Текст книги "Иегуда Галеви – об изгнании и о себе"

 
Во славу измены твоей – объяви
Войну оскорблённой тобою любви.
 
 
Бессонных ночей моих пламя раздуй,
Отравой смертельной тоски отрави.
 
 
Тебе опостылел – и сам же себя
Я возненавидел. Не мучь – умертви!
 
 
Я стану рабом твоим, но колесо
Разлуки безжалостной останови!
 
 
Одром наслажденья стань, мук моих одр,
А ты меня мёдом любви оживи.[87]87
  Пер. Л. Пеньковского.


[Закрыть]
 

Где сейчас Аделия, за которой я готов был следовать чуть ли не в пираты? С ней связана моя страсть и страдание… Вспоминает ли она обо мне…

В следующий раз опять по наводке свахи пошёл на свидание с молодой услужливой вдовой; в первую же встречу она обещала заботу и обустроенный быт. Невысокого роста, подвижная, смешливая, готовая каждую минуту к восторженным восклицаниям, она, будучи из состоятельной семьи, чудовищно невежественна. Вот уж не думал, что такие бывают. Едва умея читать, она с недоумением относится к писанию стихов, за которые не платят деньги. Мне не о чем с ней говорить, зато она не закрывает рта; всё время со всеми подробностями рассказывает о кулинарных рецептах. Когда пытаюсь перевести разговор на другую тему, ненадолго замолкает, затем снова начинает повествовать о том, как она готовит разные блюда, какие приправы полезны для здоровья, а от каких живот пучит. Из соображений человеколюбия хотел развить её интеллект, давал читать книги, но мои старания вызвали лишь раздражение. Эта ничем не примечательная особа несколько раз предлагала мне написать книгу о ней. Наверное, надеялась, что я разбогатею, обрету известность, тогда и она прославится. Я хорошо отделался – не пришлось обижать женщину отказом связать наши судьбы, всё сложилось само собой – спустя несколько недель после нашего знакомства она вышла замуж. Я не прошёл конкурс женихов, хоть и не хотел в нём участвовать. А судя по счастливому смеху своей несостоявшейся невесты, которую вскоре встретил на улице с мужем, она нашла ценителя своим кулинарным талантам.

Наверное, привлекательность женщины зависит и от моего воображения, если бы эта женщина была немая, я бы за её молчанием вообразил могучий интеллект. Как бы то ни было, надежда на счастливый случай не оставляет меня; я встречу ту, с которой не глохнут ни мысли, ни чувства. Ну да на воспоминания и мечты не хватает времени, ибо трудно быть медиком при дворе короля. Опять же, следует оправдать рекомендацию высокопоставленного дяди Шломо – Иосифа ибн Фарузиэля. Я прославляю его в стихах, ибо вижу в нём защитника нашего бесправного народа. Стихи возвращают мне уверенность в себе; царь Давид любил петь, и, пока он пел, ангел смерти не мог к нему подступиться. Псалмы царя Давида бессмертны, кто знает, может, и мои стихи будут кого-то радовать по прошествии многих лет.

Когда случаются между приёмами больных минуты свободного времени, возвращаюсь к работе над недавно начатой рукописью «Кузари» – то будет книга «Доводы и доказательства в защиту гонимой веры». Я не первый обращаюсь к полемике христиан, мусульман и евреев; хочу поделиться убеждением в истинности нашей веры и мечтой вернуться в страну Израиля; к святости, которую можно достигнуть только на своей земле. Даже если это невозможно сделать сегодня, по причине захвата Иерусалима кровожадными крестоносцами, то хотя бы поддержать надежду на избавление. И тем самым предостеречь от соблазна принять господствующую вторичную религию мусульман или христиан. Не раз представлял себя на положении соплеменников, вынужденных перед лицом смерти выбирать между своей и чуждой верой. «Выбери жизнь!» – написано в нашем Учении, ведь потом ты можешь вернуться к вере отцов: еврей всегда остаётся евреем. А если речь идёт об изгнании или отречении, я предпочитаю изгнание.

