Текст книги "Гражданская война. Миссия России"

ЦК РКП(б) срочно стягивал силы для обороны бывшей столицы империи. Совет Обороны Республики обратился к народу с воззванием «Все на защиту Петрограда». В обращении говорилось и об участии в наступлении на стороне Юденича войск Антанты, белофиннов и белоэстонцев. Этим подчеркивался национальный характер российской революции и Гражданской войны, которая все боле становилась не интернациональной, а оборонительной и справедливой. Красная армия Западного фронта была значительно усилена: ее численность достигла 81 тыс. штыков, 252 орудий, 700 пулеметов. Ей придавались 8 броневиков и несколько десятков аэропланов (для ведения разведки). Кроме того, сухопутные силы поддерживались со стороны Финского залива Балтийским флотом (10 вымпелов, включая 3 линкора и 1 крейсер) и со стороны Онежского озера (24 корабля Онежской флотилии). Контрнаступление красных началось 16 июня, когда 7-я и 15-я армии под командованием Д. Н. Надежного штурмом взяли мятежные форты Балтийского флота. Атаки на хорошо вооруженные бетонные форты стоили красным большой крови. Но 21 июня после перегруппировки сил обе армии перешли в общее наступление. Первый удар нанесли севернее Петрограда – по финнам. В конце июня финны были разгромлены у реки Видлицы и отброшены к границе. Лишь в августе после затяжных, тяжелых боев были взяты Ямбург и Псков. Юденичу удалось удержать Нарвско-Гдовский плацдарм. Советы отстояли имперскую столицу – Петроград. Западный фронт временно замер.

* * *

Положение на правом фланге Красных армий Южного фронта было похоже на катастрофу. Командование красных не имело никакого реального представления о положении дел там. Распоряжение Главкома от 11 июня № 3819 оп. о присоединении к Южному фронту 12-й армии Западного и объединении действий этой армии с действиями 14-й не принесло существенных результатов. Предполагалось путем организации ударной группы из двух армий в районе Синельниково и выхода этой группы на фланг Добрармии в район Славянск – Юзово остановить наступление белых на Харьков и вывести из-под ударов 8-ю и 9-ю армии. В дальнейшем та же группа должна была продолжать наступление и вернуть Донецкий бассейн. Попытка эта не удалась с самого начала. Корпус Шкуро, нанеся крупное поражение Махно под Гуляйполем, был брошен командованием белых против 14-й армии в Екатеринославском направлении и вынудил эту армию отходить к Днепру.

Таким образом, к середине июня оба фланга и центр Южного фронта находились в состоянии безнадежного отхода. Белые всюду теснили красных, развивая наибольший успех против 9-й армии и обеспечивая оба своих фланга. Тяжелые испытания выпали на долю 9-й армии. Мамонтовская группа 18 июня вышла уже восточнее железной дороги Поворино – Царицын и здесь, разделившись, пошла по двум направлениям: одна часть – вверх по реке Медведице, другая – в тыл Царицыну. Вторая группа Донской армии форсировала Дон у Калитвы и шла прямо на реку Хопер и по ней на Поворино. И наконец, третья группа перешла Донец у Юго-Восточной железной дороги и направилась на Воронеж, всюду тесня перед собой части 8-й армии. Окончательное поражение 9-й армии было нанесено у станицы Зимняцкой, где была окружена 23-я дивизия и уничтожены 199-й и 201-й полки красных. Остатки дивизии отошли к станице Арчединской. К 23 июня вся обескровленная и потрепанная в боях 9-я армия отошла на северо-запад к линии рек Терса – Елань.

