидом, может здорово поцарапать. В этих астероидах полно промышленных алмазов. Бывают проблемы с пулями и снарядами. Иногда они здорово портят вид наружного покрытия.

Джосс застегнул лямки форменной куртки и еще раз окинул Ивена взглядом.

– Вчера ты был не настолько высок, – сказал он.

– Это все из-за сенсоров обратной связи – гироскопов и гравитационных компенсаторов.

– «Сапоги-скороходы!» – пробормотал Джосс, укладывая остатки багажа на носильщика.

– Давай, это я возьму, – сказал Глиндоуэр, протягивая руку к багажу.

– Да зачем, он же сам…

Ивен подхватил багаж, весивший по крайней мере восемьдесят килограмм, и сунул его под мышку вместе с носильщиком.

– Сделай что-нибудь, чтобы он не пихался!

Джосс протянул руку и выключил носильщика, беспомощно болтающего в воздухе своими маленькими механическими ножками. Жужжание сервомоторов затихло, и ножки обессиленно повисли в воздухе.

– Ну что, отправляемся?

– Поехали, – ответил Джосс.

Джосс закрыл двери, и они не спеша направились к стоянке шаттлов. Люди, идущие навстречу, удивленно оглядывались на гигантского железного командора, гулко шагающего по коридору. Ивен был похож на великана с детской сумочкой под мышкой, а Джосс рядом с ним чувствовал себя малышом, семенящим на прогулку за собственным папой.

– Возможно, я не прав, – сказал он, – но ведь это же не стандартный полицейский костюм, ведь верно?

– Да нет, – не сбавляя шага, ответил Глиндоуэр. – У полицейских костюмов нет и малой толики нужных качеств, – презрительная улыбка появилась на его лице. – Когда меня увольняли, я постарался хоть что-то вытрясти из них. Слишком много они были мне должны. Я сказал, что хочу оставить себе свой боевой костюм. Для начала они расшумелись, но потом, когда узнали, что полиция берет меня на работу, сказали: «Что вы, что вы, для Ивена – все самое лучшее, пусть обязательно берет свой костюм», – и отдали его мне… предварительно сняв с него все, что можно.

– Сняв все, что можно? – поразился Джосс. – Ты хочешь сказать, что у тебя было вооружения больше, чем сейчас?

Ивен искоса взглянул на Джосса.

– Все, что у меня сейчас есть, – это два силовых ружья и автоматическая пушка. Боеприпасов к ним не так уж много, скажу я тебе по секрету. Они ободрали этот костюм как липку. Знаешь, что у меня было? – он заговорщически понизил голос. – Два тяжелых лучевика усиленной модификации, огнемет, пушка Вулкан-Гатлинг – отличная игрушка… Ты никогда не сталкивался с ней? Ей можно вскрыть бронемашину, как жестянку с ананасовым компотом. Три тысячи выстрелов в минуту, а весу – всего-навсего сто десять килограммов вместе с охлаждающей системой. Отлично?

– Да уж, – согласился Джосс, представив себе человека, таскающего с собой тяжелые лучевики и раскупоривающего ничего не подозревающие танки. Ходили разные слухи, что такие вещи существуют, но полицейского, который говорит о них, как об обычном деле, он видел в первый раз.

– А еще у меня был сканер, – мечтательно продолжал Ивен, – он работал в невидимом спектре. Прямо думать об этом невыносимо – все лучшее поснимали. Сказали, что надо соблюдать договор об ограничении вооружений в межпланетном пространстве… Ба, да что тут говорить…

Джосс невольно улыбнулся: не часто встретишь человека, который может сказать «ба», это слово он встретил лишь однажды, и то в старом видеофильме под названием «Рождественский гимн».

– Так что у меня теперь жалкая пародия на настоящий костюм, – продолжал Ивен. – Впрочем, там, куда мы направляемся, и этого хватит.

– Надеюсь, – ответил Джосс. – Мне сдается, что со своей огневой мощью ты вполне мог бы перевернуть небоскреб.

– На это хватит и мускулов, – засмеялся Ивен. – Все зависит от того, что это за небоскреб.

