Текст книги "Манипулятор. Глава 001"

Господь не выдаст, свинья не съест.

Русская народная пословица

Ничто так не взрослит, как предательство.

Борис Стругацкий

МАНИПУЛЯТОР

ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1

– Рамзеееес!!! – заорал мой мобильник. – Рамзееес!!! Блять!! Здарооова, чувааак!!

Это Вова. Он всегда орет как потерпевший. И матершинник страшный. С обеими привычками бороться бесполезно. Второй раз ругаться матом я научился именно от Вовки. Он же тоже бывший военный. А в армии не матерятся, там, как известно, так разговаривают. Оставив армию, я практически победил эту дурную привычку. Но…

– Блять, Вов! У меня ухо щас отвалится от твоих воплей! – улыбнулся я, зная причину звонка, чуть отодвинул телефон от уха. – Здарова, балда!

– Блять, Рамзес, прости! – запнулся Вовка, понизил громкость, захыхыкал от неловкости. – Рамзес, ну этааа… Чооо…, идем сегодня в «Небеса»!?

Вовка сознательно коверкает слова и затягивает гласные, говорит «здарооова» и «чооо», имитируя дешевый криминальный сленг. Получается смешно, Вовка всегда забавно кривляется.

– Идем, конечно, что за вопрос, Владимир? – подыграл я серьезным тоном. – Как обычно в десять у гостиницы.

– Ну всеее! Атличнааа! Давааай! Пакааа! – еще сильнее затянул гласные он, и мы простились до десяти вечера.

На календаре было 29 апреля 2005 года, пятница. Но это не важно. Мы с Вовкой были заядлыми тусовщиками и зависали в клубах пять дней в неделю. Так уж вышло, а так всегда выходит, что в какой-то момент жизни Судьба сводит нужных друг другу людей. Мы с Вовкой оказались взаимно нужными по двум причинам: работа и холостяц-кая жизнь. Я не был женат, а Вовка недавно развелся. Я помню его бывшую жену, кстати, очень привлекательную девушку – больше трех лет назад я случайно встретил их вместе на загородном пляже, к тому времени мы с Вовкой уже пересеклись по работе и плотно сотрудничали. Я был на машине, а они пешком. В тот раз я подвез парочку с пляжа до центра города. После Вовка признался, старательно борясь с приступом ревности, что я понравился его жене – она назвала меня симпатичным парнем. Меня ситуация лишь поза-бавила, я не имел привычки заглядываться на несвободных женщин. Вовка же, как все неуверенные с женщинами мужчины, действовал от противного – постоянно храбрился и разыгрывал из себя мачо. Хотя, какой он мачо!? Приземистый, около метра семидесяти, коренастый, покрытый волосами везде, даже по всей спине, с пузиком, с бульдожьей челюстью, с холодно-серыми цепкими и глубоко посаженными хищными глазками. Разговаривал он очень громко. Мой отец сказал как-то много позже, что это деревенская привычка – разговаривать громко. И в городе она сразу бросается в глаза. В силу врожден-ной эмоциональности, любой громкий рассказ Вовки превращался через минуту в матер-ный ор. Окружающие начинали на нас коситься, мне становилось неудобно, я заливался стыдливой краской и одергивал друга. Вовка утихал на пару минут, но природа брала свое, и все повторялось с нескончаемой регулярностью. Вообще, людей, которые не сквернословят – единицы. Таким надо сразу памятник ставить. Моему отцу в первую очередь – он вообще не матерился, никогда. А ведь он в армии отбарабанил больше четверти века! Так вот.

Вовку после армии повторно я встретил года три назад. Мы с ним служили вместе, но в разных подразделениях и лично знакомы не были. А тут заехали как-то с отцом на одну из оптовых баз. Зашел я в кабинет коммерческих директоров, а там лицо знакомое сидит. И Вовка тоже меня сразу признал. Мы разговорились уже на улице, пожали друг другу руки, обрадовались встрече – бывшие сослуживцы как-никак. На удачу, Вовка оказался замом коммерческого директора по бытовой химии оптовой базы «Пеликан». Его начальник, Андрей Петрович – крупный высокий мужик с красным от употребления алко-голя лицом и водянистыми безразличными ко всему глазами, намекнул через Вовку о пяти процентах, какие мы должны будем платить с оборота ежемесячно, если хотим продавать свой товар в «Пеликане». Безальтернативное предложение – мы с отцом согласились тут же. Дальше все коммерческие вопросы решились быстро, и уже на следующий день мы завезли в «Пеликан» на реализацию первую партию. Несмотря на то, что «Пеликан» был продовольственной оптовой базой с долей опта бытовой химии не более десятой части в обороте и подавал первые признаки к увяданию, мы вскоре добились неплохих продаж своего товара – под триста тысяч в месяц.