На левом фланге генерал Май-Маевский, не опасаясь за свое левое плечо, смог развить дальнейшее наступление на север. На Харьковском направлении были сосредоточены 1-й армейский корпус генерала Кутепова (лучшие добровольческие части) и Терская дивизия генерала Топоркова. Безостановочно наступая и тесня перед собой части 13-й и 8-й армий, Терская дивизия 14 июня заняла Купянск, затем, выйдя в тыл Харьковской группе красных, 23-го овладела Белгородом. А на другой день после ожесточенных боев в течение пяти часов левая колонна генерала Кутепова ворвалась в Харьков. Однако начали обнаруживаться и симптомы уклонения от выполнения основной цели – стремления на север. Увлекшись преследованием красных, части белых стихийно распространились на запад помимо воли командования. Конница Шкуро по своей инициативе заняла Екатеринослав. Да, теперь оба фланга белых армий уперлись один в Волгу, другой в Днепр, занимая пространство, которое требовало новых сил и средств для ведения дальнейших операций. На нижней Волге 10-я армия красных, с самого начала кампании предоставленная сама себе, дралась на подступах к Царицыну и только 30-го июня вынуждена была очистить город и отойти на север.

Теперь Деникин по внешним стратегическим признакам мог считать свое положение блестящим. Вся Донская область была очищена от красных. Царицын, этот стратегический камень преткновения многочисленных попыток белых, наконец был взят. В центре Донская армия стояла на подступах к Воронежу. Причем перед ее фронтом располагались слабые, мало боеспособные, измученные тяжелым отступательным маршем части красных. Харьков и вся Слободская Украина – в руках белых. Левобережная Украина также ложилась под ноги Добровольческой армии. И тогда, упоенный блестящими успехами, а главное широчайшими перспективами, генерал А. И. Деникин, сидя в Царицыне, под звон колоколов отдает свою судьбоносную, трагическую, решающую Московскую директиву. Она датирована 20 июня старого стиля и 3 июля нового.

«…Имея конечной целью захват сердца России, Москвы, приказываю:

1. Генералу Врангелю выйти на фронт Саратов – Ртищево – Балашов, сменить на этих направлениях донские части и продолжать наступление на Пензу, Рузаевку, Арзамас и далее – Нижний Новгород – Владимир – Москва.

Теперь же направить отряды для связи с Уральской армией и для очищения нижнего плеса Волги.

2. Генералу Сидорину правым крылом, до выхода войск генерала Врангеля, продолжать выполнение прежней задачи по выходу на фронт Камышин – Балашов. Остальным частям развивать удар на Москву в направлениях:

а) Воронеж, Козлов, Рязань;

б) Новый Оскол, Елец, Кашира.

3. Генералу Май-Маевскому наступать на Москву в направлениях Курск, Орел, Тула. Для обеспечения с запада выдвинуться на линии Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав – Брянск».

Имел ли право генерал Деникин в начале июля 1919 года ставить такие задачи своим армиям? Отдавал ли он ясный отчет себе в этом? Был ли готов ответить за это, представ перед Богом?

* * *

Громы и молнии метал Восточный фронт. При общей протяженности фронта в 940 км контрнаступление красных армий планировалось вести в полосе 220 км силами 42 тыс. штыков и сабель при 136 орудиях и 585 пулеметах. На этом участке красным противостояли силы белых числом до 23 тыс. штыков и сабель, 62 орудиях и 225 пулеметах. Ударной силой белых были отборные офицерские части генерала В. О. Каппеля. Контрнаступление началось 20–25 апреля на южном участке фронта. Войска 1-й и Туркестанской красных армий своим ударом нарушили оперативно-тактическую связь между Западной армией генерала Ханжина и Южной армейской группировкой генерала Белова у рек Самыш-Дела и Большая Кинель. С конца апреля по май красные повели против войск Колчака три последовательные операции: Бугурусланскую (командарм М. Тухачевский), Белебейскую (командарм Г. Гай) и Уфимскую (командарм М. Фрунзе). В последней важную роль играла 25-я дивизия В. Чапаева…

Много интересного и странного рассказывали про него. Говорили, что комдив «презирал» высшие штабы и не признавал старшего командования. Он очень подозрительно относился к «бывшим генералам» (военспецам) и всяким «коммунистам» (ставленникам Льва Троцкого), засевшим в штабах фронта и армий. Тогда простые, малообразованные красноармейцы из крестьян и рабочих поговаривали, что «коммунисты» – враги рабоче-крестьянской власти и не уважают русскую революцию, а «большевики» – свои, за рабочих и крестьян. Троцкисты платили красноармейцам из простонародья тем же. Среди них ходило крылатое высказывание Льва Троцкого:

«Эта Красная армия – как редиска. Красная только снаружи!»

