Текст книги "Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь"

Диана Гэблдон
Чужестранка. Книга 2. Битва за любовь

Diana Gabaldon

OUTLANDER

© Зайцева В., перевод на русский язык, 2021

© Издание на русском языке, оформление. Издательство «Эксмо», 2021

Часть четвертая. Запах серы

Глава 24. Находки и пропажи

Шумиха вокруг нашего неожиданного возвращения и известия о скорой свадьбе утихла очень скоро – и-за куда более важного происшествия.

Через день после приезда мы ужинали в большом зале и слушали здравицы и пожелания, что провозглашали гости. Джейми, поклонившись, поблагодарил последнего оратора и под спонтанные, но все нараставшие аплодисменты уселся на место. Тяжелая скамья пошатнулась; Джейми на миг закрыл глаза.

– Для тебя не слишком? – прошептала я.

Джейми встретил противника с открытым забралом: выпивал после каждого тоста, прикладывался к каждой чарке за наше здоровье, а я лишь делала вид, чуть отпивала из бокала и радостно улыбалась в ответ на тосты на непонятном мне гэльском языке.

Он открыл глаза и насмешливо на меня посмотрел.

– Полагаешь, я пьян? Вовсе нет, я могу пить весь вечер напролет.

– Ну, ты именно так и поступаешь, – заметила я, окинув взглядом стол перед нами, на котором выстроилась шеренга бутылок из-под вина и каменных кувшинов из-под эля. – Уже совсем поздно.

Свечи, стоявшие на столе перед Колумом, догорели почти полностью, воск, оплывший на шандалы, отливал золотом; тени перемежались пятнами света на лицах братьев Маккензи, то и дело наклонявшись друг к другу, они о чем-то тихо беседовали. Их лица, казалось, продолжают ряд гномьих портретов, вырезанных в каменной каминной облицовке, и я вообразила, что эти странные изображения передают внешность предыдущих надменных лэрдов Маккензи, – возможно, мастер обладал хорошим чувством юмора… а может, неплохо знал эту семью.

Джейми встал и скорчил недовольную мину:

– Сказать правду, мой мочевой пузырь больше не выдержит. Мигом вернусь.

Он, оттолкнувшись двумя руками от скамьи, быстро перемахнул через нее и покинул зал через нижний выход.

Я обернулась к Гейлис Дункан, которая сидела с другой стороны от меня и понемногу отпивала из серебряной кружки эль. Муж ее, помощник прокурора Артур Дункан, как и подобает, сидел за соседним столом рядом с Колумом, но Гейлис сама потребовала усадить ее подле меня: дескать, ей неохота весь вечер тосковать под мужские разговоры.

На вялом лице Артура под полуприкрытыми глубоко посаженными глазами налились синие мешки – от утомления и выпитого вина. Помощник прокурора тяжело опирался на ладони, не вслушиваясь в слова Маккензи, находившихся возле него. Чеканные черты лэрда и его брата были хорошо различимы в сиянии свечей, но Артур Дункан выглядел в том же свете совершенно больной развалиной.

– У твоего мужа скверный вид, – проговорила я. – Обострился его желудочный недуг?

Бросались в глаза признаки нездоровья, впрочем, на язву не похоже, на рак тоже – для них на костях осталось слишком много мяса. Возможно, действительно, как уверяет Гейлис, хронический гастрит.

Она кинула быстрый взгляд на мужа и сразу повернулась ко мне, пожав плечами:

– Он чувствует себя сносно, – заметила она. – По крайней мере, не хуже. А как твой муж?

– Что ты имеешь в виду? – осмотрительно спросила я.

Гейлис запросто пихнула меня твердым локтем в ребро; я обнаружила, что перед ее местом на столе тоже образовалась знатная шеренга бутылок.

– Ну, каков он? Голый такой же красавец, как и в одежде?

Пока я искала подходящий ответ, Гейлис повернулась к дверям.

– Притворяешься, что тебе нет до него никакого дела? – продолжила она. – До этакого сокола? Да половина девушек в замке готова тебе все волосы выдрать, а я бы на твоем месте приступала к еде с опаской.

– К еде?

Я обескураженно уставилась на стоявшее передо мной деревянное блюдо – на нем лишь расплылось жирное пятно и сиротливо лежала вареная луковица.