Джосс кивнул. «Определенно, – подумал он. – Такого парня в трудную минуту рядом с собой иметь неплохо, вот только с рикошетами хлопот не оберешься».

Формальности на стоянке шаттлов заняли не больше минуты. Ивен передал для погрузки багаж вместе с затихшим носильщиком, и им осталось только ждать отправления. Шаттл, на котором они летели, принадлежал к классу стандартных многоцелевых аппаратов, уже не первый десяток лет ходивших по маршруту Луна – Земля – Космическая станция. Химические маневровые и циклонические субсветовые двигатели для дальних перелетов и дельтовидное крыло для посадки в атмосфере едва ли намного изменились со второй половины двадцатого века. Шаттл, громоздкий и медлительный, сверкал серебристыми и красными цветами респектабельной компании ТПА. Из сопл маневровых двигателей вдоль бортов белыми облачками клубился жидкий азот.

Джосс зевнул и с безразличным видом заметил:

– Похоже, ты вызываешь интерес.

– Считаешь, это хорошо? – оглядываясь по сторонам, спросил Ивен.

– Кое-кто все равно знает, что мы прибываем, так что лишняя реклама вреда нам уже не принесет.

– Хотелось бы верить, – пробормотал Ивен, механически наблюдая за погрузкой.

«Мне тоже», – подумал Джосс.

7

Умирать она начала прямо на работе. Она вообще не заметила бы никаких признаков недомогания, если бы, как всегда, позавтракала с утра. Уровень сахара в крови держался чуть ниже нормы. «Вовремя надо есть», – решила она, но перед перерывом почувствовала легкую усталость. Пошарив в сумке, нашла завалявшуюся конфету в мягкой обертке, рассеянно сунула ее в рот и вернулась к работе.

Ее работа требовала полного сосредоточения. Вот почему она начала принимать эту штуку. Ей страшно не нравилось, что бумажная волокита, пусть и приносящая неплохой доход, отнимает у нее все силы. Кое-кто из друзей намекнул осторожно, что существует в природе такой препарат под названием «гипер». Отличное средство, дающее возможность выполнять свою работу гораздо лучше, чем раньше, и в то же время заниматься совершенно другими делами. Эта штука стоила довольно-таки дорого, но она давно уже перепробовала все, на что можно было истратить деньги на станции.

Средство оказалось лучше, чем можно было предположить. После первой же дозы весь мир вокруг наполнился новым смыслом, и жизнь разделилась на две совершенно отдельные и безупречно работающие половины. Одна половина ее существа работала как бы автоматически, сама по себе, другая же с пристальным интересом наблюдала за всем, происходившим вокруг. Автоматическая часть делала свою работу с поразительной легкостью. Было странно вспоминать, как трудно ей было еще вчера решить такие простые вещи: кому позвонить, как справиться с компьютером, как распределить время на работе. Теперь все текло как бы само по себе, без малейшего участия, она наблюдала за окружающим и наслаждалась.

А наблюдать было за чем. И поводы для восторгов были. Карл, сидящий в другом конце комнаты, разговаривал по коммуникатору, она могла понять значение любого его жеста, и по его ответам абсолютно точно воспроизвести то, о чем говорят на другом конце провода. По одному только подергиванию века в последнее время она догадывалась, о чем думает ее босс Харви, и каждая поганая мысль этой уродливой старой свиньи ввергала ее в безудержный хохот. За несколько минут она могла предсказать, какие файлы появятся на ее терминале, кого из служащих вызовут на ковер, кто получит повышение и почему, в зависимости от того, получилось ли что-нибудь у босса прошлой ночью. Две сплетни, сопоставленные между собой, могли помочь ей понять, как пойдут дела в их отделе в течение месяца. И, что самое главное, никто даже не догадывался об этих ее способностях. Ее гордое «Я», удобно расположившееся в каком-то тайном уголочке мозга, свысока следило за жалкими людьми, с которыми она работала, за их мелочными заботами и глупыми страстями. Иногда ее охватывало искушение расхохотаться вслух, но она преодолевала его. Ей не хотелось выдавать себя.