И тут Вовка развелся с женой. Честно говоря, они никогда и не смотрелись как пара. Любви там точно не было, а лишь проза жизни – Вовка познакомился с будущей женой в армии на дискотеке, они поженились как все и развелись как все, но без детей. Вовка снял поблизости от работы однокомнатную квартирку и предался прелестям холостяцкой жизни. Бабник он жуткий, причем сальный бабник. Ну, знаете, это когда восприятие женщин выливается лишь в пошловатые неприятные шуточки и такие же разговоры. В Вовке сидела обида. Если упростить, то весь смысл его жизни сводился к четырем вещам: деньги, женщины, охота и камуфляж. Именно в таком порядке. Весь световой день Вовка метался на работе как чумной с взъерошенными волосами и думал, как бы заработать побольше денег. Причем понятие «заработать» у него включало в себя разные способы, спиздить – тоже означало «заработать». Преимущественно в этом направлении и прикладывал Вовка всю свою могучую энергию. Попутно, он успевал держать в поле зрения всех нравящихся женщин и одаривать их флюидами своих жела-ний. Охота – третья страсть Вовки, о ней он мог говорить часами. Каждый отпуск Вовка катался к родителям в Псков, лазил там с ружьем по полям и лесам, о чем после с упое-нием рассказывал всем подряд в течение нескольких месяцев. Патологическая страсть к камуфляжу меня несколько удивляла, но хоть как-то следовала из любви к охоте. Все, что носило на себе рисунок камуфляжа, Вовка находил прекрасным. Если он видел одежду с рисунком камуфляжа, то урчал от восторга и покупал. Шкаф Вовки всегда был забит камуфлированным тряпьем, но в повседневной жизни такое он почти не носил – тряпье дожидалось сезона охоты. Одевался Вовка безвкусно, немного неряшливо и по-простецки; ходил широко, по-медвежьи переваливаясь с ноги на ногу, стаптывая обувь внутрь.

Я подъехал к месту встречи на большом старом и дребезжащем рейсовом автобусе. Сквозь стекло увидел Вовку, тот косолапо расхаживал по тротуару и чесал в затылке.

– Здарова! – выпалил Вовка и со всего маху вложил свою пятерню в мою ладонь, крепко сжал. Руки у него из натруженных, пальцы короткие и негибкие. Поэтому Вовка всегда растопыривает их перед рукопожатием, рука становится похожа на краба.

– Привет, балда! Какие дела!? – грубовато, в нашей манере общения, ответил я.

– Да вот, блять, весь день на работе ломал голову, как бабки заработать! – взлох-матил голову Вовка. – Всю голову, нахуй, сломал! Нихуя не придумал!

Я засмеялся, мы неспешно побрели через дорогу на «зеленый». Стоял прекрасный теплый вечер, уже стемнело, молодежь группками активно стекалась к ночным клубам.

– О! Эдик стоит, – махнул я рукой в сторону стоящих через дорогу «бомбил».

– Ну, вообще нормально! Поедем на Эдике пьяные домой! – громко засмеялся Вовка, изобразил тут же себя пьяного, зашатался, икнул пару раз для убедительности.

Эдик – молодой парень лет двадцати двух, невысокий сухощавый сутулый брюнет, студент последнего курса строительного института. Привлекательный лицом, он выглядел бы лучше, если б не курил, не сидел постоянно скрюченным за рулем и занимался спор-том. У Эдика была белая вазовская «семерка». Машины – его настоящая страсть. Пытаясь усовершенствовать, он постоянно ковырялся в своей. Задние фонари «семерки» – два ярких красных круга, светились сквозь прямоугольный пластик, словно ракетные дюзы. Все, что могло светиться в салоне, приглушенно источало тот же красный цвет. Акустика не отставала – если Эдик врубал «Раммштайн», звук разлетался метров на сто, в машине в это время начинался красный акустический ад.

