Текст книги "Тридцать восемь"

Дима Строцев
Тридцать восемь

Слово краткое к читателю

Коль счастлив астроном, представляющий восхищенной публике новооткрытое блистательное созвездие, – не так ли и составитель сего предисловия, коему ныне приключается рекомендовать Твоему просвещенному вниманию, любезный читатель, плоды многоусердных трудов и досугов славного поэта-авиатора, доселе подспудно томившиеся, ныне же во множестве излетающие из типографии в доверчивые объятия публики. Аэроплан, сие несравненное усовершенствование новейшей цивилизации, для сочинителя сея книжицы соделался неложно Пегасом вида Буцефалова, тогда как благородное оного горючее, уже самым своим благоуханием повергающее всякого порядочного авиатора в восторг упоения, – сущею Ипокреною, чья влага подвигнула автора не на один вдохновенный пассаж.

Каковы же, чтоб Ты знал, любезный читатель, главнейшие инспирации благонамеренного автора сея книжицы? Для удобства обозрения оне представлены ниже в кратких, но тем более убедительных пунктах.

ПРАВОСЛАВИЕ. «И воссел на херувимов, и полетел, и понесся на крыльях ветра» – певал древле царь Давид (Пс 17,11), и стихами на с. 38 Дима Строцев вторит ему: «И стану я, как авиатор, // Садиться на свой ераплан…» Да и возможно ли поэту-авиатору не быть религиозну, как скоро сам Господь, воззвав к Моисею на горе Синае, рек: «Я носил вас (как бы) на орлиных крыльях, и принес вас к Себе» (Исх 19,4). И так-то вот произведения нашего стихотворца нечувствительно оказываются исполнены Благодати Господа, Бога нашего, в особенности же «Монастырь», весьма душеполезная пьеса; единственно что, для пущего православия, вместо капюшонов надлежит читать «клобуки».

САМОДЕРЖАВИЕ. Приверженность стихотворца к сему превосходнейшему из государственных установлений сокровенна и немногоречива; тем радостнее зреть на с. 38 очевидные ея приметы, по слову Писания: «И все цари земли желали видеть… чтобы послушать мудрости его, которую вложил Бог в сердце его» (2 Пар 9,23). Вспомянем, кстати, тут же речения премудрого царя Соломона: «Озлобившийся брат неприступнее крепкого города, и ссоры подобны запорам замка» (Пр 18,19), но «радость – у миротворцев» (Пр 12,20), в чем поистине ключ к потаенному смыслу упомянутой авентюры.

НАРОДНОСТЬ. Зри на с. 38 о народе, автору любезном; а на с. 38, не вместившейся, впрочем, в эту книжицу, всяк узрит следующие стихи, обличающие в авторе изрядную соборность, ему присущую:

 
летала по небу птица
и были у ней лица
красивые
мужское и женское
 
 
как
свет и тень
день и ночь
дочь и сын
инь и ян
иван да марья
 
 
простые открытые лица
 
 
это наша птица была
русская
 

О любвеобилии, смиренномудрии и прочих благочестивых украшениях, уснащающих всякую из последующих страниц, я уж умолчу.

Препоручая наконец сию книжицу благосклонному вниманию почтеннейшей публики, чаю сорадования, по слову апостола Павла: «О сем самом и вы радуйтесь и сорадуйтесь мне» (Фил 2,18).

Писал окаянный раб Божий Тимофей ХВОСТОВ

в лето от сотв. мира семь тысяч с хвостиком

«подумалось…»

 
подумалось
 
 
а не написать стих
левой ногой
 
 
или другой ногой
правой
 
 
но чтобы стих был
корявый
 
 
без ритма
без какой-нибудь рифмы
 
 
да разве нуждаемся
воспаривмы
в каких-то там
 
 
формальностях
 

«Ёхалы-матахалы…»

 
Ёхалы-матахалы!
жили-были, не тужили —
тут пришел один с дубиной,
разогнал всех по углам:
я таперича жисть буду!..
 
