Текст книги "Пособник"

29

Музыка «Портисхед» зашвырнула Егора в кафе. Настя доедала душу.

– Вкусно?

– Как трава. – Настя облизнула губы. – Мне бы остренькую.

– Как у Рыкова? – Егор криво усмехнулся.

– У него уж очень жгучая. Как перец чили.

Егор огляделся и вздрогнул. Сердце екнуло. У сцены и пальмы в кадке сидели ведьма и отец. Егор поднялся и, поправив шляпу, затушил окурок в блюдце.

– Ты чего? – Черные глаза оторвались от тарелки и вскинулись на Егора.

– Надо поговорить с… – Тряхнули за плечо. Егор очнулся в большой аудитории. В лицо ухмылялся Чад.

– Неужели так скучно? – Спросил Навроцкий с трибуны.

– Да нет, конечно. Продолжайте. – Брякнул Егор, растерянно озираясь. Мистика. Заснул в комнате, а проснулся на лекции. Ну и ну.

Аудитория засмеялась.

– Выдалась бессонная ночь? – Глаза философа слегка косили и смотрели на Егора как бы украдкой.

– Читал Бертрана Рассела. – Рассеяно сказал Егор лишь бы что-то ответить.

Все опять засмеялись.

– Ага. Читал он. – Павлова усмехнулась. – Театральная площадь как зеркало русской революции.

Егор покраснел:

– «Дура на шее». Вот что я читал.

Чад с натянутой кривой улыбкой взглядывал то на Егора, то на Павлову.

– Интереснее « Идиот». – Резко ответила Павлова.

– А как тебе Алексей Толстой «Гадюка»?

– Уж лучше тогда Апулей «Золотой осел».

– Брейк, книгочеи. – Сказал Чад. – А то вы так до Маркиза де Сада договоритесь.

Поднялась и прокатилась очередная волна смеха.

– Тишина! Успокоились! – Потребовал Навроцкий. – Тут вам что цирк-шапито?

Недоверчиво озираясь, Егор гадал: это сон или явь? На последнем ряду сидел костлявый человек с красными пятнами на тонкой длинной шее и с испанской бородкой на остром зеленоватом лице. Сцепив пальцы в замок, он угрюмо исподлобья смотрел на Егора.

Егор отвернулся и поежился.

– А это что еще за Кощей? – Тихо спросил Егор.

– Где? – Встрепенулся Чад.

– Наверху у окна. Пятнистый такой.

Чад обернулся и посмотрел туда. Недоуменно пожал плечами:

– Да нет там никого.

– Как это нет? – Повернушись, Егор уставился на пустое место у окна. – Он же только что там… – Егор осекся. Внутри что-то перевернулось. Затылок и тыльные стороны ладоней обожгло. Егора замутило.

Он тотчас вспомнил, что однажды сгоряча бросил в лицо отцу:

«Слава богу, что я не такой как ты»,

«А ты уверен?» – Тогда отец усмехнулся.

– Уверен. – Пробормотал Егор, глядя на пустое место у окна.

– Ты бы завязывал. – Сказал Чад.

– С чем?

– С Бертраном Расселом.

– Постараюсь.

А если это все-таки… Что там ведьма говорила о ручном сне?

– Все это было, было и прошло. – Сказал сам себе Егор.

– Что-что? – Чад покосился на Егора.

– Ничего. Слушай Навроцкого.

– С тобой послушаешь. – Проворчал Чад.

30

Скучный голос фиолософа притащил Егора в «НГС». В кабинете за столом клевал носом отец. Вадим Витальевич заснул и увидел Наталью Алексеевну. На кухне у окна она разговаривала по смартфону.

«С Кассандрой что ли? – Предоположил Егор. – А может со своей Парамоновой».

«Похоже, что с черноглазом». – Подумал отец.

Что?! У Егора внутри перевернулось и заныло. Отец с дуба рухнул? Угорел? Нет. Только не мать. Она не такая. Егора обожгла и стала душить ненависть к отцу. Чтоб ты сдох, проклятый некромант. Выстрелом грянул звонок.

Аудитория оживилась и зашумела. Зевая и потягиваясь, все стали собираться и подниматься. Переговариваясь, хлынули в коридор.

– Продолжение следует, – Предупредил Навроцкий. – Вас ждут Гегель и Кант.

