Текст книги "Престидижитатор без рук"

Престидижитатор без рук
Диана Назимовна Шарапова

© Диана Назимовна Шарапова, 2022

ISBN 978-5-4496-7569-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Престидижитатор без рук

Кирилл

Великих сражений не ценит солдат,

И я не мессия, и ты не Пилат.

Мы избежали славы искус,

И ты не Понтий и я не Исус.

Диана Н. Шарапова.

– Беда в том, что я не знаю, чем это кончилось. И кто виноват. Я не знаю, не спрашивайте.

– Так и не знаете?

– Нет. Я должен был спросить. Всё до мельчайших подробностей. Как человек, а не для сценария.

– Разве можно было спрашивать тогда? Это не этично.

– А теперь я ничего не знаю. Только догадываюсь. Но моя фантазия слишком причудлива. И слишком мрачна.

– Почему вы так думаете?

– Ну всегда так было.

– Когда?

– Не знаю. Да, надо было спросить. Если бы я был поумнее и мог задать правильные вопросы.

– Забудьте, это старая история.

– Старая. Но может она и повторяется в моей жизни. А может так не бывает. Чтобы повторялось. Врут они всё про закольцованные сюжеты.

– У кого как. У вас всё проще, чем вы думаете.

– Или я слишком наивен.

– Ну, да. Как это: мрачная фантазия и наивность. Не сочетается.

– Как у Гоголя.

– А почему не Лермонтов?

– Гоголь из меня может и так себе. Хотя профиль похож. Лицом он был похож на птицу.

– Пф! Смешно. Птица. Ворона, что ли?

– Внешнее сходство ещё ни о чём не говорит. Замёрзли? Возьмём чаю.

Два часа я дышал воздухом в тени высоких лип. Если бы не пыль и пробки на дорогах, польза здоровью несомненная. По рекомендации в памятке доктора платной клиники. Бесплатно можно только три дня в очереди посидеть, Ралиф это понимает. Умом, а как же тогда вещи на осень купить и зубы долечить. Мне зарплата всё позволяет, таких проблем не имею. Чай в пластике раскалённый, ладошки греть хорошо, а внутри-то пакетик. Дерут 150 рублей ни за что. Ворона стащила стаканчик с логотипом, выбрала целый без трещинок и не мятый. Летит не торопится, важная такая. Смешная. А мы двое не лучше. Сидим с безруким безумцем в сквере у фонтана. Надеемся стать топовыми сценаристами за лето.

Большую скамью недавно крыли лаком, на улице Ленина в сердце города.

Хотя, если верить местным журналистам, у железнодорожного вокзала за пол десятка остановок отсюда тоже центр. У круглой площади рядом с дворцом ближе к нефтеперерабатывающему заводу ещё один. И далеко не последний. Торкунов шутит, очагов активности в больном шизофренией мозге столько же. Бывшему пациенту лучше знать. По нему, правда не скажешь. Выглядит несколько щеголевато даже, только сутулится. Говорит, что любит Хармса, но полосатые гетры не носит. Синих волос тоже. Не выделяется в толпе. Болтает только без умолку.

Шум в кафе помешал бы фиксировать разговор каким-нибудь секретным сотрудникам, заметил он в шутку. Если и так, то что? Показал на своём телефоне, где у меня диктофон. На его кнопочном устройстве тоже есть.

– Что ты узнал? – Потребовала отчёта Лилия Торкунова, старшая сестра.

– На первый взгляд бесхитростный взрослый ребёнок.

– Да-да, конечно. – Язвительная улыбка точь-в-точь как у Ралифа.

– Стоит понаблюдать. Неизвестно на что он способен. – Повторил я прошлый приказ.

– Зачем нам это знать? – Переспросила заместитель директора крупной сети аптек.

– Не следит за языком, уничижительно выражается о верховной власти, что может доставить неприятности вашей семье.

– Он хитёр и изворотлив. Он и о семье рассказывает небылицы. Поверьте, не всё так просто. Продолжайте. Если получится сделать определённый вывод, я заплачу.

Посидеть, попить чаю, вовремя нажать кнопку запись, почему нет. В первый день запись вышла невнятной: в двух метрах гудела кофе машина.