Иногда эти страсти начинали невероятно утомлять. В такие моменты вся жизнь казалась ей не более, чем пустой тратой времени. Ну как, например, можно серьезно наблюдать, с каким упоением окружающие отдаются своим бредовым эмоциям, совсем при этом не понимая, что каждое их действие, каждое слово определяются предыдущими их собственными словами и действиями, сказанными или произведенными только что. Несомненно, они не догадывались об этом. В такие моменты она увеличивала дозу. Счастье на какое-то время возвращалось к ней: все окружающее опять теплело и приобретало глубину, и наблюдать за ним становилось интересно. Автоматическая часть мозга работала четко и быстро, и свободного времени становилось все больше.

Сегодня, однако, у нее болела голова, что само по себе было необычным. Она успела забыть, что такое болезнь: с этой быстрой реакцией на происходящее ей ничего не стоило скорректировать все возможные недомогания. Тело беспрекословно слушалось ее. Почему же сегодня все было по-другому? Конфета не помогла. Может быть, стоило бы, сославшись на головную боль, попросить выходной, поехать домой, принять дополнительную дозу и вернуться на работу завтра, когда все уже встанет на свои места?

– Джоанна, с тобой все в порядке? – спросил Карл со своего места. Она посмотрела на него с трудом, и отметила для себя, что ей пришлось совершить небольшое усилие. Ее поразило то, что усилие это было сознательным. Обычно она автоматически поддерживала разговор с сослуживцами, второй своей половиной погружаясь в глубинные нюансы происходящего, проясняя значения слов, читая мысли по выражениям лиц и жестам. Но сейчас она беспомощно смотрела на Карла и не могла придумать подходящего ответа.

– Ты в порядке? – еще раз спросил Карл. – Что-то ты побледнела.

Она открыла рот… и ничего не смогла сказать.

Подобное уже случалось. Один раз на нее уже накатывала волна этой липкой беспомощности. Но тогда приступ быстро прошел – она съездила домой и значительно увеличила дозу. Надо было срочно что-то делать. Конечно, лучше всего сказать, что приболела, и отпроситься домой. Она должна продержаться еще хотя бы полчаса.

Но изо рта у нее так и не вылетело ни звука. И это было еще не самое страшное. Она потеряла контроль. Волна ужаса, накатившая на нее, заставила колотиться сердце. Время шло, а ей не делалось лучше. То, что раньше случалось на короткое время, сегодня не имело конца. Она физически чувствовала, как ясность, с которой она привыкла видеть вещи, уходит от нее. Она теряла свое знание навсегда.

С потерей знания Джоанна становилась тем, чем была раньше, до того, как начала принимать препарат. Это было невыносимо. В общем-то, она давно уже успела забыть, какой она была до своего чудесного раздвоения, в те времена, когда она еще не могла знать заранее, кто и что в данную минуту собирается сказать, когда она еще уставала от работы и тратила на нее свое время. А сейчас все летит так быстро… Перепуганный Карл встает со своего места и движется к ней, а она даже представить не может, что нужно сделать или сказать.

Все уходило от нее: всеведение, сила, холодная объективность – все ее великолепное ЗНАНИЕ. Ее разум таял, как снег под ярким солнцем, мысли и воля уплывали куда-то вне, растворяясь в ярком свете люминесцентных ламп. Это не было безболезненным. Она чувствовала, как каждая крупица ее напрягается, испаряясь в огне бушующего в организме пожара. Ушли чувство времени и память. Она не могла вспомнить лица, склонившегося над ней, долго соображала, что случилось и почему она лежит на полу. Из нее ушло все, кроме ужаса. Он рос в ней, заполняя ее существо. Что ей делать? Что ей делать? Где она? Что это за люди рядом с ней? Почему они так кричат?

ПОЧЕМУ ОНИ НЕ ПЕРЕСТАНУТ КРИЧАТЬ?

Все зазвенело в ушах, крик достиг своего апогея. И вдруг, милосердная тишина, отключившая крики, шум в ушах… и волна мрака.

«Кто я? Что я?» – подумала она. И умерла.

8

Они подходили к Свободе-2 между дневной и ночной ее сторонами. Солнечные лучи, просвечивающие через прозрачный сектор L5, рассыпались на разноцветные спектры и скользили по стеклу мириадами маленьких радуг. Сама станция на первый взгляд выглядела гораздо новее, чем это было на самом деле. В кабине послышались жидкие аплодисменты.