– Яд! – драматически прошипела Гейлис мне в ухо, дохнув при этом спиртными парами.

– Какая ерунда, – сухо сказала я и отодвинулась от нее. – Никому не захочется травить меня, только потому что я… потому что…

Я запуталась и неожиданно для себя заподозрила, что выпила куда больше, чем мне показалось.

– Право же, Гейлис. Этот брак… Тебе же известно, что я это не предполагала. Я этого не хотела! Это просто… что-то вроде… неизбежного делового соглашения, – сказала я, надеясь, что при свечах незаметно, как я покраснела.

– Ха! – ответила она циничной ухмылкой. – Мне известно, как выглядит женщина, с которой спят по-настоящему.

Она посмотрела на дверь, за которой исчез Джейми.

– И черт меня возьми, если у него на шее комариные укусы. – Она вздернула светлую бровь. – Но раз это деловое соглашение, то я скажу, что ты удачно вложила деньги.

Она снова наклонилась ко мне.

– А это правда? – прошептала она. – Про большие пальцы?

– Большие пальцы? Боже мой, Гейлис, что ты несешь?

Она вздернула свой миниатюрный прямой нос и, сдвинув брови в комичной попытке сосредоточиться, посмотрела на меня. Красивые серые глаза слегка косили, и я испугалась, как бы она не свалилась со скамьи.

– Да ты знаешь! Это все знают! Большие пальцы у мужчины такой же длины, как и член. Большие пальцы на ногах, конечно, тоже, но по ним судить труднее, обычно в обуви не видно, и все прочее. Ах ты, хитрюга!

Она кивнула на дверь, где как раз появился Джейми.

– Такими руками он запросто может удержать самую большую грудь. Или зад, верно? – прибавила она, удостоив меня еще одним тычком в ребра.

– Гейлис Дункан… немедленно заткнись! – грозно проговорила я вполголоса. – Еще кто-нибудь услышит, что ты болтаешь!

– Да ладно, никто… – начала она, но, распахнув глаза, немедленно смолкла.

Джейми миновал наш стол, как будто не видя. Он был бледен, плотно сжал губы, как будто перед каким-то неприятным, но необходимым действием.

– Что это с ним? – спросила Гейлис. – Выглядит, как Артур, наевшийся сырой брюквы.

– Не знаю.

Я отодвинула от стола скамью, но не вставала.

Джейми направился прямо к столу Колума. Нужно ли мне идти следом? Очевидно, что-то произошло.

Осматривавшая зал Гейлис внезапно дернула меня за рукав и ткнула в дверь, откуда появился Джейми.

Прямо в проеме стоял человек, как и я, в замешательстве. Весь в грязи и пыли – значит, с дороги. Вестник. Вероятно, он передал Джейми сообщение, и теперь мой муж, наклонившись, что-то зашептал Колуму.

Нет, не Колуму. Дугалу. Между двух голов с темными волосами склонилась рыжая голова; три лица с красивыми крупными чертами в отблесках догорающих свечей впечатляли удивительным сходством. При этой картине я все лучше понимала, что сходство заключалось не столько в родственных связях, сколько в общем для троих выражении глубокого горя.

Гейлис крепко схватила мою руку своей.

– Дурные вести, – без особого смысла сказала она.

– Двадцать четыре года, – тихо добавила я. – Много для брака.

– Да, много, – подтвердил Джейми. – Дольше, чем я прожил на свете.

Над нашими головами теплый ветер шевелил листья деревьев, сметал волосы с моих с плеч, и те щекотали лицо.

Джейми, длинноногий, изящный, атлетически сложенный, стоял, прислонившись к ограде загона. Отчего-то я все время забывала, что он еще так молод, – он был настолько уверен в себе и умен.

– Впрочем, – продолжил он, выплюнув соломинку на истоптанную грязь загона, – не думаю, что из всего этого времени Дугал провел рядом с ней более трех лет. Тебе же известно, что по большей части он живет здесь, в замке, или объезжает земли клана, выполняя поручения Колума.

Жена Дугала Мора умерла от скоротечной лихорадки в их имении Беаннахде. Дугал на рассвете отправился туда с Недом Гоуэном и вестником, прибывшим накануне вечером с дурными новостями, – требовалось распорядиться насчет похорон и понять, что делать с собственностью Моры.