Собравшись с духом, Егор подошел к философу.

– Вопросы? – Глядя вниз, Навроцкий аккуратно складывал бумаги в черный потертый портфель.

– Почему вы перестали с ним общаться?

Вскинув косой взгляд на Егора, Навроцкий тотчас опустил глаза.

– Категорический императив. – Навроцкий защелкнул замок портфеля.

Егор направился к двери.

– Ты бы не увлекался митингами. – Остановил философ. Егор растерянно обернулся. – Все это опасно. – Философ глядел в пол. – И совершенно бессмысленно.

– И что теперь? Сложить руки и протянуть ноги?

Посмотрев на Егора, Навроцкий тихо усмехнулся и опять опустил глаза:

– Надо переждать.

– И долго?

– Юстинианова чума длилась два века. И ничего. Пережили.

– Они хуже чумы. – Уперся Егор.

Навроцкий поднял взгляд на Егора:

– Что отец?

– Работает. – Егор криво усмехнулся.

– Может быть, так и надо. Принять то, что невозможно изменить. – Пряча глаза в пол, сказал Навроцкий.

– Ни за что! – Отчеканил Егор и вышел.

31

Живот забурлил, вздулся, болезненно и остро сократился… Зайдя в уборную, Егор заперся в дальней кабинке. На стене за унитазом черным маркером: «Я здесь сидел и долго плакал. Я мало ел и много какал». А на дверце – красным: «Смерть космическим оккупантам!». Раздраженный кишечник протяжно протрубил.

– Проклятая ведьма!

Принять то, что невозможно изменить. Вспомнился прячущий глаза Навроцкий. «Если не можешь изменить обстоятельства, измени отношение к ним». Оправдываясь, прикрывался отец Аврелием. У отца цитата была на все. Любую какаху он обернет в красивую фразу. Для дурного поступка найдет благородный предлог.

Господи, дай мне спокойствие принять то, чего я не могу изменить, дай мне мужество изменить то, что я могу изменить. И дай мне мудрость отличить одно от другого. Вслед за немецким богословом тупо повторяет общество анонимных бражников. Загвоздка в мудрости. Вся молитва – это насмешка над недалеким обывателем. Ведь известно, где отъявленные мудрецы: в кремле и в психушке. Вот и гадай, что тебе нужно: спокойствия или мужества?

Как бы отвечая, кишечник мяукнул, вздулся и, забурлив, остро сократился. Пришлось вернуться на унитаз.

– Проклятая ведьма. – Егор поморщился.

– Спокойствие, только спокойствие! – Отозвалась Пушкарева.

Егор захолонул. Свет заморгал и словно покрылся желтой ржавчиной. Обдало зябким холодом. Приближаясь, зашаркали осторожные шаги. Дверцы заскрипели и застучали.

– Это не смешно. – Сказал Егор.

Шаги оборвались. Свет окреп, стал ярче. И задышалось легче.

Спокойствия или мужества? Обстоятельства или отношение к ним? Полоскалось в голове, пока Егор мыл руки. Он поднял глаза на зеркало и вздрогнул.

– В аудитории кощей пятнистый, в туалете – ты. Да что со мной? – Егор плеснул ледяную воду в лицо. Но за спиной все так же торчал призрак. Лицо Егора исказилось. – Но почему? Я же был совершенно нормальным.

– А как же «дядя-кака»? – Напомнила ведьма.

– Мать сказала, что это был сон.

– Мать еще та штучка-дрючка. Не зря же за ней волочиться сам Волак и…

– Тебе чего надо? – Резко оборвал Егор.

– Сущий пустяк: душу.

Под пятачок призрака Егор сунул кукиш.

Ведьма укоризненно покачала головой:

– Придется о Насте рассказать оккупантам. Ее отправят на тот свет в тюрьму для призраков.

– Мне надо подумать.

Ведьма вздохнула:

– Даю тебе три дня. – Она исчезла.