 
Дык живи, живи, живи —
ёхалы-матахалы!
кушай пряник с мёдом,
с кутербродом,
с караваем,
чаем-
квасом запивай,
токмо нас не убивай!..
 
 
Тота-рота!
я, тыр-сыр-богатыр,
хошь в глаз,
хошь в ухо,
чеши-щекоти брюхо,
расчёсывай,
токмо нохтем вострым не кивирай!
тля, саранча, падла…
 
 
Эвона жисть пошла —
ёхалы-матахалы!..
 

1-я ступень Демиурга

 
я имя трамваю задумал    трамвай
он будет    задумал    по рельсам ходить
по городу станет маршрут совершать
поэтому имя такое    трамвай
 
 
автобусу имя задумал    другое
автобусу имя    автобус    задумал
задумал ему назначенье другое
он будет маршрут совершать автономно
но тоже удобный общественный транспорт
 
 
а впрочем    я много диковин задумал
а много    пожалуй    еще не задумал
но думаю
                  видишь ли    это не просто
устройство задумать и дать ему имя
 

2-я ступень Демиурга

 
рыбу    рыбой    назову
птицу    птицей    назову
зверя    зверем    назову
имярека    имяреком    назову
эволюцию    эволюцией    назову
интеллигенцию    интеллигенцией    назову
 

 
всех назову своими именами
чтоб не было обиды между нами
 

3-я ступень Демиурга

 
на расстоянии пушечного выстрела от меня
вижу Вас
и детей Ваших
и жен Ваших
и стариков Ваших
которые сами не знают    чего хотят
 
 
с прицельной ясностью вижу лица    Ваши
и детей Ваших
и жен Ваших
и стариков Ваших
которые не выражают ничего    хорошего
 
 
положа руку на штурвал    спрашиваю себя
куда идете Вы
и дети Ваши
не прошедшее курса начальной военной подготовки
и жены Ваши
полураспадом тяжелые
и старики Ваши
которые    и детей Ваших и внуков ваших переживут
и сами на ладан дышат
и не жду ответа
открывая новую    быть может    самую яркую
страницу в истории освобожденного человечества
в упор
 

На заре (наблюдение)

 
тени долгие
как носики одноименных насекомых
 
 
палки толстые
как мечты о лучшей доле
для работников картонажной фабрики
 
 
елки разные
как уровень жизни
в каждой отдельно взятой стране
 
 
солнце красное
как ты да я
 

«это кто такой большой…»

 
это кто такой большой
 
 
машет мне рукой большой
 
 
это мой народ любезный
 
 
машет машет мне рукой
 
 
манит знаешь кулаком
 
 
значит будет бить
 

«он любит свой народ…»

 
он любит свой народ
 
 
несвой народ не любит
 
 
не хочет и не любит
 
 
и все тут     вот и все
 

«я хожу кругами за окном…»

 
я хожу кругами за окном
за углом, кругами, за домами
 что стоят напротив, за окном
я хожу кругами, размышляю
о высоком мире за окном
за углом напротив, за домами
 где хожу кругами я с тех пор
как пропал из виду за углом
где хожу кругами за домами
что стоят напротив, за окном
 
 
я хожу кругами, размышляю
 

«я хочу быть хорошим…»

 
я хочу быть хорошим
очень хорошим
лучше всех
 
 
но я в небо подброшен
кем-то подброшен
жопой вверх
 

«видишь камень-булыжник…»

 
видишь камень-булыжник
что лежит под горой
ехал отчаянный лыжник
и погиб как герой
 
 
вот и лыжные палки
на развилке торчат
в небе противные галки
безмятежно кричат
 

«Мне снится, что я авиатор…»

 
Мне снится, что я авиатор,
и есть у меня ераплан.
А может, я просто придумал,
что есть у меня ераплан.
 
 
Большой, трехколесный, фанерный —
красивый такой ераплан!
И может, мне завтра приснится
красивый такой ераплан.
 
 
И стану я, как авиатор,
садиться на свой ераплан.
И стану летать за границу!
Не шутка ли – свой ераплан.
 
