Текст книги "Общество с ограниченной ответственностью"

Милейшее создание

Белая иномарка представительского класса с трехлучевой звездой на капоте медленно плыла в общем потоке машин. Слава вел автомобиль спокойно, не обгоняя, не подрезая, не создавая аварийных ситуаций. Он и внешне был спокоен, но в душе бушевал пожар. Лера тоже была взволнована. Они только что закрыли последнюю сделку по распродаже активов бывшей жены начальника. Константин Петрович при разводе отобрал у жены все, что мог, и выкинул ее на свалку истории.

– На ней лица не было! Как так можно, Слав? Вообще он какой-то у нас бездушный, что ли? Или даже… – Лера задумалась, подбирая подходящее определение.

– Да подлец он, Лер! Нельзя так с человеком! Я вот к тебе с одной зубной щеткой ушел!

– Ты мой благородный рыцарь! – Лера нервно засмеялась, плохо скрывая нотки сарказма. – И сейчас кучу денег переводишь жене. Молодец!

– Ну я же дочке. А как по-другому-то? Все отобрать и на улицу выкинуть? Я, кстати, деньги в ячейку положил, он сказал, потом заберет. Сказал, что сердце что-то колет, отлежится, даже на корпоратив не пойдет!

– Как может болеть то, чего нет? – Лера снова улыбнулась.

Слава перестроился в правый ряд и повернул к банку.

Мест на парковке не было.

– Да я одна схожу, Слав, встань где-нибудь. Если что – отъедешь.

– А вдруг чего?

– Да перестань, кому я нужна, я же так, девочка с сумочкой, милейшее создание!

Слава вздохнул, подогнал мерс к самому входу, позади припаркованных машин, и включил аварийку. Лера вышла.

«Милейшее создание» – любимая присказка ее, но что есть, то есть, создание и правда милейшее. Слава проводил Леру взглядом, получил эстетическое удовольствие, открыл банк-клиент и перевел жене сто тысяч.

Странное дело, он давно жил с Лерой, но так и не развелся с Ирой. Надо бы развестись с ней, что ли, официально.

Пикнуло СМС о списании денег со счета, и тут же зазвонил телефон. Вот уж правду говорят – мысль материальна: звонила жена.

– Ира, привет! – Слава взял трубку и улыбнулся. – Как ты там? Денег сейчас тебе закинул.

– Свава, а-а-апчхи! – Ира говорила так, словно на нос надели прищепку. – Сходи с дочкой в цирк сегодня вместо меня, а? Я того – апчхи! – приболела чего-то.

– Ну хорошо, во сколько? Давай лекарств закину!

– Ага, закинь и продуктов купи, я тебе эсэмэской все уже скинула. В семь начало, в половину будь у нас.

– Да, хорошо, все сделаю. – Слава отключился и выдохнул.

Корпоратив, значит, накрылся. Вот Лера расстроится. Надо ей как-то сказать потактичней. Одну ее отпускать не хотелось, больно уж она яркая, уведут еще.

Минут через десять дверь открылась и Лера впорхнула в мерседес как бабочка.

– Держи, – она стала перекладывать деньги из сумки в бардачок. – Что с бабками-то будешь делать?

– Куплю жене сапоги! Помнишь, как Леня Голубков в МММ?

– Понятно все с тобой.

– Да Михаилу Александровичу отдам почти все. Слушай, Ира звонила, она заболела, надо вместо нее с дочкой в цирк сходить, так что корпоратив отменяется.

– Так, может, я одна пойду, Слав? Я так ждала его, платье вон новое купила.

– Да как ты одна-то? Там же все парами будут. Останься уж дома сегодня, хорошо?

– Ну ладно. Может, поужинаем хотя бы вместе?

– Да времени нет, надо еще в магазин заскочить продуктов купить, лекарства и опять же Санычу деньги закинуть. Ты там дома перекуси, окей? У нас полный холодильник.

Лера молча отвернулась.

– Ну ты что, обиделась? Ты же милейшее создание, помнишь?

В ответ тишина. Слава тоже решил больше ничего не говорить. И так все понятно.

Жена Бунина Вера Муромцева в своих мемуарах смело сказала, что жизни мало и для одной любви. Если она действительно так видела мир, то ей можно только посочувствовать. По крайней мере, сам Бунин так точно не считал: он имел насыщенную личную жизнь, дважды официально был женат и под конец жил сразу с двумя дамами – с идеалисткой Верой и с Галей Кузнецовой.