– Не слишком близкое супружество? – поинтересовалась я.

– Думаю, близкое настолько, насколько это было возможно, – ответствовал Джейми. – У них были общие дети, она занималась домом и хозяйством. Вряд ли ей так уж не хватало Дугала, но она всегда радовалась, когда он приезжал домой.

– Да, ты же какое-то время жил у них, так что знаешь.

Задумавшись, я замолчала. Вероятно, такое понимание брака для Джейми верно: жить порознь и встречаться лишь ради зачатия детей. Но из его рассказов следовало, что брак его родителей был союзом любящих, близких людей.

Как всегда, выказав невероятное умение читать мои мысли, Джейми проговорил:

– Ты же знаешь, у моих родителей все было иначе. Дугал женился по расчету, как и Колум, их браки основывались на интересах дела и земель, а не на взаимной симпатии. А мои родители женились по любви, вопреки желаниям своих семей, и мы оказались в Лаллиброхе… не то чтобы совсем изгоями в полном смысле слова, но сами по себе. Родители редко навещали родственников, по делам тоже выбирались из имения нечасто; мне кажется, они были привязаны друг к другу сильнее, чем это обычно бывает в браке.

Он положил руку мне на спину и привлек к себе. Наклонив голову, он прижал губы к моему уху и тихо сказал:

– У нас тоже есть соглашение. Но все-таки я хотел бы надеяться… возможно, в один прекрасный день…

Он вдруг отпрянул от меня, криво улыбаясь и сделав неловкий жест.

Не желая поощрять его, я тоже улыбнулась, как могла холодно, и повернулась лицом к загону. Джейми стоял совсем рядом, ухватившись руками за перекладину забора. Я тоже положила ладони за перекладину, чтобы удержаться и не взять его за руку. Больше всего мне хотелось повернуться, успокоить его, прикосновением и словами убедить, что между нами не деловое соглашение, а нечто гораздо большее. Но эта правда меня и остановила.

«То, что между нами», – говорил он. И еще: «Когда я лежу с тобой, когда ты прикасаешься ко мне…» Нет, это не так уж просто. И это не одно лишь увлечение, как мне сперва казалось.

Но ведь я была связана обетом верности и узами законного брака с другим человеком. И любовью тоже.

Я не могла сказать Джейми, что к нему чувствую. Сделать так, а затем исчезнуть представлялось верхом жестокости. Лгать ему я тоже не могла.

– Клэр.

Я чувствовала, я знала, что он повернулся и глядит на меня с высоты своего роста. Я молчала, лишь подняла лицо, когда он нагнулся, чтобы меня поцеловать. В этом я тоже не могла ему лгать – и не солгала. «В конечном итоге, – смутно подумалось мне, – я же обещала ему честность».

Наш поцелуй оказался прерван громким «гх-м-м!», донесшимся из-за изгороди. Джейми удивленно обернулся, инстинктивно загородив меня собой, но сразу заулыбался, узнав старика Алека Макмагона в клетчатых штанах, который уставился на нас своим единственным голубым глазом и саркастически улыбался. Алек воздел в небо ужасные на вид ножницы для кастрации, которые держал в руке, и отдал нам издевательский салют.

– Я собирался с ними к Магомету, – объявил он, – но, может, они и здесь пригодятся.

Конюх щелкнул ножницами:

– Тогда бы ты, паренек, думал о работе, а не о своем петушке.

– Ты так лучше не шути, – заметил Джейми. – Что, меня ждал? Я тебе нужен?

Алек вздернул одну бровь, похожую на мохнатую гусеницу.

– Ни в коем разе, с чего бы это? Я предпочитаю кастрировать чертового двухлетку сам, для собственного удовольствия.

Он расхохотался над собственной шуткой и махнул ножницами на замок.

– Идите-идите, голубушка. Получите его к ужину обратно в целости и сохранности.

Сделав вид, что не доверяет сказанному, Джейми вытянул длинную руку и осторожно отобрал у конюхаа ножницы.

– Мне будет спокойнее, коли они будут у меня, – проговорил он и подмигнул Алеку. – Иди, англичаночка. Как только я сделаю за Алека всю его работу, я приду и тебя найду. – Он нагнулся поцеловать меня в щеку и шепнул: – В конюшне. В полдень.