 
А стало быть, я авиатор.
Ведь есть у меня ераплан!
И может, мне все-таки снится,
что есть у меня ераплан?..
 

«Вот птица с красной головой…»

 
Вот птица с красной головой.
 
 
Вот тень моя —
с неясной головой.
 
 
Вот я —
с такой прекрасной головой.
 
 
Живой, талантливый!..
 
 
Не чудо ли?
 

«я обнимаю шар земной…»

 
я обнимаю шар земной
шар обнимается со мной
 
 
и мы летим через миры
непринужденные шары
 
 
он голубой – я голубой
договоримся меж собой
 

Друзьям, которые таковыми более не являются, – отповедь!

 
когда Вы убрались в Ваш противный Вильнюс
мне стало так одиноко
но потом случилось Что-то Другое!
и некогда было скучать о былом
 
 
на город напали полчища мамелюков
и мне пришлось с арбалетом в руках
день и ночь выдерживать жестокую осаду
в замке, который стоит на горе
 
 
но я так метко стрелял
и так мужественно улюлюкал
что на две трети поредело вражеское войско
а на рассвете четвертого дня
они обратились в бегство
 
 
а потом ко мне понаехало столько королей
сколько Вам и не снилось
они надарили мне кучу дорогих подарков
напоили горячим красным вином
и поведали тридцать восемь
увлекательных историй
о доблестных рыцарях
 
 
которые я Вам не расскажу!
 

Авентюра рыцарская программная

М. Тумеле, другу рыцарей и поборнику рыцарства.

 
Я лыцарь, я лыцарь, я лыцарь!
Я лыцарь на резвом коне.
Простушек румяные лица
вослед улыбаются мне.
 
 
Я лесом, я лесом, я лесом,
я лесом и долом лечу!
А ночью каленым железом
телесные раны лечу…
 
 
Воюю, воюю, воюю,
воюю во славу Христа!
С победой приду – поцелую
Прекрасную Даму в уста.
 

Авентюра рыцарская гедонистическая

 
Я в битве одолел врага
и, ноет, чувствую, нога,
и вижу: постоялый двор,
и я оставил темный бор
и с места устремил коня —
погреть колено у огня.
 
 
Я спешился и пнул ногой
тугую дверь, шагнул другой —
гляжу: для трапезы накрыт
дубовый стол, камин горит.
Я сел за стол, налил вина
и, кубок осушив до дна,
схватил баранины кусок,
и разломил, и брызнул сок
в глаза. Едва смахнул с лица
горячий жир – три молодца
стоят, сжимая топоры
и выжидая до поры.
 
 
Ага, друзья, так-так, ну-ну…
Карасик плавает по дну,
по небу ходят облака…
Моя проворная рука
схватила рукоять меча,
и я удар нанес сплеча
и разрубил на шесть частей
своих непрошеных гостей.
 
 
Допил вино, доел мясцо
и только вышел на крыльцо —
еще четыре молодца…
Ах, ламца-дрица-гоп-цаца!
Я меч занес над головой,
а через миг уже травой
от рдяной крови вытирал
булатный меч, а он играл
багряной сталью на заре,
и тихо было на дворе…
 
 
И тут я оседлал коня,
и только видели меня!
 

Авентюра, записанная рыцарем-этнографом в глухой германской деревушке на рубеже VI–IX веков от Рождества Христова

 
Одна дама
гуляла у моря,
а был тама
еще разбойник по имени Боря.
 
 
Дама была же
из очень хорошего рода
и не думала даже
про такого урода.
 
 
А Боря тот как завидел фрау,
понятное дело, влюбился…
Ах, лучше б он выпил отраву!
или на свет не родился…
 
 
Но вот он подкрался к даме
сзади, как подлый бандюга,
а та лишь воздела длани,
призывая далекого друга.
 
 
А после она в берлоге
претерпела немало муки,
а Боря связал ей ноги,
уж лучше связал бы руки.
 
 
Он рвал для нее розы,
она умерла все же.
А после текли слезы
по его богомерзкой роже.
 