А в третий раз это был самоанализ. Такое задание дали на курсах. Ралиф вспомнил, как врач при последней госпитализации задавал ему вопросы. Подробно, что он помнит про тот день. Да ничего такого не произошло. С самого начала. Хорошо. Он сел в автобус, чтобы поехать домой к себе. У отца за городом ему не понравилось. Сел в автобус, спросили билет, а у него не было денег. Вернее, была одна монета в десять рублей. Доехал почти до города, вышел. Собрал букет полевых цветов подальше от дороги. Почему в руках, когда он доехал до матери, были ягоды в стакане. Они вкусные, хотел угостить. Что дальше? Больше ничего. Как он доехал без денег? Сел на автобус и всё. И незаметно для кондуктора вышел на своей остановке. А психиатр боится, что убил я кого-то по дороге или что? А что, кто-то погиб в тот день? Ах, да, один маньяк, он тоже читал в газете, приносил матери цветы, когда удавалось поймать жертву. И вы думаете, что и я так сделал. Хорошо, давайте сначала. Поехал к маме, хотя знал, что ей это не понравится, нарвал её любимые полевые цветы, чтобы меньше ругалась. Нет, она совсем не была рада. Мыла пол и хотела ударить тряпкой по лицу. Так и сказала, когда я вытащил свой ключ из замочной скважины. «Вы мне верите?» – спросил он врача.

Верю ли я, Кирилл Ванецян, теперь, что всё было как он говорит. Какая разница. Пусть решает семья, не моё это дело. Своих проблем хватает в жизни. Я работаю до восьми, иногда в выходные. Что они ему сделают. В крайнем случае отправят лечиться. А на здоровье он уже жалуется.

– А давайте на ты. – Предложил Кирилл.

– Давай, я «вы» не люблю. Сбиваюсь через полчаса.

– Вот и хорошо.

– Руки болят. Обе. А левую хоть режь – гудит. Даже перед сном.

– Пройдёт. Думаешь эти курсы сценарные всерьёз организовали?

– Ну, да. Ищут свежую кровь.

– Это они говорят.

– Почему? – прищурился Ралиф, и сам же ответил, – Да, кому мы нужны. Я не тот великий создатель хорроров, как сейчас бы назвали. А ты и вовсе не писатель.

– Я бухгалтер. Отчёты, сметы, таблицы.

– Ненавижу это приложение к пакету ворд под названием иксель.

– А мне нравится. На нём легко работать.

– Везде требуется знать. Офис-менеджер, продавец, фотосалоны.

– И хорошо.

– Тебе хорошо, путаю я там всё. Особенно если время в обрез.

– Как раз мне итоговый отчёт сдавать. Причём срок – вчера.

– Знакомо. Мутная у меня голова, понимаешь. Иногда сам не знаю, чего от себя ждать.

– Да?

– Ага.

Так у меня лучше, что ли. Постоянно болит голова, нервничаю почём зря. Вот и весь самоанализ. Ногу зимой ломал. Чем они компенсируют вред? Что если Торкунов сведёт меня с ума. Он же поминутно заговаривается.

– Сидит рядом на лестнице, а я не спеша тащу из кармана кое-что и глухим голосом: щас отомщу тебе за всё. – У поднадзорного бывшего пациента злорадный смех вечного неудачника.

– Представляю.

– Не представляешь. – Замотал он головой. – Я ему пиво принёс. И открывашку взял с собой.

– Зачем?

– Ну, он боялся, что я псих. Вот и решил так его разыграть. Да было за что, на самом деле. Но я простил.

– Смешно, да?

– Надеюсь, юмор он оценил. Пиво открыл и выпил. А вначале побледнел и глаза сделал круглые.

– А сейчас у тебя шило в рюкзачке?

– Ну как. Раньше носил нож. Обои таким режут строители. А теперь, вот тут небольшая заточка из вилки. – Он показал внутренний карман куртки.

– Зачем?

– Разные могут быть ситуации.

Да это понятно. Каждому здоровому человеку приходится оборонятся. Бывает и тёмная подворотня и поздняя прогулка и немного подгулял. Но носить при себе практически холодное оружие, значит решится применить его так или нет. И что будет, если ляпну чего невпопад. Нельзя больше сидеть там под деревьями. Слишком темно. Успеет скрыться если что и свидетелей не будет. Да и что суд, когда ты труп. И у меня что навязчивое состояние проявляется, когда все слова рифмуются на автомате? Пора эти беседы заканчивать. Курсы рассчитаны на два месяца, встречи раз в неделю, потерплю. Они хотели, чтобы я узнал, были ли у него жертвы? А что, вполне может быть.

– Пойдём так, я сегодня тороплюсь.

– Чай не будем пить, то есть.

