Текст книги "Смертельная скачка"

Глава 3

Мои спасители доставили меня в «Гранд-отель» и подождали, пока я переоденусь, чтобы вернуть им одолженную рубашку и штаны. Мы расстались, пожав друг другу руки с чувством теплоты и товарищества. И только когда они ушли, я сообразил, что не знаю их имен.

Больше всего мне хотелось забраться под одеяло и проспать полстолетия. Но мысль о жене Арне, ждавшей его дома, не давала покоя. Поэтому часа два я потратил на объяснения с различными норвежскими властями, рассказывая, что произошло.

Полиция, собрав все сведения, решила послать кого-нибудь сообщить миссис Кристиансен о случившемся. Я полагал, что мне следовало бы поехать тоже. Полицейские согласились. Мы отправились на их машине и позвонили в квартиру "С" на втором этаже большого деревянного дома в престижном районе недалеко от центра.

Дверь открыла женщина лет тридцати с четко очерченным приветливым лицом и ясными серыми глазами, которые теперь вопросительно смотрели на нас. Из теплой, уютной квартиры доносились звуки бетховенской сонаты.

– Миссис Кристиансен дома? – спросил я.

– Да, я миссис Кристиансен.

Меньше всего я ожидал, что у Арне такая жена. Увальням, подобным Арне, на мой взгляд, не подходила стройная молодая красавица с густыми золотистыми волосами, небрежными локонами спадавшими на плечи. Теперь уже чуть испуганно она перевела взгляд на полицейского.

– Я Дэйвид Кливленд, сегодня после обеда я был с Арне…

– Ох, это вы! – воскликнула она. – Входите, я так рада… – Она широко распахнула дверь и, обернувшись, позвала:

– Арне, иди посмотри, кто пришел. Он появился на пороге. Абсолютно живой. Остолбенев, мы разглядывали друг друга. Наверное, мое собственное лицо отражало то же удивление и шок, что и его. Затем он кинулся ко мне, вскинув руки, будто для объятий, и самая радостная улыбка, какую я еще никогда у него не видел, осветила холл.

– Дэйвид! Не могу поверить. Я уже сообщил, что ты утонул. – Он заграбастал мои руки и с жаром сжимал их. – Проходи, проходи, дружище, расскажи, как ты спасся. Я был так огорчен… Я рассказывал Кари.

– Кажется, мистер Кристиансен не утонул, – заметил полицейский за моей спиной. Это «кажется» прозвучало так забавно, что мы с большим чувством облегчения засмеялись. Даже полицейский улыбнулся.

– Меня подобрали рыбаки недалеко от Несоддена, – объяснил ему Арне. – Там же я сообщил об инциденте в полицию. Они сказали, что пошлют катер на поиски мистера Кливленда, но не надеялись найти его. Пожалуй, надо позвонить им.

– Спасибо, – сказал полицейский. – Это нам поможет. – Он улыбнулся еще раз и ушел.

Кари Кристиансен закрыла за ним дверь и пригласила:

– Проходите же, такое событие надо отпраздновать. – Она провела меня в гостиную, где по-прежнему гремел Бетховен. Кари выключила проигрыватель и сказала:

– Арне всегда ставит громкую музыку, когда расстроен.

Из холла доносился голос Арне, разговаривавшего по телефону. Из его быстрого объяснения на норвежском я выхватил только свое имя, произнесенное с удивлением и облегчением.

– Это удивительно, – повторял он, входя в комнату и потирая руки. – Удивительно. – Он жестом показал на широкую удобную софу у ярко горевшего камина. – Полиция в Несоддене сказала, что они посылали на поиски катер, но шел дождь, и быстро стемнело, они ничего не увидели.

– Сожалею, что принес столько хлопот, – вздохнул я.

– Дорогой мой, – Арне развел руками, – это пустяки. Выпьешь? Эх! Отпразднуем. – Он наполнил бокалы красным вином из уже открытой бутылки, стоявшей на столе.

