Текст книги "Иегуда Галеви – об изгнании и о себе"

Конечно, нельзя отрицать и общность судьбы моих единоверцев; многие из них стали скитальцами, рассеялись по стране. Есть и те, что переселились в Африку, теперь почти у каждого марокканского правителя в советниках оказался еврей – выходец из Испании. Только память осталась от благословенных времён объединённого мусульманского халифата, когда у власти был Абдар Рахман III, примиривший различные группы арабов, берберов, христиан, евреев. Халиф, следуя воззрениям своего современника, учёного и философа аль-Фараби, о мире между народами и борьбе с невежеством, не только привлекал ко двору известных учёных и литераторов, но и посылал придворных в разные страны покупать рукописи для своей богатой библиотеки. Тогда в Кордову стекались мудрецы Торы, поэты, философы. Вольготно жилось моим единоверцам при советнике халифа Хасдае ибн Шапруте; талантливый еврей – учёный, врач, политик, – он владел несколькими языками и своим умением общаться с людьми завоёвывал их доверие. В его доме устраивались философские диспуты, литературные вечера, на которых поэты состязались в своём искусстве.

Я не раз возвращался к сведениям о том, что Хасдай ибн Шапрут благодаря знанию международного языка – латыни – расспрашивал купцов и дипломатов из разных стран о независимом в славянских землях царстве хазар, исповедующих иудаизм. Ходили слухи, что хазары – жители тюркской державы, занимавшие земли между Чёрным и Каспийским морем, – потомки десяти потерянных колен Израиля. Хасдай написал письмо хазарскому царю, принявшему еврейское имя Иосиф. И тот рассказал, каким образом его предки приняли еврейскую веру. Меня, подобно Хасдаю, не оставляют мысли: почему среди мусульманских и христианских земель в седьмом или восьмом столетии появилось иудейское царство? Почему хазарский царь со всем своим окружением и значительная часть его народа приняли иудаизм? О чём грузинские евреи переписывались с царём Хазарии Иосифом?

В середине десятого века хазарское царство было разгромлено русским князем Святославом, тогда же были покорены народы Северного Кавказа – осетины и адыги. Многие жители переселились в Крым, частью рассеялись по русским землям. Были и те, что нашли убежище в Испании. Мне даже довелось беседовать с сыном одного из них; он живёт в Толедо и ничем не отличается от наших правоверных евреев.

Когда Бог даст, мы вернёмся в Палестину, многие из потомков бывших жителей Хазарии из разных стран последуют за нами. При выходе из египетского рабства был вождь – Моисей. Сейчас же, когда мы рассеяны по всем странам, нет ни вождя, ни единого порыва.

До того, как начал писать «Кузари», подобно многим полагал, что конец рассеяния только во власти Всесильного. Теперь же знаю: страстное стремление жить и умереть на своей земле сократит срок изгнания. Это убеждение противоречит взглядам многих раввинов о том, что нельзя возвращаться в Палестину до тех пор, пока не придёт Машиах. Может быть, наоборот, Машиах придёт тогда, когда евреи окажутся готовыми всё бросить и следовать в свою страну. Вспоминается грех разведчиков, которых Моисей по настоянию народа послал по одному из каждого колена осмотреть Землю обетованную. Десять из них сказали, что войти в неё невозможно, ибо могучие люди обитают там. Страх разведчиков обрёк народ бродить по пустыне ещё сорок лет. А наша сегодняшняя нерешительность на сколько времени отодвигает возвращение? Нужно ли ждать Избавителя или сначала евреи вернутся на свою землю, а затем придёт Машиах?

Возвращаюсь к хазарскому царю. Постигая мудрость различных учений и вероисповеданий, он приходит к выводу, что именно иудаизм способствует усовершенствованию лучших качеств души человека. Истина и добро выше превозносимой эллинами красоты. Судьбоносное решение принял не только хазарский царь, но и учёный раввин, пришедший к осознанию того, что слово не должно расходиться с делом, – он решает отправиться на завещанную Богом землю. Мне только и остаётся воплотить в жизнь его решение.

