Текст книги "Пострусские"

Пострусские
Спецпроект альманаха «Острог»
Дмитрий Юрьевич Алтуфьев

© Дмитрий Юрьевич Алтуфьев, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Вчера советские, сегодня российские: идентичность мегапопуляции, обитающей промеж бывших национальных республик СССР, остается проблемой.

Нулевые дали свой ответ на запрос идентичности: это люди, которым нравится хорошо жить. Всё. Но время прошло, и суровый 2014-й ясно спросил любителей хорошо жить за идентичность.

Здесь неизбежность. Титульные жители Татарстана и татары, и россияне. Восточные славяне, песок Империи, бывают россиянами, но: либо «полными россиянами», людьми без иных маркеров, либо «русскими», русскими по племени.

Ряд ситуаций в России остро ставил вопрос «русских россиян». Им, бежавшим с Кавказа и средней Азии, не помогала диаспора и «своё» государство: их легко грабили, легко убивали, и единицы вставали на защиту «соплеменников». Памятная манифестация Манежки собрала агрессивную и организованную, но субкультуру, пусть по причине межплеменного конфликта.

Воинствующие девяностые показали природный актерский дар популяции: вчера бравые десантники, следователи, шоферы стали органичными бандитами, структурирующимися не по этническому, а по корпоративному принципу. Великие защитники русского имени прожили девяностые субкультурой, от «Памяти» до бритоголовых мобов: популяция же зализывала раны да тосковала по ушедшей идеократии.

Проблема идентичности, пережив и девяностые, и нулевые, требовала решения, и аннексия Крыма актуализировала взрыв понимания себя. Мы поняли.

Кем не являемся. «Русские» юго-востока Украины сделали Харьков и Днепропетровск оплотом украинского государства. Русские идеологи занялись рекрутированием адептов в пушечное мясо для Новороссии, и вновь проявилось: нет русских как племени. Те, кто видел Русь племенем, либо ушли в субкультуру, либо обратились в донбасский кокс.

Вспышка триумфа «Русского Мира» стала символом его падения. Суть рассыпчатой русской массы, атомизированных, живущих разными идеями, вещами и символами индивидов, как имеющих потенциал общности бородатыми демиургами не раскрыта.

Одно очевидно: отчасти мы племя. Племя с неразвитыми механизмами племенной взаимопомощи. Племя огненного потенциала. Ведь антропологическое качество популяция не потеряла, а культурно мы остаемся носителями великого наследия русских классиков. Стало быть, будущее в виде тихого умирания нам не светит.

Мы будем жить и соединяться, но иначе. Привычка жить автономно от государства, привычка тянуться к «своим» сообществам дает нам шанс выстроить жизнь по-новому в будущей России. Либо Построссии.

И если русские принадлежали стране, государству, то оставаться ли русским после страны и после государства? А время «после» показывает себя.

Не коррупцией как становым хребтом вертикали власти и не монополией на насилие, проявленной региональным лидером. Не превращением армии в ЧВК по призыву: когда заплаканной матери говорят, что сын вместе с десятком сослуживцев погиб на учениях.

Нет, время «после» являет себя усталостью от страны. Серого государства, серой коммерции, ежесекундной борьбы за собственное достоинство, горечи ненужности ума и таланта стране-симулякру. Время «после» оставляет ли нас русскими?

Ответ однозначен и нерационален. Мы не племя, и Дмитрий Алтуфьев раскрывает как суть кризиса идентичности, углубляющегося по распаду Союза, так и путь популяции, сегодня по привычке называемой «народом».

Концепт русских как народа, племени, нации эпохами обрабатывали русские националисты. Автор вошел в этот дискурс лезвием скальпеля и, вскрыв кожу дискурсивной формации, увидел, что за ней пустота и зловоние там, где русским именем прикрывают междоусобицу.

Повторюсь, этническое сознание скажет: русские есть. Но много ли осталось этнического сознания? Автор раскрывает специфику преимущественных социальных связей внутри популяции, показывает, что даже «племенные» связи среди русских националистов идейны.

Помимо остроты темы книга выдается оригинальным стилем мышления. Живой слог и острая, беспощадная мысль.

Ветер свободы.

Александр Давыдов, научный редактор альманаха «Острог».