В трактате «Кузари» пишу об историческом событии – выборе религии хазарским царём. Хоть с тех пор прошло четыреста лет, однако вопрос вероисповедания, предполагающего и чувство, и разум, всегда актуален. Появление еврейских поселений на будущей территории Хазарии относится ещё к первым векам нового летоисчисления; в основном ко времени после поражения в войне с Римом и восстания Бар-Кохбы. То были иудеи из причерноморской зоны Кавказа, куда их ссылали римляне. В седьмом веке у берегов Каспийского моря возникло сильное Хазарское государство, сохранявшее свою независимость до середины десятого века. В Хазарию, славившуюся своим правосудием и веротерпимостью, евреи переселялись из мусульманских городов. Многие бежали из Рима, где их хотели обратить в христианство. По доходившим сведениям, мои единоверцы обладали более высокой культурой; заселяли целые кварталы хазарских городов, особенно в Крыму. Основное население тех мест были язычниками татарского племени. «Кузари» на иврите означает «хазар» – житель Хазарии. В конце седьмого или в начале восьмого века мудрый и богобоязненный хазарский царь Булан принял иудаизм. С его потомком – царём Хазарии Иосифом – в десятом веке переписывался врач и советник Кордовского халифа Хасдай ибн Шапрут. Переписывался на иврите, то есть хазары пользовались ивритским алфавитом. Иосиф прославляет своего умного предка царя Булана – великого мудреца, «изгнавшего гадателей и идолопоклонников со своей земли»[88]88
  Об этом подробно см.: Кестоер А. Тринадцатое колено. СПб., 2006.


[Закрыть].

Свою книгу «Кузари» я начинаю с размышлений царя Булана. Познакомившись с философией и религией греков, арабов и евреев, он выбрал иудаизм – веру гонимого бесправного народа. Таким образом, официальной религией правящего слоя общества стала иудейская вера. И это вопреки попыткам распространения христианства Византией и мусульманскому влиянию Востока. Начал Булан с того, что выслушал доводы философа, христианина, мусульманина и иудея о преимуществах их веры, затем пришёл к выводу о первичности и большей достоверности учения евреев. Вера – это ощущение, что стоишь перед лицом Творца – Создателя мира; этим свойством в той или иной степени наделены все религии. Вопрос в том, какая из них в большей степени соответствует здравому смыслу. На вопрос, какая из двух религий – иудаизм или мусульманство – ближе к истине, христианин отвечает – иудаизм. Также и мусульманин из двух других вероисповеданий выбирает иудейскую веру. К тому же никто не станет отрицать первичность единобожия евреев. Напрашивается вопрос: почему многие из приверженцев креста и полумесяца стали кровожадными? Неужели для того, чтобы утвердиться в своей правоте, нужно уничтожить веру, на которой они основали свою религию? Очевидно, что появление Иисуса приблизило языческий мир к единобожию, в результате чего в Риме было отменено рабство, наблюдалось улучшение нравов. И принятие мусульманства дикими кочевыми племенами приобщило их к духовной культуре более развитых цивилизаций. Иисус и Магомет не отменяли заповеди, данные евреям на Синае.

Можно проследить преемственность установок поведения начиная с древних времён. Всевышний, спасая праведного Ноя среди развратившегося человечества, дал его потомкам семь законов, обязательных к исполнению. После потопа голос Всесильного услышал Авраам; именно он задумался о том, что первично в этом мире. Далее Исаак и Яков – сын и внук патриарха передали веру своим сыновьям, среди которых, дабы напомнить народу волю Вседержителя, время от времени появлялись пророки. Пророчество связано с Землёй Израиля – «в ней был сотворён человек, она же в соответствии с божественным Замыслом – источник исправления мира».

Сюжет «Кузари» уже определился в моём воображении. Философ, будучи первым, к кому обратился хазарский царь в поисках истины, сказал, что человек должен уподобиться активному интеллекту: «И тогда ты можешь избрать религию, диктуемую разумом и нравственностью, созданную философами».[89]89
  Галеви И. Кузари. Иерусалим, 1990. С. 31.


[Закрыть] Однако с помощью подобных рассуждений нельзя достичь уровня пророчества, ибо человеческий разум ограничен без помощи свыше. Одним словом, рассуждения философа не удовлетворили хазарского царя, ибо он и без того знает, что «душа его чиста, а поступки честны». Должна быть не субъективная, а объективная истина.