Мало надежды, что мои единоверцы последуют за мной в разорённую страну. Неизвестность страшит, но и здесь мы не уверены в завтрашнем дне. Наше положение во многом определяется дворцовыми переворотами и конфликтами между халифами, королями. Войны мусульманских и христианских правителей сказываются на жизни еврейских общин как в северо-восточной Кастилии – под властью христиан, так и в южной Андалузии – под владычеством мусульман. Границы между владениями смещаются, что сопровождается погромами и грабежом. Мы терпим, не отстаиваем свои права, помним, что живём на чужбине. Какую бы часть Испании ни выбрать, не покидает ощущение изгнания, а ведь есть у нас своё по праву наследия место. Но… там сейчас засилье крестоносцев; самые неустроенные, не нашедшие себе применения в мирной жизни и надеющиеся разбогатеть в походе откликнулись на призыв папы Урбана II освободить Иерусалим из-под власти неверных, которыми считаются не только мусульмане, но и мы – евреи. Доходят страшные вести: улицы города залиты кровью моих единоверцев. Тех, кого не убили в своих домах, согнали в синагогу и подожгли. Эти «освободители», ни с какого боку не причастные к Палестине, грабят и убивают на своём пути кого ни попадя. Мечта вернуться на свою землю так далека от воплощения, однако она не оставляет многих из нас и порой кажется сильнее и реальней действительности:

 
Сион, спроси о тех, чья плоть страдает,
Но дух среди руин твоих витает:
 
 
Об узниках твоих – их всюду в мире
Тревога о тебе не покидает.
 
 
И плач их по тебе росой Хермона
В твоих горах пустынных выпадает!
 
 
Твоих скитальцев вижу возвращенье –
Их арфой голос мой сопровождает…[102]102
  Пер. Х. Дашевского.


[Закрыть]
 

В мечтах об обретении утраченной родины воображение перемежается с реальностью:

 
Да изберёт душа моя то место,
Где свет Творца для избранных сияет!
 
 
Ты Трон Святой, ты Дом царей – зачем же
Бесстыдный раб в нём нагло восседает?!
 
 
Кто даст бродить мне там, где сам Всесильный
Глазам пророков вечный Лик являет?
 
 
Где крылья взять, чтобы лететь к ущельям,
Чей вид разломы сердца исцеляет?!
 
 
Паду я на лицо, приникну к камню
Земли Твоей: она благословляет.
 
 
Хеврон увижу древний, где величье
Могильных плит отцовских вдохновляет.[103]103
  Пер. Х. Дашевского.


[Закрыть]
 

Проснулся среди ночи в тревоге, смятении и стал искать на небе ночное светило, луна успокаивает, появляется ощущение её причастности – будто ты не один… В моём окне чёрное беззвёздное небо. Тревога, страх всё больше овладевают мной. Где же луна? Где же?! Наконец нашёл на краю неба всего лишь её красный огрызок… Должно быть, затмение, и завтра всё будет как прежде. Возвращаюсь в постель. Нет ведь у меня сейчас причин для беспокойства. Медицинская практика и торговые связи с купцами Египта позволяют безбедно жить, более того, в Кордове я неожиданно разбогател. Ну да наше Учение не предписывает аскетизма; если имущество приобретено честно и без чрезмерных усилий, отвлекающих от добрых дел, оно помогает служить Богу больше, чем скудная жизнь.

Человек я общительный, доброжелательный, руководствуюсь принципом поиска в человеке хорошего и стараюсь не замечать недостатки; быстро налаживаю отношения с людьми. С одними обмениваюсь стихотворными посланиями, для других сочиняю торжественные оды к знаменательным датам, третьим помогаю справиться с житейскими трудностями. В отличие от времени, когда приехал в Кордову первый раз четырнадцатилетним из родного города Туделы, сейчас могу позволить себе роскошь писать не по заказу за деньги, а по велению сердца. В своих панегириках воспеваю благочестие, учёность, щедрость, великодушие адресата. Не задумываясь о последствиях, пишу и обличительные оды на людей ограниченных, спесивых, сила которых всего лишь в их толстых кошельках. Чем бы ни занимался, никогда не забывал, что в день Небесного суда спросят каждого: «Была ли тебе вера в сделках, было ли у тебя установленное время для изучения Торы, заботился ли о продолжении рода, уповал ли на спасение, участвовал ли в учёных спорах?..»[104]104
  Антология Аггады. Т. 1. С. 94.