1. Русь: конец и начало

Страна, государство, народ… что происходит с этими понятиями в России? За прошлый век в стране сменилось три государства, каждый раз прошлое объявлялось проклятым, а русский народ яростно уничтожал себя и окружающих в очередной святой борьбе. Начало ХХI века уже принесло войны в Грузии, Украине и Сирии, эти события так подхлестнули клячу постсоветской истории, что она, закусив удила, несется вскачь с невиданной прытью, увлекая повозку общества, а вокруг на глазах меняется ландшафт, сматывается ткань реальности, рвутся контексты идентичностей и создаются новые. Взобравшись на поручни подпрыгивающей колесницы и балансируя на краю, мы попытаемся здесь заглянуть за горизонт событий в нескольких направлениях.

Самые интересные моменты на нашем пути – повороты, где один отрезок смысла кончается и начинается иной. Первый раз все кончилось в XIII веке. «Слово о погибели Рускыя земли» (книга того времени) не оставляет места разночтениям. Современники оценили результат нашествия Батыя не просто как военное поражение и подчинение ряда русских княжеств захватчикам, а как конец цивилизационной общности, катастрофу. Древнерусский цикл завершился, и началась иная история. Западнорусские земли и народ ушли в Литву, сделав это небольшое языческое государство Великим Княжеством, а восточнорусские оказались в составе империи монголов. Даже северные Псков и Новгород стали данниками Орды. Но все империи дряхлеют – их подтачивает соперничество составляющих частей. Наибольших успехов в таком соперничестве достигла Москва, а не Казань, Тверь или Крым, – двухсотлетняя история поездок ее князей за ханскими ярлыками в Каракорум и Сарай сделала московских владык самыми евразийскими не только среди русских, но и татарских улусников. Применяя принцип «Бей своих, чтобы чужие боялись», Москва сначала подмяла все ближние пределы, а затем и последний осколок вольности – Господин Великий Новгород.

Затем Московия продолжила имперский цикл Орды, победив в борьбе за ее передел и унаследовав царский титул от своих былых владык. Золотой тюбетей царя Узбека был оторочен сибирским соболем и увенчан крестом – так появилась «шапка Мономаха», символ царской власти и ее преемственности «не токмо от князей древлекиевских, но и цесарей византийских». Дальше империя росла, пока не пришла к дряхлости, но кровавая красная перезагрузка влила в шестерни госмеханизма столько русской крови, что советский извод империи протянул еще век. Теперь же русские фрустрированы и обескровлены, более они не могут тащить на себе все это цветущее евразийское многообразие, эту новую старую Орду.

Апологеты Третьего Рима предпочитают не вспоминать признаки упадка первых двух: роскошь, безответственность, деградация управления, обилие неработающих законов, всеобщее потребительство, разврат и всесмешение, опора на варваров-федератов. Москва завершает очередной цикл саморазрушения русского мира. Надломленный народ утратил основы самосохранения: чувство общности, тягу к продолжению рода, волю к жизни, способность к сопротивлению. В данной работе мы постараемся рассмотреть и понять происходящее через призму русского национализма, используя его как инструмент познания.

Русский национализм, который многие эксперты называли самым перспективным в России политическим течением начала ХХI века, русский национализм, который казался сильнее двух других реальных течений – коммунизма и либерализма, последовательно дискредитировавших себя, русский национализм, имеющий потенциальную ресурсную базу в 82% населения – еще в «нулевые» словно уперся в стеклянную стену. Да, государство активно работает против него, но только этим ситуацию не объяснить. Уровень национального самосознания русских не выше бытовой ксенофобии, это дает чудовищный разрыв между 56% поддержкой населением лозунга «Россия для русских» и 2% поддержкой русских националистов. Упершись в эту стену, национальный дискурс изогнулся и начал заворачиваться в себя. Стала складываться «нация националистов», люди всерьез заговорили о националистической повестке, о националистических победах и поражениях, о националистических СМИ и так далее. Русское движение, не став национальным, свернулось в националистическое. Националисты стали большой субкультурой и смирились с этим. Если самосознание русских сейчас и выше, чем в 90-е, то это заслуга скорее массовой миграции и антиукраинской телепропаганды, а не националистов. Это реакция, вторичность, а вовсе не проявление глубинной потребности в национальном единстве.