Вслед за философом Кузари приглашает христианского теолога и тот повторяет истины Святого Писания евреев о том, что мир сотворён в течение шести дней, что первыми людьми были Адам и Ева. Рассказывает о праведном Ное, историю сынов Израилевых: «Это неоспоримые истины, ибо они завоевали всеобщее признание и были открыты Богом в присутствии множества людей».[90]90
  Галеви И. Кузари. С. 33.


[Закрыть] Далее Божественная сущность, по мнению христианина, воплотилась в ребёнке, которого родила еврейская девственница. «И он был как бы пророком, однако в действительности он был Богом. Иисус – мессия, называемый сыном божьим, он же отец, сын и дух святой. Но толпы еврейского народа восстали против мессии и распяли его. Мы, христиане, следуем за Иисусом и его двенадцатью учениками, занявшими место израильских племён. Поэтому каждый человек должен служить спасителю и почитать крест, на котором он был распят».[91]91
  Там же.


[Закрыть]

По мнению Кузари, такая религия вне логики, ибо желаемое выдаётся за действительное. И он пригласил одного из учёных ислама. Тот, подобно христианскому богослову, говорит, что мусульманство также признаёт, что мир был сотворён в течение шести дней и человечество произошло от Адама и Ноя. В отличие от христиан, исламисты не верят, что Бог принимал человеческий облик. При этом считают, что последнее пророчество, превосходящее все прежние, было дано Мухаммеду, который призвал все народы принять ислам. Вознаграждением благочестивого «будет воссоединение души с телом в райском саду, где его ждёт райское блаженство и радость. Там наслаждаются пищей, напитками, женской любовью и всем, чего можно пожелать. Нечестивых ждёт наказание вечным огнём, и кара их бесконечна».[92]92
  Галеви И. Кузари. С. 35.


[Закрыть]

Если еврей ждёт после смерти встречи с Творцом, то правоверный мусульманин ждёт девушек прекрасней наложниц шаха. Ищущий истины хазарский царь попросил подтверждение этих утверждений фактами, ведь, если бы подобные воззрения соответствовали действительности, приверженцы Мухаммеда стремились бы к наслаждениям в загробной жизни, однако они не спешат расставаться с этим миром. Опять же, всякие чудеса должны быть удостоверены присутствием многих людей, а не прозрением отдельного человека, которому ангел продиктовал текст Корана. Мусульманский учёный на эти слова Кузари, подобно христианскому богослову, сослался на предшествующую исламу историю иудеев, где в принятии Закона участвовал весь народ.

Хазарскому царю ничего не остаётся, как обратиться к гонимой и униженной в настоящее время вере евреев. Ведь христианский и мусульманский теолог, утверждая, что их религии ведут своё происхождение от одного человека, «спасителя» или «пророка», ссылаются при этом на Святое Писание иудеев. Рабби рассказывает об иудаизме, об истории евреев и соблюдении заповедей из поколения в поколение.

Конечно же, в уста рабби я вкладываю свои мысли, то есть рабби – это я. Окончив талмудическую академию в Лусене, имею право называть себя законоучителем в иудаизме. Книгой «Кузари» хочу убедить окружающие народы, а мой народ и без того знает, что мы стоим перед лицом Единого и не поколеблется наша вера. Наши знания записаны в Торе, данной народу на горе Синай, где «Весь народ видел громы и пламя, и звук трубный, и гору дымящуюся».[93]93
  Исход 20:18.


[Закрыть]

Из слов учёного раввина Кузари делает вывод: «Множество людей, а особенно множество, стоящее близко по времени к событиям, о которых сказано в Писании, не может поддаться заблуждению или обману».[94]94
  Галеви И. Кузари. С. 44.


[Закрыть] Этому библейскому свидетельству и невероятным событиям, случившимся с евреями при выходе из египетского рабства, верят христиане и мусульмане.

«Около девятисот лет после принятия Закона мы были непобедимы, – продолжает раввин. – Когда же народ согрешил, обращаясь к идолам соседних племён, Навуходоносор одержал над нами победу».