[Закрыть] Всё делаю по предписанию, осталось позаботиться о продолжении рода. О том, что «человек, у которого нет жены, живёт без радости и благословения», сказано в Аггаде. Невольно воскресает в памяти Аделия и моя жгучая влюблённость, когда страсть чуть было не одолела разум. Я тогда пришёл в себя с помощью ибн Гвироля, который разговаривал с Богом, о чём и писал: «Воля пронизывает всю иерархию бытия, из всех частей человека познающая является самой благородной… человеку следует искать познания последней причины, ради которой он существует…» Часто ловлю себя на том, что мысли моего любимого поэта и философа также и мои мысли.

Обожжённый любовью к танцовщице – неуловимой обольстительнице, – я искал и не находил в других женщинах такого притяжения, чтобы пожелать остаться с одной до конца своих дней. Так было, сейчас же размышляю о том, что Эмеле, с которой на днях встретился, ждала меня, именно меня. Не выходила замуж не потому, что не было женихов, – она очень привлекательна, умна и добра. Просто ни к кому у неё не лежала душа. Одним словом, с честью прошла испытание красотой. Нет недостатка в красивых женщинах, дело в том, что именно с Эмеле у меня возникло ощущение единства, понимания. Опять же, любознательна, много читает, как тут не вспомнить нашу прародительницу Хаву, которая соблазнилась не яблоком, а присущим человеку желанием знать. Я чуть ли не на второй день сделал ей предложение. Едва знакомая девушка приняла мою поспешность как должное, ибо ей тоже показалось, что наша встреча не ограничится всего лишь знакомством. При этом предупредила меня, что в приданое она принесёт всего лишь книги. Лучшего приданого мне и не надо: книги сейчас в Испании не редкость, однако они считаются символом богатства – богатства ума.

Только сейчас, в нетерпении ожидая свадьбы, я понял секрет своей страсти к огненной танцовщице, которая в немалой степени состояла в её неуловимости. Я был охотником за мелькающей в кустах ланью. Не знаю, насколько бы хватило моей привязанности, окажись мы вместе изо дня в день. Эмеле вчера смотрела мои стихи внимательно, вдумчиво. Сделала точные замечания, дала совет, которому я непременно последую. Искренняя, и никакого кокетства. Говорит, что узнала обо мне всё с первого взгляда, сразу увидела человека, сосредоточенного на своих мыслях, страстного и в то же время сдержанного, может быть, даже немного чопорного. Я благодарен ей, подобная проницательность устранит конфликты из нашей жизни. Скоро она станет моей женой, уверен – не окажется камнем преткновения ни в чём. И я не буду препятствовать её увлечениям, желанию читать и слушать заезжих мудрецов, а слушать она умеет как никто.

Мужчины, как правило, хотят покорных, домашних жён, которые изначально оказываются в подчинённом положении, я же не буду лишать Эмеле самостоятельности, не стану привязывать её к очагу ради того, чтобы вовремя подала обед. В моей невесте мне бесконечно дорого всё: любознательность, чувство справедливости, естественная природная установка помогать нуждающимся; она, подобно моей маме, не пройдёт мимо чьей-либо беды. При всех достоинствах ума и души Эмеле очень, очень мила и ей не нужно никаких женский ухищрений, чтобы быть привлекательной. Изящная, пластичная, в глазах соучастие; приковывает взгляд без всяких изысков в одежде. Не хочу никакой другой. Хоть и нет в ней того огненного темперамента танцовщицы, что когда-то повергла меня сначала в счастливую отрешённость, а затем в горестное оцепенение. Моя будущая жена вселяет уверенность в нашем единстве на долгие годы, не представляю повода для размолвок. Пишу «послание невесте» от жениха, которого зовут Иегуда:

 
Вот брачный чертог – царство тайных щедрот,
Обитель желанная юной красотки.
В нём Савской царицей она задаёт
Загадки лукавые голосом кротким.[105]105
  Речь идёт о загадках, которые царица Савская задавала Соломону, чтобы удостовериться в его мудрости.