2014—2015гг следует считать еще одним знаковым концом – концом русского политического национализма, расколовшегося и увядшего. Ключевым моментом стало отношение к «Русской весне» на Юго-Востоке Украины. Одни националисты восприняли ее как форму реального русского возрождения, другие – как пропагандистский трюк, маскирующий советский реваншизм. Первые в этой связи заявляют о поддержке действий власти и ее имперских амбиций, или о том, что на данном этапе они являются попутчиками режима, при этом закрыв глаза на неосоветское перерождение РФ. Вторые непримиримы к антирусскому государству – правопреемнику СССР и являются последовательными противниками «красного» проекта в любых формах. В результате барометр русской националистической активности – Русский марш в Москве 4 ноября 2015г показал катастрофическое падение – дробление на несколько враждебных сегментов с рекордно низким числом участников.

Русская «птица-тройка» распалась, повозка (население) привычно увязла в грязи, а кони (националисты), оборвав постромки, унеслись куда-то вперед, перегрызлись и разбежались. Как такое стало возможным?

Возьмем еще один инструмент – пассионарную теорию этногенеза (ПТЭ) Л. Н. Гумилева. Суть ее в том, что каждый этнос проходит цикл, зависящий от уровня его пассионарности.

В традиционном изложении цикл состоит из семи фаз:

Как видим, время существования этноса составляет в среднем около 1200 лет, после чего он исчезает, специализируется (например, евреи, цыгане) или становится реликтовым (например, малые народности Севера и Дальнего Востока). Гумилев признавал, что вместе с развитием внутри– и межэтнических коммуникаций смены фаз могут ускоряться.

По выкладкам ученого, великорусский этнос как часть русского суперэтноса (воспользуемся имперской терминологией на время работы с ПТЭ) возник в XIII – XIV вв. Если сам Лев Николаевич в 1970—80е годы осторожно оценивал текущую фазу россиян как инерционную, то сейчас есть основания говорить уже о следующей фазе – обскурации. Из нее два выхода: в мемориальную фазу или же развитие новой этнической доминанты, возрождение пассионарости и новый цикл этногенеза. Гумилев подчеркивал, что новая доминанта может возникнуть лишь на окраине ареала этноса/суперэтноса. Центр к тому времени будет сплошь субпассионарен, беспомощен и бесплоден. Мы полагаем деградацию ядра великорусской популяции причиной столь долгой безответной дискриминации «национального большинства» России и более чем скромных достижений националистов. Уровень национального самосознания и этнической солидарности русских на порядок уступает окружающим, обступающим и инфильтрирующим народам. Если большинством особей утрачен безусловный рефлекс объединения, то популяция распадается, учит этология. Кратковременные всплески происходят лишь реактивно, в ответ на тяжкие демонстративные преступления провокаторов ксенофобии.

В логике пассионарной теории этногенеза надежду русским оставляет лишь возникновение новой этнической доминанты на окраине ареала с последующим распространением импульса пассионарности на близкородственное истощившееся ядро, укрепление новой идентичности и дальнейшая экспансия. Истории известны целые цепочки подобных «перезагрузок», но из уважения к Л. Н. Гумилеву мы решили остановиться на его «коньке» – тюрках.

Небольшое алтайское племя тюркютов, добывавшее железо для воинственных соседей, в середине VI века сплачивает их и на волне пассионарного подъема за несколько десятилетий уничтожает мощь некогда грозных жужаней, усуней, уар и эфталитов и наследует их власть и земли. Тюрки становятся хозяевами всех степей от Хингана до Волги. В войнах сломлено сопротивление Персии, Византии и Северных царств Китая. Тюрками захвачены Крым, Северный Кавказ, Средняя Азия и Маньчжурия. Каганат простерся широкой лентой вдоль всего Шелкового Пути, став одним из крупнейших в истории древних государств Азии. Однако уже в 603г. Тюркский каганат разделился сначала надвое, а затем, после череды межплеменных войн и вторжений, в середине VIII века распался, а рассеянные от Хазарии до Монголии тюрки попали под власть других народов, что прямо коснулось и наших предков11
  См. Д. Алтуфьев, И. Алексеев-Лексинен, Каганат русов: трофейная государственность, Острог, №9.


[Закрыть]. Но это был еще не конец.