– Арне весь вечер был так подавлен, – сказала Кари. – Это истинное чудо, что вы оба спаслись.

Каждый из нас по очереди рассказал историю своего спасения. Арне сразу же сорвал красную куртку и моментально сбросил сапоги. (Я подумал, что мне следовало бы знать, что человек, для которого море – родной дом, не станет носить тесные резиновые сапоги.) Несколько минут он выкрикивал мое имя, искал меня, но так и не увидел никаких следов.

– Когда я прыгнул в воду, – извиняющимся тоном объяснил он, – ты все еще сидел на корме лодки, и я подумал, что катер, должно быть, ударил тебя, и решил, что ты уже погиб, раз нигде в море тебя не видно.

Он поплыл, продолжал Арне свой рассказ, но, зная о приливах и отливах и розе ветров гораздо лучше, чем я, выбрал прямо противоположное направление. Недалеко от берега его подобрала маленькая, спешившая домой рыбачья лодка, у которой уже почти не оставалось горючего, чтобы снова идти в фьорд искать меня. Рыбаки доставили его в небольшой городок, где он сразу же сообщил о моем исчезновении. Там же он нанял лодку, на которой вернулся в Осло.

Моя история была настолько похожей на его, что могла быть рассказана в двух предложениях. Я доплыл до острова, и два человека на лодке помогли мне добраться до Осло.

Арне долго рылся среди бумаг, в беспорядке наваленных в шкафу, и наконец с торжествующим видом вытащил карту. Разложил ее на столе и показал на самую широкую часть фьорда, где катер раздавил нашу маленькую лодку.

– Худшее из всех возможных мест! – воскликнула Кари. – Почему вы так далеко забрались?

– Ты же знаешь меня. – Арне свернул и спрятал карту. – Люблю движение.

– Ты хочешь сказать, что не любишь, когда за тобой следят. – Кари снисходительно улыбнулась.

Арне воспринял ее слова с озадаченным видом, но мания преследования так и выпирала из него, будто Гулливер из толпы лилипутов.

– В полиции меня спрашивали, не заметил ли я название катера, – сказал я.

– Ты заметил? – удивился Арне.

– Нет, – я покачал головой. – А ты?

Арне начал моргать, как обычно, когда простейший вопрос вызывал безумную паузу и будто отправлял его на дно фьорда за консультацией. Наконец он нашел ответ:

– Я тоже не заметил.

– По-моему, на катере вообще не было названия, – решил я.

Они оба с удивлением взглянули на меня.

– Там должно быть название, – возразила Кари.

– Нда-а? У меня такое впечатление, что не было. Ни названия, ни регистрационного номера, ни порта приписки. Вероятно, у вас в Норвегии это и не требуется.

– Нет, почему же? – Кари явно недоумевала. – У нас все это тоже есть.

Арне ненадолго задумался, но не моргал, потом пояснил:

– Катер шел слишком быстро и прямо на нас. Конечно, на нем было название, мы просто не успели разглядеть. – Он словно бы поставил точку, дескать, тема исчерпана и больше не представляет интереса. Я кивнул в знак согласия, хотя остался абсолютно убежден, что на черном корпусе, кроме черной краски, никаких знаков не было. Неужели в этой части Северного моря такое раздолье контрабандистам, подумал я, но вслух сказал:

– Жаль. Ты мог бы потребовать компенсацию за лодку.

– Она застрахована, – ответил Арне. – Пусть это тебя не тревожит.

– Позор, что катер не остановился. – Кари не могла успокоиться. – Они должны были почувствовать удар. Даже большой тяжелый катер, как Арне описывал его, не может раздавить лодку и не заметить.

Сбил и удрал, мелькнула беззлобная мысль. Так бывает на дорогах, а почему не может случиться на воде?

– Арне боялся, что вы не умеете плавать.

– В бассейне, от бортика до бортика, – усмехнулся я. – На такие длинные дистанции раньше я и не пытался.