– Я тороплюсь.

– Ага, хорошо. Тебе ехать в ту сторону?

– Да.

– Значит выбора нет, идём прямо.

Они перешли улицу строго на зелёный свет. Ралиф честно признался, что с детства принципиально переходил на красный. Но в центре камеры, и штраф платить неохота. На чётной стороне он произнёс как будто ни к кому не обращаясь. «Мы не можем больше строить жизнь как захотим, но можем выбрать, как умереть. Смерть пока ещё не во власти всесильных спецслужб. Да и в целом, случай даст фору самому продуманному плану. Парадокс в том, что и само стечение обстоятельств укладывается в свою систему. Но имеет ли к нему отношение люди. Да и вообще разумное существо. Может быть, кажущийся порядок просто отражение формы вселенной. И если бы всё происходило вне её, то и вовсе бы не имело ни начала, ни конца. Хаотичной кляксой как это кажется в юности. И только смерть в руках самой личности. Разрыв пут, побег из паутины. Нарушение чьих-то изуверских планов».

Прохожие, конечно, оглядывались и перешёптывались между собой. Бухгалтер поёжился под своим тонким желтоватым плащом. Понесло, подумал он про себя. Что подумали люди вокруг, вероятно то же, что и Ванецян.

– Как умереть, это не подгадать час, а сделать выбор в пользу определённого варианта.

– А? – после такого спича, он ещё не всё сказал что ли.

– Возможно, это будет вполне естественная кончина. Тоже хорошо и правильно.

– А это ты продолжаешь.

– Или пусть тебя пугают насильственной смертью, выданной за несчастный случай.

– Это ещё не значит, что будет так, как задумали убийцы. – Поддакнул я.

– Сама по себе смерть – точка в твоей жизни и запятая или тире в судьбах тех, кто продолжит дышать.

– Интересная тема в середине дня.

– Можно предположить, как будет выгодно представить причину и почему.

– Манипулятор. – Усмехнулся, придя к окончательному выводу.

– Твой автобус.

– Ничего. Это уже второй.

– А зачем, езжай.

– Да-да. На следующем.

– Таким образом, даже позволив себе проиграть тело, не упустить случая, насолить противникам. Разве я непонятно говорю? Нелогично?

– Ну, почему же.

У таких как ты своя логика, неопровержимая. Сестра Лилия поведала о детских годах. Брат подставлял её и доносил только так. Ралиф виртуозно выкручивался из любых ситуаций, поворачивая их так, что виноват был кто-то другой. Хотя и пресловутый Гоголь обладал скверным характером. По прихоти истории он занял место в сонме великих писателей после 1917 года. Тогда как Гончаров или Тургенев солидные респектабельные господа были, их книги говорят о реальной жизни, всем понятны и легки для чтения. Никаких призраков и бесов. Политика и больше ничего.

Может Моголь всего лишь безобидный болтун, какая тогда мзда, отвяжись проклятая рифма. Авантюрист-бездельник на гособеспечении. Мечтает, что помянут рядом с кесарем в новостях. Вот одна такая дорвалась. Настя Рыбка, указывая на Путина, (кокетливо смеётся):

– Не бойтесь, русские мужики не кусаются.

Удивлённая мина президента РФ в ответ легко представилась Ванецяну. Хотя причём тут смерть. Манипуляция окружающими, даже такими высокопоставленными, позволяет подвести смету с прибылью. Выглядит мило и обаятельно, иногда цинично. Рискованная игра привлекает много лайков. Сочувствуют издалека. Выстраивается виртуальный Колизей, где маленький щуплый раб сражается с диким львом. То-то зрелище.

Для одних новостной сюжет, корм семье, для других – фигура из пяти пальцев. А презрение к широкой публике, заслуженное, надо отметить, видно между строк. Заинтересованные лица, их настоящие мотивы без притворства и редакторских ножниц скрыты. Нелепо, что участники событий не позволяют зрителям проявлять эмоции. Не ржи над мастер-классом по сексу. Нельзя удивиться, что кто-то верит в добродушие мстительного главы государства. А сама гуру тренингов затыкает рот журналисту, который напоминает ей о брошенном ребёнке. Хотя «хорошо» и «плохо» вещь условная. Постмодернизм.

В этом затхлом городе только набитый дурак Ралиф точно видит разницу между добром и злом. Бредит, считает, что слишком сильно влияет на окружающих. Это им вертят все кому не лень.