– Счастливые туристы, – тихонько заметил Джосс.

Ивен хмыкнул:

– Скоро они познакомятся с суровой правдой жизни.

Стыковка заняла около десяти минут. После того, как Джосс осмотрел станцию снаружи, дурные предчувствия охватили его с новой силой. Он вспомнил, как прибыл сюда во время учебы в колледже. С того времени прошло всего семь лет, но они укладывались в жизнь. Тогда, с непривычки, ему тоже понравилось, как колония выглядит из космоса: огромная, крепкая, блестящая на солнце холодным металлическим блеском. Теперь он очень сомневался в правдивости этого впечатления. Вблизи было видно, что многие наружные панели ремонтировались не по одному разу. Некоторые прозрачные части были закрыты матовыми пластинами, почему-то напоминающими крышу старомодного провинциального вокзала после плохого ремонта. Все-таки семь лет назад все здесь было не в таком обветшалом состоянии. А может, по молодости он просто не обращал на это внимания.

Стыковка была несложным делом. Шаттл вошел в зону нулевой гравитации на одном из торцов «пятерки», синхронизировал с ней свое вращение и плавно вошел в док. Ивен встал со своего места задолго до того, как по трансляции разрешили отстегнуть ремни. Пробираясь за ним, Джосс сказал вполголоса:

– Не очень-то хороший пример ты подаешь пассажирам, приятель.

– Может, ты покажешь им хороший пример и арестуешь меня? – хмыкнул тот.

Джосс шел за напарником и пытался понять, шутит он или для чего-то издевается над ним. Один из членов экипажа шаттла посмотрел на Ивена, а точнее на его костюм, и поспешил открыть замки выходного люка.

Люк примыкал к туннелю, покрытому изнутри резиной и фибергласом. Огоньки, сверкающие на полу и потолке туннеля, указывали дорогу в порт, как будто этот туннель мог вести еще куда-нибудь. Джосс уцепился за поручень и начал подтягиваться вперед. Ивен следовал за ним. Далеко позади шумели немногочисленные туристы.

– Никогда бы не додумался, что сюда можно ездить развлекаться, – сказал Ивен. – Жить и работать здесь – может быть, хотя я бы не стал этого делать. Но приехать сюда в отпуск? – Он потряс головой.

– Они едут сюда в основном из-за казино, – объяснил Джосс. – Это не более странно, чем поездка в Лас-Вегас, там ведь тоже нечего было делать, кроме как играть.

– А где это?

– Лас-Вегас? Древний город в пустыне на западе Северной Америки. Казино там работали почти так же, как и здесь. Дешевое жилье, доступность входных билетов, азарт – вот и все три кита, на которых держится игорный бизнес. Довольно многие рвутся сюда.

– Только не я, – откликнулся Ивен, открывая дверь в большую сферическую комнату иммиграционного контроля. – Для отпуска есть места получше.

– Уэльс? – спросил Джосс.

– А ты был когда-нибудь там? – поинтересовался Ивен, прокладывая дорогу к одному из столов.

– Нет, я был только в Лондоне и в Шотландии.

Ивен кивнул головой.

– В Шотландии есть похожие места. Но Северный Уэльс, – он мечтательно улыбнулся, – не тот, конечно, что был раньше, но все равно – чудесное место.

– Доброе утро, сэр, – обратился он к погруженному в свои мысли чиновнику. – Или какое тут сейчас время суток?

Иммиграционный офицер, молодой блондин в униформе, с большим носом и грустным взглядом, рассмотрев их значки, сказал:

– У нас уже вторая половина дня. Что ж, рад вас видеть. Вы по делу или отдохнуть?

– Боюсь, что по делу, – ответил Джосс.

– Надеюсь, вы найдете, что ищете, – сказал офицер, подходя к ним с чем-то вроде большой ручки, оказавшейся при ближайшем рассмотрении аппликатором для приклеивания небольших ярлыков. – Это позволит вам без помех проходить через все автоматические двери и открывать любые замки. Будем считать, что это действительно на все время вашего пребывания здесь. Куда вам налепить их?