[Закрыть]
 
 
«Бывает ли так, – вопрошает она, –
Чтоб в логово льва лань пришла бы сама,
Не ведая страха томленья, найдя лишь успокоенье?»
 
 
«Конечно, – скажу, суть легко усмотрев, –
Ты – храбрая лань, твой жених – добрый лев».
 

Мне бесконечно дорого в Эмеле всё, особенно то, что она понимает меня с полуслова и вовсе не собирается отвлекать от писания стихов. Не покушается на мои желания и волю, наоборот, даёт ощущение силы, значимости. Я нашёл в ней отклик своим чувствам, мыслям, одним словом, соучастника, а не противника. О чём и написал с её слов:

 
Мой милый искуситель, проказник молодой
В моих глазах увидел себя перед собой.
Без устали уста его глаза мне целовали.
Кого же целовал он, меня иль образ свой?
 

Пишу своей невесте, невольно сравнивая её смущение с огненной страстью Аделии, когда-то раскрывшей мне свои объятья:

 
Скорее пробудись. Любовью покорён,
Я взглядом милых глаз мечтаю быть сражён.
Быть может, снятся тебе губ прикосновенья?
Проснись, я объясню загадочный твой сон…
 

Всё только начинается, и отступают годы неприкаянности, одиночества.

 
Ты яд преврати мне в бальзам.
Тут платят за жён женихам,
А я тебе сердце отдам –
Оно всех приданых богаче!
 
 
Со щёк твоих розы сниму,
Гранаты в ладонях сожму,
Губами-щипцами возьму
Я губ твоих уголь горячий!
 
 
С тобою светло и в ночи,
Как свет незатмимой свечи,
Красы твоей светят лучи,
Твои ослепительны чары!
 
 
А другу подруга нужна:
Скучают один и одна.
Ты верная будешь жена,
И лучшей не сыщешь пары![106]106
  Пер. Л. Пеньковского.


[Закрыть]
 

Мы двое как один: одинаково думаем, чувствуем, – если решусь осуществить давнюю мечту и отправлюсь в Иерусалим, жена не испугается дальнего путешествия, разделит со мной опасную дорогу. Начинается новая жизнь! Я благодарю Создателя за счастливый случай, что свёл меня с той, которая мечту сделала реальностью:

 
Твой голос красив, как и облик весь,
Твоих достоинств пленительна смесь,
Истоки утра и вечера – здесь!
 
 
За волос твой чёрный,
За тело это
Я славлю Создателя мрака и света.
 
 
Сиона дочь! Будет день такой:
Под балдахином обретёшь ты покой –
И возликует Господь Всеблагой![107]107
  Пер. Л. Пеньковского.


[Закрыть]
 

При выпавшем мне счастливом билете не расстаюсь с мечтой оказаться в Палестине, должно быть, впитал в себя тоску поколений своих единоверцев по Святой земле. Устремлённость души не мешает заниматься устройством дома, семьи. У нас всё складывается как нельзя лучше, медицинская практика приносит верный доход. Опять же, удачные торговые операции дают возможность не только безбедно жить, но и помогать другим. Я умею ладить с людьми, в сложных ситуациях разум берёт верх над раздражением, другими словами, не включаюсь в конфликты. Благодаря дружбе с купцами, чьи корабли плавают во многие страны, могу позволить себе роскошь быть щедрым. Одним словом, осел в Кордове и стал вполне состоятельным человеком. И не нарадуюсь своей жене. Иногда закрадывается страх – надолго ли отпущено это счастье?

Занятия медициной на сегодняшний день, более чем когда-либо, меня интересуют не только исцелением телесных недугов, но и возможностью сориентировать сознание неблагополучного человека. И поскольку мои пациенты не только евреи, но и христиане и мусульмане, я прибегаю к практике суфизма, духовная установка которого на связь с Вседержителем не предполагает ту или иную религию. При этом не разделяю мнения радикального суфизма о том, что «можно стать Богом, достигнув мистического единения с Ним», то есть ощущения своеобразного растворения, отождествления с Абсолютом. Более того, полагаю, что Создателю нужно не уничтожение, а становление индивидуальности, своеобразия человека. Одним словом, у людей не было бы проблем в отношениях друг с другом, если бы они сумели найти общий подход в решении жизненных проблем. Слово «суфий» происходит от греческого слова «софия» – мудрость, предполагающая не богатство и власть или, наоборот, отход от мира, а анализ неосознанных мотивов поведения, переживаний. А слово «джихад» означает борьбу со своими страстями, чрезмерными желаниями.

