Текст книги "In Homo"

Димитри Учанеишвили
In Homo

Там, где есть благоговение, есть и страх,

но нет благоговения в каждом месте, где встречается страх,

так как страх, вероятнее всего,

простирается дальше, чем благоговение…

Сократ

Димитри Учанеишвили

Родился 4 июня 1969 г. в городе Тбилиси. После окончания школы поступил на экономический факультет ТГУ, который окончил в 1993 г.

Экономикой сильно никогда не интересовался, на лекциях обычно читал книги и делал первые зарисовки. Литературный дебют состоялся в 2007 году рассказами «Годо» и «Хроника», напечатанными в журнале «Наше Письмо». Последовала серия рассказов, а в 2011 году в том же журнале была напечатана первая пьеса – «Жизнь Вэлби».

Первая книга – роман «In Homo», был опубликован издательством Общества Ал. Орбелиани в 2011 году и сразу привлек внимание критиков. Необыкновенное приключение обиженного на смерть человека и попытка парадоксального решения проблемы, как заметил один критик, «интересно развивается в крайне современном, оригинальном творчестве молодого писателя, которого также лаконичностью фразы и изяществом стиля непременно выделит внимательный читатель».

Помимо авторства, занимаюсь переводом. Среди русско– и англоязычных авторов, переводы чьих работ сделаны мной, – Л. Толстой, Н. Бердяев, Л. Шестов, У. Голдинг, Дж. Оруэлл, Дж. Рэмсберг, X. Пинтер и др.

Пишу на грузинском и русском. Мои работы переведены на русский и английский языки. Являюсь автором романов, пьес, рассказов, эссе, сценариев. Считаю себя модернистом и абсурдистом.

Предисловие

Два года назад я продал несколько картин прибыльно, у меня появилась определенная сумма, и я приобрел квартиру в старом районе Тбилиси, где давно уже намеревался организовать мастерскую. При описывании квартиры оказалось, что в ней одно время жил довольно известный писатель (по определенным причинам я воздерживаюсь от названия его имени), который несколько лет назад продал ее. Тот факт, что в квартире жил известный писатель, являлся достаточной причиной для первоначального притяжения. Я направился на осмотр квартиры. Вступил с почтением. Сразу же почувствовал запах книжной пыльцы. Две стены были покрыты книжными полками. У третьей стены стоял старый письменный стол с гравированными ножками. На столе лежала открытая тетрадь. Перед столом стоял стул, а у одного ряда полок – выдвинутая кровать, как будто кто-то забыл ее придвинуть. Там же, за занавеской, я нашел дверь на балкон, куда и вышел. Передо мной открылась невероятная картина, виден был весь город. На стене вокруг балкона в одном месте прорастал цветок. Некоторое время я остался на балконе. По возвращении в комнату решение было принято. Я стал спешить, не терпелось переехать в новую квартиру и возобновить работу после долгой стагнации. Я закончил формальности и перенес собственные вещи: мольберт, краски, полотна, рисунки. Сразу же решил, что ничего там менять не буду. Я представлял себе, что новая обстановка станет предпосылкой для вдохновения. Я постарался разобраться в этой обстановке и стал осматривать книги. Я был поражен, когда обнаружил, что в библиотеке не было ни одного художественного произведения, ни одной рукописи, никакого намека на среду обитания писателя. В библиотеке было порядка пятисот книг, и все медицинского характера. Разочарованный, я сел к письменному столу. Тетрадь лежала там же. Это была обыкновенная школьная тетрадь. Текст, который собой представлял дневниковые записи, был написан черными чернилами, но при пристальном наблюдении виден был второй текст, расположенный под первым, который был писан карандашом, и разобрать его можно было только местами, в промежутках между главным текстом. Это было похоже на школьные задания, и все это было написано неопытной рукой… Но довольно. Более важным был главный текст, первые же строки которого меня околдовали. Я стал читать и уже не мог остановиться. Читал, доходил до конца и начинал заново. Прочитал и проанализировал я текст несколько раз. Содержимое текста вонзилось в мой ум так, как новопостроенное судно заплывает в море, и навсегда там осталось. Эта тетрадь в корне изменила мою жизнь, поставила в те рамки, где она чувствуется наиболее остро. Я оказался в положении, в котором рано или поздно оказывается каждый человек.