Здоровое «классовое чутье» постоянно подсказывало Чапаеву, что рядом измена. Но с теми военачальниками, которым он доверял, Василий Иванович был идеально дисциплинирован. Таковыми были его отношения с командармом Фрунзе. Его Чапаев любил беспредельно. Большое значение комдив придавал разведке и умел ценить добытые ею сведения. 18 апреля 1919 г. в руки его разведчиков попали важные документы – два оперативных приказа 7-й Уральской дивизий белых, раскрывавшие расположение ударной группировки и намерения противника. Комдив немедленно и лично передал эти сведения по прямому проводу командующему армией. Материалы, добытые чапаевской разведкой, сыграли важную роль в окончательной выработке плана контрудара, разработанного командармом.

Сражение на Восточном фронте для 25-й дивизии завершилось победной Уфимской операцией, в которой ее полкам принадлежала главная и решающая роль. Здесь Чапаев еще раз проявил черты яркого военачальника – смелость, инициативу и необычайное упорство. В ночь с 7 на 8 июня 25-я дивизия форсировала реку Белую у деревни Красный Яр, в 20 км северо-западнее Уфы. Произведя внезапную ночную переправу передовых частей и захватив плацдарм на правом берегу реки, силы дивизии уже днем 8 июня попали в исключительно тяжелое положение. В ночь яростная гроза и молнии полыхали над Белой, разразился ливень. Утром на переправившиеся части красных навалились свежие резервы противника – до двух дивизий под руководством генерала Каппеля. Аэропланы с воздуха бомбили и расстреливали переправы красных. Чапаевские полки оказались прижатыми к берегу, отрезанными от своего тыла и лишенными подвоза боеприпасов. Поражение казалось неотвратимым. Сам командарм Фрунзе и комдив Чапаев находились в рядах бойцов и руководили боем. Раненный в голову пулей с аэроплана, Чапаев не покинул своих солдат. Тогда утром 9 июня каппелевские части провели «психическую атаку». Белые офицеры и солдаты поднимались из окопов во весь рост и в строевых порядках с развернутыми знаменами, с винтовками наперевес шли в штыковые против красных. Это устрашало. Красные, неся большие потери под пулеметным и артиллерийским огнем, свирепо оборонялись и переходили в контратаки. Мужество, выдержка и храбрость были явлены в этих боях с обеих сторон. Но красные устояли, получив большое подкрепление, они отбросили обескровленные каппелевские части от реки. К вечеру 9 июня Уфа стала советской.

Боевые заслуги Чапаева были отмечены Советом Народных Комиссаров, наградившим его орденом Красного Знамени. Имя Чапаева значилось в Приказе Реввоенсовета Республики:

«Награждается орденом „Красного знамени“ начальник 25-й стрелковой дивизии, тов. Василий Иванович Чапаев, за нижеследующие отличия.

Соорганизовав, по революционному почину, отряд, в течение мая, июня, июля, августа и сентября 1918 г. упорно оборонял Саратовско-Николаевский район, сначала от нападения уральских казаков, а потом и чехословаков. 6 и 7 октября 1918 г., руководя отрядом (Николаевской дивизией) на подступах к Самаре, занятой чехословаками, одним из первых переправился через реку Самарку, воодушевляя тем свои и соседние части, что способствовало быстрой переправе частей и занятию Самары. Всегда предводительствуя своими частями, он храбро и самоотверженно сражался в передовых цепях, неоднократно был ранен и контужен, но всегда оставался в строю. Благодаря его умелым маневрам Александро-Гайской бригадой были разбиты казачьи банды генерала Толстова, что дало возможность нам овладеть Уральской областью. Назначенный начальником 25-й стрелковой дивизии, в дни катастрофического положения Самары, когда противник отстоял от нее в двух переходах, он с дивизией был выдвинут в центр наступающих сил противника под Бугуруслан; настойчивыми стремительными ударами и искусными маневрами он остановил наступление противника и в течение полутора месяцев овладел городами Бугурусланом, Белебеем и Уфой, чем и спас Среднее Поволжье и возвратил Уфимско-Самарский хлебный район. В боях под Уфой (8 июня с. г.) при форсировании р. Белой лично руководил операцией и был ранен в голову, но, несмотря на это, не оставил строя и провел операцию, закончившуюся взятием гор. Уфы».