Огрызается только после драки, и мстит не по адресу. С таким неуживчивым характером уехать бы тайно в другой город под другим именем. В Калугу или Ижевск, подальше. Не смущать жителей столицы важного региона. Тут намечена обширная программа развития.

Жалко безумца, не может он никуда уехать. И не женится. Так и будет сидеть без работы «в чертогах» повреждённого рассудка.

Никогда бухгалтер не чаял получить предложение следить. Да, Кирилл с детства не боялся чужих людей, в командировках легко заводил знакомства, но это было свойство натуры, а не профессиональной чертой.

– Разве это так плохо занимать позицию ниже своих амбиций? – увещевал я своего взгрустнувшего спутника.

– Вместо того, чтобы говорить о волнующих темах, только поддакивать друзьям в социальных сетях. И привыкать также говорить с людьми. – Нахмурился Торкунов.

– Не поддавайся. – возражаю, – Походит к тебе кто-то и бубнит, что Ленин был гриб и фаталист. Или комментирует, не важно.

– А ты молчи, не раскалывайся. – Подхватил тот с иронией.

– Да, молчи. Не отвечай.

– Жди, пока проклятые вопросы займут верхние строчки в новостях. Или уйдут, наоборот, из широкого обсуждения. Иначе, тебе ответят набором готовых мнений. Без личной оценки, недороги тогда такие собеседники.

– А тебе они нужны? – Поддел я его словоохтливость.

– Уши. Только уши. Я нахожу контраргументы быстрее.

– Так-таки не попались профессора?

– Почему, я встречал людей много умнее себя. – Покосился бывший пациент, ловя намёк на манию величия.

– Вот видишь.

– Настолько умнее, что они высмеивали всё, что бы я ни сказал. Воспринимать меня всерьёз тяжело.

– А ты бы хотел, да?

– Всё равно это невозможно. Я и сам боюсь натворить дел.

– Так нужно присматривать за тобой?

– Помнишь, я говорил тебе о выборе смерти?

– И что?

– Шла по дороге одна женщина.

– Начинается.

– Я недолго. Спрашивает как проехать на улицу Ленина. Я говорю отсюда никак. Но вы можете сесть на маршрутку и доехать пока до Университета, а потом пересядете.

– Где это было?

– Рядом, где я живу. Так я сказал, вот там сядете. Идут маршрутки. Она поблагодарила и пошла пешком вдоль моста.

– А далеко это?

– Ну, с микрорайона до центра?

– Она не в себе была?

– Не знаю. Даже если и так. Пусть погуляет на воле.

– То есть.

– Ну дома её запирают, наверное. Улучила момент и пошла гулять. Предложил ей сотню на транспорт, так не взяла. Сказала, что там она ориентируется легко, это тут, видите ли, никогда не была.

– А может и нормальная.

– Да пойди пойми.

Ванецян признался, они похожи с объектом наблюдения. Диалог с самим собой порой свойственен каждому.

Ты же не из тех, кто перебрасывается пустыми словами, держа в голове подспудную мысль как выдавить из другого человека нужную реакцию. Нет, отвечаешь сам себе, хоть и не бессребреник, но и не торгаш. Есть ведь и у вас знакомые, жалующихся на злое правительство и одинокую жизнь. Они специально держат в голове, где надавить, чтобы вы приняли их за «своего». Чтобы вы занялись благотворительностью на их счёт. Зависит от ваших проблем, о которых вы обычно разговариваете с окружающими, могут выдать себя и за мать-одиночку и за борца за права животным, это как раз несущественные детали. При этом пустым является карман на круглом как мяч пузе.

А твоя тёмная сторона? Есть, говоришь ты себе, покопавшись. Ты иногда такой философствующий зевака, перестраховщик. Порассуждать о несправедливости вслух, обходя конкретные фамилии, это да. Посетовать на устройство космоса. Не хватает только кого-то ещё, пусть безумца наполовину, чтобы было с кем отвести душу.

Понтий Пилат оправдывает Христа и уходит с работы. Скоро, все расчёты так оптимизируют, что бухгалтера будут не нужны. На курсах пообещали научить востребованной профессии. Кто знает, может и пригодится.

Будь всё так, Иисус идёт проповедовать дальше. А что было бы дальше, не о чем писать библию, драматургия-то нарушена. Как, всё-таки оно бы заколосилось? Мир мог быть много лучше если бы мессия завершил свой план. Тема, конечно, интересная, но с кем развернуть дискуссию в отделе. Повезёт, так встретишь на улице философа. Можно и уделить драгоценные два часа в год на болтовню о вечном. А если беда обрушится на плечи неприкаянного бродяги, из-за неосторожных слов, так все взрослые люди. Я не сторож брату своему. Он не упал с неба, тоже крадёт не деньги, так время. Не убивает тело, так пропесочивает мозги.

