Текст книги "Гадания на смерть"

ГАДАНИЯ НА СМЕРТЬ

повесть из сборника «Пожиратели человечины»

В произведении все события, равно как и персонажи, и их имена, выдуманы автором. Любые совпадения случайны.

Хитёр искуситель, крепки сети его.

Посылы его искромётны…

О, если б всегда обходить стороной

Любое общение с чёртом!

На первый взгляд это напоминало старинный дворянский бал.

По украшенному просторному залу, на балконе которого громко играл расположившийся выше всех остальных оркестр, беззаботно ступая по сверкающему мраморному полу, расхаживали одетые все, как один, в чёрные фраки, из-под которых в глаза бросались белоснежные, увенчанные такими же чёрными бабочками, рубашки, кавалеры. Рядом же с ними, а также и сами по себе, порхали, кто просто улыбаясь, кто кокетливо посматривая на «незанятых» представителей сильного пола, наряженные в одинаково белоснежные, хоть и разного покроя, платья, очаровательные дамы. Часть приглашённых чёрно-белыми парами кружились в самом центре зала, под музыку оркестра, в неистовом вальсе. Кое-кто же из гостей, разговаривая между собой и изредка поглядывая то на танцующих, то на расхаживающих по залу, то на оркестр, группами расположились у стен.

Притягивала взгляд одна из таких групп, в центре которой стоял один из присутствовавших на том приёме кавалеров, по виду которого на интуитивном уровне угадывался его хозяин. Высокий, худощавый, с холёным и бледным гладко выбритым лицом и зачёсанными назад смолянисто-чёрными волосами, он выглядел величественно и вместе с тем пугающе, даже зловеще. Снисходительно цедя взгляд на стоявшую перед ним с виноватым видом молоденькую блондинку, он улыбался одними только краешками губ, делая это с выражением такого снисхождения на лице, что девушку впору было принять за попрошайку. Она выглядела настолько несчастной, что любому из присутствовавших там кавалеров впору было снять с себя фрак и прикрыть её обнажённые плечи…

– Повелитель! – голос незнакомки дрожал. – Я сделала то, что обещала Вам на прошлом приёме. Моими стараниями в мире людей появились тысячи гадалок и прорицательниц, к каждой из которых уже выстроились в очереди сотни простаков! При том, что предсказать истинное будущее или раскрыть иную истину из них не может никто!

Едва блондинка смолкла, как тут же, казалось, прямо из-под руки высокого худощавого Повелителя, выскочил маленького росточка неприятный на вид тип с огромным шрамом через весь лоб.

– Позвольте напомнить Вам, о Повелитель, – сразу залебезил карлик, – о том, что Вы собирались приказать сделать этой недостойной после сегодняшнего приёма!

При этом выскочивший, как чёртик из табакерки, неприятный тип посмотрел на блондинку с нескрываемой враждебностью.

– Я помню, Марч. А потому поди! – раздался холодный громовой, словно звук бас-трубы в духовом оркестре, голос Повелителя, который тут же снова упёр горящий взгляд в стоявшую перед ним девушку с белокурыми волосами и снова заговорил с ней: – Я доволен тобой, Глиа, но есть ещё одно «но», мешающее тебе стать настоящей моей приближенной.

– Я вся внимание, о Повелитель!

– Слушай. Для того, чтоб приблизиться ко мне, тебе нужно посеять среди смертных смерть! И в этом пусть тебе сослужат службу твои гадалки…

Понизив голос, Повелитель стал неторопливо излагать стоявшей перед ним блондинке суть даваемого ей задания. Та смиренно слушала, не смея даже просто кивнуть в ответ.