С людьми с неустойчивой психикой я говорю о способах самонаблюдения, личной ответственности за совершённые поступки. При этом отвергаю распространённое в суфизме наставление о полном подчинении учителю. Разговор веду на равных, это позволяет посетителю расслабиться, а представление типа личности человека по чертам лица помогает мне задавать наводящие вопросы.

Часто возвращаюсь к мысли, что подобной духовной практикой пользовались в начале нового летоисчисления врачеватели души – «терапевты». То были уцелевшие после поражения восстания Бар-Кохбы пустынники, что жили на берегу Солёного моря. Спасаясь от римлян, они подались в Александрию и там основали иудейскую секту терапевтов – лечили пороки души: жадность, лживость, неуёмные страсти. Человеческая мудрость одна, суфизм не привязан к той или иной религии. Ибн Гвироль тоже был причастен к мистической суфийской поэзии – идее восхождения бессмертной души к единению с Творцом. При этом не предполагал ни беспрекословного подчинения «учителю», ни уничтожения индивидуальности человека. Благодаря моему современнику, исламскому богослову аль-Газали, соотносившему суфизм с рациональным мышлением, философией удалось оградить ибн Гвироля от обвинений раввинов в ереси.

Учение суфизма часто связывают с мистическим течением ислама, однако оно существовало задолго до Мухаммеда. Как бы то ни было, обращение к суфизму позволяет совершенствовать качества души – ослабить влияние материальных вещей и ориентировать на путь размышлений. При этом я отвергаю утверждение некоторых арабских приверженцев этого учения, что конечным пунктом приобщения является исключение личностного начала, растворение в Боге. По моему разумению, наоборот: Богу нужен партнёр, а не безликий исполнитель предписаний. Человек должен усилием ума и воли развить отпущенные ему способности – на что я и ориентирую своих пациентов.

Женитьба наполнила мою жизнь, я теперь не засиживаюсь с друзьями, как бывало, до позднего часа за кувшином вина. У друзей-поэтов тоже есть семьи, но они не спешат домой. В юности, глядя в зеркало, видел свой высокий лоб, распахнутые глаза и густую копну чёрных кудрей. Сейчас кудрей поубавилось, взгляд стал проникновенным, вдумчивым; в глазах появилась древняя еврейская скорбь. Именно по глазам, по этой ставшей национальной чертой многовековой скорби я часто узнаю своего соплеменника.

В настоящее время, несмотря на неустойчивое политическое и экономическое положение, еврейская община в Кордове в лучшем состоянии, чем в других городах Испании. Часто вспоминаю своё первое посещение города, когда совсем юным приехал сюда из родной Туделы. Тогда нередко случалось, что не было денег купить вино для празднования Шаббата. Старался заработать чем мог, сочинял панегирики, стихи на знаменательные даты, юбилеи, однако не всегда находились не только заказчики, но и слова, чтобы прославлять не заслуживающего хвалы. Сейчас я вполне благополучный человек, занятия медициной дают уверенность в завтрашним дне, появились друзья из знатоков Писания, поэтов, философов. Так же, как и в Толедо, занимаюсь делами еврейской общины и сбором денег для выкупа единоверцев из плена. Сейчас я это делаю вместе с женой: пишем письма в разные города с просьбой дать деньги на богоугодное дело. Пишем и моему знакомому богатому египетскому купцу – Хальфону ибн Нетанелю. Обязанность освободить иудея, попавшего в руки морских пиратов, работорговцев или в результате кровавого навета, – заповедь на все времена. Женщин стараемся выкупить прежде мужчин. Обладая живым воображением, ещё в ранние годы представлял себя на месте людей, которые живут в неволе. Меньше интересовался теми, в судьбе которых участия не требовалось. Никогда наперёд не знаешь, кому из тех, кто находится в плену, приходится хуже и кого нужно освободить первым. Вот и Хасдай ибн Шапрут, используя своё высокое положение при дворе халифа, помогал еврейским общинам в разных странах. Он ещё был жив, когда у пиратов в Кордове выкупили захваченного в Италии оборванного пленника; им оказался рабби Моисей бен Ханох, один из четырёх знаменитых раввинов. Этот рабби учредил в Кордове высшую школу, для которой привозились драгоценные списки Талмуда из Вавилонии; в его ешиву устремились любознательные юноши из городов Испании и соседней Африки.