И я вор и ты вор, и ты убийца и я убийца, и мы снисходительны друг к другу в минуты благодушия. История, о которой со смехом рассказывал Торкунов, как пример, собственной наивности. В маршрутке ехали девушка и парень.

– Отдай мой телефон. Он же мой. Отдай.

– Не дам.

– Отдай. – Ралиф вмешался в конфликт, думая немного разнообразить дальнюю дорогу.

– Отдайте, её же телефон.

– Не лезьте не в своё дело. – Резко осадил парень.

– Так телефон её? – уточнил Ванецян.

– Она пьяная.

Верну, так обзвонит всех знакомых и всякий бред им наговорит. Неприятности будут. У неё. Потом. – В раздражении пояснил тот.

– Отдай. – снова раздался голос с растягиванием «а».

– Извините.

Вот что бывает, когда не владеешь ситуацией. Не надо ни к кому лезть. С первой секунды не разобраться, кто прав и кто виноват. Но его новый знакомый не согласился. Человек выдерживает всё, что посылает судьба, но не без ущерба. Бывает, что Ралиф не помнит кого-то, не здоровается, или какое-то важное событие, или ведёт себя не так, как обычно. Из-за болезни, но люди обижаются. Случайному знакомому не увидеть, жаловался ему страдающий лёгкой формой распада личности по его же словам. И пересказал как перебрасывается фразами с большинством своих знакомых.

– Вот ты говоришь, что у тебя диссоциация личности?

– Да.

– А не врёшь? – Да, я каждый день эгоистичное тупое создание. И не меняюсь в этом, думает он мысленно.

– Но иногда меня мучает совесть.

– По понедельникам что ли?

– Нет, примерно 23 или 27 числа каждого месяца.

– Да врёшь ты всё.

Могу себе представить, насколько позволит воображение счетовода, выражаясь языком позапрошлого века. В один день ты босоногий бродяга, а завтра мизантроп с головной болью. Палач прокуратора. В один из дней. И так, чтоб не помнить потом ничего. Ралиф утверждает, что покамест помнит все сменяющиеся фазы, что все пять договорились между собой. Как он вычитал интернете, опасно, если одна из личностей самоубийца. Что может случиться в случае сильного потрясения или удара кирпичом по голове. Ох, не зря Лилия Торкунова переживает.

В принципе, его взяли не зря. Очень удобное восприятие действительности для писателя. Легко мысленно встать на сторону любого персонажа. А это обогащает, как учат на курсах сценаристов. Только собирать в одну многостраничную книгу сложно. Потому что у неё пять редакторов, сменяющий друг друга каждый день. Но Торкунов возразил, что писатель и редактор – личности разные. И надо переждать четыре дня. Ну, чтобы написать и отредактировать.

Семейка! Не представляю, чтобы мои родные организовали тайный присмотр за мной. Ещё неизвестно, кто опаснее. Жил себе и не знал ни

о чём.

– Так он доволен разделом наследства тем как живёт. – Кирилл во второй раз докладывал потенциальному вручителю четырнадцатой премии.

– Это пока не просит. Имейте в виду. А женится..

– Может и хватит уже?

– Он подозрителен и не раскроется сразу.

– Что взять с больного человека.

– А диагноз вы знаете?

– Тут можно сходу ставить целый букет, хотя я не специалист.

– Вот. Много версий – нет ответа. Нет ответа, понимаете.

– Депрессия?

– У всех депрессия.

– А, да.

– Пока нельзя закрыть его и проверить ещё раз. Нужна причина.

– Да не убил он никого.

– Значит, компромата на него нет. Кроме личной жизни.

– Чего?

– Кое-что.

– Зачем вам это?

– Вы задали лишний вопрос.

Кирилл вышел из высотного дома у реки. Его передёрнуло. Сестра следит за ним не только по своей прихоти. Карьера Торкуновой идёт ровно и вверх. И лидерские способности Лилии только отчасти играют роль. Так спецслужбы и давят на всех. Соберут информацию, а потом угрозами заставляют плясать на углях. Что они нарыли на меня. Да ну, и знать не хочу. Невелик улов, как он помнил за собой. Кроме внебрачных связей никакого грязного белья. Думал, помогаю семье восстановить отношения. Сами пусть вынюхивают. Кто-то может ради плюшек вот наговаривать на незнакомых людей. Но не я.

