Текст книги "Твое сердце принадлежит мне"

Глава 8

Ребекка Рич. Мать Саманты.

Только вчера вечером, обедая с Сэм, Райан узнал, что ее мать жива. Больше года он полагал, что она умерла, а Сэм предпочла не прояснять ситуацию.

Нет, это несправедливо. Сэм не вводила его в заблуждение. Он предположил, что Ребекка умерла, исходя из той скудной информации, которой поделилась с ним Саманта.

Вероятно, пути матери и дочери настолько разошлись, что они не разговаривали, не общались и, судя по всему, изменений в их отношениях не предвиделось. «Она умерла. Для меня» – слова Саманты.

Он мог понять, почему: после того, как Ребекка отключила аппараты, поддерживающие жизнь Терезы, Саманта хотела отгородиться стеной от воспоминаний об умершей сестре-близняшке и от матери, которая, она чувствовала, предала их.

– Вы знаете что-то еще, кроме имени и фамилии? – спросил Мотт.

– Лас-Вегас, – ответил Райан. – Ребекка Рич вроде бы живет в квартире в Лас-Вегасе.

– Рич – с одним «и»?

– Да.

– В чем причина, мистер Перри?

– Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос.

– Что именно вас интересует?

– Ничего конкретного. Все, что сможете раскопать. Адрес в том числе. И номер телефона.

– Как я понимаю, вы не хотите, чтобы мы обратились непосредственно к ней.

– Совершенно верно. Пожалуйста, она ничего не должна знать.

– Завтра, к пяти вечера.

– Это меня вполне устроит. Все равно я буду занят утром и сразу после полудня.

Райан положил трубку, не зная, сделал ли блестящий ход или поступил глупо. Понятия не имел, будут ли иметь добытые Моттом сведения хоть какое-то отношение к случившемуся с ним.

В одном он, правда, не сомневался: точно так же он поступал в бизнесе, следуя интуитивным догадкам, базирующимся на здравом смысле. Он сумел разбогатеть, потому что всецело доверял своей интуиции.

Если бы Саманта об этом узнала, то решила бы, что он слишком уж подозрительный и недоверчивый. Но, при удаче, инициированная им розыскная деятельность могла остаться для нее тайной.

Райан вернулся в спальню, лег в постель, включил телевизор, нашел классический фильм, «Римские каникулы», с Одри Хэпберн и Грегори Пеком в главных ролях, потом погасил лампу на прикроватном столике.

Привалившись спиной к подушкам, смотрел на экран, но фильма не видел.

Он никогда не просил Уилсона Мотта проверить прошлое Саманты. Он не брал на работу ни одного человека, предварительно не ознакомившись с его подробным досье.

Но Саманта пришла к нему по поручению одного из самых респектабельных журналов, причем статья эта была у нее далеко не первой. Он не видел оснований проверять ее, поскольку она приходила по конкретному поводу и не могла провести с ним больше нескольких часов.

За долгие годы успешной работы в бизнесе ему приходилось очень и очень часто общаться с репортерами. И вред они могли принести только один: неправильно процитировать его слова.

Однако, если проверка Ребекки Рич выявила бы что-то подозрительное, Мотт мог более плотно заняться прошлым Саманты.

Райан разочаровался – не в Сэм, пока у него не было оснований менять отношение к ней, но в себе. Ему нравилось быть с ней. Он ее полюбил. И не хотелось верить, что он допустил ошибку в оценке Саманты, не понял, что она совсем не такая, какой он ее видел.

Более того, он пришел в ужас от скорости, с какой страх заставил его засомневаться в Саманте. До этого времени кризисные ситуации возникали у него только в бизнесе: нехватка оборотного капитала, задержки с поставками, попытки враждебного поглощения. Теперь же возникла угроза самому его существованию, и вполне понятный страх перед потерей трудоспособности и даже смертью трансформировался в паранойю: за болезнью ему виделись происки врагов, а не слабость собственного тела.

Сердясь на себя (это ж надо, до такой степени поддаться страху), Райан уже собрался еще раз позвонить Уилсону Мотту и отменить поиски Ребекки Рич и проверку ее прошлого.

Но Форри Стаффорд упомянул отравление. И раз уж нынешнее состояние Райана, в принципе, могло вызываться этой причиной, благоразумие требовало рассмотреть и такой вариант.

Телефонной трубки Райан не коснулся.

Через какое-то время выключил телевизор.