Я не перестаю благодарить небеса за жену, с которой мы едины плотью и духом, у нас трое детей. Семья не мешает держать дом открытым для каждого нуждающегося. Один раз в неделю у нас что-то вроде юношеского застолья – за столом, уставленным кувшинами с вином, состязаются поэты, ищут истину философы. И как когда-то мой незабвенный друг Моше ибн Эзра помогал каждому нуждающемуся, так же и я сейчас рад поддержать всякого оказавшегося в трудном положении. И в первую очередь своих единоверцев, ибо, несмотря на все различия между нами, мы остаёмся единой общностью.

Напоминанием о непредсказуемости жизни и бессилии человека случаются эпидемии. Когда детская смертность особенно велика и медицина не может помочь, только и остаётся молить Провидение, чтобы беда миновала твой дом. Если смерть стоит на пороге, пусть она возьмёт меня. Для себя прошу любое испытание – бедность, болезни, – только бы мои малолетние дети были живы и здоровы. Вчера ещё весёлые сын и дочка вдруг сникли, слегли… Я вижу, как они уходят один за другим, и ничего не могу сделать, не могу удержать… Сын скончался в моих объятьях…

 
Горе переполняет меня,
Горькие, льются
Мои слёзы
Из-за мальчика, которого я породил –
Золотого ребёнка,
Самой большой моей радости,
Почему, о друзья,
Я не умер вместо него!
Однако Князь Смерти похитил его
Из моих объятий,
И моя боль утихнет, только
Когда я возлягу рядом с моим сыном.
 

Сколько раз приходилось писать по заказу стихи в память умерших детей, не думал, что сам окажусь на месте безутешного отца.

 
Ребёнок похищен с отцовской груди,
Теперь покоя отцу не найти,
«Лучше бы мне на свет не родиться,
Чем дорогого сына лишиться!»
Пожалейте меня, прошу вас, друзья!
Ведь Господь взял сына, которого я
Держал в объятьях, свет глаз моих!
Омыл я его в слезах своих,
Похоронил меж ребёр… О нём
Говорю я всё время, ночью и днём.
Сердце моё, моё естество!
Умер мальчик – и сердце мертво.[108]108
  Пер. Г. Галкина.


[Закрыть]
 

Спустя немного времени ушла дочь… Вместе с жизнью детей уходит и моя жизнь. Как никогда прежде разуверился в возможностях медицины. Почему я не умер вместе со своими детьми… Моя боль утихнет только тогда, когда я лягу рядом с ними.

Может быть, смерть детей служит мне наказанием за то, что я прижился в чужой стране и всё реже вспоминал об Иерусалиме. Нет, я не отменял своего решения отправиться на Святую землю. Вот и Эмеле – моя верная подруга, незаменимая жена – готова разделить со мной любые трудности. Никогда не отговаривала от столь опасного морского путешествия – сначала в Египет и оттуда в Палестину. Корабли тесные, тихоходные; немногие решаются на столь дальнее плавание, разве что одержимые паломники и купцы, торгующие с заморскими странами. Сколько кораблей гибло во время шторма! Представляются выбившиеся из сил моряки; каждая минута может стать последней. Не раз в воображении рисовалось морское путешествие Ионы – его бегство от поручения Всевышнего.

Во время разыгравшейся смертельной бури как тогда, так и сейчас из корабля выбрасывают в море тюки бесценного груза; всё лишнее – кроме жизни людей; «и взмолились они Господу…».