«мне не нравится устройство этого мира…»

«девчонка…»

«люби меня, как я тебя…»

 
люби меня, как я тебя
фотографирую, любя,
 
 
в известной позе ты лежишь
и каждым мускулом дрожишь
 
 
не потому, что без одежд!
а потому, что для невежд
 
 
ты – иллюстрация греха!
но ты под их хихи-хаха
 
 
позируешь, отбросив щит,
и Бог на небе верещит!
 

«обезьяны голые…»

 
обезьяны голые
ходят по Земле!
 
 
голые, веселые
ходят по Земле!
 
 
без трусов, без лифчиков
ходят по Земле!
 
 
толпами счастливчиков
ходят по Земле!
 
 
только мы одетые
испокон веков!
 
 
ходим нераздетые
испокон веков!
 
 
без стыда и совести
испокон веков!
 
 
нет печальней повести
испокон веков!
 

«Дядя Степа-великан…»

 
Дядя Степа-великан
постучался мне в окно.
Хорошо, что я живу
на четвертом этаже.
 
 
Я сказал ему в сердцах:
убирайся, Каланча!
Что ли ты не видишь —
у меня Дама!
ходит дома
неглиже!
а ты стучишься мне в окно!
 
 
Что ли Судный день уже?!
Ёлы-палы…
 

«когда тесно в трусах…»

А…

 
когда тесно в трусах
(любимая, прости)
хочу тебя в лесах
нечаянно найти
 
 
вот просто так идти
по просеке лесной
и вдруг тебя найти
лежащей под сосной
 
 
поющей, на груди
пасущей муравья
так просто подойти
сказать: а вот и я
 
 
и чтобы ты сама
раздевшись догола
сводя меня с ума
трусы с меня сняла
 

«замри…»

 
замри
раз
два
три
 
 
голоса в квартире
три четыре
 
 
опять
пять
 
 
кто-то есть
шесть
 
 
давай спросим
семь
восемь
 

«Дождь во мне, он идет как идет…»

 
Дождь во мне, он идет как идет
я остался без крыши с утра
и теперь все равно, что вовне
что во мне, или как там еще
 
 
Или сам я не тот за кого
или вышел с утра из себя
и теперь целый дождь напролет
жалко, нету ни капли вина
 
 
Может быть, из высокой страны
приплывет величавый грузин
и в гортани посадит лозу
я бы лучшего не пожелал
 
 
Может быть, я и сам добреду
по такому дождю до тебя
жалко, нет головы у меня
может, вырастет после дождя
 

«мулики-манулики…»

 
мулики-манулики     карлики     ушли
 
 
а меня оставили          на краю земли
 
 
мулики-манулики         я тебя люблю
 
 
карлики-макарлики                      а ты
 

«Дерево! Ты любишь меня…»

 
Дерево! Ты любишь меня
таким, какой я есть?
 
 
Да. И ты можешь на краешек пня
на минуту присесть.
 
 
Спасибо! А то я устал —
в ушибах и шрамах пешеходные ноги.
 
 
Тогда обними мой корявый поваленный ствол,
и мы станем на время не так одиноки.
 
 
Дерево! Ты – живая душа.
Я уверенно слышу подспудное сердце.
 
 
Правда? Ты веришь? Войди же тогда не дыша —
у меня на груди потайная дверца.
 
 
Дерево! Как у тебя хорошо.
А то я хожу в ожидании чуда.
 
 
Знай, ты во мне свое чудо нашел
и теперь никуда не вернешься отсюда…
 

«Тело дышит тяжело…»

 
Тело дышит тяжело,
ухо ловит отголоски,
ковыляет как весло
мозг продолговато-плоский.
 
 
В небеленый потолок
человеческой избушки
провалился уголек,
жарко тлеет на подушке.
 
 
Едкий курится дымок.
Запах с привкусом солодки.
Поршнем движется комок
по шероховатой глотке.
 
 
В изголовье месяц ржет,
в нетерпенье бьет копытом.
Золотое время лжет:
верь, мол, век тобой испытан.
 