Конюшни в замке Леох были обустроены гораздо лучше большинства домов в деревне, которую я видела во время нашего с Дугалом путешествия. Каменные полы и стены, в одном конце конюшни – высокие окна, в другом – двери, а между стенами и крытой соломой крышей – узкие щели, оставленные для сов, которые по ночам прилетали ловить мышей в сене. Хватало и воздуха, и света, чтобы конюшня выглядела наполненной приятным сумраком, но не мрачной.

На сеновале, под самой крышей, было еще светлее: лучи солнца желтыми полосами лежали на копнах сена, в каждом столбе света танцевали золотистые пылинки. Сверху, сквозь щели, сюда с расположенного вблизи огорода проникал теплый воздух с ароматами левкоя, турецкой гвоздики и чеснока, а снизу доносился теплый запах лошадей.

Под моей рукой завозился и сел Джейми; его голова в солнечном столбе засверкала, словно свеча.

– Что там такое? – в полудреме спросила я, поворачивая голову вслед за его взглядом.

– Маленький Хэмиш, – негромко ответил он, свесившись с сеновала. – Верно, пришел за своим пони.

Я неловко подползла на животе к нему поближе, из скромности опустив подол юбки, что не имело никакого смысла, поскольку снизу находившемуся в конюшне все равно была бы видна только моя голова.

Сын Колума Хэмиш медленно шел по проходу. Он останавливался то возле одного стойла, то возле другого, но не реагировал на любопытные гнедые и буланые головы, тянувшиеся к нему. Хэмиш, очевидно, что-то искал, но это точно был не его гладкий рыжий пони, который смиренно жевал солому в стойле у самых дверей конюшни.

– Господи, помилуй, он же идет к Донасу! – вскричал Джейми, торопливо нашарил килт, обернул вокруг чресел и спрыгнул с сеновала вниз.

Он не стал спускаться по лестнице, а просто повис на руках и свалился на пол конюшни. Приземлился удачно, прямо на солому, устилавшую каменный пол, но глухого звука удара хватило, чтобы Хэмиш в испуге обернулся, хватая воздух ртом.

Когда мальчик понял, кто перед ним, с его маленького конопатого лица пропал испуг, но в голубых глазах осталась настороженность.

– Тебе помочь, братец? – приветливо спросил Джейми.

Он оперся спиной о подпорку, так чтобы преградить Хэмишу путь к стойлу, к которому тот держал путь.

Хэмиш, казалось, смутился, но немедленно воспрял и выставил вперед подбородок.

– Я буду ездить на Донасе, – прерывающимся голосом проговорил мальчик со всей возможной решимостью.

Донас (имя означало «дьявол», назвали коня так вовсе не ради лести) стоял в конце конюшни, для безопасности остальных лошадей отделенный свободным стойлом. К этому злобному гнедому жеребцу-великану осмеливались приближаться лишь Алек с Джейми, верхом на него никто не садился. Из темного стойла донеслось страшное ржание, над воротцами возникла огромная рыжая голова, большие желтые зубы щелкнули, безуспешно пытаясь впиться в беспечно выставленное голое плечо.

Джейми даже не шевельнулся: он знал, что жеребец его не достанет. Вскрикнув тонким голосом, Хэмиш отпрыгнул в сторону; он, очевидно, до полусмерти испугался внезапно появившейся перед ним жуткой блестящей головы с вытаращенными глазами, налитыми кровью, и раздутыми ноздрями.

– Это вряд ли, – ласково сказал Джейми.

Наклонившись, он взял за руку своего маленького кузена и отвел подальше от коня, протестующе лягавшего стойло. Когда в стены громко били смертоносные копыта, Хэмиш вздрагивал так же сильно.

Джейми повернул мальчика лицом к себе и уставился на него сверху вниз, уперев руки в обернутые килтом бедра.

– А сейчас, – сурово заговорил он, – поведай, что происходит. Зачем тебе понадобился именно Донас?

Хэмиш упрямо сжал губы, но Джейми, глядевший ободрительно и строго одновременно, чуть подтолкнул его и дождался ответной слабой улыбки.

– Ну, рыжик, говори же, – ласково попросил Джейми. – Тебе известно, что я никому не скажу. Ты сотворил какую-то глупость?

Светлые щеки мальчика чуть порозовели.