Я много думал о том, стоило или нет опубликовать эти записи, проанализировал множество аргументов и в конце концов пришел к выводу. Я не хочу унести с собой на тот свет знание, на обладание которым имеют право и другие, несмотря на то, какой знак будет у его воздействия. Руководствуясь именно этим соображением, предлагаю читателю дневник в неизменном виде, точно в той форме, в которой его нашел я.

I

2 августа, 1999

Это произошло неделю назад, утром. Утро было ничем не примечательное. Как всегда, я проснулся до рассвета и начал писать в постели. Писал несколько часов, после чего заснул, хотя скоро же проснулся и незамедлительно вернулся к произведению. Прочитал и остался недоволен, хотя это не было неожиданностью. Первичный текст никогда не удовлетворяет меня. Кое-что изменил, но текст все не нравился. Переделал и перечитал его еще несколько раз. В конце концов я уже не чувствовал ничего. Понял, что был погружен в произведение и не мог объективно его оценивать. Я должен был удалиться от него на некоторое время, и поэтому взял утреннюю газету. В такое время я даже не читаю газету, а только лишь листаю ее, чтобы убить время. Несмотря на это, я заметил, что кое-что было изменено. Газета выглядела по-новому. Было заметно множество красок, новый шрифт, большее количество листов. Посередине последней страницы, там, где печатают всякие новости, было размещено объявление. Оно привлекло мое внимание, может быть, тем, что являлось единственным таким объявлением, или из-за того, что было окаймлено черной рамкой. Я и не успел прочитать объявление, так как до этого глаза заметили кое-что другое, ужасающее, как черное солнце. Это были три слова, фрагмент текста, который гласил, что «…скончался Димитрий Джапаридзе». Как будто я врезался в стену. Ни возраста, ни соболезнующих, ни адреса. Я не мог видеть ничего. Димитрий Джапаридзе. Это я! Это объявление было про меня! Вдруг жар пошел снизу по всему телу. Потом у меня появилось чувство, что я уменьшился и кто-то или что-то пыталось меня раздавить. У меня остановилось дыхание, картина перед глазами стала сверкать, и я потерял сознание. Не знаю, сколько продлилось это положение, так как я ничего не помню. Это было не то, когда человек что-то забывает. Я ничего не помню, потому что ничего не было. Потом так же внезапно я пришел в себя, весь потный, осознал, что вернулся и отдышался. Я был тут. Тот был кто-то другой, с моим именем и фамилией. Я сел к письменному столу.

После первого же предложения я был вынужден остановиться. Я не мог сосредоточиться, слова становились чужими. Я не мог заниматься делом, ради которого жил и всего несколько часов назад готов был принести в жертву все. Моя жизнь значила писать. Я писал везде: в постели, в машине, на кухне, в гостях, на стене, на квитанции, на собственной рукописи, писал лежа, сидя и стоя на углу улицы. Это началось еще в детстве и стало частью моего тела и души. Это приросло ко мне так же, как пересаженная ветвь прирастает к древу. Я писал несмотря на обстоятельства, писал, когда меня публиковали и тогда, когда такой перспективы не было. Я любил писать и радовался этому. Более того, это было моей естественной потребностью, как и дышать. Я любил слова, любил очертания каждой буквы. Вдруг все это исчезло, все, что я создал до этого, показалось несущественным и чужим, как будто не я, а кто-то другой создавал – сосед или дальний родственник. Я был пуст и мог только курить. Заснул я с трудом.