Вторая страсть Эдика – женщины. Никогда бы не подумал, что такой мелкий и щуплый тип, может оказаться столь заядлым ходоком по женщинам. Эдика выдавал взгляд – он всегда становился масляным при виде любой девушки или женщины. Со своей девушкой у Эдика были постоянные напряги. Они, то ссорились, то сходились. Я пару раз видел ее – тощая как палка, с кривой фигурой, девушка была безнадежно тупа и некрасива лицом. Что он в ней нашел? Загадка из загадок. Видимо поэтому, свои отношения с ней, Эдик настойчиво компенсировал сношениями с другими женщинами. Познакомились мы с Эдиком с год назад. Я, как обычно, вышел ночью из клуба в серьезном подпитии и пет-ляющим шагом направился в сторону гостиницы, где всегда стояли «бомбилы». В клубе я пропил все до копейки, о чем честно предупредил первого же извозчика. Я сказал, что расплачу́сь на месте, взяв деньги дома. Таким способом «бомбил» часто кидали на деньги, и из всех везти меня согласился лишь Эдик. С тех пор проблем с такси после клуба у меня не возникало. Я звонил Эдику, тот забирал меня из любого места и в любом состоянии. Иногда вёз в долг, но не часто. Я не злоупотреблял его кредитом. Эдик, будучи студентом, в деньгах нуждался постоянно. А с появлением Вовки, работы Эдику добавилось – вместо одного пьяного тусовщика, он стал развозить по домам двоих.

Мы потопали с Вовкой дальше, пялясь по пути на всех встречных симпатичных девчонок. Оставалось пройти два квартала, два светофора – и мы в клубе, в котором уже практически жили.

– Ну чо, как работа!? Продажи прут, блять, бабки валятся, небось!? – гаркнул возбужденно Вовка.

– Да, сейчас заебись – сезон, продажи хорошие, – кивнул я.

– Ооо, буржуи!!! – зарычал Вовка с нескрываемыми нотками зависти, вцепился сильными пальцами мне в правый локоть, заглянул снизу мне в лицо алчно.

Вовкину зависть я ощущал кожей. Он переводил ее вроде как в шутку. Но актер из Вовки никудышный. Меня чувство друга не оскорбляло, это была зависть не бесталанного лентяя, а человека деятельного. Как если бы жеребец из загона увидел скачущий мимо табун диких лошадей. Он начал бы яростно наматывать круги по загону, всеми силами желая оказаться по ту сторону. На протяжении последних двух лет, наш бизнес, хоть и медленно, но верно рос на глазах Вовки. И мы с отцом были в категории «свободных», трудящихся на себя людей. А Вовка как большинство корпел на наемной работе. Это удручало его кипучую натуру и вызывало частые приступы зависти к «буржуям».

– Да какие буржуи? Хорош тебе! – выдернул я локоть из цепкой «клешни» друга.

– Буржуи, буржуи, блять!!! Я знаю! – ощерился тот и засмеялся. – Хы-хы-хы!

– Ты б побыл таким буржуем, на своем горбу целыми днями с отцом таскаем эти дурацкие коробки… Последний год так вообще кошмар, мы реально домой приезжаем каждый день не раньше восьми вечера! А как весна вот началась, так вообще мрак, с утра и до вечера эти коробки загрузи-разгрузи! Заказов много, мы работаем на пределе… Хоро-шо, хоть от розницы избавились! А то еще и по выходным бы пахали… Хотя, последнее время и так по субботам частенько товар развозим… Херовая тенденция… Надо с ней заканчивать, а то понравится еще! – засмеялся я. – Так что никакие мы не буржуи, а обыч-ные работяги! Буржуи в кабинетах сидят, а мы с отцом пашем!

– Ооо!!! Ладно, ладно, я шучу, Рамзес! – сдал назад Вовка, присвистнул, призывно строя глазки проходящей навстречу девушке.