– Нет. Но только… нет. Ладно, наверное, какую-то и сотворил.

После порции слов поддержки он все же поведал свою историю – сперва нехотя, а затем бурно, словно на исповеди.

Накануне Хэмиш вместе с другими ребятами отправился кататься на своем пони. Несколько мальчишек постарше затеяли соревнование – чья лошадь возьмет самое высокое препятствие. Хэмиш ревниво ими восхищался, в результате удаль победила рассудительность, и мальчик попытался на своем маленьком толстом пони преодолеть каменную ограду. Пони же, не наделенный требуемыми способностями и не имевший к предложенному занятию абсолютно никакой склонности, остановился перед забором как вкопанный и коварно сбросил с себя Хэмиша через голову за изгородь, прямо в крапиву. Разозлившись на крапиву и на издевки дружков, Хэмиш решил, что сегодня он покажется на, как он сказал, «настоящей лошади».

– Если я буду верхом на Донасе, они не станут смеяться, – заявил мальчик, уже видевший в уме такую отрадную картину.

– Верно, братец, они не станут смеяться, – согласился Джейми. – У них будет слишком много забот с тем, чтобы собрать то, что от тебя останется.

Он посмотрел на кузена и медленно покачал головой.

– Я так тебе скажу, парень. Чтобы стать хорошим наездником, потребны храбрость и разум. Храбрости у тебя довольно, но разума пока что явно недостаточно.

В знак утешения он обнял Хэмиша за плечи и отправился с ним в другой конец конюшни.

– Идем, дружок! Поможешь мне сгрести сено, а я тебя познакомлю с Кобхаром. Ты прав, тебе нужна лошадь получше, но вовсе не обязательно убиваться, чтобы это доказать.

Проходя мимо сеновала, Джейми поднял брови и беспомощно поднял плечи. Я улыбнулась и махнула рукой: мол, идите, все в порядке. Я увидела, как Джейми взял из корзины с падалицей, стоявшей у двери, яблоко. Прихватив хранившиеся в углу вилы, он повел Хэмиша обратно, к центральным стойлам.

– Вот здесь, братец, – сказал он.

Джейми тихо свистнул сквозь зубы, и наружу высунул голову широколобый гнедой конь и мягко выпустил через ноздри воздух. Его темные глаза были большие и добрые, а чуть торчащие уши придавали морде дружелюбный, хоть и чуть настороженный вид.

– Ну, Кобхар, как поживаешь?

Джейми крепко потрепал рыжую лоснящуюся шею и почесал настороженные уши.

– Подойди, – позвал Джейми мальчика. – Ко мне, сюда. Поближе, чтобы он мог тебя обнюхать. Лошади это любят.

– Я знаю, – заносчиво сказал Хэмиш.

Он еле дотянулся до морды коня, но сумел это сделать и потрепал того по щеке. И не убежал, когда крупная голова склонилась к нему и конь с интересом обнюхал ухо, разметав Хэмишу волосы.

– Дай мне яблоко, – попросил мальчик Джейми и принял у него падалицу.

Конь осторожно подобрал мягкими бархатными губами яблоко с ладони Хэмиша и переместил на большие коренные зубы; раздался громкий хруст – и яблока как не бывало. Джейми с одобрением следил за происходящим.

– Неплохое начало, – заметил он. – Дальше поступай так же, стань ему другом. Я пока задам корм остальным, а затем ты его выведешь его и прокатишься.

– Сам? – нетерпеливо поинтересовался мальчик.

Кобхар (что значило «пена») был довольно смирный и вместе с тем сильный и пылкий мерин четырнадцати ладоней в холке, гнедому пони до него далеко.

– Два круга по загону под моим присмотром, а потом, ежели не упадешь и не будешь дергать удила, сможешь ездить сам. Но пока я не разрешу, не прыгать.

Джейми подхватил вилами сено из кучи, валявшейся в углу конюшни (спина в белой рубашке мелькнула в сумраке), и понес его к стойлу.

Потом распрямился и с улыбкой попросил кузена:

– Можешь и мне принести яблок?

Он прислонил вилы к стойлу и откусил от яблока, поданного мальчиком. Вдвоем с Хэмишем они стояли и жевали, облокотившись о стену конюшни. Затем Джейми отдал огрызок гнедому, сунувшему свой любопытный нос, и вновь принялся за работу. Хэмиш, евший яблоко, медленно пошел следом по проходу.