– На значок, пожалуйста, – сказал Джосс.

Офицер приложил конец аппликатора к значку и сразу же убрал его. На значке осталось маленькое электронное устройство размером с булавочную головку, при помощи электростатического заряда так здорово прилепившееся к поверхности значка, как будто было его неотъемлемой частью.

– А вам куда, сэр? – обратился он к Ивену.

– А он пуленепробиваемый?

– А-а… не знаю, – сказал офицер. Наверное, это был первый случай в его жизни, когда ему задавали такой вопрос.

– Тогда сюда, – Ивен показал на внутреннюю поверхность плеча.

Слегка ошарашенный, офицер все же прилепил туда метку.

– Благодарю покорно. – Ивен торжественно проследовал дальше.

Джосс наградил молодого человека величественной улыбкой и отправился за напарником.

– Ты сделал это специально? – сказал он, еле сдерживая смех.

– Представители закона должны вызывать должное уважение, – с серьезным лицом констатировал Ивен.

В небольшой сферической комнате, в которую они вошли, висела схематическая карта станции.

– Вот мы где, – показал Джосс, дотрагиваясь до истертой тысячами прикосновений точки. – Надо ехать сначала на лифте до шестого уровня, затем через поле на скоростном тротуаре, а потом на эскалаторе вверх на административный уровень.

Они направились к лифту.

– Поле? – удивленно спросил Ивен.

– Сельскохозяйственные угодья. Ты, наверное, заметил, что «пятерка» как бы нарезана на ломти. Каждый поперечный отсек полностью изолирован от других. Когда строили станцию, очень опасались, что вся она подвергнется взрывной декомпрессии. Во внешних секторах довольно шумно, так как рядом находятся лаборатории жизнеобеспечения и машинные отсеки, поэтому-то их и отвели под сельское хозяйство.

– Поля… – задумчиво покачал головой Ивен, – без гравитации?

– С минимальной гравитацией, – поправил Джосс. – При гравитации в одну десятую «же» у них получаются неплохие вещи. Мы с тобой обязательно попробуем кое-что. Например, помидоры. Посмотрел бы ты, какие они выращивают помидоры! Размером с арбуз!

Ивен оглядел Джосса со смешанным выражением отвращения и недоверия.

– По вкусу они, наверное, напоминают резиновые шары?

– Вовсе нет. Они получают столько ультрафиолета, что вызревают не хуже, чем на Земле.

Лифт постепенно выходил из зоны нулевой гравитации и опускался на те уровни, где вращение станции уже оказывало кое-какой эффект.

Ивен все еще качал головой.

– Что бы там ни говорили, а над фермой должно быть небо.

– А над нами здесь и есть небо.

– Все с тобой ясно, приятель. Ты вырос на Луне, поэтому тебе это кажется нормальным.

Джосса удивил странный тон Ивена. Что это, жалость? Неужели Ивен способен на такие чувства? И потом, даже Джосс не был уверен в том, что нуждается в жалости.

– Каждому свое. – Джосс вышел из лифта и направился к ленте тротуара. Народу на улице было немного, и первое, что бросилось в глаза, это легкая, облегающая тело одежда здешнего производства, весьма практичная для мест с постоянно контролируемым климатом. Футболки, шорты, короткие юбочки металлического цвета одновременно были и зеркальными и прозрачными, в соответствии с местной модой. Двое молодых парней с вакуумным мороженым в руках таращили глаза на Ивена.

– Как ты умудрился привыкнуть к этому? – спросил Джосс.

– К чему?

– Да к тому, что на тебя постоянно так глазеют.

Ивен искоса посмотрел на Джосса и снова начал ухмыляться.

– Знаешь, что я тебе скажу? Иногда я не обращаю на это внимания, а иногда поднимаю забрало и смотрю на них. Если после этого они начинают заикаться, то это уже их проблемы.

Джосс коротко хохотнул:

– Понимаю.