На следующее утро я проснулся и вопрос… Нет, он не родился. Я открыл глаза и увидел вопрос, как бегающую строку на телеэкране: «Ведь им мог быть и я? Ведь им мог быть и я? Им мог быть и я! Мог быть я! Мог быть я!» Слова бегали вокруг меня. Вдруг у меня закружилась голова и ослабли руки. Я удалился от реальности и поплыл куда-то вдаль, в черные воды Стикса.

Вернулся к реальности я через два дня и постарался разобраться в ситуации холодной головой. «Я могу умереть. Это возможно», – сказал я самому себе, но что в этом было нового? Это ведь и так было ясно?! Конечно же, я и раньше знал, что это когда-то случится, это знает каждый зрелый человек, но знает гипотетически. Никто об этом не думает. Разум запрещает думать об этом. Это есть нечто, что произойдет в будущем, в неопределенное время. Точнее, человек живет так, как будто это никогда не произойдет. Я осознал, что это может случиться в любую минуту (если это могло случиться неделю назад, оно может случиться и сегодня). Более того, я осознал, что это могло случиться в любую минуту в прошлом, как будто у меня было эмпирическое знание этого. Могли не существовать строки, которые я пишу сейчас, или рассказ, который я закончил месяц назад, и прошлогоднее эссе, которое вызвало громкие разборы, исходя из того, когда это могло случиться. Смерть притронулась ко мне, и я ее увидел. С этих пор я знаю, что я умру.

«Сначала ничего не было, ни людей, ни зверей, была только темнота и было темно, и когда все время было темно, это называлось хаосом. Хаос был долго, пока потом не создали небо и землю. Небо и земля родили дитя, которого его назвали Кроносом. Кронос был злой, убил собственного отца и стал главным богом. Потом Кронос женился на своей сестре и глотал своих маленьких детей, потому что боялся… Предсказатель сказал, что и он будет побежден собственным сыном. Потом так и случилось, Зевс выбросил его в пропасть и сам стал главным богом…»

4 августа

Я проснулся замерзшим, меня трясло, несмотря на то, что сейчас август и кошмарно жарко, хотя после пробуждения чувствовал себя нормально, холодно не было.

Ситуация тяжелая. Не могу писать, только одно вертится в мыслях. Стараюсь насильственно убежать, но вопрос прокрался в мою голову, как червь в мякоть яблока, и грызет меня изнутри. Что такое смерть? Что значит умереть? Когда это происходит? Я не знал даже, откуда начать. Открыл энциклопедию. «Перманентный конец жизни биологического организма». Все. Ответ ученых на важнейший вопрос человечества оказался никчемным. Неясное, смутное толкование. Кроме этого, сказано, что научное объяснение смерти становится все более трудным. Смерть головного мозга, остановка сердца, остановка дыхания – это основные признаки, но возможно человека с остановленным сердцем присоединить к аппарату, и он продолжит жить, мозг может умереть, а остальные органы могут продолжить функционировать. Физиологическое объяснение недостаточно.

5 августа

Только сегодня догадался, что мои записи принимают вид дневника, и обрадовался. Подумал, что так смогу легче разобраться в ситуации и даже найти выход. Пока я ничего не знаю о смерти. Я похож на ученика, который изучает азбуку. Раньше смерть была далеко или ее не было. Я помню даже такое время, когда смерти вообще не существовало. Светлое и безмятежное детство, заботливые родители. А сейчас она тут. Это мое новое знание. Изменило ли оно что-нибудь? Раньше это знание было гипотетическим и бесплодным. Знал так же, как то, что расстояние от Земли до Солнца составляет сто пятьдесят миллионов километров, хотя в моей жизни это ничего не меняло. А теперь я чувствую, что желания исчезли, я больше ни к чему не стремлюсь. Кроме этого, пока я еще не осознаю, но чувствую, что что-то важное происходит.

6 августа

Я должен осознать, что это такое. Должен познать, до какого бы предела мне ни пришлось дойти и каким разочаровывающим и болезненным ни был бы ответ.