Спать не мог. Через несколько часов кардиолог, Самар Гапта, намеревался вырвать три крошечных кусочка ткани из сердца Райана. Его жизнь зависела от результатов анализа этих кусочков. И если ему выставили бы диагноз-приговор, времени на сон хватило бы с лихвой – целая вечность.

Из темноты и давящей тишины донеслось едва слышное постукивание по одному из окон, скрытых шторами, какому именно, Райан определить не мог.

Едва он поднял голову, чтобы прислушаться, мотылек, или летающий жук, или рука в перчатке из мягкой кожи постукивать перестала.

Но всякий раз, когда голова возвращалась на подушку, тишина рано или поздно вновь обрывалась стуком: бам, бам, бам-бам-бам, приглушенным, тупым, монотонным.

Он мог бы подойти к окнам, отдернуть шторы, поймать нарушителя тишины. Вместо этого сказал себе, что приглушенный стук – плод его воображения, и перестал о нем думать, вслушался в удары сердца, которое могло доставить ему куда больше хлопот.

Он признавал, что такое решение отдает трусостью. Чувствовал, что на каком-то уровне сознания знает, кто стучался в окно, привлекая его внимание, и понимал: если отдернет шторы и встретится лицом к лицу с этой гостьей, ему конец.

Глава 9

Луна зашла, но небо в то пятничное утро еще оставалось темным, когда Райан поехал в больницу. Свет городов гасил звезды, на западе берег и океан сливались в бескрайней черноте.

Отдавая себе отчет в том, что очередной приступ может случиться с ним за рулем, Райан тем не менее решился поехать один. Не хотел, чтобы Ли Тинг узнал, что у его работодателя брали биопсию сердечной мышцы.

Он говорил себе, что тем самым пытается уберечь от лишних волнений людей, которые у него работают или к нему близки. Но на самом деле не хотел, чтобы его враг, если таковой существует, узнал, что он дал слабину и стал более уязвимым.

Когда Райан шагал по подземному гаражу больницы, где неприятный желтый свет превращал корпуса автомобилей в многоцветные панцири жуков, у него возникло странное ощущение, что он дома и спит, а это место и предстоящая процедура – фрагменты сна во сне.

От регистрационной стойки санитар довел его до кардиологической лаборатории.

Старшая кардиологическая сестра, Кайра Уипсет, питалась, похоже, только сельдереем и каждый день пробегала половину марафонской дистанции. Подкожная жировая прослойка на ее теле отсутствовала полностью, и даже в самой соленой морской воде она бы камнем пошла ко дну.

Удостоверившись, что Райан ничего не ел после полуночи, медсестра Уипсет выдала ему таблетку успокоительного и воду в маленьком стаканчике из вощеной бумаги.

– В сон лекарство вас не вгонит, – предупредила она. – Но вы расслабитесь.

Райан сразу обратил внимание на глаза второй медсестры (старше возрастом, чернокожей, в теле), похожие на причудливо ограненные изумруды. Такие глаза выделялись бы на любом лице, но, наверное, именно контраст с темной гладкой кожей особо подчеркивал их красоту.

И пока медсестра Уипсет вносила запись в карту Райана, Исмей Клемм наблюдала, как тот кладет в рот таблетку и запивает водой.

– Ты в порядке, дитя?

– Не совсем, – ответил он, смяв бумажный стаканчик в кулаке.

– Волноваться не о чем, – заверила она Райана, когда тот бросил стаканчик в корзинку для мусора. – Я здесь. Пригляжу за тобой. Все будет хорошо.

Если болезненная худоба медсестры Уипсет отталкивала, то приятная полнота Исмей, в сочетании с мелодичным голосом, действительно успокаивала Райана.

– Они возьмут три куска моего сердца, – пожаловался он.

– Совсем крохотные кусочки. Подозреваю, ты забирал куда более крупные куски из нежных сердец девушек. И они по-прежнему живы, не так ли?

В соседней комнате Райан разделся до трусов, сунул ноги в одноразовые шлепанцы, надел тонкий светло-зеленый халат, без воротника и с короткими рукавами.

В лабораторию уже пришел доктор Гапта, как и рентгенолог.

Стол для взятия биопсии оказался более удобным, чем ожидал Райан. Самар Гапта объяснил, что удобство это – необходимое условие, потому что пациент должен лежать на спине, практически неподвижно, как минимум час, а в некоторых случаях два и дольше.

Подвешенный над столом флюороскоп при работе мгновенно проецировал на экран изображение сосудов и движущихся по ним предметов.

