Текст книги "Сумерки"

7

Чарли Харрисон мог гордиться своими достижениями. Ребенок из бедной семьи, росший на окраинах Индианаполиса, он начинал практически с нуля. А к тридцати шести годам он стал полноправным владельцем процветающей компании (с тех пор как основатель ее, Харви Клемет, ушел в отставку). Чарли жил на юге Калифорнии, и жил, надо сказать, неплохо. Пусть он не успел еще достичь окончательных высот, но был очень близок к этой цели, и его не мог не радовать вид, открывающийся с нынешней вершины.

Офисы компании «Клемет – Харрисон» ничем не напоминали тесные клетушки тех частных детективов, которые мелькали в кино и на страницах романов. Их собственные помещения, расположенные на последнем этаже пятиэтажного здания, примостившегося на тихой улочке Коста-Месы, радовали глаз неброской, со вкусом подобранной обстановкой.

Приемная призвана была производить самое приятное впечатление на новых клиентов. Полы здесь были устланы дорогими коврами, а стены обиты изысканной тканью. Мебель новая и тоже не из дешевых. Разумеется, никто бы не стал портить такую обстановку простенькими репродукциями. Стены украшали три картины Эйвинда Эрла, каждая из которых стоила больше полутора тысяч долларов.

Офис Чарли тоже впечатлял роскошью, но в нем не было ничего от той тяжеловесной кичливости, которую так любят адвокаты, да и многие бизнесмены. На стенах – панели из беленой древесины, и в тон им – ставни на окнах. Современный стол марки «Henredon», кресла с нежно-зеленой обивкой от «Brunschwig & Fils». Разнообразили обстановку две пронизанные солнцем картины Мартина Грина, где подводная растительность изящно покачивалась на невидимых глазу волнах прибоя. Несколько ажурных растений, главным образом папоротников, свисали с потолка или высились на стойках красного дерева. Эффектно, но с той ноткой сдержанности, которая присуща настоящему богатству.

Но стоило Кристине Скавелло переступить через порог – и Чарли вдруг ощутил стыд за свой кабинет. Несмотря на светлые тона и дорогую мебель, он показался ему безвкусным и каким-то кричащим по сравнению с этой потрясающей женщиной.

Он вышел из-за стола и протянул руку:

– Мисс Скавелло, я Чарли Харрисон. Очень рад нашему знакомству.

Та пожала ему руку и тоже сказала, что рада познакомиться.

У нее были густые, с блеском темно-каштановые волосы – такого насыщенного оттенка, что казались почти черными. Ему хотелось коснуться этих волос. Хотелось зарыться в них лицом, чтобы вдохнуть их аромат.

Чарли, для которого собственная реакция на эту женщину оказалась сюрпризом, пытался взять себя в руки. Почему бы не присмотреться к ней повнимательней, без всяких там эмоций? Если так вдуматься, его гостья была далека от совершенства. Привлекательна, да, но не потрясающая красотка. Лоб немного высоковат, скулы чуточку тяжеловаты, а нос… нос тоже не выглядит слишком правильным.

И все же Чарли, будто школьник, бросился извиняться:

– Я прошу прощения за состояние моего офиса.

Он и сам не ожидал от себя такого.

– А в чем проблема? – озадаченно взглянула на него Кристина. – Здесь очень мило.

Он растерянно моргнул:

– Вы и правда так думаете?

– Конечно. Вообще-то, я представляла офис частного детектива иначе, но он ничуть от этого не проигрывает. Напротив, кажется куда интересней и привлекательней.

Глаза у нее были большие и темные. И смотрела она прямо и открыто. Всякий раз, когда Чарли встречался с ней взглядом, у него на мгновение замирало сердце.

– Моя работа. – Чарли решил, что кабинет и в самом деле не так уж плох. – Не стал нанимать специалиста, все оформил сам.

– Похоже, у вас талант декоратора.

Он усадил ее в кресло, мысленно отметив, до чего красивые у нее ноги и до чего изящные лодыжки.

«Но мне и раньше случалось видеть красивые женские ножки, – не переставал удивляться он самому себе. – Но никогда еще я не реагировал на женщину таким подростковым желанием, таким ошеломляющим всплеском гормонов».

То ли в нем больше внутреннего пыла, чем он сам предполагал, то ли его зацепила не просто красивая внешность.