32

Весело вошли Чад и видный Денис Филинов. Филин со снисходительной улыбкой поздоровался с Егором. Он смотрел на Егора свысока. Его донимала состоятельная подруга, которая была намного старше его. Девятова рассекала на черном Порше Кайен, водила Филина в рестораны и клубы и страшно ревновала. Грозилась убить Филина, если он ей изменит. Филин за глаза называл Девятову старой стервой и за ее счет развлекался с Яной. Все недоумевали: как похожий на Бена Аффлека Филин мог влюбиться в такую невзрачную девушку. Студентки шептались, что это черная магия. Бабушка Яны якобы была колдуньей. Но все это были домыслы. Никто не знал: почему Филина замкнуло на Яне. Даже сам Филин. «Чужая душа – потемки, а своя и подавно» – Растерянно улыбаясь, оправдывался Филин.

– Ты с кем тут тихо вел беседу? – Спросил Чад.

– Тебе послышалось. – Сказал Егор

Филин и Чад переглянулись.

– И мне тоже? – Спросил Филин.

– Выходит, что так. – Сказал Егор.

– Ну да, ну да. – Филин с усмешкой уставился на Егора. – Ты когда с Настей познакомишь? А? Чад говорит, что она симпотная. Пять баллов. Надо убедиться. А то вдруг Чаду привиделось.

Егор нахмурился:

– Забудь. – Он вышел, грохнув дверью.

33

– У него определенно не все дома. – Филин выщелкнул из пачки сигарету.

– Так если батя некромант. – Чад затянулся. – Тут волей-неволей… – Он с присвистом выдохнул дым в потолок.

– Даа… Не повезло. – Филин выщелкнул огонек из старой серебряной зажигалки и прикурил.

– Как там Галина Викторовна?

– Она чуть не убила меня. – Филин усмехнулся.

– Да ты что? – Встрепенувшись, Чад навострил уши и впился глазами в лицо Филина.

Филин заговорил, растягивая слова. От раскатистого грохота и трубного рева задребезжали окна.

Вздрогнув, Денис выронил сигарету:

– Что за черт. – Он нерешительно уставился на пол

Замерший Чад прислушался:

– Да что это? – На лице Чада застыла бледная улыбка.

– Не знаю. И знать не хочу. От этого грома мороз по коже. – Все-таки подняв с пола сигарету, Филин дунул на фильтр и затянулся.

– Мне тоже не по себе. – Чад поежился.

– Девятова уверяет, что это… – Голос Филина потонул в грохоте и реве. Еще громче и злее задребезжали окна. Из пальцев Дениса выскользнула сигарета.

– Сочиняет. Тоже мне Лукьяненко нашлась. – Чад недоверчиво вытаращился на Филина. – Бред какой-то. Они, конечно, черти, но не до такой же степени. Они же не совсем еще.

– Ты уверен? А может совсем. – Затушив сигарету ногой, Филин закурил другую. – Кто знает, что у них на уме. И какого рожна им нужно.

– Так она все-таки увидела тебя с Яровой? – Чад вгляделся в лицо Филина. – И что было?

– Трагикомедия. – Филин усмехнулся и заговорил мурлыкающим певучим голосом ученого кота.

34

Егор шел по коридору и оглядывался. Он боялся увидеть ведьму. «Самый неприятный страх – это страх появления страха». – Вслед за Рыковым часто повторяла Настя.

Прислонившись к стене и упершись ногой в стену, на гитаре бренчал Савелий Ларчин в черной майке. Он смахивал на Франкенштейна. Длинный русый хвостик на затылке перехватывала черная заколка-череп. На бледном вытянутом лице чернели круглые съехавшие на кончик носа очки Кота Базилио. Выпирали надбровные дуги, скулы, подбородок. Закатив глаза на потолок, Ларч пел глухим голосом:

– И, вроде, жив и здоров. И, вроде, жить, не тужить. Так откуда взялась печаль?

Обхватив себя руками и недоуменно поджав губы, Ларча слушала девушка со светло-голубыми волосами. Рядом с ней стояли двое однокурсников Егора. Почесывая обвисающий кадык, усмехался полный с оплывшим лицом Нехлюдов по прозвищу холодец. Кивая светлой вихрастой головой и отбивая такт ногой в армейском полуботинке, беззвучно подпевал Развалихин в клетчатом пиджаке и в полосатом шарфе, обернутом вокруг длинной тощей шеи.

На раскатистый грохот отозвались оконные стекла. Погруженная в толстую книгу Жанна Ханжина, вздрогнула и уронила «Щегла». На остром побледневшем лице тускло сверкнули очки в черной оправе.