Пока кардиолог, которому помогала медсестра Уипсет, готовил все необходимое для проведения биопсии, Исмей Клемм контролировала пульс Райана.

– Все у тебя в норме, дитя.

Таблетка начала действовать, он чувствовал себя спокойнее, хотя не испытывал никакой сонливости.

Кайра Уипсет протерла участок шеи Райана, намазала йодом.

Доктор сначала побрызгал на этот же участок анестезирующим препаратом поверхностного действия, чтобы укол не вызывал боли, потом шприцем сделал инъекцию другого препарата, обеспечивающего местный наркоз.

И вскоре, как показала проверка, шея Райана в этом месте полностью утратила чувствительность.

Он закрыл глаза, когда онемевшую кожу протерли какой-то жидкостью с резким запахом.

Объясняя вслух свои действия, доктор Гапта сделал маленький надрез яремной вены Райана и ввел в нее тонкий, гибкий катетер.

Райан открыл глаза и увидел, как флюороскоп следует за медленным движением катетера. Кончик его осторожно приближался к сердцу. Кардиолог постоянно сверялся с экраном.

Райан задался вопросом, а что произойдет, если во время процедуры у него разовьется такой же приступ, как на борде, его сердце начнет биться со скоростью двести, а то и триста ударов в минуту. Решил не спрашивать.

– Как вы? – спросил доктор Гапта.

– Хорошо. Ничего не чувствую.

– Просто расслабьтесь. Все у нас идет как положено, и даже лучше.

Тут Райан обратил внимание на то, что Исмей Клемм постоянно докладывает о сердечном ритме, который стал более нестабильным после введения катетера.

Может, так бывало всегда, может – нет, но нестабильность ушла.

А сердце продолжало биться.

Как только катетер занял нужное положение, доктор Гапта ввел в него второй, биотом, с миниатюрными кусачками на конце.

Райан потерял чувство времени. Возможно, провел на столе лишь несколько минут, а может – целый час.

Ноги болели. Несмотря на таблетку успокоительного, мышцы бедер затекли. Правая рука сжалась в кулак. Он разжал пальцы, словно надеясь, что кто-то возьмет его за руку, успокоит.

Он лежал и лежал, гадая, что к чему, боясь.

Биотом куснул.

Всасывая воздух сквозь стиснутые зубы, Райан подумал, что он не вообразил этот болезненный щипок. Но, возможно, отреагировал на трепыхнувшееся на экране сердце.

Доктор Гапта уже выводил через катетер-проводник первый кусочек сердечной мышцы Райана.

– Не задерживай дыхание, милый, – обратилась к нему медсестра Клемм.

Выдыхая, Райан осознал, что боялся умереть во время этой процедуры.

Глава 10

Взятие биопсии завершилось наложением швов на надрез. Райан поднялся со стола через семьдесят минут после того, как лег на него.

Успокоительное по-прежнему действовало в полную силу, а поскольку Райан провел бессонную ночь, эффект лекарства еще усилился. Доктор Гапта порекомендовал Райану прилечь на узкую койку, которая стояла в комнате, примыкающей к лаборатории, и отдохнуть пару часов, чтобы не садиться за руль, пока действие препарата не закончится.

Комната без единого окна освещалась только маленькой лампочкой над раковиной: флуоресцентные лампы под потолком не горели.

Темный потолок и укрытые тенями стены вызывали клаустрофобию. В голове начали роиться мысли о гробах и червях, но быстро исчезли.

Облегчение (процедура прошла хорошо) и усталость действовали расслабляющее. Спать Райан не собирался, но уснул.

Он шел по дороге, проложенной по дну ущелья, ко дворцу, высящемуся вдалеке на склоне. В светящихся красным окнах мельтешили какие-то тени. Сердце его застучало, заколотилось, но видение исчезло, перешло в другое.

Небольшое озеро окружали черные скалы и высокие сосны, прекрасные в своем одиночестве. Потом чернильная вода пошла волнами, которые принялись выплескиваться на берег у самых его ног, и он знал, что озеро это заполнено ядом. Глубины озера могли стать его могилой.

Между этими короткими снами и другими он наполовину просыпался и всегда находил Исмей Клемм у своей койки в этой тускло освещенной комнате. Один раз она считала его пульс, другой – стояла, положив руку на лоб, иногда просто наблюдала за ним, а на темном лице ярко сияли глаза-изумруды.

Случалось, заговаривала с ним.