Мы подошли к первому светофору, по обе стороны дороги несколько человек при-мерно ждали зеленого сигнала. Машин не было. Не останавливаясь, мы потопали дальше. Половина стоявших последовала за нами. Стадный инстинкт, толпе всегда нужен пример.

– Пистолет себе хочу купить! – выпалил вдруг Вовка.

– На кой хрен он тебе нужен!??? – удивленно уставился я на друга, понимая, сколь сильно милитаризирован Вовкин мозг.

– Ну, как зачем!? – взвинтился и начал махать руками тот. – Если какие разборки, достаешь ствол и начинаешь палить по козлам!

– Какие разборки? Чего ты там себе понапридумывал? Ты чего думаешь, вот так запросто в человека выстрелишь? – еще больше удивился я.

– А че тут такого то!? – задрал Вовка брови почти до затылка. – Он первый полез! Самооборона! Все по закону!

– А если и у него тоже пистолет? – скосил я на Вовку взгляд полный сарказма. – И он выстрелит тебе в твое волосатое пузо?

– Не, ну тут уж кто быстрее! – уже не так уверенно добавил он. – Ну, не знаю…

– Ааа…! То-то же! Фильмов дурацких меньше смотри…, – обрубил я.

Вовка несколько секунд шагал молча, тяжко вздыхал, мучимый противоречивыми мыслями и чувствами. По итогу он дернул головой и решительно рубанул рукой воздух:

– Все равно куплю!

Я засмеялся в голос. Тут же Вовка подхватил прерывисто: «Хы-хы… хы-хы-хы!»

Слева вырос кинотеатр. На втором светофоре нам надо было направо через дорогу. Остановились в ожидании зеленого сигнала.

– У тебя-то на работе что новенького? – поинтересовался я.

– Да че там новенького, ты ж только вчера был в «Пеликане», ёпть! – принялся Вовка тереть ручищей лицо, будто спросонья. – Че там может быть!? Все, то же самое.

Загорелся «зеленый», мы зашагали через дорогу.

– А! Не! – остановился посреди дороги Вовка. – Папа себе джип купил новый!

«Папа» – владелец «Пеликана» – денежный мужик лет пятидесяти, подтянутый, с внешностью отставного военного.

– Пошли, чего стал-то!? – пихнул я Вовку под локоть, негромко смеясь, хмыкнул.

Вовка погрустнел, вернулся в реальность, поплелся дальше, снова начал тереть лицо. Он всегда грустнеет, когда кто-то реализует его маленькую мечту. Вовке, как и мне, нравятся джипы. Только вкусы у нас чуть разные. Я предпочитаю джипы с обтекаемыми линиями, Вовке нравятся грубые квадратные формы.

– Да это тебе прям броневики нравятся, а не джипы, Вов!

– Ды! – кивнул и расплылся в довольной улыбке тот. Вовкино «ды» вместо «да», означает точку наивысшего одобрения чего угодно. «Ды!» – Вовка высказал свое мнение, оно непоколебимо и абсолютно. Я и не настаивал, ведь в мечтах Вовка уже видел себя за рулем такого «броневика», скачущим по долам и полям и стреляющим всякое зверье.

Мы перешли дорогу, повернули налево, до клуба оставалось метров тридцать.

– А сколько ж он за него отвалил? – спросил я.

– Два лимона!

– Ого! Нехило!

– Да пиздец! – взъерошил волосы Вовка. – Себе такой теперь хочу!

– Да кто б сомневался! – засмеялся я и смачно хлопнул друга по спине.

– Охо-хо! – воскликнул Вовка, завидев впереди скопление жаждущих попасть внутрь заведения.

«Чистое небо» – очень популярный клуб, начиная с пятницы, вечернее столпо-творение перед входом – обычное дело. Снаружи, упираясь спинами во входную дверь, в черных костюмах стояли два охранника. Перед ними колыхался и гудел подпитыми голо-сами рой человек в двадцать, задние напирали на передних, тех в свою очередь отпихива-ли назад охранники. Так могло продолжаться до полуночи. Мы приблизились. В поисках Артура, я заглянул внутрь клуба через боковое витринное стекло. Тот стоял внутри на лестнице, крутил пальцами четки и зубоскалился еще с одним охранником. Через секунду наши взгляды встретились. Я пальцем показал на вход, Артур кивнул и шагнул к двери.