– Вам повезло, – серьезно заметила она.

– Арне тоже. – Я задумчиво разглядывал его: ведь он лет на десять старше меня, ему же пришлось тяжелее.

– Ох, нет, Арне прекрасный пловец. Он спортсмен, и во многих видах. Он сильный, выносливый. – Кари иронически улыбалась, но гордость жены явно чувствовалась. – Он постоянно выигрывает лыжные кроссы через всю страну.

В нише холла я заметил несколько пар лыж, теннисные ракетки, рыболовные снасти, горнолыжные ботинки и с полдюжины теплых курток вроде той красной, что утонула. Полная экипировка для человека, любящего движение.

– Вы ели? – вдруг спросила Кари. – Я имею в виду, после плавания. Подумали, что надо поесть? Я покачал головой.

– Я беспокоился об Арне.

– У Арне тоже не было аппетита. – Она, улыбаясь, встала и посмотрела на часы. Без десяти десять. – Сейчас я принесу что-нибудь вам обоим.

Арне откровенно любовался ею, пока она не скрылась в кухне.

– Что ты думаешь о ней, охо-хох? Какая красивая! Обычно мне не нравятся мужчины, которые приглашают повосхищаться своими женами, будто это их собственность, вроде машины или дома. Но я многое прощал Арне в, тот вечер.

– Да, – подтвердил я гораздо искреннее, чем во многих подобных случаях. И Арне понимающе подмигнул.

– Еще вина, – предложил он, резко встал и наполнил наши бокалы.

– У тебя и дом красивый, – заметил я. Он удивленно окинул взглядом гостиную.

– Это Кари. Она… Это ее работа. Она дизайнер по интерьерам. Квартиры. Офисы. Отели. Ну и все такого рода.

Их гостиная была отделана натуральным деревом на белых гладких стенах. Большие лампы с пергаментными абажурами окрашивали в теплый золотистый цвет обивку мебели, стилизованную под рогожу, и разбросанные, будто небрежно, яркие подушки. Смешение продуманности и случайности каждой детали обстановки создавало уют и впечатление наполненности жизни. Чересчур аккуратные квартиры всегда подавляли меня, в доме у Кристиансенов все было так, как мне нравилось.

Арне принес мне наполненный бокал и сам устроился напротив, поближе к пылающему камину. Вязаная шапка больше не скрывала волосы, и я заметил, что он поседел и стал выглядеть очень представительно.

– Завтра, – сказал я, – если возможно, мне хотелось бы встретиться с председателем комитета.

Арне недоумевающе взглянул на меня, будто забыл о настоящей цели моего визита.

– А-а-а. – Он немного поморгал. – Завтра суббота. В воскресенье Большие национальные скачки. Он будет на скачках в воскресенье.

Слова Арне означали, что нельзя портить человеку день из-за какого-то проворовавшегося жокея. Я пожал плечами и согласился перенести встречу на воскресенье.

– Тогда, может быть, завтра мне съездить к Гуннару Холту?

По какой-то причине мое предложение отнюдь не вызвало у Арне радости, он долго не отвечал, что-то бормоча. По отдельным словам я догадался, что он хотел завтра на весь день отправиться на рыбалку и боялся, что я попрошу его поехать со мной.

– Гуннар Холт говорит по-английски? – спросил я.

– О-о, да.

– Я поеду к нему сам.

Он одарил меня сияющей улыбкой и тут же вскочил, чтобы помочь Кари, которая появилась с нагруженным подносом. Она принесла кофе и сандвичи с креветками, сыром и ананасом. Мы их съели до последней крошки.

– Вы должны прийти к нам еще, – сказала Кари, – я приготовлю настоящий обед.

Арне горячо поддержал ее приглашение и открыл еще одну бутылку вина.

– Великий маленький повар, – с чувством собственника заранее оценил он кулинарное искусство жены.

