Текст книги "Твое сердце принадлежит мне"

Глава 3

Райан почувствовал, будто на грудь навалили бетонные блоки.

Пусть и не очень сильная, боль испугала его. Сердце стучало так часто, что удары сливались друг с другом.

Райан приказал себе сохранять спокойствие, застыть, дать приступу пройти, как прошел другой приступ, когда он плавал на борде.

Разница между прошлым и теперешним случаями заключалась в боли. Учащенно бьющееся сердце, слабость, головокружение тревожили, как и раньше, но добавившаяся боль уже не позволяла списать происходящее на паническую атаку.

Даже в далеком детстве Райан не боялся темноты. Теперь же темнота стала той тяжестью, что давила на грудь. Черная бесконечность вселенной, густая атмосфера земной ночи, ослепляющий мрак спальни, одно наваливалось на другое, а все вместе они безжалостно сжимали грудину, и сердце уже начало молотить по ребрам, словно хотело вырваться из него в вечность.

Как же ему недоставало света!

Вновь Райан попытался сесть и не смог. Громадный вес припечатывал его к кровати.

Но он понял, что может перемещаться по матрасу, отталкиваясь локтями и пятками, и начал продвигаться к изголовью, вползать на три большие подушки, которые стали пандусом, поднимающим его голову и плечи. Наконец ударился затылком об изголовье.

Лежащий на груди груз позволял только неглубокие вдохи, а выдыхал он со скрипом, словно кто-то елозил гвоздем по грифельной доске.

Когда Райан улегся под углом, еще не сел, но приподнял верхнюю часть тела над кроватью, сила отчасти вернулась к нему. Он мог поднять руки.

Левой рукой попытался нащупать лампу. Нашел бронзовое основание, пальцы заскользили по литой бронзовой колонне вверх.

Но не успел добраться до выключателя, как боль усилилась, начала расползаться, словно пролитые чернила по промокательной бумаге, добралась до шеи.

Боль напоминала инородное тело, перекрывшее дыхательные пути. Не давала дышать, заглушила крик, превратив его в чуть слышный писк.

Райан упал с кровати. Не знал, как это случилось. Пол стал ему кроватью, но воспоминаний о падении не осталось. В какой-то момент он лежал на матрасе, а в следующий матрас сменился ковром.

В доме он жил не один, но, по большому счету, это ничего не меняло. В столь поздний час Ли и Кей Тинг, муж и жена, которые вели его домашнее хозяйство, спали в своих комнатах, на нижнем из трех этажей, тогда как спальня Райана находилась на третьем этаже и совсем в другом конце дома.

Райан осознал, что не только свалился с кровати, но еще и ползет по ковру, приподнимаясь на локтях, а ноги волочатся и подергиваются сзади, как лапки наполовину раздавленного жука.

Боль продолжала распространяться, перешла на челюсть. Словно он так сильно прикусил ноготь, что кончик отлетел и вонзился в десну между двух зубов.

Райан вдруг вспомнил, что телефон может работать и в режиме внутренней связи. Он мог вызвать Ли и Кей, трижды нажав на клавишу с цифрой «1». Они прибежали бы через минуту или две.

К сожалению, он не знал, где находится кровать, прикроватный столик, телефонный аппарат. Полностью потерял ориентировку.

Комната, конечно, была большой, но не бескрайней.

Боль не отпускала, кружилась голова, слабость нарастала, страх туманил мысли, и соображал он уже туго. Хотя кровать возвышалась над полом на каких-то два фута, Райану казалось, что рухнул он с огромной высоты, и падение это лишило его надежды на спасение.

Глаза жгли горячие слезы, горло – заброшенная из желудка желчь, челюсть горела огнем.

Темнота кружилась и раскачивалась. Он более не мог ползти, только вцепился в ковер, словно боялся, что гравитация исчезнет и его, невесомого, унесет в пустоту.

Сердце стучало так часто, что он не мог сосчитать удары, в минуту их число наверняка переваливало за двести.