В X веке одно из племен тюрок-огузов, кочевавшее у берегов Аральского моря, далеко на запад от своего алтайского этнического ядра, возглавил Сельджук ибн Тугак. Он объединил под своей властью часть местных племен, которых и стали называть «сельджуками». Сельджуки приняли ислам, что способствовало их дальнейшей консолидации. В XI веке они вышли за пределы своих пастбищ и приступили к созданию государственного объединения – державы Сельджукидов. Решающее значение для утверждения этой державы имела ее победа над войсками Газневидской державы – сильнейшего государства того времени в регионе. Она открыла путь сельджукам на территорию Афганистана, Персии, Ирака и Закавказья. Стратегическим направлением экспансии турок-сельджуков стал Запад. Разгром Византии вызвал переселение кочевых огузо-туркменских племен из Средней Азии в Переднюю. В руках сельджуков оказалась вся Анатолия, где возник Конийский (Румский) султанат – первое государство турок на территории современной Турции (1077—1307). Затем были завоеваны Сирия и Палестина, заняты священные города мусульман Мекка и Медина, а политическое влияние сельджуков распространилось вплоть до Египта. В фазе перегрева они еще смогли противостоять экспансии крестоносцев, но в XII веке держава сельджуков распалась на независимые султанаты. Затем, уже в XIII веке, почти все они были уничтожены, а рассеянные от Анатолии до Восточного Туркестана тюркоязычные племена были покорены монголами. Что касается Конийского султаната, то в 1243 году он стал вассалом монгольских правителей Ирана, а затем окончательно распался на ряд мелких враждующих княжеств – бейликов. Но и это был еще не конец.

На исходе XIII веке один из бейликов Рума, основанный туркменским племенем кайы, прикочевавшим далеко на запад от аральской прародины предков, возглавил некто Осман. Историю Блистательной Порты мы приводить не будем.

Какой вывод следует из нашего экскурса? Пребывающие сейчас в инерционной фазе тюрки за полторы тысячи лет умудрились совершить три цикла, используя новые этнические доминанты, возникающие на окраинах прежнего ареала (Южный Алтай/тюркюты – Приаралье/сельджуки – Рум/османы). Вряд ли они делали это сознательно, понимание заменяло им знание, и родственные племена просто тянулись за лидером, за этнолокомотивом. Возможно, современные турки и алтайцы с трудом поймут речь друг друга, но в итоге им удалось сохранить свою жизнь, свой язык и свою кровь, продлить, распространить и приумножить свою цивилизацию, построить великие государства и прочно обосноваться в истории. Новый цикл развития этноса может быть вызван лишь очередным пассионарным толчком, при котором возникает новая популяция. Но она отнюдь не реконструирует старый этнос, а создает новый, давая начало очередному витку этногенеза. Каждый раз конец становится новым началом, и это наша главная идея. Лишь осознание конца позволяет приступить к новому началу.

Для того, чтобы распознать новую этническую доминанту в ареале распавшегося русского суперэтноса, нужно чтобы та оставила позади инкубационный период и заметно вошла в фазу подъема. В нашем контексте вариант только один – украинцы, громко заявившие о себе в 2014г. Некоторые утверждают, что украинцы не могут быть ядром нового нацбилдинга, потому что у них нет нужного количества заметных интеллектуалов, нет необходимого уровня культуры, нет еще сотен каких-то нужных вещей. Но ПТЭ говорит, что иначе на данном этапе и быть не может. Внешний расцвет культуры соответствует спаду пассионарности, а не подъёму.

Тщательное обсуждение связки «Украинская национальная революция 2014г, Россия и русские» архиважно, ибо только рядом со схожим иным, вглядываясь в него, как в зеркало, русские могут рассмотреть себя. Изучим теоретические обоснования пассионарного толчка на Украине. Гумилев писал, что для этого обязательно сочетание двух и более ландшафтов, двух и более этносов, двух и более «социальных организмов». Далее цитируем первоисточник – книгу «Этногенез и биосфера Земли» (гл. 28, Природа пассионарности) с комментариями.

Исходя из тезиса о природе этноса как системы, порождаемой взрывом пассионарности, ученый определял этнос как явление энергетическое. Так как начинающийся энергетический процесс всегда преодолевает инерцию процессов предшествовавших, то естественно, что чем меньше инерция, тем легче ее нарушить неожиданным толчком.