– Этих пропусти двоих! – произнес он наружу через крохотную щель, с трудом пле-чом приоткрыв дверь на пару сантиметров. Охранники среагировали, чуть отжали толпу от двери, мы с Вовкой быстро просочились внутрь за их спинами. Из клуба наружу вырва-лись звуки веселья и ритмичной музыки, толпа позади тут же издала недовольный нашим маневром гул. Поздно, дверь с силой захлопнулась за нашими спинами, охранники вновь приняли натиск толпы на себя.

Клубы – отдельный разговор. К своим двадцати восьми годам, после парочки продолжительных, но неудачных отношений с девушками, я уже года два как числился в заядлых тусовщиках. Опыт неудачных отношений на время притупил желание новых, и я пустился во все тяжкие. Надо признать, что «тяжкие» выходили вполне приятными. Если бы меня спросили, прожил бы я снова эти годы так же, я бы высказал однозначное «да». Побывав почти во всех увеселительные заведения города, я осел в «Чистом небе». Заве-дение странным образом притягивало мне подобных, бесцельно болтающихся пресыщен-ных ночной клубной жизнью молодых людей. Парадокс заключался в том, что ничем осо-бенным «Чистое небо» не отличалось. Но факты вещь упрямая – круглый год в «Чистом небе» было вдвое больше посетителей, чем в остальных клубах города. Даже в середине лета, в «мертвый сезон», когда население города разъезжалось по южным курортам, когда в прочих заведениях тоскливо коротала время тройка человек, «Чистое небо» заполнялось наполовину. С сентября же, едва город возвращался в обычный ритм, заведение переходи-ло на осадное положение. Посетители набивались в клуб как селедки в бочку. И все пото-му, что он находился в небольшом подвальном помещении. Улицы исторического центра города сплошь состояли из рядов двух-, трех-, четырехэтажных домов. Угол одного из таких домов и являлся входом в «Чистое небо». С фасадной стороны угла висела входная тяжелая деревянная дверь; с боковой стороны, будто витрина магазина, в проулок смотре-ла стена из нескольких высоких окон; над витриной окон на фоне подсвеченного сзади ночного темно-синего неба в золотой россыпи звезд ярко выделялась надпись – «Чистое небо». Проулок уходил темнотой в прямоугольную асфальтовую площадку, окруженную со всех сторон такими же невысокими домами. В дальнем углу площадки меж домами был разрыв, туда многие в пьяном состоянии ходили мочиться. Из проулка постоянно едва уловимо тянуло мочой.

Сразу за дверью начиналась довольно крутая прямая лестница вниз, ступенек в двадцать. Лестница заканчивалась тесным пятачком два на два метра. Сразу справа на пятачок смотрела дверь гардеробной – тесной узкой кельи, уходившей глубиной обратно параллельно лестнице. В верхней половине двери гардеробной было окошко со ставнями, в нем торчала, подпертая кулаком, унылая физиономия гардеробщицы. Зимой в окошке постоянно случалась давка из верхней одежды. Летом гардероб не работал. Счастливцев, проскочивших охрану наверху, на пятачке ждали еще два охранника и строгая женщина, администратор. Тут же справа за тумбой восседала пожилая кассирша, обилечивала всех прибывших. Оплатив вход, посетители шли влево в арочный проход – в сам клуб. Он состоял из трех помещений: первое – основной зал со столиками слева, метров сорок пло-щадью, он был ниже уровнем остального клуба на полметра; второй – квадратный зал справа метров в тридцать, также уставленный столиками; третье и самое дальнее – танц-пол, прямо. Центральная дорожка между двумя первыми залами вела к большой барной стойке и далее параллельно ей тянулась в грот – в буквальном смысле пещеру, будто вы-долбленную в сплошной массе красного кирпича. Грот был тесным квадратным помеще-нием метров в пятнадцать площадью с колонной посредине. Линия барной стойки продол-жалась вдоль правой стены грота, отвоевав себе две метровые ниши – стойку официанток и в конце – малую барную стойку. Левая стена грота была сплошной, заканчивалась она в дальнем углу аркой, за которой и начинался танцпол. Он представлял собой прямоуголь-ное двухуровневое помещение площадью метров в шестьдесят. Ближняя половина состо-яла из одной двухметровой стойки у левой стены и десятка столиков, расставленных по углам и оставлявших центральную часть свободной. Дальняя половина, как и первый зал, была занижена на полметра и соединялась с ближней деревянной лестницей в три сту-пеньки с поручнями и толстыми колоннами по обе стороны лестницы. Именно занижен-ная дальняя половина и отводилась под танцы. На ней метровыми полукругами из стен выступали две мини-сцены в те же полметра высотой. Первая – из правой стены посреди-не, вторая – из дальнего левого угла. За второй, дальней мини-сценой, виднелась точно такая же дверь с окошком и ставнями, как у гардеробщицы. За окошком находилась тес-ная, не более пяти квадратных метров, каморка диджея. Дальние, правая и центральная, стены танцпола были сплошь от потолка до пола зеркальными.