Работа над «Кузари» занимает не только всё свободное от медицинской практики время, но и время ночного сна. Я не ропщу, ибо цель оправдывает средства – познакомившись с «Кузари», власть имущие христиане и мусульмане признают за иудеями равные права. Душа болит, когда кто-то из моих единоверцев, не выдержав отверженности, принимает ту или иную господствующую религию. Новообращённый при этом утешается тем, что это временная мера, всего лишь для видимости, чтобы получить равные права, работу, а по сути он остаётся иудеем. Ведь так просто доказать свою приверженность исламу: всего лишь время от времени появляться в мечети и пять раз в день, стараться при свидетелях, произнести: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомед – пророк его». Также немного усилий требуется и для перехода в христианство. Отрёкшийся от своей веры утешается тем, что может тайно соблюдать наши предписания. Но если стоит вопрос о спасении жизни, полной отверженности, можно ли судить такого человека? Только и остаётся молить Всевышнего, чтобы не посылал моим единоверцам чрезмерных испытаний, чтобы смирение и вера отцов наших оказались сильнее невзгод.

 
Душа моя покорна Тебе и верна,
Благоговейно Тебе благодарна она.
 
 
Устану ль в трудах иль в скитаниях я, –
Ты мне утеха. Ты – радость моя!
 
 
Куда ни иду, на что ни смотрю,
Каждым движеньем Тебя благодарю…[95]95
  Пер. Л. Пеньковского.


[Закрыть]
 

При любой возможности, когда не требуется в повседневной работе врача чрезмерного напряжения ума, мысленно выстраиваю диалог с царём Хазарского царства:

Сказал Кузари еврейскому мудрецу:

– Ваше смирение не добровольное, оно навязано вам, при первой же возможности вы постараетесь уничтожить всех ваших врагов.[96]96
  Галеви И. Кузари. С. 76.


[Закрыть]

Сказал рабби:

– Муки изгнания заслуживают воздаяния, ибо каждый из нас, если бы захотел, сменил бы религию, то есть мог бы стать другом недруга; этого можно достигнуть без всяких усилий. Однако большинство из нас хранит свою веру, чистоту души. Молитва, которую знают даже женщины и дети, не говоря уже об учёных, начинается словами: «Боже, душа, которую Ты дал мне, чиста. Ты её сотворил, Ты её создал, Ты вдохнул её в меня, Ты хранишь её во мне, и Ты в своё время возьмёшь её от меня и возвратишь мне её в грядущее время. И пока душа моя во мне, я Тебя благодарю, Всевышний Боже…»[97]97
  Галеви И. Кузари. С. 78.


[Закрыть]

Казалось бы, я нашёл наконец пристанище в Толедо: есть работа, жильё и есть возможность работать над «Кузари». Однако недолго пришлось тешить себя надеждой обрести приют в христианской Испании. В 1109 году Альфонсо VI умер, между царствованиями начались беспорядки. Подстрекаемые проповедями монахов, разноплеменные жители города безнаказанно грабят и громят еврейские кварталы. Феодалы-крестоносцы также не считаются с установленными порядками. Фанатичные католики убили пригласившего меня в Толедо Шломо ибн Фарузиэля; он возвращался после важной дипломатической поездки. Убили из засады… неважно, были ли то солдаты или ненавидящие иноверцев вооружённые простолюдины, так называемые мирные жители. Я всего лишь могу вместо торжественного стихотворения, которое я сочинил по случаю возвращения Шломо ибн Фарузиэля, писать траурную элегию. Еврейская община Толедо погрузилась в траур.

Как всё повторяется в стране, где мы, иудеи, всего лишь служим властителям! Вот так же, но при мусульманском правлении был убит советник короля Сарагосы, Иекутиэль бен Ицхак – покровитель и друг ибн Гвироля. Мусульмане и христиане воюют между собой, мы же становимся их жертвами, и не имеет значения, кто из них возьмёт верх. Первые слова по случаю смерти Шломо ибн Фарузиэля сложились сразу, как только пришёл вестник несчастья:

 
Ой мне! Ты не принёс доброй вести, брат мой,
Сказав, что Шломо мёртв.
О моё сердце, смени погребальным плачем песню,
Написанную в честь его возвращения…
 