Теперь, говорят, в среднем любовь живет три года. Это больше похоже на истину. У Славы точно так и было. Сначала с женой в институте, потом вот Лера.

Когда он впервые увидел Леру, Слава на мгновенье забыл, как дышать. Он стоял на вершине горы, одетый так, словно собирался лететь в космос. Закованный в защитный панцирь, на голове шлем, очки, наколенники на ногах, сноуборд. На безымянном пальце как символ счастливой семейной жизни блестело кольцо. Он стоял и боялся ехать вниз, больно уж крутая гора была, страшно.

Мимо пропрыгала девушка, смешно, по-птичьи взмахивая руками. Она прыгала, пристегнутая к сноуборду, все ближе и ближе к краю. Без какой-либо защиты, без шлема и очков. В ярком спортивном костюме, длинные волосы, блондинка, правильные черты лица, отличная фигура.

Слава замер в восхищении. Как-то она очень гармонично смотрелась. Девушка допрыгала до края и в следующее мгновенье понеслась вниз. Грациозно, технично, с какой-то безумной скоростью. Словно рыбка, выброшенная на берег, допрыгала до воды и, оказавшись в своей стихии, красиво ушла на глубину.

Слава даже подумал, что она разобьется. Но нет, девушка превратилась в точку и исчезла за горизонтом. Вячеслав мгновенно снял кольцо, натянул перчатки и, забыв о страхе, бросился в погоню.

Следующие два часа он пытался познакомиться с девушкой, но та слишком быстро перемещалась. Когда он спускался, она уже была где-то наверху, и наоборот, как только Слава оказывался наверху, неуловимая красотка мчалась вниз.

Тогда он решил ее подкараулить и просто сбить, тихонечко. Слава доехал до середины горы, сел на склоне и затаился.

Народу было полно, броуновское движение. Была даже бабка на беговых лыжах, которая пыталась скатиться с горы, но безуспешно – постоянно падала.

Девушка появилась внезапно. Она вылетела из-за бабки и устремилась вниз. Слава вскочил и помчался наперерез. И сбил ее в конце спуска, как пудовый шар для боулинга одинокую кеглю. Чуть-чуть не рассчитал с инерцией. Так они и познакомились.

Она работала юристкой, откликалась на имя Лера и постоянно пропадала в офисе.

Слава стал ходить к ней на семинары, консультации и даже предложил Лере работу у себя. Внештатной сотрудницей.

Если Иисус превращал воду в вино, царь Мидас – все предметы, к которым прикасался, в золото, то Слава превращал цифры на банковском счету в новенькие хрустящие купюры с минимальными потерями. Обналичка. Та самая, с которой так давно и безуспешно пытается бороться наше государство. Поэтому дополнительные знания Леры очень пригодились. Они быстро нашли общий язык.

Корпоратив

«Хо-ро-шо, все будет хорошо, все будет хорошо, мы это знаем, знаем!» – со всех сторон гремел веселый голос Сердючки. Народ отплясывал, кто как умел. Мужики с кислыми физиономиями топтались на месте, эффектные девушки двигались грациозно, как пантеры, сохраняя чувство собственного достоинства. В центре прыгали две лихие тетки из бухгалтерии, терять им было нечего, поэтому они отрывались по полной. Откуда-то сбоку выскочил, как черт из табакерки, толстый лысый мужик и пустился вприсядку. Одна из девушек с визгом шарахнулась в сторону. Мужик кряхтел и отдувался, но продолжал упрямо скакать вокруг танцующих.

Чуть в стороне от танцпола женщина средних лет пыталась вытащить потанцевать Александра Степановича, совладельца компании. Она вцепилась двумя руками в мощную лапу шефа и тянула изо всех сил на себя в стремлении поднять его со стула и заставить пойти веселиться. Но квадратный Александр Степаныч никак не желал подниматься. Свободной рукой он вцепился мертвой хваткой в край сиденья и отчаянно мотал головой в разные стороны. Тем не менее он двигался с ужасным скрежетом прямо вместе с креслом в направлении танцпола. Женщина оказалась невероятно сильной и упрямой.