 
Догорает человек.
Одеревенели ноги.
Побежали из-под век
люди, звери и дороги.
 

«дровяные сараи…»

 
дровяные сараи
Дарвин и самураи
рай и «В мире животных»
умирают на окнах
дворовые сюжеты
мировые сюжеты
не вникаешь уже ты
в сокровенные связи
он работал на ВАЗе
ты идешь по дороге
все одно по тревоге
не обнимешь всех сразу
на античную вазу
не похожа кастрюля
подкачала фигура
но и пуля не дура
опрометчивей фразы
 
 
те привычные вязы
что росли при дороге
не минуют, пожалуй
дровяного сарая
 

«левые да правые…»

 
левые да правые
все ребята бравые
все достали сабельки
расчесали усики
длинные волосики
нацепили крестики
звездочки да свастики
левые да правые
 
 
да слова кудрявые
 
 
да налево улица
а направо звонница
пробежала курица
проскакала конница
пронесли убитого
провезли отпетого
богом не забытого
солнышком согретого
в половине пятого
это младший брат его
старшего убитого
мальчики несут его
дерево качается
голова не кружится
это только кажется
что они натешатся
 
 
свечечка не тушится
 
 
дерево качается
светлый не отчается
темный не откликнется
времена суровые
да идеи здравые
левые да правые
 
 
мальчики кровавые
 

«покидая земное царство…»

Берику-Шмерику, по случаю

 
покидая земное царство
попадаешь в иное царство
иное   неземное   нетуземное
тут и море тебе Средиземное
тут направо пойдешь
и налево пойдешь
                               всё пляжи нудистские
                               да храмы буддийские
прямо балдёж
а прямо пойдешь     прямо рай небесный
этот Нью-Йорк широкоизвестный
посему     не набирай одёж
                 не пропадешь
а бери только крылья легкие
да воздуха набери в легкие
и лети     выдыхай по-земному
и     на счастье     вдыхай по-иному
 

«и станем жить мучительно-легко…»

 
и станем жить мучительно-легко
детей учить, что птичье молоко
 отрадный дар, и где-то далеко
за тридевять земель
из-под полы порхает карамель
колибри ботанических лесов
 и рикошетом скачет колесо
искрятся спицы, обруч дребезжит
и аккуратно озеро лежит
пустое зеркало, без рыбной детворы
что проходные мучает дворы
последних городов
                             и станем жить
и с облаком, и с яблоком дружить
и млечный смех украдкой сторожить
 

«заказаны пути…»

 
заказаны пути
в нескучные сады
и чистые пруды
дурные видят сны
и места без войны
под небом не найти
 
 
и некуда бежать
земля моя кругла
небесные тела
от мысли далеки
протянутой руки
не думают пожать
 
 
и надо ли бежать
тяжелых берегов
мы спросим у богов
по окончанье дней
а дома их верней
заботой окружать
 

«вижу избы-небоскребы…»

«на протяженье дня…»

 
на протяженье дня
есть море у меня
в нем рыба у меня
из дыма и огня
и вся ее родня
 
 
лишь на исходе дня
молчание храня
уходят от меня
и рыба от меня
и вся ее родня
 

Монастырь

балет в 7 актах

с прологом

и эпилогом

Действующие лица и предметы:

первый монах

второй монах

нудист

первая дама

вторая дама

первый господин

второй господин

третий господин

четвертый господин

ребенок с разрисованным лицом (5 лет)

группа экзальтированной молодежи (7–10 человек)

трупы (2–3 штуки)

серебряный шар, тяжелый (∅ 1500 мм)

серебряный шар, легкий (∅ 1500 мм)

платяной двустворчатый шкаф стремянка (L 4000 мм)

попонка (∅ 5–7 м)

черный зонт ( 1500 мм)

велосипед (дорожный)

грубые мешки (7 шт.)

непарная обувь (несколько шт.)

музыкальные инструменты (кларнет, скрипка, барабан и др.)

столярные и слесарные инструменты люди, кони и военные машины

Место действия – монастырь.