От шеи щупальца боли потянулись в левую руку и к лопатке.

Интернетовский принц, банковскому счету которого могли только позавидовать многие короли, он распростерся на полу, как любой простолюдин в присутствии особы голубой крови. Боль взяла власть над телом, оттеснив разум.

Черный океан качался под ним, а он ни за что не мог зацепиться, ни за борд, ни за верхний плавник акулы. Затерялся в океанских просторах, такой крошечный, что не мог различить даже пенный гребень волны. Стена воды поднялась, он заскользил в ложбину между волнами, ложбина превратилась в пропасть, а пропасть стала водоворотом, который и проглотил его.

Глава 4

Таймер включал телевизор в семь утра. Звук не напрягал слух, поэтому Райан медленно просыпался под бормочущие голоса и мелодичную музыку.

Свет экрана не полностью разгонял тьму. При изменении яркости экрана и движении по нему фигур по спальне метались тени.

Райан лежал на полу, в позе зародыша, лицом к экрану. Уильям Холден[16]16
  Холден, Уильям (1918–1981) – американский киноактер, лауреат премии «Оскар» за лучшую мужскую роль (1953). Фильм «Бульвар Сансет» (1950) получил три премии Американской киноакадемии (номинирован на одиннадцать, в том числе и на главную мужскую роль, исполненную У. Холденом). Считается одним из лучших фильмов режиссера Б. Уайлдера и периодически включается в «списки лучших фильмов всех времен».


[Закрыть], заметно состарившийся после «Бульвара Сансет», что-то эмоционально объяснял красивой молодой женщине.

Прожив тридцать четыре года, Райан только дважды страдал от похмелья, и вот теперь такое, похоже, случилось в третий раз. Головная боль. Тяжелые веки. Перед глазами плывет. Во рту сухо, мерзкий привкус.

Поначалу он ничего не мог вспомнить; ни прошлый вечер, ни цепочку событий, приведших к тому, что он улегся спать на полу.

Как ни странно, загадочность происшедшего с ним волновала Райана куда меньше, чем перипетии экранной истории: мужчина в возрасте, молодая женщина, взволнованный разговор о войне…

И вообще, восприятие заметно притупилось, мысли превратились в какой-то бесформенный поток. Даже когда из глаз ушел туман, он не смог уследить за сюжетом, понять взаимоотношения персонажей.

И однако чувствовал, что должен смотреть на экран, не отпускало ощущение, что он проснулся, чтобы увидеть этот фильм, не случайно, а по велению судьбы. С фильмом посылалось предупреждение на будущее, и Райану требовалось уловить и расшифровать это послание, если он хотел спасти собственную жизнь.

С этой экстраординарной мыслью он сумел подняться на колени. Потом на ноги. Шагнул к большому телевизору.

Вот тут волосы на затылке встали дыбом, а сердце ускорило бег. Удары в груди напомнили Райану о других ударах, которые разбудили его темной ночью, и он разом вспомнил все подробности этого жуткого приступа.

Отвернулся от телевизора, включил лампу. Посмотрел на трясущиеся руки, сжал пальцы в кулаки, разжал, ожидая, что они частично парализованы. Ошибся.

В ванной черный гранит, золотистый оникс, нержавеющая сталь отражались во множестве зеркал. Глянула на него и бесконечная череда Райанов Перри, посеревших, изможденных, охваченных ужасом.

Никогда раньше он не думал о черепе, скрытом кожей, об изгибах, впадинах, выпуклостях костей, о вечной улыбке смерти, которая пряталась за любым выражением его лица.

* * *

Побрившись, приняв душ и одевшись, Райан нашел управляющего поместьем, Ли Тинга, в гараже.

Просторное подземелье могло вместить восемнадцать автомобилей. Потолки высотой в десять футов позволяли въезжать под крышу грузовикам, привозившим все необходимое для поддержания жизнедеятельности поместья. Такой высоты хватало и для стоянки в гараже дома на колесах, если бы Райан сподобился таковой приобрести.