А в зале продолжала греметь музыка, под которую по-прежнему в его центре в бешеном вальсе кружились пары собравшихся на той загадочной вечеринке незнакомцев и незнакомок, подданных Повелителя, его приближенных и ещё не успевших удостоиться такой высокой чести. Впрочем, бал подходил к концу – собравшаяся на приёме нечисть готовилась уже совсем скоро снова высыпаться на головы живущих на Земле людей, сея смуту, соблазны и зло…

* * *

Илья нежно обнимал Инну за изящную талию, делая это так бережно, словно его избранница была нежным цветком на хрупком тонком стебельке, который он очень боялся сломать. То и дело заглядывая в её небесно-голубые глаза, так и норовившие спрятаться под непослушной, цвета чая с молоком, чёлкой, он никак не мог в них наглядеться, порой даже забывая смотреть под ноги и заводя свою спутницу то в грязь, то в лужу. Она же и сама замечала это только тогда, когда под ногами начинало противно хлюпать, и тоже ни на секунду не отводя взгляда с таких же, цвета ясного сентябрьского неба, глаз Ильи. Так и шли они по сплошь усыпанной красно-жёлтой листвой осенней аллее, вполголоса разговаривая и, ослеплённые своим счастьем, ничего и никого вокруг себя не замечая.

Инна и Илья были довольно похожи друг на друга внешне. Одинаковые глаза, один и тот же цвет волос, даже некоторые черты их лиц зачастую давали повод подумать, когда они вот так, вместе, где-нибудь оказывались или куда-нибудь шли, что они брать и сестра! Илья по этому поводу каждый раз, как только об этом заходил разговор, говорил, что эта их похожесть – знак свыше. О том, что они созданы друг для друга…

– Я тебе рассказывала, что, когда только-только в тебя влюбилась, ходила к одной гадалке на тебя погадать? – голос влюблённо смотревшей на своего избранника из-под светлой чёлки Инны звучал загадочно.

– Помню, рассказывала, – улыбнулся в ответ Илья. – Не ходи больше к ней, лучше на те деньги, что ей нужно заплатить, купи себе что-нибудь.

– Это ещё почему?

– Да ерунда все эти гадания. Сплошной обман.

– Ну да! А она мне тогда, между прочим, нагадала, что у нас с тобой всё сложится!

– Только не нагадала. Точнее будет сказать, угадала. Сама посуди, пришла к ней такая красивая девушка, рассказывает, что влюбилась… И что? Разве трудно угадать, что на такую красавицу её избранник «клюнет» непременно?

С последними словами Илья рассмеялся.

– Вот ты! – Инна деланно-сердито ткнула своего парня в бок миниатюрным кулачком.

– Верь, не верь, – тут же продолжала она, – да только мне всё равно от её гадания польза вышла.

– Это какая же?

– У меня, как только Наза мне открыла, что с тобой всё получится, знаешь какая уверенность появилась? Без неё я, может, ни за что бы и не решилась пойти с тобой в кино, когда ты пригласил меня в первый раз!

Ничего не говоря в ответ, Илья с любовью посмотрел на Инну, и лишь покрепче прижал её к себе.

– Вот то-то же! – пробормотала счастливая девушка, и сама ещё плотнее прильнув к боку своего возлюбленного.

– Ну, если так… – чуть слышно проговорил тот в ответ, носом зарываясь в её волосы.

– Но только ты всё равно больше к ней не ходи! – прошептал он уже погромче. – К Назе той. Не хорошо это. Грех, и всё такое… Обещаешь?

От счастья готовая в те мгновенья согласиться на что угодно, Инна часто-часто, хотя и едва заметно, закивала головой.

И дальше, до самого конца длинной аллеи, по которой Илья каждый день провожал Инну из школы, они оба шли молча, совершенно не беспокоясь ни о начавшем срываться противном осеннем дождике, которого, в общем-то, и стоило в тот день ожидать от плотно затянувших с самого утра весь небосвод тяжёлых туч, ни о тут же сорвавшемся колючем ветерке, частом спутнике дождя, да и вообще ни о чём другом на свете. Ни о чём, кроме как друг о друге. Илья – об Инне, его самом большом во всей вселенной сокровище, она же, конечно, о нём, своём избраннике, самом лучшем, самом любимом на всём белом свете.