«Монотонные ландшафты с однородным этническим заполнением и объединяющей людей традицией, воплощенной в формы политических институтов, – это массивы, которые на относительно слабые толчки не реагируют. Зато при сочетании ландшафтов неизбежно и сочетание разных способов хозяйства. Одни люди ловят рыбу в реках, другие пасут скот в горах, третьи сеют хлеб на полях. Даже если все они имеют одних предков, необходимость адаптироваться к различным условиям среды через несколько поколений сделает их мало похожими друг на друга. И эта несхожесть будет увеличиваться до тех пор, пока системные связи между ними не ослабнут вследствие того, что одновременно идет поступательное движение общества на основе развития производительных сил и производственных отношений, что со своей стороны неизбежно влечет обновление устаревающей общественной системы».

Украина представляет собой переход от горного ландшафта Карпат и болот Полесья через леса и долины рек к донецким степям и Черному морю. Налицо сочетание ландшафтов с неоднородным этническим наполнением: от сохранившегося в горах реликтового населения через массив украинцев до поляков, венгров, русских, черкас, татар, евреев и прочих. «Если же вследствие превратностей исторической судьбы у данного этноса возникало два-три государства или племенных союза, то устойчивость системы будет еще меньше». Описание исторической судьбы украинского народа заняло бы слишком много места, достаточно заметить, что впервые собран он оказался лишь в 1939г, ранее будучи постоянно разделен на два-три государства.

«Представим себе этносферу как сочетание нескольких широких плит, соприкасающихся друг с другом. По этой конструкции наносится удар по вертикали. Естественно, разрушаются прежде всего не плиты, а контакты между ними, а затем идет цепная реакция, деформирующая сами плиты. Пример: Византия и Иран в VI—VII вв. были устойчивыми системами, а пограничная область между ними, заселенная арабами, испытывала их воздействие. Пассионарный толчок перетасовал арабов так, что выделилась группа сторонников Мухаммеда. За четыре поколения создался сначала этнос, а потом суперэтнос от Эбро до Памира». Гумилев писал о подобии процессов тектонических сдвигов платформ, сейсмической и вулканической активности в разломах земной коры процессам этногенеза. Разлом этносферы на Украине, бывшем пограничье меж устойчивыми системами Европы и России в XIХ-ХХ вв., оказался этногенетически активным благодаря системному разнообразию.

В нашем случае мы видим распространение новой этнической доминанты от периферии к центру ареала на восток. Маркером является идеология и символика украинских националистов, появившаяся там, где ее доселе не было – в Киеве, Днепропетровске и Харькове. Из-за российско-украинского конфликта все центральные регионы Украины ментально плывут на запад. Очевидно, что Киев, Полтава и Винница ныне связывают себя скорее со Львовом и Ровно, чем с Донецком и Луганском. Как Россия некогда прирастала Сибирью, ставшая оплотом нацбилдинга Западная Украина уже приросла центром. Экспансия смыслов на восток продолжается: русскоговорящий Днепропетровск стал городом украинцев, на очереди Харьков.

Конед украинской государственности, вопреки ожиданиям многих, не настал. Более того, следует ожидать усиление общности, вызванное победой новой этнической доминанты. Ничто так не сплачивает нацию, как образ и действия явного внешнего и внутреннего врага, коей в глазах украинцев стала РФ.

Драйв революции, ее очевидное стремление к очищению власти, к справедливости и достоинству оказались весьма востребованы и высоко оценены в среде русских интеллектуалов. Возникла идея интегративного наднационального проекта Русь-Украина. Его суть в том, что вышедшая из плоскости привычных схем мышления Украина отказывается от проявлений русофобии и берет на себя смелость открыто заявить себя Русью, новой этнической доминантой старого восточнославянского суперэтноса. Русь-Украина должна стать не примитивным отрицанием, не предсказуемой и просчитываемой Анти-Россией, а этнополитической, социокультурной и даже философской альтернативой РФ, что для Кремля катастрофично.

Киев – мать городов русских и это не просто слова. При наличии воли, определенной этнополитической дерзости и дальновидения у Киева есть отличные шансы стать новым собирателем земель русских. Средневековое западнорусское население задолго до и после появления этнонимов «белорусы, малороссы, украинцы» самоопределялось как «руские» и признавало родство с восточными русскими Московии. Исторически Западная Русь пала на разломе католической и православной платформ, канула в небытие, как Китеж-град.