– Ты слышишь его, не так ли, дитя? – пробормотала, когда он проснулся в первый раз.

Райану не хватило сил, чтобы спросить, о ком она говорит.

Но медсестра ответила на свой вопрос сама: «Да, ты его слышишь».

Потом, между снов, наказала: «Ты не должен его слушать, дитя».

А позже шепнула: «Если услышишь железные колокола, приходи ко мне».

Проснувшись окончательно, через час с небольшим, Райан увидел, что в комнате он один.

В тусклом свете лампочки комната эта, окутанная множеством теней, показалась ему менее реальной, чем дворец, окна которого светились красным, или черное озеро, или другие места, где он побывал во снах.

Чтобы убедиться, что он не спит, а воспоминания о биопсии реальны, Райан поднял руку к маленькой нашлепке на шее, под которой скрывался и разрез, и швы.

Потом встал, снял халат, оделся.

Выйдя в кардиологическую лабораторию, Исмей Клемм там не увидел. Ушли доктор Гапта и рентгенолог.

Медсестра Уипсет поинтересовалась его самочувствием.

Ему казалось, что он стал невесомым и дрейфует по воздуху, словно призрак, которого она приняла за человека из плоти и крови.

Разумеется, она спрашивала не о его эмоциональном состоянии, только о том, перестала ли действовать таблетка. Он ответил утвердительно.

Медсестра Уипсет сообщила ему, что исследование взятых образцов сердечной мышцы займет достаточно продолжительное время. Чтобы обеспечить точность диагноза и собрать максимум информации, доктор Гапта распорядился провести множество анализов и ждет результаты только ко вторнику.

Поначалу Райан собирался спросить, где он сможет найти Исмей Клемм. Ему хотелось узнать, что означали те странные фразы, которые она произнесла, когда он наполовину пробуждался и мог слышать и видеть ее.

Но теперь, в стерильной чистоте и яркости кардиологической лаборатории, засомневался, а говорила ли Исмей с ним. С тем же успехом она могла ему и присниться.

Он спустился в гараж, сел в «Мерседес», поехал домой.

Птиц в ясном небе прибавилось, встречались они вроде бы чаще, чем обычно. Стаи образовывали странные фигуры, их значение мог бы истолковать только тот, кто знал язык птиц.

Остановившись на красный свет, Райан повернул голову. В соседнем ряду стоял серебристый «Лексус», водитель которого смотрел на него: мужчина за сорок, с закаменевшим, бесстрастным лицом. Их взгляды встретились, и Райан первым отвел глаза.

Через два квартала, снова на красном свете, молодой человек, сидевший за рулем «Форда»-пикапа, говорил по мобильнику «без рук». Закрепленный на ухе молодого человека мобильник напомнил Райану старый научно-фантастический фильм: вылитый инопланетный паразит, вселившийся в человека и контролирующий его тело.

Водитель пикапа коротко глянул на Райана, отвернулся, тут же посмотрел вновь. Губы зашевелились быстрее. Словно речь теперь шла о Райане.

Проехав не одну милю, свернув с Тихоокеанской береговой автострады на Ньюпорт-Коуст-роуд, Райан снова и снова поглядывал в зеркало заднего обзора, высматривая серебристый «Лексус» или «Форд»-пикап.

Дома, на лестницах, в коридорах, комнатах, Райан не встретил ни Ли и Кей Тинг, ни Донни, помощника Ли, ни Ренату, помощницу Кей.

Он услышал затихающие шаги по плитам известняка, дверь, закрывающуюся в другой комнате. Далекий голос и чей-то ответ. Слов не разобрал.

На кухне быстренько соорудил себе ленч. Никаких свежих продуктов, ничего из уже початых контейнеров. Сам открывал банки, бутылки, упаковки.

Приготовил салат из грибов, артишоков, желтой свеклы, фасоли и спаржи с итальянским соусом и тертым пармезаном. Поставил на поднос вакуумную упаковку с импортным кексом с цукатами и столовые приборы. После некоторого раздумья добавил стакан для вина и маленькую бутылку[19]19
  Маленькая бутылка (half-bottle) – 0,375 л.


[Закрыть] «Шардоне».

Пока нес поднос в свой кабинет в западном крыле, никого не увидел, хотя и услышал, как в одной из комнат, где-то далеко, загудел пылесос.

В комнатах камер наблюдения не было, а вот в коридорах они стояли. Все автоматически записывалось на ди-ви-ди и просматривалось лишь в том случае, если в дом проникали грабители. В режиме реального времени картинку никто не контролировал. Тем не менее Райан чувствовал, что за ним наблюдают.