Пол вымостили золотистой керамической плиткой вроде той, что используется в автомобильных салонах, стены облицевали белым кафелем. В свете точечных прожекторов, направленных на «Вуди» и другие классические автомобили, ярко сверкали хромированные детали.

Райан всегда полагал, что гараж у него красивый, даже элегантный. Теперь белым кафелем он напомнил морг.

На верстаке, установленном в углу, Ли Тинг полировал рамку пластины с номерным знаком, снятую с одного из автомобилей.

Невысокого, сильного пятидесятилетнего мужчину, казалось, отлили из бронзы, но он еще не покрылся патиной. На руках от напряжения вздувались вены.

Жизнь лишила его радостей отцовства, не позволила создать большую семью. Кей Тинг дважды рожала, а потом инфекционное заболевание мочеполовых путей лишило ее возможности иметь детей. Их первенец, девочка, в два года умерла от гриппа. Второй ребенок, мальчик, тоже умер.

При виде маленьких детей губы Ли и Кей Тинг самопроизвольно растягивались в улыбке, пусть глаза и блестели от воспоминаний об утрате.

– Ли, на это утро у тебя нет неотложных дел? – спросил Райан, подойдя к управляющему. – Ни с кем не договаривался о встрече?

Ли повернулся. Его лицо осветила улыбка, глаза сверкнули, будто ничто не доставляло ему большей радости, чем возможность чем-то услужить своему работодателю.

Райан подозревал, что так оно и есть. Лишенный семьи, всю энергию и эмоции Ли вкладывал в порученное ему дело.

Он отложил рамку.

– Доброе утро, мистер Перри. На это утро у меня нет ничего такого, с чем не справилась бы Кей. Что вам будет угодно?

– Я надеялся, что ты сможешь отвезти меня к врачу.

Улыбка поблекла, в глазах появилась тревога.

– Что-то не так, сэр?

– Ничего серьезного. Мне как-то нехорошо, немного мутит, вот я и не хочу садиться за руль.

Большинство таких же богатых, как Райан, мужчин нанимали шофера. Но он слишком любил машины, чтобы пересаживаться из-за руля на заднее сиденье.

Ли Тинг понимал, что возникшая необходимость в водителе вызвана более серьезной причиной, чем тошнота. Он взял ключ из сейфа и вместе с Райаном направился к «Мерседесу S600».

Мягкость манер Ли и обида в глазах предполагали, что он воспринимал Райана не просто работодателем. В конце концов, по возрасту мог бы быть ему отцом.

«Мерседес» с двенадцатицилиндровым двигателем, казалось, плыл на воздушной подушке. Дорожный шум в салон практически не проникал. И хотя седан более всего напоминал волшебный корабль, Райан знал, что везут его не в сказку.

Глава 5

Врач Райана обслуживал триста пациентов на договорной основе. Согласно заключаемому на год контракту, он гарантировал прием пациента в день обращения, но Райана принял уже через три часа после его звонка.

Из смотрового кабинета на четырнадцатом этаже Райан мог видеть Ньюпорт-Харбор, Тихий океан, далекие корабли, уходящие к неведомым берегам.

Лечащий врач Райана, Форест Стаффорд, осмотрел его, ему уже сняли электро– и ультразвуковую кардиограмму (для этого в сопровождении медсестры он побывал на третьем этаже в лаборатории функциональной диагностики).

И теперь, стоя у окна, ждал возвращения доктора Стаффорда с расшифровкой исследований.

Армада больших белых облаков наплывала с севера, но на воду они отбрасывали черные тени, придавливая прибой.

Дверь за спиной Райана открылась. Чувствуя себя таким же невесомым, как облако, где-то боясь, что он уже не отбрасывает тени, Райан отвернулся от окна.

Если фигурой, благодаря массивным плечам и невысокому росту, Форест Стаффорд напоминал квадрат, то лицом – эллипс, сильно вытянутый гравитацией, которая воздействовала только на голову, не в силах справиться с телом.