В ходе ожесточенных боев войска Красной армии нанесли серьезный урон Волжскому корпусу генерала Каппеля, разбили Западную армию, отбросив ее за реку Белую, взяли Уфу и вышли к предгорьям Урала. Затем был нанесен ряд ударов по Сибирской армии. В верховьях Дона красные смогли разгромить восстание донских казаков и оттеснить повстанцев на юг.

После взятия Уфы путь 25-й дивизии лежал на юг – в те места, где она зародилась и была сформирована. А далее на Урал-реку. Задачей дивизии было разгромить и выбить на восток белых уральских казаков.

Али Усманович Юлдубаев (как отныне стал он именоваться по фамилии в книжке красноармейца; не ходить же вечно бесфамильным, ведь Россия не Турция) был в той разведке, когда добыли важные сведения о расположении ударной группировки белых под Уфой. В ту ночь на 18 апреля взяли красные разведчики в плен белого офицера с портфелем важных бумаг и картой. Али тогда заколол кинжалом под сердце молодого казака из охраны. Потом стравило его, потерял он в темноте краденую юлдузбаевскую гурду. Но командир кавполка товарищ Елань, за отвагу и храбрость наградил, как смог, всех разведчиков. Уж очень важными были бумаги, добытые в разведке. Али же получил из рук комполка шашку с дарственной надписью и звездой, вытравленными на голомени клинка: «Красному бойцу, товарищу Юлдубаеву за храбрость и находчивость, проявленные в разведке и в боях с врагами трудового народа».

Чапаевская 25-я дивизия возвратилась на старые места и расположилась верстах в ста западнее Николаевска близ Урал-реки. Совсем рядом лежали аулы, где провел свое отрочество и юность чабан Али Юлдубаев. Командир красной башкирской сотни (эскадрона) Салим пригласил семерых своих друзей и товарищей (из числа тех, кто остался в живых, с кем почти год назад ушел в Красную армию к Чапаеву) в гости к себе в аул. Среди них был и Али.

Жаркое лето пришло в юго-восточные степи Поволжья. Затем прошли дожди и облегчили жару. Погода стояла мягкая, ясная. Солнце ласкало и не жгло. Степные травы вызревали, заколосились. И запахло полынью. Красные бойцы нагрянули в аул внезапно. Белых казаков здесь давно уже и след простыл. Как же были рады родители Салима, встречая сына и его товарищей! Коней быстро расседлали и повели к коновязи. Задали им сена и овса. Старый отец отловил в отаре и привел на веревке трех баранов, которых бойцы закололи и освежевали. Женщины сварили бешбармак, напекли душистых лепешек в тандыре, нажарили свежей рыбы из Камелика, нарвали и намыли свежего лука, чесноку, накрыли богатый достархан. Все мужчины усаживались на корточки у достархана, накрытого на большой войлочной полсти, постеленной на траве, близ двора. Женщины прислуживали. Отец Салима («Ата», как называли его бойцы) читал молитву. В знак уважения все по старому обычаю подняли руки и совершили символическое омовение лица и бороды (как того требовал намаз). Откуда-то (словно сама собой, ведь готовились к встрече красные аскеры) среди блюд появилась четверть мутноватого крепкого самогона. Стали разливать по пиалам, поставленным женщинами среди блюд как бы для чая. Ата сделал вид, что и не видит. Старикам-соседям, пришедшим из аула пообщаться с Салимом и приглашенным к достархану, предложили (из уважения), но не наливали. Хотя один, что помоложе, попросил сам и подставил чашку с широкими краями. Салим приподнялся с войлочной подстилки, встал на колени, разгладил усы и торжественно произнес:

– Выпьем, товарищи красные бойцы, за нашу революцию и за победу трудового народа!