Олег, как и обещал, бомбил Вику комплиментами. Он по-хозяйски обнял ее и что-то шептал на ухо, Вика глупо хихикала. Потом вдруг резко напряглась и отпрыгнула.

– Вы что такое говорите, Олег Владимирович, не пойду я с вами ни в какую баню!

– Почему это? – Олег искренне удивился. – Я ж так, спинку потереть!

– Вы ни с кем меня не перепутали?

– Ну ладно, чего ты, в самом деле, как неродная?

– Что-то у нас Константин Петрович какой-то грустный, – Макс кивнул в сторону второго босса, пытаясь разрядить обстановку.

Константин Петрович сидел недалеко от них. Уставший, в помятой рубашке и запотевших очках, он был похож на потрепанного жизнью Знайку из мультика.

– Бледня бледней просто, – Наташа с тревогой смотрела на шефа, а Олег с улыбкой – на нее.

– Ну, в смысле бледный уж очень он, это я имела в виду.

– Да ладно не оправдывайся, поняли мы всё. А может, баба какая не дала, вот он и переживает, а?

– Фу, какой ты пошлый, Олег. Прямо помыться хочется после общения с тобой! Как тебя только Максим терпит?

– Олег, ну ты это, действительно, как-то давай помягче, что ли, – Максим попытался сгладить углы.

– Да я вообще молчать могу. Меня с детства твои близкие не любят. Бабка твоя говорила, что я тебя до гробовой доски доведу.

– Ладно, хватит.

– Ну, пока довел только до кресла директора базы отдыха, – Олег закончил и замолчал.

– Впереди еще всё, – тихо прошептала Наташа и зло взглянула на Олега.

Повисло тягостное молчание.

Константин Петрович сидел и смотрел на танцующих людей, таких, казалось бы, счастливых в этом текущем моменте, через пелену боли. Ему было очень плохо. Он ощущал себя глубоко несчастным и больным человеком. Саднило подорванное в боях за капитал и светлое будущее измученное сердце. Билось, как раненая птица в клетке. То замирало, то начинало колотиться с неистовой силой, а потом опять останавливалось. Он достал из кармана валидол, постоянный спутник последних лет, и положил под язык. Душа, вернее, то, что от нее осталось, иногда вспыхивала, загораясь ярким пламенем сожаления и раскаяния, но потом гасла, подавленная разумом и волей. В разгоряченном мозгу метались мысли, словно заведенные люди кричали друг на друга: «Что ж ты за сволочь такая, как так можно было с ней?!» – «А как иначе после того, что она сделала? Я б себя уважать перестал, противно было бы, просто противно!» – «А сейчас уважаешь, сейчас не противно? Как теперь жить-то с этим будешь?!» – «Да проживу как-нибудь. Сейчас вон яхту достроят и уйду в автономное плаванье на полгода, перезагружусь. Да, здорово было бы на яхте…» В мозгу мгновенно вспыхнул яркий образ: мощная стальная яхта, экспедиционная, способная на одной заправке обойти пол земного шара, сам он на капитанском мостике, вокруг океан, чайки кричат, брызги соленых волн, яркое солнце и никого больше. Свобода! Счастье!

Он даже перестал сосать валидол, а начал его жевать, захрустел, как леденцом, а потом вспомнил, что нельзя жевать, и проглотил.

Картинка погасла.

Песня неожиданно закончилась, оборвавшись на полуслове, вспыхнул свет, и в зал вбежала похожая на цыганку тетка с микрофоном. Тамада.

– У нас сегодня юбилей, сегодня будут танцы! – закричала она в микрофон.

Константин Петрович вздохнул и посмотрел в сторону подчиненных. Без музыки стало тихо и был слышен их разговор.

– Ну, сейчас начнет! Эротические алкоконкурсы, чтоб все быстрее накидались, а она домой поехала. – Олег заржал. – Ненавижу эту колхозную анимацию.

– Ты давно ли аристократом заделался? – съязвила Наташа.

– С рождения. – Олег опять засмеялся и толкнул Вику в бок. – А давайте выпьем за любовь, девчонки!

Он мгновенно наполнил бокалы и встал:

– Ну, за любовь!

– Я столько выпила за любовь – и где же она? – Вика с сомнением посмотрела на фужер.