– Как я понимаю, ты не хочешь, чтобы я ходил вокруг да около, – заговорил он, прислонившись к угловому столику.

Райан садиться не стал, остался стоять спиной к окну, за которым открывался вид на столь любимый им океан.

– Ты меня знаешь, Форри.

– Это не инфаркт.

– По-простому у нас не бывает.

– У тебя гипертрофировано сердце. Увеличено.

Райан тут же нашелся, что возразить, словно имел дело с судьей, который, при должной аргументации, мог объявить его здоровым.

– Но… я всегда поддерживал форму, правильно питался.

– Иногда к этому приводит дефицит витамина бэ-один, но в твоем случае я сомневаюсь, что причина в диете или физических упражнениях.

– Тогда в чем?

– Возможно, это врожденная патология, которая дала о себе знать только теперь. Или следствие чрезмерного потребления алкоголя, но ты не по этой части.

Температура воздуха ни в кабинете, ни за окном не упала, но тем не менее по спине Райана пробежал холодок.

А врач продолжал перечислять причины:

– Повреждения внутренней оболочки сердца, амилоидная дистрофия, отравление, анормальный клеточный обмен веществ…

– Отравление? Да кто мог меня отравить?

– Никто. Это не отравление. Но чтобы поставить правильный диагноз, я хочу, чтобы тебе сделали биопсию сердечной мышцы.

– На развлечение не похоже.

– Процедура не самая приятная, но безболезненная. Я переговорил с Самаром Гаптой, блестящим кардиологом. Он может осмотреть тебя прямо сейчас, а биопсию сделает утром.

– Не так уж много у меня времени, чтобы подумать.

– А о чем тут думать? – удивился Стаффорд.

– О жизни… смерти… не знаю.

– Мы не можем определиться с лечением, не установив точного диагноза.

Райан замялся, но потом все-таки спросил:

– Это лечится?

– Возможно, – ответил Форри.

– Я бы предпочел услышать «да».

– Поверь мне, Дотком, я бы очень хотел так и сказать.

До того, как Форест Стаффорд стал лечащим врачом Райана, они познакомились на параде классических автомобилей и подружились. Джейн Стаффорд души не чаяла в Саманте, привязалась к ней, как к дочери. С легкой руки Сэм Стаффорды и начали называть Райана Доткомом.

– Саманта, – прошептал Райан.

И только озвучив ее имя, осознал, что предварительный диагноз заставил его задуматься над тем, что раньше просто не приходило в голову: он, оказывается, смертен.

Но задерживаться на этом Райан не стал, мысли помчались дальше.

Перспектива близкой смерти – поначалу всего лишь абстракция, вызывающая озабоченность. Но потом приходит осознание конкретных потерь. Райан перечислил их для себя: Саманта, океан, сияние зари, пурпурные сумерки… и вот тут озабоченность сменилась ужасом.

Он вскинул глаза на врача.

– Саманте не говори.

– Разумеется.

– И даже Джейн. Я знаю, сама она ничего Сэм не скажет. Но Сэм может что-то почувствовать и сумеет все из нее вытащить.

Морщины на лице Форри Стаффорда чуть разгладились.

– А когда ты ей скажешь?

– После биопсии. Когда увижу полную картину.

Форри вздохнул.

– Иногда я жалею, что не пошел в дантисты.

– Кариес редко приводит к смерти.

– И даже гингивит.

Форри опустился на стул на колесиках. Обычно он сидел на нем, когда выслушивал жалобы пациента и заполнял историю болезни.

Сел и Райан, на единственный остававшийся свободным стул.

– Ты определился с кабриолетом «Меркурий» модели сорокового года? – после паузы спросил он.

– Да. Только что. Собираюсь его купить.

– С двумя карбюраторами? Так?

– Да. Послушал бы ты, как работает двигатель.

– А на чем он ездит? – спросил Райан.

– Покрышки «Империал» тысяча девятьсот шестидесятого года. Диаметром пятнадцать дюймов.