Туалет в «Чистом небе» был оригинальный. Он располагался этажом выше, чем сам подвальный клуб – на первом этаже здания. От центральной дорожки перед большой барной стойкой вправо и резко вверх полувинтом вели ступеньки, их было около двадца-ти, и для сильно выпивших посетителей эти ступеньки становились серьезным испытани-ем – немало народу выворачивало на них ноги и скатывалось кубарем вниз. Вверху сту-пеньки заканчивались крохотной площадкой в метр площадью, от которой вправо и влево вели две двери – в женское и мужское помещение.

Посетители делились на две категории – те, кто располагались за столиками в залах и те, кто пришли налегке, просто выпить, потанцевать и поотираться возле барных стоек и вдоль стен грота. Когда в двадцать два часа на танцполе громко включалась музыка, то в столпотворение у стоек, в гроте и на танцполе вливались те, кто уже вдоволь насиделись за столиками и желали подвигаться. У большой стойки становилось сразу не протолкнуть-ся, хотя стоять там запрещалось, но всем было плевать. Узкий проход в грот становился непроходимым, как и сам грот, плотно забивавшийся людьми. Чтобы попасть сквозь грот на танцпол, приходилось семенить в тесном брожении живых тел и упорно двигаться в нужном направлении. Плотность человеческой массы дополнялась пеленой табачного дыма и постоянным громким гулом разговоров. Дым заполнял грот густо, превращая воздух в полупрозрачный едкий туман, и постепенно расползался по другим помещениям клуба. Среди массы посетителей нервно сновали официантки с подносами, заставленными заказами или грязной посудой. Встречались официантки у своей крохотной стойки, регу-лярно заваливая ее посудой. Барменов в заведении было четверо, работали они попарно и посменно – один у большой барной стойки, другой у малой. У метровой малой стойки алкогольный конвейер начинался вместе с грохотом музыки на танцполе – водка, реже текила, крайне редко виски, очень часто пиво, часто «отвертка» и другие популярные клубные коктейли.

Все же в обычном понимании «Чистое небо» было больше кафе, нежели клубом. Днем в заведении всегда можно было вкусно, разнообразно и недорого поесть. Переход в режим клуба начинался с включением громкой музыки, в заведение принимались густо стекаться посетители. К полуночи поток достигал апогея, и клуб становился похож на битком набитую бочку с рыбой, приправленную соусом из алкоголя и табачного дыма. Идеальное время входа в «Чистое небо» – за час до полуночи, когда очередь за алкоголем еще не чрезмерна, подвыпившие посетители еще не пьяны, а апогей веселья впереди.

– Здарова! – от души хлопнул я по протянутой пятерне Артура.

– Ооо!!! – зарычал Вовка и следом с размаха вложил своего «краба» в ту же руку.

Артур расплылся дежурной улыбкой Чеширского кота. Всякий раз, видя его улыб-ку, я понимал, сколь тяжело приходится девушкам. В ожидании свободного места внизу на пятачке у гардероба мы задержались на несколько секунд посреди лестницы. Посетите-ли перед нами торопливо сдали одежду, оплатили вход, исчезли в арке клуба. Охранники снизу подали сигнал наверх, входная дверь на мгновение распахнулась, в образовавшуюся щель в радостном возбуждении протиснулась очередная партия счастливчиков.