– Я слыхал, мой отец был отличным наездником, – начал мальчик разговор после недолгой паузы. – Прежде чем… ну, прежде чем потерял способность к этому.

Джейми ласково взглянул на брата, но заговорил, только задав корма коню. Он отвечал больше на мысль, чем на слова:

– Я не видел его в седле, парень, но вот что скажу: надеюсь, что мне никогда не потребуется та отвага, что имеется у твоего отца.

Я видела, как любопытный взгляд Хэмиша остановился на спине Джейми, покрытой шрамами, но мальчик промолчал. Он доел второе яблоко и перешел к другой теме.

– Руперт сказал, ты должен был жениться, – начал он.

– Я хотел жениться, – твердо сказал Джейми, отставляя вилы к стене.

– А, ну… ладно, – неуверенно протянул Хэмиш, похоже, ответ его смутил. – Я просто решил, может, тебе неприятно…

– Что именно неприятно?

Джейми, явно понявший, что беседа будет долгой, присел на сноп.

К нему присоединился Хэмиш. Он не доставал ногами до пола, но вместо того, чтобы их подтянуть, мальчишка стал стучать каблуками о туго связанное сено.

– Неприятно быть женатым, – сказал он. – Каждую ночь ложиться с леди в одну постель.

– Да нет, – ответил Джейми. – Это как раз очень приятно.

Однако Хэмиш продолжал сомневаться.

– Мне бы это, наверное, не понравилось. Все известные мне девчонки тощие как палки и пахнут отваром ячменя. А леди Клэр… то есть твоя леди, – поспешил он исправиться во избежание конфликта, – она-то такая, что с ней спать вроде приятнее. Я хочу сказать, она мягкая.

Джейми кивнул.

– Да, это так. И она хорошо пахнет.

Даже в полумраке я видела, как у Джейми дрожит мышца в углу рта, и совершенно точно понимала, что посмотреть в сторону сеновала он не наберется духа.

Повисло долгое молчание.

– А как ты узнал? – спросил Хэмиш.

– Что узнал?

– Что она та леди, на которой тебе следует жениться, – нетерпеливо проговорил мальчишка.

– А! – Джейми откинулся на стену и прислонился к ней спиной, закинув руки за голову. – Понимаешь, как-то раз я спросил об этом отца. И мой отец сказал мне: ты ее сразу узнаешь. А если не узнаешь, значит, это не та девушка.

– М-м-м-ф…

Судя по выражению конопатого личика, такое объяснение Хэмиш счел совершенно не правдоподобным. Подражая Джейми, мальчишка тоже откинулся к стене. Ноги в чулках торчали над сеном. Хэмиш был еще мал, но крепок, было очевидно, что с годами он станет таким же, как его старший кузен. У них были одинаковые широкие ровные плечи и большие головы изящной лепки.

– А куда ты дел башмаки? – поинтересовался Джейми. – Опять бросил на лугу? Вот мать тебе уши надерет, коли ты их посеешь.

Но в ответ на предостережение Хэмиш лишь пожал плечами. В тот момент его занимали какие-то гораздо более важные вопросы, это было совершенно очевидно.

– Джон… – проговорил он, задумчиво нахмурив светлые брови. – Джон сказал…

– Джон-конюх, Джон-поваренок или Джон Камерон? – перебил Джейми.

– Конюх. – Хэмиш махнул рукой, словно отгоняя от себя что-то лишнее. – Он сказал, как женятся…

– Ну-ну? – подбодрил его деликатно отвернувшийся Джейми.

Он поднял глаза, а я в тот момент как раз высунулась из укрытия. Наши взгляды встретились, я улыбнулась, и Джейми пришлось прикусить губу, чтобы не улыбнуться в ответ.

Хэмиш набрал полную грудь воздуха и застрекотал, словно сорока:

– Он-сказал-надо-обращаться-с-девушкой-как-жеребец-обращается-с-кобылой-а-я-ему-не-поверил-но-это-правда-или-как?

Я изо всех сил укусила палец, чтобы не рассмеяться. Джейми, занявший менее удачную позицию на местности, схватился всеми пальцами за ногу и покраснел не меньше Хэмиша. Кузены напоминали два помидора на деревенской ярмарке, уложенные в ряд на сено.