Друзья отговаривают меня от столь рискованной затеи, убеждают, что земной Иерусалим вовсе не небесный, каким я его воображаю. Им кажется безумием бросить дом, жену, единственную оставшуюся дочку. Да и прочное, нажитое годами положение, заслуженная слава поэта и врача многого стоит. Сколько раз приходилось слышать: «Даже если тебе удастся добраться до берегов Палестины, что ждёт тебя, немолодого, одинокого, в разорённой стране под гнётом наших ненавистников?» Когда подобные наставления проникают в душу, сомнения начинают одолевать меня: а не за смертью ли я еду? Наступает хандра, сознание конца дороги. Нет, не могу отказаться от своего решения, ибо это значит изменить мечте. Не только мечте, но и надежде обрести свою страну, ведь мусульманский юг и христианский север Испании никогда не станут нам надёжным пристанищем. На ум приходят строчки ещё не написанного стиха:

 
Ты поленишься вовремя в путь снарядиться
И свой жребий продашь за горшок чечевицы?..
 
 
И всегда, исполняя Господни веленья,
Будь отважнее льва и быстрее оленя.
Не роняй своё сердце от страха в пучину,
Если гор водяных станут падать вершины,
Если руки матросов как тряпки повиснут,
Мореходы беспомощно зубы лишь стиснут…
 
 
И ни в ком уже нет ни надежды, ни веры,
Что помогут в беде им обычные меры…
 
 
Когда все божествам своим станут молиться, –
Ты к святая святых поспеши обратиться…
 
 
И заслуги всех предков твоих Он оценит –
Воскресит мертвецов, плотью кости оденет.
Волны стихнут, людские обрадовав души,
И улягутся мирно, как стадо на суше…[109]109
  Пер. Г. Галкина.


[Закрыть]
 

Годы идут… Конечно, я не отменю своего решения! Отдаю себя во власть Провидения! И никаких сомнений! Вот только бы определилась моя единственная дочка; она появилась на свет, когда мне было уже под сорок. Старшие дети умерли, а её, наверное, спасло от заражения грудное молоко матери. Из раза в раз повторяются страдания Иова, потерявшего своих детей, и повторяется его крик к небесам: «За что?! За что мне это наказание?! В чём мой непростительный грех?! Почему умерли мои дети?» Небеса молчат. Лучше бы я умер! Что я могу… Только и остаётся смириться со своей участью. Сознанием бессилия успокоился библейский Иов… Да только ли Иов почувствовал свою малость перед всемогуществом Создателя? Трудно, невозможно заглушить горе утраты.

Тут уж невольно думаешь, что душам невинных уготована лучшая участь в следующем воплощении. Всё чаще вспоминается последняя война за независимость Иудеи под предводительством Бар-Кохбы, его мученическая смерть. Тогда, после поражения восстания, погибли самые достойные. Они возродятся к новой жизни. Вот и дети мои тоже… Будучи врачом, я не спас их, и никакие знания не помогли. Если от нас ничего не зависит, только и остаётся кричать небесам о справедливости.

Моя дорогая Эмеле после смерти детей стала быстро уставать. Нет, она не жалуется, но ей всё трудней справляться с жизнью. Пока я устраивал дела, чтобы после моего отъезда она ни в чём не нуждалась, подросла дочка. Сейчас, в свои шестнадцать лет, даже слышать не хочет о женихах. Умная, красивая, образованная, могла бы выбрать достойного мужа из тех молодых людей, что ходят к нам в дом. Жена просит дочку не отказываться от достойных претендентов, ибо хочет увидеть внуков ещё до того, как Всевышний, вершитель судеб, заберёт её к себе. Я тоже уговариваю нашу единственную наследницу выйти замуж, пусть не по большому влечению, зато будут дети и будет кого любить. И Эмеле не так тяжело будет переживать мой отъезд. Любовь к детям – счастье, она наполняет нас, даёт ощущение продолжения жизни.

Однажды, разгневанный упрёками жены в том, что не забочусь о том, чтобы единственную дочку выдать замуж, я сгоряча поклялся, что отдам её первому, кто переступит порог нашего дома, и не суть важно, окажется он бедняком, невежей или учёным и состоятельным человеком.