* * *

В городе о ней особо не говорили. Несмотря на то, что народу к ней, в общем-то, шло не так уж и мало – во все времена среди людей пользовались спросом разного рода прорицатели, гадалки и прочая «волшебная» братия. В круг тех, кто был осведомлён о её «магических» способностях, едва ли входила десятая часть населения небольшого провинциального городка, в котором Наза занималась своей «частной практикой». Несмотря на довольно усиленно предпринимаемые ею попытки повсюду разрекламировать свою деятельность, на каждом, практически, шагу всем рассказывая, что у неё дар, благодаря которому она может предсказывать будущее.

Среди способов гадания, которыми она мастерски, с её же слов, владела, особое место занимало гадание на кофейной гуще. Это был целый ритуал! Для гадания, рассказывала Наза своим посетителям, даже заваривать кофе нужно было по-особому. Не просто высыпать его в турку и ставить на огонь. С кофе при этом нужно было разговаривать, как с живым, и обычные слова здесь не годились. В ход здесь шли особые заклинания, которые Наза неразборчиво нашёптывала каждый раз, когда заваривала кофе очередному клиенту, время от времени поворачиваясь к последнему и словно беря с него что-то быстрым щипком своих массивных пальцев. Только таким образом заварив свой «магический» кофе, она давала его своему посетителю выпить…

Верила ли она сама в силу своего гадания? Скорее да, чем нет. Хотя так было не сразу. Когда она только научилась своему «ремеслу», она сомневалась, что говорила людям правду. Как-то и самой не верилось, что можно заглянуть в будущее. Зачем же гадала? Больше, наверное, из-за денег… И только намного позже, после рассказов некоторых её посетителей о том, что у них всё произошло именно так, как она им предсказала, у Назы появилась уверенность, что ей действительно ниспослан, как она говорила, дар! И что передавшая ей этот дар не обманула. И теперь с каждым днём эта уверенность в ней росла, словно катящийся снежный ком.

Как она стала той, кем была последние уже почти шесть лет? Гадалкой, зарабатывающей на хлеб насущный разного рода прорицаниями, а так же различными привязками, отворотами, снятиями порч и сглазов? Уже почти шесть лет назад, – тот день Наза хорошо запомнила, потому что он положил начало её безбедной и, одновременно, нетрудной, жизни, – к ней на улице прицепилась, иначе и не скажешь, какая-то странная бабка, которая, ни с того, ни с сего, стала её убеждать, что сама она всю жизнь была гадалкой, и теперь хочет научить этому Назу. Научить, потому что самой уже пришла пора умирать, а она обязательно должна перед этим свой дар кому-нибудь передать. И не просто кому-нибудь, а обязательно тому, кто добровольно согласится его принять. В общем, бабка, – она представилась Назе бабой Мизой, – легко уговорила тогда Назу перенять у неё «дар». И совсем скоро после этого та стала ворожеей, как называла себя очень быстро после этого упокоившаяся баба Миза.

* * *

В тот день Наза проснулась в каком-то тревожном расположении духа. Обычно ей никогда ничего не снилось, хотя клиентам своим она и повторяла без конца, что все важные события в своей жизни она непременно перед тем, как им наступить, видит во сне. Минувшей же ночью она увидела очень встревоживший её сон. Сон, который запомнился ей настолько отчётливо, что теперь она весь день ходила, всё «прокручивая» и «прокручивая» его в своей памяти, с пугающим постоянством видя перед глазами приснившуюся ей бабу Мизу, которая снова учила её чему-то из ранее переданного. Вот только что конкретно говорила ей баба Миза, Наза теперь не припоминала…

Вечером того дня от посетителей не было отбоя. Столько много к ней ещё никогда на приём не приходило! Сын, которому Наза уже успела рассказать про приснившееся накануне, выглянув в окно, даже пошутил: «Это тебе баба Миза помогла!» Шутки-шутками, а Наза, тут же строго посмотревшая на сына, уже была в этом уверена. Неспроста всё так вышло! Не успела её наставница ей присниться, как сразу столько народу пришло! Неспроста…

В основном это была молодёжь. Шли к прорицательнице погадать, и большинство на любовь.