– Пошли в баню, тебе говорят, и все будет! – Олег махнул стакан и по-хозяйски обнял Вику, – но та опять отстранилась.

– А теперь конкурс! – закричала ведущая, дочитав наконец свой стих. Олег как в воду глядел. – Ну, смелее выходите на сцену!

Но народ, наоборот, стал с ужасом разбегаться. Правда, две тетки из бухгалтерии смело шагнули вперед и скачущий мужик, хоть и держался за сердце, тоже мужественно остался в строю. Тамада попыталась схватить некоторых не особо расторопных за руки, но они вырвались и убежали. Народ схлынул, как волна, и прямо в центре зала показался могучий Александр Степанович, одиноко сидящий на стуле словно истукан. Упрямая сотрудница все-таки дотолкала босса до эпицентра развлечений, но он так и не затанцевал.

К нему тут же подскочила ведущая:

– Как вас зовут? Представьтесь, пожалуйста.

Но Александр Степанович молча поднялся и кряхтя побрел к столу. Навязчивая тетка с микрофоном не сдавалась, бежала за ним и сыпала вопросами. Александр Степанович лишь отмахивался от нее, словно от надоедливой мухи. Он и трезвый-то был не очень разговорчивым, а пьяный вообще терял дар речи. Отдельные слова и междометия еще мог произнести, но не больше.

Через минуту шеф тяжело добрел до столика ребят и притащил за собой вертлявую тамаду. Пока он медленно брел, та раза три обежала вокруг него, пытаясь засунуть ему микрофон под разными углами, но ничего не получилось. Александр Степанович молчал как партизан. Она, видимо, понимала, что он здесь главный, поэтому и прицепилась.

Когда они вместе оказались у столика, приставучий аниматор тут же переключилась на сидевших за ним ребят:

– Та-а-ак, молодые люди, выходим, выходим, берите своих девушек, не стесняемся, – застрочила она как из пулемета.

Макс сразу стал ковыряться вилкой в пустой тарелке, скромно потупив взор. Ему совсем не хотелось никуда выходить, он был человек скромный и не публичный.

В этот момент Александр Степанович опустил тяжелую руку Максиму на плечо и обдал перегаром. Макс с надеждой посмотрел на босса. Тот, видимо, хотел что-то сказать, но не мог.

– А ну-ка, пошла отсюда! – Олег резко крикнул на женщину, та отшатнулась, как от удара, и обиженно посмотрела на Олега.

– Олег, разве так можно?! – Вика вспыхнула. – Мы сейчас выйдем, вы уж простите нас.

– «Мы», «нас» – дело пошло! – Олег заржал и поднялся.

– Макс! – вдруг наконец хрипло выдохнул Александр Степанович и чуть не упал.

Максим вскочил и еле удержал его.

– Ты это…

– Да, Александр Степанович, вы что хотите?

– Баня, это, а?

– Вы в баню хотите? Попариться?

Но Александр Степанович, с трудом произнеся пару фраз, растратил все ресурсы, молча кивнул, сел на стул и тут же уснул.

– Макс, Наташ, пойдемте! – закричала Вика, они с Олегом уже стояли около женщин из бухгалтерии.

Максим тяжело вздохнул и шагнул вперед, а Наташа спряталась.

– Как вас зовут? Представьтесь, пожалуйста, – ведущая сунула микрофон Вике под нос.

– Я Джессика, – вдруг неожиданно сказала Вика.

– А я Брэд… как там его, дьявола… – Олег защелкал пальцами, – фамилию забыл…

– Питт? – с сомнением спросила ведущая.

– Во, точно! Питт! Брэд Питт – это я!

Максим засмеялся и подошел к ним.

Минуты через две он уже сидел на стуле со стаканом водки в руке, а на коленях у него прыгала толстенная бухгалтерша. Ощущение было такое, словно ноги плитой отдавили. Конкурс начался.

* * *

Белый мерседес плыл в общем потоке машин, как большая акула среди мелкой рыбешки. В багажнике лежали продукты и лекарства, на заднем сиденье сидела дочка и непрерывно болтала.

– А я ей и говорю: ты дура, Маша! А она мне и говорит: сама ты дура. А я ей и говорю: как я могу быть дурой, если дура у нас – это ты?