– Да что там творится? – Сдвинув густые черные брови и тряхнув смоляными волосами, низким голосом проговорила крупная крепкая историчка. Надежду Викторовну Левину за глаза называли Дамой червей или истеричкой. – Когда это закончится?

– Когда они скупят все души и сны. – Савелилй медиатором провел по струнам. Они отозвались аккордом ми минор.

Глаза Левиной сердито сверкнули. Савелий ухмыльнулся ей в лицо.

– Опять гитара? Ты чего нарываешься? Тебя за ухо в деканат отвести что ли?

– Почему за ухо? – Большие оттопыренные уши Савелия покраснели.

– А вот и он.

Поправляя затемнные очки, приближался сутулый Герыч. Так студенты прозвали декана Геннадия Евгеньевича Рохлякова. Он был похож на Бориса Стругацкого, а так же на советского инженера. Говоря, запинался и бегал глазами, как у кота, – настенные часы ходики.

Ларч спрятал гитару в чехол…

Егор мимоходом позвонил Насте:

– Увидимся?

– Я занята… Намечается кое-что.

– Так может и я с тобой? – Остановившись, Егор кивнул хромоногому Родиону Ципкину со скошенным подбородком, маленьким ртом и подозрительным взглядом. Припадая на ногу, он осторожно ковылял навстречу, словно боялся нечаянно споткнуться и упасть. Ципкин собирался рвануть в Америку и устроиться в «Гугл».

– Сейчас уточню. – Голос Насти отдалился, скомкался и стал неразборчивым. Резким лающим голосом отозвался Щелкунчик. У Анатолия Жвалова были мелкие кривые зубы, и изо рта несло гнилью. – В другой раз как-нибудь

– А-а… Понятно. – Обломали. Но, несмотря на раздражение и обиду, Егор почему-то ощутил облегчение. – Привет Жвалову.

– На связи, слухач.

Живот громко забурлил и вопросительно мяукнул. Кишечник откликнулся острым спазмом. Они направшивались на смекту, хилак форте, имодиум, активированный уголь. Взять у отца деньги, купить лекарства, поклевать в кафешке риса, а потом домой – на маршрутке. Нет. Лучше на такси. А то не дай бог прихватит по дороге. Так не хочется встречаться с некромантом. Он же ведь как подумает: «Вот презираешь меня, а деньги берешь». Но куда деваться. Форс-мажор. Проклятая ведьма. А вот и она. Ухмыляется у окна на лестничной площадке.

– Три дня. – Напомнил призрак.

Егор сбежал от ведьмы по лестнице.

35

Ожидая пациента, Калганов поглядывал на настенные часы. Задремав, он увидел на кухне у окна жену. Она разговаривала по смартфону и посмеивалась. А за окном по дороге за полной женщиной с тяжелым одутловатым лицом семенила похожая на игрушку маленькая собачка в синей курточке. Дома йоркоширского терьера покормят, и он заснет сном праведника. А мне даже во сне покоя нет. И у кого после этого собачья жизнь? А жена продолжала говорить и улыбаться. Зачем она этим занимается? Да еще с пришельцами. Чего ей не хватает? Господи, дай мне спокойствия… А может, все-таки мужества? Смириться или оказать сопротивленье?

– Конечно же, смириться. – Ответил тихий сочувственный голос. У стены на кушетке расползалась на фрагменты абстрактная Ростовцева. Участливо глядя на проснувшегося некроманта, она поправила серый платок на голове и тихую улыбку на лице.

– Как вы сюда проникли? Ведь все помещение под надежным защитным куполом.

– Дело житейское. – От усмешки у призрака перекосился рот. Ростовцева небрежно поправила его. – А вот и мой убийца.

Постучавшись и робко открыв дверь, в кабинет как-то боком вошел невысокий сутулый человек в сером пиджаке и черных штанах. Яйцевидную голову он вжимал в плечи. На морщинистом унылом лице подергивались и кривились поджатые тонкие губы, блуждали глубокие уставшие глаза. У Ростовцева был вид типичного клиента: затравленный, обреченный.

Редко, кто с душой расставался весело. Запомнилась смешливая беззаботная Балуева. А ведь ей было лет сорок, если не больше. Выпуклые глаза Валерии лихорадочно блестели.

– Зачем же вам удалять ее? – недоумевая, спросил Калганов.