Только и остаётся призывать на христианскую Испанию гнев Божий. Альфонсо Арагонский, наследник Альфонсо VI, путём уступок мятежникам восстановил относительный порядок, при этом освободил их от выплаты штрафов за убийство еврея. «Уехать, уехать из Толедо…» – твержу я себе. Однако не могу решиться: здесь есть работа, есть возможность посылать деньги родителям и Моше. Целители из евреев по-прежнему пользуются особенным спросом, больные советуют друг другу: «Сходи к иудеям, они вылечат». Церковь запрещает прибегать к услугам наших врачей, однако носители креста пренебрегают запретом, и первый из них – сам король.

Сколько бы я ни перебирал в уме, куда можно податься, не приходит ни одной спасительной мысли, ведь неизвестно, что меня ждёт в другом месте. В Толедо, подобно прочим городам, живу в еврейском квартале, который называется здесь «иудейский город». Быт моих единоверцев на узких улочках недалеко от моста Сан-Мартин через реку Тахо ничем не отличается от будней в других городах. Однако здесь, как нигде в другом месте, меня не оставляет ощущение усталости. И не только оттого, что приходится много работать, но и потому, что при христианских властителях особенно осознаю себя узником, томящимся в неволе.

С тех пор как покинул Кастилию, нет у меня чувства причастности к какому-либо месту, нет чувства дома. Одно утешение – письма Моше ибн Эзры. Помню, когда в первый раз увидел его, не мог отвести глаз – достойный, величавый человек, умное, благородное лицо, одет не кричаще, но изысканно, уверенный шаг… Я тогда показался себе чуть ли начинающим учеником ешивы. Сейчас мы почти на равных – оба бездомные, не знаем, что нас ждёт завтра, и только обращение к писательскому ремеслу даёт нам сознание независимости, относительной свободы. Вот и сейчас пишу ему:

 
Бродячая жизнь, ты мой старый друг –
Река слёз течёт уже много лет.
Должен ли я роптать на судьбу?
За какой грех нам выпала эта доля?..
 

Я уехал из Толедо, а спустя немного времени после смерти Альфонсо VI там случился еврейский погром. Помимо моей воли представляется ужас, отчаянье людей, на глазах которых убивали и издевались над детьми. В тех непосильных страданиях обречённые, наверное, забывали о Боге… или до последнего мгновенья ждали помощь небес? Как долго мы будем расплачиваться за грехи поколений многовековой давности, когда беспричинная вражда брала верх над разумом? Но ведь мы и сейчас не всегда бываем праведниками; чужие искушают нас своим образом жизни. Я обращаюсь к Тебе, Бог мой, от всего пребывающего в изгнании народа: «Твоя воля не будет исполнена, пока не пройдёт Твой гнев. Должен ли я всё время пребывать вдали от Тебя из-за моих грехов? Как долго я буду искать Тебя, а Ты всё никак не покажешься? Почему, обитающий в Ковчеге за крыльями Керубов, Ты отдал меня в рабство чужеземцам, когда я принадлежу Тебе? Спаси нас, взгляни вниз, с места своего пребывания, на мой народ и спаси нас!»

Невозможно надеяться на безопасную жизнь в изгнании. Куда же нам стремиться, как не в свою страну, где Бог Израиля, народ и язык Израиля едины:

 
О радость мира, жемчужина стран, мечтой о тебе зачарован.
К тебе на Восток рвётся сердце моё, но к Западу я прикован.
Никто не измерит скорби моей о прежнем твоём величье,
Скорби о том, что быльём поросло и скрылось под мёртвым обличьем.[98]98
  Пер. Я. Либермана.


[Закрыть]
 

Из Толедо направляюсь в мусульманскую Кордову с надеждой, что в городе остались друзья и почитатели ещё с юности. Впрочем, куда бы я ни направился, понимаю: избавление можно обрести только на своей земле; и чем несбыточней мечта о возвращении, тем горше тоска неприкаянности и печальнее песня изгнания:

 
Ты ждёшь ли ещё, Сион, вестей от детей твоих,
Пленённых, рассеянных вдали от полей твоих?
Из ближних и дальних стран, на всех четырёх ветрах,
Сион, принимай поклон, привет сыновей твоих!
 