– Какой клиренс?

– Четыре дюйма.

– Наверное, выглядит агрессивно.

– Есть такое.

– Будешь его дорабатывать?

– Скорее всего.

– Я думаю, мне хотелось бы приобрести купе[17]17
  Купе – тип кузова легкового автомобиля с двумя дверьми.


[Закрыть] модели тридцать второго года.

– С пятью окнами?

– Может, и с тремя.

– Я помогу тебе его найти. Заглянем на несколько выставок.

– С удовольствием.

– Я тоже.

Какое-то время они посидели в молчании.

Потолок смотрового кабинета обили белыми звукопоглощающими панелями, светло-синие стены переходили в серый винил пола.

На стене висела репродукция картины Чилда Хассама[18]18
  Хассам, Фредерик Чилд (1859–1935) – известный американский импрессионист.


[Закрыть] «Женщина в белой плоскодонке, Глочестер», датированная 1895 годом.

На бледной воде, в белой лодке сидела светловолосая женщина. В длинной белой юбке, в плиссированной розовой блузке, в соломенной шляпке.

Утонченная, желанная, она могла стать красивой женой в те времена, когда брачные союзы длились всю жизнь. Райану вдруг захотелось познакомиться с ней, услышать ее голос, узнать вкус губ, но она уже ушла в мир иной, куда, возможно, в самом скором времени мог попасть и он сам.

– Дерьмо, – вырвалось у него.

– Это точно, – вздохнул Форри.

Глава 6

Доктор Самар Гапта, с круглым коричневым лицом и черными глазами, говорил напевно, но четко выговаривая слова. Райан обратил внимание на его ухоженные руки.

Ознакомившись с расшифровкой ультразвукового исследования сердца и осмотрев Райана, Гапта объяснил, как берется биопсия сердечной мышцы. Для этого воспользовался большим плакатом с изображением сердечнососудистой системы.

Стоя перед цветной схемой сердца, Райан ощутил, как разум пытается заместить эту схему женщиной в белой лодке, увиденной в смотровом кабинете Форри Стаффорда.

Доктор Гапта держался неестественно спокойно, бережно, экономно относился к каждому движению. Едва ли его сердце билось чаще пятидесяти ударов в минуту. Райан завидовал и его сдержанности, и его здоровью.

– Пожалуйста, подойдите к регистрационной стойке к шести утра, – попросил доктор Гапта. – И ничего не ешьте и не пейте после полуночи.

– Я не люблю успокоительные, они вызывают потерю контроля.

– Вы получите легкое седативное средство, которое вызовет расслабление, но не заснете и будете следовать инструкциям во время процедуры.

– Риск…

– Я вам уже объяснил. Но ни одна из взятых мною биопсий не приводила к… осложнениям.

– Я доверяю вашему опыту, доктор Гапта, но все равно боюсь, – слетевшие с его языка слова удивили Райана.

В бизнесе он никогда не проявлял неуверенности, не говоря уже о страхе.

– Со дня нашего рождения, Райан, мы все должны бояться, но не смерти.

* * *

По пути домой, уже расположившись на заднем сиденье «Мерседеса», Райан осознал, что не понял последнюю фразу доктора.

«Со дня нашего рождения, Райан, мы все должны бояться, но не смерти».

В кабинете Гапты слова эти казались мудрыми и уместными. Но страх Райана и стремление перебороть его привели к тому, что он воспринял слова доктора как подбадривание, и, судя по всему, напрасно.

Теперь же фраза эта казалась загадочной, несущей в себе тайный смысл, и тревожила.

Сидя за рулем седана, Ли Тинг то и дело поглядывал в зеркало заднего обзора. Райан делал вид, что не замечает озабоченности своего управляющего.

Ли не мог знать, у каких врачей, практикующих в здании, где находился кабинет доктора Стаффорда, побывал Райан, а присущая ему сдержанность не позволяла задать этот вопрос. Однако он чувствовал, что его работодатель столь задумчив не без причины.