Глава 11

В кабинете Райан поел, сидя за письменным столом, глядя из окна на бассейн и на далекий океан.

Зазвонил телефон, по личной линии, этот номер знало лишь несколько человек. На дисплее высветился номер Саманты.

– Привет, Моргунчик. По-прежнему неторопливо стареешь?

– Знаешь, волосы в ушах еще не выросли.

– Это хороший знак.

– И мужская грудь не появилась.

– Перед тобой просто нельзя устоять. Слушай, я сожалею, что в среду вечером все так вышло.

– А что вышло в среду вечером?

– Я испортила вечер разговорами о Терезе, о трубке для питательного раствора, о том, как мою сестру уморили голодом.

– Ты не можешь испортить мне вечер, Сэм.

– Какой ты милый. Но я хочу загладить свою вину. Приходи сегодня на обед. Я приготовлю шницель из телятины по-римски.

– Мне нравится твой шницель из телятины.

– И кукурузную кашу.

– Это ж сколько работы.

– А начнем мы с капонаты[20]20
  Капоната – блюдо из баклажан с помидорами и оливками.


[Закрыть].

Не доверять ей у него оснований не было.

– Почему бы нам не пообедать в ресторане? – предложил он. – Тогда не придется мыть посуду.

– Я помою посуду.

Он ее любил. Она любила его. И отлично готовила. Он поддался безотчетному страху.

– Слишком много работы. Я тут узнал об одном отличном новом ресторане.

– И как он называется?

Насчет ресторана он солгал. Но он знал, что без труда такой найдет.

– Хочу тебя удивить.

– Что-то не так?

– Просто есть желание выйти в свет. И узнать, так ли хорош этот ресторан.

Они поговорили о том, что ей надеть, в какое время ему заехать за ней.

– Люблю тебя, – услышал он на прощание.

Ответил: «Люблю тебя» – и положил трубку.

К этому времени съел только треть ленча, но напрочь лишился аппетита.

Со стаканом вина вышел из дома, пересек внутренний дворик, подошел к бассейну, посмотрел, как солнечный свет, преломившись в воде, играет на итальянских синих кафельных плитках.

Вдруг понял, что водит пальцами по нашлепке из пластыря.

Цыгане предсказывали будущее по ладоням и чайной заварке, какой-то шаман проанализирует кусочки его сердечной мышцы и скажет, что с ним будет.

Возникший перед мысленным взором образ цыганки, гадающей при свечах, напомнил ему истории о том, как волос человека использовался черным магом для того, чтобы навести на него порчу.

Вудуист, заполучив эти три кусочка сердца (куда более ценный исходный материал, чем три волоска), мог наслать на него страшную беду.

Когда по спине побежал холодок, сердце учащенно забилось, а на лбу выступил пот, Райан резко одернул себя за такие мысли. Беспочвенные подозрения относительно Сэм материализовались в суеверную чушь.

Он вернулся в кабинет, позвонил Саманте.

– Знаешь, я, пожалуй, отдам предпочтение твоему шницелю из телятины.

– С чего такая перемена?

– Не хочу делить тебя с толпой завистливых мужчин.

– Толпой?

– Метрдотель, бармен, официант, все мужчины в ресторане, которым посчастливиться увидеть тебя.

– Иногда, Моргунчик, ты переходишь тонкую грань, отделяющую истинного романтика от подхалима.

– Я говорю от чистого сердца.

– Свежо предание, но верится с трудом.

И она положила трубку. Но перед щелчком отбоя Райан вроде бы услышал смешок.

Хотя Сэм отключила связь, гудков Райан не услышал. В трубке лишь потрескивали помехи, словно линия оставалась открытой.

– Кто здесь? – спросил он.

Ему не ответили.

В телефонном аппарате было десять линий выхода в город, одна – внутренней связи, еще к одной подключался дверной звонок. В настоящий момент все линии оставались свободными. С других телефонных аппаратов подслушать его никто не мог.

Райан ждал, в надежде услышать сдерживаемое дыхание или какой-то шум в комнате, где находился человек, подключившийся к этой линии. Напрасно. У него только создалось впечатление, что кто-то его слушает, а слушает или нет, наверняка он знать не мог.

И ему не осталось ничего другого, как вернуть трубку на рычаг.

* * *

Около четырех часов, даже раньше, чем обещал, Уилсон Мотт прислал электронное письмо с подробной информацией о матери Саманты.