 
Лелею тоску мою, и слёзы, как воду, лью;
Падут ли росой они во прах на горах твоих?
Но вижу порою сны: вернутся твои сыны;
Я б арфою стал тогда и пел на пирах твоих![99]99
  Пер. А. Газова-Гинзбурга. Это стихотворение читают Девятого ава в синагогах после вечерней молитвы.


[Закрыть]
 

Кордова предпочтительней не только мусульманским правлением, но и тем, что окажусь среди коллег-литераторов, там есть огромная библиотека греческой и арабской литературы, студенты в университете изучают медицину и дискутируют о философии Платона и Аристотеля. В просвещённом городе мои единоверцы чувствуют себя в относительной безопасности.

Кордова – моё последнее пристанище, больше переселяться некуда. Здесь на заработанные в Толедо деньги в качестве придворного врача открываю свой врачебный кабинет. При этом соблюдаю все правила нашей веры: для женщин и мужчин у меня разные приёмные дни, в случае кровопускания есть специальная накидка для женщин, чтобы на теле было видно только место надреза. И есть у меня скрытый угол, где пациенты оставляют плату за приём, если денег нет – не платят. Интересно, все ли целители вживаются в участь больного? Я думаю не только о недугах, но и по возможности стараюсь понять душевное состояние человека, обратившегося ко мне, участвую в его судьбе. И неважно, что меня, подобно Гиппократу, не увенчают золотым венком за доброжелательность к любому страждущему. Например, тем, кто пребывает в подавленном состоянии из-за невозможности реализовать себя, свою внутреннюю сущность, пытаюсь внушить волю к переменам, действию. Каждый по мере возможности, абстрагируясь от обстоятельств, должен стараться наполнить смыслом свою жизнь.

На днях приходил молодой человек с чувством вины, делающим невыносимыми, казалось бы, благополучные будни. Будучи искусным ювелиром, Пинхас не мыслит себя ни за какой другой работой. Рассказывал, что, ещё будучи мальчиком, затем подростком, заглядывался на украшения женщин. Не сместился его взгляд с ожерелья на шею и прочие прелести красавиц и когда стал юношей, мужчиной. О том, чтобы учиться любимому ремеслу, и речи не было, нужно было помогать отцу заготавливать дрова на продажу, чем и жила семья.

– Я с нетерпением ждал позднего вечера, – рассказывал Пинхас. – Когда все укладывались спать, удалялся в свою каморку, где колдовал над куском медной проволоки, делал из неё украшения, которые потом дарил бедным невестам. Все считали, что умом тронулся. И так из года в год я был приговорён – не мог бросить своё увлечение. Отец уже потерял надежду найти мне жену: ну кто пойдёт за человека, который «не в себе». Случайно сделанный мной браслет увидел хозяин ювелирной лавки. Обещал дать всё, что пожелаю: драгоценные камни, золото, серебро, самые лучшие инструменты – и сказал, что будет платить за работу хорошую цену. При этом у него было одно условие – сменить веру, стать христианином. Я долго не соглашался, потом поддался искушению, соблазнился от безысходности, отчаянья. Утешался тем, что об этом никто не узнает, и я по-прежнему буду верить в Единого Бога евреев.

Молодой человек тяжело вздохнул, замолчал, затем продолжал:

– Не буду вам рассказывать об ощущении восторга, когда получил в своё распоряжение всё, что есть у ювелира при дворе шаха. Появились деньги, много денег; отец купил новый дом, сёстры принарядились. Теперь самая красивая девушка готова выйти за меня замуж. Казалось бы, всё хорошо – дело процветает, изделия рук моих раскупаются, едва дойдя до прилавка.