Ивен кивнул. Помолчав несколько секунд, он сказал серьезно:

– На тренировках они пытались отучить нас обращать на это внимание, но у них ничего не получилось. По крайней мере со мной. Да я и не думаю, что это нужно. Всякое пристальное рассматривание считается демонстрацией угрозы, пусть даже такое безобидное, как сейчас. Не вижу смысла отключать один из сторожевых центров в мозгу.

Они перебрались на скоростной тротуар и понеслись мимо полей пшеницы, совсем по-настоящему волнующейся на ветру под мощными вентиляторами. Пшеница на разных полях была разного роста и разной спелости – от тридцатисантиметровых побегов до мощных колосьев ростом с человека.

– На Земле такая не вымахала бы, – заметил Ивен.

– Это все гравитация.

Ивен кивнул.

– Как ты, думаешь, что убило моего напарника?

Джосс слегка вздрогнул, осознавая резкость в перемене темы.

– Я думаю, – сказал он, – что Лон слишком близко подобрался к какой-то секретной информации. Или каким-то образом обнаружил, что стоит за ее утечками.

– Что-то, чего он не ожидал, – кивнул Ивен, – что-то, что застало его врасплох. Те, кто убили его, сделали это, скорее всего, от неожиданности. Но теперь они настороже и знают, что мы здесь. У них выигрышная ситуация: они имели много времени для того, чтобы решить, что с нами делать, или хотя бы начать планировать что-то.

Джосс кивнул:

– Не могу с тобой не согласиться, – он со вздохом посмотрел по сторонам. Они проезжали мимо гигантских плантаций кукурузы, растянувшихся на многие мили, и по верхнему ярусу из пятидесяти или шестидесяти полей, на которых кукуруза выращивалась гидропонным способом. – У меня есть искушение немножко поиграть здесь в туповатых солдафонов, чтобы они сочли нас безнадежными, а потом уже приступить к тому, ради чего мы здесь – начать искать источник утечки информации, главное, попытаться найти записи Лона, – сказал Джосс.

– Если они существуют, – раздумчиво произнес Ивен.

Они молча смотрели на проплывающие мимо кукурузные поля.

– Я с тобой, – сказал, наконец, Ивен. – Бог свидетель, были же раньше тупые полицейские, могут побыть и сейчас… хоть какое-то время.

Ивен усмехнулся, но это была не его обычная усмешка. Джосс, увидев ее, растерянно отвел глаза в сторону и точно осознал, что не хотел бы слишком скоро увидеть эту усмешку вновь.

Наконец они сошли с тротуара. Пытаясь сориентироваться, Джосс огляделся по сторонам. Когда он был здесь в прошлый раз, пересадочная зона представляла собой голую площадку, от которой уходили эскалаторы на другие уровни центральной секции. Теперь на этом месте развернулся настоящий базар. Тенты, палатки, столики, прилавки, нагроможденные друг на друга, были завалены бог знает чем. Бижутерия, сувениры, одежда, обувь, старые видеокристаллы, пленки, крепкие напитки, словом, все, могущее привлечь взгляд непритязательного туриста, красовалось здесь. Туристы в слишком уж новой, специально для поездки купленной одежде, бродили тут же между прилавками, лениво переговариваясь между собой.

– Сюда, – указал Джосс, подходя к эскалатору. Ивен посмотрел сверху вниз на скопище тентов и палаток.

– Воровской рынок.

– Точно, – подтвердил Джосс. – Я вижу, по крайней мере, трех карманников.

Ивен хмыкнул:

– Я не это имел в виду. У нас раньше так называли рынки с бросовым товаром, который никто не захочет купить, а если и украдет, так ради беззлобной шутки. Конечно, туристу можно всучить что-нибудь этакое экзотически-бесполезное. Но вообще такой рынок – хороший показатель того, что на станции не производят и малой доли товаров, необходимых населению.

Джосс не задумывался над этим – может быть.

– Здесь есть таможенные льготы для сувениров? Знаешь, такой закон, позволяющий увезти товаров больше нормы, если ты везешь что-либо, произведенное тут?

– Вообще-то, да, – ответил Джосс.