– На душе легко. А без нее станет еще легче. Ха-ха-ха. – Похоже, у Балуевой были не все дома.

Осев на стул, Ростовцев тяжело вздохнул и, проведя ладонью по груди, болезненно поморщился. Призрак покачал головой и тоже вздохнул.

– Вы как? – Спросил Калганов.

– Не очень. Поскорей бы уж избавиться от нее что ли.

– Скажите ему: я не знаю, почему так получилось.

– Что получилось? – Калганов посмотрел на призрака.

– Что? – Вздрогнув и побледнев, Ростовцев бросил тревожный взгляд на некроманта и, резко обернувшись, уставился на кушетку. – Она что? Здесь? Да? – Привстав со стула, он судорожно провел ладонью по кушетке, словно смахивая с нее пыль. Дрожащая рука прошла сквозь призрака. Ростовцева передернулась и отодвинулась.

– Она говорит, что не знает. – «Куда ты лезешь, некромант пропащий?» – Мысленно одернул себя Калганов.

– Зачем вы так с собой? – Отозвался призрак.

– Не знает?! – Ростовцев вскочил. – А как рожать черноглазика знает? Шлюха! – Сказал Ростовцев кушетке. Призрак оплыл и растаял. – Она еще здесь? – Ростовцев покосился на некроманта.

– Уже нет.

– Ну и пусть. – Махнув рукой, Ростовцев упал на стул и, поморщившись, схватился за грудь. – Как же тяжело. Хуже, чем зуб. Избавьте меня от нее.

– Думаете, станет легче?

– А разве нет?

– Всякое может быть. В том числе и побочка.

– По боку вашу побочку! – Ростовцев вскочил с перекошенным лицом. – Хватит голову морочить. И без вас тошно. Достали уже. Я ухожу. – Он рванул к двери.

– Вернитесь. – Потребовал Калганов.

Ростовцев вернулся за стол. Калганов придвинул ему шариковую ручку и договор.

– А может лучше кровью? – На лице клиента задергалась усмешка. Нахмурившись, некромант промолчал. Рука клиента вскинулась… и замерла над договором. Шариковая ручка стала подрагивать. Оцепеневший клиент тупо уставился на бумагу.

– Ну? Что еще? – Сказал раздраженный Калганов.

Ростовцев оглянулся на кушетку, и черты исказившегося лица стали расползаться. Он передернулся.

– Гм… Не знает она. – Забормотал он и принялся расписываться.

– И еще тут… и сверху. – Калганов перевернул очередную страницу договора

– Не знает она. Не знает… – Глухо повторял Ростовцев, ожесточенно расписываясь, кончиком стержня шариковой ручки выцарапывая дыры, комкая листы, словно желая порвать договор. – Ну, все что ли?

Калганов внимательно пролистал договор.

– Пройдемте. – Сказал некромант.

36

Выйдя из-за стола, некромант открыл дверь в смежную комнату. Там стояло кресло похожее на стоматологическое. Рядом с ним на металлическом столе – стационарый извлекатель душ с процессором из черной материи.

Шелестя бахилами, Ростовцев вошел и уставился на извлекатель:

– Это не больно?

– Обычно нет. На всякий случай, выпишу лекарства от душевного расстройства. – Ростовцев взгромоздился в кресло. Калганов включил извлекатель. Тот загудел и замигал индикаторными лампочками. – Надо раздеться до пояса.

– Так бы сразу и сказали. – Поднявшись с кресла, Ростовцев швырнул свитер, рубашку и майку на кушетку. – Может, еще и штаны?

Возясь с прибором, Калганов промолчал. Вздохнув, Ростовцев вернулся в кресло.

Грудь и живот клиента облепили присоски.

– А вы уверены, что она там? А то мне кажется, что она в пятках. – Ростовцев криво улыбнулся.

– Она везде. И в груди и в пятках. – Калганов переключил тумблеры и застучал пальцами по клавишам клавиатуры. – Ну что ж, поехали.

Поднявшись из-за стола, Калганов попытался надеть на лицо клиента специальную маску.

Ростовцев отдернул голову:

– Что это?

– Наркоз.

– А без него никак?

Некромант покачал головой:

– Без него очень сильная побочка. И нестерпимая боль. От боли сходили с ума и накладывали на себя руки. Хотите протянуть ноги?