Слава, конечно, любил дочку, но на расстоянии. Минут десять назад он спросил у Светы, как дела в школе, и с того момента она говорила и говорила. «В кого она у нас такая болтушка? Ира вроде молчаливая, я тоже не болтун». Слава посмотрел в зеркало заднего вида на дочку и сделал музыку погромче. Но Света повысила голос, перекрикивая музыку. Видно, для нее то, что она рассказывала, было очень важно.

Тогда Слава честно попытался вникнуть в поток сознания дочери и как-то поддержать разговор. Ведь с детьми надо разговаривать, иначе нельзя.

– Свет, Свет, послушай, а почему, если Маша дура, ты тоже не можешь быть дурой? В чем логика? Это ведь не аргумент!

– Чего?

– Ну ты говоришь, Маша, мол, дура, а ты, значит, умная, потому что типа Маша дура, так?

– Чего?

– Да ничего, Свет! Ты тоже дура, как и подруга твоя Маша! – Я?!

– Ты!

Света вдруг замолчала и начала всхлипывать.

– Ты что, плачешь, что ли? Ну перестань! Лучше быть красивой дурой, чем умной уродиной!

– Я не дура!

– Ну нет, конечно, я пошутил. Ну и что там Маша говорит?

Света мгновенно успокоилась и снова зачирикала. Слава выдохнул и молча свернул к огромному недостроенному торговому центру. Дочка удивленно закрутилась:

– Папа, мы куда приехали? А где цирк?

– Я тут с дядей должен встретиться.

– А зачем тебе с ним встречаться?

– Я ему должен денежку отдать.

– А зачем ему отдавать?

– Я ему отдам, а маленький процентик себе заберу.

– Процентик? – удивленно переспросила дочка.

– Свет, ты помолчи, пожалуйста, пять минут, и поедем, – Слава в телеграме дописывал Михаилу Александровичу условное послание.

Михаил Александрович был одним из самых жирных, но геморройных клиентов. Тертый калач, прошедший через огонь 90-х, он всего боялся, постоянно перестраховывался. На прямую связь не выходил, переписывался только в телеграме (считалось, что в телеге сообщения не читают), и то каким-то сумасшедшим шифром, что даже Слава, работая с ним много лет, его не всегда понимал. Сотрудничая с Михаилом Александровичем, он чувствовал себя каким-то разведчиком или шпионом. Тот скидывал координаты встречи, каждый раз это были новые места, одно хлеще другого. Наверное, наркоманы, ищущие по лесам закладки, испытывают те же чувства.

За крупными суммами Михаил Александрович приезжал всегда сам. Долго озирался, практически не разговаривал, но денег переводил много – приходилось терпеть. За суммами поменьше прикатывал его водитель Артем, полная противоположность шефу. Простой улыбчивый парень, душа нараспашку.

«Ребенок родился», – написал Слава в телеграме Михаилу Александровичу. Это означало, что он приехал на место и деньги с ним. Конечно, за обнал государство не погладило бы по голове, но все равно, по мнению Славы, Михаил Александрович сильно перестраховывался и приходилось ему подыгрывать.

«Какой вес?» – пришло в ответ. Господи, что он хочет узнать? Сколько денег привез? Слава привез пять миллионов, но как это обозначить? 5 кг? Разве бывают такие большие дети? 500 грамм? А такие маленькие бывают? Но может, недоношенный какой? Света родилась 3200. Может, ему три миллиона двести тысяч отдать?

Неожиданно Михаил Александрович материализовался прямо в машине, испуганно озираясь.

– Здравствуйте, Михаил Александрович! Когда торговый центр достроите? – Слава протянул ему сверток и кивнул на здание.

– Когда деньги будут. Сколько тут? – Михаил Александрович мгновенно схватил сверток и засунул в карман.

– Пять миллионов, как договаривались.

– А мне мама сказала, – вдруг с заднего сиденья зазвенел голос дочки, – что если я на пятерки…

Михаил Александрович в ужасе подпрыгнул и обернулся:

– Кто здесь?

– Да это дочка моя, Света.

– Она что, все слышала?

– Да не переживайте вы так, Михаил Александрович, это ж ребенок, она ничего не понимает.

– Почему не понимает?

– Глуповата! Болтать умеет, но смысл слов до нее не доходит. Так, трещит как попугай, маленькая еще.