– Э-э, да… в некотором роде… – придушенно начал Джейми, однако быстро овладел собой и твердо договорил: – Да, это так.

Хэмиш в некотором ужасе посмотрел в ближайшее стойло: орган отдыхавшего там жеребца вылез не меньше чем на фут. После этого мальчик уставился недоверчивым взглядом на свои колени, а я торопливо заткнула себе рот платком, как могла плотно.

– Но, видишь ли, существует небольшая разница, – продолжил Джейми; его лицо уже приобрело обычный цвет, но рот по-прежнему опасно подергивался. – Прежде всего это… нежнее.

– И их не надо кусать за шею? – Лицо у Хэмиша было серьезное и напряженное, как у человека, который сталкивается с важными сведениями. – Чтобы они вели себя смирно?

– Э-э… нет. Во всяком случае, обычно так не делают. Впрочем, имеется еще одно важное отличие, – сказал Джейми, на всякий случай не поднимая глаза. – Можно делать это лицом к лицу, а не сзади. Как леди больше нравится.

– Леди?

Хэмиш по-прежнему сомневался.

– Наверное, лучше делать это сзади. Вряд ли мне понравится, если кто-нибудь будет в это время смотреть на мое лицо. А кстати, – спросил он, – очень трудно не смеяться?

В тот вечер перед отходом ко сну я продолжала думать о Джейми и Хэмише. Я с улыбкой откинула пышное одеяло. От окна шел холод, и мне хотелось побыстрее оказаться в постели рядом с теплым Джейми. Мороз был ему нипочем: внутри него, казалось, горела маленькая печь, кожа всегда была теплая, часто почти горячая, и от моих холодных прикосновений он словно загорался только сильнее.

Я все еще была незнакомкой и чужестранкой, но в замке уже не воспринималась как гостья. Замужние женщины вели себя со мной дружелюбнее, потому что я стала одной из них, но девушки затаили обиду: ведь я прибрала к рукам молодого холостяка, на которого многие строили планы. Осознав масштаб ледяных взглядов и ехидных замечаний относительно моей персоны, я пришла в изумление, как много девиц проторили дорогу в уединенный альков вместе с Джейми Мактавишем, когда он недолго находился в замке.

Правда, больше не Мактавишем. Большинство обитателей замка всегда знали его настоящее имя, а английская ли шпионка или нет, я теперь тоже знала его по необходимости. Джейми официально стал Фрэзером – и я тоже приняла это имя. Ко мне обращались как к миссис Фрэзер в комнате над кухнями, где замужние женщины шили, нянчили детей и обменивались опытом материнства; все они косились на мою талию с откровенным любопытством.

Забеременеть мне до того никак не удавалось, поэтому, соглашаясь на замужество, я не задумывалась об этом, однако теперь, пока не наступила менструация, я несколько беспокоилась. Раньше я бы немало расстроилась из-за этого, но сейчас ощутила большое облегчение. Моя нынешняя жизнь и так была очень нелегкой, только ребенка не хватало! Мне показалось, что Джейми узнал об этом с определенным сожалением, хотя на словах утверждал иное. Вряд ли человек в его ситуации мог позволить себе роскошь отцовства.

Открылась дверь, в комнате появился мой муж, вытиравший голову льняным полотенцем; по его рубахе темными следами стекала вода.

– Где ты был? – спросила я.

По сравнению с деревенскими домами и усадьбами замок Леох казался роскошным обиталищем, однако для мытья он был приспособлен не слишком: имелись лишь медная лохань, в которой Колум грел свои больные ноги, и еще одна ванна побольше, предназначавшаяся для нескольких избранных дам. Остальные мылись, если можно так выразиться, фрагментарно, используя кувшины и тазы, или купались в озере. Впрочем, за огородами имелось специальное помещение с каменным полом, где молодые женщины, сняв с себя всю одежду, поливали друг друга из ведра.

– На озере, – ответил Джейми и тщательно развесил над подоконником мокрое полотенце. – Кто-то, – сделав акцент на этом слове, мрачно сказал он, – оставил открытыми стойло и конюшню, а Кобхар решил немножко поплавать в сумерках.

– Так поэтому ты не пришел к ужину! Но лошади, кажется, не любители плавания? – спросила я.