На любовь…

Началось это с самой первой посетительницы. Ею оказалась молоденькая девчушка лет семнадцати, худенькая, остроплечая, похожая на взъерошенного воробышка, пришедшая погадать о парне, в которого была давно и очень сильно влюблена. Заваривая, как всегда, кофе, и ожидая затем, когда клиентка его выпьет, Наза вначале ничего тревожного не почувствовала. Но вот потом… Ещё только беря кофейную чашку из рук юной влюблённой, она вдруг ощутила в душе какой-то непонятный страх. Что это? Попробовав прогнать от себя тревогу, в следующий миг она посмотрела на осевшую на дне чашки кофейную гущу. А там… То, что она увидела там, тут же заставило всё её тело неистово задрожать. Ибо там она разглядела… Уже такую близкую смерть сидевшей перед ней несчастной юной особы.

Раньше она ещё никогда не предсказывала смерть. Да ещё такой молоденькой. И к тому же такую скорую.

Ей бы попробовать это скрыть, чтобы не пугать бедную девочку, а потом ещё у неё и выпытать, где она живёт, да сходить предупредить её родителей, чтобы в ближайшие одну-две недели, не больше, они с малышки глаз не спускали, авось удастся избежать злого рока, да только… Наза и сама не смогла бы тогда объяснить, что не давало ей тогда это сделать. Как будто она не руководила своими действиями.

С испугом посмотрев на разбившуюся об пол выроненную гадалкой чашку, из которой она только что выпила ароматнейший кофе, бедная девушка посмотрела на Назу ничего не понимающим взглядом.

– Что? – едва слышно спросила она, заподозрив, что чашку гадалка выронила с испугу от только что увиденного на её дне. – Что Вы там увидели?

– Ты умрёшь, – едва смогла выдавить из себя в ответ Наза. – Ты уже очень скоро умрёшь…

– Что вы такое говорите? – ещё даже не успев испугаться, в недоумении посмотрела на гадалку несчастная.

– Ступай! – не своим голосом, и сама удивившись, как это у неё прозвучало, повторила ей Наза. – Проживи то, что тебе осталось…

С возмущением пожав плечами, юная незнакомка нервно вскочила на ноги и выбежала из комнаты. А за ней сразу же вошли следующие посетители. Ими оказались такие же молодые парень и девушка…

Наза была в ужасе. Потому что и с этими случилось то же самое. Погадав той юной паре, Наза предрекла очень скорую смерть им обоим! После чего они тоже с недоумением и возмущением поспешили покинуть её гадальную комнату.

А потом то же самое произошло со следующим посетителем, которым оказался совсем молоденький юноша, пришедшим в тот вечер к Назе погадать о будущем. А потом со следующим посетителем, теперь девушкой…

В тот ужасный вечер Наза предрекла очень скорую кончину не меньше, чем двум десяткам совсем молодых парней и девчонок. До самой ночи её кошмарные предсказания сыпались на головы несчастных парней и девушек, заставляя их глаза округляться от страха, недоумения, а зачастую и возмущения. При этом она понимала, что происходит что-то ненормальное, – ну не может сразу столько народу, да ещё такого молодого, вдруг взять и почти одновременно умереть! Запаниковав, Наза терялась в догадках, как у неё такое могло выходить. Остановиться же и перестать гадать… Ей уже и самой так этого хотелось, да только никак не выходило, и при этом, – она и сама не могла понять, почему, – она продолжала это делать против своей воли. Как будто её кто-то загипнотизировал. Может даже для того, чтобы она нагадала всякой ерунды своим посетителям, и тех у неё не стало совсем. Так Наза, тогда и подумала. А что ещё могло прийти ей в голову?

На другой день всё прошло точно так же. Как ни крепилась гадалка, дав себе с самого утра зарок, что ближайший, минимум, месяц, гадать она никому не будет, разве что только себе, вечером, едва только у ворот её собрался народ, она снова пригласила заходить к ней по очереди во всё ту же маленькую и тёмную гадальную комнату…

В этот вечер она нагадала скорую смерть тридцати молодым людям. Она с ужасом их посчитала, даже сама не зная, чего теперь больше боялась, что такое гадание отвадит от неё клиентов, или же что оно вдруг, чем чёрт не шутит, окажется правдой.

Так прошла неделя.