Сказать только то, что смерть значит уход из этого мира или что после смерти человека нет, недостаточно, так как это общие фразы и они настолько избиты, что не достают до сущности явления. Я должен объяснить себе, что значит моя смерть. Поначалу мне пришло в голову, что я перестану любить, не буду любить ни одного человека, но в то же самое время я и равнодушным ни к кому не буду… Следовательно, и меня перестанут любить и ко мне не будут равнодушны. Я не буду путешествовать и, видимо, не засижусь в одном месте; не промокну под дождем, но и не избегну промокания; не буду радоваться детям, но и печалиться из-за их отсутствия не буду; не буду встречать людей, которых встречал, и тех, которых никогда не встречал; не пройдусь по улице, по которой гулял, и по той, по которой никогда не проходил… нет… нет… нет… Смерть – это отрицание всего! Осознав то, о чем я думал, разум выдал более глубокий и угнетающий вывод: «Я не смогу писать!» Я ничего не делал, кроме письма, и желания не имел делать что-либо, кроме этого. Я жил для того, чтоб творить. Я писал про людей, про их жизнь и чувства. Мне нравилась такая жизнь, и по-другому я даже и не представлял. Я придумывал людей, влюблял и разъединял их, отправлял их в путешествия и посылал им мечты; я строил города, поднимал волны и заставлял солнце восходить. Я творил. Если не творил, я не считал, что живу. И того никак не мог представить, что без жизни когда-нибудь будет возможно. Я радовался каждому утру, чтоб продолжать творить.

«Не смогу писать, – опять почернели мысли. – Возможно, не смогу писать уже через час, или послезавтра, или через год или через десять, но я точно знаю, что придет день, когда я не смогу писать только по той причине, что меня не будет, и это не будет зависеть от меня». Умереть – значит не произойти тому, что могло произойти. Умереть – значит не создать то, что ты мог бы создать.

«… у Зевса было много жен и детей, но в один день он решил, чтоб у него был сын-повелитель, и он пришел к одной женщине и она родила героя Геракла. Другой предсказатель, которого звали оракул, сказал, что Геракл будет героем, но Геракл пока не был героем и его не звали Геракл. У Геракла было второе имя, сначала его назвали Алкидом. Геракла не любила главная жена Зевса. Ее звали Гера, и когда она узнала, что у Зевса Геракл родился от человека, решила убить его и послала ядовитых змей, но маленький Геракл обеих удушил. Этого предсказатель не говорил, но все равно случилось… наверное, другой предсказатель сказал…»

7 августа

Неужели я так быстро нашел ответ? Ничего никогда быстро и легко в моей жизни не происходило. Если я чего-то достигал, только за счет титанических усилий. Я ждал признания одиннадцать лет, к чему я пришел ценой самоотверженности, принципиальности и пренебрежения собственным здоровьем и благополучием. Я никогда не шел на компромисс с собственной совестью, несмотря на то, что часто было искушение эффектной, но не необходимой фразой повлиять на читателя, но я никогда не позволял себе этого, потому что я всегда писал правду, то есть писал только то, во что я верил и делал это с самоотверженностью. Если я писал о любви – я любил, если моему герою было холодно – было холодно и мне, когда я описывал радость, я и сам радовался, а когда я говорил о смерти – сам оказывался на ее грани, и даже в такое время уделял то же самое внимание как мелочам, так и ключевым местам произведения. Я верил, что истинный творец должен был быть именно таким. Я должен был быть уверен в каждом знаке препинания. Бывало и так, что конкретное слово я искал в течение недель. А сейчас я начал размышлять, и ответ появился молниеносно. Это, наверное, произошло так быстро потому, что я думал об этом подсознательно. Ответ существовал, но вопросом я не задавался никогда.

8 августа

Опять замерзаю, особенно во время сна. Холод меня пробуждает. Стоит такая жара, что, лежа неподвижно, обливаюсь потом, но каждое утро при пробуждении я окоченевший, как будто кровь остановилась, как запруженная вода.