Великий маленький повар откинул назад густые светлые волосы, и они рассыпались по длинной элегантной шее. У нее был благородный овал лица и на щеке три маленькие коричневые родинки, будто небрежно брошенные веснушки.

– Приходите в любое время, – еще раз пригласила она.

* * *

Я вернулся на такси в отель и только через час с трудом заснул. Утром проснулся в семь, чувствуя себя как боксерская груша. Принимая ванну, я заметил в зеркале на левом плече темно-малиновый кровоподтек размером с тарелку – воспоминание о столкновении с катером. Вдобавок от вчерашнего чрезмерного напряжения ныла каждая мышца. Дэйвид Кливленд явно не годился в чемпионы по плаванию.

Ванна, завтрак и костюм не улучшили настроения, не добавил бодрости и звонок Гуннару Холту.

– Приезжайте, если хотите, – проворчал он. – Но мне нечего вам сказать. Вы напрасно потратите время.

Как и все следователи, которые тратят уйму времени, слушая людей, которым нечего сказать, я, разумеется, поехал. У него была конюшня, примыкавшая к скаковой дорожке, и агрессивные манеры.

– Вопросы, вопросы, – сердито бормотал он, – а говорить-то не о чем.

Я расплатился с водителем такси.

– Не надо было отпускать такси, – заметил он, – вы же скоро поедете назад.

– Я могу вернуться поездом, – улыбнулся я.

– Вы не похожи на официального представителя Жокейского клуба. – Он с ухмылкой разглядывал меня.

– Буду очень признателен, если вы покажете мне своих лошадей, – сказал я. – Арне Кристиансен говорил, что у вас хорошие скакуны, и они в этом году выиграют много призов.

Естественно, он сразу расслабился и жестом показал на большое строение, расположенное на противоположной стороне утопающего в грязи двора, куда мы и направились. Он в высоких резиновых сапогах, я в начищенных ботинках. Всем своим видом он показывал, что мне не стоило приезжать без соответствующей экипировки. Гуннар Холт, маленький крепыш средних лет, был типичным тренером, который прекрасно ладил с лошадьми и, как я догадывался, гораздо хуже с их владельцами. На английском он говорил с ирландским акцентом.

Конюшня состояла из двух рядов стойл, повернутых «лицом» к широкому проходу посередине. Больше чем из половины дверей выглядывали лошадиные морды, и три или четыре конюха несли ведра с водой и корзины с сеном.

– Лошади только что вернулись с тренировки, – объяснил Гуннар Холт. – Мы тренируем их на песчаном покрытии скаковых дорожек. – Он открыл дверь первого в левом ряду стойла. – Этот парень завтра будет участвовать в Больших национальных. Видите его плечи? Великолепный экземпляр.

– Боб Шерман победил на нем в тот день, когда исчез, – заметил я.

Гуннар Холт без слов сердито взглянул на меня и вошел в стойло. Он осмотрел ноги лошади, в ней была не столько порода, сколько сила и характер. Крепкий орешек. Гуннар вернулся ко мне, вроде бы удовлетворенный осмотром.

– Откуда вы знаете? – спросил он.

Вряд ли я кому-нибудь поврежу, если отвечу.

– Арне Кристиансен дал мне список последних скачек Боба Шермана в Норвегии. Он считает, что на этой вашей лошади Боб мог бы выиграть Большие национальные скачки, и, если бы у Шермана была хоть капля здравого смысла, он бы приехал на эти скачки и украл бы их денежный фонд, то есть самый большой из всех.

– Да, это правда. – Холт разрешил себе чуть усмехнуться.

Мы продолжали обход конюшни, восхищаясь каждым ее обитателем. Там было лошадей двадцать, три четверти из них участвовали в гладких скачках, а не в стипль-чезе. И хотя все они прекрасно выглядели, ни одна не победила бы в Англии на более-менее приличных соревнованиях. Но по их виду и порядку в конюшне я сделал вывод, что Холт знает свое дело.