Выпили махом, по-русски. Причмокивали и утирались пальцами по-башкирски.

– Якши! Бик якши! – промолвил Шарифулла.

За трапезой потек чинный, неспешный разговор. Ели руками (по обычаям предков), неторопливо, пользуясь только ножом. Струйки жирного, горячего бараньего бешбармака текли у мужчин между пальцев, по запястьям рук, затекали за отвернутые рукава гимнастерок и рубах до локтя. Подбородки, бороды, усы и даже щеки – все благоухало, лоснилось и было насыщено душистым бараньим жиром. Недолго думая, угощавшиеся вновь наполнили пиалы крепким питьем, и кузнец Шарифулла произнес очередной тост:

– Выпьем, товарищи бойцы, за родителей нашего славного командира сотни! Да пошлет Аллах им здоровья и долгих лет жизни! Выпьем и за их сына – Салима! Здоровья и богатства всему их роду!

Все, кто держал пиалу, выпили по полной. Спустя еще четверть часа пили уже за командира кавполка товарища Еланя. А затем и за славного комдива – товарища Чапаева. Неспешный разговор за достарханом между тем тек и тек сам собой. Али, несмотря на молодость, сидел рядом с Салимом (каждому место за трапезой по заслугам) и многое слышал из тихого разговора, происходившего между отцом и сыном.

– Как живется вам с матерью, ата, без моей помощи? Помогают ли младшие братья и сестры? Не обижает ли кто? – спрашивал с грустью захмелевший Салим, с любовью глядя на седого отца.

– Слава Аллаху, сынок. Младшие все в послушании, чтут родителей, помогают в хозяйстве. Был бы только ты жив и здоров, – отвечал отец.

– А из аула или еще кто, не обижает ли? Не позволю обижать стариков. Скажи, ата, всех управлю своей рукой и силой нашей новой власти, – вновь спрашивал все более хмелеющий Салим.

– Да и не знаю, как сказать, сынок…

– Говори, ата, не бойся никого. Твой сын – красный командир!

– Несколько дней назад, сынок, вез я на нашем возу дрова из дальней рощи, что у Камелика. Дорогу-то местами развезло – дожди прошли. И степью не проедешь, раскисла степь – лучше и не съезжать. Разве что одним колесом по обочине. Потому впряг я двух быков. Воз нагрузил дровами хорошо. Чего зря быков гонять. Но задремал в пути, устал сильно. И затащили повозку наши быки в самую что ни есть непролазную грязь. Долго я бился, чтоб кое-как из этой грязи воз вытащить. Сам весь в той грязи извозился… Только чуть выбрался на сухое место, а тут навстречу мне летит легкая четырехколесная повозка с пулеметом. Забыл, как называется она по-русски…

– Тачанка, ата, – негромко подсказал Али.

– Да, верно. На тачанке трое. А рядом скачет верхом какой-то, похожий на казака. Усы у него черные, папаха, бурка на плечах, сабля на боку, нагайка в руках. Катится эта повозка быстро, только лужи расплескиваются и грязь из-под колес да из-под конских копыт разлетается в разные стороны. Слышу, те, что на повозке, уже издали кричат мне, ругаются по-русски, чтобы я воз с дороги убрал. А я куда воз-то дену? Только что из грязи сам выбрался, и опять в грязь? Ну, сделал я вид, что пытаюсь с дороги свернуть, а быки не идут. Тут эта повозка с ходу и врезалась передней осью в мой воз. Правда, крепкая ось у них оказалась, колесо не слетело. Но тачанка эта зацепилась за мой воз. Те, что на тачанке, попрыгали вниз, чтобы ее от моего воза отцепить. А тот верховой – казак подлетел ко мне, выругал и как начал меня нагайкой хлестать по спине, по плечам. Благо на мне теплая телогрейка была. Но местами досталось, и до сего дня спина болит, – рассказывал старый отец Салима, поводя плечами и указывая большим пальцем правой руки на посеченную спину.