Может, главная ее привлекательность крылась в том, как она двигалась, пожимала руку и держала себя (без усилия, с неторопливым изяществом). А может, все дело было в ее голосе, таком земном и женственном, ничуть не приторном, но с ноткой силы. Или в умении спокойно и без нажима смотреть в глаза. Вдобавок, несмотря на всю серьезность ее положения – а иначе зачем бы она пожаловала сюда? – ей было присуще то внутреннее спокойствие, которое редко встретишь в современном мире.

«Но и это не объясняет главного, – подумал Чарли. – С каких это пор меня влечет к женщине по причине ее безусловного внутреннего спокойствия?»

Ладно, все это можно будет проанализировать позже, а пока пора переходить к делу.

– Не стоило, пожалуй, говорить вам, что меня интересует дизайн помещений, – сказал Чарли, снова усаживаясь на стул. – Вы можете решить, что это не лучшее занятие для сыщика.

– Напротив, – покачала она головой, – ваше увлечение свидетельствует о том, что вы восприимчивы, наблюдательны и уделяете должное внимание деталям. Как раз те качества, которые требуются в вашей работе.

– Точно! Лучше и не скажешь, – просиял Чарли, от души радуясь таким похвалам.

Ему ужасно захотелось расцеловать ее. Осыпать поцелуями этот лоб, глаза, щеки, подбородок, изящно очерченные губы.

Но вместо этого он деловито спросил:

– Итак, мисс Скавелло, чем я могу вам помочь?

Она рассказала ему про зловещую старуху.

Рассказ заставил Чарли посочувствовать ей. Он был удивлен и заинтригован, что не помешало ему ощутить легкое беспокойство. Многолетний опыт подсказал ему, что от чокнутых можно ожидать чего угодно. Вдобавок он знал, насколько трудно выследить и призвать к ответу того, кто следует этой внутренней логике безумца. Чарли предпочитал людей, чьи мотивы были ясны и недвусмысленны. К подобным мотивам относилась жадность, зависть, похоть, ревность, жажда мести, ненависть, любовь. Настоящий материал для сферы частного сыска. Спасибо тебе, Боже, за слабости и несовершенства человеческой природы, ведь в противном случае Чарли остался бы без работы.

А сейчас у него была еще одна причина для беспокойства: он боялся, что подведет Кристину Скавелло и та навсегда исчезнет из его жизни. Если же это произойдет, ему останется довольствоваться лишь мечтами о ней… а Чарли был староват для фантазий подобного рода.

Когда Кристина закончила перечислять события этого утра (убийство пса, звонок старухи), Чарли спросил:

– Где сейчас ваш сын?

– У вас в приемной.

– Прекрасно. Там он в безопасности.

– У меня такое чувство, что он нигде уже не будет в безопасности.

– Успокойтесь. Уверяю вас, это еще не конец света.

Он улыбнулся ей, чтобы показать, что это и в самом деле не конец света. Чарли хотелось, чтобы Кристина улыбнулась в ответ. Он не сомневался, что от улыбки ее чарующее лицо станет еще прекрасней. Но в ней, похоже, не осталось места для радости.

– Итак, наша старуха… – сказал он. – Вы смогли описать ее весьма подробно. – Он заглянул в блокнот, в котором делал свои заметки. – Но нет ли чего-то еще, что помогло бы нам установить ее личность?

– Я рассказала все, что только смогла вспомнить.

– Как насчет шрамов? Были у нее шрамы или прочие отметины?

– Нет.

– Очки?

– Тоже нет.

– Вы сказали, что на вид ей ближе к семидесяти…

– Верно.

– При этом лицо почти без морщин.

– Да.

– Неестественно гладкое и слегка одутловатое?

– Именно. У меня была тетя, которой кололи от артрита кортизон. Из-за этих уколов ее лицо тоже было как у той женщины.

– Думаете, она лечится от артрита?

– Понятия не имею, – пожала плечами Кристина. – Все может быть.

– А не было ли на ней, случаем, медного браслета или медных колец?

– Медных?

– Я знаю, что это всего лишь предрассудки, но многие уверены, что медь помогает от артрита. Моя тетушка, у которой тоже был артрит, постоянно носила медную цепочку, по медному браслету на каждом запястье, пару медных колец да еще и браслет вокруг щиколотки. Настоящие доспехи, да и только. Тетушка божилась, что эти погремушки действительно помогают, хотя боли ее никуда не делись да и двигалась она с трудом.