В дальнем конце здания, отделенном от конюшни, жили конюхи. Холт решил показать мне и это помещение. Спальню, умывальную, кухню.

– Боб много раз останавливался здесь, – сказал Холт.

Я окинул взглядом большую комнату: полдюжины двухъярусных коек, дощатый пол без ковра, грубо сколоченный деревянный стол и такие же стулья. Большая коричневая кафельная плита и окна с двойными рамами, завешанные похожими на одеяла занавесками, обещали защитить от будущих морозов. Несколько календарей с фотографиями девушек и детей украшали стены. Ничего похожего на номер в «Гранд-отеле».

– Боб останавливался здесь?

– Он считал, что здесь вполне прилично, – пожал плечами Холт. – И он экономил, не тратя на отель. Ведь правильно? И в этом нет никаких нарушений.

– Все правильно, – подтвердил я. Холт помолчал.

– Иногда он останавливался у владельца.

– У какого владельца?

– Ну-у… у того, кому принадлежит Уайтфайер. У Пера Бьорна Сэндвика.

– И много раз?

– Какое это имеет значение, сколько раз? – рассердился Холт. – Ну, может, два раза. Да, точно, два раза. Но не в последний приезд, а раньше.

– А вообще часто Боб приезжал?

– Раз шесть. Или семь… Или восемь.

– Этим летом?

– В прошлом году он не приезжал, если вы это имеете в виду.

– Ему нравилось работать здесь?

– Конечно, нравилось. Всем британским жокеям, которых приглашают, нравится. Понимаете, здесь хорошо платят.

– Что значит хорошо?

– Ну, им оплачивают проезд, жилье и другие расходы. Призовые деньги. Кроме того, гонорар за участие в скачках.

– Комитет платит за участие в скачках?

– Не совсем так. Ну-у… комитет платит жокею, но собирает эти деньги у владельцев, с чьими лошадьми жокей работает.

– Получается, что владелец оплачивает все: проезд, жилье, участие в скачках, процент от выигрыша и так далее. Правильно я понял?

– Правильно.

– А что делают, если, получая все это, жокей мухлюет в своем заезде?

– Владелец больше никогда не пригласит его работать, – с убийственной серьезностью ответил Холт.

Мы вышли из конюшни и снова пошлепали по грязи. Сегодня дождя не было, но казалось, он вот-вот начнется, и в воздухе висел туман.

– Зайдемте в дом, – предложил Холт. – Выпейте кофе перед тем, как пойдете на станцию.

– Великолепно, – согласился я.

Дом, маленькое деревянное бунгало, украшали тюлевые занавески и горшки с геранью на каждом подоконнике. Плита уже топилась, сбоку стоял оранжевый эмалированный кофейник. Гуннар взял на полке, висевшей над столом, две глиняные кружки и пакетики с сахаром.

– А Боба Шермана владельцы стали бы снова приглашать работать? – спросил я.

Он наливал кофе, помешивая его белой пластмассовой ложкой.

– Пер Бьорн Сэндвик пригласил бы. И Свен Ван-ген. Это владелец гнедой кобылы, что в дальнем конце конюшни. – Он помолчал. – Есть еще Рольф Торп. Боб проиграл скачки в тот день, когда приехал. А Рольф Торп считал, что лошадь могла бы победить.

– А он бы пригласил?

– Лошади не машины. – Пожал плечами Холт. – Понимаете, я не тренирую лошадей Рольфа Торпа. Поэтому откуда мне знать, пригласил бы он или нет.

– А кто их тренирует?

– Пол Сандби.

– Рольф Торп будет завтра на скачках?

– Естественно, – ответил Холт. – Он выставил фаворита на Большие национальные.

– А вы? Вы пригласили бы Боба опять работать для вас?

– Конечно, – без колебаний ответил он. – Боб хороший жокей. Он прислушивается к тому, что говорят ему о лошади. Он работает головой. Его бы столько раз не приглашали, если бы он был плохим жокеем.