Целых семь дней, гадая и «спрашивая» и у карт, и у оседавшей на дно чашки кофейной гущи о том, что ждало сидевшего перед ней юношу или девушку в будущем, Наза неизменно получала один и тот же ответ, что гадающего у неё молодого человека или барышню в самое ближайшее время ждала неминуемая гибель. И при этом, делая это словно под гипнозом, она ничуть не заботилась о том, чтобы скрыть свои жуткие предсказания или хоть как-нибудь их смягчить. И уж тем более попробовать то, что она нагадала, предотвратить… Не могла она и перестать делать свои жуткие предсказания.

Как такое выходило, да и как вообще могло быть, – раньше она ни разу никому не предрекла гибель, – Наза и сама не могла понять. Всю неделю она неизменно выдавала каждому, кто приходил к ней погадать, один и тот же мрачный прогноз. «Ты умрёшь. Ты уже очень скоро умрёшь…» – только и слышно было от неё в маленькой, приспособленной для таких гаданий, мрачной комнате, свет в которой давали четыре зажжённые на старом деревянном подсвечнике свечи…

Очень быстро молва о жутких предсказаниях гадалки облетела всех, кто её знал или просто о ней слышал. Выходя от прорицательницы, напуганные, шокированные её страшными предсказаниями молодые люди, конечно же, спешили поделиться своими переживаниями со знакомыми и друзьями. В первую очередь, конечно, видя таких среди ещё только ожидавших своей очереди на приём к гадалке. Если б только это остановило тех знакомых и друзей! Но… Кошмарных предсказаний уже были десятки, и их количество продолжало расти.

Впрочем, росло и число тех, кто разуверился в гаданиях Назы. Многие из получивших от неё роковые предостережения стали высмеивать её гадание. Раздавались даже призывы вернуться к ведьме и потребовать назад свои, уплаченные за сеанс прорицания, деньги, потому что никто не верил, что сразу такое количество народа ждала смерть. Впрочем, дальше тех призывов дело тогда не пошло, однако люди всё же стали терять интерес к гаданиям Назы, потеряв, прежде всего, к ним доверие. И наплыв посетителей к гадалке мало-помалу стал спадать. По прошествии же недели иссяк совсем.

По городку же слухи о зловещих гаданиях Назы «поползли» теперь не только среди тех, кто знал о её греховном бизнесе…

* * *

Илья как мог поддерживал Инну на похоронах их одноклассницы, лучшей Инниной подруги Лины, которая умерла – какой ужас! – нелепо поперхнувшись во время ужина дома. Ни насмерть перепуганные родители, ни довольно быстро подоспевшая скорая помощь ничего не смогли сделать, чтобы помочь несчастной…

Лина лежала в гробу, и по её внешнему виду было не понять, если не брать во внимание окружающую обстановку, что она мертва. Казалось, она вот-вот откроет глаза, поднимется и начнёт с удивлением оглядываться, не понимая, отчего вдруг оказалась уложена в гроб и окружена раздавленными горем скорбящими родственниками. Почему мама её сидит рядом с мокрым от слёз лицом и покрасневшими от нескончаемого плача глазами. А папа стоит у неё за спиной с таким лицом, будто это был не он, а его довольно точно выполненная восковая копия. Но только Лина глаз не открывала и из гроба не вставала. Она была мертва, и это было никак и ни перед кем не оспорить.

Слёзы застилали Инне глаза и катились по её щекам почти сплошным потоком. Она не посмела надолго задержаться у гробы покойной подруги, – для этого ей бы пришлось оттеснять оттуда маму покойницы, – но и того времени, что она у него провела, хватило, чтобы впасть в глубочайший шок от вида усопшей. Ей тоже показалось, что покойницу стоило только позвать, и она встанет. Но почему тогда этого не делали её родители?! Ведь они не могли этого не видеть! Что же они! А ещё мама с папой! Неужели они не понимают, что их дочь…

Опомнившись, Инна уткнулась лицом в плечо Ильи. Назвать усопшую подругу живой при виде стоявших у гроба её убитых горем предков не поворачивался язык. Уж они-то наверняка, всю минувшую ночь проведя в неистовых рыданиях над телом усопшей дочери, – её труп доставили домой ещё вчера, – и звали её, и тормошили, вряд ли доверившись только заключению патологоанатома в морге. Всё это, конечно же, напрочь исключало даже надежду на то, что лежавшая в гробу и почему-то казавшаяся спящей подруга могла оказаться живой.