На западе кроны пальм и крыши домов позолотило солнце. Тени деревьев, домов, фонарных столбов и пешеходов вытягивались, устремляясь к востоку, словно все побережье с нетерпением ждало прихода ночи.

В тех редких случаях, когда Ли ранее приходилось садиться за руль, автомобиль он вел очень осторожно, словно разом старел на десяток лет или участвовал в какой-то королевской процессии. На этот раз, как и остальные водители, не обращал внимания на установленные пределы скорости и проскакивал перекрестки на желтый свет.

Словно понимал, что его работодателю не терпится оказаться дома, в убежище.

Глава 7

По пути из кабинета доктора Гапты Райан позвонил Кей Тинг и попросил заказать обед в его любимом ресторане. Потом она съездила туда за выполненным заказом.

Позже Тинги на лифте привезли тележку с обедом на третий этаж и прикатили в гостиную, которая примыкала к большой спальне. Подняли откидные доски тележки, чтобы превратить ее в стол и расправили белую скатерть.

Райану предлагались три вазочки приготовленного вручную мороженого: темный шоколад, черная слива, лимон. Каждая стояла в миске, заполненной колотым льдом. Компанию мороженому составлял шоколадный, без муки, торт, лимонный торт, ореховый, клубника в сметане (к ней прилагалась розетка с тростниковым сахаром), экзотические пирожные и бутылки рутбира в серебряном ведерке со льдом.

Райан позволял себе десерт раз или два в неделю, поэтому Тинги удивлялись, что это на него нашло.

Он дал понять, что празднует завершение очень выгодной сделки, но знал, что они ему не поверили. Накрытый стол сразу вызывал мысль о том, что это последняя трапеза обреченного на смерть человека, который, несмотря на свои тридцать четыре года, так и не повзрослел.

Сидя в одиночестве за столиком на колесах, обедая, Райан переключал каналы на большом плазменном телевизоре в поисках старых комедий, но ни одна не казалась ему смешной.

Калории больше значения не имели, как и холестерин, и поначалу обжорство без сопутствующего ему чувства вины радовало душу, он наслаждался каждым отправленным в рот куском. Но сладкое, увы, быстро приелось.

Чтобы щелкнуть по носу Смерть, он съел больше, чем хотел. И вскоре рутбир уже казался сиропом.

Он выкатил тележку из гостиной, оставил в коридоре, по аппарату внутренней связи позвонил Кей, чтобы сказать, что он поел.

Еще раньше Тинги перестелили ему постель, взбили подушки.

Но, когда Райан надел пижаму и улегся, навалилась бессонница. Если страх перед смертью не помешал бы ему заснуть, то избыток сахара в крови точно не позволил сомкнуть веки.

Босиком, в надежде, что ходьба позволит избавиться от озабоченности, он закружил по дому.

За большими окнами светились огнями города округа Орандж, расположенные на равнине между холмами и океаном. Янтарного отсвета хватало, чтобы он мог перемещаться из комнаты в комнату, не зажигая ламп.

Перед самой полуночью освещенный служебный коридор привел Райана в большую кладовую, где в буфетах из красного дерева хранились фарфоровая и стеклянная посуда. Из примыкающей к кладовой кухни доносились голоса.

Днем в доме и на окружающем его участке работало много людей, но круглосуточно здесь жили только Тинги. Однако Райан не смог сразу распознать голоса Ли и Кей, потому что разговаривали они тихо, почти шепотом.

Обычно в этот час Тинги уже спали. Их рабочий день начинался в восемь утра.

Хотя Райана никогда не занимали суеверия, в тот момент ощущение сверхъестественного внезапно охватило его. Он почувствовал, что дом прячет секреты, что в этих самых комнатах идет другая, невидимая глазу жизнь, и для его же блага он должен узнать все, что сокрыто от него.

Приложив левое ухо к крошечной щели между дверным косяком и вращающейся дверью, Райан напряг слух, чтобы уловить разговор Тингов.