Дверь без стука приоткрылась, и один из конюхов всунул голову. Светловолосый парень лет двадцати пяти в вязаной шапке с помпоном.

– Гунни, – сказал он, – не посмотрите кобылу, которая кровила, вроде она собирается рожать.

Тренер пообещал, что через минуту придет, и голова с помпоном скрылась.

– Он ирландец? – удивился я.

– Конечно. У меня три ирландца и один из Йоркшира. А трое местных. На норвежских скачках работает много британских конюхов.

– Почему?

– Здесь у них есть возможность стать жокеями, понимаете? Больше шансов, чем дома.

Мы допили кофе, хорошо сваренный и крепкий.

– А на чем Боб ездил? Он брал напрокат машину?

– Нет, не думаю. Когда он останавливался здесь, мы вместе ездили на скачки.

– Он когда-нибудь брал у вас машину? Или у кого-нибудь другого?

– У меня никогда не брал. По-моему, он ни у кого не брал, когда приезжал сюда.

– Вы куда-нибудь возили его в тот день, когда он исчез?

– Нет.

Из протоколов показаний свидетелей, которые ждали меня в день прибытия в отеле, я знал, что сразу после соревнований Боб Шерман собирался на такси ехать в аэропорт, чтобы успеть на последний самолет, вылетающий в Лондон. Но он к такси не пришел. Нанятый заранее водитель, не дождавшись пассажира, взял возвращавшихся в город после скачек зрителей.

Шерман мог уехать на общественном транспорте, на другом такси, водитель которого не знал его в лицо, или в машине своих знакомых. Я, кроме того, еще добавлял и его собственные две ноги. И вообще, очень легко уехать со скачек не замеченным теми, кто знал его, в особенности когда последний заезд кончился в темноте, как сообщалось в протоколах показаний свидетелей.

Я поставил пустую чашку на стол, и вдруг Гуннар Холт спросил:

– Вы можете что-нибудь сделать для жены Боба?

– Для жены? Я встречусь с ней, когда вернусь в Англию. Конечно, если найду что-нибудь полезное для нее.

– Нет. – Он покачал головой. – Она здесь.

– Здесь?

– Да, в Осло. И она не хочет ехать домой.

– Арне мне ничего не сказал.

– Она преследует его, как собака, – засмеялся Холт. – Она вроде вас, все время задает вопросы. Кто видел, как Боб уходил, кто ушел вместе с ним, почему никто не ищет Боба. Она приходит на каждые соревнования и спрашивает, спрашивает, спрашивает. Все уже устали от нее.

– Вы знаете, где она остановилась?

Он энергично кивнул и взял с полки листок бумаги.

– "Норсленд-отель". Второсортная гостиница. Далеко от центра. Вот ее номер телефона. Она дала его мне на случай, если я придумаю, чем могу ей помочь в поисках Боба. – Он пожал плечами. – Все очень жалеют ее. Но лучше бы она уехала.

– Вы не позвоните ей? Скажите, что я хотел бы задать несколько вопросов о Бобе. Допустим, сегодня во второй половине дня.

– Я забыл, как вас зовут, – заявил Холт, даже не подумав добавить «к сожалению» или «простите».

Я улыбнулся и протянул ему свое служебное удостоверение. Он прочел написанное там, потом недоверчиво посмотрел на меня, но все же набрал номер «Норсленд-отеля». Миссис Эмма Шерман взяла трубку.

– Мистер Дэйвид Кливленд приехал из Англии и старается найти вашего мужа, – сказал Холт в трубку и стал читать написанное в удостоверении, – он руководитель отдела расследований Британского жокейского клуба, Портмен-сквер, Лондон. Он хочет встретиться с вами сегодня во второй половине дня. – Холт выслушал ответ, потом взглянул на меня и спросил:

– Где?

– В ее отеле. В три часа.

Он повторил мои слова.

– Она будет ждать вас, – сообщил он, кладя трубку.

– Хорошо.

– Скажите ей, чтобы ехала домой.