9 августа

«Не созидать…» Мне понадобилось несколько дней, чтоб переварить этот вывод. Угнетающим представляется, что то, что я создал, могло быть не создано, и, возможно, не создастся то, что я замыслил и запланировал, хотя если подойти с чисто логической стороны, принимая во внимание, что это рано или поздно обязательно произойдет, уже не имеет значения, когда это произойдет и такая перспектива для разума приемлема. С другой стороны, опять логическим подходом: зачем я родился, если должен умереть? А вот приспособиться к этому невозможно. Тут разум восстает против несоответствия. Существование двух противоположных подходов в одном сознании невозможно. Тут всего два выхода: закрыть глаза, как будто ничего не происходит, чем с успехом занимается человечество уже несколько тысячелетий, или сделать выбор. В случае выбора сознание склоняется против смерти; против смерти, а не рождения. Никто не говорит: «Я хочу быть нерожденным!», когда большинство рожденных отрицает смерть. Если рождаюсь, я не должен умирать, а не наоборот: если умру, не должен рождаться. Вот подход, таков человек, он от мира сего и он оптимист, а корни этого оптимизма зарыты где-то глубоко. Да, это правда, все, что начинается, когда-то кончается. Таков миропорядок, но ведь допустимо, что человеческий организм – это ошибка? Может, произошла ошибка когда-то, на каком-то этапе эволюций, и конечность жизни стала правилом? Может, мы так привыкли к этому, что считаем ее всеобщей данностью? Существует медуза turritopsls nutrlcula. Она теоретически бессмертна. Может, этот организм развился правильно, а мы нет? Может быть, мы чувствуем эту ошибку на уровне клеток или молекул и поэтому делаем выбор против смерти? Человек ищет бессмертия уже тысячи лет. Представим, что он достиг этого. Представим, что бессмертие существует как возможность, а не как неизбежность. Хочу ли я бессмертия? Никогда об этом не думал.

«…Зевс хотел, чтоб Геракл стал великим повелителем, но Гера его обманула, и повелителем стал другой человек, которого звали Еврисфей, который потом, когда стал повелителем, давал приказы Гераклу, которые Геракл должен был исполнить, но до этого, когда маленького Геракла мать оставила на поле, потому что боялась Геры, Гера сама обманулась, не узнала его и накормила грудью, а так как его накормила богиня, Геракл потом стал бы бессмертным. Зевс, Гера и другие боги были бессмертными, но мать Геракла не была бессмертной, потому что жила на земле…»

15 августа

Мне опять холодно, но уже не обращаю на это внимания. С каждым днем мне становится хуже. Чем больше я думаю, тем хуже мне становится. Я стал обманывать себя. Вчера купил кисть и желтую краску. Не знаю, почему и вообще что значил этот мой поступок. Почему желтый цвет, а не синий или зеленый? Какой это имеет смысл? Раньше я об этом бы не задумался, хотя как бы я задумался, когда раньше я бы не купил краску?! Весь день красил стены, но весь день не смог спрятаться от мыслей. Это становится моим крестом. Я вынужден разобраться. Чувствую еще кое-что, но пока еще сумбурно. Наверно, потому, что смерть ассоциируется с чем-то негативным, чего я еще не знаю.

18 августа

А может, будет лучше, если я умру? Нет, я однозначно не жажду смерти, хотя ничего трагичного в этом факте не вижу. Человек по определению является таковым. Смерть для него неприемлема, но при определенных условиях может воспринять ее как избавление. Если бы это не было так, не происходили бы самоубийства и не было бы необходимости эвтаназий. Это изначально было так. К примеру, можно обратиться к Древней Греции. Богиня наградила Клеобиса и Битона смертью. То же самое произошло по отношению к братьям – Агамеду и Трофонию, которых Аполлон безболезненно и мирно усыпил в награду, а мудрец Силен на вопрос царя о самом лучшем для человека отвечает: «Для тебя совершенно недоступно то, что лучше всего: это то, чтоб не рождаться, не существовать, быть ничем, а лучшее, что остается после этого, – это быстрая смерть». Интересно, почему? Одна часть человечества высшим благом на этом свете определила небытие, и, следовательно, жизнь – тяжелейшей ношей. Если бы это было не так, почему наказали бы Агасфера вечной жизнью?