– На той женщине не было ничего медного. Куча других украшений, но ничего, что напоминало бы медь.

Чарли снова заглянул в свои записи:

– Своего имени она не назвала…

– Нет.

– Но не было ли у нее монограммы… к примеру, на блузке?

– Нет.

– А на каком-нибудь из колец не было ли у нее инициалов?

– Не думаю. Я, во всяком случае, не заметила.

– Откуда она появилась, вы тоже не видели?

– Нет.

– Знай мы только, из какой машины она выбралась…

– Понятия не имею. Мы были уже у своего авто, когда она шагнула нам навстречу.

– А что за машина была припаркована рядом с вашей?

Кристина нахмурилась, пытаясь вспомнить, что же там стояло.

Пока она думала, Чарли изучал ее лицо, выискивая в нем несовершенства. Он знал, что в этом мире нет ничего идеального. У всего есть хотя бы один недостаток. Даже бутылка хорошего вина могла быть подпорчена плохой пробкой или избытком дубильной кислоты. Даже у «роллс-ройса» встречались мелкие недостатки. Или взять печенье с арахисовой пастой. Вкуснейшая вещь, но от нее полнеют.

Но как бы старательно он ни изучал лицо Кристины Скавелло, с ним все было в полном порядке. Да, нос узковат, и лоб слишком высокий. Но это ничуть не портило ее, скорее придавало ее внешности своеобразное очарование…

«Да что это со мной такое? Хватит уже вести себя будто влюбленный до умопомрачения школьник».

С одной стороны, Чарли нравилось, как он себя чувствовал. Было в этом что-то бодрящее. С другой стороны, подобные чувства слегка раздражали его, поскольку он не понимал. А Чарли важно было понимать. Для того он и пошел в детективы – ради ответов, ради понимания.

– Я вспомнила. – Кристина очнулась от своих раздумий. – Рядом с нами был припаркован не автомобиль, а фургон.

– Фургон? Что за фургон?

– Белый.

– В смысле – какой марки?

Она снова нахмурилась.

– Старый или новый? – спросил Чарли.

– Новый. Безупречно чистый.

– Вы не заметили, были на нем какие-нибудь вмятины, царапины?

– Нет. Если не ошибаюсь, это был «форд».

– Прекрасно. Не знаете, какого года?

– Нет.

– Машина для отдыха, верно? С такими круглыми окошками, а может, даже и с росписью по бокам?

– Нет. Очень практичный фургон. Такие обычно используют для работы.

– Вы не заметили названия фирмы?

– Нет.

– А что-нибудь типа рекламных объявлений?

– Тоже нет. Совершенно белый фургон.

– Номера не запомнили?

– Я их не видела.

– Вы обошли фургон сзади. Заметили, что это был «форд». Наверняка вам попались на глаза и номера.

– Возможно, но я не обратила на них внимания.

– При необходимости мы могли бы получить их от вас под гипнозом. Что ж, по крайней мере, у нас есть с чего начать.

– Ну да, при условии, что она действительно вышла из фургона.

– Используем это в качестве отправной версии.

– Скорее всего, вы ошибаетесь.

– Не обязательно.

– Она могла появиться откуда угодно.

– Поскольку нам все-таки нужно начать с чего-то, почему бы не начать с фургона?

– А вдруг ее машина вообще была в другом ряду и мы просто теряем время? Я не хочу терять время. Уж она-то этого точно делать не будет. Меня мучает ужасное предчувствие… мне кажется, времени у нас почти не осталось.

Нервная дрожь сотрясала все ее тело. Только тут Чарли понял, каких трудов ей стоило сохранять самообладание.

– Успокойтесь, – сказал он, – постарайтесь расслабиться. Мы не допустим, чтобы что-то случилось с вашим сыном.

– Он такой славный мальчик. – Голос у нее дрогнул. – В Джоуи вся моя жизнь… он для меня центр вселенной. Если с ним что-то произойдет…

– Уверяю вас, все будет в порядке.

Она расплакалась. Без рыданий и без истерики. Просто всхлипнула пару раз, и слезы градом покатились у нее по щекам.