– Ну, вот еще. – Ростовцев посмотрел на ноги, лежавшие на подножке, и поежился. Маска опустилась на острое землистое лицо. Ростовцев судорожно вздохнул.

– Считайте до тридцати пяти.

– Так же как ей. – Пролепетал клиент. Глаза затуманились. Левая рука и нога конвульсивно дернулись. – А-а… Это ты. – Ростовцев уставился на некроманта тяжелыми глазами. – Извини, что сорвался. Без тебя так плохо. Ну и как там? Я так и думал. – Вздохнул. – Как ты могла? Ведь жили душа в душу. Мечтали о втором. И тут на тебе. А Василий-то от меня что ли? А то ведь не похож. Получился какой-то рыжий, в веснушках пузырь. Да еще и тихоня. Разве я такой? Ну, зачем ты спуталась с тварью из космоса? – Ростовцев всхлипнул. По впалым щекам поползли слезы. Левая рука и нога опять дернулись. – Без тебя так плохо. Хоть – в петлю. Милая моя, ненаглядная. – Уставившись на некроманта, лепетал спящий Ростовцев.

Некромант вспомнил жену, которая с игривой улыбкой вышла из «Сезама» под руку с солидным пришельцем и села в белый Мерседес премиум-класса… И подумал: может и мне как-нибудь сорваться и сделать со своей «ненаглядной» тоже самое, что и Ростовцев. Тотчас как бы воочию: улыбка на лице жены скривилась и стала сползать к подбородку. О чем я только думаю? Поежившись, он бросил взгляд на индикатор хода загрузки. Зеленая линия доползла до середины шкалы и остановилась. Душа взбрыкнула и заартачилась. Извлекатель натужно и сердито загудел. И зеленая линия сдвинулась с мертвой точки.

– Убей ее, убей. – Калганов обернулся. На кушетке усмехалась Пушкарева. – А потом – себя. А то на том свете и поговорить не с кем. Нам же есть что вспомнить. Как мы куролесили и ураганили. Не забыл мою кулебяку?

Вспомнив, как жевал и облизывал «кулебяку», Калганов передернулся:

– Чего тебе нужно?

На индикаторе загрузки: шестьдесят четыре процента

– Компенсацию.

– Мечты сбываются и не сбываются. Как ты вообще здесь оказалась?

– Так же как и Ростовцева. Ваша охранная система – фуфло. Так и передай Чо. Зря старались. Кстати… Видела Егора. Он к тебе намылился. Поздравляю. Егор стал таким же, как ты.

– Он говорил с тобой? – Голос Калганова дрогнул и упал. На индикаторе: девяносто процентов.

– За три дня он должен решить: или его душа, или жизнь АКА.

«Может нанять полубезумного Черногорова с рыжим ирокезом и бородой?»

– Свяжешься с призрачным убийцей и пожалеешь, Вадим Витальевич.

– Прочь из моей головы.

На девянста девяти процентах зеленая линия замерла. Установка натужно загудела.

– Хоть с квантовой начинкой, а все равно тормозит. Надежней и проще по старинке: черная магия и дело в шляпе. А с извлекателем – одна морока.

– Так что же Егор?

Раздался рингтон старого телефона.

– Легок на помине. – Ведьма исчезла.

Завершив загрузку и проверив, извлекатель затих. Калганов прошел в кабинет и взял со стола смартфон.

– К тебе можно?

– Обожди на крыльце.

– Что со мной? – Раздался слабый голос из другой комнаты. Некромант вернулся туда. Клиент с тревогой уставился на него. – Ну что?

– Все.

Ростовцев боязливо и недоверчиво покосился на извлекатель:

– А почему же так муторно? – Свесив ноги с кресла, Ростовцев погладил ладонью впалую грудь и поморщился.

– Фантомная боль. Бывает. После лекарства все как рукой снимет.

Ростовцев недоверчиво покачал головой:

– Мне стало еще хуже. – Дрожащими руками клиент застегнул черную рубашку. Замерев, Ростовцев недоуменно уставился на кушетку и наморщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить.

– Что еще?

Ростовцев пожал плечами:

– Да сон этот… На кушетке сидела старая кубышка и требовала: или душу или автомат Калашникова. Побочка? Да?

Отделавшись от Ростовцева, Калганов позвонил Егору.