При мысли о последнем слёзы из глаз девушки полились ещё сильнее. Потому что с ней исчезла, хоть и призрачная, и очень зыбкая, надежда. Надежда непонятно на что. Надежда, не пускавшая в голову ужасные мысли о том, что через несколько часов подругу навсегда поглотит земля. И больше её просто не будет. Нигде и никогда.

Лина была мертва, и с этим ничего нельзя было поделать.

– Иди ко мне, родная! – Илья притянул и прижал почему-то отстранившуюся от него Инну к себе. – Поплачь, малыш, поплачь…

Не сумев найти подходящих слов, чтобы хоть немного утешить любимую, он просто прижал её к себе ещё сильнее. Что он мог ей в те мгновенья сказать? Какие слова могли хоть что-нибудь там изменить? Ведь ничего, ничего исправить было нельзя! Лину было не вернуть, и уже завтра, – да что завтра, уже через какие-то пару часов! – только и останется, что приходить к ней на могилку да вспоминать, какой она была… Исправить ничего было нельзя, и от этого теряли силу, ещё даже не будучи произнесены, любые слова.

– Почему? – Инна подняла на Илью заполненные слезами глаза. – Почему она?

Не дожидаясь ответа, она снова уткнулась лицом в его плечо и зарыдала ещё сильнее. А Илья ничего и не отвечал. Потому что в тот миг у него самого противно закололо в носу и зачесалось в глазах. Он знал, что так на последних наворачивались слёзы. И сейчас даже не пытался их сдерживать. Потому что и сам был убит этим, свалившимся на них, горем.

* * *

С того дня, как умерла одноклассница Ильи и Инны Лина, на город кошмарным обвалом буквально посыпались смерти молодых парней и девушек. Причём, смерти такие нелепые и неестественные, что об их длинной и бесконечной череде никто не мог сказать ничего вразумительного. У кого-то из умерших в те дни совершенно неожиданно остановилось абсолютно здоровое сердце, кто-то, будучи тренированным и в отличной форме спортсменом, вдруг упал на абсолютно ровном месте и ударился, со смертельным исходом, головой об валявшийся на асфальте небольшой камень, кто-то же, живущий, как были уверены абсолютно все вокруг, совершенно без проблем, вдруг полез в петлю или вскрыл себе вены… И счёт таким смертям с первых же дней того кошмара в городе пошёл на десятки.

Весь город просто гудел от слухов про идущие к кладбищу, одна за одной, похоронные процессии, в начале каждой из которых, на заваленном венками катафалке, непременно стоял окружённый рыдающей роднёй гроб с молодым парнем или девушкой. Единственный на весь город духовой оркестр был нарасхват. Под катафалки пришлось приспособить ещё несколько машин, запасы же гробов, венков и прочих ритуальных предметов работавшие в городе похоронные бюро не успевали пополнять. Местная газета, начав издаваться в авральном режиме, стала выходить каждый день, отдавая все свои полосы обсуждениям, высказываниям, заверениям власть имущих по поводу свалившегося на город кошмара. Всё это с ужасом обсуждалось повсюду, – на улицах, рынках, остановках, в школах, больницах, организациях… Везде, где больше чем на минуту собиралось более двух человек.