Я познакомился с Артуром год или полтора назад. Это неизбежность – если вы регулярно посещаете заведение, то в итоге знакомитесь почти со всем персоналом. В тот день я был по обыкновению пьян, а Артур – он просто обаятельный, мы и разговорились. На вид он показался мне тогда ровесником, лет двадцати шести, но на самом деле оказал-ся на три года младше. Артур – высокий стройный брюнет правильного телосложения около метра восьмидесяти ростом, чуть пониже меня. Артур не был симпатичен, он был красив. По-настоящему. Такой тип внешности, смотрит на вожделеющих женщин со всех витрин магазинов мужского нижнего белья или парфюмерии и не оставляет им никаких шансов. Правильные классические черты лица, выразительные глаза с красивой линией бровей. Черный, не смоляной, а просто черный цвет волос выгодно подчеркивал белизну лица. Оттого все черты приобретали еще большую выразительность. Кожа лица была практически идеальна, без каких-либо следов пубертанного возраста. Улыбка редко схо-дила с его лица и открывала идеально ровные ряды натурально белых зубов. Особый шарм улыбке добавляли появляющиеся на щеках ямочки и красивый прищур зеленых глаз из-под длинных ресниц. Красота Артура была абсолютно мужская, без намека на женст-венность. Природа будто максимально постаралась в лепке красоты его лица, дойдя в своей работе ровно до той грани, за которой весь труд был бы испорчен примесью жен-ской слащавости. Прическа Артура подтверждала его склонность к желанию производить эффект на слабый пол. Спереди волосы образовывали большой чуб, который он зачесывал слегка назад. Волосы были прямые, потому спадали сверху слегка набок. От висков назад волосы были полукругом выстрижены машинкой. И на левой стороне, по выстриженному, шли три выбритые линии, будто следы когтей трехпалого неведомого зверя. Сзади же бо-ковые выбритости не соединялись, оставляя полосу с десяток сантиметров довольно длин-ных волос, из которых посредине шла вниз тоненькая короткая косичка. Парикмахерская вакханалия на голове Артура была некой эпатажной помесью стиля рокабилли с индей-ским ирокезом, дополненной косичкой-хвостиком. Но ему она шла.

– Как сам? – поплыл в улыбке Артур.

– Да так, ничего, потихоньку…, – ответил я, кивнул вниз. – Девчонки есть?

– Полно! – провел зажигалкой под горлом Артур.

Сколько помнилось, он всегда крутил в руках зажигалку. Но вместе мы курили позже и лишь раз. Нам не о чем было говорить. Общих тем не находилось. Артур был баб-ником. Причем, если Вовка изо всех сил старался им казаться, то Артур не прикладывал усилий. Он знал, что красив и что девчонки сами на него вешаются, а потому просто вы-бирал, какую из посетительниц в очередной раз после закрытия клуба поведет к себе до-мой. По всем признакам, Артур приехал в город из области, жил с другом на съемной квартире в складчину и считал каждую копейку. Спрос у женщин порождает в мужчине безответственность. Эта черта характера Артура проявлялась и в работе. Раньше он был просто охранником. Но в очередной раз сработало обаяние, и Артура повысили до началь-ника охраны клуба. Качество работы охраны тут же начало падать. Крепких, но вежливых спортивных парней заменила шпана с уголовными повадками. Следом изменился и кон-тингент посетителей клуба. Если раньше стычки и драки были редки, то теперь стали обыденностью. Дерущихся уже разнимали не сразу и зачастую не охранники. Отсутствие должного контроля со стороны охраны стало ощущаться везде: и в постоянно бьющейся посуде; и в вытекающей из переполненных писсуаров моче; и в лужах липкой блевотни на танцполе. Драки случались часто, иногда посреди недели, но на выходных, когда давка достигала апогея, всегда. Я и сам удивлялся, как до сих пор еще ни разу не попал в подоб-ный замес.

– Ну, раз девчонок полно, то мы пошли! – улыбнулся я, кивнул вниз и начал спускаться по ступенькам.