Пролог

В зрительном зале постепенно убирается верхний свет. Софитами освещается закрытый занавес. Тишина.

Акт 1. Занавес 1

Некоторое время ничего не происходит (… мин.). Затем начинается незримая жизнь за занавесом. Шаги. Приглушенный разговор. Звук падения предмета и др. В щель занавеса на мгновение выглянула разрисованная детская рожица и исчезла. На занавесе отпечатался контур человека.

ПО АВАНСЦЕНЕ НЕ СПЕША ПРОХОДЯТ ДВА МОНАХА. ИХ ПОМЫСЛЫ УСТРЕМЛЕНЫ К БОГУ, ОНИ ПРОХОДЯТ СМИРЕННО, ИЗ КУЛИСЫ В КУЛИСУ.

Сцена 1

Некоторое время ничего не происходит (… мин.). Затем занавес медленно раздвигается. В воздухе повисает монотонный звук (похоже на звук работающего бытового прибора). Может изменяться высота и мощность подачи звука по усмотрению постановщика. Совершенно пустая сцена. Равномерное верхнее освещение. Белые, бледно-зеленые фильтры. Одежда сцены серая или черная. Задник глубокий.

Некоторое время ничего не происходит (… мин.).

ВДОЛЬ ЗАДНИКА НЕ СПЕША ПРОХОДЯТ ДВА МОНАХА В ОБРАТНОМ НАПРАВЛЕНИИ. НЕ ДОХОДЯ ДО КУЛИСЫ, ОДИН СЛЕГКА ПОВОРАЧИВАЕТ ГОЛОВУ В СТОРОНУ ЗАЛА. УХОДЯТ.

Во время постановки следует обратить внимание, что монахи в черных рясах, на головах – капюшоны. Торчат носы. В руках – четки или молитвенники.

Акт 2. Занавес 2

Некоторое время ничего не происходит (… мин.). Затем занавес медленно закрывается. Постепенно убирается монотонный звук. Начинается незримая жизнь за занавесом. Что-то с грохотом падает и рассыпается на части. Возбужденные голоса. Быстрые и медленные шаги. Монтажно-строительные шумы. Звук молотка, пилы, барабана и др. На занавесе отпечатываются люди и предметы.

Сцена 2

Некоторое время ничего не происходит (… мин). Затем занавес медленно раздвигается. Повисает монотонный звук. Совершенно пустая сцена. Некоторое время ничего не происходит (… мин.).

ЧЕРЕЗ СЦЕНУ, ИЗ КУЛИСЫ В КУЛИСУ, ПРОКАТЫВАЕТСЯ СЕРЕБРЯНЫЙ ШАР.

Некоторое время ничего не происходит (… мин.).

ШАР ПРОКАТЫВАЕТСЯ В ОБРАТНОМ НАПРАВЛЕНИИ, НО ОН ПУЩЕН СЛАБЕЕ, ПОЭТОМУ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ НА ПОЛПУТИ.

Акт 3. Занавес 3

Некоторое время ничего не происходит (… мин.). Затем занавес медленно закрывается. Убирается монотонный звук. Начинается жизнь за занавесом. Возбужденные голоса. Выкрики. Быстрые и громкие шаги. Хохот. Монтажно-строительные шумы. Кларнет фальцетом. Барабан. На занавесе отпечатываются.

Сцена 3

Некоторое время ничего не происходит (… мин.). Затем занавес медленно раздвигается. Повисает монотонный звук. Совершенно пустая сцена. Ничего не происходит (… мин.).

ЧЕРЕЗ СЦЕНУ, ИЗ КУЛИСЫ В КУЛИСУ, ПРОХОДИТ ДАМА В МЕШКЕ.

Мешок надет сверху и туго стянут над коленками. Дама узнается по ажурным чулкам и туфелькам на высоком каблуке.

НАВСТРЕЧУ ДАМЕ ПРОХОДЯТ ДВА ГОСПОДИНА В МЕШКАХ.

Мешки надеты сверху и стянуты под коленками. Господа узнаются по отутюженным брюкам и лаковым башмакам.