Михаил Александрович достал из кармана очки, водрузил их на нос, развернулся назад всем корпусом и пристально уставился на Свету, как на неведомую зверюшку.

Слегка ошарашенная Света опустила голову, чтобы не видеть пристального взгляда Михаила Александровича, ей так было проще, и снова заговорила:

– Если я на пятерки всё сдам, меня мама на юг отвезет и разрешит мне поплавать с дельфинами, а если я…

Света споткнулась на полуслове: она случайно подняла голову и увидела глаза Михаил Александровича. Он разглядывал ее, как натуралист букашку под микроскопом.

– Если… если я… если я… – Света пыталась собраться с мыслями.

– Хм. Девочка, хочешь конфетку?

Но Света окончательно потеряла дар речи. Михаил Александрович ее пугал. Она просто сидела и со страхом хлопала глазами.

– М-да, – Михаил Александрович развернулся к Славе. – Да все она понимает, – раздраженно сказал он, – ты зачем ее на сделку притащил?

– Да не с кем оставить было. Я ее потом задушу и в лесу закопаю, – серьезным голосом сказал Слава. – Мы только в цирк сходим.

Света совсем притихла, даже дышать перестала.

– Ну и шуточки у тебя. – Михаил Александрович вышел из машины и громко хлопнул дверью.

Слава завел авто и выкатился на дорогу.

– Пап, а мы в цирк не опоздаем?

– Нет.

– Пап, а ты меня реально задушить решил?

– Нет.

– А-а-а, ну хорошо. Я ведь никому ничего не скажу.

– Свет, ну я же просил тебя помолчать пять минут, ты чего заговорила-то?

– Так пять минут-то прошло, пап.

– С чего ты решила? У тебя ж часов нет.

– А я считала до трехсот: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 20, – застрочила Света.

Слава моргнул, и ему очень остро захотелось на корпоратив. Он позвонил Максу, узнать, как там и что, но тот не ответил.

* * *

Максим, как ниндзя, двумя вениками метелил Александра Степановича. Жара была невыносимая, все заволокло паром, в печи полыхало пламя, трещали дрова, и дым валил из трубы так, словно туда бросили дымовую шашку. Иногда из нее вылетали искры и уносились в звездное небо. Снаружи гремела музыка и визжали девушки.

Александр Степанович кряхтел и стонал, будто раненный на фронте солдат, а Макс бил, бил и бил не останавливаясь.

– А-а-а-а-а-а! – вдруг утробно зарычал Александр Степанович, сорвался с лавки, вышиб ногой дверь и вывалился на улицу.

Тут же залаял огромный цепной волкодав в клетке. Александр Степанович, матерясь и спотыкаясь, проковылял по шаткому мостику, рухнул в реку и пропал.

Макс вышел следом, неся роскошный махровый халат. Со дна всплыли какие-то ветки, листья, мусор, потом показалась круглая голова Александра Степановича с безумными, как у месячного щенка, глазами. Шеф фыркал и матерился.

Пораженный волкодав изумленно замолчал: такого он еще не видел.

– Шарик! – позвал его Макс.

Но Шарик не реагировал. Он уставился немигающим взглядом на барахтающегося Александра Степановича.

– Бобик, Бобик! – снова позвал Макс и присвистнул.

Но на «Бобика» Шарик тоже не отозвался.

Вообще, Шарик, скорее всего, и сам не знал, как его зовут. Макс называл его то Шариком, то Бобиком, то Джульбарсом, Наташа звала Мишей, так как Шарик был больше похож на медведя, чем на собаку, а обслуживающий базу таджик звал Мухтаром.

Тем временем Александр Степанович, вдоволь наплескавшись, пытался вылезти, вцепился в поручни и выл. Макс пошел помогать. Он искренне любил Александра Степановича, как любят хорошие дети непутевого отца.

– Ну что ж вы, Александр Степанович, шли бы домой, спать ложились, – Макс накинул халат на плечи и укоризненно покачал головой.

В роскошном халате Александр Степанович был похож на средневекового бая. Он стоял, шатаясь, посреди моста и никуда не двигался. Мост угрожающе скрипел.

Неожиданно из-за бани выскочил Олег:

– Вот вы где! Пошли париться, сейчас Вика подойдет!

Олег ломанулся в баню, Макс бросился следом: тяжело быть трезвым на хозяйстве, когда все вокруг пьяные.