Но… нехорошо мне на душе, старался оправдать себя тем, что искал сходство христианства с иудаизмом в вопросах о свободе воли, веры и разума. Приверженцы Нового Завета верят в Святую Троицу, но я-то знаю, что Бог один, един и всеобъемлющ. Крестившись, я особенно остро ощутил свою приверженность вере отцов. Ничто меня теперь не радует…

Пинхас говорил, что чувство растерянности в последнее время стало особенно нестерпимым. Говорил, что совершил преступление против самого себя, ведь всегда знал, жил с данным нам Законом и самой главной, первой заповедью Всесильного: «Я Бог твой, и не будет у тебя других богов». Рассказывал, что, когда со своим работодателем оказывается в церкви, начинает молиться по христианскому канону: «Отче наш…», – а продолжает: «Барух Ата Адонай Элохейну…» Вина и тревога преследуют его. Оказалось, что есть нечто сильнее желания устроиться в жизни.

Мне жалко его, мне ли не знать, что отсутствие возможности заниматься своим делом приводит к ощущению потерянности, депрессии; всё равно что запретить мне писать стихи. Постарался утешить тем, что его грех не перед людьми, а перед Богом и искупается он покаянием, ведь еврей, даже если крестился, в любой момент может вернуться к своей вере и к упованию жить на Земле Израиля.

Ушёл мой пациент ободренным, а я продолжал думать: можно ли переориентировать влечение человека к тому или иному занятию? Можно ли воспитать смирение по отношению к будничному труду? Или интерес к доступному ремеслу? Попытался представить себя, например, на месте повара во дворце халифа или короля. И тут же почувствовал себя крайне несчастным, потерявшим интерес к жизни. Нет, не получится переключить влечение человека, ведь мы приходим в этот мир со своими задатками, способностями; хорошо если есть условия реализовать их. Как бы то ни было, будучи соучастником душевных мук и переживаний пациентов, говорю им о необходимости распознать свои склонности ума и души, что даёт ощущение бодрости, продлевает жизнь.

Самые трудные из тех, кто ищет моей помощи, – женщины, которые не в силах устоять от искушения любовью. Запрещено прерывать беременность, однако… Вот стоит передо мной миловидная, совсем юная девушка, в глазах отчаянье, мольба. Если не помогу… Нетрудно представить её безвыходную ситуацию; каждая, оказавшаяся на её месте, умоляла бы меня о том же. Доверительно, как отцу родному, рассказала про своё несчастье. Жила со старшим братом в маленьком домике на краю города, брат женился и привёл жену, которой стало тесно в бедном доме в одной комнате. Короче, собрала она вещи сестры мужа и выставила их за дверь, и той ничего не оставалось делать, как уйти.

Брат смолчал – не заступился. На несколько дней приютила подруга, и тут подвернулся человек, который пел под окном серенады о любви. И так пел, что для неискушённой девочки не было никаких сомнений в его чувствах. Само собой разумеется, он не оставит её. Как же иначе? Доверчивая, она не стала противиться его домогательствам. Однако, когда узнал о беременности – бросил. Ей и самой жить негде и не на что, а тут… Я, как в детстве, почувствовал себя виноватым в том, что кому-то плохо; девочка обездолена с ранних лет – у неё нет выбора. Если покончит счёты с жизнью, на мне будет больший грех, чем если помогу ей избавиться от плода. Во времена Галена жизнь плода была важнее жизни матери, сейчас – наоборот. Обычно в ситуации нежелательной беременности я отговариваю женщину от соответствующей операции, говорю, что ребёнок – самый большой подарок в жизни. Однако не в этом случае, когда бедняге деваться некуда. Стоит она передо мной ко всему безучастная, страх уничтожил волю к жизни. Да ведь и выбора нет. Совсем юная, она напоминает нераспустившийся, но уже подмороженный бутон цветка. Невольно представляю себя на месте этой бедняги. Если откажу, пойдёт к другому врачу, который может оказаться менее искусным в своём деле; девочка умрёт, и я всю жизнь буду мучиться угрызениями совести. Будь она еврейкой, община позаботилась бы, записала бы ребёнка на имя отца, но у неё нет отца, тогда выдали бы замуж пусть и не за молодого вдовца. А этой несчастной некуда идти. Спрошу своих друзей; кому-нибудь из них наверняка нужна помощница в доме.

Пока слушал историю о незадачливой любви, почему-то не оставляла мысль о том, что чувствует человек, когда кончает счёты с жизнью. Испытывает ли боль, когда у него останавливается сердце? Или раскаяние? Сколько несбывшихся надежд обрести дом, семью у таких никем и ничем не защищённых женщин.