Распечатав письмо, Райан отправил его в «корзину» и тут же стер, чтобы больше никто не мог до него добраться. Потом уселся на шезлонг у бассейна и принялся за чтение.

Ребекка Лоррейн Рич, пятидесяти шести лет, жила в отдельной квартире жилого комплекса «Оазис». Работала дилером блэкджека в одном из известных казино.

Каким-то образом, наверняка незаконно, Мотт добыл теперешнюю фотографию Ребекки из ее досье, которое хранилось в Комиссии по контролю азартных игр штата Невада. Выглядела она не старше сорока и была очень похожа на Саманту.

Ездила на внедорожнике «Форд Эксплорер». Правила дорожного движения не нарушала.

Никогда не принимала участия в чем-то криминальном, не боролась за гражданские права. Кредитная история однозначно указывала, что она – надежный заемщик.

По словам соседки, Эми Крокер, Ребекка крайне редко общалась с другими жильцами «Оазиса», ни во что не вмешивалась, никогда не говорила о дочерях, ни о живой, ни о мертвой, поддерживала романтические отношения с мужчиной, которого звали Спенсер Баргхест.

Мотт сообщал, что Баргхеста дважды судили по обвинению в убийстве, в Техасе, и оба раза присяжные признавали его невиновным. Известный борец за право умереть, он свыше десяти раз помогал самоубийцам уйти из жизни. Имелись веские основания полагать, что некоторые из этих самоубийц не страдали не только смертельными, но даже хроническими заболеваниями, а их подписи на записках, где выражалось желание избавиться от страданий, подделали.

Райан представить себе не мог, как именно оказывается помощь самоубийце. Может, Баргхест приносил пузырек с таблетками снотворного, которое выполняло роль безболезненного яда, но все равно яда!

Мотт прислал и фотографию Спенсера Баргхеста. Идеальное лицо комика: приятные и очень подвижные черты, хитрая, но располагающая улыбка, короткий ежик седых волос, не самая подходящая прическа для мужчины за пятьдесят.

Райан мог оказаться в числе смертельно больных людей, поэтому и обеспокоился из-за того, что очень уж близко (Саманта, ее мать, вот и все) оказался человек, который с радостью даровал вечный покой другим, хотели они того или нет.

Однако он не нашел подтверждений тому, что мать Саманты (и, возможно, сама Саманта) как-то связана с внезапно возникшими у него проблемами со здоровьем.

В жизни частенько случаются некие события, несущие в себе что-то важное. Но совпадения остаются совпадениями.

Баргхест мог быть отвратительным типом, но его отношения с Ребеккой не таили в себе ничего зловещего, никоим образом не касались Райана.

С учетом его текущего состояния ему, прежде всего, не следовало скатываться в паранойю. Именно шаг в этом направлении побудил его заказать Мотту проверку прошлого и настоящего матери Саманты.

Вот он и выяснил, что Ребекка – заурядная личность, ведущая ничем не примечательное существование. Подозрения Райана не выдерживали критики.

И присутствие Спенсера Баргхеста в жизни Ребекки Рич не являлось чем-то удивительным. Оно не тянуло даже на совпадение, тем более подозрительное.

Шестью годами раньше Ребекка приняла трудное решение, удалила из желудка дочери, получившей фатальную травму мозга, трубку, по которой поступал питательный раствор. Она могла испытывать чувство вины… тем более что Саманта не согласилась с ее решением.

Чтобы унять угрызения совести, Ребекка, в поисках философского оправдания своего поступка, возможно, начала штудировать литературу, обосновывающую право человека на смерть. Могла даже присоединиться к какой-нибудь общественной организации, борющейся за это право, и на одном из собраний этой организации встретиться со Спенсером Баргхестом.

Поскольку Саманта не общалась с матерью после смерти Терезы, она, вероятнее всего, и не знала о том, что у Ребекки и Баргхеста роман.

Устыдившись за сомнения по отношению к Саманте, Райан поднялся с шезлонга, вернулся в кабинет.

Сел за стол, включил шредер[21]21
  Шредер – машинка для уничтожения (разрезания на мелкие кусочки) документов.


[Закрыть]. Долго слушал, как гудит электромотор и щелкают ножницы.

Наконец выключил шредер, так и не пропустив через него распечатку. Положил ее в сейф, который стоял в нише за сдвижной панелью.

Страх пустил в нем слишком глубокие корни. И Райан никак не мог от него избавиться.