– Ооо!! – зарычал за спиной одобрительно Вовка и стал спускаться следом.

– Давайте, там увидимся! – дежурно приветливо улыбнулся Артур, но глаза его, как и всегда, оставались цепкими и хитрыми.

Оплатили с Вовкой вход, прошли арку, в плотном разгоряченном телами и вибри-рующем в ритм музыки воздухе стали пробираться к большой барной стойке. Навстречу с подносом над головой, заваленным грязной посудой, ловко проскочила невысокая офици-антка. Я глянул на нее: «Нет, не та девушка, что мне нравится». В то время у меня к офи-цианткам существовала сочувственная слабость. Я признавал, что работа официанток в подобных заведениях трудна и неприглядна. Почти всегда все они – молодые девушки студенческого возраста. Им постоянно по работе приходится иметь дело и конфликты со всякими пьяными рожами. От такого круга общения кто угодно потеряет веру в челове-ческую адекватность.

Большая стойка уже была сплошь оккупирована любителями текилы и виски, кото-рых с безнадежностью в голосе просил разойтись охранник. Я протянул руку поверх голо-вы официантки, писа́вшей на краю стойки заказ в блокнот, поздоровался с барменом, сухощавым блондином почти моего роста. Вовке, чтобы повторить мой ритуал, пришлось встать на цыпочки и, пыхтя, тянуться.

– Там есть кто-нибудь? – показал я взглядом в сторону малой стойки.

Бармен утвердительно кивнул.

– Ну, мы тогда пойдем, закажем там чего-нибудь… алкогольного…

– Да, ударим ща по «отвертке»!!! – заорал за моей спиной Вовка.

Его привычка орать пришлась явно к месту – музыка сотрясала стены заведения, к ней подмешивался гул разговоров, лязг посуды и почти беспрерывный треск звонков теле-фонного аппарата на большой стойке.

Мы протиснулись сквозь грот ко второму бармену, успев поздороваться с полови-ной завсегдатаев клуба. Я махнул бармену, невысокому щуплому блондину, в знак при-ветствия, занял место в конце уже немаленькой очереди и остался тут же в самом удобном месте грота – в арке между центральной колонной и правой стеной. Вовка принялся взбудоражено крутить головой по сторонам, цепляясь взглядом за всех проходивших мимо девушек. Я достал пачку «Лаки Страйк». Вовка привычным движением выудил из нее сигарету себе. Мы закурили.

Курить я начал поздно, в 24 года. Можно было и не начинать, но я сглупил. Курил обычно мало, пять-шесть сигарет в день. В клубах же всегда курил больше – до пачки за вечер. На следующее утро, естественно, голова раскалывалась, и весь день я испытывал стойкое отвращение к сигаретам. Но к вечеру оно проходило, и все начиналось заново.

– Че там у тебя на работе еще нового!? – спросил я громко Вовку, наклоняясь почти к самому его уху и напрягая связки, стараясь перекричать грохот клуба.

Мимо со стаканом виски в руке прошел один из завсегдатаев «Чистого неба». Па-рень был похож на медведя, крупный, чуть полноватый, почти всегда я видел его в свите-ре, напоминающем шерсть, отчего сразу прозвал его про себя «Плюшевым». Мы с ним поздоровались, и тот медленно вразвалку пошел дальше, грустный, разочаровавшийся в женщинах и топящий свое время, здоровье и деньги в алкоголе, сигаретах и праздном отдыхе. Как-то раз я с ним общался, не задавая стандартных бестактных вопросов – где тот работает, чем занимается, сколько зарабатывает? Судя по мягким канцелярским нежным ручкам и заплывшему жирком телу, доходы его были выше среднего, а работа непыльной. «Плюшевый» застрял в классической жизненной точке, в которой существо-вание, вроде как, и сытное и денежное, не приносит никакой радости и душевного удов-летворения. Его лицо всегда выражало апатию, пресыщенность, но из-под заплывших век на мир смотрели все еще «живые» глаза. В беспокойном метании его глаз ощущался по-иск выхода, но пока безрезультатный, отчего взгляд «Плюшевого» в который раз устало всматривался в дно стакана сквозь янтарный цвет виски.