Чарли быстро встал, пытаясь побороть чувство неловкости. Ему хотелось утешить ее, помочь ей справиться с нервами.

– Пожалуй, вам не помешает глоточек спиртного.

Кристина покачала головой.

– Это всегда помогает.

– Я почти не пью, – выдавила она, даже не пытаясь справиться с потоком слез.

– Всего одну рюмку.

– Слишком рано, – возразила она.

– Уже половина двенадцатого. Почти обед. Смотрите на это как на прием лекарства.

Чарли подошел к бару, который находился в углу, возле большого окна. Открыв дверцу, он достал бутылку «Чивас Ригал». Затем взял чистый бокал и плеснул туда две унции скотча.

Закрывая бутылку, он мимоходом взглянул в окно… и замер. Прямо через дорогу был припаркован белый фургон. Новенький, блестящий «форд», без признаков рекламы. Бросив взгляд поверх развесистых листьев финиковой пальмы, которая доросла аж до пятого этажа, Чарли увидел мужчину в темных брюках и темной рубашке. Тот стоял, небрежно прислонившись к фургону.

Совпадение.

Мужчина что-то жевал. Просто рабочий, который устроился на тихой улочке, чтобы немного перекусить. Вот и все, никаких вам загадок.

Простое совпадение.

Или нет? Человек у фургона, похоже, наблюдал за зданием. Жевал свой обед и в то же время вел наблюдение. Чарли не раз случалось заниматься тем же самым, и он прекрасно знал, как выглядит такой наблюдатель. Мужчина у фургона явно следил за кем-то, но делал это не как профессионал, а как любитель – слишком явно.

– Что-то не так? – раздался голос Кристины.

Его удивила ее проницательность, умение настроиться на его волну. А ведь она все еще плакала, все еще была на нервах.

– Надеюсь, вам нравится скотч. – Он отошел от окна и протянул ей бокал.

Она приняла его без дальнейших возражений. Взяв бокал двумя руками, сделала пробный глоточек.

– Пейте сразу, – сказал Чарли. – Пара глотков – и готово. Дайте виски сделать свое дело.

Она послушно проглотила спиртное. По тому, как Кристина содрогнулась, было видно, что пьет она и правда нечасто.

Чарли забрал у нее пустой бокал, ополоснул его в раковине и поставил сушиться.

Потом выглянул в окно.

Белый фургон по-прежнему был на месте.

Как и мужчина в темной рубашке, который жевал что-то с заученной небрежностью.

– Ну как, получше? – спросил Чарли, возвращаясь к Кристине.

Лицо ее слегка порозовело. Она кивнула:

– Простите, что расклеилась прямо у вас в офисе.

Чарли присел на краешек стола:

– Не стоит извинений. Большинство на вашем месте вовсе лишилось бы дара речи. Только бормотали бы что-то несвязное. Вы еще хорошо держитесь.

– Что-то мне не кажется, что я так уж хорошо справляюсь. – Достав из сумки носовой платок, она вытерла слезы. – Но вы правы. Какая-то чокнутая старуха – еще не конец всему.

– Именно.

– Не так уж трудно будет разобраться с одной-единственной сумасшедшей.

– Мне нравится ваш настрой, – улыбнулся Чарли.

А сам подумал: «С одной-единственной сумасшедшей? А кто же тогда тот парень у фургона?»

8

Грейс Спайви сидела на твердом дубовом стуле, ее ледяные глаза поблескивали во мраке.

В мире духов сегодня был красный день – краснее она еще не видывала. Чтобы не нарушать гармонии, Грейс тоже оделась во все красное. Вот и вчера, когда мир духов проходил через зеленую фазу, она была одета во все зеленое. Большинство людей и не подозревает, что мир духов день ото дня меняет свой цвет. Впрочем, большинство людей не в состоянии увидеть сверхъестественную реальность так же отчетливо, как Грейс, когда она настраивалась на эти энергии. Да что там, почти все они слепы в этом плане, а потому ее манера одеваться кажется им в лучшем случае смешной.

Но для Грейс с ее экстрасенсорными способностями важно было оставаться в гармонии с тем цветом, который преобладал в мире духов. Это открывало ей путь к видениям прошлого и будущего. Свои видения она получала от благожелательно настроенных духов, которые передавали свои послания с помощью ярко раскрашенных энергетических лучей. И сегодня эти лучи сияли всеми оттенками красного.