Вечер

Пока я еще не могу определить, почему древние греки отдали предпочтение смерти перед жизнью, но в случае Агасфера думаю, что вопрос стоит проще. Мы знаем, что Агасфер будет жить вечно и это должно быть поводом для безграничного счастья, так как это является тем, чего человек старался достигнуть на протяжении тысячелетий. Это случилось, сокровенная мечта человека сбылась. Кажется, ни о каком наказании и речи быть не может. Не наказание, а награда. Так посчитал бы каждый здравомыслящий человек, но если это так, по какой причине упомянуто наказание? И этот вопрос является логичным. Тут надобно предусмотреть одно обстоятельство, связанное с бессмертием Агасфера, а в частности то, что Агасфер будет жить несмотря ни на что, он будет жить даже в том случае, если смерть для него станет необходимой, но он этого не сможет. Такая возможность для него пресечена. Агасфер вынужден жить вечно. У него отобрали право выбора. А оставшийся без права выбора человек похож на шахматиста, который против короля противника сам тоже выводит только короля. Это такое положение, которое не изменится. Другими словами, это неизбежность, а если человек оказался в таком состоянии против своей воли, оно принимает вид наказания. Да, наказание реализовано, но наказанием является именно неизбежность, а не ее объект. Следовательно, наказание – это не вечная жизнь, а отсутствие выбора. Бессмертие – всего лишь форма проявления наказания. Агасфер наказан так же, как и человек. Разница в том, что Агасфер не сможет умереть, а человек не сможет стать бессмертным. Человек тоже наказан, хотя без преступления, и он умрет безусловно.

19 августа

Оказывается, ежедневно на земле умирает около ста пятидесяти тысяч человек; часть принудительно, другая часть – добровольно. Не знаю, для кого смерть является желанной, но точно знаю, что я этого не желаю, и на это у меня есть две важные причины. Первая: я не принимал участие в появлении на этот свет, это произошло независимо от меня. Это уже являлось несправедливостью, исправление чего уже невозможно. Несмотря на то, жизнь сегодня для меня является приемлемой или нет, вопрос появления или непоявления на этот свет должен был решить я. Таким был бы единственный справедливый подход, но это не так. Следовательно, я всего лишь продукт, результат, а не причина, что я считаю крайним пренебрежением моей воли, но еще большим пренебрежением будет смерть. Я не хочу оказаться в таком положении еще раз. Я сам должен определить собственную смерть. Второе: я еще многое должен сказать и пока не выскажу, никуда уходить не собираюсь. А также я глубоко верю, что то, что я намереваюсь сказать в следующие годы, будет чрезвычайно важно.

«…Геракл должен был стать знаменитым, поэтому маленьким Гераклом занимались известные люди и герои, его учили борьбе, охоте, кулачному бою, стрельбе из лука, стихам, музыке. Геракл и сам знал, что должен был стать героем, и поэтому все учил старательно. Он лучше всех стрелял из лука, мог побороть всех ребят, играл очень хорошо на инструментах… когда он брал в руки лиру, звери собирались вокруг него и слушали, а деревья склоняли головы…»

20 августа

Это случится, это случится так, как это случается, и я ничего не смогу изменить.

Вечер

На этом свете нет ничего более унизительного для человека, чем смерть.