Просторную кухню проектировали с тем, чтобы в дни приемов приглашенные повара могли обслужить многочисленных гостей. Тихие голоса мягко отражались от широких гранитных поверхностей и многочисленных кухонных агрегатов и приспособлений из нержавеющей стали.

Рискуя выдать свое присутствие, Райан приоткрыл дверь на дюйм. Все равно не узнавал голоса, а произносимые шепотом неразборчивые звуки не складывались в слова.

Но Райан уловил позвякивание блюд и тарелок, что крайне его удивило. Ли и Кей наверняка давным-давно помыли посуду от его обеда, а если им вдруг захотелось поесть в столь поздний час, воспользовались бы кухонькой, которая примыкала к их комнаткам.

Услышал он также и какой-то хруст, тихий, ритмичный. Этот звук никак не относился к повседневным, но тем не менее показался знакомым и (Райан не мог сказать, по какой причине)… зловещим.

Но вскоре подслушивание уже казалось ему нелепицей. Зловещим в его доме, похоже, могло быть только его же воображение, которое разошлось не на шутку из-за вдруг возникших неладов со здоровьем.

Тем не менее, когда Райан уже собрался надавить на вращающуюся дверь и посмотреть, кто все-таки находится на кухне, он испытал безотчетный страх. Сердце громко застучало, словно копыта по камням, и так быстро, словно приближались четыре всадника Апокалипсиса.

Он закрыл дверь, попятился от нее.

Правую руку прижал к сердцу, левой оперся о буфет, в ожидании, что очередной приступ сшибет его с ног и оставит беспомощным на полу.

В кладовой воцарилась темнота.

В кухне, за вращающейся дверью, выключили свет. Тот же выключатель контролировал и лампы кладовой.

Погас свет и в коридоре.

В кладовой, без единого окна, стало темно, как в опущенном в могилу и засыпанном землей гробу.

Не слыша ничего, кроме ударов подведшего его сердца, Райан вдруг почувствовал, как к нему кто-то приближается, и этот кто-то видит в кромешной тьме так же хорошо, как дворовый кот, что-то высматривающий под лунным светом. Он ждал, что рука незнакомца вот-вот ляжет ему на плечо или холодные пальцы коснутся губ.

Тяжесть в области сердца требовала, чтобы он сел на пол. Колени подогнулись, он сполз по передней поверхности буфета, пересчитав спиной ручки ящиков.

Текли минуты, частота ударов сердца не увеличилась, наоборот, оно вновь забилось в нормальном, размеренном ритме.

Слабость ушла, сила вернулась, место страха занял стыд.

Хватаясь за ручки ящиков, Райан встал. На ощупь добрался до вращающейся двери.

Прислушался. Ни бормотания, ни шепота, ни звяканья посуды, ни хруста.

Он открыл дверь, переступил порог, закрыл, замер, прижимаясь к ней спиной.

По правую руку, над раковинами и примыкающими к ним столиками, окна выходили на запад. Их прямоугольники четко выделялись на фоне неба, подсвеченного городками, расположенными ближе к океану, и луной.

Собравшись с духом, Райан поднес руку к выключателю, и вспыхнувший свет убедил его, что на кухне он один.

Помимо кладовой, двери из кухни вели во внутренний дворик, в комнату для завтрака и в служебный коридор, по которому Райан и пришел.

Конечно же, голоса принадлежали Ли и Кей. Они занимались какими-то своими делами, не подозревая, что он – в кладовой.

Но почему Тинги шептались, зная, что Райан спит в спальне на третьем этаже в другом конце дома?

На одной из стен кухни, как и в других местах по всему дому, висела панель «Крестрон». Райан коснулся экрана, он осветился. Любая такая панель позволяла контролировать свет, громкую связь, систему кондиционирования и многое-многое другое.

Он вызвал на экран информацию о системе безопасности и увидел, что Тинги, следуя заведенному порядку, активировали охранную систему периметра. Ни один незваный гость не мог войти в дом незамеченным. При такой попытке взвыла бы сирена, а записанный на пленку голос сообщил бы, в каком месте нарушен периметр.