Попытайся она растолковать это простым людям, ее наверняка сочли бы чокнутой. Несколько лет назад собственная дочь отправила Грейс на психиатрическую экспертизу. Но Грейс сумела выскользнуть из ловушки. Порвав все связи с дочерью, она стала вести себя гораздо осторожней.

Сегодня на Грейс были темно-красные туфли, блузка в полоску, тоже красная, но посветлее. На шее висели бусы из малинового бисера. В тон им были и браслеты на запястьях. Дополняла картину алая, как кровь, фарфоровая брошь, два кольца с рубинами и кольцо с крупным сердоликом, отполированным до блеска. Четыре других кольца – пунцовая эмаль, алый фарфор и простое стекло – тоже были подобраны в тон наряду. Все камни – будь то драгоценные, полудрагоценные или подделки – мерцали и искрились в свете свечей.

Языки пламени, танцующие на острие фитилей, бросали причудливые тени на подвальные стены. Комната, несмотря на свои внушительные размеры, выглядела маленькой, поскольку свечи скучились в одном ее конце, три четверти помещения оказались за пределами этого янтарного свечения. Всего тут было одиннадцать свечей в медных подсвечниках. И каждый такой подсвечник сжимал в руке один из последователей Грейс. Они с нетерпением ждали, когда она начнет говорить. Пять женщин и шестеро мужчин. Самых разных возрастов, как старые, так и молодые. Все они устроились полукругом на полу, возле стула, на котором восседала Грейс. Обращенные вверх лица казались странно искаженными в неверном свете свечей.

Число приверженцев Грейс не ограничивалось этой горсткой. Еще пятьдесят с лишком находились в комнате этажом выше, сгорая от желания узнать, что за информация поступит во время сеанса. Еще больше тысячи было разбросано по всей стране – верные исполнители ее воли.

Но те одиннадцать, что сидели сейчас у ног Грейс, были ее передовым отрядом, ее доверенными лицами. Их она ценила больше всего.

Она даже знала каждого из них по имени, хотя в эти дни не без труда запоминала имена (как и многое другое). Все изменилось с тех пор, как на нее сошел Дар. Он наполнил ее разум и душу, вытеснив многое из того, что прежде казалось само собой разумеющимся – вроде способности запоминать лица и имена. Или умения отслеживать время. Грейс перестала отдавать себе отчет в том, сколько сейчас времени. Сам вид часов утратил для нее смысл. Ни к чему было больше отмерять время по часам и минутам. Обычным людям все еще требовались эти искусственные подпорки, но Грейс в них больше не нуждалась. Порой, когда ей казалось, что прошел лишь день, выяснялось, что пролетела целая неделя. С одной стороны, это пугало, с другой – наполняло восторгом. Все эти нестыковки служили напоминанием о том, что она особая, что она – Избранная. Еще Дар вытеснил из ее жизни сон. Бывали ночи, когда ей вовсе не удавалось сомкнуть глаз. Но чаще всего она спала по часу-полтора, но никогда не больше двух часов в сутки. Но и это не имело значения, потому что Грейс уже не нуждалась во сне. Дар вытеснил все, что могло помешать той великой и священной работе, которая была возложена на Грейс.

И все же она помнила имена этих одиннадцати, которые могли служить образцом для всей ее паствы. Лучшие из лучших – вот кем они были. Незапятнанные души, на которые возлагались особые надежды.

Кроме них, в подвале был еще один человек. Звали его Кайл Барлоу. Тридцати двух лет, но на вид куда старше. Серьезный и угрюмый, он излучал угрозу. Прямые каштановые волосы Кайла были густыми, но без блеска. Высокий лоб обрывался навесом из кости, под которым поблескивали глубоко посаженные глаза, смотревшие на мир с насмешкой и недоверием. Крупный нос Кайла никто бы не назвал гордым или царственным: его так часто ломали в драке, что он давно утратил первоначальный вид. Скулы и челюсть массивные, грубоватых очертаний, будто природа потрудилась над ними без особого усердия. Почти все в Кайле было непомерно большим и массивным, и лишь губам явно не хватало объема. Они были до того узкие и бледные, что рот казался всего лишь прорезью на лице. Благодаря немыслимо широким плечам, мускулистым ручищам и широкой груди Кайл смотрелся настоящим гигантом. Он выглядел так, будто ему ничего не стоило сломать человека пополам… и будто именно это было его любимым развлечением.