О роковых гаданиях же Назы сразу никто и не вспомнил…

…Илья вполуха прослушал очередную «промывку мозгов» по поводу посыпавшихся на город «молодых» смертей, теперь ежедневно устраиваемую у них, как и в других школах города, вместо первого урока, не находя себе места из-за Инны. Она почему-то и сегодня не пришла на уроки. Ну ладно вчера! Так расстроилась на похоронах подруги, что потом всю ночь после них проплакала, как рассказала ему и по телефону, и потом, когда он к ней после школы пришёл… Но ведь уже второй день пошёл после того расстройства! Всё ли у Иннуши в порядке? Телефон её почему-то был выключен, отчего, на фоне всей той жути, о которой сейчас в городе судачили абсолютно все, в голову лезло всякое. Почему она не только в школу не пришла, но ещё и телефон отключила? Жива ли вообще? А тут ещё, на только что прошедшей «профилактике», от кого-то из одноклассников – от кого конкретно, Илья, погружённый в свои тревожные мысли, прослушал, – стало известно, что тем из погибших, что учились в их школе, по крайней мере некоторым из них, близкую гибель недавно предрекала ставшая в последнее время такой популярной среди старшеклассников гадалка по имени Наза.

Тяжёлая тревога вмиг заполнила собой весь рассудок Ильи, ведь Инна ему, помнится, рассказывала, что тоже ходила к той гадалке. Тревога, которая не позволяла поверить, что предсказания гадалки Назы были только словами. И совершенно не давала подумать больше ни о чём другом.

Начинался только второй урок, до обеда, когда становился «виден» конец текущего учебного дня, было ещё очень далеко. И от осознания последнего Илья приходил в отчаяние. Разве сможет он столько высидеть, зная, что с Инной, возможно, случилась беда! Смотря на собравшихся у кабалы – кабалой в их классе, да и во всей школе, называли кабинеты алгебры, по первым слогам этих двух слов: «кабинет» и «алгебра» – одноклассников, неизменно обсуждавших творившееся сейчас в городе, Илья всё больше и больше склонялся к мысли, что из школы нужно было «линять». Вот только предупредить кого-нибудь из друзей, чтобы классная, «соскучившись», кипеж не поднимала. А то со всем этим ужасом в городе в школе у них с посещаемостью уроков ещё строже стало. Предупредить и линять, дуя прямиком к Инне домой.

– Димон! – едва об этом подумав, Илья окликнул одного из своих школьных приятелей.

– Я-я! – тут же повернулся тот.

– Слушай, мне сейчас исчезнуть надо. Ты, если что, классной шепни, что я побежал Инку проведать. Что-то не пришла она сегодня, и мне тревожно за неё! Пусть шума не поднимает, я, если что, на связи.

– Понятно… – с беспокойством посмотрел на товарища Дима. – Может, помочь чем?

– Да не, чё тут помогать! Сам справлюсь.

– Ну, как знаешь! Давай, я прикрою, если что.

Пожав руку Димону, Илья припустил к ведущей на первый этаж лестнице. Алгебраичка «на горизонте» ещё не показалась, а значит, пока не было никаких помех тому, чтобы пробраться к выходу из школы. Гардероб он решил оставить на потом. «Вот Инну проведаю, потом заскочу в школу и заберу куртку. А то сейчас её вряд ли гардеробщица мне отдаст. С этим переполохом в городе…» – подумалось ему, когда он уже подбегал к парадному входу школы. Последний выходил прямо на улицу, где можно было сразу потеряться среди прохожих, так что, выходя через него, было намного меньше вероятности оказаться замеченным в окно кем-нибудь из учителей.

Инна открыла сразу. Он ещё и притронуться к кнопке звонка не успел. До калитки оставался ещё целый шаг, когда она перед ним распахнулась.

– Пришёл! – девушка сразу же бросилась Илье на шею. – Пришёл…

– Как же иначе! – обняв и уткнувшись в её шелковистые волосы, пробормотал тот, тут же спрашивая: – У тебя всё в порядке?

– Все живы… – ответ девушки показался Илье уклончивым, однако он не стал в те мгновенья заострять на этом внимание. А Инна продолжала: – Да ты проходи, проходи! Раздетый, замёрз наверное!

Заведя Илью в дом, Инна сразу же бросилась на кухню, спеша поставить на плиту чайник и разогреть чего-нибудь покушать, чтобы поскорее отогреть своего парня. Тот же сразу направился за ней.

– Ты телефон чего выключила? – вымыв руки над мойкой и усаживаясь за столом, начал допытываться он у хозяйничавшей возле плиты девушки.

– Да я не выключила. Я его грохнула…

– То есть?