22 августа

Я сказал, что ничего трагического не вижу, но это никак не значит, что это не может быть трагичным. У этого единственная причина: мы привыкли к смерти; правда, на основании опыта других, но количество других настолько большое и результат настолько однообразный, что разум уже не может идти дальше этого. Это настолько проникло в нашу кровь и душу, что воспринимается как обыкновенное явление, как цвет небес. Небо синее, мы смотрим на небо, часто несколько раз в день, видим его таким, какое оно есть, и никто не задумывается над вопросом: а возможно ли, чтоб оно было не синим, а, скажем, оранжевым или зеленым? Обобщая, никто не ставит вопрос о том, возможно ли, чтобы то, что уже тысячелетия неизменно, то, к чему мы привыкли зрением, слухом, разумом, памятью, было по-другому или вообще не было… Не было? Да, не было, не было, вообще не было. Туберкулез был, но его уже нет, так же как нет оспы, сифилиса и т. д. Если возможно, чтоб не было того, что я перечислил, возможно, чтоб не было и другого. Я должен пойти еще дальше и сразу покончить со всем. В первую очередь я должен допустить, что это возможно. С одной стороны, даже такое допущение представилось мне невозможным, так как это

подразумевает всеобщее изменение мирового порядка, но, с другой стороны, существует один простой вопрос: «А почему бы и нет?» И вправду, а почему бы и нет? Почему бы и нет? Все возможно. Да, я вижу и верю, что это возможно. ЭТО ВОЗМОЖНО. Только что я освободился от бесполезного груза, увидел новое будущее человека и именно на основании этого могу с уверенностью заявить, что никакое проявление этого уродства неприемлемо. Никаких сроков! По отношению к смерти решение может быть единственным, и это – нет смерти. Я ненавижу ее. Она не должна существовать, и если это так и она не должна существовать, должно быть бессмертие. Да, у человека должна существовать возможность бессмертия, и именно поэтому я объявляю войну смерти, войну ради бессмертия. С сегодняшнего дня это является моей наивысшей целью. Я жажду бессмертия, но этого недостаточно. Другие тоже должны прийти к этому, это должно стать требованием и других. Человек должен стать бессмертным. Так же, как Агасферу нужна возможность смерти, нам, людям, нужна возможность бессмертия. У нас есть на это право, и я в это глубоко верю. Именно поэтому я требую этого, я требую возможности бессмертия. Я хочу быть похожим на медузу.

23 августа

Вчера у меня вышли эмоциональные строки. Оценив сегодня, я допустил, что, вполне возможно, мое требование звучит абсурдно и вообще абсурдно что-либо требовать. От кого и что я требую? Но… из сферы абсурда было когда-то и то, что человек полетит, будет жить под водой годами, пройдется по Луне и победит чуму, но все это случилось. Произойдет и это. Что касается того, от кого или чего я требую, скажу, что это и впрямь лишено смысла. Не существует силы, от которой человек бы что-либо потребовал. Человек должен это смочь сам, как и все, чего он достиг.

27 августа

Мне кажется, что человечество не прилагало должных усилий; в противном случае эта цель была бы уже достигнута. Оно стремилось к бессмертию, но не достигло его. Из-за этого человечество создало суррогаты вечности: фамилию, дело, которое продолжит потомство, грандиозные сооружения, посредством которых возможно самоутверждение в будущем и т. д. Это все условно. Это может быть и этого может не быть. Мне нужно мое физическое бессмертие.

29 августа

Сегодня, впервые за последние две недели, я проснулся и мне не было холодно. Более того, я бодр, полон сил и чувствую, что что-то огромное во мне зарождается. Ощущения меня никогда не подводили. Сейчас главное – не напрягаться и подготовиться к тому, что придет само собой, независимо от меня.

31 августа

Для того чтобы я начал движение по направлению к цели, я должен предпринять первые шаги, должен поделиться с другими и зажечь их сердца этой целью так же, как и возгорелось мое. Единственное для меня доступное средство добраться до наибольшего количества людей, это перо…

Вечер

Я понял! Я должен написать книгу, самую важную книгу, которую когда-либо писал человек. Это будет новая библия, библия без апокалипсиса, библия с автором и здешней вечной жизнью.

Солнце взошло во мне и осветило изнутри, а потом все вылилось наружу.