Но за последние три года – с тех пор как Кайл стал приверженцем Грейс, а затем и самым доверенным ее лицом – он не поднял руки ни на одного человека. До встречи с Грейс он был настоящим нелюдимом, мрачным и жестоким. Но те дни давно канули в прошлое. За угрожающим фасадом Грейс разглядела чистую душу. Да, Кайл сбился с пути, но ему не терпелось вернуться на стезю добродетели (даже если сам он тогда об этом и не подозревал). Всего-то и требовалось, чтобы кто-то показал ему путь. Грейс вывела его из тьмы, и он послушно последовал за ней. Отныне его железные кулаки и мощные ручищи не сразят ни одного добродетельного человека. Нет, они обрушатся лишь на врагов Господа – и не раньше, чем Грейс прикажет уничтожить их.

Врагов Господа она видела насквозь. Способность с первой же секунды распознать безнадежно больную душу была лишь малой частицей того Дара, который она получила от Бога. Ей хватало одного взгляда, чтобы понять, есть ли у человека надежда на искупление, или же он глубоко порочен. Лишь ей, Избранной, принадлежал такой Дар. Ей, и никому больше. Она слышала зло в голосах падших, прозревала его в их глазах. Им не под силу было обмануть ее.

Многие, получи они такой же Дар, начали бы сомневаться в себе. Может, даже сочли бы себя безумными. Многие, но не Грейс. Ей и в голову не приходило сомневаться в своей избранности. Она твердо знала, что права в своих суждениях, потому что так ей сказал Господь.

Грядет тот день, когда она призовет-таки Кайла (и кое-кого еще) и повелит ему обрушиться на приспешников Сатаны. Она будет указывать на злые души, а Кайл уничтожать их. Вот и сейчас, сидя на твердом стуле в подвале собственной церкви, в окружении самых преданных учеников, Грейс содрогалась от предвкушения. Ей выпадет ни с чем не сравнимая радость наблюдать, как мощные ручищи Кайла обрушатся со всей силой на неверных и сатанистов.

Время это уже не за горами. Скоро. Скоро грядут Сумерки.

Она мигнула, глядя на огонек свечи.

– Вы готовы, Мать Грейс? – тихо спросил Кайл.

– Да.

Грейс закрыла глаза. На мгновение ее окутала тьма, но Грейс тут же установила контакт с миром духов. За закрытыми веками замигали огни. Вспышки и пятна, линии и зигзаги, целые фонтаны огней. Свет разбивался на образы и формы – и тусклые, и ослепительно-яркие, исключительно красных тонов. А как же? Она погружалась в царство духов и спектральных энергий, а там сегодня был красный день. Наикраснейший из всех, какие ей только доводилось видеть.

Вокруг нее роились бесчисленные духи. Вместе с ними Грейс двинулась прочь, будто погружаясь в мир, который был нарисован на внутренней стороне ее век. Сначала она двигалась медленно, ощущая, как душа все больше отделяется от тела. Она еще осознавала тот временной план бытия, на котором существовало ее тело: запах горящих свечей, плотную поверхность дубового стула, еле различимый шепот кого-то из учеников. В конце концов и это исчезло. Она двинулась, затем полетела, затем стремительно понеслась в пронизанной светом пустоте со скоростью, которая сначала радовала, потом сводила с ума…

Внезапная тишина.

Она погрузилась в самую глубь мира духов. Висела неподвижно, будто астероид, подвешенный в отдаленном уголке Вселенной. Она утратила всякую связь с миром, оставленным где-то позади, не видела и не слышала его. Духи всех форм и очертаний носились в красном мерцании по просторам безграничной ночи. Одни двигались быстро, другие – медленно. Одни устремлялись к цели, другие просто крутились на месте. Их задачи и священные обязанности были выше понимания Грейс.

Ей вспомнился мальчик, Джоуи Скавелло. Грейс знала, кто он такой, как знала и то, что он должен умереть. Вот только не знала, настало ли это время. В мир духов она отправилась с одной-единственной целью – выяснить, что и когда следует сделать с ребенком.

Грейс надеялась, что ей прикажут убить его. Ей не терпелось его убить.