– Что-то вроде этого я видел на кольцах Сатурна. Весьма жалкое зрелище. Старики и старухи – бывшие шахтеры, золотоискатели, пилоты – все торговали на рынке вроде этого в старом куполе на Ио. Той дряни, которая продавалась там, описать абсолютно невозможно. Да никто и не покупал ее. Большую часть времени они просиживали, ожидая туристов: «Налетайте, не упустите!» Дикий, но суровый мир дальних рубежей! – передразнил он крикливый голос, который, похоже, ненавидел до сих пор. – Увезите с собой память о крутых парнях, которые… А-а-а!.. – Ивен махнул рукой. – Да пропади они все пропадом!

Джосс кивнул и осмотрелся по сторонам. Он помнил Свободу совсем другой. У него возникло чувство, что все здесь за последние годы сдало, поддалось гниению, подобно концам сломанной, несрастающейся кости. Он видел кое-как починенные панели пола, грязь, чувствовал в воздухе какой-то странный и неприятный запах, говорящий о плохой работе кондиционеров. Впечатление было удручающим. Тем более, что это было впечатление первых минут пребывания здесь. Нет ничего важнее первого впечатления – учили их на тренировках. Потом, когда мозг привыкает к окружающему, ощущения притупляются. Поэтому не стоит, доверяя логике, отмахиваться от этих первых эмоциональных впечатлений. Вот и сейчас с ним происходило то же самое: логика отступала на задний план и уступала место бессознательному беспокойству.

– Ты не нервничаешь? – неожиданно спросил он Ивена.

– Пардон? Что?

Джосс почувствовал, что краснеет. Это была единственная черта, от которой он хотел избавиться, но никак не мог этого сделать.

– Предчувствия тебя не одолевают? – уточнил он.

Ивен посмотрел на него долгим взглядом, и Джосс уже начал краснеть еще больше, но тот сказал:

– Иногда бывает. В Уэльсе это называют «хиви», и это не столько предчувствие, сколько знание.

– Оно тебе когда-нибудь помогает?

– На скачках – да. На работе – редко. А что тебе говорит твое предчувствие?

Джосс тряхнул головой.

– Я не уверен. Но оно мне не нравится.

– Мне тоже, – покачал головой Ивен. – Сидим в этой чертовой космической жестянке, как кошачьи консервы в ожидании кошки.

Джосс с удивлением посмотрел на него.

– Подумай вот о чем, – продолжил Ивен свою мысль, – если нам вдруг придется уносить ноги, нам нужен будет транспорт, а своего у нас нет. Надо бы, чтобы шаттл поджидал нас в порту, когда начнется большая стрельба.

Они приближались к административному уровню, и на эскалаторе становилось все больше людей.

– Я думал, ты можешь нажать кнопку и прекрасно обойтись без корабля. У тебя же здесь и движки и система жизнеобеспечения.

Ивен навис над ним всей своей серой блестящей махиной.

– Джосс, дружище, – прошептал он дружелюбно. – Ты можешь быть худосочным хлюпиком с птичьими костями, выросшим при пониженной гравитации, но даже тебя я не оставлю здесь с теми, кто мог такое сотворить с Лоном. Даже если бы ты мне нравился гораздо больше, чем на самом деле, я бы все же подумал прежде, чем брать тебя с собой сюда. – Ивен выпрямился и прибавил нормальным голосом. – Так что постарайся не забыть расписание шаттлов.

Через силу улыбнувшись, Джосс кивнул и про себя принялся составлять очередное резкое письмо Лукреции.

– Прибыли? – взглянув на приближающиеся двери, как ни в чем ни бывало хохотнул Ивен.

– Прибыли! – ответил Джосс, спрыгивая с эскалатора.

Административный уровень был, пожалуй, единственным из всех, могущим хоть как-то сгладить впечатление от станции. Здесь было просто шикарно: пол покрыт коврами, стены обтянуты материей, в подсвеченных нишах – совсем недурные картины. По всему видимому пространству располагались открытые рабочие зоны, парящие над другими уровнями, как острова в небе. Весь этот архипелаг составлял две мили в длину и милю в ширину, а маленькие частные офисы, встроенные в него, походили на коттеджи. Над легкой кривизной зоны, восьмьюдесятью этажами выше, мириады звезд, разбросанных на черном бархате пространства, светили через огромное прозрачное стекло.