Случается, что проблема не только в обстоятельствах, но и в нас самих. На днях был у меня, казалось бы, благополучный человек лет сорока; жалуется на одиночество; говорит, что его воображение опережает действительность. При первой встрече с женщиной очаровывается, представляет её такой, какую хочет видеть. Восхищается ею, однако спустя два или три свидания вдохновение исчезает.

– При этом, – говорит он, – я вовсе не ищу новых впечатлений. Двадцать лет прошло, как расстался с женой, она давно вышла замуж, имеет детей, а я один.

– Почему вы расстались?

– Мы с самого начала были неровней, жена из образованной, состоятельной семьи, а мои родители жили едва ли не в нищете – отец торговал солёной рыбой. Самую просоленную на дне бочки никто не покупал, так он приносил её домой, и мама придумывала из неё разные блюда.

– При этом ваша бывшая супруга вышла за вас замуж.

– Дело в том, что я её очень любил, бросался исполнять любое желание. Жена переоценила мою зависимость от неё. Спустя год нашей совместной жизни мне стало невмоготу подчиняться её капризам. Последней каплей была ссора из-за того, что я слишком часто хожу к своим родителям. Это правда, я любил их, и они любили меня. Только отец давал мне сознание своей значимости, а для матери я был светом в окне. Благословенна их память… Одним словом, после скандала, когда жена кричала, чтобы я выбрал или её, или продолжал «нянчиться со своей мамочкой», я ушёл и не вернулся. Сначала радовался свободе, потом стало одолевать чувство одиночества, пустоты. И родителей давно нет. Чем дальше, тем хуже; бывает, такая тоска навалится… и слова не с кем сказать. Я не бедный, у меня в руках прибыльное дело – выделываю кожу для самой дорогой обуви. Много хороших женщин пошли бы за меня, но не могу же жениться всего лишь по здравому размышлению, мне нужно ощущение восторга, новизны… – Мой пациент замолчал и тяжело вздохнул.

– Одним словом – мечта не соответствует действительности, – подытожил я жалобы неустроенного в жизни человека.

Пока он рассказывал, я думал о том, что чаще телесные недуги лечить легче, чем смятение души. Однако мы должны врачевать не только тело, в данном случае хорошо бы помочь человеку стать терпимым, снисходительным с женщиной, которая окажется рядом. Помочь найти соответствие между чувствами и разумом. Я и сам этого не могу.

Случается, состоятельные, устроенные в жизни люди, у которых, казалось бы, всё есть, тоскуют, не знают, чем утолить неприкаянность души. Таких стараюсь заинтересовать чем-нибудь, отыскать соответствующее их склонностям занятие. Лучший способ – влюбиться, но… Марк Аврелий – философ, стоик, поэт – писал: «Любовь – как если бы ты влюбился в пролетающих птиц». Похоже, что так и есть; перекликаются мысли на протяжении веков. Марк Аврелий – самый благородный из римских императоров – в своих размышлениях, которые он назвал «Наедине с собой», писал о терпении и необходимости справиться с самим собой. Этическим идеалом стоиков был достигший бесстрастия мудрец как истинный хозяин своей судьбы. Ещё можно обрести утешение в высказываниях мудрецов Талмуда: «Если видит человек, что страдание выпало на его долю, пусть тщательно исследует свои поступки, ибо сказано: “Поищем и исследуем пути наши и обратимся к Господу”». Если не нашёл греха – пусть свяжет страдания с небрежением к Учению, как сказано: «Счастлив человек, которого наказываешь Ты, Господь, и Торе Своей обучаешь».[100]100
  Псалтырь 94:12.


[Закрыть] А если и этого не нашёл в себе, значит, страдания вызваны любовью, ведь сказано: «Ибо кого любит Господь, того наказывает…»[101]101
  Притчи 3:12.


[Закрыть] Здесь каждый случай следует рассматривать отдельно; главное – верить, что «за наказанием раба следует его выход на свободу». Как бы то ни было, в отличие от многих врачевателей психики, разговаривая с пациентом, я обращаю внимание не столько на прошлый опыт, сколько на его возможности – представление о будущем.