Джейми помотал головой и пятерней расчесал волосы, чтобы поскорее высохли.

– Не любители. Но, видишь ли, они, как и люди, разные. К примеру, Кобхар обожает молодые водоросли. Он спустился к самой воде и стоял и лакомился ими, но тут прибежала свора деревенских псов и загнала его в озеро. Пришлось разгонять их, а затем лезть за Кохбаром в озеро. Ну Хэмиш, пусть только попадет мне в руки, – пригрозил он, – уж он узнает, как оставлять открытые двери.

– Расскажешь об этом Колуму? – поинтересовалась, сочувствуя злоумышленнику.

Джейми отрицательно покачал головой и начал рыться в спорране. Вытащил булку и кусок сыра – явно стянул их на кухне по дороге сюда.

– Нет, – сказал он, – Колум слишком суров с парнишкой. Если он прознает, что Хэмиш проявил такую беспечность, он на целый месяц запретит ему верховые прогулки, да Хэмиш и не сможет сесть в седло после полученной порки. Боже, просто умираю с голоду!

Он яростно впился зубами в булку, рассыпая крошки.

– Только не лезь в постель с хлебом, – приказала я и забралась под одеяло. – А как ты собираешься поступить с Хэмишем?

Он проглотил остаток булки и улыбнулся.

– Не беспокойся. Я отправлюсь с ним на лодке по озеру прямо перед обедом и кину его в воду. Пока он доплывет до берега, пока высохнет – обед и закончится.

Тремя взмахами челюсти он прикончил сыр и беззастенчиво облизал пальцы.

– Пусть попробует лечь спать мокрым и голодным, узнает, до чего это приятно!

Джейми с надеждой заглянул в ящик стола, где я время от времени оставляла яблоко или еще что-нибудь. Но в тот вечер ящик был пуст, и он со вздохом его задвинул.

– Ничего, до завтрака уж дотяну, – сделал он философский вывод.

Затем Джейми быстро разделся и, дрожа всем телом, залез ко мне под одеяло. После купания в холодном озере руки и ноги у него очень замерзли, но тело было приятно теплое.

– М-м-м, как хорошо с тобой обжиматься, – пробурчал он, занимаясь тем, что называл «обжиманием». – Ты сегодня как-то иначе пахнешь, верно, выкапывала растения?

– Да нет, – удивилась я, – мне показалось, что это ты пахнешь.

Действительно, я учуяла какой-то довольно резкий, явно растительный запах, довольно приятный, но незнакомый.

– От меня несет как от рыбы, – сообщил Джейми, понюхав тыльную сторону ладони. – И как от мокрой лошади. Нет, – принюхался он, – это и не от тебя. Что-то рядом.

Он вылез из кровати и стал ворошить постель. Источник запаха был обнаружен под моей подушкой.

– Что за черт?.. – Я подняла находку и тут же выронила. – Ой, тут шипы!

Это оказался маленький пучок вырванных с корнем растений, перевязанных черной нитью. Растения завяли, но от свернувшихся листьев шел резкий запах. В пучке имелся и один цветок – измятый шиповник, о колючий стебель которого я уколола большой палец.

Я пососала пораненный палец, осторожно крутя пучок в другой руке. Джейми, замерев, недолго глядел на него, затем вдруг схватил и, подойдя к открытому окну, выкинул прочь. Вернулся к кровати, быстрыми, ловкими движениями смел в ладонь осыпавшуюся с корней землю и выбросил в окно следом. Со стуком затворил окно и отошел от него, отряхивая ладони.

– Выбросил, – без всякой необходимости пояснил он, залезая в постель. – Ложись, англичаночка.

– Что это было? – спросила я, укладываясь рядом с ним.

– Думаю, шутка, – проговорил он. – Дурная, но всего лишь шутка. – Приподнявшись на локте, Джейми задул свечу. – Иди ко мне, mo duinne. Я замерз.

Несмотря на досадный подарок, мой сон, дважды защищенный дверями и руками Джейми, был крепок. Перед пробуждением мне приснился зеленый луг, над которым летало множество бабочек. Желтые, коричневые, белые, они летали вокруг меня, как осенние листья, опускались на голову и плечи, дождем сыпались вниз по телу, крошечные лапки щекотали кожу, нежные крылышки трепетали в такт ударов сердца.