Олег разделся быстро, по-флотски, и рванул в парную.

Макс хотел было пойти за ним, но решил вернуться за шефом.

Константин Петрович вышел из душного зала на улицу и всей грудью вдохнул свежий воздух. База светилась, как новогодняя елка. Всюду горели огни. Включилась спринклерная автоматическая система, поливая ухоженные газоны. Где-то смеялись девушки, мужчины переговаривались у горящего огня. В воздухе звенели комары. Кто-то плюхнулся в реку у бани. Всюду была жизнь.

И вдруг сердце остановилось. Ухнуло и встало. Константин Петрович пошатнулся и схватился за поручень, чтобы не упасть, в следующее мгновенье присел, слабея. Сердце снова пошло, но с ужасными перебоями, словно вздрагивая. Замолкли все голоса в голове, и в душу липкой холодной патокой вполз страх. Константин Петрович вдруг четко понял, что оказался в последнем дне своей долгой, извилистой и такой неоднозначной жизни, что за этим днем больше ничего не будет: не будет завтра, не будет утра и терпкого кофе с круассанами, не будет ни-че-го. И внезапно совесть, дремавшая в нем за ложью и разумом, вспыхнула, как умирающая звезда. Ему стало больно и стыдно перед самим собой, перед людьми, которых он когда-то предавал и обманывал, перед любимой женщиной, перед миром. Константин Петрович застонал и прикусил губу.

– Вам плохо, Константин Петрович? – рядом склонилась Наташа и со страхом заглянула в глаза. – Может, скорую?

Константин Петрович закивал и судорожно сглотнул.

– Давайте в домик пока, на диван, – Наташа одной рукой пыталась помочь подняться, а другой набирала номер. – Сейчас аптечку принесу, все хорошо будет.

Константин Петрович молчал.

– Собака у-у-у-у-у какая, – оставшийся без присмотра Александр Степанович залез в клетку к Шарику и схватил его за морду.

Максим забыл, как дышать.

По размерам они были примерно одинаковые: огромная копна шерсти – Шарик-Бобик-Джульбарс и сидящий перед ним на корточках квадратный Александр Степанович в махровом халате.

– Ты моя собака, в-все мое, база тоже моя, – бубнил Александр Степанович, – в-все мое…

Шарик ошалел от такой наглости и даже не рычал.

– Вот ты говоришь – не пей, – продолжил свой монолог Александр Степанович, он вдруг обрел дар речи, заговорил: может, протрезвел после реки и бани.

– Александр Степанович, вы зачем в клетку залезли? Вылезайте! – Макс вышел из ступора. Он и сам побаивался Шарика, кормил его с лопаты, запихивая куски мяса прямо в пасть.

– Максик, ты как здесь? – Александр Степанович стал разворачиваться.

Вдруг дверь распахнулась и из бани пулей вылетел дымящийся Олег, рухнул в реку и пропал, осталось только облако пара. Макс даже моргнул пару раз: не показалось ли?

– Я, наверное, лягу, – Александр Степанович наконец выбрался из клетки и поковылял к бане.

– Да, правильно. – Макс выдохнул и бросился к реке.

Олега нигде не было. Максим озирался по сторонам, не понимая, куда пропал друг. В какой-то миг взглянул на горизонт и обомлел: далеко от берега в лунной дорожке плыл Олег. Он плыл кролем, ныряя и выныривая, как мячик.

Куда он поплыл пьяный по судоходной реке?! Макс заметался по берегу. Попытался окликнуть пару раз, но понял, что это бесполезно, разделся и прыгнул в воду.

Макс греб на пределе сил. Плавал он отлично, как пешком ходил, совсем не уставал. Но сейчас задача стояла догнать пьяного Олега и вернуть его в стойло. Олег был совсем близко, его голова то ныряла, то выныривала метрах в пяти-семи от Максима.

С севера подул холодный ветер, небо заволокло тучами, погода быстро портилась, как это часто бывает в средней полосе России. С утра солнце, в обед дожди, к вечеру опять солнце. За Волгой на той стороне сверкали молнии и гремел гром. Все ближе и ближе.

– Олег! – Макс крикнул, почти догнав друга. – Поплыли обратно! Вика в баню пришла.

– Да чего ты мне чешешь! – Олег заржал и развернулся на спину. – Не придет она, я прикалывался.