У нас в доме находят радушный приём многие евреи, приезжающие в Кордову. Мы с женой с замиранием сердца ждём, кто же первым появится в дверях, кто будет нашим зятем. Дочке, кажется, всё равно, кто станет её мужем; раз никому не отдаёт предпочтения, то почему бы не исполниться клятве отца… Первым вошёл благообразный человек моложе меня лет на пятнадцать в дорожной пыльной одежде. Судя по всему, то был бедный странник, не назвавший своего имени.

– Женаты ли вы? – поспешила узнать Эмеле.

– Нет, я вдовец, – ответил незнакомец.

– Преуспели ли в науках? – снова спросила жена.

– В науках несведущ.

Жена в отчаянии умоляет меня:

– Отмени свою клятву, дочка отказывала знатным и образованным искателям её руки, а теперь она должна выйти за неизвестного бродягу и невежу.

– Нет, слово своё не нарушу, но займусь образованием нашего будущего зятя.

О чём и объявил незнакомцу.

Тот, согласившись учиться, с усердием следует моим наставлениям. Я радуюсь его успехам, вспоминая при этом нашего мудреца рабби Аккиву, который, будучи пастухом, превзошёл в учёности и благочестии знаменитых мужей.

В те дни я работал над большим стихотворением в форме акростиха, где строфы начинаются с букв алфавита в последовательном порядке. Дойдя до буквы «Р», остановился – никак не мог подыскать соответствующую строчку. Ночью после бесплодных усилий оставил рукопись на столе и пошёл спать. Утром обнаружил дописанный стих. «Это мог сделать или ангел, или Авраам ибн Эзра!» – воскликнул я. Тут уж наш гость не мог скрывать своё истинное имя.[110]110
  О чём см.: Дубнов С. М. Краткая история евреев. Cпб., 1912. Ч. 3. С. 29.


[Закрыть]Он и в самом деле оказался Авраамом ибн Эзрой – известным поэтом нашего времени, раввином-философом, математиком, астрономом и вольнодумцем. Его комментарии библейского текста представляют и науку, и искусство, ими пользуются только в кругу свободомыслящих людей. Он же один из основоположников грамматики иврита, переводчик с арабского на иврит и может быть назван главой переводческой школы с бóльшим правом, чем прославленный Иуда ибн Тиббон, который будет переводить мою книгу «Кузари». Наш гость ещё и врач, и дальний родственник моего друга Моше ибн Эзры. Ко всему прочему, и мой земляк: тоже родился в городе Туделе. Будучи образованным во всех областях знания, Авраам ибн Эзра у многих наших соотечественников пробудил интерес к светским наукам. Его пытливый ум в области математики, астрономии, медицины, стихосложения не отделён от строгой набожности. У нас много общего не только в области медицинской практики и писания стихов, но и в философских воззрениях. И что особенно мне дорого – мы оба разделяем учение ибн Гвироля об универсальной душе – источнике разумной души.

«Возвышенной наукой» называет Авраам ибн Эзра астрономию, он написал «Трактат о планетах», «Книгу мироздания», «Трактат о светилах», «Трактат о причинах» и много других работ, с которыми я ещё не знаком. В своих комментариях к Святому Писанию часто обращается к древним временам – истории возникновения и развития астрономии и астрологии. Меня тоже часто посещают мысли о влиянии звёзд на судьбу человека, не раз воображал себя одиноким пастухом овец во времена нашего праотца Авраама. В пустынных просторах взгляд устремляется в звёздное небо, которое кажется в ночи «Книгой жизни», по ней читается судьба. И только Всевышний может отменить предписание небес.

Слушая повествования своего будущего родственника – известного астронома, боюсь пропустить хоть одно слово. Вместо себя наш благословенный гость предложил в мужья моей дочери своего сына Ицхака, вполне образованного юношу. К тому же пользующегося покровительством богатого ценителя поэзии Хальфуна бен Натанэля – влиятельного еврейского торговца, чей главный дом и семья находятся в Египте. Моя жена счастлива, что дождалась увидеть красивого, статного молодого человека, который пришёлся дочери по вкусу и с кем она проведёт жизнь.