– Эх, отец, узнаю, кто такой тот казак, или покажешь мне, несдобровать ему! – угрожающе произнес хмельной Салим.

Женщины стали разливать старикам крепкий чай по пиалам. Принесли сахар и шербет. Старшие, утирая руки и бороды от бараньего жира мягкими полотенцами, принимали дымившиеся пиалы. Дули, отпивая маленькими глотками.

– А как воюете, красные батыры? Много ли у вас конницы, много ли ружей, пушек и иного оружия? – спрашивал между тем у гордого и сильно опьяневшего Шарифуллы один из соседей Салима, что пил самогон вместе с гостями.

– У нас не конница, а кавалерийский полк! Конница – это у казаков. А у них-то – у белых – и хороших командиров не сыщешь. А у нас и командиры – все батыры! И оружие лучше, и пулеметов больше, и пушек, и автомобили и самолеты есть, – хвастался Шарифулла.

– Э-э, зачем неправда сказаль? Белий казак много карош енерал есть. Кулчак курбаши – якши енерал! – пытаясь говорить по-русски и выказывая этим знание предмета, произнес один из пожилых соседей Салима. Он покачал головой и подул на горячий чай в пиале.

– Нет, уважаемый Ильяс-ака, – сдержанно, но все же с долей раздражения и упрямства вмешался в разговор Салим. – Лучше командиров, чем в Красной армии, не сыщете!

– Командарм Фрунзе – великий курбаши! Он белых под Уфой разбил. Там наша дивизия впереди всей армии шла. А почему? Да потому, что комдив наш – сам Чапаев. Слышали о нем, ака? – с задором сказал Али.

– Чапай-кизылбаши?! Наслышаны многие о нем, – отвечал Ильяс-ака.

– Этот Чапай новый мост над Камеликом порушил. А какой хороший мост был! В Николаевск ездить удобно было, – сказал один из стариков.

– Да не порушил он его, а взорвал, чтобы белые реку не перешли, – вставил Шарифулла. – Зато теперь сюда казаки не сунутся. А мост советская власть построит, еще лучше прежнего.

– Наш сосед Шамиль был в соседнем ауле – за Камеликом. Видел, как Чапай на коне в тот аул входил. Как вошел, все мужчины и старики в погреба попрятались, а женщины и дети на кровли домов и сараев залезли, – стал рассказывать отец Салима.

– Зачем, ата? – с удивлением спросил Салим.

– Как увидит кого на улице Чапай или нукеры его, налетают, и ну плетьми сечь, – произнес Ильяс-ака.

– Зачем плетьми? Не пойму, – спросил Али.

– Чтоб не мешали ему. Злой очень, – отвечал старый седой Ильяс.

Долго еще продолжался разговор между трезвыми стариками аула и хмельными красными бойцами-башкирами. Но постепенно крепкий самогон выключал из разговора одного батыра за другим. Кто мог, отползал с подстилки и от достархана куда-нибудь под воз или на сено. Женщины приносили подушку и накидку тем, кто не смог встать. Смеркалось. Старики благодарили за угощение отца Салима. Ата прочел благодарственную молитву. Соседи степенно расходились по домам, покачивая головами, сдержанно осуждая хмельных, одурманенных самогоном красных батыров за нарушение вековых законов Адата и Шариата.

Через день утром, когда Салим со своими друзьями уже собирался возвращаться из краткосрочного отпуска в дивизию, в родной его аул влетела тачанка в сопровождении лихого черноусого всадника в папахе и в бурке. Точнее, тачанка сопровождала его, а не он тачанку. Местное аульское население в испуге стало прятаться кто куда. Старый отец Салима, выгонявший скот на выпас, в испуге прибежал домой и рассказал сыну о том, что увидел своего обидчика. Схватив винтовку и передернув затвор, Салим выбежал на двор, скликая товарищей. Али первый последовал за своим командиром, вытягивая шашку из ножен. Всадник в бурке и тачанка неспешно проезжали недалеко от дома по улице. Салим уже приложил было винтовку к плечу и готов был выпустить пулю в голову всадника, как вдруг замер. В изумлении замерли и все соратники Салима.