– Ну что «то есть»! Уронила на пол, а он «обиделся». Папа сегодня в ремонт должен будет отдать.

– А-а! – покачал головой Илья. – А я звоню-звоню…

Подойдя к нему, Инна ласково взъерошила ему волосы на макушке.

– Звоню-звоню… – передразнила она Илью, грустно улыбаясь.

– А в школу почему сегодня не пришла? – не замечая грусти в её голосе, продолжал пытать свою девушку Илья.

Спросив, он поднял на Инну глаза, и вот тут-то от его взгляда не ускользнуло, как погрустнело теперь лицо его возлюбленной!

– В школу… – и сама не понимая, что говорит, пробормотала та, тут же уходя куда-то в свои мысли.

– В школу, – увидев её реакцию, сразу встревожился Илья.

– А это и есть то, о чём я тебе сейчас собиралась рассказать, – Инна постаралась сбросить нахлынувшую вдруг на неё грусть и сделала голос нарочито весёлым.

Да только Илья сразу уловил фальш в её голосе. И снова самые недобрые предчувствия, отпустившие было его при виде живой и здоровой Инны, закрались к нему в самое сердце.

– Что случилось? – взгляд его сделался не на шутку обеспокоенным.

– Понимаешь… – присаживаясь рядом с ним на другой стул и почему-то пряча глаза, отвечала Инна. – Я, дура, тебя не послушалась…

– Ты о чём?

– Говорил же ты мне, чтобы я к той Назе больше не ходила!

– Назе?

– Ну это гадалка та, помнишь, я тебе о ней рассказывала!

– А! Ну-ну!

– Так вот… Это Нелька всё, пошли-пошли… – в комнате отчётливо раздался её всхлип.

– Успокойся, малыш, и расскажи всё по-порядку.

– Да что по-порядку! – Инна отчаянно махнула рукой. – В общем, пришла ко мне Нелька, соседка моя, я тебе о ней раньше рассказывала…

– Ну да, я помню…

– Так вот. Пришла она ко мне и ну меня уговаривать – пошли да пошли к Назе сходим! Погадать ей приспичило, любит-не любит её там один парень из её класса. А мне что делать? Когда я на тебя гадать ходила, точно так же её пойти со мной уговорила. Так что теперь оказалась вроде как ей должна. Ну, я и пошла…

Ничего не сказав, Илья тяжело вздохнул. А Инна, виновато на него посмотрев, продолжала:

– Да не вздыхай ты так, знаю, что дура!

Инна снова всхлипнула.

– В общем, – продолжала она, – я попёрлась тогда с ней. К Назе той… Ну она нам и погадала.

– Вам?! Ты же пошла за компанию!

– Да Наза! – с досадой почти воскликнула Инна. – Кофе сварила и налила не только Нельке! Я, дура, с ней в комнатушку-гадальню Низину запёрлась! В общем, когда она мне чашку с кофе протянула, я не отказалась. Бес, что называется, попутал! Деньги-то с собой были…

– Ну? – переполненный тревогой взгляд Ильи нетерпеливо забегал по лицу, волосам, плечам возлюбленной.

– Что «ну»? – Инна заплакала. – И я, и Нелька теперь ждём своей смерти. А ты говоришь в школу…

Повисло тяжёлое молчание. Опустив голову, беззвучно плакала хозяйка, частыми слезами капая в стоящую перед ней всё ещё пустую чайную чашку. Илья не сводил с неё своего перепуганного только что услышанным рассказом взгляда. И никто из них не мог вымолвить ни единого слова. Инна от уже почти напрочь раздавившего её за минувшее после рокового гадания время невыносимого отчаяния. Илья от страха за свою ненаглядную.

– А что же ты мне позавчера ничего не сказала? На похоронах Лины?

– До того ли там было! – Инна покачала головой. – Да и не знала я ещё тогда, что всем умершим Наза их смерть нагадала. Я об этом только на Лининых похоронах в первый раз, да и то только вскользь, услышала. А потом… Вечером того же дня предки мои такой же слух с работы принесли, и то, что они рассказали, уже на пустую болтовню похоже не было.