– Ты куда поплыл-то на ночь глядя? – Волны были достаточно большие, приходилось бороться со стихией.

– Да я до буйков и обратно, – Олег кивнул на мигающую точку вдалеке.

– Это ж ось судового хода, а не буйки, – Макс истерично засмеялся.

– Какая разница?

– Большая. Вон, смотри, баржа идет, – Макс показал головой в сторону. Давай обратно!

– Да ладно, давай до буйков. – Олегу было море по колено. И вдруг его накрыло волной. – Тьфу ты, блин, давай реально обратно, а то утону – ты отвечать будешь… перед Викой. – Он нервно хохотнул, и его снова накрыло. Волны были как на море. – Опять хлебнул, тьфу, блин, поплыли быстрей обратно.

И они развернулись. Макс плыл молча, боясь растратить раньше времени драгоценные силы. Олег же плыл по-собачьи, как-то неуклюже, на боку и все время оглядывался назад, на спасительный буек, до которого было гораздо ближе, чем до берега. Максим плыл рядом и чувствовал, что друг движется очень тяжело. Но они упрямо плыли вперед. Плыли, плыли и плыли. Казалось, целую вечность.

Пошел дождь. Стало совсем хреново.

Наконец парни выбрались на берег под проливным дождем, спотыкаясь добрели до бани и зашли в парную. Олег тут же растянулся на полатях.

– Кайф. А Вика где? Обманул!

– Ладно Вика, а Александр Степанович где? Он же тут должен был лежать.

Но Олегу было пофигу на Александра Степановича.

– Кайф вообще! Вот бы Вику сюда с Лерой, а Славу в клетке запереть вместе с Шариком, – он потянулся всем телом. Раздался хруст, как будто кто ломал сухие ветки.

– Слушай, а ты не развалишься случайно? Давай аккуратнее. …Слышишь?

– Чего? – Олег прислушался. Крупные капли дождя барабанили по жестяной крыше, было тепло и спокойно.

– Музыки не слышно, а вечеринка в самом разгаре должна быть. Пойду я проверю, странно все это.

– Давай-давай, шуруй. Вику увидишь – скажи, чтоб в баню шла. – Олег засмеялся и плеснул ковшик воды на камни.

Макс оделся и вышел.

База словно вымерла. Правда, шел дождь. Может, поэтому? Но почему музыки нет?

Он медленно подходил к ресторану, когда увидел толпу. Сотрудники стояли сбившись в кучу под дождем, как нахохлившиеся воробьи на морозе, и тихо переговаривались.

Откуда-то справа вышла Наташа с сумкой, бледная как мел. Макс ее окликнул:

– Наташ, что случилось-то? Вы чего тут все?

Жена дернулась и вдруг заплакала:

– Константин Петрович умер. Я захожу, а он холодный, я скорую вызвала, а она, она так и не приехала, больше часа прошло.

– Умер? Как же так? А скорая почему не приехала? – Максиму иногда казалось, что они вообще приезжают зафиксировать какой-то конечный результат: либо смерть, либо полное выздоровление. По крайней мере в их городе так и было. Макс все никак не мог осознать случившегося.

Чуть в стороне от толпы стоял Александр Степанович. Он был какой-то потерянный в своем халате под проливным дождем, по щекам катились слезы, хотя вряд ли это были слезы – скорее, обычные капли дождя. Александр Степанович не способен был плакать.

Максим подошел и молча встал рядом. Надо было, наверное, что-то сказать, но что? Что тут скажешь? Довольно долго они просто стояли молча. Люди рядом переговаривались.

Со стороны бани показался Олег с Викой. Вика плакала. Олег обнял ее и прижал к себе.

– Вик, ну перестань, давай я тебя домой отвезу, – Олег, пораженный внезапной смертью Константина Петровича, практически протрезвел и надел маску благодетеля.

– Хорошо, – Вика всхлипнула.

– Такси только вызову, а то я немного выпил, – его рука скользнула по спине Вики и ниже. Внутри вспыхнуло желание. Слишком много в нем было жизни, чтобы думать о смерти даже в такой момент.

– Олег, ты чего? – Вика слегка отстранилась.

– Да я так. Инстинкты, – он провел рукой по лицу, пытаясь удержать маску, и посмотрел в сторону ворот.