Всадник остановил коня, заметив оживление возле дома, и, указывая нагайкой, приказал развернуть туда пулемет на тачанке. Затем увидел, что во дворе бойцы с красными звездами и лентами на головных уборах, и произнес громко:

– Вижу! Молодцы, не спите. Хвалю за революционную бдительность!

В это время старый отец, вышедший из дома, тихонько дернул сзади сына за рукав и негромко сказал Салиму:

– Вот он – мой обидчик, сынок. Усатый, в папахе. Он меня нагайкой отходил.

– Молчи, отец… Это и есть сам комдив Чапаев, – негромко отвечал Салим, опуская оружие.

* * *

Вооруженные силы Юга России

Действовавшие против Южного фронта силы белых армий организационно и политически разделялись на армии – Донскую, Кубанскую (Кавказскую) и Добровольческую. Все три имели свою обособленную организацию и свои характерные черты.

Донская армия. Донская армия первой поднялась против революционных войск, а затем и Красной армии. В конце 1918 г. она в основном одна вела борьбу с армиями Южного фронта. Зарождение этой армии можно отнести еще к концу 1917-го, когда генерал Каледин снимал казачьи части с австро-германского фронта и сосредоточивал их на границах с Великороссией. К началу июля 1918 г. ему удалось собрать в своих руках более 10 казачьих полков с артиллерией. Последовательным развертыванием сил Донская армия, пользуясь германской ориентацией генерала Краснова, под прикрытием и надежным обеспечением германских оккупационных войск к середине лета 1918 года достигла численности в 46–50 тысяч бойцов при 272 пулеметах и 92 орудиях, в их числе было около 26 тысяч конницы. Организационно силы Донармии сводились к 30 пехотным и 60 кавалерийским полкам. По соглашению, заключенному 8 января 1919 года на станции Торговая между Деникиным и Красновым, Донармия вошла в состав вооруженных сил Юга России, и Деникин встал во главе этих сил.

Эта армия по своему составу и сущности отражала старые социальные противоречия Донской области. Идеология «домовитых» казаков определяла собой и состав этой армии. Однако наличие в области «иногородних» нарушало эту однородность армии, а потому Донармия не всегда обладала одинаковой устойчивостью.

Полки Донармии сводились в четырехполковые дивизии (конные) с одной конно-саперной сотней и двумя батареями конного артиллерийского дивизиона. 5–6 дивизий составляли корпус, входящий в состав армии. Донских армий сначала было три, но к лету 1919 года они были сведены в одну составе 5–8 корпусов. Армия комплектовалась частными мобилизациями казаков и иногородних Донской области, причем эти мобилизации проходили всякий раз с большим трудом. Казаки шли в армию охотнее всего в периоды подъема и развивающихся успехов на фронте. Общее настроение призванных бывало далеко не воинственным. Показателем этого являются многочисленные наказы и приговоры о невводе частей Красной армии в пределы Донской области с обещаниями, в свою очередь, не переступать свои границы. Эти настроения, с неясными симпатиями к Советам, наблюдались и у довольно широкого слоя казачьего офицерства. В силу этого в январе и феврале 1919-го казачество целыми полками сдавалось и переходило на сторону красных. Так, 31 января в районе станицы Алексеевской на участке 15-й дивизии РККА сдались добровольно в полном составе 23-й, 24-й, 26-й, 27-й и 39-й казачьи полки с 5 орудиями и 6 тысячами снарядами. А в начале января в районе станицы Вешенской вспыхнуло восстание в пользу Советской России, разлившееся по всему Хоперскому округу.