Извечное стремление измученных Ордой русских к Земле обетованной, вековые поиски Беловодья и заветного Китежа вели некогда русских первопроходцев на Восток вплоть до Америки. После Майдана многие украинские и российские русские услышали китежские колокола из днепровских вод, решив, что нужны новые первопроходцы, открывающие русским путь на Запад. Даже самые ярые ныне укроненавистники в начале 2014г писали, что главный потенциал Украины заключен не в противопоставлении украинского национализма русскому, а в создании украинского русского национализма.

Наш краткий экскурс в ПТЭ хорош тем, что позволяет выйти за рамки современных государств и народов, отодвинуть привычные рамки и шаблоны. Понимание Руси-Украины как проекта, отвергающего русских и возвеличивающего украинцев, в корне неверно. Это не борьба за киевское наследство и право первородства, для этногенеза эти вопросы неважны. Многие русские сочли проект апологией украинства, очернением истории России или отказом от этнической идентичности. Многие украинцы не могут уйти от вторичности восприятия себя через Украину, а не Западную Русь. Отсюда попытки нацбилдинга, основанные на отрицании, на русофобии, доходящие до «древних укров» и прочего шаманства. Начинание, основанное на отрицании, криво, непрочно и по большому счету бесперспективно. Наметившееся соглашение между основными направлениями теории этноса – примордиальным и конструктивистским, могло бы быть упрочено гигантским экспериментом Руси-Украины. Геогенетическое родство, общность истории, близость языка, работа конструктивистов-нациестроителей, мощь и сила новой этнической доминанты станут залогом успеха. Положительный пример – история современного государства Израиль, созданного в 1948г. Его население изначально составляли пестрые группы мигрантов из разных стран со всего мира, принадлежащие к разным расовым группам и говорящие на разных языках. Казалось, что понадобится не одна сотня лет, чтобы объединить этот карнавал в единую нацию, но в условиях постоянных войн нацбилдинг стал блицкригом и сейчас Израиль самое мощное и сплоченное государство Ближнего Востока.

Почему у них получилось? Все мигранты считали себя евреями, признавали общность происхождения, были единоверцами и в массе своей разделяли идеологию сионизма как платформу идентичности. Любая идеология нацбилдинга должна опираться на широко известный исторический нарратив и богатое символическое наполнение. Иными словами, содержать в себе мощный мобилизующий миф (особенно Крови и Почвы) и древние архетипы. У новоиспеченных израильтян все это было, не было другого – общего языка. Вопрос был решен быстро и радикально. Сионисты отказались от всех диалектов рассеяния, приобретенных под влиянием чужих культур (идиш, ладино и пр.), и вернулись к древнееврейскому. Необходимо пояснить, что древнееврейский язык был мертв в течение двух тысяч лет, уже в евангельские времена Палестина говорила на арамейском. Все, что осталось – письмена с полным отсутствием гласных звуков. Насколько это катастрофично для языка ясно из примера имени бога: Иегова и Яхве – одно и то же имя, записывающееся одним и тем же сочетанием букв. Поэтому живой иврит современного Израиля стоит считать скорее созданным заново рабочим конструктом. В краткий срок на пустом месте возникло сильнейшее государство Ближнего Востока, а мультирасовые многоязычные группы мигрантов были объединены в нацию на основе новояза и работы конструктивистов. Смелый синтез древних традиций, мифов и архетипов с одной стороны и современных методов нацбилдинга и воли с другой дал впечатляющие результаты.

Но вернемся на север. Многие идеалисты, видя, что Москва завершает очередной цикл погибели Рускыя земли, были готовы признать Киев стольным градом Новой Руси. Проект Русь-Украина обещал им точку опоры, необходимый внешний центр силы. В нем все, что нужно для нового нацбилдинга-реконструкции: широко известный исторический нарратив и богатое символическое содержание, мобилизующий миф Крови и Почвы и древние архетипы. Грамотное использование доктрины пассионарного перезапуска, казалось, даст нашим народам шанс таки остаться братьями и быть вместе заодно. Русские на первом же этапе могли получить именно то, чего им сейчас не хватает: альтернативное успешное русское государство, и не какую-нибудь гипотетическую Залесскую Русь, полностью интегрированную в РФ и лишенную даже призрачного суверенитета, а самую большую в Европе страну. Это архиважно, потому что русские государствоцентричны до безобразия, сотни лет они отождествляют себя с государством, страной и только потом со своим народом. В массе русские не способны разделить эти понятия и представить, что это разные вещи и их интересы могут не совпадать, а иногда и противоречить. Украинцы же от проекта Русь-Украина получают возможность выхода на качественно уровень позиционирования себя в геоэкономике и геополитике. Но это в перспективе, для начала – уход от вторичности и вечного конфликта и огромный ресурс практически любого плана.