Заскрипела калитка у ветхого деревянного дома. Он брёл один, ум подбросил далёкое воспоминание. Заиграла скрипка. Невыносимо, усиливая боль от воспалённых дёсен, отдаваясь в висках и до щекотки в затылке. Я учился в художественной школе, на третьем этаже, а на втором была музыкальная. А потом инструмент и руки на нём подчинили моё сознание полностью. Высокая нота, которую нельзя предать зазвучала навсегда в глубине души.

– Есть люди, которые заставляют меня чувствовать, как крылья растут за спиной. – Пошутил Торкунов. Перепады настроения. Опять он был склонен к иронии до сарказма.

– Они вдохновляют тебя?

– Нет, они испытывают моё терпение.

– А ты? – Делаю всё, чтобы не воспарить в небеса раньше положенного срока. – То есть, сегодня суицид отменяется. Мания смерти, как определила диагноз Ралифа руководитель курсов. Да какое мне дело, в конце концов.

– А может я всё-таки виноват в смерти девушки.

– Каким это образом.

– О, я могу отравить жизнь. В определённом состоянии.

– Один из пяти?

– Да, он желчный и безжалостный.

– И что ты сделал, конкретно?

– Мне показалось, что она влюбилась. Я был внимателен, вёл себя заинтересовано, говорил наедине.

– Да, брось.

– А что ты думаешь? Не покончила ли она с собой.

– Из-за тебя-то?

– Нет, нет говорю же тебе, мрачная часть личности могла загнать в угол. А она была такая наивная и беззащитная.

– Но официальная версия..

– Не хоронят самоубийц, так же как всех, понимаешь.

– А с чего ты это взял вообще?

– Шептались за спиной.

– А может тебе показалось.

– Да. – Горько улыбнулся Торкунов. – Нет, кое-кто здороваться перестал. Я не знал, что она так больна.

– Терзаешься теперь?

Не ответил. Как сказала Лилия, он не любит признавать свою вину. Ага, не утерпел, выскочка, опять придумал притчу про верховного вождя. На этот раз, я удобно сижу и запись получится качественная.

Видит Путин хвост толпы, которая идёт куда-то, много людей и не остановить. Подходит, спрашивает, кто вы такие. А они – гроб несём в Кремль, царя хоронить. Если хочешь, беги, ложись, возглавь. Не каждый протест удастся подавить, не любой рот заткнуть платком. Возглавить борьбу с аллергией на свою наглость невозможно. Да и страна, один раз скинувшая царя нового не потерпит. На многое смолчит. Стиснет зубы, отсидится дома. Но не на всё. Сидит в ней убогий юродивый и не один. Услышит в час икс слово-триггер и замашет руками. Кажется, нелепый персонаж из древних времён. И кто будет слушать.

Действительно, поведение народа непредсказуемо. Тотальная слежка имеет смысл. Почти признание в убийстве девушки, о которой он так лицемерно вздыхает. Мне же не трудно принести или переслать. Ванецян прикинул, будет ли у него отпуск не такой куцый, как в прошлом. Если получится, надо взять путёвку в Углич. Мало ли что может случится через год. Революция или Мировая война, а кто знает.

– Спросят меня, Ванецян, а почему ты не пишешь чего-то автобиографического? – Обратился Торкунов к нему, в один из дней.

– Кто спросит?

– Ну, а вдруг?

– И что?

– А я отвечу.

– Ну, и…

– Меня будет трясти от уверенного тона редактора. Который будет доказывать мне, что такого произойти в нашей стране ну никак не могло.

– Да, уж цензура совершенно лишает смысла художественную литературу. – С риском для репутации поддакнул я.

– Только фантастика.

– Да.

– А вот есть ещё так называемые повести фэнтази, где верховный главнокомандующий заменен могущественным вампиром или колдуном.

– Да, кто сказал, что автор имеет в виду живых царей?

– К сожалению, в учебник по истории не вклеить потом сказку об эльфах и орках.

Многое понимать и не мочь ничего сделать. Так и доложу. Его переживания не приводят к действиям. Где-то он трусит и боится ответственности. А чаще ему не поднять такие вопросы. Думает и рассуждает вслух. Легко переубеждаем. Блаженный – вынес он вердикт. Не зачтётся, так и ладно.