Командные кадры Донской армии имели далеко не полный состав, но были на высоте положения в отношении предварительной подготовки. Для пополнения своих знаний большинство офицеров проходило краткие курсы обучения на созданных повторных курсах.

Кубанская армия. Зарождение ее началось в самом начале 1918 года, параллельно с возникновением идеи «самостийности» Кубани. Кубанские казаки уже с первых дней противостояния с Советами вливались в Добровольческую армию, и, кроме того, кубанскими казаками пополнялись ряды добровольческих частей. Поэтому Кубань не получила своей армии, как это было на Дону, что отразилось и на судьбах кубанского казачества.

Организационно кубанские части строились так же, как и донские. К маю 1918 года в состав Добровольческой армии входили кубанские части: сводная горская дивизия, отдельная дивизия, Кубанский корпус, 1-й конный корпус. Как и донские части, Кубанская армия была преимущественно конная. Однако сравнительно с Донской армией кубанские части отличались высокой боеспособностью и стойкостью, главным образом благодаря обилию офицерского состава, имевшего к тому же высокий уровень знаний, подготовки и опыта.

Добровольческая армия. Зарождение этого оплота Белого дела относится еще к ноябрю 1917 года, когда офицерство, лишенное погон и командных должностей, стало перед дилеммой: за или против советской власти. Значительная часть склонилась ко второму решению, но далеко не вся эта часть решила активно бороться с оружием в руках. Пресса и литература Белого движения свидетельствуют о том, что многочисленные группы офицерства предпочитали торговать газетами и в магазинах, прислуживать в ресторанах, заниматься спекуляцией, но не драться ни на той, ни на другой стороне. Стягивание офицерства на Дон началось с конца 1917 года. Офицерство прибывало в Новочеркасск небольшими группами. К концу ноября туда собралось около 200 человек офицеров. Первым их «делом» было нападение на части красного Новочеркасского гарнизона – от которого казачьи части решительно отказались. Уже 26 декабря 1917 года был предпринят налет на Ростов – первое кровавое «дело». Докладывая об этом войсковому кругу, прославленный своим спокойствием и «мягкосердечием» атаман Каледин заявил: «Страшно пролить первую кровь».

Надо, однако, отметить, что все эти выступления добровольцев отнюдь не встречали одобрения со стороны небогатой части казачества. По свидетельствам белых, некоторые комитеты казачьих полков высказывались, что они «порицают выступление буржуазного генерала Каледина и приветствуют товарищей солдат, крестьян, рабочих и матросов, борющихся с буржуазией». Подобное положение вынуждало добровольцев существовать нелегально. Съезд иногородних 8 января 1918 года прямо потребовал «разоружения и роспуска Добрармии, борющейся против наступающего войска революционной демократии».

«Цвет русской армии» – Деникин, Корнилов, Лукомский и другие генералы – прибыли в Новочеркасск еще 6 декабря 1917 года. Тогда сформировался штаб и выделились части: Георгиевский полк, Офицерский батальон, Корниловский полк и ряд других. 27 декабря Добровольческая армия объявила во всеуслышание о своем существовании, выпустила ряд деклараций, в которых объявляла себя «внепартийной» и «внеклассовой». Тогда же были определены цели: верность союзникам, единство и целостность России, борьба с большевиками, борьба за Учредительное собрание. В половине января 1918 года в армии было уже около 4–5 тысяч бойцов. Начало германской оккупации части Донской области заставило Добровольческую армию (2 тысячи 500 человек) пробираться на Кубань. Поход этот, названный белыми «ледяным» и «жестоким», был действительно не из легких, ибо значительная часть крестьянства Кубани встретила офицерские отряды в штыки. У станции Калужской произошло соединение с Кубанским отрядом (около 2 тысяч человек). Попытка в конце марта совместными усилиями занять Екатеринодар не удалась, и армия, уже под командованием Деникина (Корнилов был убит 31 марта), перешла к границам Ставропольской губернии. Далее следовал период занятия Кубани и борьба на Северном Кавказе против разрозненных отрядов революционных войск.