Разумеется, этот проект в подоплеке нес имперские стигмы, иначе он гарантированно был бы отвергнут русским имперским сознанием. Куда проще соблазнить массы Новой Европейской Русью от Карпат до Камчатки в центре с Киевом, чем передачей пассионарного импульса и фактическим спасением этноса новой этнической доминантой. Проект Русь-Украина содержал и то и это, и при достаточной проработке мог бы повлиять на расклады.

Но в РФ всей совокупной государственной мощью ему был противопоставлен иной проект, не содержащей никакой подоплеки кроме очевидного имперства – русский мир. Дезориентированные телевизионными неогапонами редкие русские пассионарии, подпираемые с юга, востока и даже севера (вспомним Кондопогу) агрессивными инорасовыми и инокультурными пришельцами пытаются сохранить сужающийся как шагреневая кожа ареал натиском на Запад, на русскоговорящие территории Восточной Европы. Ситуация сложна и говорит о долговременных тенденциях, преодолеть которые трудно даже при желании и наличии политической воли. Масштабная миграция инородцев в Россию, организованная ее правительством, приняла характер замещающий, а где-то и вытесняющий местное население. Диаспорально-клановые структуры мигрантов (и прежде всего «тожероссиян») на местах связываются коррупцией с властными и правоохранительными органами, получая надежный профит в бытовых конфликтах, приобретающих национальный окрас.

Любая попытка самоорганизации русского населения (если это не провластные, подментованные или подцерковные «казаки») традиционно советской национальной политикой встречаются в штыки. Тем самым противостояние снизу этнической экспансии «меньшинств» (об этом позже) блокируется в зародыше. Межнациональные конфликты с этнических пограничий перешли вглубь России, пронизав ее насквозь. Белые русскоговорящие Юго-Восточная Украина, Белоруссия, Восточная Эстония, Южная Латвия начинают представляться части русского населения РФ как новое Беловодье, русский заказник. И тогда как одни искренне переживают за сохранение и укрепление этих последних бастионов на фронтире Орды, другие, отчаявшись противостоять безнаказанным оккупантам на своей земле, решают заключить союз с Ордой и стать оккупантами на земле чужой. Подобно тому, как мигранты из Азии и Африки везут с собой архаику, от которой бежали, в Западную Европу и укореняют этот ад там, разрушая последнюю; так и приезжие патриоты Новороссии влекут за собой интернациональный сброд, террор и азиатчину, надеясь перемолоть Восточную Европу в Орду. Так некогда натиск гуннов вызвал крушение античной Европы, причем разрушили ее не столько гунны, сколько бегущие от них готы и вандалы.

Государство, максимально жестко реагируя на попытки русских (националистов) отстоять свое место в этнической иерархии РФ и искусственно понижая их статус внутри страны, одновременно всячески поощряет их агрессию вовне, активно сбрасывая энтропию. Эта регулируемая канализация используется Россией как инструмент давления на сопредельные страны с русским меньшинством. В этом, собственно, вся суть экспансивной доктрины русского мира. Максимально она проявлена на Украине.

Насколько Украина готова к схватке с РФ? На уровне боевого духа и качества комбатантов – вполне. Боевой костяк армии Украины – Нацгвардия, спецназ, ВДВ и часть добровольческих батальонов – реальная боевая сила. ВСУ стали единственной европейской армией, целиком получившей боевой опыт в схватке с сильным противником, обладающим всеми видами тяжелого вооружения и воюющего в наиболее современном стиле мятежевойны. На оперативном же уровне необходимо отметить вопиющую некомпетентность управления. Складывается впечатление, что отсутствие в войсках ДЛНР генералов и штабистов является преимуществом, позволяющим полевым командирам действовать на местах оперативно и слаженно.