2 сентября 1999

Кто будет героем этого произведения? Я с ним пока незнаком. Не знаю его имени, не знаю, где он родился, кто его родители, чем он занимается, во что одет и чем питается. Все это я должен знать обязательно, но сейчас у меня нет времени дожидаться его появления. Я должен писать, а с ним я познакомлюсь постепенно. Он сам придет. Пока я знаю только то, что он должен изменить отношение человечества к человеческому бытию. С другой стороны, он обыкновенный человек, такой же, как каждый из нас; имею в виду физиологически и эмоционально. Наверное, есть в нем кое-что и от меня (уже что-то вырисовывается). Ничто мессианское его не характеризует. Он человек, и это существенно. Иисус, Мухаммед – их время вышло.

«…Однажды Гея дала задание гигантам, которые были детьми Геи, чтоб они победили Зевса. Гиганты очень обрадовались и начали готовиться. Они сорвали горы, положили друг на друга и поползли на небо. Началось великое сражение. Гиганты были сильными, и они очень хотели победить. Боги тоже хотели победить, однако долго никто не мог победить.

Боги не смогли бы победить без помощи Геракла. Все об этом знали, но Зевс сначала не вызвал Геракла. Только когда стало очень трудно, потом вызвал, и с помощью Геракла боги в конце концов победили гигантов…»

3 сентября

Он говорит о здешнем мире. Он здесь и останется здесь, хотя ничему не учит, не борется и не страдает. Не существует чудес. Необходимость исцеления сама собой отпадет после того, как человек станет бессмертным. Никаких иллюзий насчет потусторонней вечной жизни. Человек станет бессмертным здесь. Кроме этого, надобно подчеркнуть, что человеческое существование не грех. В худшем случае это ошибка, в которой человек неповинен, и у него есть полное право желать ее исправления, хотя этого он ни от кого не сможет потребовать. Это он должен смочь сам.

5 сентября

В людях должна родиться вера. Если родится вера, действо начнется само по себе. Убеждение других – вот что он должен смочь. В первую очередь он обращается к богачам, так как у них имеется ресурс, который должен дать толчок исследованиям и экспериментам.

Кроме этого, богачи в первую очередь заинтересованы в бессмертии. Ему понадобятся огромные усилия, но когда большое количество людей двинется в этом направлении, тогда все уверуют. Быть в стаде – одна из потребностей человека. Кроме этого, должны включиться авторитеты. Стаду нужен идол.

8 сентября

Почему он этим занимается? Почему он это захотел? Или ему это стало нужно? Он хочет или ему нужно? Где проходит грань? Человеку нужен кислород, нужна и еда. Еда нужна несмотря на обстоятельства. Ну а вкусная еда? Любовь? Самовыявление? Власть? Желания ли они? За каждым желанием стоит потребность. Желание само собой не существует. Каждое желание имеет своей целью удовлетворение конкретной потребности. Когда человек не осознает потребность, он называет ее желанием. Потребность существует непосредственно или посредством медиаций желания. Любит ли он людей? Не знаю. Вообще любовь к людям, к окружающим, довольно сложный феномен. «Любить – значит вместе с другими ненавидеть общего врага», – говорит один влиятельный автор XX века. Предельно глубокая мысль. Но если это так, любовь также значит и мольбу этого единения. Любовь к окружающим острее всего ощущает больной. Больной слаб, ему нужно сочувствие. «Помогите! Спасите!» – таков подход больного к окружающим. Без других он немощен. Больной любит того, кто в такое время ему помогает или от кого он ждет помощи. Если такой перспективы не существует, если это невозможно (к примеру, болезнь сопровождается непреодолимой болью), человек ненавидит окружающих. Это другая сторона той же медали. Мой герой занимается этим не из-за этого. В первую очередь он этим занимается ради себя. Это нужно ему. Может выйти так, что этим будут пользоваться и другие, но цель другая. Другой невозможен. Невозможно, чтоб у тебя болело чужое сердце или чужая печень. Невозможно страдать для других. Ты не хочешь, чтоб у него болело, но этого не хочешь ты. Этот подход эгоистичен, как и все другие, но эгоизм не как собственное благополучие за счет других, не собственное предпочтение, а участие. Это тот максимум, который человек может выдать для другого. Он выдает максимум.