НАВСТРЕЧУ ГОСПОДАМ ВЫХОДЯТ ТРОЕ ПОД ОДНИМ МЕШКОМ – ДВА ГОСПОДИНА И ДАМА.

Дамы и господа стараются быстрее миновать открытое пространство, но, связанные по ногам, вынуждены семенить.

КОГДА ТРОЕ ПРОХОДЯТ ПОЛПУТИ, НАВСТРЕЧУ ИМ ВЫХОДЯТ ДВА МОНАХА. ВЗГЛЯДЫ ИХ УСТРЕМЛЕНЫ ВПЕРЕД, ОНИ ВЫСТУПАЮТ С ДОСТОИНСТВОМ.

Относительно дам и господ монахи движутся медленнее, плывут.

КОГДА МОНАХИ ПРОХОДЯТ ПОЛПУТИ, НА ВСТРЕЧУ ИМ ВЫЕЗЖАЕТ НУДИСТ НА ВЕЛОСИПЕДЕ. НУДИСТ ДЕРЖИТСЯ ОЧЕНЬ! НЕЗАВИСИМО. МОНАХИ ОСТАНАВЛИВАЮТСЯ. ОДИН КРЕСТИТСЯ.

Акт 4. Занавес 4

Занавес медленно закрывается. Убирается монотонный звук. За занавесом двигают большой тяжелый предмет. Крики. Хохот. Топот ног. Строительно-монтажный грохот. Музыкальные инструменты. Отпечатки на занавесе.

Сцена 4

Некоторое время ничего не происходит (… мин.). Затем занавес медленно раздвигается. Повисает монотонный звук. Совершенно пустая сцена. Некоторое время ничего не происходит (… мин.).

НА СЦЕНЕ В ПОЛУ ОТКРЫВАЕТСЯ ЛЮК. КРЫШКА ОТКИДЫВАЕТСЯ.

Некоторое время ничего не происходит (… мин.).

ИЗ ЛЮКА ПОСТЕПЕННО ПОЯВЛЯЕТСЯ СТРЕМЯНКА. ВЫДВИНУВШИСЬ НА 2-3 МЕТРА, ОНА ЗАМИРАЕТ.

Некоторое время ничего не происходит (… мин.).

Акт 5. Занавес 5

Занавес медленно закрывается. Убирается монотонный звук. Суета за занавесом нарастает. Истерика музыкальных инструментов. На занавесе острым углом отпечатался большой предмет.

Сцена 5

Некоторое время ничего не происходит (… мин.). Затем занавес раздвигается. Повисает звук. На сцене, немного сместившись от центра, стоит группа людей. Они накрыты попонкой. Люди стоят лицом друг к другу, образуя круг. Попонка покрывает только спины, поэтому люди стараются сузить круг, спрятаться. Они переминаются с ноги на ногу, чувствуют себя неуютно.

На вот кто-то из них заиграл на кларнете. Другой подхватил на флейте. Кто-то запел. Люди почувствовали себя свободней, расступились.

К СЦЕНЕ ЧЕРЕЗ ПАРТЕР БЫСТРЕЕ ОБЫЧНОГО ПРОДВИГАЮТСЯ ДВА МОНАХА. ОНИ ВОСХОДЯТ ПО ЛЕСЕНКЕ, ВЕДУЩЕЙ НА СЦЕНУ, НО НА ПРЕДПОСЛЕДНЕЙ СТУПЕНЬКЕ ЗАМИРАЮТ (… мин.). ЗАТЕМ, КАК БЫ СПОХВАТИВШИСЬ, ТРОГАЮТСЯ С МЕСТА И ИСЧЕЗАЮТ ЗА КУЛИСОЙ. НА ГРУППУ ПОД ПОПОНКОЙ ПАДАЕТ С КОЛОСНИКОВ СЕРЕБРЯНЫЙ ШАР, УДАРЯЕТСЯ И СВОБОДНО ОТКАТЫВАЕТСЯ.

Люди опять чувствуют себя неуютно.