Двадцать камер наблюдения контролировали подходы к дому. Райан просмотрел все двадцать картинок. Хотя ясность изображения менялась от камеры к камере, в зависимости от освещенности, посторонних на территории поместья он не увидел. Если кто и двигался, так это мотыльки.

Райан вернулся на третий этаж, но не для того, чтобы лечь в кровать. В нише гостиной, где он обедал, стоял антикварный, 1923 года, в стиле арт деко письменный стол. За него Райан и сел, но не для того, чтобы поработать.

Ли и Кей Тинг жили в его доме уже два года. Трудолюбивые, целеустремленные, верные.

Их прошлое досконально изучил Уилсон Мотт, бывший детектив отдела расследования убийств, а теперь консультант по вопросам безопасности, к которому Райан обращался по личным делам, не связанным с компанией «Быть, чтобы делать».

В голове крутились слова Форри Стаффорда: «Повреждения внутренней оболочки сердца, амилоидная дистрофия, отравление…»

И с каждым повтором голос Форри вроде бы все сильнее нажимал на «отравление», хотя сам же врач и сказал, что к Райану это не относится.

Для мужчины, который никогда не жаловался на здоровье, более того, вел активный образ жизни, внезапное обнаружение серьезной болезни требовало объяснения, выходящего за рамки генетической предрасположенности и физических недостатков. Годы борьбы и яростной конкуренции наглядно доказали Райану, что в этом мире хватает людей, чьи мотивы вызывают подозрения, а методы безжалостны.

«Отравление».

Тихое постукивание привлекло его внимание к выходящему на запад окну. Звук прекратился, едва он повернул голову.

Стальной свет лунного серпа не позволил определить, кто бился о стекло. Скорее всего, в гости напрашивался мотылек или какое-то другое ночное насекомое.

Райан перевел взгляд на руки. Они лежали на столе, сжатые в кулаки. Ранее, во время приступа, ему казалось, что сердце сжимает чья-то жестокая рука.

Вновь за окном послышался шум, теперь более всего похожий на настойчивое постукивание костяшками пальцев, затянутых в перчатку из мягкой кожи.

Он находился на третьем этаже. Балкона под этим окном не было, только лужайка, далеко внизу. Никто не мог стоять по другую сторону окна, привлекая его внимание.

Состояние сердца оказывало влияние на разум, лишая Райана привычной уверенности в себе. Даже безвредный мотылек теперь мог нагнать на него страха.

На окно он смотреть не стал, чтобы не вызывать полчища новых страхов. Его упорство принесло плоды: постукивание слабело, слабело… и совсем стихло.

«Отравление».

Мысли вернулись от воображаемых угроз к реальным, к людям, которых он знал по бизнесу, чья алчность, зависть и честолюбие толкали их на аморальные деяния.

Райан заработал свое состояние честно, никого не хватая за горло. Тем не менее врагов он нажил. Некоторые не любили проигрывать, даже если винить за это они могли лишь себя.

После долгих раздумий он составил список из пяти фамилий.

Среди телефонных номеров, по которым он мог найти Уилсона Мотта, только на один детектив всегда отвечал сам, независимо от времени дня и ночи. Номер этот знали только двое или трое самых богатых клиентов Мотта. Райан никогда им не пользовался.

Он замялся, прежде чем набрал номер. Но интуиция подсказывала, что его оплели паутиной обмана и ему нужна не только врачебная помощь. Поэтому семь раз нажал на клавиши телефонного аппарата.

Когда Мотт ответил, голос его звучал так же бодро, как и ясным днем. Райан представился, но не назвал ни одной фамилии из списка, не попросил еще раз, более досконально, проверить прошлое Тингов, как, собственно, собирался. Он произнес фразу, столь неожиданную для самого себя, что потом на какое-то время лишился дара речи:

– Я хочу, чтобы вы нашли женщину, которую зовут Ребекка Рич.